Результаты поиска по запросу «
в драгунский денискины рассказы картинки
»
#относительно красивые картинки микрорассказ лама чернила цифра ужасы рассказ story #Лит-клуб
Ламы
Мы, жители деревни Горные Кыжги — народ простой. Лам пасем да шерсть с сыром соседям продаём.Каждый день стада гоняем, лам на шерсть стрижем, молоко доим. Намедни Илька-пастушок стадо домой гнал, да в овражек упал. Вот только не было никогда там никаких оврагов. Хотели уже идти разузнать, что там, да как так, но вот незадача — земля как прежде, ровная. Только блестит что-то красным. Не обратили на то внимания.
Каждую неделю стада на выпас гоняем. Жесткую шерсть сбриваем, да молоко чудное, с серой жилкой надаиваем. Странный у него вкус стал, как будто вилку из серебра в нем забыли. Но ничего, народ вроде не болеет, да и сами скотинки неплохо себя чувствуют. Только есть стали заметно меньше и тревожатся чего-то. Илька-пастушок вчера занемог, молока все просил. Выпивает чарку — и к ламам своим ненаглядным убежать порывается, только они ему и нужны.
Каждый месяц стада на выпас гоняем. Ламы странные стали, дичатся, уже не стреноженных и доить нет сил. Молоко уже не с прожилкой, а сильно металлом отдавать стало. Люди без него жить не могут, сыр не делаем, так пьём. Староста наш гонца в город послал, за магиком. Но бестолку, не вернулся наш гонец. Ни с помощью, ни сам. Людям и живности уже совсем худо стало, тело наше меняется. Ламы, кормилицы наши, в стойлах бьются, от корма отказываются, едва их цепи удерживают. Но надой такой как и прежде был, если бы молоко еще прокисало в сыр — не на один год запаслись бы. А староста к весне умер. Старый был, и молоко не пил.
Каждый год стада на выпас гоняем, а чаще им и не надо. Шерсть черного стекла сбиваем, серебряное молоко доим. Народ крепкий стал, тоже почитай без еды стали обходиться, только молоко нужно часто пить. А то что одни кости да кожа остались, и каменными пластинами поросли- это ничего. За чертой и не такие чудища живут, и ничего. А мы чем их хуже? А Илька-Пастушок теперь наш староста, сам на ламу походить стал, а они ему тем же отвечают, за родного отца принимают. Мы, жители деревни Горные Кыжги — народ простой. Хтонических лам пасем, да стеклянную шерсть с ртутным молочком за черту продаём.
«Отчет номер 372: Эксперименты по контролируемым прорывам Хтона завершились полным успехом. Изменения территории — 3.5 полетов от центра прорыва. Вся фауна и флора изменена, недра так же переродились в соответствии с аналогичными на плане, с которого осуществлялся прорыв. Изменения в радиусе 1,5 полетов произошли перманентные и в полную силу. Дальше изменения происходят градиентные, по интенсивности сходя на нет к границе предполагаемого радиуса влияния. Также в радиус поражения попал населенный пункт Горные Кыжги, со всеми своими жителями и домашним скотом. Местные власти не в курсе ситуации, так как мы вовремя успели перекрыть доступ к деревне и убить единственного гонца, которого они послали. Теперь с ними ведется довольно оживленная торговля. К рапорту будут приложены образцы товаров, а именно 2,3 чаш ртутного молока и тюк так называемой «обсидиановой шерсти». Конец отчета. Комендант пятого исследовательского форпоста основного плана»
Декабрь 2018 года
#относительно красивые картинки перо карандаш акварель старое НЁХ некромант #Лит-клуб рассказ story зарисовака криповое
Песчаное бедствие
Песчаное бескровие, будь оно неладно, уже забрало жизни пяти пациентов всего за один лунный цикл. Бесцветная пустыня давила, где даже после заката не уходила душная пелена, с которой одинаково сложно было бороться, что живым, что мертвым. И подобно этим серым камням и этому бледному песку, уже и сам некромаг мало-помалу начал терять краски. Но сдаваться под этим безжалостным солнцем внутреннего пояса он не намерен, пока в сосудах его змея хранятся бесценные рубины, пока в его гало теплится Свет Неугасимый, он будет бороться за жизнь своего племени так, как боролся бы за свою не-жизнь. Немного их осталось, и каждый пустынник, каждый, в ком текла песчаная кровь, шёл на вес танталовой гривны.
Густые, лиловые тени жёстко очертили пределы, где ему дозволено было появляться. Презренные мракобесы, шаманы, в чьём невежестве и гордыне можно было утопить элефанта, не пускали даже тени его рук в жилища своих людей, в тщетной попытке не пустить смерть в лице некромага. Но смерть всё равно приходила и не было того, кто был способен отвернуть беду. О, Погонщик, отчего же в их украшенных перьями и бусами черепушках столь мало разума и столь много страхов? Трое из уже умерших, мог бы он спасти, не заставляй его эти сыны Отвергающего и лаисты топтаться здесь, среди руин он смог бы и спасти от неприглядной участи начать разлагаться живьём. И не пришлось бы резать чужую плоть прямо тут, среди камней и птичьего помёта, рискуя сепсисом и отторжением, что и произошло. А теперь они стоят за его спиной, обескровленными болванами, без намёка на разум, полностью утратившие свою самость. Скорбной свитой напоминая некромагу о его неудачах.
Брюшинная пасть чесалась, когда ветер усиливался, лез в неё песчаными когтями-лезвиями, будто хирург-недоучка. Теперь бесценной витаэ в фамилиаре почти не осталось — последний соплеменник лежал перед ним, распятый на камне, едва укрытый какой-то грязной шкурой, и дрожал в предсмертной лихорадке. Из гнилых ран вытекал гной, из раскрытого рта сочилась струйкой зловонная а желчь, коих в полостях несчастного давно уже было много больше, чем крови. За спиной некромага столпились скорбные тени, молчаливо и торжественно ожидая пополнения своих рядов, пока их господин пустым взором провожал солнце, печально озаряющее ряды опустевших шатров последним светом. Он остался последним сохранившим память о трагедии этих мест — вот она цена бессмертия, невежества и суеверного страха.
#относительно красивые картинки #Лит-клуб герб рассказ story сделала сама ужасы сказка перо акварель зверь
Гербовый зверь
/Рассказ и рисунок в подарок подруге/— Бабушка, бабушка, а что за зверь изображен у нас на гербе? Никогда таких не видел, даже в энциклопедии, а там все-все животные, даже закатных парочка!
— Эх, внучек, это не просто зверь. Это, Дану, зверь-гурдан, верный страж нашего рода. Принесёшь мне чаю, почистишь и растопишь камин — так и быть, расскажу тебе историю, что за бестия нас сторожит.
Седовласая женщина поёжилась, перебирая в руках четки. В щели задувал промозглый осенний ветер, и шерстяной плед не согревал её, привыкшую к теплым краям, и чай с огнём — единственное, что спасало её от хладной хвори, бушевавшей по всему городу. Вересковое варево, отдалённо похожее на чай, всё же справлялось со своей задачей, и озноб потихоньку отпускал, а огонь уже начал лизать поленья, распугивая ледяных духов, жадных до человеческих костей. — Ну что ж, внучек, просьбы ты мои выполнил, мой черёд слово держать. Началось это в пятом веку, после воцарения Червя, когда люди еще хранили знания о закатниках в полной мере…
***
Четыреста семьдесят третий год Червя был годом на редкость тёплым и урожайным. Жаль только, уличным сиротам об этом ничего не было известно, и — назовём нашего героя Рэджем — Рэдж в тринадцатую свою осень всё так же бестолково слонялся по городским улицам в поисках работы себе по тощему плечу или, на худой конец, лаисту помедлительней и пожирнее, чтобы хотя бы сегодня не лечь спать с совершенно пустым брюхом. Но знай он, куда приведут его скитания, — тут же бы предпочёл на этом месте сдаться страже. Уж лучше работать в самых грязных цехах гельментария, чем те приключения, что уготовила ему судьба. Но обо всём по порядку, не будем торопить события.
А вывела дорога нашего героя в двора дикие, запущенные, всяким сбродом полные. Не город это уже был, трущобами назвать — лишний раз похвалить. Моторошно, всюду тени хищные, чары недобрые, твари от магиков сбежавшие, не место тут детям было. Но Рэдж ребенком не был: бездомные рано взрослеют, он уже даже нож свой при себе имел, даром что хлам полнейший, но просто так себя в обиду уже не даст. И не только себя. Заслышал крик он, тонкий, будто дитя малое плачет. Не принято тут в дела чужие вмешиваться, но Рэджу не по себе стало: нельзя, нельзя над совсем мелкими так изгаляться, Гельмент всё видит, Змея всех рассудит, нельзя оставлять в беде, кто бы там ни был. Прибежал он на звук, а там глядит — двое юнцов, едва ли его старше, детеныша хлота* мучают, зло, без мысли и смысла всякого. Убивали они хлотёнка медленно, хоть и незатейливо. Не выдержала душа Рэджа, возмутился он такому злу беспричинному, напал на негодяев, над зверюшкой изгалявшихся, крохотным своим ножиком размахивая. Ошибкой то было, не сладил он с двумя дубами молодыми, скрутили они парня, а орудие его к его же горлу приставили.
—Хотел ты хлота спасти, а сам не сильнее него будешь. Ну так смотри, сам себя не порежь, гельментово семя, кхе-хе-хе.
Тут бы и несдобровать мальцу, не спаси его проходивший мимо магик. Инороден он тут был, в дорогих и чистых одеждах. Не место ему тут было, но, однакож, гортанный крик на заморской речи выручил парня, спугнул живодёров.
— Каково имя твое, юный храбрец? Вижу, не оставил ты слабого в беде, на помощь побежал, жизнью рискнул. Нужны мне такие, сам я с животными сладить не смогу. Ты же любишь животных?
— Я Рэдж, мин, да, мин, да, я люблю животных, мин...
— Зови меня Фэнге, маленький Рэдж. Нужен мне работничек, за животными следить, бестиарий-питомник у меня, мы с женой моей за всеми уследить не можем. Дам тебе место для сна и еды вдоволь. Соглашайся, и пойдём со мной.
Так и нашел наш безродный Рэдж подработку, да какую, на целых два года, с крышей над головой и харчами хозяйскими. Да и сама службишка простая — знай себе, мешки ворочай да животинок разных чисти да корми, для мальца вроде нашего героя это и вовсе не работа, считай, а радость одна. Хозяева, правда, странные — двое магиков, пара бездетная, но зато при себе целый бестиарий содержащая. И к Рэджу хорошо относились, не кричали почем зря, только иной раз недобрым словом поминали, когда тот со службой своей по вине не справлялся. Незлобиво, только в целях воспитания. Лишь изредка некая тоска чувствовалась в доме этом. Нечто потаённое снедало магиков, приютивших Рэджа. Но малец и не лез — не его умишка это дело было, знал своё место. Так шли годы. Подросток креп и мужал, подхватывая тут и там знания. То иной день минар Цори его грамоте обучать сядет, то мин Фэнге о животных и их повадках поведает что-нибудь, то он сам по случаю книгу какую умную возьмёт да прочтёт. Не жизнь, а сказка.
Но сказки никогда не длятся вечно, а совсем даже наоборот, и шестнадцатая осень для Рэджа обернулась сущим кошмаром. Сначала из бестиария начали питомцы пропадать, за что наказывать того начали люто. После — сами хозяева-магики изменились, стали злыми, угрюмыми, ни следа от себя прежних, как подменили их. Но самое страшное случилось, когда минар Цори дитя понесла под сердцем. Пуще прежнего озлобились на мальца господа, открыто прогонять начали, но тот, как клещ, в животных своих вцепился, на улице спать стал, трапезу с хлотами делил, лишь бы не покинуть их. Ближе семьи они ему были, да и не было у него иной родни. Ночами голоса страшные из дома стали слышны, свет колдовской из окон литься начал. Тут уж и он не выдержал, решился покинуть стены, ставшие враждебными ему, как ни любил подопечных своих, мочи не было терпеть далее зло неведомое. Но прежде захотел он посмотреть, что же такое творят его уже бывшие хозяева, что затевают в своем логове, из-за чего его прогонять начали из ставшего родным почти дома. Ох, лучше бы он этого не делал!
Проник в дом он, пока магики в отъезде были, по делам своим великоразумным, зашел в их опочивальню подглядеть, откуда свет шел да голоса лились, а там — страсти-то какие — мертвые животные, те самые, за которыми его следить поставили, а он по недомыслию своему утерял. Да не просто мертвые — замученные, истерзанные, всю кровь из них бескуды выпили, всё нутро ножами-когтями посекли! А в центре — книга, да не простая, а магиковская, с клеймами и сигилами, в кожаном переплёте, вся ремнями перетянута. Как бы страшно, как бы мерзко ни было Рэджу, но любопытство своё взяло: раскрыл он её, читать начал на беду свою. Тон читал, другой, вот уже гвэ прошёл, всё никак оторваться не мог. Слышит, уже хозяева вернулись, а ноги его не держат, сколько раз встать пытался, столько раз вновь на пол валился. Зарычал Рэдж, не хотел он, чтобы его магики нашли, пополз подобно змию в попытках под кроватью схорониться. Но куда там, не успел он и ветки проползти — настигла его кара. — Ты только посмотри, кто у нас тут! Рэдж собственной персоной! А ведь мы этого крысёныша под крыло взяли, кормили, поили, кров дали, грамоте обучили, почти как к своему отнеслись! И это его благодарность? —Ну что ж, я его приютил, мне и ответ держать. Будет, значит, у дочери нашей нерождённой защитник верный.
Испугался наш герой, затрепетал, да кто бы на его месте не испугался бы? Но делать нечего, господа магики мольбы его не слышали, причитаниям не вняли. Подняли под руки, оттащили к столбу, где на поводе труп невинно убиенной животины болтался, да на ту же цепь и посадили, будто шра'э* шелудивого. Забился, пытаясь освободиться, парень, но куда там: цепь крепко держала, не спастись, не сорваться, да и ошейник явно непростой, последние силы отнял. Взвыл пленник, не хотел судьбе покоряться, но пленители его иного мнения были. Книгу свою страшенную раскрыли, да чары творить начали. Раздели несчастного догола, в их собственной крови измазывали, звериной кровью поили, приговаривая:
— Чьею кровью помазан — тому и служить будешь. Чью кровь отведал — тех кровей и будешь.
Недолго ритуал вершился, но чудовищно болезненно, на радость мучителям. Взвыл Рэдж от боли лютой, дернулся на цепи в судороге смертной, ударился об пол и замер, превращением терзаемый. Сначала затрещали, ломаясь, кости — не осталось единой целой в теле его, едва жизнь в нем теплилась. Затем черед плоти настал, размягчилась, истаяла та, словно воск в пламени. Но вот тело вновь задрожало, вспучилось, собираться начало, крепнуть, форму новую обретая. Злые клыки в длинной пасти сверкали, злые когти по полу заскребли, да вот не было злости в глазах бестии, лишь тоска и непонимание дремучее, чем прогневал богов он астральных, за что участью его такой наделили. Но лишь глухой рык вырвался из пасти зверя этого, да насмешливо цепь звенела, натягиваясь от рывков его. Поникло чудище, усы длинные и чистой лазурью сверкавшие свесив, склонившись перед магиками. Не было больше у него воли своей, вечной службой отныне жизнь его стала. И отковали магики перстень с образом его для нерожденной дочки своей, нарекая его гурданом-служителем...
***
Старая женщина привстала с кресла, оставляя подальше опустевшую чашку. В камине уже давно догорали последние угли, и хлот-мурлыка потянулся во сне, с трудом удержавшись у нее на коленях, едва не задев когтями лицо спящего рядом ребенка. И на пальце его сверкнул бирюзой страшный зверь-гурдан, в лапе держащий топор...
Хлот — мелкий городской хищник, вроде кошек, но похожий больше на длинноногую помесь хорька с кошкой, покрытую костяными бляшками. Совмещают функцию собак и котов.
Шра'э (редкое для змеелис) — шестилапое хищное существо, выполняет функции сторожевых и охотничьих псов. На земных лисиц и змей существо не похоже вовсе, но из-за лисьей формы черепа и характерного узора чешуи так чаще всего называется. Иногда называются шра'э.
#относительно красивые картинки Чёрнокрасный ад цифра козлорогие зверолюды рассказы #Лит-клуб хтонь триллер сделала сама story
Невиновный, гл2, Сорванная боль
Отовсюду доносились сдавленные стоны. Паралич давно прошел, но боль всё усиливалась. Она не походила на то, как должны ныть синяки и ссадины, самое страшное, чем могла им грозить их транспортировка в пыточную. Но даже Насвер, боец, перенесший не одно ранение, прошедший бои с жрецами Гельмента, едва мог сдерживать крик боли. Она до судорог крутила мышцы, волнами накатывалась на них, едва не доводя до шока, лишая сил и воли к сопротивлению пуще железных оков. Казалось, мучения причиняло все — прикосновения «доспехов», одежда на коже и даже воздух, который они вдыхали. Но ничто не бесконечно, и эта боль в том числе. Пока сознание несчастных пылало, а реальность находилась за гранью восприятия, стальные прислужники Рентагов устраивали их тела в «комфортабельных» устройствах. И приходили в себя гости уже накрепко привязанными и зафиксированными, вполне осознавая, что страдания вернутся сторицей. Вялое шевеление довольно скоро сменилось сначала тихими, а потом всё более громкими возмущениями и руганью. Благо, им никто не запрещал кричать. Пока что.
— Твари! Уроды рогатые!
— За что? Что мы вам сделали?!
— Гельментовы отродья! А я говорил…
— Выпустите меня!
— Сколько вам заплатили? Я заплачу столько же, нет, вдвое больше, только отпустите меня!
Не все решили открыто показывать свои эмоции. Двое хранили относительное спокойствие. Насвер и, что неожиданно, Изана, шепчущая проклятья под нос, но чей взгляд выдавал холодный интерес к сцене. Как будто не она была подвешена за руки и ноги над полной свежими углями жаровней. Отставной адмирал тем временем, все сильнее ощущал тяжесть в груди, перераставшую в нечто, чего он давно боялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, грозя сорваться.
Но прислушиваться к своим ощущениям долго у него не вышло — в помещение зашли хозяева этой ночи. В клубах сладковатого дыма, в развивающихся плащах, рогатые фигуры вызывали иррациональный страх, заставляя и так нервничающих «гостей» еще сильнее забиться в оковах. Зеленым светились глаза и зеленым огнем горели курильницы в их руках, источающие дурман. Нереальность происходящего усугубилась.
— Вы сейчас спрашиваете себя, за что вы попали сюда, и что вас ждёт?
— М-мы вам расскажем-м. Вы здесь тут из-за зла вашего прошлого и настоящего. За то зло, которое вы не несете груз последствий.
Никто ничего не понял. Речь козлолюдов, и так непонятная из-за всё усиливающегося акцента, стала и вовсе непонятна, то ли из-за наркотика, уже начавшего действовать на ослабленный ядом и усталостью разум, то ли из-за туманности речи. Какое зло, о чем они говорили, догадывался только Насвер и, пожалуй, Сингал, мгновенно переставший орать и костерить недостойными словами зверолюдов, этих конкретных и весь их род в общем. Дым заполнял помещение, заставляя сознание пленников путаться под лавиной всевозможных эмоций и образов. И навряд ли кто-либо осмелился назвать эти образы иначе чем кошмарами, выворачивающие душу и желудок наизнанку. Кому-то слева от Насвера вне поля его зрения не повезло прочувствовать последнее буквально. Кажется, это была та молодая писательница.
— Совершившие многое зло, но считающие его благом, мы дадим вам шанс признать его, — сказали Рентаги в унисон. – А сделавшим неправильный шаг да помогут боги, ибо позавидуют они иным мертвецам.
"Как дешево и театрально", — подумал Насвер. Он бы посмеялся над полоумными зверолюдами, не будь он намертво прикован к пыточному агрегату. Не хотелось бы злить этих безумцев в таком положении. Он уже подозревал, что рассвет ему не увидеть, тяжесть в груди начала перерастать в боль. Тяжело задышав, он все-таки рискнул. Подняв обескровленное лицо, с запавшими глазами, он едва слышимо прошептал:
— Помогите… Мне плохо… Пожалуйста…
Он не надеялся, что ему помогут, или хотя бы вообще услышат. Сумасшедшие, похожие на обозленных культистов-зверолюды, твердящих про какое-то зло, что было сделано и за которое они не признали… Разве можно поверить, что они прислушаются к мольбе о помощи своего пленника? Судя по их положению — им явно не позволят выйти из этого особняка живьём.
Но Насвер опять ошибся. Осекшись, жена од Рентаг обратила на него свое внимание. И… тревога, даже, в какой-то манере, испуг промелькнул в ее взгляде. Отставив курильницу, она метнулась к адмиралу проверить его состояние. Тревога на ее морде усилилась. Что-то проблеяв на своем языке, она полезла в суму на боку. Достав оттуда какой-то раствор в запаянной ампуле и симбиотическую маску. Вот как. Его будут спасать, причем, прикладывая немалые средства и усилия. Симбионт мгновенно парализовал его, проникнув клювом в рот, заполнив горло и легкие щупами, но принес облегчение заходящемуся в болезненных спазмах сердцу. Он будет жить, такова воля хозяев этих стен. Может все не так и плохо будет для него, если конечно его спасали не для того лишь, чтобы его мучения продлились согласно планам козлорогих. Крепким аргументом в пользу этой версии было то, что симбионт, парализовав его, не лишил бывшего адмирала чувствительности к боли. И только боги знали, какие еще составы заготовили их мучители. Возможно, смерть от сердечного приступа была бы даже предпочтительней…
Как оказалось, подозрения не были беспочвенны, и симбионтов оказалось семь, по числу несчастных, попавших в лапы безумной пары. Живые «доспехи» надели их на каждого, порой стальными пальцами разжимая челюсти сопротивлявшихся из последних сил людей, только что не ломая кости и не выбивая зубы. Напряженное молчание, треск огня в курильнях, тихий перезвон цепей, качающихся на неведомо откуда взявшемся сквозняке и скрежет металлических оболочек прислужников Рентагов заполнили помещение.
— Итак. Приступимм к том-му, о чём-мы говорили, — Звемаг снял явно мешавшую ему маску и подошел к молодому человеку, едва ли знакомому адмиралу. — И начнем мы, пожалуй, с тебя. Кулхам-м-ме, не так ли? Подающий надежды мастер театральных трупп, на счету пять удачных постановок, ам-мбициозный и полный совершенно новых идей. Ты хотел продвигать свое виденье за звонкую монету, и толпы шли тебе навстречу, в кои-то веки. И ты этим пользовался, мерзко и низко, как только люди могут.
— Мало кто знал, по какому принципу ты отбирал актеров себе на сцену. Свободный конкурс? Испытание м-мастерства? Ну полно, вы сам-ми понимаете, как эти дела делаются. Да, мастер Кулхам? — Анмель впервые за всё время повысила тон, почти срываясь на блеющий крик. Было видно, что ее лично задел этот человек. И она же подошла к нему, сжимая короткое изогнутое лезвие в лапе. Кончик клинка подрагивал, подобно жалу злого насекомого, только не защищаться собиралась Анмель. Срезав остатки одежды, она методично принялась наносить множество едва ли кровоточащих порезов по всему телу. Странная пытка, учитывая даже не всегда понятную логику зверолюдов. Навряд ли эти порезы можно было назвать опасными или болезненным, как под сомнением была их магическая природа. Её замысел был намного коварней. Одна из склянок подле невезучего мастера-постановщика, прикованного к агрегату из странных стеклянных куполов и трубок, содержала некую густую смесь с острым сладковатым запахом. И этой смесью зверолюда густо намазывала его раны и лицо. Кулхам отчаянно захрипел не то от боли, не то подозревая, зачем его могли бы так «готовить». Но страшнее всего выглядели не действия козлорогой, но то, насколько фантасмагорично всё это выглядело…
— Итааак, м-м-муж мой, не был бы ты так добр продем-монстрировать нашему гостю, как работает Гудящий Кристалл. Прошу, — Анмель театрально поклонилась, явно перед остальными пленниками, как фокусник, приготовившийся выступать на сцене. Насвер только сейчас заметил тот факт, что все они якобы случайно были развернуты так, чтобы видеть несчастного вне зависимости от своего положения. Как и то, что под каждым из них была явно подвижная платформа.
Звемаг не стал медлить. Не менее нарочито медленным жестом, он, предвкушая будущее зрелище, опустил пару рубильников, замкнув неведомые цепи внутри агрегата. И довольно скоро агрегат отозвался на эти действия, запечатав внутри себя тело неудачливого молодого человека. Послышался странный гул, поднимающийся откуда-то снизу, быстро нарастающий и так же стремительно вселяющий ужас. Это был гул насекомых, которые подобно авангарду флота показались в стеклянных трубках ведущих к стеклянному пузырю. Последние сомнения о назначении сладкой мази исчезли. И вот уже первые анкраты попали на кожу театрала, вот они уже начали рвать кожу Кулхама, сжирая питательную массу вместе с кусками мышц. Парочка даже начала откладывать личинки в его раны. Казалось, человек уже обречен на медленную смерть. Но Звемаг решил иначе. Повторно дернув рубильники, он отрезал трубы, ведущие к стеклянному саркофагу, освобождая при этом голову бедолаги. Уже поджидавшая того Анмель, жестоко сорвала с его лица маску, едва не оставив Кулхама без зубов.
— Признаешься ли ты в своих мерзостях? В тех бесчисленных девушках, что лишились чести и достоинства по вине твоего сладострастия? Что угрожал их жизни и чести в отказе? Что возлагал свою смрадную лапу на наш род?
Ответом ей был лишь крик, сдобренный ругательствами, да перемежавший их скулеж. Подождав немного, козлорогая повторила свой вопрос, сдобрив его звонкой пощечиной.
— Ничего я не знаю про тех девок! О чем вы говорите, какие девицы! Отпустите меня! Ааааа, чтоб у вас рога отпали, никого я не совращал! Не было, не было! Больно, твари, как же больно! Не признаю я ничего, зверолюды поганые!
Иных слов, кроме бранных, никто от него более не слышал. Подождав еще тон, она вновь попросила Звемага включить ловушку. Но в этот раз никто не ограничивал пир насекомых. Целый рой, собравшийся в трубах, ворвался в стеклянный сосуд, тут же принимаясь бесконтрольно пожирать тело, откладывать яйца в многочисленные раны Кулхама, забираясь в его рот и нос. В тягостном молчании все наблюдали за смертью несчастного. И только глухо доносились из-за стекла стоны и вой обреченного. Вот уже анкраты пали, исполнив свое предназначение, а дрожащее тело развратника превратилось, пускай и ненадолго, в живой улей.
— Такова его судьба. А ведь, казалось бы, признайся он, что актрис он нанимал по горизонтальным навыкам, он бы мог спастись… ну или не совращать их молодые души и тела. Ха! А ведь все должно было быть так просто, так сладко - молодой дурак, еще худой как смерть Гельмента,- Анмель на миг задумалась о чём-то крайне близком и болезненном лично для нее. Но довольно скоро она встрепенулась, отгоняя тяжелые мысли и неприятные воспоминания, завладевшие ею, и пристально посмотрела на «гостей». Она явно выбирала вторую жертву. Выбрав, она указала на импозантного мужчину с седыми висками, и доспешные слуги привели в действие механизмы платформ, разворачивая пленников лицом к известному в некоторых кругах человеку, давнего знакомого Насвера…
#относительно красивые картинки перо акварель #Лит-клуб зверолюд короткий рассказ посвящение ритуал
Некие таинства жрецов Ланкавра
Отпить из чаши хотелось неимоверно, дело даже не в жажде - нервное напряжение заставляло утробу заворачиваться и терять телесность, а дорогущее, но от того не менее противно-кислое вино помогло бы зацепиться за реальность. Но сейчас это нужно ему было, выпасть из мира плотского было это наказом ему от старших иерофантов. Не в тот момент цепляться за плоть, когда его впервые из простых служек при храме возвысили до полноценного исполняющего ритуал. Так-то он уже принимал участие в подобных действах, призванных обучить таких неумех как он, но сейчас всё иначе, тревожней. И перестать держаться за плотность сложнее. Не только со страху. Как будто тянуло его что-то в зазвездие* и страшно подаваться стало. Мышцу свисавшей ноги как угольями прихватили - кожу и шерсть затянули как то надобно было, но как же больно, как же жжёт судорогой мягкие, не тренированные уже три местных, пускай и малых, чёса мышцы , мешало расслабиться. Зря он отказывал другу, нужно, нужно было с ним по задворкам бегать на пару в эту новомодную забаву встревая. Лес рук, вот же придумывают простецы дурость, наперегонки пузыри с шра'э гонять. Но что уже поделаешь, загодя нужно было думать, задним умом все равны Са'араокеУглажж повел свободным плечом, снимая часть груза с застывшего, скованного и перевязанного левого. Иногда заходили его сотоварищи- такие служки как и он, вносили вина, факелы расставляли не зажженые, в плошках воскуривали терпкие смолы. Второй гвэ уже сидит, а Ланкавр так и не заявился забрать плату за свою милость. Второй гвэ мотылёк напротив зверолюда стрекотал, изредка взлетая, то и дело подлетал к молодцу, щекотал тому шерсть на напрягшейся груди всё оттягивая страшный момент. И приходилось трепетать в лентах, отгонять тварь божественную, молясь едва шевелящимся, далеко не таким уж и послушным языком:
— Спокойно, дух, не мешай. Лети, лети к огням, меня же в покое оставь, - каждое слово звучало хрипло, каменным шипом драло горло, каждый вдох жег гортань.
И вот зачем он тут, подумал όлен, смысла же никакого. Самому ему глаза качественно завязали, свет ему не нужен, а богу... только смешить его копыта. Ест он их, что ли?.. Ну вот и узнает сегодня. Да и интересно, в какой форме он ему явится, звероотцом ли, или Черным Оленем? Вот бы в этот раз он был в отцовской своей ипостаси. Углажж шумно шмыгнул носом, что вовсе не вязалось с той величественной позой, в которой он прибывал уже битый гвэ. Хлопнули и с треском провернулись в пазах дверные штифты - их покой уже никто не нарушит. Скука брала своё, и нервное напряжение уже потихоньку начало сменяться тягомотной попыткой не уснуть, благо, Углажжу упасть не светило — ленты и цепи держали его бренное тело надежно — и откинувшись, конечно насколько позволяли эти самые цепи, в люльке он рисковал задремать.
Мир перед его глазами начал кружиться в диком танце, то отдаляясь, то набрасываясь ему на грудь, вихляя усиками мотылька. Странно, как он мог видеть это сквозь плотные ткани на глазах?.. Грудь подымалась все тяжелее, огни факелов теряли свой свет, превращаясь в чадящие курильницы, помещение начало исчерпывать свои запасы жизнедателя, Углажжа уже откровенно тянуло в сон. Да так, что он начал жалобно мемекать в нос - он понимал, что громкий крик ему ничем не поможет в толще камня, но все же старался не впасть в забытие, бодря себя звуком и действием. Не помогало - вышло только воздух потратить и мотылька пугать. Заболело плечо - люлька препоны ставила, утратить сознание своим твердым ребром не давала. Тоны вновь потянулись тягучим, свинцово-душной линией, потихоньку начавшей завиваться причудливой, нереальной лентой, то удлиняясь до непотребного, превращая тэры в целые гвэ, когда боль с мышцах уступала сонной одури, дымкой кружившей в его голове, то наоборот, сжимаясь до упора, когда сознание начинало ускользать.
Углажж не осознал, когда именно он окончательно выпал из тела. В темноте, в удушье, в бездействие зверолюд мог лишь предполагать течение времени и так не надежное в храмовых дольменах. И все же, этот момент он заметил четко, не было такого, что пропустил самое важное в становлении - когда дух зверолюдский заменен был божественным. Ибо не сам он вышел - вытащило его, за рога потянуло к черному свету Ирвальда, где было место резвиться сомну духов, мертвых и готовых родиться, живых и блуждающих, служащих и свободой гонимых. Тащил его сам Ланкавр, Звероотец ныне, добрый и жизнь дарующий, за рога, за руку в которой вино было. Хотел Углажж помочь да все никак ему не поддавались ни руки, ни ноги, ни зазвездая суть его - будто разбило болезнью суровой и страшной, ни кончиком уха не пошевелить, ни зерцало передвинуть. Но не требовалась помощь Ланкавру, а до доброй воли слуги и сына своего ему казалось и дела не было. Только послышалось из под черепа:
— Не боись, младший, не обижу, коли не снимут с меня вервия, коли не освободят мои очи - вернешься в тело твое, не испорчу сосуд. Только и ты должен будешь не терять веру, не отводить взгляда от меня. А да Гельменту нужен этот официоз, не теряй визуальный контакт с собой, не дай себя мне увидеть, пока я в твоем теле и все будет хорошо. Только жрецам потом не говори, что я с тобой по-человечески говорил, они могут тебе проблем устроить за шатание веры и устоев. Всё усёк? Прекрасно, а теперь сгинь,
Но не мог он ответить, ни словом, не действием. Пока держал его бог - будто льдом был закован молодой олен. Заметил это и сам Ланкавр, подмигнул напутственно, беззлобно, да нырнул в застывшего служку, как шра'э в прорубь за мелькнувшим над водой плавником. Заскрипела люлька - то бог менять тело стал, кожа натянулась, проступила кость, сначала алая, вся в вязи какой-то буквы не буквы, руны не руны, а потом оголилась, кровью истекла. Взвыл Углажж, сам не замечая, что оторопь спала, опасаясь за то, что убьет, распотрошит Ланкавр сына своего, лица и жизни лишит тело его, некуда возвращаться будет.
Но отринуты были сомнения - не станет врать бог жизнь дарующий. Да и жертв тот никогда не требовал, лишь веры и продолжения дела его, только ласк приземленных и вин крепких. Добрый бог Ланкавр, не чета Арга'Ашу огненному, да Са'араоке-предателю. Заскрипели затворы; отомкнули двери, пока лишь тени проникли и порывы воздуха чистого.
По одному жрецы появлялись, сами, без слуг и помощников. Впервые их видел Углажж, не являли себя они пастве без личин тканных, не открывали имен никому - такова плата за причастность. Как и то, что под этими масками нет ничего кроме чистого меха, ни глаз ни иных каких черт. Вот о последнем Углажж только сейчас прознал - до того не был в праве узреть лика старших. Вытащили иглы они, длинные, по три щепы в длину, руки себе колоть начали, в вино кровь пуская. Испил той крови Звероотец и одобрил ее. Сняли тогда жрецы и ризы свои и понял служка, зачем постом морили его седмицу. Ведь и так и эдак тело его пользовали - и благом оказалось полное очищение. Не приемлил, не приемлил Ланкавр полумер ― приземленных утех он жаждал в полной мере, дабы не забывать животную натуру, чтобы зверь в потаённой сути его заснул утомленный страстью земной. Не без усилий, но справились жрецы, завершили ритуалы положенное, даром сей труд называя, восхваляя каждый на свой лад милость снизошедшую. И вот - вернули иглы обратно в чехлы, усталые расположились на каменных плитах, истощенные и усталые, дышащие будто эфейраты скачкой загнанные. Лишь один остался на ногах и молвили ему:
―Ну что, время избавиться от лишних рогов?―, он и не узнал, кто сказал это, хотя голос был вполне знакомый, ― режь повязку.
Ответом было неразборчивое согласие, смеялись жрецы, а тот что стоял - кинжал вытащил и повязку с глазниц Ланкавра срезал. Испугался Углажж, будто смерть уже за ним пришла. Накрепко запомнил он слова Ланкавра, что не должен тот его увидеть. Настало время пряток, время когда нужно змием извиваться, то в аспидной тьме теряться, то в огне факелов и на сияющих мотылька усах убежище находить. Да разве от бога укроешься, разве душа родственная утаится? Не было надежды у Углажжа, только страх один. Да забери его лес рук, за что, что он этим жрецам сделал! Разговоров тайных не подслушивал, вещей не крал, службу исправно нес, за что?
Не видя себя от ужаса, потеряв всякий разум, летал юный зверолюд кругами, не чая спасения, не веря в силы свои. Даже мысль не посетила того, что это испытанием было, что нужно было не прятаться беспорядочно, хаосу подчинившись, отнюдь. Ведь в конце всего, это было лишь испытанием, и пускай он не присутствовал ранее при завершении посвящения, лишь омывал таких как он, факела расставлял да оковы правил. Мог, мог укрыться в шерсти духа облик мотылька избравшего, мог на рога Ланкавру забраться, но не стал, не проскользнуло догадки в сумеречном сознании, не пробила искра понимания страха. Увидел его пустой череп Звероотца и не стало более места Углажжу на смертной земле.
С немым криком заворочался Ланкавр, путы разорвал как гнилую ряску, пустой кубок покатился по полу, разбрызгивая вино и божественный ихор. Затрясся, заломил руки и резко дёрнул за рога. Да так, что переломился череп, на двое порвался как ткань, лопнул как ваза тонкого порцелана. Дымом поднялся, облекаясь Черным Оленем бог, в высь ушел, увлекая духа за собой.
Ланкавр покинул этот мир, оставил сосуд лежать на полу в луже мерцавшей белым крови уже самого Углажжа. Растерзанный, не дышавший, но все еще биологически живой он загребал обломками ногтей по полу, хотя все вокруг понимали - это не более чем труп, лишенный искры самости. Понимал это и сам Углажж, стрелой попытавшись ввинтиться в себя самого, лишь для того чтобы понять - напрасно. Череп был раскрошен, глаза его потухли
Вернуться в тело он ему уже было не суждено - тьма на верху утягивала его дух все сильнее и сильнее, раздергивая Углажжа даже не на пыль, на взвесь зазвездной материи. Кричал то Черный Олень Лесов, звал его стать рукой его пущи загробной, утащил за собой. Откуда же было знать, как догадаться несчастному, что когда уводят таких мальков как он на ритуал, что когда те не возвращаются то не потому что получают звание жреческое и хоромы у поднебесных плит, а потому, что их более нигде не найти, ни в мире плотском, ни в мире зазвездном. И как бы не кидался, как не ярился, дух его и самость все слабели, все отдалялись от застывшего в последних судорожных изгибах остову, из которого уже перестали течь последние капли божественного ихора...
― Уже пятый за последний чёс, почему они перестали проходить такое простое испытание, мы им уже подсказки даём, а они все равно как мотыльки в огне сгорают?― последнее что услышали эти стены, перед тем как погрузиться во мрак на незнамо сколько циклов света и тьмы.
рассказ story Фентези юмор песочница
Безумство
— Долго нам ещё идти?
— Да, мы ходим уже почти вечность.
Худощавый ссутулившийся маг обернулся и в который раз произнёс:
— Скоро...
Воин с лучницей устало выдохнули, но мужчина вдруг обнажил меч и пожаловался:
— Если это ловушка, я разоблачу её наперёд! Такие как ты, нам попадаются не впервые!
Старый маг шёл себе прямо, опираясь каждый хромой шаг на корявый посох.
Он резко остановился и дал ответ:
— Попробуй.
Девушка внезапно ахнула и коснулась локтя молодого воина, жестом подозвав к себе. Она шепнула ему на ухо свою идею.
Парень нехотя озвучил слова застенчивой подруги:
— Вы — злой волшебник?
Дедушка захихикал и по каменному туннелю поползло злобное эхо, составив компанию старику.
Но ответил он, будто рубит с плеча:
— Нет. Хуже!
Воин спрятал спутницу за спиной и выставил клинок вперёд. Его голос звучал слишком мужественно, без тени страха:
— Тогда почему бы нам не расправиться с тобой прямо сейчас?
Маг стукнул посохом в непримечательный булыжник и в каменной стене со скрипом открылся проход.
Слова старика, казалось, стали более угрожающими:
— Потому что мы наконец пришли, а ещё вы не знаете как отсюда выбраться.
Мужчина и девушка схватились за руки, меч всё ещё блестел, держа старика на безопасном расстоянии.
— Хорошо. Ты обещал научить нас магии, это здесь мы будем обучаться?
— О да, пройдёмте.
Троица направилась вперёд по узкому коридору. Когда они вышли в свет, воин осмотрел хоромы старика: в середине журчала вода внутри широкого бассейна, вокруг него стояли шкафы с книгами, деревянные столы с кипами бумаг, серебряные чаши на подозрительных пьедесталах.
Мужчина направил лезвие на мага и смело задал вопрос:
— Так кто же ты такой, если ты — хуже злого волшебника?
Старик безумно улыбнулся, от чего воин, к своему удивлению, отшагнул назад и упёрся в лучницу позади.
Маг быстро метнулся к столу заваленному свитками, выдернул один пергамент из высокой кипы и поднял над собой, прокричав:
— Я — писатель. Верней, хочу им стать. В отрыве от своей первой книги, я набросал вот это! На, прочти.
Маг почти вплотную приблизился к лезвию меча, протягивая исписанный пергамент.
Мужчина забрал его неохотно и краем глаза пробежался по верхней строчке.
Мнение о прочитанном произнёс ещё менее увлечённо:
— Неплохо.
Он медленно опускал пергамент и также медленно встречал испытывающий взгляд старика.
Началась словесная перепалка:
— Блефуешь, молодой! Прочти заново и вслух, с выражением. Твоя подруга пусть тоже услышит!
— Мы здесь вообще не для этого! Ты обещал обучить магии, а не текст оценивать!
— Да какая разница?! Просто прочти, никуда я от вас не убегу с этим обучением волшебству. Вы, кстати, от меня тоже никуда не убежите.
Старик стукнул посохом в каменный пол и минуту все молча слушали, как в конце узкого прохода закрывается со скрежетом проход...
Неожиданно воскликнула девушка:
— Кья! Пожалуйста, прочитай эти дурные наброски. Я хочу домой!
Маг дополнил её слова:
— Видишь, молодой, даже твоя подруга на моей стороне!
Воин с яростью сжал рукоять меча, дёрнулся, но остепенился. Другой рукой смял пальцами пергамент, что-то пробормотал и спрятал клинок в ножны.
Он небрежно разгладил чахлую бумагу и вслух прочёл написанное, выкрикивая почти каждое слово:
А нет, старик между делом умудрился ляпнуть:
— Сердишься, будто тебя заставляют.
Мужчина вздохнул поглубже и сквозь зубы процедил:
— Ты заставляешь.
Маг огляделся, пригладил бороду и, почесав ухо мизинцем, незаинтересованно произнёс:
— Тут кто-то прочитать рассказ собирался...
У мужчины вздулась вена на лбу и с испепеляющим взглядом, он уткнулся в пергамент.
Его речь звучала столь же пламенно:
— Агиондеру, муфус чикала! Пиермо зигза жужавью! Племино гюта расспелида, маэро вандо кандерью!
Внезапно женские руки тронули лоб мужчины, и лучница обеспокоено произнесла:
— Ты разучился читать или тебе плохо?
Ясность внёс маг, он стоял по колено в воде, а его мантию съедал чёрный огонь:
— О, нет, всё с ним хорошо. Просто, понимаешь ли, я обвёл вас вокруг пальца. Подсунул древнее заклинание, под видом рассказа. Только смертные могут его прочесть, причём есть важное условие: нужно ненавидеть это заклинание! Я вас переиграл и теперь цена вашей ошибки — моё перерождение.
Старик ударил посохом по дну и чёрный огонь на его мантии вспыхнул, завихрился, как вдруг жгучим кольцом разошёлся по воде и мигом потух.
От старика в бассейне остался лишь пепел.
Девушка прижалась к мужчине. Они оба молчали, но думали об одном и том же: «что всё это значит?».
И внутри их мыслей раздался зловещий ответ: «Некромант возродился».
На ритуальных пьедесталах сами собой зажглись свечи, в бассейне забурлила вода, а в расщелине на потолке запищала стая летучих мышей... Из воды поднимался Властелин Ужаса!
Молодые люди побледнели от страха, однако лучница отпустила тетиву и стрела устремилась в цель, а воин резанул перед собой клинком в изящном пируэте... но всё в молоко.
Тогда мужчина досадно прокричал:
— Так значит ты — Великий Некромант из тёмных времён?
Враг захохотал. Эхо смеха отражалось от пещерных стен и ничем не отличалось от леденящих душу криков.
Властелин Ужаса не заговорил, его просто услышали:
— Идиот. Я всего лишь жертва для Совершенного Зла.
Долговязая тень вышла из воды ни медленно, ни быстро. Её тонкие пальцы обхватили кинжал на пьедестале. Отточенное лезвие из чистого серебра с лёгкостью прокололо черноту Некроманта и капля крови упала на дно ритуальной чаши. Кровь зашипела, поднялся пар, а через секунду вспыхнуло алое пламя.
Некромант с удовольствием осушил чашу, но языки пламени умудрились лизнуть ворот его плаща из ткани бездны и Властелина Ужаса захлестнул огонь.
Молодые люди держались за руки. Надежда теплилась в их сердцах от неописуемого зрелища у ритуального пьедестала.
Вот только с течением времени Некромант краснел, вздувался, а вскоре и вовсе вспарил над землёй, будто огонь выжег цепи притяжения.
Через мгновение, у ритуального пьедестала парила краснокожая сфера, размером с три книжных шкафа.
Воин взял хороший разбег и мечом ударил сферу, но даже не царапнул. К удивлению мужчины, сфера развернулась и на него уставился её одинокий глаз.
Он видел ВСЁ!
Девушка сразу упала в обморок, мужчина еле держался на ногах.
Губы воина дрожали, однако вопрос прозвучал без запинки, хоть и неуверенно:
— Так значит ты — Совершенное Зло?
Казалось, сфера хочет рассмеяться, но вместо этого мужчина обнаружил, что смеётся сам. Хохотала и подруга, которая лежала без сознания. Смех стоял истерический.
Всё же, Совершенное Зло улыбалось, а из рта выглядывали острые клыки.
Оно дало ответ:
— Идиот. Я в этом мире ненадолго. Моё задание — сотворить преемника Зла, того, кто по-настоящему заставит людей мучиться.
Из рта Совершенного Зла вдруг полилась кровь. Вены на красной коже выделились и посинели, а глаз побледнел. Сфера сдувалась, быстро старела.
Воин почувствовал, как дрожь перестала его донимать. Он выпрямился, поднял перед собой клинок и приготовился разить, однако...
Сфера выплюнула в воду большой сгусток крови, а сама сдулась окончательно.
Мужчина заглянул в бассейн: в мутной воде барахтался кто-то весьма знакомый.
Они случайно столкнулись взглядом.
Преемник Зла имел острый взгляд и тень безумия мелькала в них. Он поднялся из воды, взял плавающий рядом посох и на каждый хромой шаг облокачивался на него. Седой волшебник вышел из бассейна.
Воин громко выпалил:
— Ты!
Со старика капала вода, рукой он выжимал бороду.
Его голос звучал спокойным, житейским:
— С этим не поспоришь.
Воин спросил, что беспокоило больше всего:
— Ты преемник Зла? Ты заставишь людей мучиться?
Маг с улыбкой помотал головой и дал чёткий ответ:
— Нет конечно! Какой из меня преемник Зла? Я же говорил, что хочу стать писателем!
Девушка пришла в себя. Мужчина помог ей встать и вкратце рассказал произошедшее.
Лучница не верила своим ушам, воин обнял её и счастье скатилось блестящей слезой по их щекам.
Старик покашлял в кулак и громко произнёс:
— Не хочу вас прерывать, но пока мои второстепенные рассказы не прочитаны, отсюда никто не выйдет.
И глаза воина внезапно открылись в изумлении — он всё понял.
С этих самых пор, мужчина всегда избегал писателей.
SciFi рассказ story лор Людская Конфедерация фантастика коты домашние животные песочница
Про Животных
Про домашних животных нет. Как бы Собака - друг человека, точнее это не совсем так. Это скорее некий дургозаменитель. и проблема тут в том что как бы у людей проблема с друзьями и отношениями.Про котиков. 40 летняя старая дева с кучей кошек.
В нашем случае нельзя не согласиться кто котики лучше мужчин.
- Котики милые и если и создают беспорядок, то по недоразумению и траты на них более менее предсказуемы.
более менее понятный соотношение удовольствие/затраты
котиков можно завести много и разных без проблем с нравственностью и законами..
- Мужики создает беспорядок по сути намеренно, могут его не создавать, но лень менять привычки и включать мозги. И часто генерируют непредсказуемые расходы.
С точки зрения удовольствия вообще какая-то фигня с ними. ибо по-факту что дает мужик.-Секс иногда ну и статус. ну немного помощи по хозяйству.
И их много завести нельзя.
В общем котики тут если в большинстве случаев выигрывают.
В ЛК. С точки зрения женщины.
От мужиков как бы нету бытовых проблем по причине того что, как бы быт автоматизирован полностью. Помимо секса (и связанного с ним сопутствующими процессами ходит в кино и рестораны это имитация ухаживания), с мужиком можно заниматься другими интересными вещами. Что в нашем случае сложновато. Там легко. Да и завести их можно много вполне законно (аморально).
А котик ну он милый, но за ним худо бедно уход нужен, даже при полной автоматизации. Но все же животное за кототрое нужно нести ответственность и прочее.
Поэтому кроме Земли их и нету.
как вам
| норм | |
|
|
4 (3.7%) |
| ненорм | |
|
|
3 (2.8%) |
| бред | |
|
|
31 (28.7%) |
| Ты пидр | |
|
|
65 (60.2%) |
| свой вариант | |
|
|
5 (4.6%) |
рассказ story Фентези юмор старики песочница
Молодость
— Ты хоть знаешь, почему наш мир обречён?— Нет. И знать не желаю. Я работаю!
Солнечным утром, пришвартованный корабль стоял в порту Старого города. На его борту находились двое стариков в остроконечных шляпах и одно ржавое ведро, полное пенистой воды.
— Так не работай!
— Что за дерзость? Это я тебя нанял! А ты сидишь, бездельничаешь, истории травишь, которые никто не просил!
— Кстати о историях...
Он поднялся с корточек и тыкнул пальцем в синий горизонт бесконечного моря.
Старик продолжил говорить, перекрикивая стаю пролетающих чаек и возмущение пенистых волн:
— Где-то там живёт Нестареющий! Мы с рождения живём сморщенными дедами, старухами, а он, наверное, танцует каждый день в своей башне, смеётся над нами! Наш мир обречён, если никто не поддаст пинка в его самодовольный зад!
— Где ты такое вычитал?
— В книге с картинками! Хочешь, дам почитать?
— Что? Нет! Тебе сколько лет, что ты книги с картинками читаешь?
— Мне уже много — четырнадцать!
В ведро смачно прилетела дряхлая щётка, расплёскивая пену.
Дед пригрозил пальцем и в гневе объявил:
— А ну кыш домой! Пока я не перешёл на язык волшебства! Малышни мне тут не хватало!
Старик со взглядом юного мечтателя, достал из кармана круглую монетку. Она ярко отливала солнцем.
— А золотой годик заберёте?
— Оставь себе, твоей маме пригодится.
— Благодарю!
Седобородый юнец прижал шляпу к голове и... осторожно спустился на скрипучие доски старого порта.
Внезапно для своей спины, он развернулся и показал на ведро пальцем.
Зазвучал язык волшебства:
— ЯТЕРЫЛОСЛОМАЮ!
В ржавую посудину хлёстко врезалась синяя волна магии. Пенистую воду расплескало по всему борту, а спустя секунду она превратилась в чёрное масло.
— Ах ты! — Яростно воскликнул капитан корабля.
Озорной старикашка хохотал вдоволь. Благо, он уже пробежал слишком далеко по меркам этого мира: два метра преодолел за считанную минуту! Поэтому длиннобородый капитан быстро потерял его из виду.
Кореш — наш юный мечтатель в остроконечной шляпе, шёл вдоль торговцев рыбой, насвистывая знакомую мелодию. Он влюблённо пялился в небо и думал о великом создателе: «Зачем забирать молодость у всех, если мог хотя бы мне оставить? Ну и маме тоже! Ничего, ничего, я соберу команду и самолично приплыву к нему в башню. Дам такого пинка, от которого задница вечность будет болеть!».
— Что-то я устал, — пробормотал Кореш, пройдя десять метров от корабля.
Старик аккуратно уселся на край пирса и вытащил золотой годик из кармана.
Он разглядывал блестящую монетку и ушёл в неё с головой: «Золотой годик девятого столетия. На монете изображён — позирующий мужчина в предполагаемой молодости». Кореш перевернул монетку и не сдержал стон изумления.
— Ничего себе тут написано!
«Помните! Вы — маг, но выразительней — волшебник. Никогда не забывайте происхождение нашей расы! Понятно, что кого-то принесла волна, кого-то нашли в капусте или принёс аист. Главное, что мы — часть одного народа, единого в старости. Пусть эта золотая, подарит вам счастливый годик! С уважением, ваш Кипиш, мэр Старого города».
#Реактор литературный рассказ story Иван Абрамов написал сам
Нюансы длительных межпланетных перелетов
(Картинка для привлечения внимания. Художник: Vstlm)
— А это наш отдел психологического освидетельствования, — профессор Лунгин пригласил практикантов в темный кабинет с огромным односторонним стеклом на всю стену. Ватага студентов и студенточек, уже нафантазировав всякого интересного, молча распределились по длинной стеночке напротив операторского стола, — Знакомьтесь, это доктор Чжоу.
Профессор указал ладонью на маленького щуплого человечка в несоразмерно больших роговых очках, сидевшего сгорбившись над экраном.
— Ммм… здраствуйте… — на секунду повернулся доктор Чжоу, а затем снова вернулся к изучению каких-то данных.
— А это кандидат медицинских наук, доктор Рапрански, — профессор огладил свою остроконечную бородку, — гордость всего Института!
— Да ладно вам, профессор, — совсем еще молодая темнокожая блондинка с обворожительной улыбкой развернулась на стуле к посетителям, — Всего лишь незаменимый специалист, так ни разу и не вылетевший в космос.
— Не прибедняйтесь, голубушка, делать вам там нечего, как и нам всем тут. Здесь пользы мы приносим гораздо больше – и это ваши слова с защиты, кстати. Ну-с, доктора, расскажите нашим новым практикантам, чем сейчас занимаетесь, введите их в курс их будущего дела, так сказать.
— Ну, если кратко, мы подвергаем космонавтов тестам, — доктор Рапрански прокашлялась в кулак, — Длительные межпланетные перелеты – это одна большая глобальная система, состоящая из множества подсистем различного характера. Техническое оснащение корабля, его программное обеспечение, микроклимат пространства, микро— и макробиоценоз внутренней обшивки корабля и так далее. Все взаимосвязано и тесно работает друг с другом на всех возможных уровнях. Это взаимодействие и отдельные аспекты в частности и изучает космология, дабы вся система работала исправно, без перебоев, — доктор Рапрански явно вошла в лекционный раж, от чего ее глаза заблестели неподдельной любовью к своему делу, — И психологическое здоровье экипажа – один из важнейших аспектов, который необходимо тщательно просчитать и проанализировать. Представьте: замкнутое пространство корабля, ограниченный круг общения, безграничная, всепоглощающая пустота, от которой вас ограждает лишь тонюсенькая стенка корабля и долгие, долгие, долгие световые годы от родных, знакомых, и не очень, людей… Все это негативно сказывается на психике экипажа, тем самым высвобождая самые потаенные и хорошо скрываемые оттенки личности. И чтобы предотвратить неблагоприятный исход миссии, снизить риски, мы тщательно изучаем каждого кандидата на космические перелеты, как бы физически и психически готовы к полету они ни были.
— А эта девушка? – смущенно спросила практикантка, обоими руками прижимая блокнот с ручкой к груди, словно держась на спасательный круг, — Она… она боится одиночества, да?
Все, в том числе и профессор, посмотрели сквозь одностороннее зеркало на мускулистую великаншу в красной форме Военно-Космических Служб, столбом застывшую со шлемом виртуальной реальности на голове.
Доктор Чжоу отвлекся от данных на экране и посмотрел на профессора. Тот молча кивнул.
— Кандидат HF-50-Grey… — доктор Джоу нажал пару кнопок на операторском столе и открыл на планшетке печатающийся в режиме реального времени файл, — Эмм, в том то и дело, что она ничего не боится. Наоборот.
— Да, — доктор Рапрански открыла тот же файл на своем планшете, и отдельной командой вывела отображение симуляции на экран над зеркалом, — Да, действительно. Подойти к… такому… и не просто подойти, а еще и… да, храбрости ей точно не занимать. Так, так, где там считается этот параметр, — она отмотала файл на планшете немного вверх и ввела пару команд, — Ксенофилия — 83%, профессор. Это уже Категория В — негодность к дальним космическим перелетам.
— Но… – вопросила уже другая девчушка, как и все собравшиеся, не в состоянии оторвать взгляда от того, что творилось на экране симуляции, — почему?
— Вы же, кхм, — профессор нервно сглотнул и вновь пригладил бородку, — будущие специалисты, как-никак. Уже должны понимать, что любое нарушение техники безопасности приводит не просто к смерти человека. Да, даже одна смерть – это трагедия. Большая трагедия. Но даже смерть всего экипажа корабля — ничто, по сравнению с риском уничтожения всего человечества. Космос опаснее, чем принято считать. Он настолько огромен и всеобъемлющ, что в нем может существовать абсолютно все что угодно. И это «что-угодно» всегда, априори, потенциально опасно, пока не доказано обратного. Но там, — профессор указал пальцем в гипотетическое небо за потолком, — в его просторах, опасности кажутся… не такими и опасными. И… кхм… знаете же, кто такие громпы, да? Наверняка в зоопарке видели, такой комок ядовитых склизких щупалец с Пандоры-9? Или же фрионо, пси-грибы с орбиты Зен-5, представляющие из себя одну большую… вульву с молочными железами? И когда обнаруживается вот такая вот ебака… ой, простите, инопланетная форма жизни, все нормы и правила техники безопасности почти сразу идут этой самой форме жизни под хвост, если в экипаже обнаружится хоть один ксенофил.
Профессор на секунду замолчал, многозначительно обводя взглядом студентов, словно бы выискивая среди них этих самых губителей всего человечества.
— И не поймите меня превратно, — продолжил профессор Лунгин, — ксенофилия – это не что-то неправильное, как может показаться. Это вполне естественное желание человека найти полового партнера с максимально отличающимся генофондом, чтобы получить разнообразное и приспособленное потомство. Здесь абсолютно нечего стесняться или бояться. Как бы странно это ни казалось.
Повисла неловкая тишина. Профессор молча взирал на практикантов, явно переваривающих полученную информацию. Доктор Чжоу потянулся в кресле, размяв спину и хрустнув позвонками, от чего оказался не таким и маленьким да щупленьким. Доктор Рапрански уже заканчивала отчет, будто бы нехотя, задумываясь о важности каждого слова, выводя неутешительное заключение и ставя виртуальную подпись. Кандидат под странным шифром HF-50-Grey по ту сторону зеркала сняла шлем виртуальной реальности, открыв раскрасневшееся под стать костюму лицо и, кинув взгляд на горящую надпись «Спасибо, можете идти», покинула тестовую камеру.
— Но… как?! — один из студентов решил все же нарушить тишину и кивнул головой в сторону уже погасшего экрана, — это же дикие существа!
— Дикие, не то слово. И опасные, а потому некоторым и кажутся такими симпатичными, — профессор улыбнулся нахлынувшим теплым воспоминаниям, — Потому мы и работаем здесь, а не в космосе.
Отличный комментарий!