Строительство не удалось

Kongo Gumi — старейшая фирма мира.

Где-то через пять лет любая компания на рынке приходит к этапу «а давайте теперь попонтуемся нашим возрастом». Ну вы знаете все эти рекламные лозунги: «10 лет на рынке», «нам уже 15 лет» или там «рядом с 1990 года». В общем, глядя на все эти жалкие потуги, некая малоизвестная широкой публике компания Kongo Gumi легко отвечает: «подержи моё пивко», после чего «достаёт и меряется». И тут уже становится не до смеха. Сама компания занимается строительством, но не простым, а очень… скажем так, крайне традиционным и узконаправленным. Расположена она в Японии, и уже теперь многое становится понятным. В частности, традиции и столь долгий срок существования на рынке. О каких цифрах мы сейчас говорим? Да так, мелочи. Всего-то около 1400 лет. Рюрик ещё не построил на Руси свою систему управления, Мухамед не стал пророком, а империей Ацтеков вообще даже и не пахло. И на фоне всех этих пока еще не случившихся событий ребята из Kongo Gumi уже вовсю клепали для японцев храмы. Да, именно храмы и культовые сооружения. Своеобразная и не самая популярная ниша, согласитесь.

Ну, как все это примерно выглядит изнутри.

Компания несколько сумбурно образовалась в 578 году нашей эры. В тогда ещё синтоистской Японии начал набирать популярность буддизм, поэтому принц Сётоку в рамках «религиозного просвещения нации» запустил госпрограмму «храм в шаговой доступности». Проблема была в том, что никто особо не знал — а как всю эту культуру строить-то? Вот и выписали трёх мастеров из Пэкче (одного из Корейских королевств) к себе на родину. Именно эти люди должны были построить самый первый в Японии буддийский комплекс Ситэнно, он же «Храм четырёх королей» (который, если что, тоже до сих пор существует в целости и сохранности). Экспертов по строительству сооружений для буддистов поблизости не обнаружили, вот и пришлось выписывать из более продвинутого в этом плане забугорья. Корейские мастера посмотрели, померили, собрали материалы, споро принялись за дело и храм построили. И так всё это понравилось принцу, что его высочество тут же обеспечил плотникам подряд на последующие ремонты храма в будущем. Ну, знаете, вдруг там всякие стихийные бедствия, войны, пожары, прочие неприятности характерные для тех времён. А потом заказы посыпались как из рога изобилия — храмов стране надо было всё больше — программа работала. И дела у мастеров шли настолько хорошо, что они решили не возвращаться в своё королевство. Мол, кто мы там? Всего лишь одни из многих строителей, а здесь кто? Мастера-строители, к которым прислушиваются и чьим указаниям следуют. Потом обзавелись семьями и сменили фамилии на японские. Одним из этих мастеров был Сигецу Конго — основоположник фирмы.

Тот самый храм, с которого все началось. 

Вскоре дело строительства храмовых комплексов стало для Kongo Gumi семейным. То есть все 1400 лет, компанией владела всего одна семья, а руководство передавалось от старшего поколения к младшему. Да, там были приёмные дети, которые брали себе фамильное имя, и выходили в руководители. Если не было сыновей, то фамилия передавалась мужьям дочерей вместе с руководством компанией (так называемая традиция мукоёси). Но семейственность продолжала соблюдаться — никто со стороны не мог стать руководителем. При этом главой компании всегда выбирали того, исключительно обладающего большими знаниями и увлечённым этим делом. Так могли «отставить от управления» старшего сына, которому было неинтересны строительные тонкости и вложить бразды «мужу дочери», проявившему себя как умелого и знающего плотника. Всего в руководстве компанией приняло участие 40 поколений семьи Конго, но никогда они ни от кого не зависели и не закрывались. В основном компания занимались обслуживанием храмов, которые воздвигли их предки и на чей ремонт фирма получила подряды. Чинили, обновляли, строили.

Когда буддизм начал своё шествие по стране, они работали на износ. А вот когда Мэйдзи старательно принялись делить религии на синтоизм и буддизм (синто планировали сделать национальной религией), семья выжидала, переключившись на более нужные «европеизированному» государству объекты (офисные и жилые здания, например), но потом всё равно поднимали голову и вновь начинали строить храмы. И неукоснительно следовали заповедям. Так, новому рабочему, взятому со стороны, надо было в любом случае пройти ученичество. В течение 10 лет. А потом проработать ещё 10 лет, чтобы стать мастером. В общем, требования к сотрудникам у них были серьёзными. С другой стороны, именно эта фирма первой в Японии решила объединить бетонные конструкции храмов с традиционными деревянными. И они же стали пионерами использования программных комплексов для проектирования и архитектуры. Так что если того требовало выживание компании, иногда руководство могло и закрыть глаза на соблюдение традиций.

А это скромный главный офис компании. 

Да впрочем, и строительством они занимались не всегда. Так, в тридцатых годах прошлого века, когда глава компании совершил ритуальное самоубийство на могиле предков, от невозможности обеспечить достаток семьи, к власти пришла вдова сеппукнутого Йоши (единственная женщина в списке руководства и первая женщина-строитель в Японии). И так хорошо туда вписалась, что даже вошла в популярную культуру Страны восходящего солнца после того, как в рекордные сроки восстановила пятиэтажную пагоду, разрушенную ураганом 1934 года. В честь этого события была даже написана пьеса. Но во времена Второй Мировой именно Йоши предложила начать производство гробов и ящиков. Ну а чё такого — дерево и там, и там. Необычное решение смогла спасти семью и компанию от полного разорения. Эти гробы протащили «Конго Гуми» через сложное время, послевоенного восстановления и утраченных надежд. Но вот в восьмидесятых годах они имели глупость вложиться в недвижимость. Никто не ожидал, что через десять лет, в Японии грянет экономический кризис. И по фирме это стало довольно мощным ударом, от которого они старались оправиться ещё десяток лет. Но не получилось, не удалось...

Фото этой знаменитой женщины.

Кое-кто из руководителей сказал, что в нынешние времена, прибыли от религиозных конфессий падают — атеизм, рациональное сознание, потребление, капитализм, все дела. Да и немногие верующие готовы ждать по 15 лет, чтобы получить в своё распоряжение хороший храм, возведённый с соблюдением всех традиций, буквально вручную. Возможно, не совпади все эти факторы, то фирма смогла бы выкарабкаться из неприятностей. Но... Короче, в 2006 году компания перестала быть семейной и независимой — её выкупила корпорация Такамацу. Да, они всё ещё работают. Но уже перестали быть самостоятельными. С одной стороны, Kongo Gumi — образчик традиций и правил прошедших через века. В дождливые дни они не выходят на стройку и посвящают это время заточке инструментов. Могут посвятить целый день тому, чтобы красиво обработать край бревна или сделать всего лишь один хитрый паз. С другой стороны, корпорация есть корпорация. Теперь им приходится отчитываться за все траты и соблюдать кучу формальных правил, внутряковых стандартов и указаний руководства. Да и строительство храмов — это очень неровный процесс, вряд ли способный обеспечить долгий горизонт планирования (иронично да, учитывая сроки существования этой группы). Во время COVID-ного периода число строек резко пошло вниз, однако фирма всё ещё продолжала приносить прибыть и, по словам, руководства занимает почётное место в ряду других отделений. Сейчас в этой фирме состоит один прямой потомок семьи Конго. Дочь сороковой главы занимает скорее должность «свадебного генерала» — главного плотника или сё дайку. Однако, до сих пор всё без малого 100 сотрудников фирмы из восьми команд в разных городах каждое утро 1 и 15 дня месяца проводят церемонию в честь принца Сётоку, с которого всё началось.

Рабочие занимаются своими делами.

Кстати, для раздумья — следующие несколько мест в списке «старейшие фирмы мира» — тоже из Японии. Ну и да, теперь рекорд принадлежит японской гостиничной компании «Хоси Рёкан». Существует с 718 года. Можете дать наказ своим внукам. Ведь у нас есть ещё около 200 лет, чтобы узнать — сможет ли она побить рекорд?

Пруфы:
1. Официальный сайт компании.
2. Новость о слиянии фирм за 2006 год
3. Еще одна статья об этой фирме. 
4. Книга The Family Business Guide

Домик из говна и палок, но за 1000$ и 200 часов

На юге Москвы появились микростудии площадью 8,8м²

Цена за такой скворечник начинается от 4 300 000 рублей, раньше самые маленькие будки были аж по 9.8м².

Про мост, инженера и его жену.

На одной из опор Бруклинского моста в Нью-Йорке можно увидеть такую вот табличку.

И эта табличка увековечивает подвиг одной женщины, чья вера, поддержка и смелость помогла закончить строительство. Но все по порядку.

В 1867 году для решения проблемы транспорта между Бруклином и Манхэттена, городской совет города Нью-Йорк принял к исполнению проект моста за авторством инженера Джона Рёблинга. И он принялся за работу. Но вмешался случай.

Во время заключительных измерений моста лодка с Рёблингом столкнулась с паромом, который забивал сваи и одна из свай повредила ногу инженера. Врачи ампутировали ему стопу, но, увы, началось заражение и через три недели, 22 июля 1869 года, Джон Рёблинг скончался от столбняка. Руководство строительство принял на себя 32-лентий сын Джона, Вашингтон Август.

Вашингтон Август

Для того, чтобы опоры моста стояли на скальном грунте (а он пролегал на глубине 25 метров от дна реки) были применены кессоны, рабочие камеры которых 

сколоченные из жёлтой сосны, 43 метра в длину и 27 метров в ширину, разделённые на 6 отсеков каждый, заполнялись сжатым воздухом, чтобы противостоять давлению воды. Сверху кессона устанавливались гранитные плиты, под весом которых кессоны погружались в грунт. Глубина кессона со стороны Бруклина составила 44 фута, со стороны Манхэттена — 78. После окончания выемки грунта кессоны заполнялись бетоном, формируя тем самым прочный фундамент.

Землекопы, которых называли «sandhogs» (песчаные свиньи), в основном были иммигрантами и работали за 2 $ в день. С помощью лопат они выгребали ил, камни, гравий и прочую подводную грязь со дна реки. На площадку они попадали с помощью небольшого железного контейнера — шлюза, куда также нагнетался сжатый воздух. Из-за разницы давления у дна реки и наверху при обратном подъёме в крови начинал выделяться азот, что вызывало сильнейшие головные боли, сердечную недостаточность, кожный зуд, судороги, онемение конечностей вплоть до парализации и даже смерти. Многие рабочие не выдерживали этого. Симптомы их страданий получили название «кессонная болезнь» (болезнь водолазов).

Чем глубже надо было погрузить кессон, тем большее давление испытывал человек. На стороне манхэттенской опоры давление в кессоне составляло 240 кПа или 2,4 атмосферы (35 фунтов на квадратный дюйм), поэтому рабочему было разрешено находиться в камере не более 4 часов в сутки.

Рабочим, пострадавшим от кессонной болезни, помогали опытные врачи под руководством доктора Смита. При наблюдениях он выяснил, что наиболее подвержены болезни люди с плотным телосложением, поэтому их прекратили нанимать на эту работу.

Результатом стал почти полный паралич тела. И тут на сцену, можно так сказать, выходит жена Вашингтона, Эмили.

Из-за удачного расположения квартиры Рёблингов (на берегу, напротив строящегося моста), главный инженер смог наблюдать за строительством. А вот указания он передавал через свою жену. Единственным не парализованным пальцем, он выстукивал ей указания по строительству, используя специально придуманный код. Эмили передавала указания остальным инженерам и строителям. Так же, она проводила ежедневные проверки строительства.

Под руководством мужа Эмили выучила высшую математику, сопромат, мостостроение. Она изучила сопротивление материалов, расчёт напряжений, вантовые конструкции, Вашингтон научил её рассчитывать кривые провеса. Также именно она договаривалась с политиками, конкурирующими инженерами и всеми теми, кто был связан с работой, до тех пор, пока они не убеждались, что именно она несет окончательную ответственность за проект моста.

Когда в 1882 году Вашингтона попытались снять с поста главного инженера проекта, Эмили ходила на собрания инженеров и политиков и выступала в защиту своего мужа. К радости Рёблингов, политики вняли речам Эмили, и Вашингтону позволили остаться на должности до самого окончания строительства.

И строительство моста было окончено

В 1883 году, перед открытием моста для движения, Эмили первой из всех проехала по новому мосту в коляске. И с петухом, как символом победы. А на церемонии открытия Абрам Стивенс Хьюитт (один из представителей штата Нью-Йорк в Палате Представителей в 1881-1886 гг., а с 1887 по 1888 - мер Нью-Йорка) упомянул Эмили, сказав, что мост Нью-Йорка и Бруклина (так назывался Бруклинский мост до 1915) является «вечным памятником жертвенной преданности женщины и её способности к получению высшего образования, права на которое она слишком долго лишена».

После строительства семья Рёблингов переехала в Трентон, Нью-Джерси. А Эмили продолжила своё образование и получила диплом юриста Нью-Йоркского университета. Но это, как говорится, уже другая история.

Вот и вся история про один из эпизодов истории Нью-Йорка, давший городу один из его символов.

Проект «Геделон»: крупнейший в мире археологический эксперимент, который продолжается уже 23 года

К тому моменту, когда месье Гийо задумался о своей дерзкой инициативе, он уже около 16 лет был замковладельцем. В 1979 году этот господин в складчину с собственным братом приобрел небольшое, но живописное бургундское шато Сен-Фаржо в паре часов езды на юг от Парижа. Здание находилось в прискорбном состоянии, и следующие несколько лет Гийо посвятил его восстановлению, а также организации на базе комплекса ежегодного исторического фестиваля реконструкторов. Получилось довольно успешное предприятие, которое в итоге стало привлекать достаточное количество туристов, чтобы его владелец задумался о новых проектах.

Источником вдохновения стало научное исследование Сен-Фаржо, которое по заказу Гийо сделали эксперт по фортификации Николя Фошер и кастеллолог (специалист по замкам) Кристиан Корвизье. Оказалось, что за кирпичными стенами XVII века скрывается оригинальный каменный предшественник начала XIII столетия. То есть замок был перестроен, но современные технологии позволили ученым восстановить его первоначальный внешний вид.

Замок Сен-Фаржо сейчас

Предполагаемый вид Сен-Фаржо в XIII столетии

К концу 1995 года небольшая группа экспертов, организованная Мишелем Гийо, пришла к выводу, что реконструкция замка Сен-Фаржо с возвращением ему облика начала XIII века нецелесообразна. Историки справедливо отметили, что и в своем нынешнем — перестроенном — состоянии он представляет собой культурную ценность. Вместо этого исследовательская команда предложила построить копию средневекового Сен-Фаржо на новом месте, но, чтобы не городить очередной никому не нужный псевдоисторический муляж, сделать это с выдумкой. Новый замок было решено превратить в опытную площадку для экспериментальной археологии — той части науки, которая пытается реконструировать утраченные знания путем постановки соответствующего опыта в современных условиях. В данном случае речь шла о попытке строительства фортификационного объекта строго с использованием технологий начала XIII столетия, честно и без каких-либо компромиссов. Главным для историков был ответ на вопрос, правильно ли мы сейчас понимаем строительные практики той эпохи, соответствуют ли они уровню поставленной задачи, способны ли решить ее.

Следующие полтора года группа Гийо потратила на разработку детальной концепции восстановления замка, выбор подходящего места для стройки, поиск источников финансирования и набор команды первостроителей, каждый из которых должен был обладать соответствующей специфике проекта квалификацией. Каждый из этих вызовов был успешно преодолен. €400 тыс., необходимые для проведения первой стадии работ, предоставил консорциум спонсоров, среди которых были структуры Евросоюза и региона Бургундия, банк Caisse des Dépôts et Consignations, энергетический гигант Electricité de France и некий швейцарский гражданин, пожелавший остаться неизвестным. Была подобрана, а затем и выкуплена подходящая под объект площадка. Участок был действительно удобным: во-первых, он находился всего в 13 километрах от существующего замка Сен-Фаржо, во-вторых, по соседству располагался заброшенный еще в 1950-е годы карьер, который мог обеспечить проект необходимым строительным материалом. Рядом были лес — источник древесины, а также пруд с небольшой речкой, давшие требуемый объем воды.

20 июня 1997 года был заложен первый камень в основание замка, получившего название Геделон. Проект был рассчитан на 25 лет.

1997 год, площадка перед началом работ

Главным автором проекта стал Жак Мулен, один из 40 специалистов, имеющих во Франции официальный статус архитектора, который может работать с историческими объектами. В активе проектировщика были объекты в Версале, базилике Сен-Дени, несколько церквей и соборов по всей стране, а также кураторские работы по восстановлению десятка разнообразных замков. Помимо Мулена, в научный комитет, контролирующий ход проведения работ, вошли еще шесть ученых, среди которых были профессора археологии, истории искусств, кастеллологии университетов в Лионе, Марселе и Бордо. 

Столь серьезный подход лишний раз подчеркивает, что замок Геделон — это действительно в первую очередь научный эксперимент, пусть и идущий в формате частной инициативы.

Кроме ученых, в команде проекта на постоянной основе в сезон (март — ноябрь) заняты еще около четырех десятков специалистов-практиков, прежде всего по работе с камнем и деревом — основными строительными материалами. Им помогают персонал, обслуживающий туристическую инфраструктуру, и несколько сотен волонтеров — в основном студентов соответствующего профиля, получающих летом необходимые навыки и знания по своим предметам (например, археологии).

Принципиально важным для проекта было четкое соблюдение поставленных ограничений, то есть использование исключительно аутентичных технологий начала XIII века. Или, точнее, этих технологий в нашем современном понимании, ведь суть эксперимента как раз и заключается в проверке их соответствия исторической правде.

 Речь шла не только о строительстве как таковом (хотя, конечно, прежде всего о нем). Строители замка и волонтеры при выполнении работ носят одежду, сшитую вручную по средневековым правилам. Даже еда на площадке готовится соответствующим образом: например, для помола зерна была построена специальная водяная мельница. Все это представляет очевидный интерес не только для историков-археологов, но и для исследователей повседневной культуры, социологов и культурологов.

Но прежде всего команду, работающую над объектом, интересует отработка именно строительных технологий. Если речь идет о древесине, которую используют для балок, брусьев, досок (они нужны, например, для формирования кровли и межэтажных перекрытий), то, естественно, подразумевается, что подходящее дерево будет сначала найдено, а потом срублено в ближайшем лесу с использованием топора, выкованного в специально созданной на площадке замка кузнице. Затем дерево будет перевезено к Геделону с помощью запряженного в телегу коня, разумеется, подкованного тем же замковым кузнецом. 

После этого уже на территории стройки бревно будет нужным образом обработано (опять же аутентичными инструментами) для получения нужного финального продукта.

То же касается и работы с камнем. Сначала в карьере добывается необходимый материал (песчаник или известняк), затем он перевозится к замку, где каменотесы добиваются результата, по форме и размеру соответствующего требуемому в конкретный момент. Для формирования резных готических окон или работы со сводами приходится привлекать уже специалистов узкого профиля, но вновь-таки ограничивать их «средневековыми» рамками. Строительный раствор также изготавливается на месте. Полученный в карьере известняк обжигается в специальной печи, затем известь гасится водой и смешивается с песком. Периодически строители меняют пропорции трех составляющих (известь, вода, песок), чтобы добиться раствора с нужными в конкретном месте свойствами.

Подобные принципы распространяются и на прочие фронты работ. Например, черепица делается в отдельной гончарной мастерской, а стройматериалы поднимаются на высоту с помощью подъемного крана со ступальным колесом — все как и в начале XIII века.

Наложенные добровольные ограничения сыграли свою роль в динамике строительства. Впрочем, именно поэтому и настоящие замки строились столь долго. За первый сезон (точнее, полсезона) 1997 года была расчищена стройплощадка, намечены контуры будущего комплекса, построены первые мастерские и «туристический центр» в отдельном амбаре. В 1998-м стены замка выросли до высоты 1 метра. В 1999-м высота отдельных сегментов достигла 3 метров, началось строительство башен, в одной из них был выложен купол подземного резервуара с водой — цистерны — и так далее.

За 23 года активных работ замок уже приобрел свои финальные очертания, хотя уже сейчас очевидно, что в предполагаемые изначально 25 лет строители не уложатся. В текущем году, несмотря на ограничения, связанные с коронавирусной пандемией, команда проекта планирует закончить кровлю на двух угловых башнях и продолжить возведение центральных ворот.

Уже в первый год строительства будущий замок Геделон посетило около 80 тыс. человек. Проект получил признание и в среде специалистов (например, главный архитектор Жак Мулен был удостоен Европейской архитектурной премии имени Филиппа Ротье за этот объект в 2005-м), и у публики. В последние, «доковидные», годы замок ежегодно посещало более 300 тыс. человек, в основном французов и британцев. У последних Геделон стал особенно популярен после выхода в 2014 году на телеканале BBC Two документального сериала «Секреты замка», рассказывающего про суть этого эксперимента.

Надо отдать должное руководителям проекта. Не компрометируя научную суть опыта, им удалось сделать его достаточно успешным финансово. Некоторая часть бюджета по-прежнему формируется с помощью добровольных спонсорских взносов или краудфандинга, но в целом замок уже может обеспечивать себя и свою постоянную команду сам. Ежегодно туристическая выручка Геделона составляет от €3 млн до €4,5 млн — вполне существенная сумма, чтобы в итоге рано или поздно успешно завершить проект. Однако можно не сомневаться, что и после его окончания интерес у публики к нему не иссякнет, тем более что, как показывает история, замки постоянно расширялись.

Критика строительства в юмористическом журнале Крокодил, СССР, 1960–е.

«Пей, Москва!»: Первый Мытищинский водопровод

 Долгое время единственными источниками питьевой воды в столице нашей необъятной являлись реки — Москва и ее притоки. К началу XVIII века в столице было более 800 прудов, однако из-за отсутствия в городе канализации эти пруды часто становились «погаными», так как жители сливали в них нечистоты, чтобы не платить золотарям за вывоз. Для питья была пригодна только колодезная вода, поэтому в городе было вырыто около 5000 колодцев, но большинство из них было частным и располагалось в усадьбах. Простой люд должен был платить за воду и за услуги водоносов. Уже во второй половине XVIII века на всю Москву было только три колодца с пригодной для питья водой — Андроньевский, Трёхгорный и Преображенский. Эпидемия чумы в 1771 году, унёсшая жизни четверти населения города, особенно обострила вопрос снабжения города водой (все водоносы либо погибли, либо разбежались), после чего жители обратились к императрице Екатерине II с просьбой провести в город «хорошую воду».

 Проект водопровода императрица поручила сделать известному инженеру Ф.Б.Бауэру, очень удачно за несколько лет до этого оказавшегося на русской службе. Годы тщетных поисков Тщательные исследования подмосковных ключей позволили Бауэру признать наиболее подходящими источники питьевой воды у села Большие Мытищи. По свидетельству очевидцев, в те времена высота фонтана воды, бившего из самого мощного источника — Громового ключа — достигала 3 метров.

 Здесь стоит упомянуть легенду, связанную с самой Екатериной II. Так или иначе общую канву этой легенды можно услышать в разных уголках нашей страны — императрица проезжала мимо и решила остановиться…

 Так, вот, пролетая над гнездом проезжая по Ярославской дороге, Екатерина остановилась около Мытищ. В ту пору местность славилась ключами чистой воды, бьющими из под земли. Императрице дали попробовать воды и вода ей так понравилась, что Екатерина приняла решение построить первый водопровод и доставлять воду из Мытищ в Москву.

Легенды легендами, а мы вернемся к инженеру Бауэру. Определившись с местом, откуда будут доставлять воду в Москву, нужно было определиться со способом доставки. Учитывая уровень инженерно-технической мысли во второй половине XVIII века, было решено устроить канал, по которому вода доставлялась бы в город самотеком. Это означало, что на всем протяжении нужно было сохранять уклон в сторону Москвы.

 В июля 1779 года указом императрицы было выделено 1 млн. 100 тыс. рублей для осуществления проекта Бауэра. Это был один из грандиознейших проектов того времени не только в России, но и в Европе. Строился канал с 1779 года по 1804-й. Людские ресурсы для строительства были задействованы немалые — один только командующий Московским воинским гарнизоном князь Волконский должен был ежедневно выделять на строительские работы по 400 солдат.

В Мытищах были обустроены специальные кирпичные колодцы над ключами, в которых собиралась вода и направлялась в кирпичный канал. Колодцев было около 40 штук, они имели различные размеры. Многие колодцы были защищены от непогоды бревенчатыми срубами.

 Водоводная галерея длиной 22 версты (примерно 23,5 км) от Мытищ до Сухаревой башни в Москве была выполнена из кирпича с полуциркульным сводом высотой 1,35 и шириной 0,9 м. Стенки канала были толстыми и массивными, опирающимися на деревянные балки. Свод же был сравнительно тонкий. Решение строить галерею на деревянных балках было принято из предположений, что дерево в воде не гниет. Однако это предположение оказалось во многом роковым для галереи.

 Вода шла самотеком, преодолевая реки и низины по насыпям и акведукам. Например, Яузу, водопровод пересекал дважды. Первый раз пересечение было выполнено с помощью дюкера из двух чугунных труб проходящих под Яузой и выходящих в кирпичные бассейны по обе стороны от нее. Вода переливалась из одного бассейна в другой по закону сообщающихся сосудов. Второе пересечение с Яузой было в районе села Ростокино. Там Яуза была побольше и протекала в довольно глубоком овраге, так что дюкером тут отделаться не получилось и построили акведук. Он получил в народе почетное наименование «миллионный мост» за стоимость, близкую к миллиону рублей (хотя это несколько не вяжется с изначальной суммой, выделенной на проект).

 После акведука она шла дальше в сторону центра Москвы, но, в какой-то момент, сворачивала на восток и проходила по современной территории парка Сокольники. Оттуда галерея шла на центральные улицы города, где разветвлялась и выходила к нескольким фонтанам для забора воды.

Вода должна была разводиться самотёком в разборные бассейны от Каланчевской площади в Елохово и Немецкую слободу и при помощи огненной машины подниматься в Басманную, Мясницкую и Мещанскую части. На Трубной площади надлежало устроить водоём, отсюда провести водопровод чугунными трубами диаметром в 450 миллиметров вдоль реки Неглинной, где соорудить: здание с резервуаром чистой воды у Сандуновской площадки, два бассейна за Кузнецким мостом, несколько до Тверской улицы и за Воскресенским мостом, проложив вместо труб канал, сделать большой бассейн для украшения города. Подача воды на Тверскую, Большую Дмитровку и к Никитским воротам намечалась из водонапорного резервуара, который предполагалось установить на башне у Троицкого моста. Подъём воды проектировался посредством насоса, приводимого в движение рекой Неглинной. Для противопожарных целей и стирки белья должны были использоваться воды рек Самотёки и Неглинной. В этих целях на Самотёчной площади устраивался резервуар со шлюзом, посредством которого была бы возможность промывки сооружаемого открытого Неглинного канала. Ширина последнего намечалась в 6,4 метра. Он доводился до Троицкого моста. … Проект водопровода был выполнен в отношении доведения воды самотёчной до водоема на Трубной площади и разведения воды отсюда к нескольким водопроводным фонтанам. Предположения о постановке огненной машины и водяного колеса для обеспечения водой высоко расположенных районов не были осуществлены.

 Сооружение галереи было непростой задачей. В некоторых местах, из-за требуемого уклона, приходилось закладывать ее на глубине 18-19 метров, что даже сейчас достаточно глубоко для коллектора.

В 1783 году умирает Бауэр и руководителем работ назначают военного инженера И.К.Герарда. Под его чутким руководством к 1787 году было построено 28 водосборных бассейнов глубиной около 2 метров и площадью до 450 квадратных метров. Водопровод приблизился к селу Алексеевскому, где (вы не поверите — и здесь тоже!) Екатерина испила водички и решила создать водопровод. Если верить всем легендам, то получается, что императрица страдала сильнейшим сушняком и останавливалась у каждого села выпить воды.

 В 1787 году начинается очередная русско-турецкая война и все ресурсы, в том числе и строивший водопровод инженерный отряд, мобилизуются на южный фронт. Строительство было законсервировано на ближайшие десять лет и возобновилось лишь в 1797 году. Через 7 лет, в 1804-м, пресса радостно отчиталась об окончании строительства. «Пей, Москва!» — гласили заголовки.

Однако, из-за общего технического несовершенства, в том числе и упомянутых выше тонких сводов, водопровод очень быстро начал разрушаться. Уже через несколько лет после открытия, до Москвы дотекало меньше 10% воды, причем грязной, не питьевой. Часть галерей, из тех, что были простроены до войны, дала трещины; доски, устилавшие дно галерей, рассохлись и сгнили; бассейны частично обвалились.

В 1826 году кирпичная галерея полностью провалилась, и водопровод прекратил своё существование.

Общая стоимость работ по строительству первого в Москве водопровода составила 4 183 000 рублей.

 «Богатая водою, Москва бедна водою хорошею», — писал в изданной в 1832 году «Статистической записке о Москве» её автор Василий Андросов. Незадолго до этого, под руководством инженера Николая Ивановича Яниша была начата первая реконструкция Мытищинского водопровода. Из городской казны на работы было выделено 455 тысяч, а еще 270 тысяч вложил сам Яниш из своих собственных средств.

 По его проекту на месте рухнувшего кирпичного водовода в Сокольничьей роще была построена Алексеевская водокачка, а в районе места обрушения галереи (точное место определить не удалось из-за глубокого залегания) проложена обходная труба.

 Алексеевская водокачка была оборудована двумя паровыми механическими подъёмниками. Воду по трубе диаметром 10 дюймов (25,4 сантиметра) поднимали на второй этаж Сухаревой башни, где был устроен чугунный резервуар ёмкостью пять тысяч вёдер (61 тысяча 500 литров). Из башни вода по нескольким чугунным трубам шла к пяти фонтанам, устроенным в 1830-е годы в разных частях города.

 Фонтанами назывались специальные водоразборные резервуары — посередине была труба, служившая источником воды, лившейся в круглый бассейн (такой тип фонтанов хорошо известен и по старым европейским городам). Пять фонтанов, каждый из которых давал по 40 тысяч вёдер в сутки (492 тысячи литров), располагались на главных площадях города. Один был напротив Шереметьевской больницы (ныне — Институт Склифосовского), другой — на Никольской площади (сейчас Лубянская), третий — на Петровской площади (пересечение Петровки с Бульварным кольцом), четвёртый — на Воскресенской площади (ныне — Манежная) у Кремлёвского сада и пятый — на Варварской площади.

 Фонтаны снабжали водой жителей девяти центральных частей города — Городской (район Китай-города), Тверской, Мясницкой, Пречистенской, Арбатской, Сретенской, Яузской, Басманной и Мещанской. С москвичей брали деньги за пользование общественными водопроводами по пять копеек с каждого рубля из суммы, которую жители платили в качестве налога в городской бюджет.

Также ответвления чугунных труб подвели к некоторым важным объектам, например к Кремлёвскому дворцу, к Воспитательному дому, в государственные театры, в городскую тюрьму, к Сандуновским и Челышовским баням.

 В 1833 году на месте самого крупного источника в Мытищах — Громовом ключе — была устроена часовня и водонакопительный резервуар.

Бассейн № 1 (Громовой) имеет вид круглого каменного сооружения в диаметре 3,60 саж., стены которого заложены ниже поверхности земли на 0,63 саж., сверх же земли стены покрыты куполообразным сводом, имеющим вверху отверстие, покрытое чугунной решёткой. Под куполом имеется круглый бассейн из дикого камня, в диаметре 2,50 саж., глубиной 0,50 саж., ограждённый чугунной решёткой.

 В 1850—1852 годах была предпринята попытка увеличить водоснабжение Москвы по проекту инженера генерала Максимова — были построены дополнительные водопроводы — Бабьегородский и Краснохолмский, забиравшие воду из Москвы-реки в черте города. Поскольку вода была плохого качества и замерзала в трубах в зимнее время, эти водопроводы были заброшены уже к 1863 году.

Вторую реконструкцию Мытищинского водопровода затеял барон Андрей Иванович Дельвиг. Современники называли его «творцом водопроводного дела».

 В ходе реконструкции забор воды из Мытищинских ключей увеличили до 500 тысяч ведер в сутки (в 10 раз!) за счёт понижения уровня воды в водосборных колодцах. Колодцы были построены уже нового типа: на деревянных ростверках, покрытых досками и засыпанных землей.

 В Больших Мытищах отстроили новую станцию с бекждеком и ш паровыми машинами и насосами, поднимавшими воду на уровень земли. В Алексеевском подземном резервуаре, что у Алексеевской водокачки, были поставлены более сильные паровые машины, подававшие воду в Сухаревскую башню по шестнадцатидюймовой трубе, и по десятидюймовой и еще одной шестнадцатидюймовой — в город.

 Также по инициативе Дельвига построили первые 15 пожарных колодцев, положив начало современной пожарной охране.

В период с 1853 по 1858 годы по городским улицам было проложено 44 версты (почти 47 км) чугунных водопроводных труб и устроено 26 водозаборов. Общие затраты на реконструкцию составили 1,5 млн рублей.Изначально деньги выделялись городской казной, но, с 1830-х годов, был установлен городской налог на воду (те самые 5 копеек с рубля, о которых я писал выше). К 1858 году на московские водопроводы правительством было потрачено 1,980 млн рублей серебром.

 В 1870 году городской глава князь Владимир Черкасский задумался о расширении Мытищинского водопровода. С этим он обратился к известному специалисту водопроводного дела, мастеру Геноху из Саксонии. По мнению мастера, забор из Мытищинских ключей можно было поднять до 9,3 млн вёдер в сутки. В 1877—1878 по поручению городской управы инженер Николай Зимин разработал план увеличения забора воды из Мытищ до 10 млн вёдер в сутки. В 1880 инженер Зальбах и профессор геологии Герман Траутшольд доказали, что забор воды в таких объемах возможен. Однако, в 1882 году комиссия под председательством Дельвига опровергла такие выводы и признала возможным забор лишь 1,5 млн ведер в сутки.

 С 1870 до 1885 годы городское управление не имело достаточно средств на новый водопровод и считало возможным только концессионный способ постройки. В 1883 году городская дума получила четыре серьёзных предложения о содействии в строительстве водопровода, однако Зимин был категорически против участия концессионеров в проекте, поэтому дума не рассмотрела их в течение года и потеряла заинтересованных инвесторов, а постройку нового водопровода возложили на градоначальника Николая Алексеева. Под его руководством были созданы Ходынский, Преображенский и Андреевский водопроводы. Однако, уже к 1913 году все они оказались заброшенными и, мало того, признаны «заплатными» и не способными решить проблему города с водоснабжением.

Вопрос санитарного качества продолжал стоять очень остро, так как плохая вода из водопроводов служила источником инфекций, вызывая многочисленные заболевания. И когда в Москве с введением городского самоуправления в 1863 году постепенно была налажена санитарная служба, эти вопросы не один раз обсуждались на заседаниях Московской городской Думы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

_____________________________________

Автор: Александр Горячев

Чудеса архитектуры в Польше

Продолжение в комментариях.