Результаты поиска по запросу «

Бабка рассказ

»

Запрос:
Создатель поста:
Теги (через запятую):



текст story рассказ песочница 

Остров

Тяжёлый гул давил на мозги. Красные лампы тускло освещали борт грузового самолёта. Вокруг меня, пристёгнутые к стенам, сидело одиннадцать угрюмых рыл. Уверен, что и мой еблет не излучал позитива. Лысый чел слева, с татуировками во всю харю и полным ртом золотых зубов, неотрывно на меня пялился. Я долго его игнорил, но не выдержал и повернулся к нему: хоспади, какая же маргинальная рожа. Он что-то сказал, но шум моторов всё заглушил.

– Чё? – крикнул я. Тот опять пошевелил губами, видимо крикнуть ему было западло.

– Нахер иди! – попытался я прервать наш диалог.

– Те… да!

– Чего, блядь?

– Тебе пизда! – наконец не выдержал и заорал хмырёныш.

– Ага, тебе тоже, амигос!

С потолка пошёл сизый дым, в глазах всё поплыло. Ну вот и прилетели.

***

– Добрый вечер! Добрый вечер, уважаемые дамы и господа! Рады приветствовать вас на первом выпуске десятого сезона реалити-шоу «Остров»! Как вы помните, в прошлый раз жребий пал на локацию «Заброшенный бункер», а самолёт с нашими участниками уже идёт на посадку! Двенадцать смельчаков поборются за главный приз – десять килограмм чистого золота! А с вами мы: Сэмюэль Винчестер и мой друг Ген… блядь, да что не так с именами у этих русских? Ген-надей.

– Геннадий, тупой ты выблядок.

– Я тоже тебя люблю, Гена.

***

Мои глаза внимательно изучали дно унитаза, пока кислород в лёгких стремительно заканчивался.

– Ну что, паскуда? Вспомнил где деньги?

– Я… Я всё верну.

– Кого ты, блядь, вернёшь? – моя голова снова окунулась в парашу придорожной тошниловки. На этот раз не очень надолго.

– Карлос очень недоволен, – заговорил второй тип в дорогом костюме, который всё это время просто стоял рядом. – Ты взял у него пять лямов и обещал всё вернуть с процентами, а сам решил съебать из города. Нехорошо. Где деньги?

– Я верну… – мою реплику прервал хороший хук справа.

– Ты, блядь, тупой? Ясен хер ты всё вернёшь! Я спросил: где, твою мать, деньги?

– На бирже.

– Чё? Какой нахуй бирже? Тебе на ринге последние мозги вытрясли?

– Проверенный человек сказал мне, что крипта вот-вот выстрелит.

– Крипта? Ты совсем ёбнутый? Две тысячи пятидесятый год на дворе, какая крипта? О, боги! Это конченый уебан!

– Я всё верну.

– Ебало захлопни. Короче, срок тебе – месяц. Это очень по-царски для пидора в твоём положении. Не найдёшь семь лямов – из-под земли достанем.

– Убьёте?

– О, наивный чикагский юноша! Смерть ещё надо заслужить. Будешь фермой. Пойдём Билли, от этого дегенерата у меня мигрень начинается.

От этих слов очко у меня сжалось так, будто разжиматься обратно оно больше не собирается. «Быть фермой» – значит провести остаток своей жизни под стимулирующими препаратами, пока подключенные к твоему телу трубки потихоньку качают из тебя всего понемногу: костный мозг, клетки печени, почек, короче всё, что хорошо уйдёт на чёрном рынке. В таком случае да, гораздо лучше сдохнуть. А вариантов заработать оставалось немного.

***

Я стоял у высокого здания с яркой вывеской: «Остров». Это был последний вариант. Все банки, как один, отказывали безработному бесперспективному боксёру и неудавшемуся бойцу ММА. Крипта продолжала падать, и вместо пяти миллионов я мог в лучшем случае вывести тысяч семьсот. Да, идея вложиться в неё была крайне глупая.

Ко мне подскочил какой-то бомж.

– Ты тоже на Остров собрался? И я! Давай объединимся и деньги пополам? – меня обдало едким зловонием вперемежку с сивушным перегаром.

– Иди проспись, чучело!

– Ах вот ты как?! Ну и всё! Ну и не надо! Себе всё заберу!

Я вошёл в здание. Дорогая обстановка показывала, что десять слитков в месяц для них не особо затратно.

– Добрый день! Чем могу вам помочь? – подошедшая девушка лучезарно улыбалась.

– Здравствуйте. Как можно записаться на ваше шоу?

– В качестве кого? Должна предупредить, что вакансии есть только у чистильщиков. Режиссёрская, операторская и прочие команды полностью укомплектованы.

– В качестве участника.

Услышав это, девушка немного опешила и замолчала.

– Да, конечно. Пройдёмте за мной.

– Возьмите меня! Я там всех победю! – орал у входа всё тот же бомж.

– Опять он, – вздохнула моя провожатая. – Охрана! Выкиньте уже его на помойку!

***

Менеджер по подбору участников лениво листал мою анкету.

– Пу-пу-пу, боксёр значит. А сколько у вас боёв?

– Тридцать два.

– А побед?

– Девять. Но восемь из них нокаутом.

– Угу, понятно. Значит, удар поставленный, но уворачиваетесь так себе.

– Я…

– Неважно. В ММА долго участвовали?

– Полгода.

– Ну что я скажу: вы в хорошей физической форме, лицо вполне харизматичное. Неплохой шанс попасть на шоу. Давайте сразу заполним с вами документы, чтоб потом время не терять. Про тонкости игры вы в курсе?

– Про Т-вирус, антидод в случае победы и отказ от претензий в случае смерти?

– Да, именно. Ну раз вы всё знаете, вот вам бланки, заполняйте.

***

Камера плыла над небольшим островом посередине которого стояло старое бетонное сооружение. Вдоль берега, с разных сторон острова, лежали тела участников.

– Ну вот, дамы и господа! Сейчас наши лежебоки проснутся и начнётся веселье! Проснутся все, кроме Сэмюэля, который сейчас спит под столом. И нет, дамы и господа, он не сосёт там мой хер, он просто отдыхает.

***

Я открыл глаза и сел на песок. Чёрт, как же болит башка от этого усыпляющего газа. Потёр глаза, огляделся: в пределах видимости никого не было. Так, побеждает тот, кто первый найдёт «золотой ключ». Логичнее всего было бы просто ломануться в бункер и найти его первым, но: так шанс угодить в ловушку или получить в жбан из-за угла резко возрастает. Да и бегун из меня не самый быстрый. Ладно, пойду пока в джунгли, и постараюсь не сдохнуть.

– Пидо-о-ор! – услышал я знакомый крик. – Тебе пизда-а-а!

Маргинальная татуировочка с золотыми фиксами бежал в мою сторону, сжимая в руке то-ли кокос, то-ли камень. Я встал в стойку и приготовился: амигос был уже метрах в пяти от меня. Тут раздался взрыв и песок столбом взмыл вверх.

***

– О-хо-хонюшки! Вы посмотрите! Нет, вы только посмотрите, как высоко взлетела его нога! Мне кажется, мы сейчас стали свидетелями нового рекорда! Как же красиво она летит!

***

– Хули ты стоишь? – с криком мимо меня пробежала какая-то баба и встала в шаге от безногого, который пуская кровавые слюни беспомощно тянул руку. – Добивай его!

– Чем? – возмутился я. – Да и нахер он усрался? Всё равно сдохнет.

Между нами с неба на песок шлёпнулась нога.

– Ах ты, ёптыть! – Барышня схватила ногу и стала лупить бедолагу по башке его же конечностью. – Сдохни, сдохни, ёбаный зомби!

Когда татуированный совсем затих, а мозги вылезли наружу, она успокоилась. Вытерев со смуглого лица капли крови, она поправила свои короткие чёрные волосы.

– Ты дебил? Мы тут все под Т-вирусом! Вот нахуй нам оживший мертвяк?

– Я просто… – я сделал шаг в её сторону.

– Стой. Стой, блядь! Ногой переебу!

– Да я…

– Я предупредила! Только, сука, подойди! – Я сделал пару шагов назад.

– Послушай: мне надо только три кило, остальное можешь забрать себе, это правилами не запрещено. Вдвоём у нас шансов гораздо больше.

– Пиздишь? – Она внимательно меня осмотрела. – Хм, вроде не дрыщ. Точно не пиздишь?

– Гадом буду, мамой клянусь, побожусь на пидора! Мне главное долг отдать и там хоть трава не расти!

– Ладно, хер с тобой, пойдём. Но если что! – Она угрожающе потрясла ногой в руках.

***

– Какой драйв! Какая экспрессия! Прошло всего десять минут с начала трансляции, а у нас уже четыре трупа и одна парочка. Ми-ми-ми, какие они милые! Ну прям жених и невеста! Боксёр-неудачник и преступница, приговоренная к пожизненному заключению – прекрасная пара!

***

Мы покинули пляж и пробирались по джунглям. Моя новая знакомая шла за мной.

– А тебя как зовут, валькирия?

– Как-как ты меня назвал?

– Валькирия.

– А. Мне показалось вагина. Ну, примерно так и зовут.

– Это как?

– Пися, пизда, по-разному.

– Это имя?

– Нет, блядь, псевдоним!

– А может лучше по имени?

– Только попробуй заржать и у тебя в жопе окажется третья нога.

– Молчу-молчу. Ну?

– Сальса.

– Как соус что ли? – не успел я спросить, как получил по затылку увесистой ляжкой.

– Вот хоть раз ещё скажешь про соус, я тебя точно этой ногой выебу!

– Да ладно тебе, нормальное имя.

– Воспоминания хреновые. Ты под ноги смотри, вон там, как есть, капкан листьями присыпан. А тебя как звать?

– У меня та же просьба – не ржать.

– Постараюсь. Не Педрильё, случайно?

– Нет. Спартак.

– Ебать! Как эпично! Папа историк?

– Папа боксёр. Хотел себе сына-чемпиона. А получилось, что получилось.

– Стой! Тихо. Слышишь?

Где-то в глубине зарослей раздавались крики и звуки борьбы.

– Так, дорогой – нам эти встречи нахуй не нужны. Идём правее, бункер уже близко.

– Соглашусь. Надо ускориться.

Вдруг раздался выстрел.

– Чё за нахуй? – глаза Сальсы округлились. – Откуда ствол на острове? Это не по правилам!

– И что делать?

– Чеши, чеши сохатый! Нам сейчас останавливаться вообще не в масть!

***

– Вы тоже это видите, дорогие зрители? Дело принимает неожиданный оборот! Огнестрельное оружие на острове? Уму непостижимо! Прошло совсем немного времени, а градус только нарастает!

***

Мы добежали до стены бункера. Сальса подняла руку и я остановился.

– Тут помедленнее. Около бункера всегда много ловушек.

– Откуда ты всё знаешь?

– Ты шоу вообще смотрел? – Она осторожно шла вдоль стены. Я плёлся следом.

– Ну так, пару раз.

– Ну ты и лох. Даже не знаешь, куда пришёл.

– А ты прям каждый выпуск видела?

– Конечно. А хули в тюрьме ещё делать?

– Так ты эта, заключённая. И долго ещё сидеть?

– Пока не вынесут. У меня пожизненное.

– А деньги тебе зачем?

– Для дочери.

– А сколько ей?

– Десять. Десять лет сижу и десять лет дочке. Вот чё ты доебался?

– Десять лет? Тебя во младенчестве посадили?

– Мне почти тридцатник, юноша! Не зли тётю, пиздуй молча.

Мы вышли ко входу в бункер. К рядом стоящему дереву была привязана створка ловушки с заточенными бамбуковыми пиками, с которых свисал один из участников. Под ним уже натекла солидная лужа крови, кишки болтались около земли.

– Вот видишь, что бывает с невнимательными распиздяями? Весь ливер размотало.

– Вижу, пошли внутрь.

Мы приблизились к тоннелю, как вдруг из кустов кто-то тихонько свистнул.

– А ну-ка стоять. Руки выше. – К нам вышел мужик в камуфляжной форме с пистолетом наготове. – Мне на вас патроны тратить ни к чему, поэтому просто свалили отсюда нахер.

– Ты где ствол взял, солдатик? – Сальса опустила ногу, но от входа не отошла.

– А тебя это ебать не должно. – Наш собеседник встал между нами и трупом на пиках. – Кыш нахуй. Чтоб я вас больше не видел.

Труп сзади него медленно поднял голову: обескровленное лицо с красными глазами тупо смотрело на спину военного.

– Знаешь что, солдатик? Мне кажется, это ты идёшь на хуй. И ты и пукалка твоя вонючая.

– Я что-то не понял? Ты что, сука, бессмертная?

– Я – да. А ты?

Кишки схватили военного за шею и потащили к их хозяину. Вояка завопил и начал стрелять во все стороны, но это не помогало. Кровавые щупальца оплетали его тело, руки и ноги, оставляя бурые склизские следы. Он орал и брыкался пока зомби не вцепился зубами в его череп.

***

– Ой-ёй-ёй, вы только посмотрите! Нет, вы послушайте, с каким хрустом зомбарь прокусил его черепушку! Это великолепно! Это просто великолепно! Я, конечно, слышал, что Т-вирус способен вызывать мутации, но такое вижу впервые! Какая мерзость! Какая прекрасная мерзость! Браво!

***

Я подскочил и подобрал пистолет, пока зомби с громким чавканьем выедал мозги из черепной коробки солдафона. Первый выстрел разнёс башку зомбаря, второй – военного.

– Это был последний патрон, – я кинул пистолет на землю.

– Главное, что на этих двоих хватило. Пошуршали внутрь, пока мертвяки на звуки выстрелов не прибежали.

Мы пробирались по коридорам бункера, обходя ловушки и заглядывая за каждый угол – Сальса сказала, что ключ может быть где угодно. В глубине, там, откуда мы пришли, послышалось какое-то движенье.

– Похоже, что зомбаки всё-таки пришли по нашу душу.

– Пошли. – Сальса взяла меня за руку. – Надо найти комнату с запирающейся дверью. Долго они ходить не станут, переждём.

Мы свернули за угол и в конце коридора нашли такую комнату. Заперев стальную дверь на засов, я присел на пол.

– Что, заебался? – Сальса присела рядом.

– Да как сказать. Физически нет. – Я уставился на тусклый светильник на потолке.

– Нормально. За то будет что внукам рассказать. У тебя баба есть?

– Не, я даже тут не преуспел.

– Ничё, бабки появятся и баба появится, – Сальса заржала.

– Тише ты.

– Всё, молчу-молчу.

Она долго смотрела на меня. Потом повернулась и подсела ближе.

– Странно, что на тебя никто ни запал. Симпатичный малый.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Или это во мне говорят десять лет без мужика. Знаешь, за такое время языки сокамерниц уже немного поднадоели. Уже хочется почувствовать большой и твёрдый хер у себя между булок.

– Ты это к чему клонишь?

– Пиздец ты тупой. – Она встала и повернулась к стене, задирая свою и так короткую юбку, оголяя свой орех.

– Давай, без прелюдий. И пожёстче.

Она и на лицо вполне симпатичная, но задница – просто загляденье. Недолго думая, я подошёл к ней и снял штаны.

– Только постарайся не кричать. Нам тут гости не нужны.

– Я очень постараюсь. – Она закинула руку назад и взяла меня за шею. – Я же чувствую, что он совсем близко. Давай начинай.

Я провёл ладонями по её упругим ягодицам и направил дружка в нужное место: она была очень влажная и горячая. Не дожидаясь меня, она с силой насадилась, стала активно двигаться и прикусив губы, тихо постанывать. Я сжал её бёдра и добавил скорости.

***

– Вы только посмотрите, какая горячая парочка нам сегодня попалась! Я уже чувствую, что наши рейтинги растут, как член этого парня! Нас ведь не закроют за демонстративную порнографию в прямом эфире? Ах да, цензуру отменили двадцать лет назад. А они хороши, ничего не скажешь. Жаль, мой пидорковатый друг всё ещё спит и не видит всего этого. Хотя, я думаю, гетеросексуальная порнография его не интересует.

***

– Зачем ты попросила, чтобы я кончил в тебя?

– Ну если всё пройдёт удачно, то денег хватит обоим детям. А если нет, что и чего волноваться? Беременная зомби – бля, это будет трэш!

– Кажется, всё тихо – можем идти.

Я открыл дверь, и мы вышли в коридор.

– Может, они притаились? – шёпотом спросил я.

– Не, они не умеют. Если шума нет, значит ушли.

Пройдя уже несколько больших залов, ключ мы так и не нашли. Я начинал нервничать, но Сальса была совершенно спокойна.

– Бля, не ссы ты, я это место как свои пять пальцев знаю. Я даже от нехер делать карты каждой локации рисовала.

– Прости, но мы уже очень долго ходим.

– Найдём, тут уже через два зала тупик.

– А дочка твоя где живёт?

– С приёмными. Нормальные ребята.

– Ты её видишь?

– Нет. Но меня это не сильно волнует. Меня больше беспокоят золотовалютные колебания.

– Это ты сейчас про что?

– Да золото опять жёстко в цене просело. Помнишь, как в сорок четвёртом было?

– Вот те на. И что, сильно просело?

– Да, нихуёво. Кило сейчас примерно девятьсот тысяч стоит. Ну да не беда. Пока девочка вырастет, пока то, сё. Такие спады больше года не длятся.

Девятьсот, девятьсот… У меня нет года в запасе. Просто нет.

Я тихонько поднял с пола кусок железного прута, взялся двумя руками, и… видимо навыки бейсбола, полученные в школе и универе не прошли даром. Но я немного перестарался: шейные позвонки разлетелись и её шея чуть не намоталась на арматуру.

Грустно, конечно. Но иначе мне нет смысла во всём этом участвовать. Дочь Сальсы и так обеспечена, а ей самой сидеть до самой смерти. Вот я, может, и поживу ещё. Бросив прут рядом с телом, я пошёл дальше.

Сальса не обманула – через пару минут я оказался в последнем зале, где на мраморном постаменте лежал ключ. Я осторожно подошёл и взял его в руки. В тот же момент плита подо мной щёлкнула.

– Блядь. Блядь! Суки! Твари! Нет! Это нечестно! Это нечестно! В игре должен быть победитель! Вы! Пидоры! Это нечестно!

Услышав сзади рычание, я обернулся: голова Сальсы болталась на коже в районе груди. Её пустые красные глаза смотрели на меня.

– Нет! Стой! Подо мной мина! Мы оба погибнем! Мы погибнем! Стой! Нееееет!

***

– Ой как бабахнуло! Ой как бумкнуло! Ключ-мина – ну, это же классика! Это знать надо! Посмотрите: парня раскидало по всей комнате, а на зомби-бабе ни царапины! Ну, не считая сломанной шеи. И вы только гляньте! Она пытается сожрать его руку! Видимо, ей понравилось чувствовать его в себе! Его в себе! Вы поняли? В себе! Ха-ха! А-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха!

текст,Истории,рассказ,песочница
Развернуть

рассказы из дурки 

Лежал как-то со спиной в неврологии, рядом была дурка, со скуки познакомился с санитаром, года были начало 2000ных, сразу попросил у него продать мне халат с бандажами для буйных, на что он мне ответил что уже как лет десять таких нет а буйных привязывают верёвками к кроватям, дальше напросился на экскурсию - мужское отделение вообще ничего интересного, алкоголики, наркоманы, военкоматчики и зэки в отдельной запертой камере, интересных было два, один всё время качался и жрал местную овсянку за всю палату, готовился к апокалипсису, другой был привязан к кровати, сдали его родственники после того как он собрал все видеокассеты отнес их в ванну облил растворителем и поджог, и у него всё время мания уничтожать носители информации, а вот бабское отделение это ебучий сайленхилл, когда заходишь сразу в нос бьёт вонь человеческой деятельности, почти все палаты закрыты из тех что открыты выползают серые существа в ночнушках с растрёпанными волосами и окаменевшими лицами, в закрытых палатах через окошко можно было насмотрится всякого, девка молодая рисовала на стене кремом или зубной пастой узоры, у многих перекошено ебало от нервного, почти везде кидались к окошку что так нехило пугало, санитар был из мужского так что ничего интересного не рассказал, кроме стрёмной тётки которая всё время предлагает поебатся.

Спросил а чем вообще их лечат, есть ли таблетки какие весёлые, ответил что наркоманов почуют барбитуратами, если родственники их купили, остальных по минимуму, препаратами типа галоперидола, от чего они становятся овощами и кроме как слюни в подушку и ссать под себя больше ничего не могут.

Как спина отпустила стал ходить домой, местные пациенты просекли, и стали подманивать и на верёвочке спускать денюжку чтоб в аптеке спирт купил, так я пару недель им его и носил пока не выписали.

пс Врач попался от бога здоровенный такой армянин, забыл как зовут, налечил так что до сих пор нет проблем за что ему большое спасибо.

Развернуть

Отличный комментарий!

Хочу рассказать свою историю про дурку --- но не хочу пилить отдельный пост.

Мне было лет девять, когда мой папа взял меня с собой в поездку по области. Он работал инспектором сетей и ездил проверять трансформаторы и проводку в разных учреждениях. В том числе и в домах интернатах для сумасшедших. А меня взял с собой --- потом что было лето и после проверки можно было заехать на пляже и искупаться.

Мы приехали в дурку. Папаша отправился проверять трансформатор, я ждал его в машине. Сидел и смотрел на страшных детей и взрослых, которые бродили по этажам. А потом нас пригласили пообедать в столовую --- и мы согласились. Папа быстро все съел и вышел покурить. А я долго мучал шницель --- он был из жаренной на жиру манной каши. Закончив, я пошел к выходу... но был остановлен санитаром.

--- Жди остальных, --- сказал мне санитар, --- и иди с ними себе на этаж.
--- Какой этаж? О чем вы? Я не больной, я сюда с папой приехал. Мы просто покушать зашли.
--- Нет мальчик. Твой папа уехал, а ты будешь жить здесь.
--- Что за глупости! Папа бы мне сказал!
--- Нет. Они никогда не говорят, чтоб вы не ревели. Просто оставляют вас здесь и уезжают.
--- АААААААААААААААААААААААААААА!!!!! --- в панике заорал я.

На мой крик сбежались санитары, потом прибежал папа и все разрешилось. Но я до сих пор помню тот ужас, который меня охватил в момент, когда я поверил, что папа меня отвез и оставил в дурке.
Asta Zangasta Asta Zangasta10.05.202411:09ссылка
+111.3

текст story рассказ 

Дом Тёти Глаши

Дом Ленина немного вываливался на тротуар за границами парка. Под кривыми жёлтыми боками по асфальту протянулась сеть трещин, а одичавшая живая изгородь почти закрыла мутные окна. Ленин в этом доме никогда не жил - в честь него в парке просто поставили небольшой памятник и назвали Дом Культуры. Хотя, чтобы в этом доме жила Культура тоже никто не помнил, кроме Тёти Глаши. Она, в отличии от вышеперечисленных, как раз и жила в Доме Ленина. Официально, конечно и она там не жила, а только драила унитазы. Унитазы каждый день ржавели заново, хоть и были из фаянса, и пользовалась ими почти исключительно - Тётя Глаша. Иногда их навещал сын Тёти Глаши, который вёл в Доме Культуры кружок информатики. Так называлась пустая комната в подвале, заполненная списанными компьютерами, на которых Паша майнил эфириум.
Администрация мэра смотрела на пустующий Дом Ленина сквозь пальцы, как и на огромные затраты электричества, как и на то, что вместо Ленина там живёт Тётя Глаша. Сама Тётя Глаша думала что это из за случая в восьмидесятых, когда тогда ещё не мэр, а замглавы чего-то там занял у неё сотку и оборвал все контакты. Но скорее всего для мэра были важнее красивые сметы по несуществующему ремонту грязно-жёлтых стен и замене ржавых унитазов. На реставрацию культурного наследия можно было списывать неплохие средства, учитывая, что Тётя Глаша поддерживала дом хоть сколько-то в презентабельном виде. Она замазывала его морщины цементом и криво стригла можжевеловые брови изгороди.
Со внуком она почти не общалась - только иногда просила купить конфет, или водки.
В этот день четок водки и кулёк раковых шеек ждал на фанерном столе вместе с внуком, присевшим на край. Он держал какую-то бумажку и поглядывал поверх неё на Тётю Глашу.
-Здоров, Глафира.
Коренастая старуха молча вытерла галоши, потратив на это около минуты. Внук терпеливо ждал. Она кряхтя сняла галоши, бросила на них изгвазданные в земле перчатки и подошла к столу. Вся её одежда была пёстро-серая, за исключением палёных абибасов на ногах - кроссовки переливались всеми цветами радуги и блестели.
-Привет. Водки будешь?
-Нет. Тут тебе смету прислали.
Старуха поглядела на внука, будто тот напомнил, что солнце восходит каждый день.
-Так их постоянно присылают. Присылали бы почаще - было б чем жопу вытирать.
-Тебе бумаги купить?
Старуха, скривившись отвернулась и открыла четок.
-Всё-то ты купить хочешь… А счастья не купишь, - Она вдохнула пары спирта из бутылки, - Разве что водки…
-Так, про смету! Тут на демонтаж монумента, вывоз обломков, труд рабочих, ещё всякая лабуда…
-Каких ещё рабочих?! - Встрепенулась Тётя Глаша? - У нас только я да Алинур рабочие!
-Глафир, они памятник сносить будут.
Челюсть старухи задрожала.
-Какой памятник? ЛЕНИНУ?! Да хуй им в жопу! Он стану спас от голода!Памятник они сносить… А я сейчас в администрацию их позвоню!
-И что ты им скажешь?
-А что надо, то и скажу!!! Иш ты блядь! Иди в свой подвал отсюда! - Её голос захрипел и она плеснула в стакан водки. Большая часть пролилось на стол и тут же впиталось в фанеру. Остальная часть впиталась в старуху.
Паша покачал головой и пошёл в свой подвал, где тихо жужжали кулеры и мигали лампочки. Он открыл лэптоп вскипятил чайник, и взглянул на свой кошелёк. Неплохо.
Можно попить кофе, а потом проверить состояние железа.
Сверху донёсся хриплый крик старухи. Через минут он повторился.
Крики не стихали. Паша подключил почти свежий процессор к цифровой галере и решил подслушать. Он потянул за торчавший лоскут кожзамовой обивки и дверь приоткрылась. Старуха, видимо, дозвонилась самому мэру. Она напоминала ему про занятые сто рублей и про то, что он сам - коммунист. Паша удивился тому, что история про сотку - всё таки правда.
-Ах ты пиздюк!!! - Раздалось из коридора, - Трубку он бросил!
Паша услышал, как старая нокиа старухи ударила по фанерному столу и открылась бутылка водки.
Он вернулся к ферме.
На следующее утро Паше позвонила Тётя Глаша. Она, казалось, задыхалась.
-Паша, приедь… Сил моих нет. Заперли меня! И курочат Ленина! Приедь, Паша! Менты меня уже нахуй послали!
-Эм… Хорошо.
-Спасибо, - Повесили трубку.
Слышать от Глафиры “сил моих нет” было так же в новинку, как и услышать “спасибо”. Так что Паша нехотя признал, что дело серьёзное и натянул штаны.
Через пару минут такси ждало его у подъезда. Он схватил сумку с лэптопом, сунул вэйп в карман и вздохнув закрыл дверь.
Рядом с парком четыре смуглых человека терзали обгрызанную статую Ленина кувалдами и болгаркой. Паша вышел из такси, молча кивнул работникам и зашёл за изгородь.
Дверь Дома Культуры подпирал серолицый здоровяк в каске и с синяком под глазом. Он раздражённо поглядывал на телефон и трогал своё лицо. Вот почему Глафиру заперли.
- Здравствуйте!
-Ты внук её?
-Да. Можно войти.
-Ты её только придержи как-нибудь, а то в следующий раз я её сам синяк поставлю, карге бешеной.
-Посмотрим, - Паше не нравился тон здоровяка, но в Дом можно было попасть только по его милости.
Здоровяк, помедлив, убрал монтировку, подпиравшую дверь, и отошёл в сторону.
Внутри за столом сидела Глафира с необычно безжизненным лицом. На фанере лежала полуобсосанная “раковая шейка”. Старуха не могла их грызть, но всё время просила именно их и обсасывала до рыхлой серединки. Это почему-то немного раздражало Пашу. Ведь вся суть “раковых шеек” была именно в хрусте…
Водки на столе не было. Паша положил на фанеру сумку, и старуха будто очнулась.
-Паша, привет. Ну что они там делают???
Её щёки дрожали.
-Здоров. Дался тебе этот ленин, что ты за него так переживаешь? Хочешь я тебе настольного куплю?
-СДАЛСЯ?! - Старуха приподнялась в кресле, держась за подлокотники, - Да он страну спас! Он.. Он вам.. - Павел понял, что сейчас не лучшее время, чтобы оспаривать плюсы коммунизма.
-Давай я Кофе сделаю, и мы выйдем поговорим с главным. Только ты не кидайся.
Глафира мрачно покивала.
Паша насыпал многовато ложек, и растворимый кофе вышел довольно кислым, зато полным кофеина. Мерзкого кофеина.
Глафира нетерпеливо приняла бумажный стаканчик и хлебнула пару раз. Цвет её лица порозовел. Она выжидающе смотрела на Пашу, но он пил маленькими глотками, раздумывая, не стоит ли просто потянуть время и дать работягам снести памятник.
Глафира отодрала обсосанную конфету от фанеры, сунула в рот и запила ещё парой глотков кофе.
-Пошли уже! Хватит чаи гонять.
Паша вздохнул и поглядел на остатки в стакане. Когда он вернётся - они станут совсем мерзкими, но допивать залпом слишком горячо.
-Погнали - устало ответил он.
Они вышли за дверь, и Глафира услышала стук кувалд. Она тут же рванулась за изгородь. Серолицый здоровяк отшатнулся, но она пробежала мимо него.
Паша на всякий случай засеменил за старухой, но она остановилась сразу за изгородью - увидела статую. Ленин был сгрызен по пояс, а его указующий перст повис на тонкой арматуре и был обращён в землю, как будто приказывал немедленно лечь и распасться на липовый мёд.
Паша думал, что Глафира прыгнет на бедных киргизов и начнёт отвешивать им пинков своими неоновыми абибасами.
Но старуха странно заохала и обмякла. Она невнятно бормотала, то поворачиваясь к статуе, то резко отводя взгляд.
Паша подбежал. Лицо Глафиры побледнело.
-Бабка, ты чего?
-Ой… Ой.. - Всё что она ответила, и Паша решил, что лучше отвести её назад к креслу.
Он с трудом помог ей подняться. Весь путь до Дома она бормотала про спасение страны и про то, что все люди братья, про пионеров и коммунизм, и про то что всё пропало, но толком Паша ничего не разобрал.
Он усадил её в кресло, побежал в санузел и нетерпеливо дождался, когда из крана перестанет течь ржавчина. Наполнив стаканчик, он дал Глафире попить, но она продолжала смотреть в пустоту, и казалось, стала ещё бледнее. Из за открытой двери раздавались звуки болгарки.
Паша вышел к рабочим. Серолицый слегка взволнованно поглядел на него.
-Чего она?
-Плохо стало. Может, вы это - завтра хотя бы продолжите? Тяжело ей как-то на всё это глядеть.
-Я бы и перенёс - мне же только денег больше заплатят. Но мэр из за сотки удавится. Он этим узбекам, или калмыкам как их… заплатил вот даже кран не стал нанимать. Они сейчас пообедают, а потом у них три часа на то, чтобы пьедестал раскурочить, больше не заплатили. Они на дольше не останутся, так что надо сейчас всё доделать.
Паша достал вейп и задумчиво затянулся.
-А чего срочность такая вдруг?
-Завтра должна какая-то комиссия приехать. А тут памятник уже давно снесён, вроде как по заказу сверху. Обновления облика города, или декоммунизация и все дела. Могут по шапке надавать. А мэр и так в последнее время в чёрном списке… Так что…
-Может, хоть до вечера отложит, - пробормотал Паша и направился к Дому.
Глафира была всё такая же бледная, но уже не бормотала.
Паша поинтересовался, как она себя чувствует, но та подняла большой палец вверх и поморщилась.
-А у тебя прямой телефон мэра есть, да?
Она кивнула.
-Дай позвоню. Как записан?
-Виктор П.
Паша подумал, что “П” - скорее всего означает “Пидарас”, потому что ни отчество, ни фамилия мэра не начинались на эту букву.
Найдя на зелёном экране нужное имя, Паша вышел к статуе. Инструменты лежали у пьедестала. Работники уселись неподалёку с термосом и лепёшками в руках.
Гудки в трубке. После вчерашней перепалки, мэр не поставил номер в чёрный список. Удивительно.
-Ещё раз ты мне по какой-нибудь хуйне позвонишь, я тебя в этом доме запру нахуй!
-Здравствуйте, Виктор Семёнович. Это не Глафира - я внук её.
-А… Зравствуй “внук”, - он молчал и ждал разъяснений.
-Ей плохо стало от того что статую сносят. У неё, видать, к Ленину какие-то особые чувства.
-А мне зачем звонить?! Я этот номер дал, на случай, если какие-то проверки незапланированные в дом прийдут, или ещё что… Но не для того, чтоб мне жаловались!
-Я подумал, можете до вечера отложить хотя бы работы? Не знаю, может, она хоть простится с ним или что-то вроде того. А то на неё смотреть страшно. Видать страшно, что кто угодно может просто так взять без её ведома и снести что угодно. Она-то наверное тут уже своим всё считать начала.
-А не надо было считать своим! Там моё всё. И подвал мой, в котором ты моё электричество жгёшь, говнюк! И Ленин мой! А завтра меня могут из за этого Ленина взъебать так, что моим там ничего не будет! И пизда твоей бабке и подвалу твоему. А знаешь что? Вам и сегодня пизда. Заебали меня уже эти выкрутасы! Ты и Глафира съёбывайте, чтоб завтра вас там не было! Допизделись. Я тебе могу условия ставить, а ты мне - никто. Так что на твои с бабкой проблемы мне на-срать!
Гудки. Видимо, он действительно на взводе.
Павел зашёл в дом и положил трубку на стол.
Глафира смотрела стеклянными глазами в окно. Единственное, что там было видно - кусты можжевельника. Но Паша понял, что глафире уже ничего не видно. Она не дышала.
Он позвонил в скорую, догадываясь, что это ничего не изменит, и попытался сделать бабке массаж сердца с искусственным дыханием. Её губы были липкие и пахли “раковыми шейками”. Спустя несколько минут он понял, что это бесполезно.
Он вытер губы и заметил, что на рукав упала слезинка. Странно - он никогда особо не любил бабку. Да и она его просто терпела. До того, как шестнадцатилетнего Пашу привезли к Глафире после смерти отца, бабка даже почти не знала о внуке. Наверное это не из за Глафиры, а из за слов мэра.
Значит, они с бабкой - никто. Значит, ставить условия не могут, даже попросить об одолжении. И ни на что не влияют. И всем насрать.
Паша забрался на пьедестал, где недавно стоял вождь революции. Кофе смешалось с никотином из вейпа и подсказывало решение проблемы.
Он снял штаны. Работники перестали жевать лепёшку и заинтересованно смотрели. Серолицый что-то кричал. Говно потекло.
Крики, ругательства, испачканная смета. Сумка с лаптопом. Такси.
Работы не закончили в этот день. Работники отказались.
И никогда не закончили. Денег на повторный снос уже не выделяли.
Дом культуры и так никто не называл Домом Ленина, а теперь некоторые стали звать Домом Тёти Глаши. Звучит даже мило. Если не знать, какой говнючкой она была - представлялась хозяйка с румяными щеками, которая всегда рада гостям. Наверное стоит открыть там кафе с таким названием. На логотипе будет совсем не бабка Паши. Всё что останется напоминать о коммунистическом прошлом дома - мраморный куб с надписью ЛЕНИН, на котором фотографируются малолетки.
Развернуть

рассказы из дурки политота 

Как я лежал в дурке три раза и полностью разочаровался в психиатрии и людях.

Здраствуйте, так как тут новая популярная тема, решил тоже поделиться своей (не) охуительной историей. Город Кемерово. С 2016 и по конец 2017 года меня насиловал военкомат в мозг, постоянными гонениями по врачам, и летом 2017 года, у меня был последний визит у зелёнопузых. Так как я был сильно замкнутым и забитым девятнадцатилетним пиздюком, который толком не мог ответить на вопросы 40-50 летних дядек в форме, (ну ещё бы, а вы бы не охуели, если бы вас вытянули из дома и под предлогом тюряги, заставляли пиздовать в армейкку?), меня решили отправить на обследование в психдиспансер, из-за чего мне повезло, и меня не отправили на армейку. Во время приёма в дурке как обычно, изъяли все личные вещи, переодели в приёмном отделении и прокатили на машине по внутреннем двору, где меня и привезли в место, где я лежал ровно три недели. Первые три дня было стрёмно там находиться, но потом привык. Ничего особенного не было. Тесты, "физкультура" в виде подметаний участка дурки, ну и пару раз общался с психологом. В итоге к концу этого клоунского концлагеря мне поставили диагноз "депрессия средней тяжести". Дали военник с третьей группой годности. с 16 лет я и правда чувствовал себя хуёво из-за проблем в учёбе, не видел будущего для себя. Ещё в 17 лет пытался выпилиться из-за расставания с другом и опять же, проблем в учёбе.

2020 год. Второй визит в дурку, уже был по своему желанию. С каждым годом моё постоянно плохое настроение не проходило, а становилось только хуже. После длительной беседы с психиатром, меня отправили в тот же психдиспансер, и в то же отделение, только в этот раз я уже не просто валялся на кровати и втыкал в потолок, но и кушал колёсики. Венлафаксин и Сонопакс. По началу они даже помогали, и глушили плохие мысли, но из-за этих таблеток я постоянно был как зомби и спал по 12-14 часов в день. В этот раз в дурке пролежал 52 дня. Первый месяц приёма этих таблеток дома был нормальным, но потом началось веселье. Таблетки перестали помогать, и уже не глушили депрь, только стал более сонливым. Поехал к психиатру говорить, что колёса не помогают. В ответ услышал только "антидепрессанты не помогают сразу, попей их ещё хотя бы месяца пять". В итоге следующий год, я чуть ли не матерясь пытался сказать психиатру, что колёса говно и не помогают. Доктор не хотел менять мне таблетки, и я решил забить на всё и слететь с них сам. Ооо, это был пиздец. Целый месяц меня ломало как наркомана. Не мог нормально спать и приходилось пить снотворные, постоянно трясло, было тяжело зациклиться на какой-то одной мысли. Потом полегчало.

2022 год. Из-за всем известных событий, у меня появились сильные панические атаки и проблемы со сном. Так как у меня был военник и я находился в "резерве". Всё было настолько плохо, что я не мог уснуть на протяжении трёх дней, и я срочно снова поехал к психиатру. Положили снова, и кормили другими лекарствами. Лежал там 42 дня.

Сейчас мне уже 26 лет. Депрессия не прошла, а только ухудшилась из-за плохой жизни и мрака вокруг, которому нет конца. По полгода лечил язвы желудка, которые появлялись из-за сильного нервного стресса, и каждый раз появлялись новые. А ещё появились другие болячки, которые я до сих пор не могу вылечить уже больше половины года. Летом этого года я собираюсь косплеить "черешню". Просто не вижу тут больше смысла дальше страдать.
Заранее извиняюсь за корявый текст и мрачняк.

рассказы из дурки,политота,Приколы про политику и политиков
Развернуть

рассказ story многобукв война день победы 

Новелла моего друга , написанная к 9 мая 2022 г.

Сурс

Хлоя и чудовища

Автор просит не искать в тексте исторических аналогий. Чтобы избавить читателя от такого соблазна, автор намеренно запутал обстоятельства, в которых развивается действие.

По общему мнению жителей Кройцбурга, День победы праздновался оглушительно здорово. Торжественное шествие возглавлял оркестр, на маршевый манер исполнявший песенки из популярного репертуара: «Судья назначил срок», «Вернусь не скоро», «Ты изменила мне с мальчишкой» и модную в этом сезоне «Возьми, красотка, в руку, не парься ни о чём».

За оркестром вышагивал местный гарнизон в полном составе. Семьдесят четыре солдата в новеньких сапогах, позаимствованных на пару выходных в соседнем городе, каблуками отбивали асфальт, требовавший к себе пристального внимания уже третий год подряд.

Далее – старшие школьники в военной форме из перешитых карнавальных костюмов, мамочки с колясками и в макияже цветов национального флага, а также рабочие артельных мастерских, интеллигенция (ветеринары, счетоводы, нарядчики), местная буржуазия (в виде лавочников, трактирщиков и ростовщиков) и все остальные прочие.

В самом хвосте плёлся чуть живой от старости танк, украшенный ёлочными гирляндами, которые в Кройцбурге использовали всегда, чтобы прикрыть то, что не могли отремонтировать.

Процессия двигалась от мэрии к Лобной площади, где в стародавние времена сколачивали помост для публичных казней, а теперь установили подмостки и развлекали горожан лучшими номерами художественной самодеятельности: цирковые акробаты, дрессированный медведь в балетной пачке, куплетист с аккордеоном, карточный фокусник и даже заезжая эстрадная знаменитость в люрексовом костюме и с кордебалетом из четырёх потасканных див.

Здесь же шустрили карманники и гадалки; коммивояжёры предлагали со скидкой кофемолки и вафельницы, а приходской священник раздавал девочкам и проституткам «Жития Агафьи Скромницы». И здесь же развернули шатры с дешёвой праздничной снедью: баранина на вертелах, свиная колбаса на шампурах, варёная кукуруза, пироги с рыбой, сахарная вата и дюжина сортов пива. К полудню площадь уже была полна, говорлива и пьяна:

– Мы гнали их, как шелудивых псов!

– Да, брат, как псов!

– Мы топили их в болотах, сбрасывали с гор, отправляли на съедение диким зверям. Мы были безжалостны!

– Да, брат, безжалостны!

– Мы очищали нашу многострадальную родину от их скверны огнём и мечом!

– Да, брат, огнём и мечом!

– Карл, Ульрих, что вы несёте? Вас обоих тогда даже в проекте не было.

– Замолчи, Ангелика! Мы говорим от лица наших павших героев!

– Да, брат, от их лица!

– Наше великое прошлое звучит в наших устах, Ангелика!

– Карл, в твоих устах сейчас звучит то тёмное брозненское, пять кружек которого ты успел выдуть.

– Да, и после этих пяти кружек я всё ещё полон сил, Ангелика. Я хоть сейчас способен повторить подвиг моих славных предков, если предоставится такая возможность. Вот этими руками готов задушить вражью гадину, которая покусится на нашу свободу… И на твою свободу в том числе, глупая Ангелика!

– Карл, в таком состоянии ты не способен даже расстегнуть собственную ширинку, чтобы опорожнить мочевой пузырь, поэтому твоей доброй матушке постоянно приходится краснеть, когда ты, шатаясь и горланя песни, идёшь по улице в обмоченных штанах. Даже твой лучший друг Ульрих это подтвердит. Я ведь не вру, Ульрих?

– Не смей клеветать на Карла, Ангелика! Карл мне почти как брат, и я лучше знаю, на что он способен. Мы хоть и молоды, и не видели свершений наших дедов и прадедов, но в наших душах с пелёнок пылает святая ненависть к врагу. Она питает нас любовью к родине, и когда пробьёт час испытаний, мы не убоимся сложить головы в ратном бою! Да, Карл? Поддержи меня, брат! Мы ведь не убоимся сложить головы в ратном бою? Что скажешь, брат? Но что ты делаешь, брат?! Ты обмочил нас обоих, Карл!!!

Глядя на оконфузившихся неудачников, Ангелика так смеялась, что уронила со стола свою тарелку, а когда подняла её, увидела старуху, торопливо пробиравшуюся сквозь толпу.

– Уважаемая госпожа Хлоя! – позвала Ангелика. – Присоединяйтесь к нам!

Старуха сделала вид, что не услышала.

– Госпожа Хлоя! Разделите с нами праздник! – повторила Ангелика.

Старуха остановилась, намереваясь что-то ответить, но передумала, злобно зыркнула и отправилась дальше.

– Нежное мясо, госпожа Хлоя! Пышные пироги! Для вас всё бесплатно! Во славу победы!

– Чокнулись совсем! – не выдержала старуха. – Совесть потеряли! Пропадите вы пропадом с вашей победой! – презрительно сплюнула, оттолкнула продавца леденцов, который путался под ногами, и исчезла в тёмном переулке.

– Ведьма – она и есть ведьма, – сказал Штефан, кузен Ангелики.

– Она совсем сумасшедшая, – подтвердил сосед Ганс.

*  *  *

В доме было так же темно, как в переулке. Именно в этот день старуха специально не раскрывала ставен, чтобы не слышать звуков накрывшей город вакханалии. Накормив кота вчерашней котлетой и положив канарейкам мелко наструганной моркови, старуха вымела из кухни крошки, перестелила в спальне бельё, вымыла голову, высушив, уложила волосы в тугую кичку и надела чёрное платье, которое служило ей одновременно похоронным и праздничным. Сварив кофе, разлила его по двум чашкам и вышла во внутренний дворик, где рос семидесятилетний тополь – единственный преданный друг, буквально по дням знавший всю её жизнь, кроме первых десяти лет, которые пришлись на самое её детство.

Война началась, когда Хлое исполнилось пять. Отец погиб на фронте в первые же дни, через три года без вести пропали оба старших брата, а ещё через год не проснулась матушка – она умерла во сне, от голода, и Хлоя в последующей жизни так и не смогла простить себе собственного эгоизма, ведь в самое тяжёлое время, когда город переживал осаду, она день-деньской ходила по дому и хныкала: «Кушать хочу… кушать хочу… кушать…» Ей было уже девять, но она вела себя, как маленькая девочка, старательно делая вид, будто не понимает, что происходит. За этим притворным неведением скрывалось расчётливое желание заполучить лишний кусок, хотя ничего лишнего тогда не было, царил голод, и мать отрывала от себя.

Похоронить её удалось не сразу. Своих сил на это у Хлои не было, а труповозка собирала по городу умерших лишь раз в неделю. Могильщики проходились по домам, попутно мародёрствуя там, где удавалось. Если хозяева были ещё живы, но ослабли настолько, что не могли двигаться, их добивали, чтоб не приезжать сюда дважды, потом обшаривали комнаты, забирая всё ценное, а после закидывали тела в кузов и ехали дальше. Когда увозили мать, Хлою бегло осмотрели и посоветовали ей спать в кухне поближе к входной двери. Хлоя спросила: «Зачем?» Могильщики ответили: «Чтоб в следующий раз не пришлось спускать тебя по этой узкой лестнице».

Под конец войны бои шли самые ожесточённые. Озверение достигло пика, и свои не щадили даже своих. Кройцбург так часто переходил из рук в руки, что для его жителей больше не было разницы, чьи войска находятся в городе. Поэтому, когда туда снова вошли освободители, почти никто не обрадовался. Люди всю ночь прятались в погребах и подвалах, а пьяные солдаты рыскали в поисках предателей, и под подозрение мог попасть каждый, включая беспомощных стариков и малых детей.

Ранним утром, когда вояки угомонились, Хлоя выбралась из своего укрытия, чтобы напиться воды, и услышала приглушённый стон. Она выглянула во внутренний дворик и увидела врага. Молодой капрал противоборствующей армии. Хлоя невольно сравнила его со своими сгинувшими братьями и поняла, что он примерно одного с ними возраста. Капрал сидел, привалившись к стене, и обеими руками зажимал рану.

– У меня сестра такая же, как ты, – сказал он Хлое и закрыл глаза, будто всё страшное осталось позади.

– Как ты сюда попал?

– Дверь была не заперта.

– И ты решил войти, не спросясь?

– Я решил, что здесь никто не живёт.

– Ты не боишься, что я позову солдат?

– Они могут не успеть.

– Тогда я должна торопиться.

И Хлоя быстрым шагом ушла.

Её не было минут десять. За это время капрал успел перебрать в уме все любимые имена и названия и даже попробовал насвистеть мелодию, которую субботними вечерами играл под окнами его квартиры уличный оркестр. Когда Хлоя вернулась, капрал улыбнулся, потому что она держала в руках кувшин и две чистые простыни.

– Рану нужно срочно промыть и перевязать, иначе начнётся заражение, – сказала она. – Но я не могу привести врача. Ты понимаешь, почему.

– Не нужно врача, – ответил капрал. – В соседнем доме, который разрушен, найдёшь моего товарища. Возьми его ранец и принеси сюда.

– Твой товарищ позволит это сделать?

– Позволит. Его вчера убили.

Хлоя дошла до соседнего дома. Там за печкой, на крышке погреба, лежало тело ещё одного врага. Хлоя с трудом отстегнула тяжёлую походную сумку и бегом, стараясь чтоб никто не заметил, вернулась к раненому.

– Что дальше? – спросила она.

– Внутри сбоку лежат шприц и ампулы. Прокипяти его и вколи мне одну, – попросил капрал.

– Тебе это поможет?

– По крайней мере, будет не так больно.

Хлоя всё сделала.

– Ты, наверное, голодна, – сказал капрал. – В ранце есть консервы и хлеб.

– А ты?

– Я не буду. Но ты можешь сварить нам кофе. Там осталось немного, посмотри в кармашке.

Хлоя сварила и почти торжественно, на подносе, вынесла во дворик.

– Почему ты не пьёшь? – спросила она, наблюдая за капралом – тот крутил в руках чашку, будто не решаясь пригубить.

– Мне нельзя. Я просто хочу запомнить запах.

Хлоя заплакала.

– У меня сестрёнка такая же, как ты, – снова сказал капрал. – Может, чуть старше…

– Я помню. Ты уже говорил, – утирая слёзы ответила Хлоя.

– Её назвали Инессой, в честь нашей бабушки. В детстве, когда Инесса плакала, её нос становился похожим на картофелину, как твой.

– Мой не картофелина.

– Картофелина. Ещё она во сне сосала большой палец. Вот здесь на сгибе, – капрал показал на сустав, – всегда была мозоль. Ты сосёшь во сне палец?

– Нет.

– Чтобы отучить Инессу от этой привычки, его намазывали жгучим перцем. Представляешь, как это ужасно – красным жгучим перцем, – капрал поморщился.

– Не пытайся разговаривать со мной, как с маленькой. Ты не сможешь меня рассмешить.

– Почему?

– Потому что вы начали эту войну.

– Да, правда. Но я не хотел этого. Я просто учился в университете. А потом меня поставили под ружьё, и отказаться я не мог, иначе меня бы сочли предателем и расстреляли. Инесса не перенесла бы.

– У меня умерла мама, погиб отец и без вести пропали оба брата.

– Они настоящие герои.

– Ты их знал?

– Нет.

– Ты чувствуешь свою вину?

– Чувствую. Наверное, я должен был что-то сделать, но никому и в голову не могло прийти… Мы ведь с вами почти одно и то же. Даже говорим на одном языке. У всех по обе стороны родственники и друзья. Я часто приезжал сюда, был, как дома…

– Теперь всё будет иначе.

– Теперь будет мир. Это важнее.

– С чего ты взял, что будет мир?

– Уже скоро, поверь мне. Возможно, с сегодняшнего дня. Мы почти разгромлены. Из нашего полка выжил только я. Раненых добили ваши солдаты. Я слышал крики. Мы с товарищем попытались скрыться и угодили в перестрелку.

– Было страшно?

– Было обыденно. На войне лучше сразу смириться с тем, что ты уже покойник.

– Ты смирился? И ни разу потом не испугался?

– Испугался. Я и сейчас боюсь, но стараюсь принять смерть, как данность. Выжил – повезло; не выжил – так даже лучше.

– Почему лучше?

– Потому что внутри у меня всё мертво. Всё, кем я когда-то был, убито в этой войне. Отчасти я сам приложил к этому руку, добивая остатки себя. Я – больше не я. Я теперь кто-то другой, и этот кто-то другой мне не нравится.

– Ты весь дрожишь. Замёрз? На улице май в самом разгаре…

– Ночь была холодной. Всё никак не могу согреться.

– Я принесу одеяло.

Хлоя поднялась в спальню. Снизу послышался грохот. В дверь колотили ногами и прикладами:

– Открывайте! Иначе вынесем к чёртовой матери!

Времени на раздумья не было. Хлоя накинула на голову простыню, ножницами проделала дырки для глаз, спустилась в кухню, сняла засов.

Освободители. Прапорщик и сержант. Конечно, пьяные.

– Что это за привидение в саване?! – с хохотом закричал прапорщик. – Тащи его сюда!

– Если кто-то из вас двоих до меня дотронется, ему тоже придётся надеть саван, – ответила Хлоя.

– Это ещё почему? – спросил сержант.

– Я больна проказой. На меня даже смотреть опасно, не то что прикасаться.

– Тоже мне, нашлась Медуза Горгона! Снимай с неё эту тряпку, – приказал прапорщик.

Сержант сделал три шага вперёд. Хлоя вскинула руку. Сержант отпрянул.

– Она пыталась схватить меня за нос! – сказал он возмущённо.

– Чушь, – сплюнул прапорщик. – Она просто блефует. Сейчас я тебе докажу, что никакой опасности нет.

Хлоя начала медленно, шаркая по полу, надвигаться на вояк:

– Разве вы не видели, что дверь этого дома выкрашена в синий цвет? Это единственная синяя дверь во всём городе. Так здесь указывают на обиталище проклятых. В этом доме жили три поколения прокажённых. Сначала проказа настигла мою бабку, потом – моих родителей, а следом – моих братьев и меня. Они умирали в страшных муках. Их тела запретили хоронить на кладбище, поэтому я зарыла всех здесь, в погребе, прямо под вашими ногами. Скоро и я отправлюсь следом за моей семьёй, но успею передать проклятие вам и тогда смогу упокоиться с миром.

– Проказа не такая безобидная штука, как кажется, – сказал сержант. – Когда я был подростком…

– Хватит меня пугать, – перебил прапорщик. – Шлёпнем маленькую ведьму и спокойно обшарим эту халупу. Тут наверняка есть столовое серебро.

– Столовое серебро? – рассмеялась Хлоя и схватила с полки серебряный подстаканник. – Здесь полно столового серебра! Вот, возьми его прямо из рук прокажённой! Возьми, чего же ты боишься?

– Он может быть заразен, – предупредил сержант, понимая, что прапорщик борется с искушением.

– Два идиота! – засмеялась Хлоя ещё громче. – Здесь всё поражено проказой. Здесь всё проклято. Даже если убьёте меня, вещи этого дома отомстят. Будете умирать долго и мучительно, глядя, как ваши тела превращаются в грязь, приобретают цвет испражнений и воняют гнилью.

– Пойдёмте отсюда. Тут есть и другие дома, – предложил сержант.

– Ты считаешь, я могу струсить? – возмутился прапорщик.

– Нет, ни в коем случае! Вы просто проявите благоразумие, – успокоил сержант.

– Хорошо. Я просто. Проявляю. Благоразумие, – назидательно сказал прапорщик. – Но мы сюда ещё вернёмся.

– Они сюда ещё вернутся, – повторила Хлоя, когда вояки выкатились из дома. Во дворике она укутала капрала одеялом и положила ему под голову подушку:

– Так лучше?

– Лучше, – ответил капрал. – Почему ты это делаешь для меня?

– Разве такие простые вещи нужно объяснять? – спросила Хлоя. И добавила:

– В соседнем доме я видела тележку. Когда стемнеет, погружу тебя в неё и довезу до границы. Там будут ваши. Ты окажешься дома.

– Нет, милая, – запротестовал капрал. – Ты и так рискуешь собой.

– Я позволила умереть своей матери, – сказала Хлоя. – Теперь я просто обязана кого-то спасти, понимаешь?

– Понимаю. Но у границы минные поля и много снайперов. Мы не сможем перейти на ту сторону.

– Но мы можем что-то придумать.

– Можем. Например, сварить ещё кофе.

– И ты опять будешь нюхать чашку?

– И я опять буду нюхать чашку, – улыбнулся капрал.

– Я не могу так больше! – закричала Хлоя. – Ты ранен, в любой момент могут вернуться эти ублюдки, а я ничего не делаю!

– Иногда одеяло и кофе значат больше, чем спасательная операция, – снова улыбнулся капрал. – Скажи мне, как появилась та воронка в углу двора? С какой стороны прилетел снаряд?

– Это не воронка, – ответила Хлоя. – Отец перед войной хотел установить фонтан с глубокой чашей и золотыми рыбками, но успел только вырыть яму. Засыпать её у нас руки не дошли.

– Хорошая яма в хозяйстве никогда не лишняя, – рассмеялся капрал. – Особенно по нынешним временам.

– Даже не смей об этом думать! – разозлилась Хлоя. – Сиди и жди меня!

– Куда ты? – спросил капрал.

– Я больше не намерена с тобой цацкаться! – отрезала Хлоя и ушла.

Она направилась за город – туда, где ещё сутки назад гремела канонада и бой длился так долго, что солдаты потеряли счёт времени. Полками они срывались в атаку за атакой, и всё человеческое, что когда-то отделяло этих людей от одичавших псов, пало в первые же минуты. Выжили только ярость и физическая боль – душевной уже не было, поэтому смерти никто не страшился; смерть была для всех, как дешёвое пойло, бочки с которым от барских щедрот выкатывают на базарную площадь в торжественный день и отливают каждому, направо и налево – черпаками, с пеной, брызгами и криками: «Налетай!»

Но сейчас всё было спокойно. Синее небо – ровное, без единого облачка. Послеполуденное солнце –  майское, почти летнее. Тёплый ветер ласковой ладонью забирается под косынку… Распевается жаворонок…

…И орда жирных зелёных мух, слетевшихся на бесплатное. Место, где раньше высаживали пшеницу, выглядело бескрайней покойницкой – ещё более страшной в этой жизнеутверждающей весенней палитре: сочное импасто листвы, яркие пятна шафрана, всполохи на озёрной глади… И язвами на этой картине смотрелись трупы солдат.

«Этот слишком толстый… Этот слишком худой… Узкоплечий… Коротконогий… Порванный на куски… Залитый кровью…» – осторожно, будто боясь наступить на мину или разбудить спящих, Хлоя шла через поле, внимательно осматривая тела. За последние пять лет она должна была привыкнуть к разным обличьям смерти, однако сейчас её подташнивало. Она видела однажды, как работает мясник, но не могла себе представить, что подобное можно творить с людьми: в предсмертье своём измученные, изуродованные – они были свалены наобум, как попало, иногда даже слоями. Будто кто-то собрался варить гуляш, но после раздумал.

Спустя час Хлоя решила, что искомое, кажется, найдено. Чтобы удостовериться, она перевернула труп очередного солдата, окинула взглядом и отшатнулась, вдруг узнав в погибшем племянника настоятельницы монастыря, Ганса. Лицо этого добродушного, набожного парня было до неузнаваемости искажено злобой и выглядело так, будто с него лепили всех горгулий мира. Ганса призвали всего неделю назад, ему только исполнилось восемнадцать, и понадобилось считанных семь дней, чтобы превратить его в чудовище. «Хорошее воспитание, годами совершаемые добрые дела, воскресные службы, умные книги – как этого, оказывается, мало, чтобы сохранить в себе человека!» – изумилась Хлоя и тут же запретила себе думать, что в такой мясорубке могло бы статься с её отцом и братьями.

Полевая форма Ганса была целой. Парень погиб от выстрела в голову, пуля прошла навылет, поэтому пятен крови на ткани не было. Хлоя раздела труп, узлом увязала снятую с него одежду, коротко помолилась о поминовении усопших и отправилась в обратный путь. Когда она подошла к городу, на Лобной площади уже заканчивались приготовления к казни. Скорый трибунал обрёк на повешение всех коллаборационистов, которых, благодаря бдительности горожан, удалось выявить за ночь. А именно:

библиотекаря. Он запрещал зимой отапливать дома книгами;ветеринара. В голодное время прятал предназначенных к съедению собак и кошек;аптекаря. Транжирил лекарства на безнадёжных больных;священника. Отпускал грехи умирающим врагам;и архивариуса, который отказался изменить городскую летопись, распространяя тем самым сведения непатриотического характера.

В перечень приговорённых также вошли три ведьмы, пара мужеложцев, один душевнобольной, объявивший себя мессией, и беспризорник, посмевший стащить кусок хлеба из офицерской столовой.

Публика скандировала «Смерть предателям!» и назначенное наказание считала слишком гуманным. Испытывая духоподъёмную силу победы, люди призывали вернуться к традиционным истокам, которые предполагали умерщвление отверженных более зрелищными способами.

«Все обезумели… – Хлоя протискивалась через толпу и везде, почти в каждом лице распознавала горгульи черты. – Страдания ничему не научили этих людей, – думала она. – Войне всё-таки удалось превратить их в таких же монстров, как несчастный Ганс. Но это так странно: за пять лет люди увидели столько жестокости, что должно было возникнуть её неприятие. Но возникло обратное. Даже теперь, добившись победы ценой страшного горя, они продолжают множить его, будто считают благом».

Свернув в свой переулок, Хлоя заметила на развалинах школы соседских мальчишек: железные котелки на головах и палки вместо ружей. Их предводитель – толстый Андреас – высунулся в оконный проём и замахал рукой:

– Эй, соседка! Мы играем в войну. Нам нужна санитарка. Пойдёшь с нами?

– Я не собираюсь принимать участие в ваших глупых играх.

– Это не глупые игры! – возмутился Андреас. – Так мы выражаем свои патриотические чувства и воспеваем подвиги наших солдат.

– С котелками на головах? Вы бы ещё ночные вазы напялили, – рассмеялась Хлоя. – Если бы мой отец был жив, он бы сказал, что этот цирк пора закрывать, потому что всех тошнит.

– Что ты имеешь ввиду? – не понял Андреас.

– Я имею ввиду, что, если ты хочешь играть в войну, сначала сходи за город и посмотри, как она выглядит.

– Мне незачем это делать, – отрезал Андреас. – Мой отец прошёл её от начала до конца. Он мне всё рассказал.

– Твой отец ничего не видел. Он прятался в госпитале, работал там медбратом, крал у раненных еду, а с погибших снимал цепочки и крестики, которые потом выменивал у скупщиков на сахар и масло.

– Ты нагло врёшь! – покраснел Андреас. – Мы испытывали те же лишения, что и все остальные!

– Да, именно поэтому ты такой румяный и толстый, в то время как другие дети выглядят полуживыми тенями.

– Я пожалуюсь родителям, и они на тебя донесут, – пригрозил Андреас.

– Жалуйся. Заодно спроси у своей матери, зачем к ней наведывается комендант, когда твой отец уходит на ночные дежурства.

– Ах ты ведьма! – разозлился Андреас. – Ты ответишь за свои слова!

Хлоя побежала. Она могла бы запросто навалять этому неповоротливому жирдяю, но решила не связываться, чтобы дракой не привлекать к себе лишнего внимания.

Андреас пыхтел сзади и сыпал проклятиями. Неожиданно из-за угла вывернул военный патруль. Это были прапорщик с сержантом, которых Хлоя по утру так удачно спровадила из своего дома.

– Держите воровку! – закричал им Андреас.

«Чёртов ублюдок», – выругалась Хлоя; если те двое поймают её с формой убитого Ганса, они немедленно учинят допрос, а потом проведут обыск и обнаружат капрала, которого Хлоя уже не могла предать – незаметно для себя она стала думать о нём, как о близком человеке. «Но что я смогу объяснить этим недоумкам? Прочитать им проповедь о сострадании и милосердии? Кого это теперь интересует – особенно в Кройцбурге, особенно среди его освободителей? Они обвинят меня в укрывательстве и коллаборационизме и сегодня же вздёрнут там, на площади», – решила Хлоя и припустила сильнее.

Прапорщик с сержантом были по-прежнему пьяны, поэтому не сразу услышали Андреаса. Ему понадобилось крикнуть «Воровка!» ещё раз, а потом ещё и только после этого до них что-то дошло. Они остановились, покрутили головами, оценивая обстановку (девочка… с каким-то мешком… с узлом одежды… цвета хаки… удирает во все лопатки…) и бросились вдогонку:

– Стой! Стрелять будем!

Домой было нельзя. Перебирая в уме варианты, Хлоя вдруг вспомнила об одной детали, которая ещё несколько часов назад была несущественной, но теперь сулила спасение. Добежав до разрушенного дома, из которого она утром выносила походный ранец, Хлоя скрылась внутри.

Там ничего не изменилось. Убитый товарищ капрала так и лежал за печкой, закрывая собой крышку погреба. Хлоя взяла труп за обе ноги и, не церемонясь, оттащила в сторону. Потом открыла погреб, осмотрелась и спряталась за массивный шкаф.

Спустя несколько секунд ворвались преследователи. Хлоя затаила дыхание и молилась, чтобы приготовленный ею капкан – возмутительный по своей наглости – сработал.

Первым заметил прапорщик:

– Что это в полу? Погреб? Лаз?

– Думаете, она там? – спросил сержант.

– Я не думаю. Я отправляю тебя проверить.

– Мне прямо туда?

– Нет, мне прямо туда! – ухмыльнулся прапорщик. – Исполнять!

– Так точно! – отчеканил сержант и нехотя полез в погреб.

Прапорщик подошёл к самому краю, пытаясь разглядеть, что происходит внизу:

– Ну и? – спросил он нетерпеливо.

– Ничего не видно! – ответил сержант.

– Она там?

– Не могу знать!

– Она может прятаться где-то в углу.

– Хорошо бы керосиновую лампу!

– Ты в своём уме? Где я её найду?

– Я, конечно, могу пошарить в темноте руками, но боюсь, что девчонка укусит меня!

– Чушь! Это просто маленькая девочка, а не ядовитая гадюка.

– Некоторые маленькие девочки бывают даже опаснее! Когда я был подростком…

– Хватит развлекать меня идиотскими баснями! Ищи!

Хлоя слушала эту перебранку и понимала, что её план терпит крах. «Этот прапорщик точно никуда не полезет, – думала она. – Он будет стоять наверху и ждать. А потом, когда второй убедится, что внизу пусто, они оба примутся обыскивать дом и тогда мне конец…»

Она подкралась к прапорщику со спины и пнула под коленки. От неожиданности его ноги подкосились и он, не удержав равновесия, начал падать. Хлоя с силой толкнула его в спину, и он полетел прямо в погреб. Ещё немного, и прапорщик полностью очутился бы там, но в последний момент успел схватиться руками за крышку.

– Ах ты мерзкая, цеплючая дрянь! – разозлилась Хлоя и каблуком придавила прапорщику пальцы. Тот взвыл. – Я же говорила, что кому-то из вас придётся надеть саван! – приговаривала она, с удовольствием оттаптываясь на кистях вояки.

– Ведьма? Ты? – высунул он из ямы голову.

– Угадал, придурок. Я, – ответила Хлоя и с размаху впечатала носком ботинка прямо по его лицу. Прапорщик булькнул размочаленным, кровоточащим ртом и исчез. Следом из погреба донёсся звук упавшего тела и отборная ругань.

Хлоя захлопнула крышку и задвинула засов. «Всё, – решила она, но потом спохватилась. – Нет! Они выберутся оттуда через пять минут». Подошла к шкафу, навалилась на него плечом, пытаясь сдвинуть, но шкаф был настолько тяжёлым и упрямым, что, казалось, врос в пол.

«Люли-люли, люленьки,

Где вы, где вы, гуленьки?

Прилетайте на кровать,

Начинайте ворковать», –

– почему-то вспомнила Хлоя старую колыбельную. Напирая на шкаф изо всех сил и переиначивая слова, она зачем-то подхватила этот простенький мотив сдавленным от напряжения голосом:

– Чёртовые гуленьки!

Где вы там заснуленьки?

Прилетайте трупы жрать,

В бога душу вашу МАТЬ!!!

И на последнем слове шкаф сдался. Он медленно пополз вперёд, а Хлоя при этом орала так, будто ей под лопатки сейчас вгоняли раскалённый штырь. Было мучительно, больно и страшно, однако она продолжала толкать, иногда впустую проскальзывая подошвами по дощатому полу. Но шкаф всё-таки двигался. Вот так – сопротивляясь и кряхтя – он проехал ещё несколько метров и встал, замуровав крышку погреба.

Хлоя выдохнула.

«Не выберутся», – решила она, слушая глухие стуки, доносящиеся из-под пола, и даже выстрелы.

– Шкаф дубовый, идиоты! – крикнула она. – Он тяжёлый и бессмертный! Не тратьте патроны понапрасну! Оставьте на себя! – и, подхватив узел с военной формой, покинула разрушенный дом.

*  *  *

– Я отвезу тебя в госпиталь, – сказала Хлоя капралу, когда вернулась.

– Чтобы меня повесили?

– Чтобы тебя вылечили. Я принесла форму солдата нашей армии. Если переоденешься, тебя примут за своего.

– Не примут. Мы хоть и говорим на одном языке, но используем разные слова. Меня раскроют моментально.

– Ты мог бы прикинуться немым.

– А мог бы я просто остаться здесь?

– Но почему?

– Потому что мне здесь спокойно. Стены дворика закрывают меня от мира, искорёженного войной. Больше не хочу этого видеть.

– И всё?

– Нет. Ещё ты напоминаешь мне мою сестрёнку. Я очень скучаю по Инессе.

– Вот вылечишься в госпитале, и я придумаю, как вернуть тебя к ней.

– В прошлом году Инесса умерла от тифа. Мне больше не к кому возвращаться.

– А твои родители? Бабушка?

Капрал молча покачал головой.

– Вот дьявол! – чертыхнулась Хлоя.

– Впервые слышу, как ты ругаешься, – улыбнулся капрал. – Тебе идёт.

– Чтобы принести сюда эту форму, мне пришлось обречь на смерть сразу двоих, – сказала Хлоя. – Я замуровала их в подвале.

– Возможно, они заслуживали этого.

– Никто не заслуживает этого.

– Ты себя винишь?

– Я не хочу превратиться в чудовище. Год назад я сделала всё, чтобы умерла моя мать. Теперь убила ещё двух человек. Ради чего? Я даже не смогла никого спасти.

– Помнишь, я говорил, что сваренный кофе и тёплое одеяло могут значить больше, чем операция по спасению?

– Не пытайся меня успокоить.

– Послушай, что я скажу, – посерьёзнел капрал. – Я не намного старше тебя, но уже знаю, что может происходить в этом мире. Тебе придётся научиться безразличию. Хотя бы чуть-чуть. Иначе сойдёшь с ума.

– Если в душе появляется безразличие, особенно к чужой смерти, человек становится чудовищем, – ответила Хлоя. – Сегодня я видела это своими глазами.

Повисла пауза.

– Тебе не нравится, что я сказала, поэтому ты морщишься? – спросила Хлоя.

– Я морщусь потому, что у меня опять разболелась рана, – сказал капрал.

– Переодевайся, и я отвезу тебя в госпиталь.

– Только не сейчас. Ещё остались те ампулы?

– Остались. Две.

– Вколи мне обе.

– Этого не много?

– Этого в самый раз.

– Такая доза лекарства сделает тебе хуже.

– Куда уж хуже? Мне и так невыносимо. Я больше не могу терпеть.

– На что ты намекаешь?

– Ни на что. Не пугайся, пожалуйста. Я просто усну.

– Ты меня обманываешь.

– Не обманываю. Я очень устал. Посплю немного, наберусь сил, переоденусь, и ты отвезёшь меня.

– Хорошо, но если ты лжёшь…

– Если солгу, сможешь зарыть меня в той яме, которая вместо фонтана, – через силу улыбнулся капрал.

– Как ты смеешь! Я же просила! – рассердилась Хлоя.

– О боже, милая, не тяни, мне очень больно.

– Пусть будет по-твоему, – согласилась она. – Что ещё я могу для тебя сделать?

– Просто посиди со мной.

Хлоя сходила за шприцом, ввела капралу лекарство и присела рядом.

– Можно взять тебя за руку? – спросил капрал.

– Можно.

– Удивительно, она маленькая, как у ребёнка, но сильная, как у взрослого человека. И очень тёплая. Я давно не видел таких тёплых рук.

– Я сейчас подумала, – заговорила Хлоя, сдерживая слёзы, – что после лечения ты действительно мог бы остаться здесь. У меня семьи нет. У тебя тоже. Мы бы жили вместе, как брат с сестрой. Ты бы закончил фонтан, который не успел доделать мой отец. А я бы… Я бы тоже нашла себе занятие – нужно готовить еду, стирать тебе одежду. Но только свои носки и трусы, пожалуйста, сам. Мои братья с детства были к этому приучены. Признаться, я не верю, что они когда-нибудь вернутся, но, если такое произойдёт, ты не будешь чужим. А, кстати, как тебя зовут? Мы весь день разговариваем, но я так и не спросила твоего имени…

Но он не ответил. Крепко спал.

А через полчаса всё было кончено. Капрал всё-таки обманул Хлою.

Отдавать тело могильщикам она не захотела. Она уже видела, как те обращаются с мёртвыми, когда хоронили её мать, поэтому упокоила его в той самой яме в углу двора.

Спустя несколько недель, когда мирная жизнь в городе стала налаживаться и наконец прекратились обыски и репрессии, Хлоя решила установить на могиле памятник, но увидела там пробившийся из-под земли росток. И это было лучше, чем холодный мрамор, и даже лучше, чем деревянный крест.

Хлоя ухаживала за ростком, как за ребёнком, и со временем тот вырос, превратившись в тополь. Теперь это был стройный, статный красавец, который, несмотря на свой семидесятилетний возраст, выглядел по-прежнему молодым.

*  *  *

– Вот так-то, дружочек, – сказала старуха. Похлопав по стволу дерева, она собрала кофейные чашки на поднос.

День уже скатился к вечеру, стемнело.

– Сейчас эти идиоты начнут палить салютом, – продолжила она. – Представляешь, они до сих пор верят, что по улицам во время войны бегали стаи бездомных собак и пожирали трупы. Чушь! Собак съели в первую очередь. Кроме тех, которых успел спасти ветеринар. А мертвецов закапывали в котлованах на Плесковых пустырях – там, где потом разбили сад с каруселями. Когда я прохожу мимо этого позорища, каждый раз слышу, как хрустят под ногами человеческие кости.

– Вы все чудовища! – прокричала старуха, как только в небе над её головой начали расцветать огни фейерверка. Судя по всему, она обращалась к жителям Кройцбурга, но те, поглощённые праздником, её не слышали. Похоже, чудовища вообще не способны слышать людей.

Посвящается жертвам этой войны.

Май 2022, Санкт-Петербург.

Развернуть

story рассказ сказки середины зимы доброта Юлия Гладкая Новый Год праздник 

Новогоднее настроение

Истории,рассказ,сказки середины зимы,доброта,Юлия Гладкая,Новый Год,праздник


Предновогодний город заполнился суетой. Надрывно звучали клаксоны автомобилей, застрявших в пробках. Шумел людской поток, втекающий и вытекающий из прозрачной пасти торгового центра. Трещал мороз.
Данил возвращался домой с работы. С бывшей, теперь уже, работы. Эдакий подарочек, свободный полёт, без спасибо и премии. Он старался не думать, что сейчас в их маленьком, но уютном офисе, накрывают на стол. Света режет салаты, а Никита шаманит над коктейлями. Теперь этот привычный мир стал Данилу чужим.
Он конечно мог бы остаться, но зачем? Чтобы друзья отводили глаза, или Иннокентий Петрович похлопал его по плечу, приговаривая, мол все к лучшему Данька, все к лучшему.
Кто-то торопливый толкнул Данила в плечо, и обида, смешенная со злостью, всколыхнулась, готовая выплеснуться на случайного человека.
- Ой простите, я такая растяпа, вам не больно? – девушка смахнула пушистой синей варежкой со лба прядь золотистых волос, выбившихся из-под неуклюжей шапки с бомбоном и улыбнулась, демонстрируя щель между передними зубами, чуть выдающимися вперед.
Данил зло взглянул на неё. Шапка как у маленькой девочки, варежки эти волосатые. Куртка в абстрактных пятнах, показалась заляпанной и грязной, а сама девушка, улыбающаяся просто так, странной.
«Дура какая-то», - ругнулся про себя Данил и молча обошел девушку стороной.
Она не увязалась за ним, и Данил отчего-то разозлился еще больше. Он огляделся, ища на ком бы сорвать злость, наорать, чтобы полегчало, испортить праздник. Но люди мелькали, охваченные предпраздничной суетой. С елками, с продуктами, с блестящими коробками, скрывающими в своих недрах подарки, шли мимо Данила, и никто не обращал на него внимания, словно тот стал пустым местом.
Данилу захотелось взвыть. Он зло сплюнул в серый, перемолотый в кашу, снег и задумался. Куда ему, в таком-то настроении, да в Новый год?
- Кому праздника, веселья и радости?! – послышался зычный голос уличного торговца, - Бери себе и про друга не забудь! Качество гарантировано, настроение – огонь! А ну подходите! Только сегодня и только у нас!
Данил недоуменно огляделся. Он приготовился увидеть палатку с надписью «Салюты и Фейерверки», но вместо этого обнаружил только множество людей, толкущихся возле одинокого прилавка.
- Женщина! Вы куда лезете? – возмущался мужичок в вязаной шапке, уже купивший картонку с тортом и вялую пихточку, - Я сюда первый подошел, займите очередь!
- Ага, разбежалась, - огрызнулась дамочка в ярком пуховике, - У меня дети! – она дернула за руку пухлощекого малыша лет пяти, и тот словно по команде заревел, – Видите, видите?! Вот что вы наделали?! - завелась она, сверля взглядом обладателя пихты.
- Да дайте ей уже упаковку, и пусть идет! - выкрикнул старичок, уже ухвативший коробочку того самого, заветного нечто.
- Простой какой! - старушка смело ткнула в дедка клюкой, - Сам то уж доволен, а другим пусть и не достанется?!
- Тьфу на вас… – мягко отреагировал дедок и юркнул прочь, унося покупку.
Данил удивленно озирался, такой вот толчеи он не видел уже давно. Полки в магазинах заполняли различные товары, фрукты и овощи круглый год, хоть наши, хоть заморские, бери - не хочу. Так что же так старались приобрести горожане?
- Простите, - он обратился к уставшей женщине в запотевших очках, - а что тут продают?
- Новогоднее настроение, - вздохнула женщина, даже не взглянув на Данила, - Такая очередина, мне опять не достанется. Всегда так, - пожаловалась она непонятно кому.
Тем временем счастливые обладатели сияющих коробок с Новогодним настроением старались выбраться из толпы и поскорее вернуться домой, пока заряд этого самого настроения не иссяк.
Лица людей становились хитрыми, в глазах искрилось ликование, словно каждый, кто выстоял очередь и приобрел у торгаша порцию радости, украл миллион, или даже еще лучше - выиграл.
Поправив шапку, сползающую на лоб, Данил обошел кругом толпу покупателей, пытаясь найти конец очереди. Тщетно. Все еще ревел малыш, словно сороки переругивались тетки в центре очереди, кто-то сетовал что дают по одной коробке в руки, а у него семья большая, вдруг всем не хватит.
Данил и не заметил, как его охватил ажиотаж. Руки так и чесались вклиниться в очередь и, прорвавшись к невидимому продавцу, выхватить из его рук свою долю счастья. Или чего там расфасовано?
Он отошел подальше, примериваясь, с какой стороны лучше зайти.
- Осторожней сынок, скользко тут, – старческий голос прямо за спиной заставил Данила вздрогнуть. Он обернулся и с удивлением уставился на бабульку.
Замотанная шалью, в теплом тулупе и валенках, она притулилась в темном закоулке между магазином и жилым домом. Прямо перед ней на обыкновенной табуретке стояли невзрачные банки, укрытые разноцветными лоскутками и перевязанные тонкими резинками.
- Вы что, тут торгуете? – удивился Данил, огляделся, но покупателей не заметил.
- Ну как торгую? Раздаю помаленьку. Зато все свое, домашнее, свежее, - старушка беззубо улыбнулась.
- А что раздаете? – Данил оглянулся, надеясь, что торговец еще на месте. Толпа, вроде бы, схлынула, и нужно было не упустить шанс.
— Так, Новогоднее настроение раздаю, - ответ бабульки дошел до Данила не сразу. А когда понял, то недоверчиво прищурился.
- Что, прям как там? – он ткнул пальцем в сторону толпы.
- Да какой там, - бабка отмахнулась, и Данил усмехнулся - ясное дело, что у старушки самопал, - Там-то все фабричное, китайское. Сверкает знатно, горит, трепещет, да только не греет.
- А у вас греет? – уточнил Данил.
- Греет сынок, я же говорю, у меня домашнее, свое. Понимаешь?
- Ага, - кивнул Данил и возликовал, увидев свободное место в очереди, - Спасибо! – крикнул он и ринулся вперед.
Через четверть часа склок, ругани и злости, он спешил домой, но теперь уже не просто так, а получив свое Новогоднее настроение. В яркой, блестящей коробке, шуршащее и жаркое, такое, от которого прям ух!

Куранты пробили полночь и Данил, залпом осушив бокал игристого, открыл коробку и, следуя инструкции, отошел на два метра.
Кругом засияло, запело, заискрилось. Данил задохнулся от восхищения, вот оно – чудо! Потом еще грохнуло, посыпались конфетти, и пищащие звуки, как из игрушки на батарейках пропиликали нечто одухотворенное.
Данил впитывал чудо кожей, пожирал глазами, ловил каждый пищащий звук. Но вот пищалка скрипнула и смолкла, конфетти упали на пол, а сияние исчезло.
Данил еще пару минут посидел в ожидании, надеясь, что сейчас все снова начнется, но ничего не произошло. Он осторожно приблизился к коробочке и заглянул внутрь. Несколько цветных бумажек, лопнувший шарик, истекающий зеленой жижей с запахом хвои, и пластиковая пищалка - вот и все, что пряталось в коробочке.
- Сволочи, - зло выдохнул Данил и, не сдержавшись, пнул коробку, потом поднял ее и снова швырнул на пол.
Зеленая жидкость брызнула, заляпывая линолеум и оседлая мелкими каплями на стене.
Данил схватил гадкое, поддельное настроение и, выскочив в подъезд, ринулся к мусорке.
Открыв зловонный зев мусоропровода, он швырнул коробку и зло хлопнул крышкой, мол, вот тебе! Спустившись по ступеням, он обнаружил, что дверь в квартиру захлопнулась.
- С Новым годом! – воскликнул звонкий голос за его спиной.
Данил обернулся и хмуро уставился на девушку. Ту самую дурочку в нелепой шапке. Она стянула пушистые синие варежки, сунула руку в карман и протянула Данилу мандарин:
– С Новым счастьем, - добавила она.
- Спасибо, - буркнул Данил, принимая мандарин.
- А я гуляла, - зачем-то сказала ему девушка, - а теперь иду домой. У меня там Новогоднее настроение.
- Удачи, - криво усмехнулся Данил, вспоминая прилипшие к закуске конфетти и пятна на полу, – Она вам понадобится.
- Да? Хорошо-то как! – обрадовалась девушка, - А пойдёмте его вместе откроем?
- Спасибо, я свое уже открыл. – Данил попытался пройти мимо собеседницы, - Такая гадость если честно!
- Да что вы? - удивилась девушка, - А старушка говорила, оно домашнее, самое лучшее. Вы у нее брали?
Данил помотал головой.
- Так это же другое дело! – обрадовалась девушка, - Пойдёмте скорее! - она схватила Данила за рукав и потянула за собой, на этаж выше.
Данил шел, потому что других планов у него не было, и думал, что девушка все же дура.
Но вот стоило ему переступить порог, как он почувствовал - чудеса существуют.
В воздухе плавал аромат чего-то сладкого и, до ужаса, родного – бабушкиных пирожков. Данил улыбнулся, вспомнив старушку возле печи, стряпающую для внучка сладкие пирожки. А еще звенело, тихо, но славно, так бренчали бубенцы на санях, тогда, в детстве. И радость, и сказка, и девушка в свете люстры оказалась очень милой. Даже забавная шапка удивительно шла ей придавая немного хулиганский вид. Пятнистая куртка оказалась с романтичными пушистыми облаками, а щелка между зубами, напоминала Данилу о какой-то знаменитости.
- Чувствуете? – прошептала девушка, - Ведь я еще не смотрела, что там внутри, только под елку поставила, а счастье уже тут. Кстати, вы пирожки любите? А то я напекла с вареньем, а мне одной столько не съесть.
- Очень, - кивнул Данил, вглядываясь в сияющие глаза девушки, любуясь ее доброй улыбкой и ощущая, что этот, новый год будет во сто крат лучше всей его прежней жизни.
А банку они с Катей так и не открыли.

Автор: Юлия Гладкая
Развернуть

Маша Бабко сибирская мышка новости много букв 

Мария Бабко впервые рассказала о себе


«Надоело бояться своего имени»: героиня детского порно Мария Бабко впервые рассказала о себе

Мария Бабко, которая стала известной из-за публикации своих откровенных детских фотографий, впервые рассказала о жизни после скандала, травле сверстников и попытках покончить с собой. Ее рассказ опубликовал портал «Сметана».

Мария стала жертвой фотографа-педофила Сергея Кропочкина, основателя порностудии «Сибирские мышки». С 2001 года он заманивал школьниц в свою студию, где снимал их на фото или видео. В 2014 году суд признал его виновным в 145 эпизодах педофилии и отправил в тюрьму на 14 лет.

Бабко, которая снималась у Кропочкина, когда ей было 10-11 лет, стала самой известной из «сибирских мышек». Ее фотографии утекли в интернет и распространились среди пользователей. Девочка стала настоящей знаменитостью, сама того не желая.

Сейчас ей 20 лет. Бабко рассказала, что попала на съемки 10 лет назад. Подруга ее подруги позвала на съемки рекламы детской одежды, но попросила ничего не говорить родителям. Первая фотосессия была в одежде, но потом «все пошло и поехало дальше». Родители ничего не подозревали.

«Встречались мы с ним в назначенном месте, подальше от людей. Чтобы не видели, что мы садимся в машину и уезжаем куда-то. То есть врать было очень легко на самом деле – детям верят. А в-третьих, все это длилось не так долго – его скоро задержали и родители просто не успели ничего заподозрить. Как он нам объяснял, [заказы на фото и видео] приходили из-за рубежа. Из разных стран от разных людей, которые «любят детей» и любят смотреть на маленьких девочек больше всего заказов было именно на меня», — рассказала Бабко.

Мария до сих пор не может ответить на вопрос, почему втянулась в съемки. По ее словам, Кропочкин платил приличные деньги, и девочки ему доверяли. Он общался со школьницами и вне съемок, помогал деньгами, отвозил при необходимости. Педофила задержали, когда отец одной из «актрис» нашел у нее деньги.

«Никто до сих пор не знает, как все это «богатство» попало в интернет. Многие писали, мол, это менты слили, потому что это у них все было. Многие говорят, что это сами заказчики. И тогда все боялись родителей, а потом, когда все это в интернет всплыло, тогда уже все. Уже пелена, на жизни крест», — предполагает Бабко.

Она больше не общалась с другими девочками, которые снимались у Кропочкина. В прошлом году он прислал ей письмо из колонии. Мужчина хотел условно-досрочного освобождения и попросил девушек написать, что они снимались у него по своей воле.

После того, как снимки утекли в интернет, жизнь Бабко превратилась в кошмар. Девочки называли ее «проституткой», а мальчики унижали и травили. За это время она успела сменить пять школ. В Новосибирском речном колледже, куда она поступила после девятого класса, Бабко начала травить и администрация.

«Меня вызывают в администрацию колледжа и начинают мне фотографии показывать. Поворачивают ко мне монитор, листают фотографии и типа: «Это что такое?». Я говорю: «Вы, блин, чего, мне 16 лет, вы зачем мне это показываете? Звоните в прокуратуру, пусть они вам все это рассказывают, вы вообще не имеете права меня в это носом тыкать». Ну и я ушла, прямо в тот день. Продержалась где-то до третьей пары и просто ушла. У меня психика не выдержала», — рассказала девушка.

Она сумела закончить вечернюю школу, где «всем было пофиг». За это время Бабко трижды пыталась покончить с собой, но каждый раз ее спасали. Сейчас она собирается «жить для себя».

«Шлейф этой истории тянется до сих пор, и я не знаю, что с этим делать. Это как-то надо убирать. Хотя, я понимаю, он будет преследовать меня всю мою жизнь. Я смирилась. Я не пережила ничего такого сверхъестественного, многих насилуют, и похуже вещи делают. А со мной случилось то, что со мной случилось, потому что я была тупорылым ребенком», — заявила девушка.

В ближайшее время девушка хочет получить образование – возможно, стать психологом. Сейчас ей периодически предлагают секс за деньги или съемки в порно. Некоторые узнают на улице и просят сфотографироваться, но Мария отказывает.

https://smetana.media/masha-babko/&attribute_insert_1&
Развернуть

Отличный комментарий!

>>>«Меня вызывают в администрацию колледжа и начинают мне фотографии показывать. Поворачивают ко мне монитор, листают фотографии и типа: «Это что такое?».


А это товарищ администратор, зачёты автоматом, или я звоню в прокуратуру и вы сядете за хранение ЦП.
rok32 rok3207.03.201919:33ссылка
+91.3

добрые картинки бабушка 

добрые картинки,бабушка
Развернуть

Отличный комментарий!

Где вы таких бабушек и дедушек находите? У моих единственноая реакция на хобби не связанное с учёбой была - "опять своей хуйнёй занимаешься, иди лучше уроки учи"
black_Dragon black_Dragon05.08.202219:52ссылка
+38.7

рассказ story Mactep_XyeB писанина хуёвый_конкурс песочница 

История про Мастера Хуёв

Дорогой дневник. У меня всё хорошо. Ну, относительно.

Сегодня опять был насыщенный, но однообразный день. Когда я проснулся, мать опять кричала, что я ёбнулся со своим онэми. Грозилась забрать мою Хацуне Мику и Лену, сказала, что я никто, звать меня никак, что я ничего не добьюсь. Это напомнило мне о том, что её год как уже нет, а я живу совсем один. Позавтракал как обычно, говяжьим дошиком. Заварил так, что аж обои отклеиваются. Сосед сверху даже сказал про себя "ух бля". В панельном доме все всё обо всех, но ни о чём конкретно. Рано утром, ещё не рассвело, а я под дождём иду в свою шарагу. Промочил ботинок так, как ни одна тянка от меня не потечёт. Дорога потеряла ещё немного асфальтного тоннажа. Её увозят будто. Как когда я в Европе жил, тоже пласты срезали, что чернозём на Украине. Кстати об этом, слышал лидер Северной Кореи реально хороший человек, идёт в сторону свобод и благ для своего народа в стране оранжевых тонов коммунизма. Разве что некоторые всё-же ровнее, но не суть.

В шараге как обычно. Препод по химии люто описывал свойства элементов, широко размахивая руками. "Это", говорит, "наикрутейший металл! Всем металлам металл! 4600 градусов, мать его, цельсия!" Кто-то на вал наматывается, кто-то паяльником жжёт руки. Дебилы, блять. Но я не такой как все, я умный и хороший. Но девушкам нужны козлы гоповатые, не понимают меня совсем. Одна отрада в компашке, за которой я слежу в сторонке. У них высокоинтеллектуальные мемы про говно, дрочку, трапов и моё любимое анимэ. Жаль я так и не смог с ними заговорить. Ещё поносили пикабу и нашу власть, про игоры немного, про комиксы, все новости в мире сразу. Один обещал скинуть другим секретные что-то там. Только, говорит, работает у нас только с ви пи эн. Надо посмотреть, что это такое. Какой-то чувак с фонариком и в мотоциклетной маске для ралли пририсовывал картинкам усы и сиськи. Другой, длинноволосый, рассказывал всё о какой-то дремучей фентези. Красиво, но слишком долго. В туалете мне предложили 20 баксов за своё мастерство, я и согласился. Однако пока я приходил в себя, он сбежал. Но я запомнил его имя, странное такое, Оглаф. Ещё и про паука-сосаря что-то бубнил, и про слитый сюжет. Короче, даже фотки первой, второй, третьей и так далее красавиц универа не впечатлили. Я слышал есть ещё отдельные клубы по всякой тематике, от любителей конного спорта до фанатов вселенной пафоса. Местный коммунист, либерал и Навальнист опять сцепились вне своего клуба, за что их сверху облили водой, не очень чистой. Потом пришёл большой дядя и больше этих троих никто не видел. Хотя, кажется они просто напялили усы и очки, будто это и не они вовсе. Скрываются, видимо. Ах да, говорят, сегодня будет даноновая сходка, где все будут равны. Но думаю опять выделяться двое своей токсично-розовой краской.

На обратном пути встретил очень много кошек. Их милота неплохо скрашивала мрачные картины ушедшего СССР нашего малого городка. Бабки у подъезда спорили о том, наркоман всё-таки я или проститутка. Сосед опять сверлил под "От винта". Я примерил новую позовую ночнушку с кружевами, но укололся о кактус. Молодожёны сверху заварили чай. Я принял таблетки от депрессии, деменции, аллергии, сердца, туберкулёза, грибка, гриппа, неврастении, тремора, давления и много чего ещё. Увы, но мои молодые годы приключений как в "Невероятная жизнь Уолтера Митти" уже прошли. Но все эти самые разнообразные приключения для меня как родные.

Ах да, дорогой дневник, у меня всё-же есть особенная новость! Я нашёл новый сайт, называется ДжойРеактор! И знаешь, дорогой дневник, он идеально мне подходит! Что не гляну, ну всё обо мне! А если и не обо мне, то такое знакомое. И всё это вместе так весёло, так живо! Нет, скорее не живо, а...

Жизненно!
Развернуть

#Реактор литературный Александр богданов рассказ story утренняя минька 

Властелин шаров

Реактор литературный,разное,Александр богданов,рассказ,Истории,утренняя минька

— Дети мои, идите ко мне...

Старик лежал на кушетке под тёплым пледом, закрыв глаза. Его жена вздохнула:

— Все здесь, милый.

Не открывая глаз, тот прохрипел:

— И Лосяш тут? И Нюша? Копатыч?

Дети отзывались на имена.

— Крош тут? А Гусен? А где Лисяша?

Он закашлял.

Жена обняла округлое тело мужа.

— Ну, милый, успокойся! Тебе вредно волноваться.

Откашлявшись, старик продолжил:

— Да чего уж тут... Я своё пожил... От дедушки ушёл, от бабушки ушёл, а от смерти не уйдёшь...

Он поёрзал, чтобы повернуться к жене, и улыбнулся.

— Как и от тебя не смог уйти.

Лиса вспомнила их первую встречу.

Он важно катился по тропинке. Золотистый шарик — точно маленькое солнце. Лиса зачарованно глядела на его плавные движения, и незнакомое чувство разгоралось в груди.

Вот он запрыгнул ей на нос и заявил, что ото всех ушёл, и от неё тоже уйдёт. Но Лиса лишь шепнула: «Не уходи...»

Дед с бабкой, злые языки, всё переврали: мол, Лиса съела его. Какое кощунство!

Колобок снова закашлялся. Минуты три Лиса осторожно хлопала по горбатой спине.

— Прости меня, что изменял тебе...

— Молчи, глупый! Мне не за что тебя прощать!

Через год после их встречи родилась дочка. Рыжая, как мать, и круглая, как отец. Айболит только головой качал, да бормотал про доминантные гены. Мудрёные слова какие-то!

Колобок любил дочь так же сильно, как и жену. Всё время играл с ней, учил кататься и прыгать. И он мечтал, чтобы Лиса народила множество лисят-шариков. Но Айболит ошарашил новостью: больше Лисе не быть мамой.

Долго Колобок кручинился, а потом Медведица родила Копатыча. И пошло-поехало: чуть не весь лес обрюхатил золотой шар...

— За что на тебя злиться? Ты же так хотел детей. Для меня каждый — как родной! Ведь в них твоя частичка. Как я могу злиться?

Он мягко сжал её руку.

— Спасибо, милая... Ты — самая лучшая. А теперь уходите все. Дети мои, живите долго, множьтесь по миру. Пусть род Колобков процветает и здравствует! А мне пора на покой... Я уже вижу чёрную старуху с косой...

Дети понуро выкатились, Лиса тихо вышла следом.


***

— Папа, папа! Со мной никто не хочет играть!

— Что такое, малышка? Кто тебя обижает?

— Бараш! Я с ним только поиграть хотела, а он!

Бараш лежал на поляне без признаков жизни. «Малышка» всхлипнула пару раз и заревела в три ручья. Отец набрал в ладони её слёз, подкатился к Барашу и опрыскал его. Тот зашевелился.

— Ладно, дочка, мы что-нибудь придумаем, как тебе с другими играть... Чтобы они замертво не валились.

Она перестала плакать и улыбнулась.

Круглая, как отец. Чёрная, как мать.

И с маленькой острой косой в руках.

Автор: Александр Богданов
Развернуть
В этом разделе мы собираем самые смешные приколы (комиксы и картинки) по теме Бабка рассказ (+1000 картинок)