Нулевая и тридцатьседьмая проповеди Вивека
Нулевая проповедь это форумная ролевка проведенная ещё до выхода Моровинда Дугласом Гудоллом в качестве шутки над Майклом Киркбрайдом.
Правду Проповеди Ноль всякий найдёт здесь, кто бы её ни скрывал.
Родился он бедным нетчименом, но Женой и Мудростью его щедро одарили небеса. Имена их бессмертны: Берахзик и Ирдри, чьим сыном был Вивек-малыш.
Звёздная гаснуще-сияющая леди, меч в облаках, серебряная чаша щедрости: триединый дозор. Решив зайти в Храм, прошёл он сквозь семь завес, и свою жену, Берахзик, увидел он в тишине. «Ах», — вырвалось у него: свершение, грёзы, неизбежное завершение слов.
Когда спросила она его о правде, сокрытой среди слов, ответил он безмолвно, добавив вот что:
«Бессмертие не ждёт после смерти, лишь пустоты ужас. Откроется смерть, и тогда только получим мы свободу на любви свершение. Жалости не знающий отец Периайт поставит печать и занесёт в каталог среди других имён. И мать Мефала объятиями чёрных рук коснётся дыхания, лишив его. И боги, как мы, должны быть нежными к детям своим, в духе и плоти и смешении яблочного семени, таков их долг».
Ночью Берахзик дала имена своим детям, но не знала, сколько их было вместе.
Ещё вчера это было лишь снами крестьянина, но превратилось в нетчимена светоч. Что есть ХЛАФЕМ ВЕХК ХИКРО ИРДРИ.
Если молчание есть повеление Аэдра, то пронзительным эхом в пещере сердца был смех Берахзик, когда звучал он. Лишь там были чёрные небеса Ноктюрнал, золотой порядок Периайта, зелёные поколения Меридии, красный гнев Мехруна, вздохи Берахзик. О, её бриллианты и полумесяцы были как малиновая заря над армиями, выстроившимися перед сражением, а её тёмные и молчащие глаза — как ослепительные снега в Солитьюде.
Видения многих тысяч миллионов наблюдала аминреВ. Единственный из них стал «Королём Я» в своём пробуждении.
Когда настал следующий день, нетчимен Ирдри взял жену и новообретённое сокровище на встречу к Королю-Гному на вершине Бтуангтув.
И там Кагренак дал ему трижды тайное слово:
ГННУПЙЦНУЬРХЗиЧнБоЗЪРыХНРКШАвтБЗШКСреЦХПмВХмТБа
ДЦтиоЙтБэЦеКТНщГБМиМДвКЧВоМШЕрЬКкЩРЧоЧБсФ
тКФиРРЧжКЗСеУЪВПлдаКРКЖнШВПиШПДрпАЖунКЪоХА
БиМЗвХиРлХЕбФНЯоУЪиТЕРЗмаСЖЕЗЖШрВФШЖеЧНКЬмЗХМУеУБЙНУБПЦЕвУЫЗФЗТТд
Здесь ключ к правде [лжит]. Вивек есть меньший, ложный ключ.
Ибо в начале было Слово: Произнесенное Большой Обезьяной.
Ибо в начале было Слово: Три на Семьдесят-два.
Ибо в начале было Слово: АЛЬМСИВИ.
37 проповедь является буквально ссылкой на сайт коды
Проповедь тридцать седьмая
Тобою найдена тридцать седьмая проповедь Вивека, которая является искривлением света, наступившего много позже хроник Наставника, который носил непостоянные лица и правил как хотел, вплоть до апокалипсиса.
Вивек был рождён лентами воды, которые красным описали своё единение в сторону звёзд. Это было новое место скорости. Его взгляд вмешался в острия над башней, где Призрак Пустоты примостился на барабане, покрытом драконьей чешуей, что был слабоумен в своём ритме. И Вивек спросил об этом:
«Кто ты такой, что вообще не нуждаешься в подписи?»
В сумме три, мантии Айем тянулись к яркому чёрному краю памяти, образуя дугу приобретения. Это была новая скоростная задача. И Сет прижал свой раздутый живот к её имени, дочери часовщика, плывущей мёртвой исповедью вдоль века нити, даруя ей Имя — несъеденное, золотой тайник Велота и велотийцев, ибо куда ещё им было идти?
«Отправляйся туда, где вечно вращающийся вал, круглый ноль далёкой ассоциации — его свет; тот, что описан другими буквами», — Сет сказал, пока всё это не было воплощено, и в центре не стало всё что угодно.
И красное мгновение стало несдержанным громким воем, потому что Временный Дом был в руинах. И Вивек стал как стекло, как лампа, потому что грива дракона сломалась, и красная луна велела ему явиться.
«Не в этом символ королевской власти, — сказало ему сигнальное синее смещение (женщина), — нет никакого правильного урока, усвоенного в одиночестве».
Он отказался от бечёвки на её рыболовной сети, злясь, что непродолженный народ не станет полнее от их поисков, и всё же был потрясен тем, насколько они были готовы к бегству. Но мужские импульсы были оскорблены, и Вивек принял боевую форму. Он закрыл свой восточный свет, сказав АЛМСИВИ, что посредством войны они стали невестами в стекле, что никакая сила не могла наблюдать.
Свет искривился, и Вивек надел кирасу, сделанную из красных драгоценных пластин, и маску, которая символизировала его рождение в землях людей. Вращаясь, он растёр мазь из насекомых, надел ожерелье из хист-луковиц, которые носят, бросая вызов. Вивек взревел и скормил свои пальцы громадным призракам. Сигнальные огни гадали, не ошиблись ли они, приняв это за капитуляцию, потому что Вивек сказал пустоте, что он может научиться уничтожать всё это.
Свет искривился, и где-то история была окончательно уничтожена. Из-за этого Вивек вспомнил, как смеялись нетчеводы из его деревни, когда охота была удачной. Он шёл вместе с отцом по пеплу, рос крепким, мог сшить парус, способен был провести джонку по илу. В одиннадцать лет Вивек пел эшхану. После Красной горы он заболел, его кровь стала никс-кровью, его терзала лихорадка, и был он немощен сотню лет. Мать Вивека пережила его и положила его тело на алтарь Падхоума. Она отдала ему свою кожу, чтобы носил в подземном мире.
Свет искривился, и Вивек проснулась и отрастила клыки, не желая делать из себя складную вещь. Это было новое и лунное обещание. И путём Кусания она прокладывала туннель вверх, а затем вниз, в то время как её брат и сестра растекались по небу тонкими разрывами несогласия, пищей для скарабеев и Червя. Вивек взяла своих людей и обеспечила их безопасность, и сидела с Азурой, рисуя в грязи портрет своего собственного мужа.
И скажет он: «Ибо я удалила свою левую руку и свою правую, — проговорила она, — ибо так должно мне их победить. Люби в одиночестве, и ты познаешь лишь ошибки соли».
Мир этих слов — АМАРАНТ.
Тобою найдена тридцать седьмая проповедь Вивека, которая является искривлением света, наступившего много позже хроник Наставника, который носил непостоянные лица и правил как хотел, вплоть до апокалипсиса.
Вивек был рождён лентами воды, которые красным описали своё единение в сторону звёзд. Это было новое место скорости. Его взгляд вмешался в острия над башней, где Призрак Пустоты примостился на барабане, покрытом драконьей чешуей, что был слабоумен в своём ритме. И Вивек спросил об этом:
«Кто ты такой, что вообще не нуждаешься в подписи?»
В сумме три, мантии Айем тянулись к яркому чёрному краю памяти, образуя дугу приобретения. Это была новая скоростная задача. И Сет прижал свой раздутый живот к её имени, дочери часовщика, плывущей мёртвой исповедью вдоль века нити, даруя ей Имя — несъеденное, золотой тайник Велота и велотийцев, ибо куда ещё им было идти?
«Отправляйся туда, где вечно вращающийся вал, круглый ноль далёкой ассоциации — его свет; тот, что описан другими буквами», — Сет сказал, пока всё это не было воплощено, и в центре не стало всё что угодно.
И красное мгновение стало несдержанным громким воем, потому что Временный Дом был в руинах. И Вивек стал как стекло, как лампа, потому что грива дракона сломалась, и красная луна велела ему явиться.
«Не в этом символ королевской власти, — сказало ему сигнальное синее смещение (женщина), — нет никакого правильного урока, усвоенного в одиночестве».
Он отказался от бечёвки на её рыболовной сети, злясь, что непродолженный народ не станет полнее от их поисков, и всё же был потрясен тем, насколько они были готовы к бегству. Но мужские импульсы были оскорблены, и Вивек принял боевую форму. Он закрыл свой восточный свет, сказав АЛМСИВИ, что посредством войны они стали невестами в стекле, что никакая сила не могла наблюдать.
Свет искривился, и Вивек надел кирасу, сделанную из красных драгоценных пластин, и маску, которая символизировала его рождение в землях людей. Вращаясь, он растёр мазь из насекомых, надел ожерелье из хист-луковиц, которые носят, бросая вызов. Вивек взревел и скормил свои пальцы громадным призракам. Сигнальные огни гадали, не ошиблись ли они, приняв это за капитуляцию, потому что Вивек сказал пустоте, что он может научиться уничтожать всё это.
Свет искривился, и где-то история была окончательно уничтожена. Из-за этого Вивек вспомнил, как смеялись нетчеводы из его деревни, когда охота была удачной. Он шёл вместе с отцом по пеплу, рос крепким, мог сшить парус, способен был провести джонку по илу. В одиннадцать лет Вивек пел эшхану. После Красной горы он заболел, его кровь стала никс-кровью, его терзала лихорадка, и был он немощен сотню лет. Мать Вивека пережила его и положила его тело на алтарь Падхоума. Она отдала ему свою кожу, чтобы носил в подземном мире.
Свет искривился, и Вивек проснулась и отрастила клыки, не желая делать из себя складную вещь. Это было новое и лунное обещание. И путём Кусания она прокладывала туннель вверх, а затем вниз, в то время как её брат и сестра растекались по небу тонкими разрывами несогласия, пищей для скарабеев и Червя. Вивек взяла своих людей и обеспечила их безопасность, и сидела с Азурой, рисуя в грязи портрет своего собственного мужа.
И скажет он: «Ибо я удалила свою левую руку и свою правую, — проговорила она, — ибо так должно мне их победить. Люби в одиночестве, и ты познаешь лишь ошибки соли».
Мир этих слов — АМАРАНТ.