Результаты поиска по запросу «

в м шукшин рассказ срезал

»

Запрос:
Создатель поста:
Теги (через запятую):



политота Соловьев срезал Шукшин твиттер песочница Папа Римский 

Грани.Ру У Соловьева перешли на социальные проблемы. Кто-то говорит о падении уровня жизни. Соловьев (удивленно): "А что, вам кто-то рост обещал?" - "Путин обещал - в послании Федеральному собранию". "А Путин вам что - папа римский?" - находчиво парирует Соловьев. #ТВперЛЫ ®497
Развернуть

Отличный комментарий!

Новый мем : "А что, вам кто то Х обещал?"
Фарго Фарго25.11.201612:07ссылка
+10.6
Как раз таки Х все получили в достатке и за обе щеки.
RaptorAnton RaptorAnton25.11.201612:41ссылка
+36.0

#относительно красивые картинки Чёрнокрасный ад цифра козлорогие зверолюды рассказы #Лит-клуб хтонь триллер сделала сама ...story 

Невиновный, гл2, Сорванная боль

относительно красивые картинки,Относительно красивые картинки,разное,Чёрнокрасный ад,цифра,козлорогие,зверолюды,рассказы,Истории,Лит-клуб,литклуб, литературный клуб, литературныйклуб,,хтонь,триллер,сделала сама

Отовсюду доносились сдавленные стоны. Паралич давно прошел, но боль всё усиливалась. Она не походила на то, как должны ныть синяки и ссадины, самое страшное, чем могла им грозить их транспортировка в пыточную. Но даже Насвер, боец, перенесший не одно ранение, прошедший бои с жрецами Гельмента, едва мог сдерживать крик боли. Она до судорог крутила мышцы, волнами накатывалась на них, едва не доводя до шока, лишая сил и воли к сопротивлению пуще железных оков. Казалось, мучения причиняло все — прикосновения «доспехов», одежда на коже и даже воздух, который они вдыхали. Но ничто не бесконечно, и эта боль в том числе. Пока сознание несчастных пылало, а реальность находилась за гранью восприятия, стальные прислужники Рентагов устраивали их тела в «комфортабельных» устройствах. И приходили в себя гости уже накрепко привязанными и зафиксированными, вполне осознавая, что страдания вернутся сторицей. Вялое шевеление довольно скоро сменилось сначала тихими, а потом всё более громкими возмущениями и руганью. Благо, им никто не запрещал кричать. Пока что.

— Твари! Уроды рогатые!

— За что? Что мы вам сделали?!

— Гельментовы отродья! А я говорил…

— Выпустите меня!

— Сколько вам заплатили? Я заплачу столько же, нет, вдвое больше, только отпустите меня!

Не все решили открыто показывать свои эмоции. Двое хранили относительное спокойствие. Насвер и, что неожиданно, Изана, шепчущая проклятья под нос, но чей взгляд выдавал холодный интерес к сцене. Как будто не она была подвешена за руки и ноги над полной свежими углями жаровней. Отставной адмирал тем временем, все сильнее ощущал тяжесть в груди, перераставшую в нечто, чего он давно боялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, грозя сорваться.

Но прислушиваться к своим ощущениям долго у него не вышло — в помещение зашли хозяева этой ночи. В клубах сладковатого дыма, в развивающихся плащах, рогатые фигуры вызывали иррациональный страх, заставляя и так нервничающих «гостей» еще сильнее забиться в оковах. Зеленым светились глаза и зеленым огнем горели курильницы в их руках, источающие дурман. Нереальность происходящего усугубилась.

— Вы сейчас спрашиваете себя, за что вы попали сюда, и что вас ждёт?

— М-мы вам расскажем-м. Вы здесь тут из-за зла вашего прошлого и настоящего. За то зло, которое вы не несете груз последствий.

Никто ничего не понял. Речь козлолюдов, и так непонятная из-за всё усиливающегося акцента, стала и вовсе непонятна, то ли из-за наркотика, уже начавшего действовать на ослабленный ядом и усталостью разум, то ли из-за туманности речи. Какое зло, о чем они говорили, догадывался только Насвер и, пожалуй, Сингал, мгновенно переставший орать и костерить недостойными словами зверолюдов, этих конкретных и весь их род в общем. Дым заполнял помещение, заставляя сознание пленников путаться под лавиной всевозможных эмоций и образов. И навряд ли кто-либо осмелился назвать эти образы иначе чем кошмарами, выворачивающие душу и желудок наизнанку. Кому-то слева от Насвера вне поля его зрения не повезло прочувствовать последнее буквально. Кажется, это была та молодая писательница.

— Совершившие многое зло, но считающие его благом, мы дадим вам шанс признать его, — сказали Рентаги в унисон. – А сделавшим неправильный шаг да помогут боги, ибо позавидуют они иным мертвецам.

"Как дешево и театрально", — подумал Насвер. Он бы посмеялся над полоумными зверолюдами, не будь он намертво прикован к пыточному агрегату. Не хотелось бы злить этих безумцев в таком положении. Он уже подозревал, что рассвет ему не увидеть, тяжесть в груди начала перерастать в боль. Тяжело задышав, он все-таки рискнул. Подняв обескровленное лицо, с запавшими глазами, он едва слышимо прошептал:

— Помогите… Мне плохо… Пожалуйста…

Он не надеялся, что ему помогут, или хотя бы вообще услышат. Сумасшедшие, похожие на обозленных культистов-зверолюды, твердящих про какое-то зло, что было сделано и за которое они не признали… Разве можно поверить, что они прислушаются к мольбе о помощи своего пленника? Судя по их положению — им явно не позволят выйти из этого особняка живьём.

Но Насвер опять ошибся. Осекшись, жена од Рентаг обратила на него свое внимание. И… тревога, даже, в какой-то манере, испуг промелькнул в ее взгляде. Отставив курильницу, она метнулась к адмиралу проверить его состояние. Тревога на ее морде усилилась. Что-то проблеяв на своем языке, она полезла в суму на боку. Достав оттуда какой-то раствор в запаянной ампуле и симбиотическую маску. Вот как. Его будут спасать, причем, прикладывая немалые средства и усилия. Симбионт мгновенно парализовал его, проникнув клювом в рот, заполнив горло и легкие щупами, но принес облегчение заходящемуся в болезненных спазмах сердцу. Он будет жить, такова воля хозяев этих стен. Может все не так и плохо будет для него, если конечно его спасали не для того лишь, чтобы его мучения продлились согласно планам козлорогих. Крепким аргументом в пользу этой версии было то, что симбионт, парализовав его, не лишил бывшего адмирала чувствительности к боли. И только боги знали, какие еще составы заготовили их мучители. Возможно, смерть от сердечного приступа была бы даже предпочтительней…

Как оказалось, подозрения не были беспочвенны, и симбионтов оказалось семь, по числу несчастных, попавших в лапы безумной пары. Живые «доспехи» надели их на каждого, порой стальными пальцами разжимая челюсти сопротивлявшихся из последних сил людей, только что не ломая кости и не выбивая зубы. Напряженное молчание, треск огня в курильнях, тихий перезвон цепей, качающихся на неведомо откуда взявшемся сквозняке и скрежет металлических оболочек прислужников Рентагов заполнили помещение.

— Итак. Приступимм к том-му, о чём-мы говорили, — Звемаг снял явно мешавшую ему маску и подошел к молодому человеку, едва ли знакомому адмиралу. — И начнем мы, пожалуй, с тебя. Кулхам-м-ме, не так ли? Подающий надежды мастер театральных трупп, на счету пять удачных постановок, ам-мбициозный и полный совершенно новых идей. Ты хотел продвигать свое виденье за звонкую монету, и толпы шли тебе навстречу, в кои-то веки. И ты этим пользовался, мерзко и низко, как только люди могут.

— Мало кто знал, по какому принципу ты отбирал актеров себе на сцену. Свободный конкурс? Испытание м-мастерства? Ну полно, вы сам-ми понимаете, как эти дела делаются. Да, мастер Кулхам? — Анмель впервые за всё время повысила тон, почти срываясь на блеющий крик. Было видно, что ее лично задел этот человек. И она же подошла к нему, сжимая короткое изогнутое лезвие в лапе. Кончик клинка подрагивал, подобно жалу злого насекомого, только не защищаться собиралась Анмель. Срезав остатки одежды, она методично принялась наносить множество едва ли кровоточащих порезов по всему телу. Странная пытка, учитывая даже не всегда понятную логику зверолюдов. Навряд ли эти порезы можно было назвать опасными или болезненным, как под сомнением была их магическая природа. Её замысел был намного коварней. Одна из склянок подле невезучего мастера-постановщика, прикованного к агрегату из странных стеклянных куполов и трубок, содержала некую густую смесь с острым сладковатым запахом. И этой смесью зверолюда густо намазывала его раны и лицо. Кулхам отчаянно захрипел не то от боли, не то подозревая, зачем его могли бы так «готовить». Но страшнее всего выглядели не действия козлорогой, но то, насколько фантасмагорично всё это выглядело…

— Итааак, м-м-муж мой, не был бы ты так добр продем-монстрировать нашему гостю, как работает Гудящий Кристалл. Прошу, — Анмель театрально поклонилась, явно перед остальными пленниками, как фокусник, приготовившийся выступать на сцене. Насвер только сейчас заметил тот факт, что все они якобы случайно были развернуты так, чтобы видеть несчастного вне зависимости от своего положения. Как и то, что под каждым из них была явно подвижная платформа.

Звемаг не стал медлить. Не менее нарочито медленным жестом, он, предвкушая будущее зрелище, опустил пару рубильников, замкнув неведомые цепи внутри агрегата. И довольно скоро агрегат отозвался на эти действия, запечатав внутри себя тело неудачливого молодого человека. Послышался странный гул, поднимающийся откуда-то снизу, быстро нарастающий и так же стремительно вселяющий ужас. Это был гул насекомых, которые подобно авангарду флота показались в стеклянных трубках ведущих к стеклянному пузырю. Последние сомнения о назначении сладкой мази исчезли. И вот уже первые анкраты попали на кожу театрала, вот они уже начали рвать кожу Кулхама, сжирая питательную массу вместе с кусками мышц. Парочка даже начала откладывать личинки в его раны. Казалось, человек уже обречен на медленную смерть. Но Звемаг решил иначе. Повторно дернув рубильники, он отрезал трубы, ведущие к стеклянному саркофагу, освобождая при этом голову бедолаги. Уже поджидавшая того Анмель, жестоко сорвала с его лица маску, едва не оставив Кулхама без зубов.

— Признаешься ли ты в своих мерзостях? В тех бесчисленных девушках, что лишились чести и достоинства по вине твоего сладострастия? Что угрожал их жизни и чести в отказе? Что возлагал свою смрадную лапу на наш род?

Ответом ей был лишь крик, сдобренный ругательствами, да перемежавший их скулеж. Подождав немного, козлорогая повторила свой вопрос, сдобрив его звонкой пощечиной.

— Ничего я не знаю про тех девок! О чем вы говорите, какие девицы! Отпустите меня! Ааааа, чтоб у вас рога отпали, никого я не совращал! Не было, не было! Больно, твари, как же больно! Не признаю я ничего, зверолюды поганые!

Иных слов, кроме бранных, никто от него более не слышал. Подождав еще тон, она вновь попросила Звемага включить ловушку. Но в этот раз никто не ограничивал пир насекомых. Целый рой, собравшийся в трубах, ворвался в стеклянный сосуд, тут же принимаясь бесконтрольно пожирать тело, откладывать яйца в многочисленные раны Кулхама, забираясь в его рот и нос. В тягостном молчании все наблюдали за смертью несчастного. И только глухо доносились из-за стекла стоны и вой обреченного. Вот уже анкраты пали, исполнив свое предназначение, а дрожащее тело развратника превратилось, пускай и ненадолго, в живой улей.

— Такова его судьба. А ведь, казалось бы, признайся он, что актрис он нанимал по горизонтальным навыкам, он бы мог спастись… ну или не совращать их молодые души и тела. Ха! А ведь все должно было быть так просто, так сладко - молодой дурак, еще худой как смерть Гельмента,- Анмель на миг задумалась о чём-то крайне близком и болезненном лично для нее. Но довольно скоро она встрепенулась, отгоняя тяжелые мысли и неприятные воспоминания, завладевшие ею, и пристально посмотрела на «гостей». Она явно выбирала вторую жертву. Выбрав, она указала на импозантного мужчину с седыми висками, и доспешные слуги привели в действие механизмы платформ, разворачивая пленников лицом к известному в некоторых кругах человеку, давнего знакомого Насвера…

Развернуть

САМОСБОР рассказ story много букв Не мое #САМОСБОР продолжение в комментах длинопост стена текста Тимур Суворкин ...Родион Пузо 

                                               Капитан Влад и город Древних

Ты — легендарный капитан Влад, бороздящий бескрайнюю вертикаль Гигахруща на грозном тридцатипушечном лифте класса «Ярость Ильича». Слава о тебе гремит от жарких чугунолитейных этажей, до покрытых торосами слизи блоков холодного синтеза. Ты прошел через десятки абордажных боев, сотни зон вечного самосбора и две партийные комиссии «О служебном соответствии». Однако даже тебе не всегда благоволит госпожа удача…

Грифель химического карандаша ломается прямо на слове удача, и ты нехотя возвращаешься в реальность. Ты сидишь в заплеванной столовой ремонтного блока СБП-1004-211/20 за колченогим столом, укрытым серой, словно жизнь бетоноеда не познавшего вкуса бетона марки М-350, скатертью. На столе мерзко пахнущий брикет разваренного беляка, граненый стакан и початая бутыль этанола.

Заточив карандаш о зубец своих абордажных грабель, ты вновь принимаешься за попытки написания своей легендарной автобиографии. Заняться все равно больше нечем — твой транспорт, развороченный в непредвиденной встрече с эскадрой лифтфлота, стоит в ремонте уже несколько семисменков. Единственное, что тебя радует, так это то, что горящий, разбитый бетонобойными снарядами двенадцатипалубный лифт, сумел дотянуть до блоков подчиненных Торговому комитету, где, как известно, воздух полон свободы, в продаже есть пятьдесят сортов белого концентрата, а призывно стоящие на углах коридоров девицы не отягощены моральной ответственностью за дело построения социализма в отдельно взятом блоке.

Ты снова берешься за карандаш и уже почти дописываешь лист, когда появившаяся в дверях столовой фигура заставляет тебя отложить бумагу.

Коротко стриженная блондинка, затянутая в увешанный пенобетонными гранатами черный костюм РХБЗ, неторопливо подходит к твоему столику и, не спрашивая разрешения, садится напротив тебя.

Кивнув, она по-девичьи изящно опрокидывает в себя стакан этанола, и поддев вилкой тонкий, почти прозрачный ломтик концентрата аккуратно закусывает огненную жидкость. После этого она резко отставляет алкоголь в сторону, показывая, что со светскими приличиями можно закончить. Она все еще не произносит ни слова, лишь внимательно осматривает тебе холодными, ни капли не опьяневшими глазами.

Ты физически чувствуешь как ее взгляд скользит по шрамам от удара абордажных граблей на твоем лице, по некогда щегольским, а сейчас поизносившимся и заляпанным солидолом манжетам пошитым из лучших кружевных салфеток, по опаленному огнем черному бушлату с дорогими, но порядком утратившими блеск пуговицами из латуни 985 пробы.

— Выглядите хуже, чем я ожидала, капитан, — пренебрежительно заключает девица.

— А вы выглядите гораздо лучше, чем ожидал я, — со смешком бросил ты, кивая на ее офицерские погоны.

Блондинка вскакивает. С грохотом падает стул. Ее лицо зло передергивается.

Ты лишь пожимаешь плечами. Не твоя вина, что ликвидаторский корпус блоков Торгового комитета уже почти полностью разгромлен давящими контрреволюцию частями, что безостановочно прибывают с верных Партии этажей.

Нервно вытащив портсигар, отделанный ценными породами бетона, девушка закурила, и лишь тогда чуть успокоившись вновь села за стол, швыряя в пепельницу искусанный зубами фильтр сигареты «Десертная».

Представилась она Яной Алмазовой, капитаном третьего, особого отдела ликвидаторского корпуса. Приказом Торгового комитета она приставлена к одному Крайне Важному Для Дела Родины профессору. И этот Крайне Важный Для Дела Родины профессор изъявил желание нанять твой лифт для исследовательской экспедиции, ввиду имеющегося у тебя опыта преодоления зон вечных самосборов, а также проникновений в отдаленные, одичавшие блоки.

Ты смеешься Алмазовой в лицо и, вновь беря в руки карандаш, просишь не отвлекать глупостями. Когда лифт снова будет на ходу, спасающие свое имущество от наступающих партийных частей блочные барыги все равно предложат тебя гораздо больше, чем какой-то там профессор, при гораздо более безопасном маршруте следования.

Собеседница презрительно морщится, но берет себя в руки.

— Возможно, вас переубедит наш задаток? — она достает что-то из кармана.

Ты продолжаешь ухмыляться, что-что, но пачкой талонов капитана Влада не купишь.

Ее тонкие пальцы разжимаются. Темный зал заплеванной столовой на миг освещается блеском золота. В твои руки со звоном падают тяжелые, полновесные значки ГТО. Ты сгребаешь их мгновенно, тут же пробуя один из них на зуб. Без сомнения — подлинные значки дохрущевской работы. Сейчас сумма в твоих руках больше, чем можно добыть пиратством за целый гигацикл.

Быстро убрав свалившееся богатство под украшенный веревками аксельбантов бушлат, ты велишь завтра же доставить к тебе профессора.

2

На следующий смену, весь твой двенадцатиэтажный лифт охвачен кипучей работой. Согнанные со всего блока ремонтники меняют топки двигателя и устанавливают новые гермы взамен смятых попаданиями снарядов. Твои начищенные сапоги отражают искры сварки — рабочие заделывают пробоины и дыры от картечи. Новенькие кружевные манжеты белеют в свете фонарей меняющих проводку электриков. Ты снова весел и доволен жизнью.

Сзади слышится пыхтение. Отдуваясь и держа в руках толстые бухгалтерские книги, к тебе бежит Яков Соломонович Смерть — начфин лифта.

— Владимир Родионович, план доходов-расходов на экспедицию подпишите! — он протягивает тебе дорогой, обшитый красным дерматином журнал.

Ты внимательно читаешь записи «Кре́дит: значки ГТО на ремонт лифта — 4 штуки, брикеты нитрометаноловые, чтобы отойти подальше от обитаемых блоков — 1200 штук, нож столовый, чтобы перерезать горло профессору и Алмазовой – 1 штука, оплата работы матросам скидывающим тела в шахту лифта – 2 талона на белый концентрат. Дебет: 26 значков ГТО».

Ты укоризненно смотришь на Якова Соломоновича, напоминая про пиратский кодекс, а именно пункт 12, части 3 Пиркода «О правах нанимателя», а потому просто предлагаешь высадить дурачка-профессора вместе с Алмазовой на необитаемом этаже, когда лифт отойдет достаточно далеко от торговых блоков. Заодно можно убрать расходы на 2 талона белого концентрата.

Раздавшийся снаружи набат стальных сапог заставляет тебя оборвать фразу. Ты и Смерть спешно выскакиваете в коридор блока. Воздух дрожит. Все вокруг наполнено гулом сервомоторов. К вашему лифту подходит возглавляемый Алмазовой отряд элитных ликвидаторов в боевых экзоскелетах Черешня-У и Чиполлино-12. Икнув, Яков Соломонович мгновенно исчезает по неотложно бухгалтерским делам, оставляя тебя наедине с гостями.

Разом наступает тишина. Она нарастает, накаляется и вот в ней раздаются чьи-то шаги. Блестящая масса заполнившей коридор черной брони расступается. Свет над головой будто становится глуше. Болезненно моргают лампочки. А затем, все возвращается на свои места и из-за спин ликвидаторов тяжело хромая на левую ногу выходит человек в строгом костюме.

Ты тихонько материшься, узнавая профессора Фосфора Аврельевича Князева, одного из первых людей в совете Торгового комитета, а также бессменного председателя комиссии по правам детей и комиссии по внедрению экспериментальных образцов вооружения.

Князев улыбается и жмет твою руку своим нейропротезом. Его лицо — неподвижная маска затянутая гладкой молодой кожей. Его тело — сплошная мешанина имплантов, которые не может скрыть ни отглаженная рубашка, ни дорогие брюки и пиджак. Только глаза все еще остались его собственными. Это выцветшие почти добела глаза глубочайшего, видевшего сотни гигациклов старика.

— Капитан, я пришел проверить, как идет ремонт, — искусственные легкие Фосфора Аврельевича с шипением исторгли тихие слова. — Надеюсь, вы не заставите меня ждать? Мне постоянно докладывают о ваших успешных экспедициях, а потому в ваших интересах, капитан, будет не испортить сложившиеся у меня о вас хорошее впечатление.

Его безумно дорогие, стоящие не меньше твоего линейного лифта нейропротезы щелкнули, точно жвала лифтовой арахны, но через секунду на лице Князева прорезалась улыбка.

— Впрочем, не буду вас более отвлекать. У меня еще заседание в Комитете. И да не беспокойтесь о наборе новых матросов, я уже выделил семьдесят отборных ликвидаторов для нашей экспедиции. Поэтому запасайте еду. Не меньше чем на двести смен.

Глаза профессора сузились, и он посмотрел на закованных в экзоскелеты ликвидаторов.

— Оставайтесь здесь. Надо помочь капитану с охраной его лифта.

3

Через семисменок в лифт заканчивают загружать все необходимое. Бочки просоленного концентрата и бухты пахнущего солидолом лифтового троса, канистры с разбавленной этанолом водой и десятки ящиков с шариками от подшипников, для картечных зарядов пушек, порох и подшивки стенгазет, вся эта масса заполняет собой палубы лифта.

Наконец с грохотом и шипением гермодвери закрываются. Скрипя тросом, покачивающийся лифт начинает уходить вверх.

Вы вместе с Яной Алмазовой и Фосфором Аврельевичем Князевым сидите за столом капитанской каюты.

— Итак, теперь, когда вокруг нет лишних ушей, время поговорить о цели нашей экспедиции, — Фосфор Аврельевич барабанит по столу титановыми пальцами, а затем внимательно смотрит на тебя.

— Скажите капитан, может мой вопрос и покажется странным… Но… Вы верите в людей?

Ты кривишься, машинально трогая шрам от абордажных граблей на своем лице.

— Нет, я никому не верю. Люди слишком часто предают.

Механические легкие Князева с шипением выпускают воздух. Похоже, профессор смеется и смеется он от души.

— Нет-нет капитан, я имею в виду, вы верите в то, что люди когда-то существовали?

Ты напрягаешься, не понимая, что за шутку затеял профессор.

— Капитан, Гигахрущу сотни, а может быть и миллионы гигациклов. Неужели вы думаете, что мы все те же люди, что когда-то впервые шагнули на его бетон? Поверьте моим словам, словам человека, что в свое время посвятил изучению появления Хруща столько лет, сколько иные и не живут, поверьте, что вы даже не можете представить себе, что такое коммунист Советского Технократического Союза. Их тела не имели ничего общего с нашими. Кожа, плоть, все служило лишь оболочкой для имплантов такого уровня, что вы сейчас не можете и вообразить. Представьте алую кровь, наполненную светом мириад роев нанороботов, биосеребрянную архитектуру мозга, хирургически возведенную в абсолют. Возможности людей были в ту пору непостижимы. Знаете, учитывая уровень наших технологий сейчас, мы бы скорее посчитали их богами. Хотя я думаю, вернее, подойдет слово демоны.

— Биобетон... – вспоминаешь ты лифтфлотские байки.

— Биобетон это детский лепет, капитан. Их власть над материей была неизмерима. Впрочем, не только над ней. Уцелевшие ЭВМ говорят, что нейроимпланты позволяли им контролировать даже самосбор. В ту далекую пору он подчинялся Древним будучи их обычным инструментом для обжития пространства. Да что подчинялся, они порождали самосборы одной лишь силой своей мысли. Знаете, как это тогда называлось?

— Магия?

— Наука, — с горечью сказал Князев, а затем, будто решившись, он вытащил туго свернутый рулончик и вскоре вы уже развертывали на полу длиннющую карту лифтовой шахты.

— Вот здесь как вы знаете, — карандаш профессора отчеркнул одну из отметок, находится последней из обжитых блоков этого сектора Хруща. — Вот здесь заброшенные этажи. А над ними, зоны вечных самосборов.

Он развернул рулон карты еще, потом еще и еще.

— Ну и наконец, здесь, начинаются первородные блоки. И вот здесь, — он жирно провел черту. — Должно находиться то, что древние записи ЭВМ называют очень многими словами. Город, которого нет. Шпили творения. Куб-01. Врата народов. Первородная крепость. Но как бы его не называли, похоже, это именно то место, откуда в Гигахрущ пришли Древние.

Ты сглатываешь слюну.

— И Древние… Они все еще там?

Профессор качает головой.

— Все знают, что Древних уже не осталось.

— Тогда в чем цель нашей экспедиции?

— Знания. Знания о прошлом, — Князев задумчиво смотрит в потолок. — Поймите, капитан, ведь это один из старейших объектов Гигахруща.

— Знания о прошлом? Да скорее святой и нетленный старец Ильич и В.Ы. Желенин окажутся одним человеком, чем я поверю, что вам и всему остальному Торговому комитету на них не плевать, — ты презрительно ухмыляешься, с прищуром смотря на председателя комиссии по экспериментальным образцам вооружения. — Хотите найти оружие Древних, верно профессор?

Князев молчит, но вместо него тебе холодно отвечает Алмазова.

— Мы проигрываем войну. И на карте само существование наших блоков. А потому не вам нас судить, капитан.

4

Смену за смену лифт поднимается вверх. Проносятся мимо жилые этажи и заводские блоки, лаборатории и партийные ярусы. Кажется, так будет вечно, но проходит время и появляются первые брошенные этажи, забетонированные или укрытые густой черной слизью, проносятся мимо лифта озаренные синим светом блоки культистов, но вот даже алтари Чернобожников сперва сменяются странными ни на что не похожими костяными капищами давно потерявших имена богов, а затем и вовсе исчезают. На этажах, мимо которых едет ваш лифт, теперь только серый, не тронутый следом человека бетон.

— Кажется, на это можно смотреть вечно? – с этими словами ты однажды подходишь к Алмазовой, когда та зачарованно стоит у раскрытого смотрового люка. За ним один за другим проплывают пустые, лишенные всякого намека на жизнь этажи. — Как говорил один философ: «Две вещи меня восхищают: бесконечность Гигахруща над головой и полное отсутствие морального закона внутри нас».

— И именно поэтому мне нравятся эти этажи. Гигахрущ без людей так спокоен… — она вдруг впервые за все время, что ты ее видел, позволила себе тонкую, неумелую улыбку. Внезапно у вас завязывается разговор. Потом вы часто встречались на этой палубе. Она рассказывала тебе о своей службе в ликвидаторском корпусе, ты о своих экспедициях в блоки Чистых и битве с чудовищным раскорякеном, чьи щупалы срывали с тросов торговые лифты. Она говорила о зачистках зараженных блоков, фанатично рассказывала о борьбе с партийными ликвидаторами, оттесняющими с этажей силы Торгового комитета, и ты слышал в ее словах и боль о погибших товарищах и жесткую веру в свободу, что несет блокам комитет. После этого она почти всегда тяжело замолкала, но ты отвлекал ее то легендами о шахте погибших лифтов, то рассказами про обычаи одичавших людей из далеких, не занесенных на карты блоков, что не носят иной одежды кроме обвитых вокруг бедер проводов. А еще вы говорили о Древних.

— Профессор боится их, — однажды тихо сказала Яна. — Смертельно боится.

— Но их же не осталось в Хруще?

— Тогда зачем он всегда носит с собой нож?

Ты наклоняешь голову не понимания.

— Он что собирается обороняться от существ, которых описывал как богоподобных ножом?

— Не простым ножом. У него есть кухонный нож, сделанный еще в дохрущевскую эпоху. Когда была Земля и был коммунизм. Он говорит, что древние не живут в привычных нам вселенских законах. И чтобы хоть что-то им противопоставить, оружие… — Яна замялась. — Оружие должно иметь… Профессор называет это идейным зарядом творения. А в наших блоках, ты знаешь сам, экономика уже давно рыночная и вполне возможно, что сделанное там оружие будет против Древних бесполезно.

Ваша странная беседа закончилась на этих словах. Вы расстались, пообещав вновь сойтись на этой палубе завтра, но эта встреча была последней. Лифт вошел в зону вечных самосборов и у тебя ни осталось времени ни на Яну, ни сон, ни на еду.

Ты то стоял на мостике гаркая команде приказы, то грохоча сапогами носился с этажа на этаж когда ситуация там совершенно выходила из-под контроля. Лифт трясся, грохотал, а стон выгибающегося металла стен сливался с воем тысяч мертвых голосов слышащихся из лифтовой шахты. Всюду пахло сырым мясом, и матросы метались с горелками, снова и снова заваривая дающие течь гермы и лючки. Трижды лифт чуть не заполнялся фиолетовым туманом и трижды ты отстаивал свой транспорт у самосбора. На ходу жуя концентрат, скользя на слизи которая еще несколько часов назад была боцманом, ты смену за сменой вел лифт вверх, не давая ему навсегда пропасть в бушующем вокруг самосборе. Наконец, вой за бронированными стенами стих, и вместо сирен лифт снова наполнил шум механизмов и скрип тросов. Где то внизу кричали — команда с дикими вопля вскрывала канистры с этанолом, ну а ты просто тяжело упал на койку в каюте и несколько смен придавался лишь сну, потреблению самогона из сахарного борщевика, да перечитыванию твоего любимого четырнадцатого тома приключений В.Ы. Желенина, посвященного его борьбе с чудовищным Вневременным правительством.

Ты уже как раз дошел до знаменитой пикантной сцены, где крепкие руки Желенина срывают атласное платье с Александры Керенской, когда дозорные закричали о появлении по курсу нужного этажа. Отбросив книгу, ты, застегивая на ходу бушлат, вбегаешь на мостик и, приникнув к смотровому лючку, быстро с сверяешь карту с записями скорости и времени движения лифта.

— Отдать лифтовой стопор, — наконец орешь ты, закончив вычисления. — Всем готовится сойти на бетон, двести килограмм арматуры ОР-15 вам в клюз!

Развернуть

Отличный комментарий!

5
Перед открытыми дверями лифта расстилается заполнившее брошенный блок море. Оно зеленеет острыми листьями, волнуется в потоке воздуха из вентиляционных шахт, пенится белыми соцветьями. От пола до потолка разрушенные коридоры заполняет борщевик и ему не видно ни конца, ни края. Приказав матросам ждать вас столько, сколько позволят запасы провизии, ты в последний раз проверяешь свой противогаз, а затем командуешь отряду ликвидаторов покинуть лифт. Через несколько минут гермодверцы с грохотом закрываются за вашими спинами и море борщевика поглощает отряд, смыкаясь над вашими головами.

Ваш отряд идет через горячую, душную тьму. За время лифтового восхождения ты успел познакомиться со всеми ликвидаторами, и уверен в каждом из них, однако больше всего ты выделяешь в отряде пятерых. Идущий позади мужчина с твердым, точно кусок бетона марки М-350, подбородком это сержант-медик по кличке Антон Павлович. Кличку свою он получил за то, что нигде, даже в лифтовом гальюне не расстается со своим угрожающего калибра ружьем. Возглавляющий отряд чудовищно огромный детина, рубящий борщевик метровым штык-ножом — старшина Иван Губило. Молодой парень вечно что-то чиркающий в блокнотик на каждом привале — это рядовой Балагур, в прошлом журналист военной стенгазеты «Серпы и молоты», а постоянно трущийся рядом с ним ликвидатор, на Ералашникове которого выцарапано женское имя это рядовой Туча.

Ну и пятая, это конечно Алмазова. Ты вместе с ней и Фосфором Аврельевичем находишься в центре колонны, руководя движением. Идти тяжело. Запах цветущего борщевика пробирается даже под противогаз, тело мокро от пота, весь ОЗК покрыт ядовитым соком, но ты подавая пример остальным бодро шагаешь вперед. Вы минуете заброшенные цеха и столовые, медблоки и лаборатории. Все в первородных блоках мертво и придавлено тяжелейшим грузом времени. Страницы журналов рассыпаются в прах, станки давно сплавились в неясные ржавые кучи. Даже сам бетон здесь хрупок точно мел. Но, несмотря на это, с каждым новым шагом в тебе крепнет ощущение чужого присутствия. Будто кто-то наблюдает за вами из тьмы. Возможно ты уже изрядно надышался пыльцой борщевика — тебе чудятся шныряющие в зарослях странные, отдаленно похожие на человечьи силуэты, но проходит миг и они растворяются среди листвы не оставив и следа. Вскоре ты понимаешь, что их видят и другие. Нервы ликвидаторов на пределе. Несколько раз они открывают огонь на шорохи, но все, что вы находите лишь срезанные пулями борщевики, да несколько белых, чуть светящихся капель упавших на бетон. Ты чувствуешь страх ликвидаторов, они шепчутся о Древних, но Фосфор Аврельевич лишь качает головой, говоря, что встретить здесь вы можете разве что их выродившихся и давно одичавших потомков.

Проходит две смены, и вы выходите в цех, столь огромный, что стены его теряются в темноте. В центре помещения зияет огромная выжженная былым пожаром прогалина.

Здесь они вас и встречают. Они были терпеливы и напали, лишь выждав, когда вы выйдете в центр открытого места. Воздух зазвенел и сотни стрел из заточенных, обожженных в огне стеблей борщевика понеслось прямо к вам. Они бессильно бьют по броне экзоскелетов и черным шлемам ликвидаторов, но их так много, что уже в первую минуту один из бойцов кричит, хватаясь за вошедший в сочленение брони стебель. Миг и его крик захлебывается в выступившей на губах пене. Ты материшься, видя на упавшей рядом стреле мутный блеск вываренного борщевичного сока смешанного с ядовитой пыльцой.

Вы мгновенно огрызаетесь огнем, но показавшиеся из тьмы верткие полупрозрачные силуэты продолжают стрелять даже после того, как свинец вырывает из их тел целые куски. Еще один ликвидатор валится с пробитым горлом.

Фосфор Аврельевич кричит от ужаса, безумными глазами смотря на падающих вокруг него ликвидаторов. Он вдруг понимает, что оказался в ситуации когда ни огромное богатство, нажитое им благодаря должности в совете Комитета, ни все его нейропротезы дарующие почти бесконечную жизнь не могут защитить его от таящийся в борщевике смерти.

Сбив профессора с ног, Яна закрывает его телом мертвого ликвидатора, после чего подхватывает крупнокалиберный ручной пулемет. Ты падаешь рядом с ней и, выхватив свою положенную по капитанской должности инфракрасную наблюдательную трубу, начинаешь указывать прячущиеся в борщевике цели. Девушка дает первую очередь. Бронебойно-зажигательные пули косят и борщевик и прячущиеся в нем фигуры, а через миг белые соцветие чернеют — это начинают работать огнеметчики отряда. Но даже этого уже не хватает — тварей слишком много. Все новые и новые ликвидаторы падают сраженные стрелами.

— Шалаш Ильича вам в клюз, что ж вы не кончаетесь-то? — хрипло выдаешь ты, когда пулемет Яны сжирает уже третью ленту и, невзирая на чертящие воздух стебли, вскакиваешь с бетона, бросаясь к трупу ликвидатора с подсумком пенобетонных гранат. Размахнувшись, ты метаешь первую, затем вторую, третью, четвертую — уродливые столбы бетона вспухают перед вашими позициями. Вскоре ты с бойцами организовываешь настоящую пенобетонную крепость, из щелей которой вы ведете прицельный огонь. Высота потолка цеха не дает тварям стрелять настильно и вскоре пелена свинцового ливня, наконец, смывает потоки стрел. Твари, оставляя убитых и раненных, исчезают в темноте аварийных выходов. Последние из них, возглавляемыми одетым в богатые латунные одежды жрецом, пытаются остановить вас в одном из коридоров, выскакивая из тьмы с длинными борщевиковыми копьями наперевес, но титанические кулаки Ивана Губило встречают нападавших, после чего разъяренный ликвидатор выводит двигатель экзоскелета на форсаж и его стальные пальцы просто начинают разрывать несчастных полупрозрачных тварей напополам. Уцелевшие бегут. Не уцелевшие, но живые, пытаются ползти, но их черепа с влажным треском лопаются под ударами стальных сапог гиганта. Уже исчезая в темноте, твари последний раз оборачиваются и дают залп из своих луков. Выпущенные наугад стрелы щепками разлетаются о бетон. Наступает тяжелая тишина. Ты переводишь дух, рассеянно отирая зудящую щеку и с удивление видишь кровь. Схватившись за лицо, ты выдергиваешь из ранки острую щепку, все еще покрытую густой, зеленоватой дрянью.

Кто-то хватает тебя за плечо и что-то спрашивает, ты хочешь пренебрежительно махнуть в ответ, но ватная рука лишь немного сгибается в суставах. Бетон уходит из-под ног, словно лифтовая палуба во время девятибального самосбора.

6
Ты плывешь в горячем вязком бреду. Лишь иногда ты открываешь глаза видя борщевик и расплывчатые фигуры ликвидаторов тащащих тебя на носилках. Но проходит миг и плывущие над головой острые листья тают, складываясь в клубы фиолетового, пахнущего сырым мясом тумана. В такие моменты ты кричишь и кто-то держит тебя, что-то льется в твое горло, но что это: вода, этанол, кровь или черная слизь, понять нельзя. Когда смена заканчивается, и ликвидаторы останавливаются на сон, становится еще тяжелее. Твою голову начинают заполнять голоса мертвецов. Они приказывают открыть глаза и ты видишь бетонные полы Хруща, ставшие прозрачными на многие миллионы этажей вниз, видишь бурлящий фиолетовый туман стремительно заливающий тысячи, миллионы и миллиарды блоков, он поднимается, заполняя этаж за этажом, стремительно рвется вверх. Проходят секунды или гигациклы и вот, полнящаяся растекающимися черной слизью людскими фигурами пелена достигает и тебя. Туман клубится, накрывает тебя с головой, ты тонешь в нем, с хрипом захлебываешься, задыхаешься, уходишь на дно. Ты вздрагиваешь, когда кто-то вдруг с силой хватает тебя за руку, выдергивая на поверхность. Ты хрипишь, и фиолетовый туман сменяется чернотой забытья.

Ты приходишь в себя на третью смену, во время отбоя. Ослабевший, но уже почти здоровый. Твоя рука зажата в пальцах Алмазовой. Она спит, как спят и все остальные члены отряда. Ты чуть двигаешься, и Яна открывает глаза. Миг и она краснеет, судорожно отдергивая руку.

На следующую смену ты уже тяжело идешь вместе с остальным отрядом. Алмазова держится в стороне — ее лицо кованая строгая маска. В конце смены, ты подходишь к ней. Вы смотрите друг на друга нестерпимо долго. Ты делаешь шаг к ней. Она легко отстраняется прочь.

— Не будем отвлекаться на ерунду, капитан. Тем более что эта ерунда может повлиять на качество наших прямых обязанностей, — твердо говорит Алмазова, но в этой твердости ты слышишь горечь.

7
Оставшийся семисменок впереди только анфилады коробок цехов. Пустых. Одинаковых. Лишенных и намека на оборудование. Здесь нет света, лишь изредка можно встретить хаотичное, лишенное всякой логики сплетение труб, разломав которые можно добыть воду. Самосборы будто срываются с цепи. Чудовищные и разрушительные, они накатывают без воя сирен, почти мгновенно заполняя фиолетовым туманом помещения цехов и оставляя после себя слизь и таких тварей, которых ты не видел даже среди высших партийных представителей. Все что вам остается, успевать укрываться за гермами таких же одинаковых как и все цеха рабочих убежищ, а затем отогнав огнем аберраций опять бежать вперед, лишь для того чтобы через пару часов все повторилось снова. Наконец заканчиваются и цеха. За последним из них вас встречает прямой как стрела и почти бесконечный коридор. Ни сирен, ни дверей, ни ламп, ничего. Только бетон. Коридор тянется одну смену и не собирается заканчиваться на вторую.

Ты понимаешь, что накрой вас здесь самосбор и все закончится, но Фосфор Аврельевич мрачно улыбается, фанатично утверждая, что Город уже слишком близко. Ты не знаешь, как это должно защитить от самосбора, но все, что остается, это идти вперед по бесконечно прямому коридору.

Коридор заканчивается также внезапно, как и начался. Он просто обрывается, и вы молча стоите на его краю, созерцая открывшийся Город.

Ты никогда не мог представить, что такое возможно. Все выглядит так будто-то безумный титан, играясь, вырезал внутри бетона многокилометровый куб с ровными, будто срезанными бритвой стенами. Внутри клубящейся темноты, высятся бетонные шпили, не имеющие ничего общего ни с чем, что тебе доводилось видеть. Бетон и арматура соединяют их вопреки и логике и всяким физическим законам, и все это освещено прорехами в самом пространстве, откуда льется холодный мертвенный свет.

Ты слышишь, как ликвидаторы отступают. Взгляд рядового Тучи безумен. Зубы Антона Павловича стучат. Ты чувствуешь, что пройдет еще миг, и они просто побегут прочь, как и ты сам, а потому выдохнув, ты делаешь первый шаг на льдисто гладкий бетон города Древних. Остальные нехотя идут за тобой.

Город безмолвен. В светящихся окнах нет ни души. Площади, над которыми высятся циклопические бронзовые фигуры закованных в скафандры людей, пусты. Ты не представляешь, сколько времени уйдет, чтобы обойти этот город, не то что обыскать его в поисках оружия Древних, но Фосфор Аврельевич уверенно указывает на пирамидальную башню райкома, высящуюся в центре города.

Минуют часы. Ты держишься с трудом, ты даже не представлял, как может давить на психику отсутствие потолка над головой. Титаническое пустое пространство гнетет. Ты даже не хочешь думать, что случится, если Князев ошибся и самосбор вдруг разыграется в бетонной полости таких размеров. Однако пока вместо запаха сырого мяса в воздухе чувствуется лишь бетон. И ничего больше. Впрочем, тебя волнует другое – кругом все еще ни звука и ни движения, а ты не веришь в то, что ушедшие Древние могли оставить свой город без защиты от чужаков.

Проходят часы, прежде чем вы, наконец, оказываетесь перед башней райкома. Она стоит в одиночестве, посреди чудовищных размеров площади. Через нее тянутся дороги из стальных, покрытых неведомыми знаками плит, окруженных острой чугунной травой и ломаными силуэтами металлических деревьев. В тени их ветвей стоят трубящие в горны бетонные пионеры и держащие весла девушки, кудрявые октябрята и странные женщины, опирающиеся на спины рогатых порождений.

— Невероятно, да это же доярки! – Антон Павлович указывает на женщину рядом со странным рогатым существом. Медик восторжен. — Я видел точно такую же статую в энциклопедии! Доярки изготовляли жидкий концентрат с помощью бионических заводов модели корова!

Ты уже не слушаешь медика, твои волосы становятся дыбом. Ты понимаешь ровно две вещи. Во-первых, стоящего рядом с дояркой пионера видел уже ты, много гигациклов назад, в актовом зале своего школьно блока. А во-вторых ни одна из статуй не имеет постамента. После этого ты вспоминаешь все байки, что рассказывали в лифтфлотских столовых про биобетонные технологии Древних. Предупредить ликвидаторов ты уже не успеваешь.

За вашими спинами раздается булькающий смех. Бетонная корова до половины распахивает свою полную арматуры тушу и один из ликвидаторов исчезает в ней с чудовищным чавканьем. Хруст экзоскелета смешивается с хрустом костей.

Бетонный рабочий чудовищным ударом вмиг удлинившийся руки проламывает голову другому ликвидатору, кинувшемуся было прочь.

Иван Губило шатается под весом прыгнувшего на него пионера, но скидывает биобетонную тварь, пригвождая к земле метровым штык ножом. Другой рукой он хватает кинувшуюся на него доярку, и, краснея от натуги, вырывает ей голову из плеч вместе с кусками арматуры.

Перехватив абордажные грабли, ты валишь статую, пытавшуюся зайти со спины строчащему из пулемета рядовому Балагуру, но бетонная девочка уже с чудовищной силой швыряет в ликвидатора свой серый мяч. Хруст ребер и экзоскелета. Рядовой Балагур падает захлебываясь кровью и в тот же момент девочка облепляет его, вливается жидким бетоном прямо в его рот. Рядовой отчаянно хрипит, царапая землю, струйки бетона и крови текут через нос и уши, а затем его ребра просто лопаются изнутри под бетонным напором.

Рядом кричит Алмазова, девушка заклинившим автоматом пытается отбиться от наседающего бетона, но на ее плечах уже висит кудрявый октябренок. Его жидкий бетон жадно облепляет ее тело, а вмиг удлинившаяся рука трижды обвивает горло девушки и лезет в открытый в крике рот.

Оря многоэтажным лифтфлотским матом, ты вскидываешь свой пистоль, картечным зарядом сбивая с Яны октябренка, после чего со второго ствола разносишь голову старика колхозника, уже успевшего занести над Алмазовой свою огромную косу.

— Потом благодарности! – ударом заточенных абордажных грабель ты откидываешь скульптуры и вырываешь ошалевшую девушку из бетонного водоворота.

Вы вместе с Фосфором Аврельевичем и оставшимися в живых ликвидаторами со всех ног кидаетесь к райкому. Бетонные твари рвутся за вами, но тут же за вашей спиной раздаются скупые, предельно точные очереди бетонобойных пуль из Ералашникова – это вступает в последний бой, прикрывавший ваш отход рядовой Туча. Ударами пуль он валит бегущие за вами скульптуры, валит до той поры, пока вокруг его ноги не обвивается весло бетонной девушки, затягивая его прямо внутрь раскрывшегося от паха до подбородка нутра статуи. Туча кричит, когда бетон начинает сходиться, давя его экзоскелет, и последним усилием прикладывает Ералашников к подбородку, вынося себе мозги. Но его жертва не напрасна — вырванные им секунды дают вам всей толпой ввалиться в вестибюль райкома. Раздается шипение и гулкий хлопок — это Алмазова броском пенобетонной гранаты запечатывает выход вместе с ломящимися за вами тварями. Вы переводите дух, валясь на мраморный пол. Из семидесяти ликвидаторов, что покинули лифт в живых остается всего шестнадцать.

8
Некоторое время вы приходите в себя. Антон Павлович, все еще серый лицом, помогает раненному шальной пулей ликвидатору, шипит Алмазова, которой ты зашиваешь оставленные осколками бетона порезы. Наконец перезарядив оружие, вы медленно идете по выложенным мрамором и сталью коридорам. Райком пуст. Резное дерево дверей осыпается трухой от ваших прикосновений, сапоги обращают в пыль покрытые странным узором ковры. Лишь темные лики бюстов давно забытых вождей провожают вас задумчивым взглядом металлических глаз.

Вы поднимаетесь по широким лестницам. Сотни опустевших этажей. Все тронуто тленом. И от того, тебя пробирает дрожь, когда сверху ты начинаешь различать шум работающих механизмов. Далекий гул нарастает и вы, забыв об усталости, продолжаете подъем. Последний этаж — гигантский пирамидальный зал, сложенный из тысяч хрустальных стекол. Здесь ярко горит свет. Здесь есть энергия, и бесперебойно работают машины. Весь центр зала занимает панель управления, вдоль стен, стоят капсулы. Все они пусты и мертвы. Все кроме одной, что горит россыпью зеленых ламп отражаемых морозным стеклом. Вы замираете, а затем в полной тишине подходите ближе.

За стеклом лежит молодая девушка, ее обнаженное тело укрыто синеватыми клубами заполняющего капсулу газа. Эти клубы не дают разглядеть ее лицо, но твое сердце щемит от подсознательного понимания того, насколько она красива.

«Товарищ Котовская» твой взгляд непроизвольно падает на выцветшую табличку, с которой почти исчезли буквы.

— Тысяча Ильичей, но ведь Древних не осталось, — наконец произносишь ты.

— Древние не могли уйти, не оставив никого на случай, если их эксперимент пойдет уже совсем не плану, — Князев зачарованно подходит к стеклу, кладя на него свой металлический нейропротез.

Ты делаешь шаг следом за ним.

— Близко не подходить! — предупредительный крик профессора рушит гипнотический момент. Он дрожит, смотря на ярко красный рубильник возле двери капсулы. — Ничего не трогать, если хотите уйти живыми!

Повинуясь его знаку, вы отходите прочь, пока Фосфор Аврельевич аккуратно осматривает капсулу и пульт. Наконец, он удовлетворительно кивает и по его приказу ликвидаторы вытаскивают из его рюкзаков небольшую медицинскую сумку холодильник и хирургическую электропилу. На пол ложиться брезент и набор скальпелей. Наконец профессор достает узкую полосу металла с оплавленной, заглаженной до неузнаваемости рукояткой. Дохрущевский кухонный нож.

— Да что партсобрание ему в клюз, он делает? — ты смотришь на стоящих рядом Антон Павловича и Яну, но они в таком же замешательстве, как и ты.

А затем до вас начинает доходить. Все связывается воедино: и грядущий проигрыш Торгового комитета в войне с партийными блоками, и глава комиссии по экспериментальному вооружению Фосфор Аврельевич и Древние, управлявшие самосбором с помощью своих мозговых нейроимплантов.

— Вы что, собираетесь подчинить самосбор? — твой голос хрипнет, когда ты обращаешься к Князеву, но тот грустно разводит руками.

— Подчинить самосбор? Мы что боги, по-твоему? Для этого у нас уже недостаточно технологий. Нет. Главное, что ее имплантов хватит, что мы смогли его вызывать.

Ты материшься. В глазах Фосфора Аврельевича читается все. Ты видишь в них туманы самосборов, что смахнут наседающие на блоги Торгового совета отряды партийных ликвидаторов, ты видишь, как затем эти же туманы хлынут во все прочие этажи, что откажутся принять власть совета. В его глазах ты видишь лютое, стеклянное безумие и клубящийся фиолетовый туман. И ничего, абсолютно ничего больше.

Твоя рука аккуратно тянется к кобуре пистоля. Что-что, но отдать в руки одного человека такую власть ты не готов.

Твои пальцы уже на холодной рукоятке оружия, когда горла касается остро заточенный нож. Ты чувствуешь горячее дыхание стоящей за твоей спиной Алмазовой.

Все взгляды поворачиваются на вас. На твоем лбу холодный пот.

— Ему нельзя отдавать эту власть! Неужели вы не понимаете! – ты кричишь, режа горло о лезвие, но ликвидаторы молчат.

Профессор улыбается и пробует пальцем дохрущевский нож.

— Успокойтесь капитан. Я сделаю это быстро…

Металлический щелчок предохранителя заставляет его замереть.

Оружие отступившего назад Антона Павловича целит прямо в живот профессора.

— Знаете, я очень долго таскал с собой ружье, а не пора ли из него выстрелить? Мне кажется капитан Влад прав. Самосбор это немного не та сила, которую можно раздавать в одни руки. Фосфор Аврельевич, отойдите от капсулы и никто не пострадает.

В один миг ситуация раскалилась добела. Четырнадцать щелчков предохранителей слились в один звук. Ликвидаторы мгновенно берут медика на прицел, но никто не решался выстрелить. Пока. Профессор бледный и испуганный не может произнести ни слова, однако первые пришедшие в себя ликвидаторы уже начинают медленно заходить медику за спину.

Все отвлеклись от вас, и ты тихонько шепчешь Яне, уговаривая убрать нож. Все что ты просишь, сделать правильный выбор.

Впервые за все это время ты чувствуешь, что руки девушки дрожат. Она мечется между верностью присяге и пониманием неправильности всего происходящего. А затем она, наконец, решается и выбирает.

Ты понимаешь это, когда твою кожу режет огнем и нож вскрывает твое горло.

— Прости, — шепчет она, и в то же мгновение, выпустив тебя из захвата, вскидывает сжатый в левой руке пистолет. Гром выстрела и пуля вбивается прямо висок Антона Павловича. На пол падает так и не выстрелившее ружье медика.

Но тебе уже не до этого. Из твоего горла хлещет кровь. Все. Конечная. Лифт дальше не идет, — по-дурацки ясно проносится в мозгу. Падающие на пол алые капли отсчитывали последнюю минуту твоей жизни. С хрипом, ты разворачиваешься к Яне и к своему удивлению видишь слезы в ее глазах. Ты бы тоже сказал ей «прости», но твое горло перерезано, а потому ты просто бьешь Алмазову в солнечное сплетение и толкаешь ее от себя. Она падает на пол, но тут же упруго вскакивает на ноги, наводя на тебя пистолет. Выстрелить она не успевает — она видит то, что ты держишь в руке. В твоих пальцах чека от висящей на ее груди пенобетонной гранаты. Запал шипит. С криком девушка пытается сорвать ее с себя. В последний миг она успевает откинуть ее, и чудовищный пенобетонный ком распухает прямо в центре зала, поглощая не успевших отскочить ликвидаторов. Пока в зале царит суматоха, ты, зажав горло рукой, кидаешься к капсуле с Древней. Грохочут выстрелы. Пули летят мимо и стеклянные стены, потолок все рушится дождем переливающихся радугами осколков. Все твое внимание на красном рубильнике капсулы, который возможно способен прервать анабиоз. Ты успеваешь. Твоя рука дергает его за мгновение до того, как длинная очередь из Ералашникова пробивает тебе спину, валя на засыпанный осколками пол.

Ты кончаешься. Из зажатого горла, из ран в спине: отовсюду льется кровь. Ты чувствуешь, как ей уже набрякла вся твоя одежда. Сил все меньше. Зал тонет во тьме, но урывками ты еще можешь видеть происходящее, хотя ты уже не понимаешь, где реальность, а где бред твоего умирающего мозга.

Капсула медленно открывает свою прозрачную дверь. Босые ноги ступающие на битое стекло. Ты с трудом поднимаешь голову. Она обнажена и безумно прекрасна. Ее белая кожа полнится резным узором звезд, ее волосы цвета огня, а глаза будто отлиты из рубинового стекла.

Фосфор Аврельевич отчаянно кричит ликвидаторам и тут же Древняя исчезает в пламени их огнеметов. Все тонет в огне. В его ярких всполохах ты видишь ее силуэт. Видишь, как откинув голову, она с наслаждением умывает пламенем свое лицо. Откуда было знать ликвидаторам, что простое пламя не может повредить тем, кого однажды опалил пожар межмировой революции.

— Стреляйте, стреляйте же! — голос профессора дрожит от ужаса и все опять тонет в автоматном грохоте.

Пули секут кожу Древней, но их свинец осквернен прибавочной стоимостью, а потому он не в силах нанести ей вреда.

Пенобетонные гранаты падают к ее ногам, но будучи сделанными эксплуатируемыми рабочими, просто ржавеют и разваливаются, выделяя жалкие лужицы некондиционного пенобетона.

Древняя поднимает руки и шагает к ликвидаторам, ты не можешь разобрать ее слов, но от них те с воем падают. Они катаются по полу, ибо в их лопнувших от жара глазах разгорелся революционный огонь. Она продолжает вещать, и другие ликвидаторы валятся на колени, со слезами целуя ее ноги, еще слова и оставшиеся рушатся, пытаясь из осколков стекла, разбросанных гильз и автоматных рожков спешно построить коммунизм.

Алмазова высаживает в Древнюю всю обойму своего пистолета, а та лишь гладит ее по коротко стриженой голове и Яна, обхватив себя руками, с рыданиями падает на битое стекло.

Иван Губило, остается последним из ликвидаторов. Поняв все, он отбрасывает бесполезный автомат и, грохоча железными сапогами, бросается на девушку с голыми руками, намереваясь просто сломать ей шею, но Древняя делает неуловимое движение и вдруг прижимается к ликвидатору своим обнаженным телом. Она обхватывает его шею тонкими руками. Ее полные, горячие губы жадно шепчут в ухо ликвидатора диалектический вопрос о материализме. Миг и она отступает, а Иван Губило с обреченным криком хватается за голову, не выдерживая титанического веса обрушившихся на него размышлений.

В этот же момент Фосфор Аврельевич черной тенью поднимается за спиной Древней. В его руках блестит нож дохрущевской, коммунистической эпохи.

Он замахивается, и блеск стали наполняет весь зал.

Ты отнимаешь руки от горла, и уже не обращая на хлещущую на пол кровь, срываешь с пояса пистоль. Выстрел.

Сноп картечи разносит плечо Князева и тот с воем падает на колени, зажимая разорванные контакты нейропротеза.

Крича от боли, он шарит по полу пытаясь найти свое оружие, но Древняя уже ласково наклоняется над профессором и касается его рукой. От ее прикосновений нажитые нетрудовым путем нейропротезы члена Торгового Совета начинают ржаветь и стремительно разваливаться. Он кричит, пока она гладит его по бритому черепу, с которого лоскутами осыпается пересаженная кожа, тяжело падают его протезы ног, вываливается синтетический пищевод и легочный аппарат. Кости осыпаются титановой пылью. Вскоре от Фосфора Аврельевича остается лишь горстка праха, которую Древняя аккуратно кладет на бетонный пол.

Все затихает. Только тихо рыдают на полу ликвидаторы. Аккуратно ступая между их тел босыми ногами, Древняя идет к тебе. Ты пытаешься отползти, но сил уже нет.

Последнее что ты видишь, ее нежная улыбка и сжатый в руках острый, блестящий сталью нож дохрущевской эпохи.

9
Мерно скрипят тросы. Освещенный светом шахтных ламп лифт идет вниз, в сторону обжитых этажей Хруща. Ты лежишь в своей капитанской каюте. Рядом сидит Алмазова. Мягко гудят моторы. Вы молчите. О чем вам говорить?

О том, как Древняя разрезала себе руку, о том, как на твои раны пала ее кровь, врачуя тебя светящимися роями нанороботов?

О том, как вы многие смены потратили на обратную дорогу к лифту?

Или о девушке с рубиновыми глазами, что сидит сейчас на нижней палубе в окружении двенадцати ликвидаторов с блаженными улыбками на устах?

Мерно скрипят тросы. Осиянный светом лифт сходит на полнящиеся страданием этажи.

Конец
rom113 rom11314.11.202219:01ссылка
+30.8

story много букв творчество отрывок рассказ песочница 

Р.М. Фрагменты вечности. Продолжение первой главы (2)

Они приехали в Гренсфорд за час до полудня. Свинцовое небо щедро поливало серую землю плотной пеленой осеннего дождя. Бросив лошадей в конюшне, старик и мужчина направились в особняк, напрямую в комнату вдовы Фронсберг, оставляя за собой на чистом мраморе и блестящем дереве поместья грязные, сырые следы промокших подошв.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Чарльз остановился, почувствовав легкое прикосновение страха. Это было то самое место, из сна. Только сейчас здесь было значительно светлее, несмотря на льющий за окнами дождь, не было светящихся красных капель, и восточный коридор был пуст. Стряхнув пугающее воспоминание, старик продолжил путь.
Оливия сидела в своем кресле у камина с книгой в руках, равно как тогда, два с лишним года назад, в день гибели Бенедикта. Джонатан был с ней, как и всегда. Мальчик сидел на пышном, шерстяном коврике перед горящим очагом, тупо уставившись на огонь.
- Госпожа, – вдова прервала чтение, – я привел врача, как вы и велели.
- Миледи Фронсберг, – врач глубоко поклонился.
Равнодушный взгляд Оливии остановился на Чарльзе, перелетел на Стивена и опустился куда-то вниз. Она нахмурилась.
- Как неаккуратно.
- Госпожа?
- Ваша обувь. Повсюду будут следы, – вдова еще не успела договорить, а врач уже с готовностью выпрыгнул из дорожных сапог, встав босыми ногами на холодный пол. Оливия вернулась к книге. – Элизабет у себя. Я слышала ее кашель, он не такой сильный, как вчера. Кажется, ей уже лучше.
Она вновь подняла глаза и посмотрела на старика испепеляющим взглядом. Чарльз торопливо поклонился, взял врача под локоть и вывел в коридор.
- Нам сюда.
Спальня Оливии Фронсберг располагалась в западном крыле Гренсфорда. Чарльз решительно направился по широкому коридору в сторону восточной части особняка, противно чавкая сырыми сапогами при каждом шаге. Стивен Шертон поспешно семенил за стариком, внимательно обходя грязные следы и весело шлепая голыми ступнями.
Аккуратно отворив дверь спальни маленькой госпожи, Чарльз заглянул внутрь. Элизабет спала с немного приоткрытым ртом, запрокинув голову и обняв подушку. Старик снял свою грязную обувь и трижды постучал в дверной косяк, разбудив девочку.
«Боже, как же я рад ее видеть. Надеюсь, что этот странный, громкоголосый мужчина с кривой улыбкой и правда является отличным врачом».
- Госпожа, я привел…
- Здравствуйте, миледи, – Стивен прошел мимо старика, направляясь к окну. На широкий подоконник он поставил свой потертый саквояж, нежно провел по нему ладонью, звонко щелкнул крестовой застежкой и повернулся. Чарльз не мог поверить, насколько сильно изменилось лицо Шертона, будто бы того болтливого, хохочущего под дождем мужчины, который со страстью и алчностью в глазах рассуждал о богатствах Фронсбергов, и вовсе не существовало. Врач не спеша подошел к кровати, опустился на колени и тихим, но твердым голосом начал диалог.
Осмотр занял не меньше получаса. Стивен увлеченно колдовал над своим саквояжем, извлекая из него цветастые ленты, склянки с мутноватыми и кристально прозрачными жидкостями, небольшие металлические палочки, засушенные травы и прочую непонятную и неизвестную Чарльзу атрибутику медицины. Врач прислушивался к дыханию девочки, неустанно прощупывал ее плечи, лицо и грудь, задавал только ему понятные вопросы, втирал в ее нежную, молодую кожу различные растворы… И с каждой минутой становился все мрачнее.
- Вы молодец, юная леди, – перед прощанием с Элизабет произнес Стивен. – Не всем нравятся мои осмотры, но вы проявили стойкость.
- Благодарю вас, мистер Шертон, – смущенно ответила девочка.
- Стивен. Для вас просто Стивен, – он слегка улыбнулся своей чудаковатой улыбкой. – Прощайте, миледи.
Чарльз едва дышал от волнения, когда за спиной врача закрылась дверь, ведущая в комнату маленькой госпожи.
- Как она, Стивен? Вы ее вылечите?
Шертон строго посмотрел на старика.
- Мне нужно поговорить с ее матерью.
Вернувшись в комнату Оливии, Стивен решительно надел грязную обувь и, не говоря ни слова, тяжело опустился в кресло напротив вдовы.
- Миледи, – начал он, – мои имя Стивен Шертон. Последние четырнадцать лет я посвятил изучению медицины и особенностей человеческого организма, – Оливия молча смотрела на врача. Отточенным движением он начал поглаживать бороду. – Скажу честно, заболевания легких не являются моей специальностью. Можно сказать, что я, скорее, костоправ, – Мужчина замолчал, посмотрев на Джонатана. Мальчик так и пялился на огонь, никого не замечая. – Но диагностировать болезни дыхательных путей, печени или почек я умею.
- Переходите к сути, Стивен, – надменно и резко выпалила вдова. – Как быстро вы вылечите мою дочь? И сколько будут стоить ваши услуги?
Размеренные движения пальцев прекратились, врач задумчиво смотрел на сидящего у камина юношу. Шертон повернул голову, встретившись взглядом со стоящим в дверях стариком.
«Боже, что-то случилось. Почему он молчит?» – подумал Чарльз.
- Нисколько, – наконец выдохнул Стивен. – Я не смогу вылечить вашу дочь. И никто не сможет. У Элизабет чахотка.
Старый слуга похолодел. «Чахотка? Чахотка. У Элизабет чахотка. У моей милой маленькой госпожи чахотка? Боже…»
- Вы уверены? Ошибки быть не может? – неожиданно Чарльз услышал свой голос.
- Уверен. Без сомн…
Оливия громко фыркнула и надсадно хохотнула.
- Чахотка? – она смотрела на врача с нескрываемым презрением. – Вы хотите сказать, что у моей юной благородной дочери болезнь, которую обычно находят у старых бедняков, проработавших всю жизнь на рудниках? При этом крайне заразная болезнь выбрала своей целью мою Элизабет, и пощадила всех остальных? – последующие слова вдова злобно выплевывала в лицо Стивена. – Уж не думаете ли вы, мистер Врач, что я поверю в подобную чушь?
Шертон стойко выдержал уничтожающий взгляд Оливии и терпеливо выслушал ее резкую речь.
- Я и сам сперва не мог понять, но, оценив ее состояние… Чахотка Элизабет уже не только в легких, она распространилась по телу, и я не знаю, насколько обширно, – он дотронулся до своего левого плеча. – Одна из ее рук выше другой, болезнь начала деформировать суставы, а в области левой лопаточной кости отчетливо прощупывается неестественное уплотнение, – пауза. – Ее дыхание очень неровное и хриплое… Я даже не представляю, в каком ужасном состоянии ее легкие. Она всегда была такой худой? – Оливия надменно молчала. – Полагаю, нет. Вероятно, она мало ест, что только усугубляет болезнь. И местный климат, конечно же, не стоит забывать про него… – врач наклонился вперед. – Влажный климат островов работает как катализатор, ускоряя течение болезни…
Стивен не стал упоминать еще один фактор, который взаимодействует с чахоткой, как сухие дрова с пламенем костра – стресс. Девочка рассказала ему о гибели отца, о жестоком брате и о ставшей чужой за последние два года матери. Бедное дитя, она сгорала, как сухой лист, поднесенный к пламени свечи. И ей предстояло сгореть полностью, без остатка. Шертон в этом не сомневался.
- Я бы посоветовал вам с семьей перебраться на материк, миледи. Но только…
- Это не представляется возможным, – сухо отрезала Оливия.
Врач удивленно воззрился на вдову.
- В любом из городов Империи или смежных Королевств ее примут как родную. Она из Фронсбергов, а это кодовое слово обладает великой и таинственной властью в тех местах. Вы могли бы…
- Мистер Шертон! – вспыхнула Оливия. Сидящий возле камина Джонатан вздрогнул, развернулся, безразлично оглядел присутствующих и уставился на мать. Вдова бурлила гневом, но, подавив раздражение, продолжила спокойным голосом: – Вы ничего не знаете о Фронсбергах, мистер Шертон. Наш разговор окончен, я благодарю вас за ваше внимание и потраченное время. Чарли его оплатит.
Стивен молча кивнул, встал с кресла и вышел из комнаты, мимоходом посмотрев в застывшие стеклянные глаза Чарльза. Старик, онемев, не мог пошевелиться.
- Госпожа, – почти шепотом.
- Проводи этого костоправа, Чарли, – Оливия вернулась к чтению.
Чарльз обреченно покачал головой и направился вслед за Шертоном; он догнал врача, когда тот уже спускался по широкой лестнице.
- Стивен, подождите, я схожу за деньгами.
- Нет. Не зачем, я не возьму ваших денег, – он остановился на ступенях и развернулся к старику. – Проводите меня до конюшни, мой друг. Я хочу как можно скорее покинуть этот дом.
Дождь не утихал. Старик и мужчина рука об руку шли по сырой земле, не говоря ни слова. Зайдя в конюшню, Чарльз снял промокший охотничий плащ и протянул его владельцу.
- Спасибо.
Врач пристраивал свой объемный саквояж к задней части старого седла. Он повернулся и понуро посмотрел на старика.
- Никогда бы не подумал, что мой визит в дом Фронсбергов будет таким. Мой отец любил говорить, что справедливость – единственная вещь в этом мире, которая является одновременно творением Господа нашего и делом рук человеческих, – мужчина поник. – Но в этом доме справедливости нет. Бедное дитя… Она не разрешала вам позвать за врачом раньше, так ведь? Теперь уже слишком, слишком поздно. Простите меня, мой друг, но для девочки уже все решено. Мне очень жаль…
Старик с ужасом слушал.
- Вы хотите сказать, что Госпожа Оливия специально оттягивала визит, пока для Элизабет не стало слишком поздно?
- Я не знаю, мой друг. Девочка рассказала мне о матери и о смерти отца. Знаете, из ее короткого рассказа, мне показалось, что Элизабет боится мать. И теперь я понимаю почему, – врач уклончиво смотрел в пол, сжимая и разжимая кулаки. – С этой женщиной что-то не так, клянусь вам. Разговаривая с ней и смотря в ее глаза, я чувствовал себя дичью. Загнанной в ловушку и дрожащей в страхе. А мальчик… Господи, какой же он жуткий! – мужчина затряс головой. – Я хочу покинуть это место и как следует выпить.
Стивен ловко запрыгнул в седло, проверил крепление саквояжа, поправил съехавший на бок капюшон и вновь мрачно посмотрел на Чарльза.
- Сожалею, мой друг. Девочка чиста и невинна, и такая участь… Но мой вам совет – приглядывайте за женщиной, она может оказаться чем-то пострашнее чахотки.
Мужчина выехал из конюшни в дождь и отправился прочь, оставляя позади себя смертельно больную Элизабет, постепенно сходящую с ума Оливию и одиноко стоящего Чарльза.
«Он сбежал, но я не могу его винить. Это не его жизнь, и не его семья».
- Счастья вам, мистер Шертон, – под звуки дождя произнес Чарльз и направился в дом.
* * * * *
К лету 1747-го Элизабет стала похожа на живой труп. Болезнь жадно высушила ее тело и принялась пировать над ее разумом. Большую часть времени девочка спала, а в редкие минуты бодрствования она вела несуразные диалоги с невидимыми собеседниками. Чарльз беспомощно, с горечью наблюдал, как гибнет его милая маленькая госпожа. Он проводил бы с ней все свое время, если бы не спонтанно проснувшийся материнский инстинкт Оливии. Вдова неустанно сидела у кровати больной дочери, качала ее на руках, кормила с рук, с любовью умывала тонкое тело Элизабет и убирала грязные простыни. Джонатан по-прежнему, следуя привычке, не отставал от матери ни на шаг, сопровождая Оливию в ее одержимой заботой скачке из одного конца Гренсфорда в другой.
На фоне общей апатии и витающего в воздухе предчувствия скорой смерти Элизабет, Чарльза не могли не радовать перемены, произошедшие с вдовой. Она стала менее резкой и равнодушной, старик вновь видел в лице Оливии черты той доброй и отзывчивой женщины, что он некогда знал. Предостережения Стивена Шертона, судя по всему, оказались беспочвенны. Но Чарльз не знал, что находясь наедине с Джонатаном, Оливия все чаще называла сына именем покойного мужа; он не знал, что тихими летними ночами она приходила в комнату мальчика и подолгу безмолвно стояла у его кровати. Настораживающие слова врача Чарльз вспомнил в конце августа 1747 года.
В тот вечер Оливия и Джонатан ужинали в обеденной зале Гренсфорда, сидя друг напротив друга за длинным столом.
- Лизи скоро умрет, да, мама? – неожиданно, тихо спросил мальчик.
Лицо вдовы перекосилось. Она вскочила со стула, повалив последний на пол, и устремилась через всю комнату к спокойно сидящему сыну. Она кричала:
- Зачем ты это говоришь? Прекрати так говорить, Бенедикт! Слышишь меня?! Прекрати так говорить!
Услышав это, Чарльз остолбенел. Подбежав к сыну, женщина с размаху ударила его по лицу ладонью, не переставая кричать. В ответ мальчик лишь уныло бормотал, повторяя вновь и вновь: «Я Джонатан, мама. Я Джонатан, мама».
Оливия повторно занесла руку для удара.
- Госпожа! – истошно завопил Чарльз.
Дернувшись, вдова посмотрела на старика, тупо моргнула, перевела взгляд на Джонатана, на пухлой щеке которого красовался отчетливый отпечаток ладони, и разрыдалась. Сквозь слезы она начала тараторить слова извинения, ежесекундно называя мальчика разными именами и покрывая его пострадавшую щеку горячими и мокрыми поцелуями. «С этой женщиной что-то не так, клянусь вам», – вспомнил Чарльз слова Шертона, и по его спине пробежала мелкая дрожь.
Месяцем позже слуги Гренсфорда возбужденно перешептывались о странном поведении их овдовевшей госпожи. Они боялись ее, боялись даже больше, чем вконец озверевшего Рональда В., оставлявшего синяки на руках и лицах служанок после резких захватов и жестких пощечин.
Оливия подолгу сидела в закрытой комнате умирающей дочери, и оттуда слышался ее переменчивый голос. Она говорила много, порой громко, порой злобно и шипяще бормоча, звонко смеялась или рыдала навзрыд. За неделю до двенадцатого дня рождения Элизабет, Чарльз решил подслушать один из этих загадочных монологов пугающей женщины. Подойдя к двери, он услышал:
- Как он был красив, маленькая, ты бы знала. А как танцевал, м-м-м. Все были влюблены в него, Лизи. Его любили все! Но и я была очень хороша. Меня называли белой жемчужиной Франкфурта за мою красоту и длинные светлые волосы, – она хохотнула и продолжила. – Он пришел на бал в наш дворец. Любая семья, обладавшая хоть каким-нибудь влиянием, всегда приглашала Фронсбергов на каждый званый вечер. Конечно же, они обычно не приходили, это же Фронсберги, – фыркнула она. – Но к нам пришли. Он и его отец, – ее голос стал жестким. – Рональд Майкл Фронсберг, – неожиданно она заорала, от чего Чарльз испуганно вздрогнул. – Это он во всем виноват, маленькая, он! – затем продолжила спокойно: – Бене был очень, очень хорош. Эта осанка, речь, сдержанность и умение подать себя. Мы с ним много танцевали, Лизи, а все смотрели на нас и говорили, как изумительно мы смотримся вместе, – снова жесткий голос. – Только его отец не сказал ни слова, надменный ублюдок!
«Боже, она не в себе».
- После мы долго гуляли, любуясь ночным Майном. Он держал меня за руку и называл meine schöne Perle. Моя прекрасная жемчужина… А я, совершенно потеряв голову, не могла оторвать взгляд от его красивого лица. И я должна сохранить его лицо. Я не могу позволить ему исчезнуть, не могу. Я должна, понимаешь? – пауза. – Да, согласна, это немного странно и довольно жестоко, но разве у меня есть выбор?
«Ей что, кто-то ответил? Я ничего не слышал, кроме ее голоса».
Чарльз испытывал необъяснимый и безотчетный страх. Седые волосы на затылке и руках старика встали дыбом; он с трудом переборол сильнейшее желание забежать в закрытую комнату, схватить эту женщину за плечи, и начать ее трясти, крича в бледное лицо: «Нет, не делай этого! Прошу тебя! Умоляю, не делай этого, что бы ты ни задумала!»
- Что-что, маленькая? Здесь кто-то есть? – ее голос стал трескучим. – Вот оно как! Если ты подслушиваешь, стоя за дверью – беги, тварь! – скрипнуло кресло. Оливия встала и направилась в сторону двери. Ее голос слышался все ближе. – Беги, тварь, иначе я поймаю тебя, и, поверь, тебе это не понравится!
Последнюю фразу вдовы Чарльз не слышал, к тому времени он уже бежал со всех ног по широкому коридору. Его сердце стучало сильнее и громче, чем каблуки его ботинок по деревянному полу. Добежав до лестницы, он пролетел несколько ступенек и остановился, стараясь не издавать ни звука. Скрипнула дверь комнаты Элизабет. Послышался все тот же страшный голос, за которым последовал не менее пугающий смех. «Она может оказаться чем-то пострашнее чахотки» - звучало в голове у Чарльза. Спустившись на первый этаж, старик забубнил молитву.
*
Элизабет умерла 11 ноября 1747 года. И вместе со смертью маленькой девочки погибли остатки здорового разума Оливии Фронсберг. Вдова металась по особняку, громила мебель, била посуду и истошно орала. Обессилев через несколько часов безумной истерики, она уснула на холодном мраморном полу просторного холла Гренсфорда.
Последующие месяцы превратились в настоящий кошмар для обитателей поместья. Воспаленный мозг Оливии перескакивал от одного приступа помешательства к другому. Лишь считанные мгновения вдова находилась в состоянии зыбкого умиротворения и спокойствия; тогда она непонимающе смотрела по сторонам, вопрошая, не вернулся ли Бенедикт. Рональд Вильям Фронсберг, безусловно ставший главным в семье, лишь потешно наблюдал за раздираемой сумасшествием матерью. Особенно его веселили спонтанные вспышки агрессии Оливии, он заливисто смеялся, когда мать пыталась покусать кормивших ее слуг, злобно щелкая зубами.
Ближе к концу 1747 года, когда на земле уже лежал плотный слой холодной белизны, к Чарльзу обратилась одна из служанок, отвечавших за гигиену Оливии Фронсберг. «Миледи истязает себя», – сказала девушка. И не солгала – после этого каждые несколько дней на лице вдовы появлялись свежие царапины, оставленные крепкими ногтями, а на руках и плечах появлялись все новые следы зубов.
«Миледи подолгу смотрит на картину», – отмечали слуги, прибиравшие в спальне Оливии. Чарльз и сам это видел – через открытую дверь комнаты, из коридора. Вдова безмолвно стояла в метре от рисунка, покачиваясь и пуская слюни.
«Она окончательно и бесповоротно сошла с ума», – подумал тогда старик, – «Проще склеить воедино разбитую вазу, придав ей первоначальный вид, чем вернуть Госпоже рассудок. Рано или поздно она покончит с собой. Она уже пытается это сделать, судя по отметинам на лице и руках».
В начале января 1748-го, осматривая спальню Оливии, Чарльз заметил, что картина, написанная Р.М. Фронсбергом, висит криво. Сняв ее со стены, старик повертел рисунок в руках, отметил качественную работу слуг – пыли на рамке совсем не было – и перевернул портрет. От увиденного Чарльз едва не выронил картину – на обратной стороне чем-то красным, наверняка кровью, было написано «Es ist deine Schuld». «Это твоя вина». Старик поспешно повесил рисунок на место.
- Чарли.
Вздрогнув, Чарльз обернулся. Оливия сидела на кровати, смотря на старика ясным, полным решимости и понимая взглядом.
- Я должна умереть, Чарли. Пока Бене еще жив. Прошу вас, убейте меня, это должно быть сделано, сама я не могу, – женщина начала плакать. – Отравите мою еду, утопите во время купания, заколите во сне, мне уже без разницы. Я больше не могу, Чарли. Прошу вас, я должна умереть.
Дрожа всем телом, Чарльз выбежал из спальни, с трудом сдерживая слезы. А плачущая, сумасшедшая Оливия продолжала кричать ему в след, моля о смерти.
* * * * *
Это случилось ночью с двадцатого на двадцать первое января 1748 года. Спящую, зимнюю тишину Гренсфорда разрезал громкий крик, пронесшийся по пустым, темным закоулкам поместья подобно военному горну, летящему над полем предстоящей битвы. «Господи!» Чарльз узнал этот звук, он уже слышал его раньше, лежа на полу пахнущей травами лаборатории Стивена Шертона. Вскочив с кровати, старик первым делом посмотрел на свои руки – никаких салфеток и светящихся красных пятен. И проснулся он там, где ложился спать.
«Это не сон. Господи, спаси нас!» Наспех одевшись, Чарльз выбежал из комнаты. Спящие в смежных комнатах слуги проснулись, покинули свои кровати и теперь бродили по коридору с широко раскрытыми глазами, боязливо прижимаясь друг к другу. «Что происходит?», «Госпожа Оливия», «Я тоже слышала, как страшно!», – долетали до старика обрывки испуганного шепота. Двое мужчин-слуг, Дэвид и Питер, подбежали к Чарльзу, крепко держа в руках по масляной горелке:
- Это наверху.
Старик кивнул:
- Пош…
Еще один крик. Но в этот раз не просто вопль – безумная женщина выкрикивала слова: «Не получается! У меня не получается!»
*
Когда Оливия проснулась, за окном было совсем темно. В камине уже почти догорели вечерние поленья, но слуга, следящий за теплотой закрытых спален, придет еще не скоро. Она точно это знала, неизвестно откуда, но знала. Свесив ноги с высокой кровати, босой ступней Оливия дотронулась до ледяного пола комнаты… И совершенно не почувствовала холода. Времени у нее было не так уж много, она и так слишком долго откладывала то, что должно быть сделано.
«Сегодня, или никогда. Я люблю тебя, Бене».
Встав с кровати, Оливия направилась к большому деревянному комоду. Открыв ящик с аккуратно сложенными прогулочными платьями – туда давно никто не заглядывал, время прогулок прошло– она точным движением запустила руку во множественные складки дорогих и абсолютно бесполезных тканей. Предмет, пролежавший там в ожидании своего часа на протяжении нескольких долгих недель, приятно тяготил руку. Оливия вышла из спальни в холодный, тихий коридор.
Легкой поступью она шла в ночном безмолвии, направляясь в сторону восточного крыла.
«Если кто-то встретится мне, и попытается меня остановить – я не позволю», – она крепче сжала увесистый предмет, – «Ради тебя, Бене». Дойдя до закрытой, опустевшей спальни Элизабет, женщина остановилась, почувствовав легкое прикосновение непонятной ей тоски.
«Раньше здесь кто-то жил? Я не помню». Оливия протянула свободную руку, ухватилась за прочную ручку двери и потянула на себя. Дверь с тихим скрежетом открылась.
«О, мой Бене, как ты прекрасен, когда спишь!» Женщина шагнула в темную комнату и закрыла за собой дверь.
Джонатан спал в своей кровати, совершенно не видя снов. Последний раз ему снились сны года четыре назад, если не больше – в тот период, когда он только начал превращаться в молчаливую и покорную куклу собственной матери. Каждая ночь стала для мальчика лишь черным пятном, перемежавшим его серые будни. Но эта ночь будет особенной.
Джонатан проснулся от легкого прикосновения. Открыв глаза, он увидел стоящую над ним мать, слабо освещенную догорающими в камине поленьями.
- Мама?
- Я люблю тебя, Бене.
- Я Джонатан, мама.
- Я пришла спасти тебя, мой дорогой.
- Я Джона…
Женщина плотно накрыла его рот рукой, не дав договорить. Прошептала, уже плача, «Я люблю тебя, Бене» и проткнула грудь мальчика длинным, острым ножом. Холодный металл плавно прошел между ребер, проткнул левое легкое, разрезал дико бьющееся сердце и аккуратно вышел со стороны спины, царапнув позвоночник.
Дико выпучив глаза, умирающий мальчик смотрел на убившую его мать и давился заполнившей рот густой кровью. Спустя несколько мгновений, жизнь покинула его тело. Женщина принялась за работу.
*
Взбежав по лестнице на второй этаж, Чарльз посмотрел в сторону восточного коридора. «Господи!» Дверь спальни Джонатана была открыта, секундой позже оттуда вылетел Рональд Вильям Фронсберг и направился в сторону слуг. Юноша не смеялся, как это было во сне; он стремительно бежал к лестнице, а на его бледном лице застыло выражение абсолютного ужаса.
- Господин, что случилось? – закричал старик.
Рональд не ответил, он молча пронесся мимо слуг, проворно спустился на первый этаж и растворился в темноте Гренсфорда. Дэвид и Питер, сопровождавшие Чарльза, испуганно переглянулись.
- Идем!
Первое, что увидел старик, зайдя в комнату, была кровь. Оливия сидела на кровати мальчика спиной ко входу, а кровь щедрыми потоками лилась на темный пол.
- Отче наш, сущий на небесах… – Забормотал Питер, остановившись в дверях. Чарльз выхватил у юноши горелку как раз вовремя – слуга развернулся и побежал прочь.
- Что она наделала? – прошептал Дэвид.
- Убила сына, – онемевшими губами произнес старик.
Подойдя к Оливии и заглянув через ее плечо, Чарльз, зарыдав, исступленно завертел головой.
Она пыталась срезать его лицо.
И у нее не получалось.
«Господи!» Оливия начала с макушки, но лишь неумело покромсала скальп мальчика. Один длинный, практически срезанный мокрый лоскут волос и кожи, нелепо свисал в бок, напоминая часть средневекового маскарада придворных шутов. Она подступилась со стороны правого уха и небрежно отрезала его под самый корень, при этом оставив на шее и щеке Джонатана глубокие порезы. Ухо лежало на подушке, рядом с головой мальчика. Сместившись к подбородку, безумная вдова орудовала острым ножом, отрезая маленькие куски молодой кожи. Но нож постоянно натыкался на твердую кость… Дрожащими руками Оливия приложила красное лезвие к подбородку мальчика, и надавила. Нож чиркнул по кости, соскочил, полетел вперед и отсек половину аккуратного, когда-то красивого носа Джонатана. Она отрезала его левую щеку и верхнюю губу. Нетронутыми остались только широко открытые мертвые глаза.
- Господи! – хныча, простонал Чарльз.
Оливия сидела на кровати, покачиваясь, сжимая в руках отрезанные кусочки искромсанного лица. Покрытый кровью нож покоился на груди мальчика.
- Что вы наделали? – нет ответа. – Что вы наделали?! – во всю силу легких, сквозь рыдания, заорал старик.
Он схватил Оливию за плечи и начал неистово трясти, крича в лицо все тот же вопрос. Неожиданно, ее взгляд прояснился. Она удивленно посмотрела на Чарльза и опустила глаза. Последовавший за этим вопль старик запомнил на всю жизнь.
- Убейте меня! Убейте меня! Убейте меня! – снова и снова кричала вдова.
Дэвид, до этого безмолвно стоявший по другую сторону кровати, вздрогнул. Он выронил масляную горелку, которая тут же погасла, упав в лужу крови. Молниеносным движением он схватил окровавленный нож. Другой рукой мужчина сгреб в охапку пропитанные кровью волосы Оливии и запрокинул ее голову. Широким замахом, что есть сил, Дэвид рубанул по открывшейся шее вдовы, едва не отрубив ей голову.
*
Так родилась и умерла Кровавая Матерь Гренсфорда, прожив лишь несколько быстрых минут, заполненных багровым трудом. Женщина, известная под именем Оливия Фронсберг, при рождении носившая не менее богатую фамилию Рейнсхольд, оставила после себя небольшую стопку пожелтевших от времени юридических бумаг и скромное могильное надгробие из светлого камня, прочно обосновавшееся на южном кладбище Честера. Как и предсказывал давний сон Чарльза, несчастная семья вновь обрела единство – стройным рядком глубоких могил и обдуваемых ветром камней. Лишь один член британской ветви избежал жуткой участи подобного единения, Рональд Вильям Фронсберг сбежал из Гренсфорда, покинув Честер.
В отличие от Оливии, Кровавая Матерь оставила после себя поистине впечатляющее наследие. Женщина, чей мрачный дом на долгие века нарекли проклятым, стала пугающей легендой города и всей страны. В конце XVIII века вредные старухи тех мест излюблено пугали непослушных детей рассказами о страшной женщине, изрезавшей в кровавые лоскуты лицо собственного младшего сына. «Мальчик был вредным и невоспитанным», – шептали они. – «Он без остатка исчерпал терпение матери, и она решила преподать ему урок!» – после этих слов старухи зловеще щурили глаза. – «Но начав, не смогла остановиться. Кровавая Матерь жестоко убила своего ребенка и начала пировать, поглощая его плоть, как лакомые сладости, а после покончила с собой, лишив будущего свой собственный род!» Правды в этих историях было не больше, чем чистой воды в Темзе, зато действовали они безотказно. Но ни одна из наполовину придуманных детских страшилок не вспоминала о последнем выжившем члене семьи, в ужасе бежавшем из фамильного гнезда в ночь с двадцатого на двадцать первое января 1748 года.
Рональд позаботился о своем будущем, покидая особняк холодной зимней ночью, тишину которой разрывали безумные вопли Кровавой Матери. Схватив прочный тряпичный мешок, он по памяти и на ощупь обходил одно помещение Гренсфорда за другим, методично выгребая драгоценности из старинных сундуков, шкатулок, шкафов и комодов. Юноша туго набил ткань золотом и серебром, изысканными камеями, браслетами и кольцами, огненными рубинами и солнечными топазами. Когда он торопливо шел к запорошенной легким снегом двери черного хода, прозвучал еще один крик. Мать орала, надрываясь, молила о смерти: «Убейте меня!» – кричала она вновь и вновь. Рональд, вскрикнув, выронил мешок. Драгоценности, звеня веселой и крайне неуместной капелью, широко рассыпались по полу; молодой аристократ тяжело упал на колени, с силой закрыв уши руками, а мать все кричала, вознося свою жуткую мольбу до жестоких небес. Когда она заткнулась, Рональд поспешно собрал разбросанные богатства и выбежал в зимнюю ночь. Бойко поскрипывая твердыми подошвами, он добежал до конюшни, вскочил на лошадь, которой посчастливилось избежать «перевоспитания» – так он называл свое хобби – и навсегда покинул дом, в котором родился.
Развернуть

политика дед пей таблетки видео 

Путин о ФБК: "Эта организация публично призывала к массовым беспорядкам и публично давала инструкции о том, как готовить коктейли Молотова для того, чтобы использовать их против правоохранительных органов, выставляя при этом на показ установочные данные полицейских"



Ссыт в глаза и не краснеет. И так уже 22 года. 
Я вот раньше задавался вопросом, как сейчас до сих пор находятся те, кто считает Сталина эффективным менеджером, а сталинские репрессии - необходимостью в условиях подготовки к обороне в мировой войне. Теперь я на личном примере вижу, как это мифотворчество создаётся, и откуда в 2100-м году будут те, кто будет так же рассуждать про Путина.
Развернуть

Отличный комментарий!

Жаль никто не крикнул с зала
'пруф или пиздобол'
crom crom16.06.202121:42ссылка
+32.8

story фантастика рассказ проба пера многа букаф песочница 

Первый раз пишу, просьба сильно не срать, , ошибок наверняка дохрена, так что на каждую можно не указывать, как напечатал сразу выложил.



Поредевший отряд из шести пехотинцев находился в полукилометре от командного бункера, основной цели четвертого и пятого взводов, первый, второй и третий должны были уничтожить зенитки, закрепиться на их позициях и оказывать поддержку из минометов, однако все не заладилось с того момента как сбили транспорт первой волны. Все три первых взвода понесли серьезные потери при посадке, первый и третий завязли в штурме батарей, а второй взвод попал под перекрестный огонь трех отрядов Десанта Федерации и практически весь погиб.
-Бля! Нас прижали огнем! Голову не поднять! Влад, запроси поддержку!- пытаясь перекричать канонаду орал Марк.
-На связи четвертый взвод, запрашиваю поддержку с орбиты!
-Говорит борт четыреста семнадцать, четвертый, не могу вас поддержать, вы слишком близко к зенитной батарее, продвиньтесь вперед метров на триста, -прорвался сквозь статику голос пилота.
-Ты че, дубу дал, нам тут даже голову не дают поднять!
-Ничем не смогу помочь, из меня решето сделают, если подойду к вам.
-Марк, поддержки не будет, пока не доберемся до той вышки!
-Бля! Мэдисон, хватай ланчер и попробуй снять хоть один шагатель! Кто в тяжелой броне все ко мне!- Марк перебежал за следующему подбитому танку.
Рядом легла трасса разрывных зарядов, а по остову забарабанили крупнокалиберные пули.
- Чтоб вы сдохли, сраные федералы!
- Народ, слушаем план, Влад и Эллис прикроете нас плотным огнем, щя накидаем дымовых и бегом до того пролома в заборе. Дальше мы вас прикрываем.
-Черт, насколько было бы проще если бы с нами был хоть один Десантник!
-Мэд, потом помечтаешь, всем приготовиться!
Дымовая завеса дала два эффекта она скрыла отряд от глаз противника, и сконцентрировала весь огонь на этот район, обстрел был такой, что песок вокруг остова закипел бурунами от попаданий.
-Сейчас начнут перезаряжать и погнали. Раз… два… три! Пошел, пошел, пошел!
-Марк сорвался с места и рванул к пролому, измятая броня ревела сервомоторами как раненный зверь, Марк ворвался в пролом и обернулся, за ним бежал Алекс и Парсон, Мэду мешал рюкзак с выстрелами для ланчера, и он бежал слишком медленно…
Он не успел добежать всего несколько метров когда снова заговорила автопушка, первый заряд попал в ногу перебивая её в колене, пока он падал несколько зарядов попали в бок и руку.
-Мэд! Ебаный в рот федерал! Чтоб ты сдох ублюдок!
Еще одна очередь пришлась на рюкзак.
Вспышка, ощущение полета и тяжелый удар о землю.
Марк открыл глаза, сквозь паутину трещин разбитого визора видно зеленоватое небо, где то там высоко, тоже идет бой, корабли Корпорации теснят Федералов, выдавливая их из системы словно гной из раны…
-М..к! ..рк! Ты жи…й? – скозь колокола в голове и шум поврежденной системы связи прорывался голос Алекса, - …нас окру…ает отр… …дералов! Пар…н и Вла… ране…ы, …шишь м…я?
-Слышу, слышу…- во рту пересохло, язык еле ворочался.
Марк попытался встать, что оказалось весьма не простой затеей, броню искорежило, многие сочленения заклинило, плюс ко всему кружилась голова, а все тело словно было сделано из ваты. Оглядевшись он не обнаружил ни своего оружия, ни своего отряда. Марк перешел на аварийную систему связи.
-Алекс вы где? Или я где…
-Ты ближе всех к взрыву был, тебя перебросило через забор, давай быстрей к нам, это стандартный блокпост федералов мы во внутреннем дворе, здесь есть пролом с противоположной от их позиций стороны, поторопись они уже совсем рядом.
-Иду, иду…
Марк двинулся вдоль укреплений, и на углу нос к носу столкнулся с пятью клонами, усиленные имплантантами рефлексы сработали быстрее молнии.
Прямой удар в незащищенное лицо, подсечка и добивание ногой в грудь. Вторму, левой в челюсть, правой выхватил из его кобуры пистолет и тремя точными выстрелами убил остальных.
-Черт они притащили огнеметы! Мы не продержимся и минуты!
Изможденный сержант, рванулся вперед к пролому.
-Марк, в проломе огнемет!
Но было уже поздно, мощная струя пламени окатила его с ног до головы, броня мгновенно раскалилась и обожгла кожу, хватило мгновения, чтобы накачанное адреналином тело подняло руку и несколько раз выстрелило в обидчика. Одна из пуль попала в баллон и вызвала детонацию. Марка снова сбило с ног и он на секунду потерял сознание, но тут же был возвращен в реальность дикой болью, броня медленно плавилась и оплывала как парафин, гермокомбенизон под броней начал тлеть, превращая тело в один сплошной ожог.
Марк продолжая гореть перевернулся на живот и медленно встал сначала на четвереньки, а потом на колени, отбросил остатки шлема в сторону. Федералы набились во внутренний двор, как стадо баранов, мешая друг другу вести огонь и ограничив свое пространство для маневра до минимума. Остатки четвертого взвода отбивались до последнего. Первым погиб Алекс, он ворвался в толпу федералов стреляя из дробовика, и нанося крушащие удары руками и самим дробовиком. Расстреляв весь боезапас он метнул ставшее бесполезным оружие в лицо федералу и прыгнул с ножом на тяжелого пехотинца вскидывающего гранатомет. Нож вошел в горло по самую рукоять, федерал дернулся и разрядил гранатомет прямо себе под ноги. Взрывом боекомплекта разметало всех на несколько метров вокруг. Израненный осколками Алекс был буквально втоптан в землю толпой федералов. Эллис долго удерживала противника на расстоянии, защищая раненных Влада и Парсона. Выкашивая толпы клонов которым не хватило места в укрытиях, она периодически меняла позиции чтобы достать спрятавшихся по укрытиям. Архитектура федерального блокпоста, рассчитанная на оборону во внутреннем дворе, играла против самих федералов. Но численное преимущество взяло верх даже над технически и генетически усовершенствованным солдатом. Расположившись за укрытиями федералы периодически все же доставали Эллис, часть снарядов броня удерживала, но к сожалению не все, броня быстро покрывалась вмятинами и дырами. К тому моменту как у Эллис кончились боеприпасы, у неё уже было несколько ран не совместимых с жизнью, из последних сил она подорвала бомбу собранную Парсоном из их с Владом энергоячеек для встроенного в броню реактора. Взрыв сравнял с землей практически весь блокпост.
Боль ушла куда то в подсознание на смену ей пришла ярость.
Со всех сторон набегали федералы, и окружив его стояли в нерешительности, глядя на обгоревшего человека который продолжал бороться, обожженное лицо искажала гримаса ярости, а ослепшие глаза словно пронизывали насквозь.
Всепоглощающая волна ярости смыла остатки сознания. Сознание Марка потонуло в кровавом тумане, из обожженного горла вырвался нечеловеческий вопль, привычное зрение исчезнувшее вместе с глазами, сменилось на красную пустыню с черным небом и пылающими силуэтами людей. Он мысленно сжал огромный кулак и с силой впечатал его в ряды федералов, эффект был оглушительный, с грохотом громового заряда гравитационное поле огромной силы превратило первые ряды пехотинцев в фарш, а позади стоящих расшвыряло, как кегли, солдаты не попавшие под первый удар открыли огонь, но пули в метре от Марка вязли словно в киселе.
Второй удар был не таким сильным и нанесен сверху вниз, размазывая пехоту по бетонному покрытию. Боль все нарастала, а вместе с ней нарастала ярость и сила Марка. Импульсами гравитационных полей от которых бетон покрывался трещинами, а мелкие осколки и камни разлетались вокруг, как шрапнель, он сбивал окруживших его клонов с ног, а затем жестоко добивал используя гравитационные завихрения или собственное оружие противника. Федералы в ужасе разбегались прекратив сопротивление, бить их крупными полями стало неудобно и слишком утомительно. двинулся к самой большой толпе убегающих солдат, приблизившись на достаточное расстояние, создал в руке что то вроде хлыста и стал точными ударами рассекать бегущих на части. Из горла вырвался грохочущий хохот, разнесшийся на сотни метров вокруг.
- Жалкие трусы! Вы только и можете, что нападать толпой, а в случае чего бежать как крысы! Вернитесь и сдохните как настоящие солдаты!- голос Марка превратился в клокотание обожженного горла.
Марк разбежался и подпрыгнул, создал прямо под ногами разрывное гравитационное поле, выбросившее его высоко вверх, возле бункера выстроилось в ряд несколько танков и шагателей. Изменив гравитационное поле вокруг тела, сержант увеличил свою массу до нескольких сот килограмм, и рывком направился на танки, разогнавшись до огромной скорости сформировал под ногами щит-таран, превративший первый танк в сплющенный металлолом, все тело опять обожгло болью. Покрывшиеся коростой и уже начавшие регенерировать ожоги, снова обожгли сознание болью. Боль породила ярость… Марк запрыгнул на один из тяжелых шагателей, легко перемахнув на манипулятор с пушкой, замкнул цепи управления, и одной очередью крупнокалиберных зарядов распорол борт танка и разнес в клочья кабину другого шагателя. Ствол пушки раскалился до бела, заряжающий механизм заклинило, от удара вторым манипулятором машины, которым пилот пытался смахнуть дерзкого засранца. Активировав одну из ракет прямо внутри пусковой установки, сержант подлетев вверх, повторил трюк с щитом-тараном, уничтожив еще один танк. К этому моменту у ракеты сработал механизм самоуничтожения, разнеся весь шагатель в куски. Перейдя к менее энергозатратным методам Марк стал наносить мощные удары по бронемашинам, проминая и разрывая броню. Опешивший поначалу экипаж, в отличии от пехоты набранный не из клонов, а из обычных людей, быстро пришел в себя и перестроился в кольцо, ведя непрерывный огонь по цели. Каждый снаряд попавший в барьер вызывал дикую боль в голове и мешал концентрироваться, Марка захлестнула новая волна ярости, все поплыло перед глазами, в руке сама собой образовалась плеть которая одним ударом снесла одному из танков башню, а второй рассекла надвое. Однако пришедший в себя экипаж бронетехники явно вознамерился прикончить его, любой ценой. Плотность огня все возрастала, постепенно прижимая к земле. Собрав все силы в кулак, Марк нанес удар в землю вложив в него всю силу и ярость. Образовавшаяся от этого ударная волна была такой силы, что переворачивала танки, сбивала с ног шагатели, а экипаж не выдерживая резкого перепада гравитационных сил лопался как мыльные пузыри. Упав на одно колено, сержант из последних сил набросил на танк облегчающее поле, создал под ним разрывное, поднявшее его на несколько метров над землей, и изо всех сил ударил в борт направив прямо на бункер. Пролетев добрых две сотни метров, танк врезался в землю, защита реактора не выдержала, и машина вместе с бункером исчезла в ослепительной вспышке взрыва.
Марка сбило с ног ударной волной и кубарем протащило несколько метров. Он перевернулся на спину и уставился куда то в темнеющее, зеленоватое небо, обожженными, ослепшими глазами. Ярость уходила, на её место возвращалась боль и спокойствие. Жуткая усталость сковывала все тело, не было ни желания, ни возможности шевелить даже пальцами. Марк из последних сил хватался за ускользающее сознание, но оно словно выскальзывало из обожженных пальцев и уплывало куда то вверх, к звездам.


***
...нейроинтерфейс сбоил и переодически все вокруг искажалось и меняло цвета. При этом в голову словно вгоняли раскаленные гвозди. Влад упал на колени обхватив голову руками,непреодолимое желание избавиться от боли любой ценой заставило его подняться и неразбирая дороги рвануть по джунглям.Пилот обезумевший от боли спотыкаясь и падая продирался сквозь заросли. Внезапно он заметил движение слева от себя и ринулся к нему. Первый десантник федерации даже не понял что произошло как получил шесть ножевых ранений в незащищенную облегченной для операций в джунглях броней, шею и голову.
- это все вы! Вы виноваты! Сдохните уроды! Ааааа!
Влад молнией бросился на второго десантника, пилотские иноплантанты ускоряющие реакцию помогали увернуться от размашестых ответных ударов, а мышечные усилители комбинезона позволяли соперничать с противником в силе. Пилот извернулся и вцепился мертвой хваткой в горло врага, десантник сначала не ожидавший такой прыти, быстро пришел в себя и одним ударом в лицо сбросил с себя атакующего. Влад отлетел назад, в версиямой ярости он схватил лежащий рядом булыжник и со всего размаху швырнул его в противника, десантник уже праздновавший победу, внезапно получил в голову камнем и повалился на землю, взбесившийся пилот взобравшись на него стал месить его руками.
- это ты виноват, ты! Ты! ты! Сдохни!- Влад обезумев от боли в голове уже не контролировал себя желая лишь избавиться от неё любым способом.
Внезапно боль ушла, а зрение востановилось, волна боли схлынула, и сознание вернулось в нормальное состояние. Влад увидел перед собой разможженную голову десантника, вскочил, тут же осел на дрожащих ногах, он взглянул на свои руки и его вырвало. Весь комбенизон был измазан в крови убитого, а несколько пальцев на руке вывернуты в неестественном положении.
- нет, это не я их убил, не я. Я не мог. Нет, не мог. Не мог, не мог. Влад вскочил на ноги и побежал подальше от ужасного места, он бежал спотыкаясь и падая пока не обессилел и не упал без сил, мгновенно провалившись в тревожный, беспокойный сон.
Влад лежал на черной покрытой пеплом земле, его окутывал густой туман. Влад поднялся и огляделся, в далеке брезжил свет, и он двинулся к нему, в тумане мелькали тени и что то неразборчиво шептали. Чем ближе он подходил к свету тем громче и разборчивее становился шепот.
...УБИЙЦА...
...ТЫ ПРИШЕЛ ЧТОБЫ УБИТЬ ВСЕХ?...
...ЗАЧЕМ ТЫ ИХ УБИЛ?...
...ПАЛАЧ... ...УБИЙЦА...
Влад в панике шарахался от каждого голоса, но упорно продвигался к свету, внезапно теплая капля упала ему на лицо, Влад подставил руку под дождь, на ладонь упала красная капля. Влад посмотрел в небо, там стремительно образовывались густые красные тучи инфернального вида. Влад перешел на бег, стараясь быстрее добраться до света, шопот перешел сначала в голоса, а потом в оглушительный вой, режущий уши, а дождь превратился в ливень. Кровь заливала глаза, а пепел под ногами превратился густую грязь, в которой вязли ноги, Влад упал на колени и окончательно увяз, попытался опереться на левую руку, но поскользнулся и упал набок. Визгливые голоса резали уши.
...УБИЙЦА...
...ПАЛАЧ...
...УБИЙЦА...
Внезапно Влад понял что не вязнет в грязи, а сам в неё превращается. Бессильно протянув руку к уже угасающему свету, Влад из последних сил дернулся и упал лицом в грязь...
***
Влад тихо крался по покрытому трупами и обломками техники федералов полю. Примерно четыре часа назад он почувствовал огромный всплеск психической активности на севере, а потом там что то серьезно взорвалось, это значило что либо Марк с отрядом добрались до цели и выполнили задание либо это федералы на них чтото сбросили, а значило это только одно: скоро прибудет эвакуационный транспорт, либо подкрепление. Трофейная снайперская винтовка висела на спине, поверх изодранного пилотского комбинизона Влад натянул пехотную броню федералов, и теперь больше походил на заблудившегося клона,
внезапно Влад почувствовал чье то присутсвие, оглядевшись и прислушавшись к своим ощущениям Влад заметил пехотинца Корпорации, он лежал рядом с развороченным взрывом танком и был тяжело ранен. Влад вновь прислушался к ощущениям больше никого вокруг небыло, тихо поднявшись он пошел к раненому. Здоровенный парень был ранен в грудь, правая рука была оторвана по локоть, а нога сильно посечена осколками. Аккуратно сняв измятую кирасу, Влад вспомнил что пехотинцы часто подписывали броню изнури, на случай если тело будет невозможно опознать. Стерев слой запекшейся крови он нашел запись. Грант. 4 взвод. Рядовой четвертого класса. Красный договор. Группа крови 3 резус отрицательный. Если ты читаешь эту надпись, а я уже мертв, деньги со счета номер 526358717 прошу перевести моей бывшей жене и детям. По спине Влада пробежал озноб, видеть старого знакомого в таком состоянии было жутковато. Влад снял перчатку и коснулся поврежденного шлема бойца, пальцы словно закололо иголками, зрение затуманилось, а потом пришло видение.
Влад стоял на скалистом утесе, над ним нависали кучевые облака, небо было нежно розового цвета, как во время заката на земле. Внизу шумело море,разбрасывая серебряные брызги. Море... Только сейчас Влад осознал как сильно устал за эти два дня. Он аккуратно сел на край и стал любоваться бушующей внизу водой.
- Не страшно?- за спиной послышался знакомый голос.
- Я пилот, Грант, высота это мой дом.- Влад обернулся и расплылся в улыбке. Грант был в строгом костюме с галстуком и кейсом для документов- Забавный наряд, G-мэна раздел?
- Я ведь адвокат, мне положено, всегда мечтал быть адвокатом- улыбнулся в ответ Грант. - Это, Лигурия 5?
- Нет, четыре, на пятой небо густо красного цвета, и жарко очень.
- А, точно, я их путаю постоянно. Слушай а что ты тут забыл?
- Решил вернуться домой, открыть адвокатскую контору, и отдохнуть от всего этого ада... - Грант закрыл глаза- боже как же я устал.
- Может это как то связано с тем что ты сейчас валяешься на Прайме 2 с оторванной рукой и медленно умираешь? Нет, Грант, никакой ты не адвокат, ты пехотинец Корпорации и уходить на покой тебе пока рановато.
Лицо Гранта посерело, а строгий костюм стал медленно превращаться в изодраный гермокомбинезон, левая рука буквально растаяла в воздухе, а на теле образовывались жуткие раны. Ноги Гранта подкосились и он чуть не упал на землю лицом вниз, Влад подхватил его и аккуратно уложил на камни.
- Влад. Влад, ты меня слышишь? Ты должен сейчас взять у меня на пояснице медицинский индивидуальный пакет и подлатать меня, только делай все очень быстро, чтото перехотел я быть адвокатом.- Грант толкнул его рукой в грудь и Влад резко выпал из видения.
Пот заливал лицо попадая во все порезы, ссадины, а самое главное сломанный нос, вызывая дикое жжение. Влад все еще ошеломленный столь четким видением, утер лицо рукавом и бросился обратно к Гранту. Просунув руку под поясницу он нащупал контейнер и отсоединив крепления вытащил его. Контейнер был измят, но относительно цел, вытащив нож, Влад подцепил заклинившую крышку и аккуратно вскрыл его. Внутри как и говорил Грант лежал индивидуальный медицинский пакет. Уложив Гранта на землю Влад сегмент за сегментом снял броню, и протер поврежденые участки тела бактерицидным полотенцем от запекшейся крови. Закончив с этим он принялся вынимать многочисленные осколки, опасаясь сначала сильных кровотечений Влад использовал жгут, но кровь быстро сворачивалась едва оказывать на воздухе. Отложив в сторону жгут и солидную горку осколков, Влад взялся за две самых серьезных раны оторванную руку и стреляную рану на груди, к счастью она оказалась сквозной и туго перемотав грудь бинтом, уложил Гранта на поврежденный бок. Руку как и остальные раны закрыл синтеплотью из балнчика. В последний момент Влад заметил автоматический медблок на дне пакета. Влад положил его на грудь раненого, блок тихо пискнув, поднялся на несколько сантиметров над телом и принялся его сканировать, через пару секунд он опустился обратно и пискнув перешел в лечебный режим. Оглядевшись Влад нашел подходящий кусок обшивки и пристроил его над Грантом. Оглядевшись Влад двинулся дальше на север. Попути он нашел тела Чака и Сержа, оба были буквально растерзаны. Сержа он узнал по инженерной броне, а Чака по зажатому в кулаке золотому медальону, странно что федералы, обычно обирающие трупы до нитки, не забрали его. Оба трупа Влад оттащил к обломкам БТРа и как мог замаскировал обломками. Чем дальше он продвигался на север, тем сильнее ощущалось присутствие кого то, или чего то очень сильного. Проходя разрушенный блокпост Влад наткнулся примерно на две роты клонов, буквально размазаных по земле или рассеченых на части чем то бритвенно острым. Обойдя побоище стороной Влад продолжил движение к эпицентру взрыва, теперь он уже точно мог сказать что Марк и его взвод справились, вот только какой ценой и где все они теперь? ощущение чего то сильного все усиливалось, и судя по ощущениям Влада это что то находилось в самом эпицентре.
Чтобы добраться до предместий развороченного бункера, Владу пришлось пройти еще пол километра по минному полю, которое не оказалось для него большой проблемой, ударная волна прошедшая по полю заставила сдетанировать все противнопехотные заряды, а противотанковые не представляли для Влада никакой угрозы. Уже возле бункера Влад почувствовал присутсвие человека, мгновенно упав ничком, он пополз в ту сторону где находился незнакомец. Винтовка перекочевала изза спины в руки. Что то в ощущениях было не так, словно и не человека почувствовал. Ладони в перчатках стали влажными, а по спине пробежали мурашки. Аккуратно выглянув изза остова танка, Влад заметил обгоревшее тело, сначала приняв его за труп, Влад снова прислушался к ощущениям. Нет, не может быть, энергия от обожженого буквально лилась потоками, как будто, это был не труп вовсе, а живой человек, если не пять- шесть человек вместе. Любопытство буквально распирало, и тихо поднявшись он двинулся к обожженному, подойдя, снял перчатку и отпрянул руку к голове раненного. Внезапно труп распахнул обожженые глаза, покрытые коростой пальцы мертвой хваткой сомкнулись на шее пилота, уставившись на Влада слепыми белками глаз, труп с трудом разлепил ссохшиеся губы, и выдавил из обожженного горла слова, которые эхом отдались в голове Влада.
- Держи свои гребаные руки при себе!
***
В паре десятков метров двигался человек, двигался скрытно, перебегая от укрытия к укрытию. Марк не то что бы увидел его, скорее почувствовал. Вокруг незнакомца словно скользили невидимые щупальца, которые ощупывали все вокруг пробуя на вкус. Одно из них коснулось Марка. Человек резко обернулся и двинулся в его сторону. Нужно было срочно что то делать, но все мышцы задеревенели, а кожу словно жгло огнем, кололо иглами и резало ножами. Воспоминания ближайших часов захлестнули Марка и из обожженных легких вырвался сдавленный стон похожий на клокочущее рычание. Занятый восстановлением подвижности конечностей Марк не заметил как незнакомец подошел совсем близко. Человек склонился над ним, и протянул руку к его горлу. Обида и ярость захлестнули Марка, выжить в этой мясорубке, пережить гибель своего отряда и умереть вот так? Быть задушеным одиноким клоном, вот уж хер! Марк приложив всю свою волю открыл глаза, и схватил противника за горло.
- Держи свои гребаные руки при себе!
На лице клона застыла маска удивления и растерянности, однако чтото в чертах его лица было чтото до боли знакомое.
- Влад?!- ослабляя хватку Марк, сформировал небольшой сгусток энергии в левой руке, на случай ошибки.
- Марк?- на лице собеседника отразилось еще большее удивление.
Влад поднялся и протянул руку товарищу. Марк приняв руку струдом поднялся.
- Что произошло? Как ты здесь оказался? Выглядишь ты просто отвратно...- в голосе Влада перемешивались радость и удивление.
Марк опустил взгляд на свое тело покрытое обугленными кусками брони, из под которых выглядывали участки обгоревшей плоти.
- Марк, ты как в поряде?
- Не знаю, Влад, не знаю. Мне порой кажется что я просто в отключке валяюсь, а все это мой глюк. Я чтото вроде полубога или супергероя, могу управлять физическими полями и видеть то что не видно обычным взглядом. И судя по всему ты тоже кое что умеешь, вокруг тебя сейчас вьется огромный пучек щупалец которым ты все вокруг облапал уже.
- Либо это групповая галюцинация либо я хер знает что происходит, но после того как меня сбили я башкой чуть панель управления не пробил, нейроинтерфейс взбесился чуть мозги мне не выжег- Влад поморщился словно от боли- а потом я заметил что могу людям залезать в сознание и творить всякие непотребства, заставлять стрелять друг в друга, подрываться на собственных гранатах, могу заставить их незамечать меня или вытащить из мозгов какуюнибудь важную информацию.
- Вобщем ты у нас идеальный шпион...
- Ну, как то так.- Влад повернулся к развороченному бункеру- ты ничего не чувствуешь?
- Не знаю, ничего определенного, разве что жрать охота и болит все.
- Нет, в бункере. Там чтото большое и злобное, и оно нас заметило.
- Надо, доделывать работу.
Марк двинулся к одному из БМП федералов.
- Судя по маскировке эта машина принадлежит Первому Десантному Корпусу Прайма.
Кусок брони словно срезанный скальпелем упал перед Марком, заглянув внутрь, Марк достал ручной пулемет, взвесив в руках, положил на броню, и полез на башню, где стоял станковая двадцатипяти миллиметровая автопушка, провозившись с ней несколько минут Марк просто вырвал крепления с мясом и с довольной ухмылкой слез с брони. За это время Влад успел заменить несколько поврежденных щитков на броне и найти несколько магазинов к винтовке. У одного из офицеров он снял с пояса крупнокалиберный пистолет и пристроил его в нагрудной кобуре, взамен своего потерянного личного оружия.
- Нужно как то наладить связь, на случай если придется разделиться.
- Там внутри того БМП который я вскрыл целый взвод десанта сидит возьми пару комбусин.
Заглянув внутрь Влад, как и обещал Марк, обнаружил десантников. Забрала были заляпаны изнури смесью крови и мозгов.
- Марк ты их просто в кашу превратил я в этом ковыряться не буду.
- Ладно, щя с целых снимем. И возьми пулемет, который я достал, чую без пальбы не обойдется.
- Марк, ты издеваешься? Это ты у нас генномодифицированный пехотинец и можешь таскать вес превышающий твой собственный, а я не совершеннолетний пилот, мне даже снайперка тяжеловата.
- Ты ведь пошутил сейчас?
- Если тебя обижает слово генномодифицированный, то извини...
- Да нет, по поводу своего несовершеннолетия, насколько я помню обучение на пилота длится около семи лет, так что тебе не меньше двадцати одного года, или я что то путаю? Да и выглядишь ты на двадцать пять.
- Я с Венеры, климат там суровый, а гравитация понижена, все люди оттуда высокие и немного грубоватые изза ветров и повышенной радиации. А по поводу пилотирования, я самоучка, не учился в академии. Сначала гонял на флаере брата, а во время гражданской войны попал в ополчение летал на грузовиках и курьерских фрегатах, мне тогда пятнадцать было...
- Есть хочешь? Если тебя конечно трупы не смущают...
Марк сидел на искореженном куске брони и держал в руках банки консервов.
- Не смущают. Вчера еще окажись я здесь, не то что есть бы не смог, блевал бы дальше чем видел.
- А что изменилось со вчерашнего дня?
Влад помрачнел и взял банку из рук Марка.
- Много чего.
- Извини, я думал раз ты уже был на войне... То и убивать приходилось...
- Марк я был пятнадцатилетним поцаном, мне б духу не хватило никого убить даже если б мне в лицо стволом тыкали.
- Ладно, извини, извини. Слушай, а как ты в Корпорацию попал? Я думал у нас тут возрастной ценз и вся фигня...
- Случайно, когда на Венеру пришел Федеральный карательный флот, ополчение смяли за два дня. Остатки погрузили на тюремные корабли и повезли куда то...
- На Кадран, планету тюрьму.
- Возможно, вобщем на конвой напала Корпорация и всех заключенных прямо на корабле поделили на две группы те что нужны Корпорации и те что свободны и могут валить на все четыре стороны. Уж не знаю что там во мне им понравилось, но из более чем трех сот тысяч человек я был в той сотне что была признана пригодной.
Влад выковырял остатки мяса со дна банки и отбросил её в сторону.
- Марк, а ты...
- Тихо, кто то идет - шикнул на него напарник. Марк поднял автопушку и тихо передернул затвор.
Влад, прислушался к ощущениям.
- Это не клон, я их научился отличать. Могу накинуть морок, он нас не увидит.
- Давай? и тихонько к вон тому танку, я пойду посмотрю.
- Может лучше я? Если это ктото из наших мне проще будет войти в контакт, у тебя видок такой, что не грех и пристрелить для верности.
- А ты как клон выглядишь.
- Так лучше?
Влад слегка поплыл и клонская броня превратилась в бело-серый комплект штурмовой брони.
- Лучше просто на броню набрось морок, твой комбез выглядит более натурально.
- Шуруй, я постараюсь тебя прикрыть.
Влад двинулся к цели, добравшись до перевернутого остова, он слегка высунулся, и огляделся. Человек был гдето совсем рядом вот только где? Влад прислушался к ощущениям, вдруг чтото холодное уперлось в затылок.
- Не рыпайся, гаденыш- произнес спокойный женский голос - аккуратно положи оружие на землю и повернись ко мне лицом, и без глупостей.
Влад сбросил ремень пулемета с плеча и подняв руки вверх медленно повернулся.
Перед ним стояла девушка лет двадцати, в руках она держала тяжелый дробовик, дуло которого смотрело прямо ему в лицо. Серо-красная броня без шлема, была покрыта вмятинами и глубокими царапинами от рикошетов. У неё было красивое лицо с острыми чертами и короткие каштановые волосы, общее впечатление портил только огромный синяк покрывающий всю левую половину лица.
- Ну че уставился? Девушку в форме ниразу не видел?
Она подошла и выдернула у него из подмышки пистолет, пристроила его у себя на бедре.
- Ты здесь один?
Влад не раздумывая кивнул, очарованный её красотой он не мог даже подумать о бегстве или последствиях своего обмана.
- Кончай на меня пялиться, и убери эту гребаную улыбку со своего лица, ато её уберет мой дробовик. Гребаный клон.
- Я не клон, я пилот. Я четвертый взвод высаживал, а потом меня слегка сбили.
- Слегка сбили? Звучит как немножко беременна- произнесла девушка с ухмылкой и немного расслабилась- Где теперь четвертый взвод, знаешь?
- У тебя за спиной.
Изза остова вышел Марк, с авто пушкой на перевес. Девушка вскинула дробовик, но его внезапно вырвало у неё из рук и отбросило на несколько метров всторону, она потянулась за пистолетом, но так и застыла не в силах пошевелиться.
- Спокойнее мадам, иначе ктонибудь может пострадать. Я Марк, сержант четвертого взвода, бывший уже видимо. А это Влад, пилот, он нас высаживал на планету. Я думаю всем нам надо успокоиться и поговорить.
Развернуть

рассказ сделал сам юмор арт песочница Гарри Поттер (книга) 

Гарри П. Уоттер и дорожное приключение

Это утро Гарри П. Уоттера, впрочем, как и любое другое за прошедший год, началось с жуткого похмелья. Впрочем, Гарри уже успел привыкнуть к головной боли и к жуткой жажде. Его уже не смущало то, что он часто забывал кто он, где находится, и как сюда попал.
Гарри с трудом поднялся на ноги, снял с себя помятую и грязную мантию со следами чьих-то ног и надел новую, заготовленную с прошлой недели. Он на автопилоте подошел к зеркалу, разлепил опухшие веки и с тоской поглядел на себя. Взяв бритву, он пошел в умывалку, распугивая своими красными глазами и опухшим лицом, покрытым щетиной, учеников-первогодок. За минувший год Гарри научился бриться без единой царапины, держа бритву в трясущихся руках. Это умение было сложно переоценить, так как достать бритвенные станки в школе было сложно и ученики брились по старинке – опасными лезвиями. Минут через десять он сел на кровать рядом с Роном Уайсли.
Надо сказать, что за прошедший год Рон стал просто мастером по превращению разного рода бытовой химии и моющих средств в нечто, пригодное для питья. Его мастерство совершенствовалось с каждым разом. Сейчас Гарри как никогда надеялся на своего лучшего друга:
– Слушай, Рон, у тебя есть выпить? – с надеждой в голосе спросил Гарри. – Надо здоровье поправить…
– М-м-м… Вряд ли, - ответил Рон. – Ты вчера все выпил…
– Да ладно тебе! Хорош издеваться! - с этими словами Гарри полез под кровать. – Там должно быть хоть что-то…
Он наклонился и заглянул под кровать. То, что он там увидел, потрясло его: под кроватью сидели два огромных таракана. На одном из них был старый свитер Рона, а другой точил нож. Гарри, как завороженный, смотрел на них.
– Что смотришь? – угрожающе спросил таракан с ножом. – Глаза выну, в кармане носить будешь…
– И-извините, - промямлил Гарри и поднялся на ноги.
На секунду ему стало страшно, что он спятил.
– Э-э-э… Слушай, Рон… У тебя под кроватью… - Начал он несмело и запинаясь.
– Что у меня под кроватью? – не понял Рон.
– Ну… это… я заглянул туда, а там…
– Что там? – спросил Рон, заглядывая под кровать и недоуменно глядя на Гарри.
– Ну… я увидел там тараканов, - продолжал Гарри
– Ну и что? – Рон все еще не понимал, что Гарри хочет сказать. – Это два брата: Майк и Боб. Они живут у меня уже давно…
– Слушай… У них нож есть… - опять попытался сказать Гарри. – Тебя не беспокоит, что под твоей кроватью живут два таракана рэперского вида и у одного из них есть нож?
– Нет. Ни капельки, - ответил Рон. – Вот если бы под кроватью завелись мыши, вот тогда я бы забеспокоился. А так, ребята отгоняют мышей.
На секунду мозг Гарри поймал мысль о том, что мышь должна ходить как минимум с битой, если тараканы могут носить свитер. Но так как его мозг судорожно думал, вырабатывая остатки алкоголя из крови, о том, где бы найти хотя бы бутылочку жидкости для мытья стекол, то эта мысль не задержалась в нем и улетела прочь.
Минут через пять Рон превратил бутылку волшебного тосола, которую он купил в магазине «Все для метел», в банку рассола, которым Гарри, наконец, поправил здоровье.
Сегодняшний день был особенным. Команда Граффиндора играла со Слузерином. Гарри решил немного, что называется, «пришпорить события».
– Рон, идем, - Гарри потащил друга за рукав в сторону. – У меня есть план.
– Что за план? – с любопытством спросил Рон. – Мы нашлем порчу на слузеринцев?
– Нет, гораздо лучше. Мы узнаем будущее, – мечтательно глядя вдаль, сказал Гарри. – Только представь, зная исход матча, мы сможем поставить на победителя и выиграть кучу денег…
– Ты что, опух? – Рон покрутил пальцем у виска. – Как ты узнаешь будущее? Или под действием спиртного у тебя в голове открылась прямая линия с небесами?
– Мы спросим Шляпу, - ответил на это Гарри.
– Ты хотел сказать, Шапку, - перебил его Рон.
– Нет. Именно Шляпу. Шляпа – это брат Шапки. Он умеет предсказывать будущее, - загадочно прошептал Гарри. – Я вчера слышал, как Шнапс о нем говорил…
– Слышал?! Да ты на ногах не стоял! – возмутился Рон. – Тебе это приснилось! Чел! Какая Шапка? Иди, поспи!
– Да ничего подобного! Я это слышал еще до праздника!
– Ладно, - Рон, наконец, сдался, понимая, что убедить друга ему не удастся, - показывай дорогу. Поговорим с твоей, гм, Шляпой…
Минут через пять друзья подошли к кабинету прорицания. К счастью, там было пусто: профессор, видимо, ушла обедать.
– Заходи, - шепнул Гарри. – И дверь закрой!
Друзья вошли в темный кабинет, увешанный разными пучками трав. На полках до самого потолка стояли какие-то скляночки (на одной из склянок было написано «Ацетон», а на другой – «Клей момент-ТМ2»), а на столах тускло светились потусторонним светом хрустальные шары. Проходя мимо одного из них, Гарри про себя отметил, что шарик уже пора списывать, так как он уже ничего не кажет, кроме настроечной таблицы…
Друзья остановились у старого шкафа. Рон дернул ручку, но шкаф был закрыт. Тогда Гарри извлек из складок своей мантии магический ломик, который он постоянно таскал с собой. Секунда – и дверь шкафа отворилась, а замок бессильно повис на двух старых шурупах. В шкафу на одной из полок лежала старая, поеденная молью потертая шляпа с пером. Теперь все сомнения Рона о том, что мозг Гарри функционирует не вполне нормально, отпали.
Гарри осторожно достал ее и положил на стол.
– Эй, Шляпа, просыпайся! – Гарри потыкал в нее пальцем. Шляпа зашевелилась и открыла глаза.
– Э, да никак сам Гарри П. Уоттер к нам пожаловал, - сказала шляпа надтреснутым голосом. – Я знал, что ты придешь, ибо звезды образовали на небе фигуры, предрекшие твой приход…
–Да-да, - закивал Гарри. – Давай к делу. Нам с другом надо знать исход нынешнего матча.
– О-о-о, - протянула шляпа. - Будущее темно… Туманная река времени несет нас по своим водам и цепь событий уже куется…
– Блин! Хорош мозги парить! – раздраженно воскликнул Рон. – Говори, кто выиграет!
– О-о-о, - опять затянула шляпа. – Много чего произойдет нынче вечером… Камни вижу я…
– Какие, нахрен, камни? – Гарри начал злиться.
– Камни в твоих почках, о, мой юный друг…
– Какие камни? Какие почки? – Гарри начал терять терпение.
– О, мой юный друг, заканчивай пить одеколон «Огуречный» и все то, что гонит из него твой веселый рыжий спутник. Начни пить успокаивающий лосьон после бритья. Он избавит тебя от недуга и успокоит твои нервы, - вещала шляпа. – Он поможет тебе изгнать болезнь…
– К делу давай, чтоб тебя! – теперь уже Рон начал злиться. Но шляпа молчала. Видно, она ушла в астрал.
– Слышь, Шляпа, - сказал, наконец, Гарри, - ты как относишься к внешней политике, проводимой президентом Франклином? А?
– Я? Э-э-э… Нормально, - настороженно ответила сбитая с толку шляпа. – А что?
– Давай так, я подарю тебе портрет Франклина, а ты расскажешь о сегодняшнем вечере. Идет?
С этими словами Гарри достал из кармана стодолларовую бумажку и протянул шляпе.
– Вот с этого и надо было начинать! – шляпа заметно оживилась. – Короче, сегодня тебя, о, мой юный друг, покажут по телевизору…
Но закончить шляпа не успела: в коридоре послышались шаги. Друзья закинули шляпу в шкаф и выпрыгнули на лужайку перед школой через приоткрытое окно.
– Ты слышал? – размахивая руками, говорил Гарри. – Меня покажут по ящику! Это значит, что мы выиграем матч!
– С чего ты взял? – пытался остудить пыл друга Рон. – Кто знает, где тебя покажут? Может, в «Лузере недели», или ты свалишься с метлы, и все будут говорить о трагедии, произошедшей на матче…
– Ладно-ладно! Все! Я тебя понял! – отмахнулся Гарри. – Вот увидишь, все будет хорошо.
Ближе к обеду команда собралась в раздевалке. До игры оставались считанные минуты. Гарри сунул под мантию кусок счастливой волшебной арматуры, которая была с ним на каждой игре, затем достал из шкафчика начатую бутылочку сливочного пива и отхлебнул из нее порядочный глоток для смелости: каждая игра в кривич могла стать для игрока последней.
С самого начала игра не задалась. Сначала метла Гарри завелась только с третьего раза. «Мало ли, вода в карбюратор попала, наверно», - подумал Гарри, набирая высоту. Но когда Гарри стал глохнуть на виражах, в его душе зашевелилось неприятное предчувствие. Стоило ему резко поменять направление, чтобы перехватить теннисный мячик с крылышками, как метла глохла и он, как идиот зависал над полем, ожидая, пока Джон и Джек Уайсли не прикурят его. Когда Гарри заглох в десятый раз, к нему подлетел Мэлфой.
– Что, Уоттер, глохнешь? – с нескрываемым злорадством произнес он. – Свечи, наверно? Да?
– С чего ты взял? – злобно ответил Гарри. – Просто жду нужного момента…
–Ага, как же! – Мэлфой ухмыльнулся и развернул метлу так, чтобы весь выхлоп шел на Гарри. Он завис в нескольких метрах от него и усиленно газовал, стараясь, доставить Гарри побольше радости выхлопными газами своей метлы. Облако сизого дыма скрыло от Гарри трибуны и землю. Его глаза слезились, а в горле першило. Но он решил не сдаваться. Скрытый дымкой, грязно матерясь на Мэлфоя, он вынул из метлы свечи и стал чистить их от нагара. Затем он попытался завестись. С десятого раза это ему удалось. Гарри осторожно нажал на газ, чтобы не заглохнуть, и вылетел из удушающего облака выхлопных газов метлы Мэлфоя.
Эту игру граффиндорцы с треском проиграли. Под конец игры у Гарри полетел бензонасос и он был вынужден приземлиться. Метла Гарри просто рассыпалась. Команда с хмурыми лицами двинулась к замку под улюлюканье болельщиков Слузерина и под нетрезвые выкрики своих трибун, уворачиваясь от летевших в них пустых бутылок и мусора.
– Н-да, - задумчиво произнес Гарри, осматривая свою метлу. – Оперение совсем полысело. Надо бы заменить его…
– Так замени. В чем проблема? – сказал Рон. – Сходи в деревушку и купи новые прутья.
– Легко сказать! Я сегодня потратил последние сто долларов на то, чтобы услышать о камнях в почках и о том, что меня покажут по ТВ! – глядя в пол, разочарованно сказал Гарри. – Хотя… У меня есть идея!
Через десять минут друзья, скрытые мантией-невидимкой, брели по темным коридорам к выходу из замка. Проходя мимо одного коридора, Гарри увидел, как веселые тараканы, которые жили у Рона, преследовали какого-то паренька, пытаясь снять с него часы. «Бедняга, - подумал Гарри.– Что могут две ноги против шести?» Судя по звукам, которые раздавались из темного коридора, у паренька хотели отобрать не только часы, но и одну из почек…
Минут через двадцать Гарри и Рон были в деревне. У Гарри в голове созрел дьявольский план: он решил найти беспризорную метлу, срезать с нее оперение и поставить его вместо своего лысого. Друзьям повезло. На первой же улице, на которую они свернули, была припаркована метла. Скрываясь за мусорными баками, Гарри и Рон подобрались поближе. Было темно. Гарри достал нож, намереваясь перепилить проволоку, скреплявшую прутья. Но стоило ему коснуться метлы, как взвыла сигнализация. Следом за ней залаяли собаки. В домах стали загораться окна.
– А, ч-черт! Это ж надо так проколоться! – с досадой произнес Гарри. – Все, пошли отсюда.
Но не тут-то было. На пороге одного из домов возник хозяин метлы с волшебной палочкой в руках.
– Эй ты! Отвали от моей метлы! – прокричал он Рону.
Рон сделал вид, что слова предназначались не ему.
– Я говорю, отойди от метлы, ты, рыжий… - дальше последовал поток нецензурных выражений.
Гарри, скрытый от мужика мусорным баком, давился от смеха:
– Как он тебя назвал? Рыжий…
Рон не вытерпел и прокричал в ответ:
– Да пошел ты!
–Что!? – взвыл мужик. – Сейчас я тебя поучу, как надо говорить со старшими!
Через секунду бутылка, которая стояла на баке, за которым прятался Гарри, разлетелась вдребезги, разбитая зарядом картечи, пущенным волшебной палочкой. Гарри от испуга вскочил как ужаленный.
– Э, да ты не один! – орал мужик в припадке злости. – Идите оба сюда!
Второй выстрел вырвал из стены большой кусок кирпича, который, брызнув во все стороны осколками, заляпал мантии Гарри и Рона кирпичной пылью.
– Целься лучше, ты, старый алкоголик! – прокричал Гарри, показывая мужику неприличный жест.
Гарри собрался было бежать, но Рон стоял как вкопанный. Он не мог пошевелиться. В следующий момент он почувствовал, как потерял контроль над своим мочевым пузырем. Это обстоятельство придало ему сил. Он заорал тоненьким пронзительным голосом: «Бежи-и-им!»
Друзья вскочили на метлу, Гарри сунул в замок зажигания гвоздь, повернул его, и метла, взревев и выпустив облако черного дыма, рванула с места.
Через несколько минут друзья пришли в себя. Они на большой скорости неслись над шоссе куда-то на юг. На мгновение в мозгу Гарри зашевелилась надежда на то, что они смогут где-нибудь остановиться и сделать свое черное дело, но не тут-то было. Через секунду на хвосте у друзей оказалось несколько метел с мигалками, которые принадлежали службе поддержания магического правопорядка. Они преследовали угонщиков, включив сирены. Обернувшись на шум, Рон заорал в панике:
– Прибавь газку! Они нас преследуют!
– А я что делаю! – не сводя глаз с дороги, ответил Гарри. – Жму, как могу!
Гарри достал из-за пазухи бутылку со спиртным, которую предусмотрительно прихватил из тумбочки, и, время от времени, прикладывался к ней, пытаясь расслабиться и не обращать внимания на сирены.
Гарри пытался оторваться. Он заламывал лихие виражи, пытаясь сбить преследователей с толку, но те на это не покупались (плюс коробка передач на метле немного барахлила). Вскоре над шоссе появились полицейские летающие пылесосы. На каждом из них сидел пилот и человек, который управлял прожектором. Лучи прожектора высвечивали Гарри и Рона из темноты, что облегчало задачу преследователям. Пилоты орали в мегафоны, чтобы парни остановились, но друзья их не слушали.
А в это время в гостиной Граффиндора ученики смотрели какое-то кино в котле с широким экраном. Вдруг фильм прервался, и стали показывать погоню. Голос за кадром говорил: «Мы ведем свой репортаж с юго-восточной окраины места, известного больше под названием Деревушка. Здесь ведется погоня за подозреваемыми в ограблении банка. К нам поступила информация о том, что двое вооруженных бандитов ограбив банк, угнали метлу одного из жителей, а теперь пытаются скрыться от погони. Если вы знаете что-либо об этих людях, пожалуйста, сообщите.» Теперь на экране показывали два портрета. На одном был изображен бородатый мужик с всклокоченными волосами и злобными глазами, а на другом был нарисован дядька с короткой прической, без бороды и усов, но с жутко укуренным видом.
– Ё-мое! Это ж Гарри и Рон! Точно, это они. Вон Гарри рулит, а Рон сзади сидит! Кто рисовал эти портреты? – воскликнул Ньюилл Лонгбаттон.
– Да с чего ты взял, что это они? По мне, так ничуть не похоже, - буркнул Алекс Уотсон из своего кресла, глядя на Рона, который, держась одной рукой за Гарри, другой показывал в камеру средний палец.
– Да говорю тебе, что это они! Что, я Гарри в похмелье не узнаю что-ли? – кипятился Ньюилл.– Он, как обычно, набрался и, видно, решил прокатиться…
– Ладно, двадцать баксов на то, что они уйдут от погони, - сказал кто-то из-за стола.
Скоро вся гостиная спорила о том, уйдут ли друзья от погони или нет.
– Рон! – переключая передачу, прокричал Гарри, - плесни в бак своего варева. Того, что ты сварил утром.
– Сейчас? – тупо спросил Рон, у которого мозг отказывался трезво соображать.
– Ну а когда же еще!? Лей давай!
Рон открутил крышку бака и слил туда остатки из бутылки. Метла фыркнула, внутри что-то застучало, раздался грохот стрельнувшего глушителя, и все вокруг заволокло едким дымом, от которого жутко несло перегаром.
– Осторожно, парни, они вооружены, - прокричал кто-то с полицейской метлы.
Преследователи приостановились, а Гарри воспользовавшись дымом, свернул в лес. Там друзья загнали метлу в какой-то овражек и спрятались в кустах, где смогли перевести дух.
Отлежавшись в кустах и убедившись, что погони нет, Гарри махнул палочкой, и метла перекрасилась в синий цвет. Еще один взмах – и цифры на номерах поменялись на другие. Теперь друзья не спеша полетели в сторону замка. Припарковавшись неподалеку от него, Гарри срезал прутья с метлы, сунул их под мантию и пошел в сарай за своей метлой. Когда он вернулся, на ней, вместо старого лысого оперения красовались новенькие прутики. Гарри сделал пару кружков, и, убедившись, что все работает, столкнул древко старой метлы в овраг, облил его остатками зелья из бутылки и поджег.
– Завтра ее уже разнесут местные гоп-гоблины, – удовлетворенно проговорил он.– И никаких следов не останется…
Когда друзья вошли в гостиную, народ оживленно обсуждал увиденное в испарениях котла. Кто-то радовался, выиграв пари, а кто-то напротив, сидел и с горя пил стакан за стаканом, проиграв значительную сумму.
Гарри, по совету шляпы, выпив полстакана лосьона после бритья для укрепления изрядно расшатавшихся нервов, поднялся в спальню и уснул сном человека, удовлетворенного прожитым днем.
Развернуть

#Реактор литературный рассказ story написал сам Иван Абрамов 

Приятный вечер

 ri HS? j Si fl,Реактор литературный,разное,рассказ,Истории,написал сам,Иван Абрамов

— Дорогая, что ты будешь?

— Милый, мне здесь как-то не нравится…

— Ой, да ладно тебе. Отличное место. Да и Греи его советовали, как не сильно дорогую, но довольно вкусную забегаловку.

— Но здесь так… пустынно. Эти одинокие столики наводят меня на грустные мысли. А если мало посетителей, то и…

— Не преувеличивай. Они просто недавно открылись. Вот раскрутятся – перебоя от голодных ртов не будет.

— Думаешь?

— Знаю. Чуйка меня еще пока никогда не подводила. Так что нужно ловить момент, пока у них не нужно заказывать столик за пару лет вперед.

— Ну ладно, дорогой, я тоже доверяю твоей чуйке.

— Так что будешь? Полегче, потяжелее?

— А что там в меню есть?

— Да много всего. Так, «Летучая принцесса» — мясо ламантина средней прожарки с морской капустой и овощами под соевым соусом. М-м-м, не плохо. Или вот еще, на вид вроде не плохо. «Мясная запеканка по Алфа-Центавравски». Смотри, как аппетитно выглядит. Или вот…

— Дай я посмотрю. Хмм… все такое жирное, калорийное. А ты знаешь – мне нужно следить за фигурой.

— Дорогая, зачем? Ты и так идеальна? Да вселенная просто схлопнется, если ты постараешься стать еще идеальнее – она не выдержит накала прекрасного!

— Ой, хи-хи, прекрати. Уже сколько лет знаешь, что это не так.

— А у мня противоположное мнение на это счет.

— Прекращай. Вот, смотри, тут как раз есть сеты на двоих. «Парочка в машине», «Зона 51» и вот этот вот, смотри, и мясо, и гарнир, и даже напитки. И стоит не плохо.

— Это-то меня и смущает. Тут не написано, что именно входит в комплект. Официант!

— Ой, не кричи ты так…

— Официант!

— Бу-бу-бу?

— Здравствуйте. Мы с женой хотели бы поподробнее узнать вот про этот сет. Что в него входит?

— Бу-бу-бубу. Бу-бу бу-бу-бу. Бу-бу-бу, буб бу-бу. Бу-бу-бу-бу, уб-бу бу-вуб.

— Хм, не плохо. Дорогая, как тебе?

— Ой, я даже не знаю. А мясо у вас откуда?

— Буб-вуб.

— Вот, видишь, вообще деликатес. Мы возьмем. И бутылочку вина, на Ваш выбор. Спасибо.

— Буб-ву-буб-буб.

— Ой, дорогой, я не знаю. Я никогда не слышала про такую планету, а уж тем более, что на ней есть фермы. А вдруг они это… того?

— Дорогая, перестань. Я не думаю, что они браконьеры. Только представь: каждый раз гонятся за животным с лучом. Это ж невыгодно. Да и не варвары ж они какие. Их бы не лицензировали тогда бы.

— Да, ты прав, как всегда.

— Так что давай просто насладимся отличным вечером. К тому же, только покатай на языке, как звучит: «Человеческие ножки под картофельным соусом». М-м-м, щупальца оближешь.

Развернуть

#Реактор литературный рассказ story Иван Абрамов написал сам 

За покровом ночи

Реактор литературный,разное,рассказ,Истории,Иван Абрамов,написал сам

Сократить путь через ночной лес поначалу показалась мне не такой уж и плохой идеей. И только несколько минут спустя во мне проснулись первые сомнения в адекватности данной затеи.

Накрапывал дождь, тусклая луна еле-еле освещала бетонную тропинку, и незаметные в темноте намокшие еловые лапы склонились к земле так низко, что все время норовились залепить в лицо мокрыми иголками.

Но это ничего — где моя не пропадала? А вот гнетущая тишина наводила на тревожные мысли.

Что-то было не так. Что-то было не то.

Где-то глубоко внутри начинала нарастать необоснованная паника. Хотелось бежать, скорее, быстрее, подальше отсюда. Будто здесь таилось Зло. Настоящее, древнее, хтоническое, не отягощенное моралью Зло.

А потом ударил свет. Ослепляющий, проникающий сквозь веки и будто выжигающий сетчатку. Вместе с ним пришел трубный вибрирующий гул, разрывающий уши и выбивающий мысли из головы.

Свет и звук. Звук и свет.

И я полетел. Мое бренное тело оторвалось от земли, я почувствовал отсутствие оков гравитации этой массивной голубой планеты, и меня понесло, перевернуло вниз головой, слово я начал падать куда-то вверх, в пучину зияющей пустоты.

— Нет! — заорал я, боясь открыть горящие огнем глаза. Страх поглотил сознание, поглотил душу. Я шарил руками в пустоте, искал, брыкался, орал в забытье какие-то бессвязные обрывки фраз, пока холодные пальцы не наткнулись на что-то плотное, мокрое и скользкое, противное и неприятное, но находящееся вне этого луча ослепительного света.

Грязная кора и колючие иголки впились в ладони, но от резкой боли я только крепче сжал еловую ветвь и потащил ее на себя. Изо всех сил, изо всех жил, задействовав до изнеможения, до судороги каждую мышцу тела.

И ветвь поддалась, пошла на меня, все ближе, ближе и ближе, а свет в глазах с каждым миллиметром становился все тише, тусклее. Я уже даже мог, наверное, открыть глаза, но не осмеливался это сделать и продолжал тянуть ветку на себя, тем самым вырываясь из пут бесконечного света.

Земля резким рывком потянула меня обратно, ударив под дых неудачно подвернувшимся корнем.

Я был свободен. От лап луча, от боли света, от нежности полета.

Но не от заполняющего разум страха, тягучего и черного, как мазут.

Этот страх взялся за руль моего бытия и скомандовал: «Бежать!». И я побежал. Почти вслепую, вытянув руки вперед, наплевав на сумки из магазина и сорвавшийся с плеч рюкзак — подальше от луча, как можно дальше вглубь редкого леса.

Прочь!

Ударяясь о стволы деревьев, спотыкаясь на кочках.

Прочь!

Глаза все еще болели, в ушах стоял тяжелый гул, не пропускающий ни единого звука извне. Низкие ветки били по лицу и груди, но я бежал.

Прочь! Скорее! Быстрее!

Резко сменив направление, поскользнувшись на сырой земле, я нырнул в ближайший куст, упал и затаился в небольшом овражке.

В этот момент инстинкты нагло выдернули страх из кресла пилота, вышли на первый план и стали править моим разумом и телом. Их было много, они верещали, орали, стонали и перебивали друг друга. Но все сходились в одном мнении: «Нужно переждать. Нужно схоронится. И может не заметят. Может пронесет.»

Стараясь дышать как можно тише, я наконец проморгался. Глаза слезились, все еще саднили и чесались, но я хотя бы мог видеть очертания темных деревьев на фоне горящего разноцветными огнями НЛО. Оно висело прямо надо мной, а слепящий луч света бил из центра овального блюдца и с бешеной скоростью рыскал по лесу, крутясь на гибкой подводке.

А потом я услышал их. Низкий горловой рокот, тихо раздающийся где-то справа от моего схрона. Рык, заставляющий кровь застывать в жилах, а воздуху сгущаться в легких. Шуршали низко висящие еловые лапы, когда огромные, судя по звукам шагов, туши обладателей мощных глоток шли по сырому лесу.

Они искали меня.

Сорвавшегося с крючка наглого карася.

Надкушенный бутерброд.

Я затаил дыхание. Сердце превратилось в отбойный молоток и старалось пробиться сквозь грудную клетку, свитер и куртку, дабы убежать прочь, подальше отсюда, спастись!

Но ноги уже сковало отвратительной липкой паникой.

Шаги и рокот становился все ближе и ближе, а разум уже был готов взорваться от напряжения. В голове носились тысячи, миллиарды всевозможных картин исходов того, что произойдет, если они найдут меня.

А потом я увидел, как одинокая капля осеннего дождя сорвалась с моей куртки и понеслась ввысь. И за ней еще одна.

Сердце пропустило удар.

Рык раздался у меня над головой, зубастая пасть с длинными слюнявыми жвалами склонилась над моим телом, и следом за ней обрушилась темнота, поглотившая меня с головой в свои нежные объятия.

Я очнулся с горящей пламенем головой в холодной стальной комнате. Ослепительный, но не такой болезненный как прежде, свет бил в глаза, не давая рассмотреть что-то хоть чуть дальше полуметра от себя. Но и этого вполне хватало, чтобы весь масштаб ситуации: я лежал на каменном операционном столе, абсолютно голый, хорошо зафиксированный стальными ремнями на всех сочленениях, а неподалеку от меня, прямо на грани видимости, стоял силуэт существа с длинной тонкой шеей и огромной головой.

Я заморгал глазами, стараясь как следует разглядеть инопланетянина, но тот успокаивающе поднял руку вверх и согнул три пальца из семи.

— Не боися, зем-ляни-н, — с жутким, будто компьютерным акцентом произнес инопланетянин, — Мы не приче-ни-м тебе вриед-а.

— Вы че делаете, ироды! — заорал я в пустоту вокруг меня, обращаясь к остальным собравшимся в лаборатории космического корабля, — Совсем оборзели?!

— Мы при-шл-и с ми... — начал было не растерявшийся инопланетянин, но я нагло перебил его, перейдя на общекосмический.

— Вы своего поймали, придурки! Вы на сканеры смотрите вообще?

— Мы при-шл-и с... — ученого инопланетянина как будто заело.

— Так, отпустите меня, гады! Я подполковник третьего отдела Галактической Ассоциации! Сейчас всю вашу лавочку прикрою к Цефеевой матери, и никакие ремни меня не удержат! А ну быстро, цыгель-цыгель! И вырубите этот чертов свет!

Свет не вырубили, но ремни растаяли в воздухе.

Вскочив с операционного стола с нечеловеческой скоростью, я вышел за границы блокиратора зрения, осмотрел собравшийся консилиум из серокожих пихианцев, ящероподобных нибурийцев и зубастых громил центаврийцев в виде санитаров.

По наглой жвалистой морде узнав из последних своего похитителя, я хорошо вломил ему меж жвал с третьей ноги.

— Чтобы знал, как в следующий раз ценную человеческую оболочку портить! Если хоть стрелку на затылке найду...!

— Уважаемый, — очнулся один из ученых нибурийцев — маленького роста и с нетипично голубыми глазами, — Будьте любезны предоставить докум...

— Документы?! — я вошел в раж и перевел фокус ярости на этого зануду в линзах, — лапы и хвост, вот мои документы!

Я моргнул третьим веком и сделал пару дырок взглядом в стене операционной рядом с головой докучливого бюрократа.

Это подействовало получше моих военных корочек.

Уже вновь стоя на земле, отходя после наведенного психотропного страха и провожая глазами ну прямо совсем не пылящееся на фоне темного неба блюдце с фейерверками, я сочинял в уме разгромный рапорт на всю безалаберную ученую комиссию по изучению планеты Земля.

И не чурался обсценной лексики.

Ибо ну вот совсем страх потеряли, сволочи!

Развернуть

#Реактор литературный рассказ story Иван Абрамов написал сам 

Во имя науки

Реактор литературный,разное,рассказ,Истории,Иван Абрамов,написал сам

Когда Петров устраивался младшим преподавателем на кафедру, он ещё был полон надежд и наивных представлений о своей работе.

Суровая жизнь быстро выбила их него все это. 

Да, он знал, что придётся задерживаться допоздна, но не настолько же?

— Юлия Михайловна, все готово? – заведующий кафедрой, профессор российской академии наук, член корреспондент РАВН, д.в.н. Спичкин С.М. вошёл в преподавательскую. 

— Да, Сергей Михайлович, — вытирая пот со лба ответила заведующая за учебной частью, — свечи расставили, алтарь установили.

— А жаровню почистили от золы прошлых приношений? Чтобы не жахнуло, как в прошлый раз? 

— Да, конечно, — Петров отсалютовал жестяной щёткой, — Все готово в лучшем виде. 

— Ну и отлично. Тогда, я думаю, можно начинать. 

Преподавательский состав, нервно прижимая к груди заветные папочки с бумагами, потихоньку начал занимать заранее обговорённые места. Аспирантов, ординаторов и прочую шалупонь, не посвящённую в истинное положение дел в отечественной науке, выгнали взашей ещё до заката, чтобы не мешались. Да и не разболтали кому ни попадя. А то деканат любит перекрывать воздух в самый неподходящий момент. 

 — Так, все в сборе? Сергей Юрьевич, вы не там встали – поменяйтесь местами с Василисой Павловной. Да, вот так, теперь все по ГОСТу. Накидываем капюшоны. Так. Ну-с, начнём, — Сергей Михайлович прокашлялся в воротник церемониальной мантии, и низким голосом запел, — О великие Древние силы, и спослушники их! Мы, грешные смертные просим Вашей помощи, а потому преподносим Вам дары своей Мудрости.

Юрий Михайлович взглядом окинул собравшихся, мол, кидайте давайте, как репетировали. Нехотя, преподаватели раскрыли свои пластиковые папки и стали складывать в жаровню кипы бумаг. Когда в жаровне образовалась небольшая горка их текстов, Юлия Михайловна, охнув, чиркнула спичкой, и благодатный огонь бездымным лепестком взвился в центре комнаты. 

— Примите же эти научные публикации в иностранных журналах в квартиле не ниже второго и с индексом цитирования больше ноль целых, шести сотых! – продолжил Сергей Михайлович, — Пусть будет благословлено индексирование их в Scopus, и да поднимется цитирование статей сих, и увеличится количество упоминания нашей кафедры и института в информационном пространстве. Мы приносим в дар Вам свою Мудрость, во славу Хирша и апостолов его, так и вы явите свою мудрость нам, о Великие деятели прошлого! Явите нам свою благодать!

Сергей Михайлович вскинул руки к потолку, взмахнув рукавами церемониальной мантии, а пламя из оранжевого, на мгновение стало зелёным, после чего рассыпалось синими искрами, в отблесках которых появились полупрозрачные очертания человеческого лица. 

— Дмитрий Павлович? – охнула Юлия Ивановна, на данный момент, самая старая сотрудница кафедры, — Вы? Мы же только в прошлом месяце вас похоронили!

— Ну да… — слегка замялся бывший сотрудник кафедры, — Новенькие тут тянули спичку, ну вот я и… мда… Кстати, всем здравствуйте, коллеги. Вероника Сергеевна, хорошо сегодня выглядите. А где Леша Касимов?

— Он приболел, давление. 

— А, тогда сочувствую, сочувствую. Пусть лечится тогда, да. О, а это кто? 

— Петров Сергей Григорьевич, наш новый младший преподаватель. 

— Здравствуйте, Дмитрий Павлович… — неуверенно проблеял Петров из-под капюшона. 

— Ну-с, с почином тебя, парень. Ладно, коллеги, зачем на этот раз собрание созвали? 

— А Гамашев Владимир Петрович сегодня не появится? – Сергей Михайлович протер очки, — У нас новая версия учебника готова, нужна его редакция. А то не солидно, учебник выходит, а не под его именем.

— Я спрошу… ща… — голова заслуженного сотрудника кафедры абсолютно невероятным образом отвернулась куда-то внутрь… себя? — Нет, говорит, что цитирования у статей недостаточно, да и их научная ценность хромает.

— Уж что есть… — шёпотом посетовал кто-то из круга.

— Вот на меня то еле хватило, а вы на основателя кафедры метили. Да, да, говорят учебник выходит, — Дмитрий Павлович вновь ушёл «в себя», — Новый. Ну и что, что в прошлом году тоже выходил. Кафедре деньги нужны, плюс указ сверху пришёл опять, небось. Да-да, раньше и трава зеленее была, и деканат меньше требовал. Ну что я могу сказать, Владимир Петрович? А, ладно… — дух вновь вернулся к живым, — Попробую что-нибудь сделать, но уж не обессудьте. Может я лучше для чего-нибудь другого сгожусь, м? Аж за кафедру обидно, цвет университета, кузница умов! 

— Ну, есть тут у нас одна… кхм… проблема… — неловко закашлялась Юлия Михайловна, — Ректор новый приказ подписал…

— Да, да, я Вас слушаю, — глаза духа загорелись желанием работы. К.в.н. и при жизни был ярым сторонником кафедры и жутким трудоголиком. 

— В связи с переходом на новую стратегию обучения в университете от кафедр требуют увеличить количество вопросов для Централизованного Компьютерного Тестирования с одной тысячи до шести тысяч вопросов… 

— Так, э, я не… — начал было дух бывшего сотрудника кафедры, но Юлия Михайловною ещё не закончила. 

— …из которых как минимум треть должна быть с множественным ответом и состоять из пяти вариантов…

— Но их же…

— …и все это в двух версиях: на русском и на английском языке. Срок сдачи – до конца этого месяца. 

— Нет, не заставите! – огонь над жаровней в панике взвился до потолка, окутав лицо бедного Дмитрия Павловича. — У нас учебник на двести страниц, откуда я вам шесть тысяч вопросов возьму!

— Кидайте статьи в огонь, не дайте ему сбежать! – Сергей Михайлович первым стал сжигать свои ценные распечатки, подавая пример остальным, поднимая качество связи помещения кафедры с миром науки.

— Я ещё при жизни с этими тестами задолбался! Думал, хоть после смерти от них отдохну! Не заставите!

Но количество публикаций в этом месяце было все же вполне достаточно, чтобы заточить эманацию духа в казённом компьютере преподавательской.  

— Простите Дмитрий Павлович, — искренне произнёс заведующий кафедры, с печалью в глазах смотря в монитор, — но вы сами понимаете, так надо, иначе кафедру вообще расформируют. — после чего, сняв капюшон, обернулся уставшим сотрудникам, — Чтож, коллеги, полагаю, на сегодня все. Конечно, собрание пошло немного не по плану, но какую-то часть работы на этот квартал мы выполним. Прошу до следующего месяца предоставить нам побольше статей, и не литобзоров, а чего-нибудь из фундаментального, ибо помимо учебника нам нужно будет ещё и методичку апробировать. Всем спасибо и до свидания, а мне ещё нужно свою статью дописать. 

Преподавательский состав, бурча себе под нос о том, что со всей этой бюрократией, теперь и наукой заниматься совсем некогда, стал потихоньку рассасываться. Тихо шумел и незаметно охал перегружающийся от наплыва информации компьютер. 

А слегка ошарашенный истинным положением дел на кафедре младший преподаватель Петров ещё минут пятнадцать стоял у догорающей жаровни, думал о своем будущем, наблюдая, как превращается в прах его первая в жизни статья.

Развернуть
В этом разделе мы собираем самые смешные приколы (комиксы и картинки) по теме в м шукшин рассказ срезал (+1000 картинок)