Комрады, траил в описания, но вышел маленький рассказ, быть может кто-то из вас снова макнёт меня в дерьмо

То что не выбросишь

Я помню те маленькие занавески в пол окна на кухне дома моих родителей. Моя мама нигде не работала, она целый день крутилась по дому. Но эти занавески всегда были в жёлтых жирных пятнах, ни от того, что она их не стирала, а от того, что нас у неё было четверо – все девочки, ну и папа. Так что на газовой плите постоянно что-то готовилось. За многие годы светло-зелённая ткань впитала в себя частички всей той вредной, брызгающей в разные стороны маслом, пищи, что мама так часто готовила. Панкейки, тосты с джемом и мёдом, обжаренные стейки, индейка, курица, все эти запахи смешивались и оседали в недрах жаккардовой ткани. И если ты в детстве достаточно близко приблизишься к ним, то даю гарантию, ты вспомнишь все то, что ел в этот день.
На плите шкварчит яичница с беконом, мама складывает нам завтраки в школу, папа пьет кофе и водит шариковой ручкой по клеточкам кроссворда в толстой газете, которую нам бросают в почтовый ящик каждую неделю.
Папа говорит.
- Горы в Пиренеях, пять букв?
Мама смотрит на мою старшую сестру, та отвечает.
- Ането.
Кстати теперь она работает геодезистом.
- Подходит.
Папа продолжает.
- Бланк в отделе кадров, пять букв?
- Они такого не знают.
Я говорю.
- Есть открытые буквы?
- Нет, - говорит папа.
Мама вопросительно смотрит на меня и говорит.
- Первая «А».
- Автобиография?
- Пять букв, - говорит сестра.
- Анкета, - говорит папа.
Мама ставит перед нами бумажные пакеты с нашими обедами.
- Дорогой, - и протягивает ему тарелку с яичницей.
Когда он будет надевать свою куртку с номером автомастерской на спине, она поцелует его. Каждый раз, каждое утро, а затем папа повезёт нас в школу, а мама останется дома с двойняшками.
Папа умрёт от инфаркта, когда мне будет семнадцать.
В тридцать один у меня родиться первый сын, но я не буду сидеть дома, у меня будет достаточно много денег, что бы оплачивать няню. А мой муж, не будет спускаться завтракать с нами, когда он не в разъездах, он спит до обеда.
Потом у моей мамы станет совсем плохо с глазами, и я заберу её к себе.
Сегодня тот день, когда мы разбираем старые вещи родителей. Мои дети, дети моих сестёр, их мужья, все они ходят по дому, где прошло наше детство, прикасаются к вещам, которые уже давно не прикасаются к нам.
Мой сын позовёт меня.
- Мам, с этим, что делать?
Когда я подойду, он покажет мне на коробку с надписью «кухня». В ней среди кастрюль, посуды и разной мелочевки, я найду и аккуратно сложенные выцветшие занавески. Я поднесу их к лицу, так чтобы мои губы и нос коснулись прохладной накрахмалиной ткани.
Мой сын будет удивлённо смотреть на меня.
Занавески больше не пахнут старым въевшимся жиром, они пахнут тем дешёвым порошком, с которым мама стирала все наши вещи в детстве, мои, моих сестёр, папы, свои.
Я отниму их от лица, и на них останутся два мокрых пятнышка. Мой десятилетний сын спросит.
- Мам, что это?
Из всех тех немногих вещей, что я заберу из дома родителей, буду и эти старые занавески. И пусть они не подходят к интерьеру, и мой муж будет смеяться надо мной, а гости все время обращать на них внимание, но до тех пор пока я жива, они будут висеть на моей кухне. И хоть это глупо, но мои сёстры будут постоянно просить у меня эти занавески, хотя бы на время.