Вождь, где ивент?
Результаты поиска по запросу «
апрель 2009 года
»
Легенды Джоя реактор 1 апреля праздник
1 апреля началось...
Лента "хорошего" уже провалилась в 2018...политика день космонавтики СССР История
Через тюрьмы к звёздам. Дню Космонавтики посвящается.
Для «развития» ракетного дела сралинским СССР было сделано немало!
Посажен ракетный конструктор Воскресенский — будущая правая рука Королева.
Воскресенский Леонид Александрович.
Арестован и посажен специалист по ракетным двигателям и будущий генеральный конструктор комплекса «Энергия-Буран» Валентин Глушко.
Глушко Валентин Петрович.
Отбыл срок на Соловках знаменитый ракетчик Артемьев.
Артемьев Владимир Андреевич.
Расстрелян в 1938 специалист по твердотопливным ракетам, предложивший термин «Космонавтика» — Лангемак.
Лангемак Георгий Эрихович.
Расстрелян директор Ракетного НИИ, создатель «Катюши» Клейменов.
Клейменов Иван Терентьевич.
Борис Викторович Раушенбах - ссылка в 1942 г.
Роберт Бартини, про которого Королёв сказал:«Мы все обязаны Бартини очень и очень многим, без Бартини не было бы спутника». Арест в 1938 г., выпустили только в 1946 г.
Бартини Роберт Людвигович.
Юрий Кондратюк, рассчитавший оптимальную траекторию полёта к Луне — арест в 1931 г. Дали 3 года лагерей обвинив во "вредительстве".
Кондратюк Юрий Васильевич.
Генерал Гонор, директор НИИ-88, в котором работали Королев, Макеев и другие, арестован в 1953 г.
Гонор Лев Рувимович.
Сам Королев был арестован 27 июня 1938 года. Приговор: 10 лет ИТЛ, 5 лет поражения в правах. В списке, завизированном Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем, он шёл по первой (расстрельной) категории. Не расстреляли случайно. Он пережил Бутырку в Москве, пересыльную тюрьму в Новочеркасске. Во время пыток ему сломали обе челюсти.
Сергей Павлович Королев.
В 1939 году попал на Колыму, где находился на золотом прииске Мальдяк Западного горнопромышленного управления и был занят на так называемых «общих работах».
На этапе с Колымы Королев чудом добрался в Москву живым.
Долгий этап по колымской трассе до Магадана, на котором он чуть не умер от голода. В пересыльной тюрьме Хабаровска тюремный начальник, видя страшное состояние заключенного, отпустил его одного и без охраны к местному доктору, что и спасло Королеву жизнь. 23 декабря 1939 года направлен в распоряжение Владлага.
Лагерная кружка Сергея Королева.
В Москву прибыл 2 марта 1940 года, где спустя четыре месяца был судим вторично и особым совещанием направлен на новое место заключения — в московскую спецтюрьму НКВД ЦКБ-29.
Четыре года находился С.П. Королев в этом закрытом конструкторском бюро, или “шарашке”, как называли ее сами заключенные и конструкторы. Сюда считали за счастье попасть заключенные в темнице ГУЛАГа, измотанные морально и физически инженеры, технологи, конструкторы, ученые. Под руководством Андрея Николаевича Туполева, также заключённого, Королев принимал активное участие в создании бомбардировщиков Пе-2 и Ту-2 и одновременно по своей инициативе разрабатывал проекты управляемой аэроторпеды и нового варианта ракетного перехваичика.
Освобождён в 1944 году. Полностью реабилитирован 18 апреля 1957 года.
16 марта 1966 года Главный конструктор умер после неудачной полостной операции. У Сергея Павловича недостаточно широко раскрывался рот, поэтому ему не смогли корректно ввести дыхательную трубку в трахею. Сергею Павловичу было всего 59 лет.
Один из участников операции, известный хирург Борис Петровский, вспоминал, что “он (Королев. - Авт.) скрывал, что у него были сломаны челюсти. Оперируя людей, прошедших ужасы репрессий 30х годов, я довольно часто сталкивался с этим явлением. У меня нет никаких сомнений, что во время допросов в 1938 году Королеву сломали челюсти. Это обстоятельство и заставило нас сделать трахеотомию - разрез на горле, чтобы вставить трубку…”
Приводит свидетельства этого факта в своей книге и журналист Я. Голованов. Он пишет:
"В феврале 1988 года я беседовал с членом-корреспондентом Академии наук СССР С. Н. Ефуни. Сергей Наумович рассказывал мне об операции 1966 года, во время которой Сергей Павлович умер. Сам Ефуни принимал участие в ней лишь на определённом этапе, но, будучи в то время ведущим анестезиологом 4-го Главного управления Минздрава СССР, он знал все подробности этого трагического события.
— Анестезиолог Юрий Ильич Савинов столкнулся с непредвиденным обстоятельством, — рассказывал Сергей Наумович. — Для того чтобы дать наркоз, надо было ввести трубку, а Королёв не мог широко открыть рот. У него были переломы двух челюстей…
— У Сергея Павловича были сломаны челюсти? — спросил я жену Королёва, Нину Ивановну.
— Он никогда не упоминал об этом, — ответила она задумчиво. — Он действительно не мог широко открыть рот, и я припоминаю: когда ему предстояло идти к зубному врачу, он всегда нервничал…
Королёв пишет ясно: «следователи Шестаков и Быков подвергли меня физическим репрессиям и издевательствам». Но доказать, что Николай Михайлович Шестаков сломал челюсти Сергею Павловичу Королёву, я не могу. К сожалению, никто этого уже не сможет доказать. Даже доказать, что ударил, — нельзя. Что просто толкнул. Вновь повторю: я ничего не могу доказать, нет в природе этих доказательств. Я могу лишь попытаться увидеть..."
А что еще по вашему мог сделать коммунистический режим для развития отечественной космонавтики, науки и прогресса? Расскажите мне теперь любители совка о том, как СССР обогнал Америку и первым полетел в космос, и какой был вкусный пломбир по 20 копеек...
источник: https://bessmertnybarak.ru/article/skvoz_tyurmy_k_zvezdam_sharashkina_kontora/ и https://skrepohistory.livejournal.com/13248.html
P.S. Это не ракетам и космонавтике так повезло - такая ситуация в СССР обстояла в абсолютно всех науках. Никогда ещё в истории человечества у науки не было такого страшного врага, как коммунисты. Об этом нельзя забывать, и стоит помнить всякий раз, когда вы видите крокодиловы слёзы, проливаемые мразями по СССР.
- Loser2 специально для jkbhvjhr, за то что он засрал мне советскими фейками вчера всю ленту.
Отличный комментарий!
Стандартная шизоидная паранойя совка, и его карательных НКВД/КГБ и как они там еще назывались.
С одной стороны, сами карательные органы, как и сами вожди(особенно те, кто "сильная рука") - напрочь лишенные умения создавать что-либо. Поэтому им отчаянно необходимы были те, кто умеет что-то создавать.
С другой, все, кто умеет создавать что-то новое, обладают собственной волей(более того, способность к конструктивной работе прямо пропорциональна человеческой свободе и комфорту), а НКВД, сралин, и прочая паразитарная гниль, боится людей с собственной волей. Но они же им и нужны.
И вот всю историю совка такая хуйня. Дают хоть чуть свободы - прогресс, хоть и вопреки, но идет. Тут же у совковой гнили просыпается паранойя, они заковывают в кандалы тех, кто прогресс движет. И он останавливается, потому что нельзя эффективно созидать в кандалах. Но паразитарная гниль - на редкость тупая, и нихуя не умеет учиться, она умеет только паразитировать и унижать. Потому это повторяется снова и снова.
С одной стороны, сами карательные органы, как и сами вожди(особенно те, кто "сильная рука") - напрочь лишенные умения создавать что-либо. Поэтому им отчаянно необходимы были те, кто умеет что-то создавать.
С другой, все, кто умеет создавать что-то новое, обладают собственной волей(более того, способность к конструктивной работе прямо пропорциональна человеческой свободе и комфорту), а НКВД, сралин, и прочая паразитарная гниль, боится людей с собственной волей. Но они же им и нужны.
И вот всю историю совка такая хуйня. Дают хоть чуть свободы - прогресс, хоть и вопреки, но идет. Тут же у совковой гнили просыпается паранойя, они заковывают в кандалы тех, кто прогресс движет. И он останавливается, потому что нельзя эффективно созидать в кандалах. Но паразитарная гниль - на редкость тупая, и нихуя не умеет учиться, она умеет только паразитировать и унижать. Потому это повторяется снова и снова.
день космонавтики рассказ story много букв песочница
Может быть, когда мы будем летать дальше, к другим планетам, (…) когда будем летать в другие звездные миры, в это время нам понравится больше, чем голубой, и черный цвет неба, так как мы привыкнем к нему. А пока, конечно, приятнее, пока голубое.
Ю. А. Гагарин
Александр Васильевич Юрков, капитан первого ранга космического флота России, командир экипажа космического челнока «Восход» стоял у входа в сверкающее голубым стеклом здание Центра Управления Полетами. За его спиной, на скрытом махиной ЦУП посадочном поле остывал после посадки верный челнок, на котором капитан Юрков летал последние пять лет в качестве командира и еще три года до этого — штурманом. До «Восхода» были три других корабля — каждый из них Александр Васильевич вспоминал порой со светлой ностальгической грустью.
Однако, сейчас он не думал о челноке, предоставив его чутким рукам техников. Пока прочие члены команды проходили послеполетное обследование, капитан улизнул из комнаты отдыха персонала на улицу. Здесь он с наслаждением вздохнул полной грудью, в очередной раз удивившись тому, что воздух на космодроме отличается на вкус в зависимости от того, прилетел ты или собираешься улетать. Космодром прощался с улетающими в голубое небо сынами земли запахами машинного масла, солярки, раскаленного металла и свежей краски, кислой химической вонью ракетного топлива и едким запахом нагретой изоляции.
Сейчас же легкие Александра Васильевича омыл нежный аромат зеленой листвы. Запах влажной почвы и еще чего-то непонятного, но бесконечно родного. Запах Земли.
Капитан повернул вправо и прошел несколько десятков шагов. Здесь в небольшом закутке, образованном стенами ЦУП, находился небольшой цветочный садик. Юрков вновь с удовольствием вздохнул — теперь воздух пах сладковатой смесью цветочных ароматов — и, присев на скамейку, откинулся на спинку и прикрыл веки.
Минуту спустя гравий, которым были посыпаны дорожки, заскрипел под чьими-то шагами. Юрков открыл глаза — кого это там принесло — и тут же вскочил навстречу.
— Здравия желаю! — произнес он, повинуясь отточенным за годы службы рефлексам.
— Вольно, Саш, — махнул рукой пришедший и, чуть прихрамывая, подошел к скамейке и сел. — Присаживайся.
Его звали Юрий Алексеевич Орлов, и он был заметно старше Юркова, практически старик; последние тридцать лет этот человек бессменно руководил Аэрокосмическим Агентством России.
Он был почти на голову ниже Юркова, и ходил, прихрамывая. Перед ухудшением погоды сустав начинал беспокоить его сильнее, что заставляло Орлова ходить, опираясь на трость. В Агентстве ходила шуточная примета: Орлов с тростью — быть дождю.
— Как оно? — отечески поинтересовался Орлов, с отеческим беспокойством оглядывая капитана.
— Нормально все, Юрий Алексеевич.
Орлов улыбнулся, но его глаза остались серьезными, пытливо осматривая каждую складочку на мундире коллеги.
— Слышал, Марс вчера отчитался о первом урожае в теплицах?
Юрков удивленно вскинул брови.
— Нет еще. Ну, круто же, Юрий Алексеевич! Марс переходит на самообеспечение. А проект «Проксима» утвердили?
— На доработку отправили. Что-то комиссии в рециркуляторах опять не понравилось, — Орлов пожал плечами. — В таком деле спешить нельзя. Кстати, с прошедшим тебя, Саш. Сорок пять — срок немалый, как-никак.
Юрков дернул уголком рта, словно был недоволен чем-то, но потом все же улыбнулся.
— На пенсию спровадить пришли?
Орлов вскинул густые седые брови.
— А хочешь?
На лице капитана промелькнула растерянность. Некоторое время он размышлял, а потом вновь улыбнулся и проговорил, глядя не на начальника, а вверх, в бездонное голубое небо.
— Знаете, Юрий Алексеевич, я в детстве наткнулся как-то раз на видеозапись интервью Гагарина. Старая запись такая, черно-белая. И он там в числе прочего сказал такие слова… Что-то вроде «В космосе черное небо, но нам привычнее голубое». А я увлекался космосом тогда, прямо болел им. И подумал: «Неправ Гагарин, хоть и космонавт». Казалось мне, что голубое небо — вот оно, чего в нем такого… А черное — оно там, за пределами атмосферы, его увидеть не каждому дано.
Капитан повернул голову и посмотрел на улыбающегося Орлова.
— А вот пару лет назад вспомнил эту фразу и вдруг понял, что скучаю. Двадцать лет любил черное небо, но вспомнил земное, голубое — и аж слезы на глазах навернулись. Наверное, так и надо уходить на пенсию — когда вместо черного неба начинаешь мечтать о голубом.
Мужчины помолчали, думая каждый о своем. Несколько минут спустя тишину нарушил Орлов.
— Знаешь, Саш, я ведь тоже видел это интервью. Лет десять мне было… И вот смотрю я на Юрия Алексеевича, молодого, живого, веселого. И так мне сердце вдруг защемило… Он говорил: «Когда мы будем летать дальше, к другим планетам… когда будем летать в другие звездные миры». Он верил в это, Саш, в полеты к другим планетам, он жизнь был готов отдать за эту мечту. Готов был сгореть там, в модуле. А мы…
Орлов гневно сжал пальцы в кулак.
— Это было такое время, Саш, когда считалось нормальным пускать редкоземельные металлы на экраны для смартфонов, которым суждено было оказаться на свалке через год. Когда врач, учитель или инженер получал меньше продавца. Это было время тоски и какого-то внутреннего отчаяния, Саш, когда мода на развлечения менялась раз в месяц, и полгода спустя все говорили: « А помните…» И я был таким же неприкаянным… Вместе со всеми играл в игры, послушно удивляясь улучшенной графике, крутил спинеры, слушал баттлы… Ты, наверное, и не знаешь, что это такое.
Старик усмехнулся.
— Так получилось, что месяц спустя мы были на экскурсии в Звездном. Кто-то до нас написал на памятнике Гагарину: «Юра, мы все про…» Потеряли. Мои одноклассники гоготали, глядя на похабную надпись — матерного слова им было достаточно, чтобы фраза стала смешной. А я читал эту надпись и чувствовал, всей душой, понимаешь, чувствовал бессильную скорбь этого неизвестного мне человека. Я смотрел и видел осколки чьей-то мечты. Мечты всего человечества.
Со стороны стартовых модулей раздался рев взлетающего челнока. Мужчины помолчали, вслушиваясь в шум, мысленно отмечая: все хорошо, полет нормальный; и лишь когда звук стал едва слышным, растворившись в зените, Орлов продолжил.
— Тогда, у памятника, я дал себе клятву. Себе и Гагарину, моему тезке и брату по мечте. Я нашел фотографию памятника с той надписью — она гуляла по всему интернету — распечатал и повесил над кроватью. Я написал на ней маркером: «Юра, мы все вернем!» Для космонавта я был слишком хилым, поэтому решил стать инженером и строить космические корабли. Я зубрил математику и физику целыми днями, растерял всех так называемых «друзей» — им было скучно со мной, а мне вдруг стало бесконечно скучно с ними.
Орлов поднялся со скамейки и в возбуждении принялся расхаживать перед скамейкой: два шага в одну сторону, разворот, два шага в другую. Так же он расхаживал, когда читал лекцию в университете или произносил напутствие отправляющемуся в полет экипажу. Юрков из уважения тоже встал.
— Конечно, мечта одинокого мальчишки не могла изменить мир, как бы яростно он ни штудировал учебники. Но что-то изменилось. Писатели стали писать о космосе — не склизкую как бы фантастику с сисястыми инопланетянками на дешевой обложке, а хорошую, твердую «ЭнЭф», как в середине двадцатого века, как те книги, на которых я вырос. Люди снова стали мечтать о космосе. Правительства стали выделять деньги на космическую программу. Оказалось, что выгоднее сложиться и запустить экспедицию, например на Луну, чем грызть друг друга за клочок истощенной земли.
Его спич прервало появление молоденькой медсестры. Словно валькирия в белом халате, она подбежала к Юркову и начала гневно его отчитывать:
— Александр Васильевич, ну куда вы подевались? Телефон не берете, в корпусе вас нет! Что за безответственность?! Командир экипажа, каперанг, а ведете себя, как мальчишка, сбегаете с комиссии! Живо в смотровую!
Этому маленькому урагану возмущения неведомо было понятие субординации, и капитану пришлось подчиниться. Прощание с Орловым в результате оказалось довольно скомканным. Минуту спустя Юрков вместе с возмущенной медсестрой, которая продолжала отчитывать капитана, как нашкодившего котенка, скрылся в здании, оставив улыбающегося Орлова в одиночестве.
Продолжая улыбаться, министр опустился на колено перед клумбой и осторожно погладил подушечкой пальца гладкий розовый лепесток. Словно почувствовав это касание, из глубины большого лохматого цветка выполз маленький зеленовато-бронзовый жук, недовольно посмотрел на человека, крутя длинными усами. Беззвучно высказав все, что думал об огромных двуногих, мешающих питанию мирных насекомых, жучок поднял закрылки, расправил длинные прозрачные крылья, и, сорвавшись с цветка, с недовольным жужжанием улетел прочь.
Орлов со старческим кряхтением распрямился, посмотрел вслед жуку и подумал вслух:
— Иди, Саш, на пенсию… Погуляй, отдохни, внука повидай… А местечко инструктора я тебе поберегу.
Орлов направился ко входу в ЦУП, но у самых дверей остановился. Развернувшись, он пошел прочь от входа, туда, где на полпути к КПП стоял титановый бюст Гагарина. Обойдя памятник, Орлов посмотрел на открытое улыбающееся лицо первого космонавта, а потом перевел взгляд ниже, туда, где на полированной гранитной плите постаменте резцом скульптора было выведено:
ЮРА, МЫ ВСЕ ВЕРНУЛИ!
Ю. А. Гагарин
Александр Васильевич Юрков, капитан первого ранга космического флота России, командир экипажа космического челнока «Восход» стоял у входа в сверкающее голубым стеклом здание Центра Управления Полетами. За его спиной, на скрытом махиной ЦУП посадочном поле остывал после посадки верный челнок, на котором капитан Юрков летал последние пять лет в качестве командира и еще три года до этого — штурманом. До «Восхода» были три других корабля — каждый из них Александр Васильевич вспоминал порой со светлой ностальгической грустью.
Однако, сейчас он не думал о челноке, предоставив его чутким рукам техников. Пока прочие члены команды проходили послеполетное обследование, капитан улизнул из комнаты отдыха персонала на улицу. Здесь он с наслаждением вздохнул полной грудью, в очередной раз удивившись тому, что воздух на космодроме отличается на вкус в зависимости от того, прилетел ты или собираешься улетать. Космодром прощался с улетающими в голубое небо сынами земли запахами машинного масла, солярки, раскаленного металла и свежей краски, кислой химической вонью ракетного топлива и едким запахом нагретой изоляции.
Сейчас же легкие Александра Васильевича омыл нежный аромат зеленой листвы. Запах влажной почвы и еще чего-то непонятного, но бесконечно родного. Запах Земли.
Капитан повернул вправо и прошел несколько десятков шагов. Здесь в небольшом закутке, образованном стенами ЦУП, находился небольшой цветочный садик. Юрков вновь с удовольствием вздохнул — теперь воздух пах сладковатой смесью цветочных ароматов — и, присев на скамейку, откинулся на спинку и прикрыл веки.
Минуту спустя гравий, которым были посыпаны дорожки, заскрипел под чьими-то шагами. Юрков открыл глаза — кого это там принесло — и тут же вскочил навстречу.
— Здравия желаю! — произнес он, повинуясь отточенным за годы службы рефлексам.
— Вольно, Саш, — махнул рукой пришедший и, чуть прихрамывая, подошел к скамейке и сел. — Присаживайся.
Его звали Юрий Алексеевич Орлов, и он был заметно старше Юркова, практически старик; последние тридцать лет этот человек бессменно руководил Аэрокосмическим Агентством России.
Он был почти на голову ниже Юркова, и ходил, прихрамывая. Перед ухудшением погоды сустав начинал беспокоить его сильнее, что заставляло Орлова ходить, опираясь на трость. В Агентстве ходила шуточная примета: Орлов с тростью — быть дождю.
— Как оно? — отечески поинтересовался Орлов, с отеческим беспокойством оглядывая капитана.
— Нормально все, Юрий Алексеевич.
Орлов улыбнулся, но его глаза остались серьезными, пытливо осматривая каждую складочку на мундире коллеги.
— Слышал, Марс вчера отчитался о первом урожае в теплицах?
Юрков удивленно вскинул брови.
— Нет еще. Ну, круто же, Юрий Алексеевич! Марс переходит на самообеспечение. А проект «Проксима» утвердили?
— На доработку отправили. Что-то комиссии в рециркуляторах опять не понравилось, — Орлов пожал плечами. — В таком деле спешить нельзя. Кстати, с прошедшим тебя, Саш. Сорок пять — срок немалый, как-никак.
Юрков дернул уголком рта, словно был недоволен чем-то, но потом все же улыбнулся.
— На пенсию спровадить пришли?
Орлов вскинул густые седые брови.
— А хочешь?
На лице капитана промелькнула растерянность. Некоторое время он размышлял, а потом вновь улыбнулся и проговорил, глядя не на начальника, а вверх, в бездонное голубое небо.
— Знаете, Юрий Алексеевич, я в детстве наткнулся как-то раз на видеозапись интервью Гагарина. Старая запись такая, черно-белая. И он там в числе прочего сказал такие слова… Что-то вроде «В космосе черное небо, но нам привычнее голубое». А я увлекался космосом тогда, прямо болел им. И подумал: «Неправ Гагарин, хоть и космонавт». Казалось мне, что голубое небо — вот оно, чего в нем такого… А черное — оно там, за пределами атмосферы, его увидеть не каждому дано.
Капитан повернул голову и посмотрел на улыбающегося Орлова.
— А вот пару лет назад вспомнил эту фразу и вдруг понял, что скучаю. Двадцать лет любил черное небо, но вспомнил земное, голубое — и аж слезы на глазах навернулись. Наверное, так и надо уходить на пенсию — когда вместо черного неба начинаешь мечтать о голубом.
Мужчины помолчали, думая каждый о своем. Несколько минут спустя тишину нарушил Орлов.
— Знаешь, Саш, я ведь тоже видел это интервью. Лет десять мне было… И вот смотрю я на Юрия Алексеевича, молодого, живого, веселого. И так мне сердце вдруг защемило… Он говорил: «Когда мы будем летать дальше, к другим планетам… когда будем летать в другие звездные миры». Он верил в это, Саш, в полеты к другим планетам, он жизнь был готов отдать за эту мечту. Готов был сгореть там, в модуле. А мы…
Орлов гневно сжал пальцы в кулак.
— Это было такое время, Саш, когда считалось нормальным пускать редкоземельные металлы на экраны для смартфонов, которым суждено было оказаться на свалке через год. Когда врач, учитель или инженер получал меньше продавца. Это было время тоски и какого-то внутреннего отчаяния, Саш, когда мода на развлечения менялась раз в месяц, и полгода спустя все говорили: « А помните…» И я был таким же неприкаянным… Вместе со всеми играл в игры, послушно удивляясь улучшенной графике, крутил спинеры, слушал баттлы… Ты, наверное, и не знаешь, что это такое.
Старик усмехнулся.
— Так получилось, что месяц спустя мы были на экскурсии в Звездном. Кто-то до нас написал на памятнике Гагарину: «Юра, мы все про…» Потеряли. Мои одноклассники гоготали, глядя на похабную надпись — матерного слова им было достаточно, чтобы фраза стала смешной. А я читал эту надпись и чувствовал, всей душой, понимаешь, чувствовал бессильную скорбь этого неизвестного мне человека. Я смотрел и видел осколки чьей-то мечты. Мечты всего человечества.
Со стороны стартовых модулей раздался рев взлетающего челнока. Мужчины помолчали, вслушиваясь в шум, мысленно отмечая: все хорошо, полет нормальный; и лишь когда звук стал едва слышным, растворившись в зените, Орлов продолжил.
— Тогда, у памятника, я дал себе клятву. Себе и Гагарину, моему тезке и брату по мечте. Я нашел фотографию памятника с той надписью — она гуляла по всему интернету — распечатал и повесил над кроватью. Я написал на ней маркером: «Юра, мы все вернем!» Для космонавта я был слишком хилым, поэтому решил стать инженером и строить космические корабли. Я зубрил математику и физику целыми днями, растерял всех так называемых «друзей» — им было скучно со мной, а мне вдруг стало бесконечно скучно с ними.
Орлов поднялся со скамейки и в возбуждении принялся расхаживать перед скамейкой: два шага в одну сторону, разворот, два шага в другую. Так же он расхаживал, когда читал лекцию в университете или произносил напутствие отправляющемуся в полет экипажу. Юрков из уважения тоже встал.
— Конечно, мечта одинокого мальчишки не могла изменить мир, как бы яростно он ни штудировал учебники. Но что-то изменилось. Писатели стали писать о космосе — не склизкую как бы фантастику с сисястыми инопланетянками на дешевой обложке, а хорошую, твердую «ЭнЭф», как в середине двадцатого века, как те книги, на которых я вырос. Люди снова стали мечтать о космосе. Правительства стали выделять деньги на космическую программу. Оказалось, что выгоднее сложиться и запустить экспедицию, например на Луну, чем грызть друг друга за клочок истощенной земли.
Его спич прервало появление молоденькой медсестры. Словно валькирия в белом халате, она подбежала к Юркову и начала гневно его отчитывать:
— Александр Васильевич, ну куда вы подевались? Телефон не берете, в корпусе вас нет! Что за безответственность?! Командир экипажа, каперанг, а ведете себя, как мальчишка, сбегаете с комиссии! Живо в смотровую!
Этому маленькому урагану возмущения неведомо было понятие субординации, и капитану пришлось подчиниться. Прощание с Орловым в результате оказалось довольно скомканным. Минуту спустя Юрков вместе с возмущенной медсестрой, которая продолжала отчитывать капитана, как нашкодившего котенка, скрылся в здании, оставив улыбающегося Орлова в одиночестве.
Продолжая улыбаться, министр опустился на колено перед клумбой и осторожно погладил подушечкой пальца гладкий розовый лепесток. Словно почувствовав это касание, из глубины большого лохматого цветка выполз маленький зеленовато-бронзовый жук, недовольно посмотрел на человека, крутя длинными усами. Беззвучно высказав все, что думал об огромных двуногих, мешающих питанию мирных насекомых, жучок поднял закрылки, расправил длинные прозрачные крылья, и, сорвавшись с цветка, с недовольным жужжанием улетел прочь.
Орлов со старческим кряхтением распрямился, посмотрел вслед жуку и подумал вслух:
— Иди, Саш, на пенсию… Погуляй, отдохни, внука повидай… А местечко инструктора я тебе поберегу.
Орлов направился ко входу в ЦУП, но у самых дверей остановился. Развернувшись, он пошел прочь от входа, туда, где на полпути к КПП стоял титановый бюст Гагарина. Обойдя памятник, Орлов посмотрел на открытое улыбающееся лицо первого космонавта, а потом перевел взгляд ниже, туда, где на полированной гранитной плите постаменте резцом скульптора было выведено:
ЮРА, МЫ ВСЕ ВЕРНУЛИ!
день космонавтики космос туалет фото видео длиннопост
История космического туалета.
Первые туалетные проблемы появились уже в самом начале космических полётов. 5 мая 1961 года. Астронавт Алан Шепард должен стать первым американцем в космосе. По плану суборбитальный полёт должен продлиться всего пятнадцать минут, поэтому никто из инженеров не стал задумываться о человеческих потребностях. Однако, из-за проблем с погодой и техникой старт задерживался, и в какой-то момент Алан, просидевший в кабине уже больше четырёх часов (а в скафандре больше восьми), сообщил по радио, что ему категорически необходимо сходить по малой нужде. Перед ЦУПом возникла совершенно реальная проблема - попытка помочиться в скафандр могла привести к отказу датчиков телеметрии, проблемам с системой терморегуляции скафандра, в самом худшем (пусть и маловероятном) случае - к короткому замыканию. Альтернативой была бы только отмена полёта - подать башню обслуживания на пару минут, сходить в туалет и вернуться в кабину не было никакой технической возможности. А, учитывая публичность запуска, представьте себе заголовки газет, если бы полёт отменили по такой причине. Решили рискнуть - Шепарду разрешили справить нужду в блестящий гламурный скафандр. Аварии не произошло, и обратный отсчёт продолжили. К чести Алана Шепарда, он отнесся к ситуации с юмором и пошутил, что вот теперь-то он является "мокрой спиной" (жаргонное обозначение нелегальных мексиканских мигрантов, переплывавших Рио-Гранде). Полёт прошёл успешно, но все-таки при просмотре кадров торжественной встречи на авианосце немного забавно знать, что спина-то у Шепарда мокрая...
На второго американского астронавта Гаса Гриссома надели двухслойное трико, чтобы моча содержалась между слоями. Решение было неудачным, и уже к первому орбитальному полёту Джона Гленна был разработан простой мочеприемник (UCD - Urine Collection Device) из презерватива, трубки и емкости для мочи:
К последнему полёту корабля "Меркурий" систему немного изменили. Мочеприёмник на скафандре дополнили стационарной ёмкостью. Астронавт должен был ручным насосом перекачивать мочу из ёмкости на скафандре в стационарную. Шепард, провожавший в полёт Купера, подшутил над ним, положив в кабину вантуз. Шутка оказалась пророческой - насос работал плохо, шланги протекали, в кабине летали шарики мочи. Как минимум, часть коротких замыканий на последних витках полёта устроила протекающая ассенизационная система, серьезно осложнив полёт.
А для большой нужды в кораблях "Меркурий" не было ничего - астронавты за три дня до полёта переходили на специальную диету, сокращающую объем каловых масс. В случае задержки полёта (а такое было регулярно), диета продлевалась.
Советское значит отличное
Корабли "Восток" проектировались для многосуточных полётов, поэтому вопросы космического туалета были решены заранее, и даже Гагарин отправлялся в 108-минутный полёт с полностью комплектным туалетом, которого хватило бы на несколько дней. Конструкция позволяла справлять большую и малую надобности и была сравнительно простой:
Вентилятор создавал поток воздуха, который, как пылесос, втягивал отходы и не давал им разлететься по кораблю. Жидкие фракции по трубе попадали в сборник урины, где фиксировались в губчатом материале. Твердые фракции задерживались в сборнике каловых масс в сменном пакете. Затем пакет закрывался и убирался в отсек для отходов. Воздушный фильтр обеспечивал очистку воздуха от неприятного запаха. Большим достоинством туалета была пригодность как для мужчин, так и для женщин, что обеспечивали сменные насадки:
Первым космонавтом, сходившим в космосе по-большому, стал Валерий Быковский на "Востоке-5", и это не произошло без курьёза. Доклад Быковского на земле услышали как "был космический стук", очень сильно перепугались и даже собрали рабочую группу для расчётов массы метеорита, с которым мог бы столкнуться Быковский, чтобы услышать стук. Но через виток, на следующем сеансе связи, ситуация разрешилась ко всеобщему облегчению.
Конструкция оказалась настолько удачной, что не претерпела принципиальных изменений уже больше полувека. На современных "Союзах" стоит почти такой же туалет, отличающийся только формой отсека каловых масс:
Здесь можно посмотреть на демонстрацию работы туалета в невесомости ("Союз ТМА-14", 2009 год):
Туалеты советских космических станций и МКС работают на том же принципе пылесоса и отличаются только полноценным сиденьем и более сложной системой обработки жидких отходов. Губчатый наполнитель имеет сравнительно небольшой ресурс, поэтому на орбитальных станциях жидкие отходы идут в специальные баки (которые затем загружаются вместе с прочим мусором в грузовой корабль "Прогресс" и сгорают с ним в атмосфере) или в систему регенерации, которая получает из мочи питьевую воду или кислород для дыхания.
На МКС два туалета отечественного производства:
Видео из фильма "Космическая одиссея, век XXI"(туалет с 4:30):
Туалеты иногда ломаются (как и любая другая техника) и попадают в новости, но на самом деле это весьма надежные и удобные устройства.
Две недели в мусорном баке
В отличие от конструкторов СССР/России, американская конструкторская мысль в ассенизационных вопросах прошла долгую и трудную дорогу и, несмотря на все старания, создавала сложные, неудобные и неприятные устройства. Корабли "Джемини" должны были летать долго, до двух недель, и тут уже эрзацами в виде UCD было не обойтись. Собственно говоря, UCD никуда не делись и использовались на "Джемини", "Аполлонах" и "Спейс Шаттлах" на старте. Астронавты-мужчины проходили процедуру подбора презерватива к UCD (рекомендую почитать Майка Маллейна "Верхом на ракетах", он её очень красочно описывает) и могли выбирать, стартовать с UCD или памперсом (Маллейн советует выбирать UCD, памперс неудобнее). Однако уже на орбите надо было использовать какой-то более долговременный туалет.
Первоначальная конструкция требовала, чтобы астронавт мочился в мочеприемник, одновременно вручную создавая тягу, растягивая гармошку приемного устройства:
Идея оказалась никуда не годной. Во-первых, тянуть гармошку самостоятельно было нереально, требовалась помощь второго астронавта. Во-вторых, система часто выбрасывала мочу вместо всасывания - гармошка не вентилятор, одного неосторожного движения было достаточно для создания избыточного давления, а не разрежения.
Начиная с "Джемини-V" систему изменили - мочеприемник сделали плотно прилегающим и надевающимся как презерватив. В шланг добавили обратный клапан, защищающий от выбросов мочи, и заменили приемное устройство на простую мягкую ёмкость:
В таком виде система была более-менее пригодна для использования. Начиная с "Джемини" моча (кроме небольших пакетов для последующего медицинского анализа) не хранилась на борту, а сбрасывалась через специальный клапан с подогревом (жидкость в вакууме мгновенно испаряется и превращается в лёд, без подогрева клапан бы забило). По рассказам астронавтов, одно из самых красивых зрелищ в космосе - сброс мочи на закате. Урина превращалась в лёд и красиво разлеталась ледяным облаком. В принципе, вместо мочи подошла бы любая другая жидкость, но обычную воду, например, за борт не сбрасывали.
С твердыми отходами ситуация была гораздо, гораздо хуже. Для них в NASA придумали специальные пакеты:
Пакет имел клейкую горловину и должен был приклеиваться к ягодицам вокруг ануса. После дефекации нужно было просунуть пальцы в специальный мешочек, отделить фекалии от тела и протолкнуть их дальше в мешок, чтобы не вылетели. Затем необходимо было разорвать пакет с дезинфицирующим средством, поместить его в большой пакет с фекалиями и перемешать - это было необходимо для того, чтобы убить бактерии и не допустить газообразования в пакете. Потом наступала очередь туалетной бумаги и влажных салфеток, и, наконец, надо было поместить всё это в ещё один пакет и упаковать в контейнер для мусора.
В целом идея оказалась по-настоящему жуткой. Клей на горловине вырывал волосы на коже, фекалии вылетали из пакета, чтобы сходить в туалет требовалось порядка 45 минут, и не было никакой возможности не заполнить кабину неприятными запахами.
В программе "Джемини" было два длительных полёта - "Джемини-V" (почти 8 дней) и "Джемини-VII" (две недели). Оба полёта потребовали недюжинной силы воли от астронавтов. Хуже всего пришлось Френку Борману и Джиму Лоувеллу на "Джемини-VII". Уже спустя неделю кабина заполнилась вонью мочи (не всё можно было вытереть) и немытых тел (не было ни сменной одежды, ни возможности помыться). Астронавты терпели как могли - первый раз по-большому сходили только на десятый день. А последние несколько дней стали по-настоящему неприятными. Но в то время это стало большой победой - США обогнали СССР по длительности полётов, и двух недель хватало, чтобы слетать на Луну.
На Луну с мешками для фекалий
Программа "Аполлон" базировалась на ассенизационных наработках "Джемини". Жидкие отходы собирались в такие же надевающиеся приёмники с ёмкостями и сбросом за борт. На каждого астронавта хранился запас в 10 сменных манжет для мочеприемника.
И с большой нуждой было всё так же плохо - мешки для фекалий остались практически неизменными:
Расшифровки переговоров астронавтов регулярно содержат обсуждения "чья это какашка летает по кабине":
Поскольку программа "Аполлон" была предназначена для высадки на Луну, пришлось добавить системы сбора мочи и кала для скафандров. Мочу собирали в обычный UCD, а для фекалий сделали что-то типа памперса:
Особенностью американской космической программы был детальный анализ отходов - образцы мочи и кала привозили обратно на Землю, и, по слухам, они до сих пор хранятся где-то в холодильниках NASA.
Гигантский скачок вперед "Скайлэба"
Только на станции "Скайлэб" американцы приблизились к советскому уровню туалетного комфорта. В ассенизационной системе наконец-то появился вентилятор. Правда, вместо воронки мочеприемника использовались такие же манжеты, как и на "Аполлоне", но, по крайней мере, вентилятор надежно создавал разрежение для всасывания мочи. Зато в деле сбора твердых отходов появился туалет со сменными мешками:
И откат назад шаттла
А вот с туалетом для Спейс Шаттла получился инженерный конфуз. Исходная идея была замечательная - давайте сделаем туалет, в котором потоки воздуха будут сами помещать фекалии в приемное устройство без участия астронавта. Однако добиться надежной работы не удалось - фекалии постоянно задевали стенки тоннеля, и астронавтам приходилось постоянно его чистить. Система упаковки фекалий работала недостаточно надежно, туалет достаточно регулярно выходил из строя. Также, для пользования туалетом приходилось проходить специальную подготовку. На тренажере в тоннеле стояла камера с подсветкой. Перед лицом астронавта стоял монитор с прицелом. Тренировка заключалась в том, чтобы поместить свой анус в центр прицела и запомнить положение тела, чтобы уже в невесомости фекалии начинали свой путь максимально близко к центру тоннеля. Относительно предыдущих американских космических туалетов система была прогрессивной, вентилятор и сменные насадки позволяли пользоваться туалетом и мужчинам и женщинам. Но туалет получился слишком сложным и недостаточно надежным. По воспоминаниям астронавта Майка Маллейна перед пользованием туалетом лучше всего было полностью раздеться. Утечки мочи и улетающие фекалии были не таким уж редким делом. Маллейн вспоминает одну достаточно неаппетитную шутку, которую устроил его коллега-астронавт. Он взял сосиску с обеда, спрятал её в кармане и пошёл в туалет. Выждав некоторое время, он выбросил сосиску в общий отсек и стал за ней гоняться с салфеткой (астронавты как могли уворачивались, не узнав сосиску в летающем предмете), а догнав, съел...
Видео тренажерной туалета Спейс Шаттла. В фильме участвует Майк Массимино, который "летал" на МКС с Говардом в "Теории Большого взрыва":
Невысокая надежность туалета шаттла означала, что там всегда ждали своего часа пакеты для фекалий времен "Аполлона". И остается только надеяться, что эти неприятные ассенизационные архаизмы совсем сошли со сцены и не отправятся в космос на "Орионах" и других новых американских кораблях.
Copyright © lozga.livejournal.com
Молдова политота у нас тут весело приезжайте новое "7 апреля" песочница майдан
А наш майдан был раньше вашего майдана, вот. У нас уже второй. Первый привёл про-европейцев к власти, теперь свергаем потихоньку.
Если вдруг кому интересно.http://lenta.ru/news/2016/01/20/teargas/
http://news-front.info/2016/01/20/akciya-protesta-v-moldavii-20-yanvarya-2016/
Новый Год 2015 путин политика песочница политоты
Я очень жду новогоднюю речь Путина. Обычно он говорит "этот год был тяжелым и полным трудностей". В этот раз он, наверное, просто будет 5 минут стоять молча, потом глубоко вздохнет и скажет "Это пи*дец просто", а потом куранты.
Отличный комментарий!
этот год был хуёвым , но в следующем будет заебись. ВВП
trollthejoy308.12.201400:31ссылка
Отличный комментарий!