Результаты поиска по запросу «

как научится быстро читать писать

»

Запрос:
Создатель поста:
Теги (через запятую):



Реактор читающий песочница 

Доброго вам дня, коты!

 Так уж получилось что я тупой, но погодите перелистывать меня! Около года назад (по обстоятельствам известным только мне) я начал деградировать и причем очень сильно "ну и что с того? у меня тут пенсия урезана и вообще я диванный революционер, пшел нах!" возможно подумаете вы, но откуда мне знать? я ведь даун... Короче, мои интелекхуйальные способности неумолимо гасли и возможно, гаснут до сих пор. Все попытки противодействовать этому имели невероятный эффект НИХУЯ и мой не очень приятный глаз Саурона одновременно. Как люди складывают буквы в слова и из них в предложения чтобы написать то о чем думают и то зачем вообще собирались что-то написать? Это пиздец. Буду проще.
 Я далбаеб JinkerStraif и я вернулся с ровным нехуя результатом. Тесты на IQ стали показывать от 95 до 100 вместо старых, родных мне 117 - 121. Чтение книжек насыщает чтением книжек, но возможно я читал не то, вот список того что прочел.

 Терри Пратчетт (спасибо MagmaTrack'у за картинку которую я скину в комментариях): 

 "Стража! Стража!"                    "Цвет волшебства"                   "Мор, ученик смерти"
 "К оружию! К оружию!"             "Безумная звезда"                    "Мрачный жнец"
 "Ноги из глины"                        "Посох и шляпа"
 "Патриот"


Джордж Оруэл "1984"

Эрих Мария Ремарк "На западном фротне без перемен"


Джон Рональд Руэл Толкин: хуевые три части властелина колец и ахуенный "Хоббит или туда и обратно" 


Ду́глас Но́эль А́дамс "Автостопом по Галактике(сборник)" - моё мнение не вперлось, но последняя часть хуйня. 


Николай Васильевич Гоголь "Портрет" 


Саламатов Юрий Петрович "Как стать изобретателем" - избирательно по главам. 


Марк Гоулстон "Как разговаривать с мудаками" 


Python для детей, самоучитель по программированию - затупил на седьмой главе (КТО-НИБУДЬ ПОМОГИТЕ) 


Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. - Да, так и называется. К слову, это просто эпическобольшая книга, до сих пор читаю, а начал читать неделю назад, кажется. 

Конечно, сдобрил я всё это шахматами, пялился в облака (Очень хорошее занятие, между прочим) и пытался что-то да и написать и знаете чо выходило-то в конце? Представьте, что вы плюёте смачным харчком вниз, во время прыжка из самолёта без парашюта на только что произведённые коробки с лошадиными дилдо - вот итог. Но не буду соплю размазывать по вашим глазам и сразу покажу мини рассказик из ста - ста двух слов:


[-----------------------------------------------------------------------АХТУНГ!---------------------------------------------------------------------------]

жили-были дед со старухой и оба глупые. жили они и не тужили как вдруг нагрянул с небес гром и повалила молния дуб вековечный на жилища старика и старухи; разразились недосягаемые ливнем и потоп обрушился с горных рек волной, сели сошли и уничтожили огород сытный старушечий. Корова умерла в руках вампира. В общем и короче, потеряли всё по воле природы неукротимой старые. Были стары они и глупы "по воле божьей" пошли они в церковь помощи просить, но у церковных ворот во двор церковный остановил их монах и молвил им, мол, " по волей божьей нельзя сегодня" не препирались старики и ушли дорогой своей в место где был дом ихНИЙ. А утром нашли их обожженные тела после ударов молний. Ужасный человек и лжец сидел в своей кили и думал каким золотом украсить себя и сколько податей собрать бы завтра, да и каких оставить на пропитания рабам своим, кхм, божьим быстро поправился лжец, но его простить можно, ведь вот оно какое благодатное с небес полелось наказание всем неверующим сродни потопу библейскому, а на таком можно и короля с королевой вынудить переслать с казны денег на починку или в наглую заявить угрозой в сторону короны. одни лжецы угрожают другим. 


[-----------------------------------------------------------------------АХТУНГ!---------------------------------------------------------------------------]

Выдыхаюсь после пары слов и не получается даже намёка на сюжет выпердеть. 

Короче, принимал я и фенотрапил. Весь курс в один месяц покупается за 1300рублей, но предупреждаю, что лучше проконсультируйтесь с врачом, ведь я не проконсультировался и пропил целый курс из-за того что так говорили интернеты, а как итог не высыпался пол года и до сих пор рано встаю, но зато пока пил я прошел в шахматах против ИИ до 8 уровня и 9 почти отпиздил, но череда ПОШЕЛНАХУЙАНЕСВОБОДНОЕВРЕМЯ меня остановило. Поговаривали, что, мол, судоку неплохо помогает поднять айкью, но я научился быстро считать и складывать мелкие числа, и более менее быстро различать их и находить - через жопу результат, если короче. Тетрис играл часто ... просто играл в тетрис. 

Пока пишу хочу ещё раз подчеркнуто заявить что я далбаеб и прошу прощение перед людьми с которыми я вел себя как далбаеб и которые забыли уже всё и болт клали на эту мелочь. Простите меня. 

Реактор читающий,песочница


Я уже несколько раз забыл то что хотел написать, поэтому вот так вот и пишу, уж извините меня и за это. 

[-----------------------------------------------------------------------АХТУНГ!---------------------------------------------------------------------------]

Возвращаясь к проблеме насущной - дома уже забили хуй, ибо знают что так и должно быть, но я не собираюсь забивать хуй на себя. Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ТУПЫМ! НЕ ХОЧУ! 17 наркозов с 4-х лет меня медленно убивали, но последние два (промежуток между и первым и вторым была неделя) снесли последние остатки интеллекта.
Что-то я распизделся и не объяснил с чего это я решил что тупею и как определил отупел ли я и до какой степени:
По памяти. Память о себе прошлом, Сбитое внимание, забывчивость и откровенный идиотизм в виде доверчивости и скоростном принятие решений, не задумываясь могу и делаю хуйню, вижу всё "однобока". Реагирую быстрее чем успеваю осознать что среагировал и не могу держать внимание, взаимодействовать с чем-то и думать о чем-то другом или держать в памяти что-то одновременно не могу, не получается. Стал чувствительным к боли и ужасное желание сходить в качалку и откачиваться так чтобы до жопы не дотягиваться туалетной бумагой.

[-----------------------------------------------------------------------АХТУНГ!---------------------------------------------------------------------------]

Короче говоря, мне нужна помощь, очень нужна, потому что сам уже не справляюсь. 

  

Развернуть

пидоры помогите не умею читать нужна помощь ищу программу 

Пидоры, помогите! Не умею читать!

Лет дохуя, страдаю дислексией. Кто не знает, - это такая хуйня, когда буквы «прыгают» (особенность психики). К слову, прыгают только буквы, все остальное очень четко, поэтому и рисую и паяю и хрен чего только руками не делаю. Вот тут, кому интересно, (ссылка ниже) один добрый человек эмуляцию этой фигни сделал. Немного перестарался, но суть отражена верно. Короче, нужна удобная в обращении «читалка» сайтов голосом (сложно, и через жопу, я и сам умею) Нужно что-то попроще, чтобы, типа, сайт загрузил, нажал кнопочку (ну ладно, пару кнопочке), и у тебя озвучка текста пошла… Заранее спасибо всем сочувствующим и понимающим!

Дислексия (Вики): https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B8%D1%8F
Дислексия (эмулятор): http://crea7or.github.io/dyslexia-js/
Развернуть

Реактор читающий книги чтение библиотека 

Здравствуй, Реактор! Вот и подходит к концу очередной год.
Настала пора делиться прочитанным в уходящем году и просто советовать всем друг другу интересную литературу. Лично я добрался до многих давно откладываемых книг, и наиболее впечатлившие вы видите ниже.
HAMMER,Реактор читающий,книги,чтение,библиотека




    
Реактор читающий,книги,чтение,библиотека


 
Реактор читающий,книги,чтение,библиотека

Реактор читающий,книги,чтение,библиотека

Если кто-то ищет легкого чтива - Александр Зорич, трилогия "Завтра война"; Вадим Панов, пенталогия "Анклавы"; Михаил Успенский, трилогия "Приключения Жихаря". (То, что все авторы из СНГ - совпадение).

Вот, кстати, предыдущие посты "подведения итогов":
2012
2013
2014
2015
В прошлом году подобного поста, возможно, не было, или же стояли неподходящие теги (если был - киньте ссылку в комментарии), а гражданин solitary, ранее занимавшийся рубрикой, более полугода как <strike>канул в Лету</strike> не появляется на сайте, так что я взял на себя смелость создать подобный пост.

С наступающим, Реактор, и приятного чтения!
Развернуть

книги библиотека чтение Реактор читающий 

Господа, этот день настал! Некоторые из вас могут помнить то, что этот год подходит к своему закономерному концу. Из этого следует, что настало время для ежегодной рубрики «Реактор читающий»! Делитесь, господа! Делитесь всем, что прочитали за минувший год, в том числе и ранее. Всем, что достойно(а может и не очень) внимания. С наступающим!
Габриэль Гарсиа Маркес Сто лет одиночества [роман ],книги,библиотека,чтение,Реактор читающий
Развернуть

Чернобыль много текста Очень грустно Реактор читающий Людмила Игнатенко 

Отрывок из книги «Чернобыльская молитва. Хроника будущего» автора Светланы Алексиевич

«Я не знаю, о чем рассказывать... О смерти или о любви? Или это одно и то же... О чем?

... Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли... Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила... Не представляла... Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось... Все небо... Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть от того, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали пламя. Сбрасывали горящий графит ногами... Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар... Четыре часа... Пять часов... Шесть... В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать... Его любимые работы... Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит.) Иногда будто слышу его голос... Живой... Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет... И во сне... Это я его зову...

Семь часов... В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины: «Пропусти меня!» - «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо»


Держу ее: «Только посмотреть». «Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут». Я увидела его... Отекший весь, опухший... Глаз почти нет... «Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра». - «Но он не пьет молоко». - «Сейчас будет пить». Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют... Умрут... Но никто тогда этого не знал... В десять утра умер оператор Шишенок... Он умер первым... В первый день... Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые...

Спрашиваю: «Васенька, что делать?» - «Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок». А я - беременная. Но как я его оставлю? Просит: «Уезжай! Спасай ребенка!» - «Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим». Прибегает моя подруга Таня Кибенок... Ее муж в этой же палате... С ней ее отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком. Где-то три километра за городом... Покупаем много трехлитровых банок с молоком... Шесть - чтобы хватило на всех... Но от молока их страшно рвало... Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации. А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги... Перестали ходить электрички, поезда... Мыли улицы каким-то белым порошком... Я волновалась, как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации... Только военные ходили в респираторах... Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кульки с булочками... Пирожные лежали на лотках...

Вечером в больницу не пропустили... Море людей вокруг... Я стояла напротив его окна, он подошел и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты, уже стояли солдаты, нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолете в Москву, но нам нужно принести им одежду, - та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолет уже улетел... Нас специально обманули... Чтобы мы не кричали, не плакали... Ночь... По одну сторону улицы автобусы, сотни автобусов (уже готовили город к эвакуации), а по другую сторону - сотни пожарных машин. Пригнали отовсюду. Вся улица в белой пене... Мы по ней идем... Ругаемся и плачем... По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой теплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки... Брали с собой гитары, магнитофоны...

Плакали только те, чьи мужья пострадали.

Не помню дороги... Будто очнулась, когда увидела его мать: «Мама, Вася в Москве! Увезли специальным самолетом!» Но мы досадили огород (а через неделю деревню эвакуируют!) Кто знал? Кто тогда это знал? К вечеру у меня открылась рвота. Я - на шестом месяце беременности. Мне так плохо... Ночью сню, что он меня зовет, пока он был жив, звал меня во сне: «Люся! Люсенька!» А когда умер, ни разу не позвал. Ни разу... (Плачет.) Встаю я утром с мыслью, что поеду в Москву. Сама... «Куда ты такая?» - плачет мать. Собрали в дорогу и отца. Он снял со сберкнижки деньги, которые у них были. Все деньги.

Дороги не помню... Дорога опять выпала из памяти... В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники, и он нам сказал, я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно.

Шестая больница - на «Щукинской»...

В эту больницу, специальная радиологическая больница, без пропусков не пускали. Я дала деньги вахтеру, и тогда она говорит: «Иди». Кого-то опять просила, молила... И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением - Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я еще не знала, как ее зовут, ничего не запоминала... Я знала только, что должна увидеть его...

Она сразу меня спросила:

- У вас есть дети?

Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, ничего по мне незаметно. - Есть. - Отвечаю.

- Сколько?

Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один - все равно не пустит».

- Мальчик и девочка.

- Раз двое, то рожать, видно, больше не придется. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражен полностью...

«Ну, ладно, - думаю, - станет немножко нервным». - Еще слушай: если заплачешь - я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса. Но я знала, что уже отсюда не уйду. Если уйду, то с ним. Поклялась себе!

Захожу... Они сидят на кровати, играют в карты и смеются.

- Вася! - кричат ему.

Поворачивается:

- О, братцы, я пропал! И здесь нашла!

Смешной такой, пижама на нем сорок восьмого размера, а у него - пятьдесят второй. Короткие рукава, короткие штанишки. Но опухоль с лица уже сошла... Им вливали какой-то раствор...

- А чего это ты вдруг пропал? - Спрашиваю.

И он хочет меня обнять.

- Сиди-сиди, - не пускает его ко мне врач. - Нечего тут обниматься. Как-то мы это в шутку превратили. И тут уже все сбежались, и из других палат тоже. Все наши. Из Припяти. Их же двадцать восемь человек самолетом привезли. Что там? Что там у нас в городе. Я отвечаю, что началась эвакуация, весь город увозят на три или пять дней. Ребята молчат, а было там две женщины, одна из них, на проходной в день аварии дежурила, и она заплакала:

- Боже мой! Там мои дети. Что с ними?

Мне хотелось побыть с ним вдвоем, ну, пусть бы одну минуточку. Ребята это почувствовали, и каждый придумал какую-то причину, и они вышли в коридор. Тогда я обняла его и поцеловала. Он отодвинулся:

- Не садись рядом. Возьми стульчик.

- Да, глупости все это, - махнула я рукой. - А ты видел, где произошел взрыв? Что там? Вы ведь первые туда попали...

- Скорее всего, это вредительство. Кто-то специально устроил. Все наши ребята такого мнения.

Тогда так говорили. Думали.

На следующий день, когда я пришла, они уже лежали по одному, каждый в отдельной палате. Им категорически запрещалось выходить в коридор. Общаться друг с другом. Перестукивались через стенку... Точка-тире, точка-тире... Врачи объяснили это тем, что каждый организм по-разному реагирует на дозы облучения, и то, что выдержит один, другому не под силу. Там, где они лежали, зашкаливали даже стены. Слева, справа и этаж под ними... Там всех выселили, ни одного больного... Под ними и над ними никого... Три дня я жила у своих московских знакомых. Они мне говорили: бери кастрюлю, бери миску, бери все, что надо... Я варила бульон из индюшки, на шесть человек. Шесть наших ребят... Пожарников... Из одной смены... Они все дежурили в ту ночь: Ващук, Кибенок, Титенок, Правик, Тищура. В магазине купила им всем зубную пасту, щетки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила... Я удивляюсь теперь своим знакомым, они, конечно, боялись, не могли не бояться, уже ходили всякие слухи, но все равно сами мне предлагали: бери все, что надо. Бери! Как он? Как они все? Они будут жить? Жить... (Молчит). Встретила тогда много хороших людей, я не всех запомнила... Мир сузился до одной точки... Укоротился... Он... Только он... Помню пожилую санитарку, которая меня учила: «Есть болезни, которые не излечиваются. Надо сидеть и гладить руки».

Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить... Кто-то просил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками... Всегда на шестерых! В больницу... Сижу до вечера. А вечером - опять в другой конец города. Насколько бы меня так хватило? Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!! - Но там нет кухни. Как я буду им готовить?

- Вам уже не надо готовить. Их желудки перестают воспринимать еду. Он стал меняться - каждый день я встречала другого человека... Ожоги выходили наверх... Во рту, на языке, щеках - сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись... Пластами отходила слизистая... Пленочками белыми... Цвет лица... Цвет тела... Синий... Красный... Серо-бурый... А оно такое все мое, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить... Спасало то, что все это происходило мгновенно; некогда было думать, некогда было плакать.

Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились... Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются...

Клиника острой лучевой болезни - четырнадцать дней... За четырнадцать дней человек умирает...

В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелек, туфли, - все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее белье. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера, а тапочки сорок третьего. Одежду, сказали, может, привезем, а, может, и нет, навряд ли она поддастся «чистке». В таком виде я и появилась перед ним. Испугался: «Батюшки, что с тобой?» А я все-таки ухитрялась варить бульон. Ставила кипятильник в стеклянную банку... Туда бросала кусочки курицы... Маленькие-маленькие... Потом кто-то отдал мне свою кастрюльку, кажется, уборщица или дежурная гостиницы. Кто-то - досочку, на которой я резала свежую петрушку. В больничном халате сама я не могла добраться до базара, кто-то мне эту зелень приносил. Но все бесполезно, он не мог даже пить... Проглотить сырое яйцо... А мне хотелось достать что-нибудь вкусненькое! Будто это могло помочь. Добежала до почты: «Девочки, - прошу, - мне надо срочно позвонить моим родителям в Ивано-Франковск. У меня здесь умирает муж». Почему-то они сразу догадались, откуда я и кто мой муж, моментально соединили. Мой отец, сестра и брат в тот же день вылетели ко мне в Москву. Они привезли мои вещи. Деньги. Девятого мая... Он всегда мне говорил: «Ты не представляешь, какая красивая Москва! Особенно на День Победы, когда салют. Я хочу, чтобы ты увидела». Сижу возле него в палате, открыл глаза:

- Сейчас день или вечер?

- Девять вечера.

- Открывай окно! Начинается салют!

Я открыла окно. Восьмой этаж, весь город перед нами! Букет огня взметнулся в небо.

- Вот это да!

- Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду всю жизнь дарить цветы...

Оглянулась - достает из-под подушки три гвоздики. Дал медсестре деньги - и она купила.

Подбежала и целую:

- Мой единственный! Любовь моя!

Разворчался:

- Что тебе приказывают врачи? Нельзя меня обнимать! Нельзя целовать!

Мне не разрешали его обнимать... Но я... Я поднимала и сажала его... Перестилала постель... Ставила градусник... Приносила и уносила судно... Всю ночь сторожила рядом...

Хорошо, что не в палате, а в коридоре... У меня закружилась голова, я ухватилась за подоконник... Мимо шел врач, он взял меня за руку. И неожиданно:

- Вы беременная?

- Нет-нет! - Я так испугалась, чтобы нас кто-нибудь не услышал.

- Не обманывайте, - вздохнул он.

Я так растерялась, что не успела его ни о чем попросить.

Назавтра меня вызывают к заведующей:

- Почему вы меня обманули? - спросила она.

- Не было выхода. Скажи я правду - отправили бы домой. Святая ложь!

- Что вы наделали!!

- Но я с ним...

Всю жизнь буду благодарна Ангелине Васильевне Гуськовой. Всю жизнь! Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы... Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня». Американский профессор, доктор Гейл... Это он делал операцию по пересадке костного мозга... Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но ее костный мозг подошел лучше всех... (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать... Раньше не могла... Я десять лет молчала... Десять лет. (Замолкает.)

Когда он узнал, что костный мозг берут у его младшей сестрички, наотрез отказался: «Я лучше умру. Не трогайте ее, она маленькая». Старшей сестре Люде было двадцать восемь лет, она сама медсестра, понимала, на что идет. «Только бы он жил», - говорила она. Я видела операцию. Они лежали рядышком на столах... Там большое окно в операционном зале. Операция длилась два часа... Когда кончили, хуже было Люде, чем ему, у нее на груди восемнадцать проколов, тяжело выходила из-под наркоза. И сейчас болеет, на инвалидности... Была красивая, сильная девушка. Замуж не вышла... А я тогда металась из одной палаты в другую, от него - к ней. Он лежал уже не в обычной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной пленкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под пленку, вводить уколы, ставить катэтор... Но все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться... Отсовывать... И пробираться к нему... Возле его кровати стоял маленький стульчик... Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: «Люся, где ты? Люсенька!» Звал и звал... Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное белье... Все делали... Откуда там появились солдаты? Не спрашивала... Только он... Он... А каждый день слышу: умер, умер... Умер Тищура. Умер Титенок. Умер... Как молотком по темечку...

Стул двадцать пять - тридцать раз в сутки... С кровью и слизью... Кожа начала трескаться на руках, ногах... Все покрылось волдырями... Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос... Я пыталась шутить:

«Даже удобно. Не надо носить расческу». Скоро их всех постригли. Его я стригла сама. Я все хотела ему делать сама. Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него. Мне каждую минутку было жалко... Минутку и то жалко... (Долго молчит.) Приехал мой брат и испугался: «Я тебя туда не пущу!» А отец говорит ему: «Такую разве не пустишь? Да она в окно влезет! По пожарной лестнице!» Отлучилась... Возвращаюсь - на столике у него апельсин... Большой, не желтый, а розовый. Улыбается: «Меня угостили. Возьми себе». А медсестра через пленочку машет, что нельзя этот апельсин есть. Раз возле него уже какое-то время полежал, его не то, что есть, к нему прикасаться страшно. «Ну, съешь, - просит. - Ты же любишь апельсины». Я беру апельсин в руки. А он в это время закрывает глаза и засыпает. Ему все время давали уколы, чтобы он спал. Наркотики. Медсестра смотрит на меня в ужасе... А я? Я готова сделать все, чтобы он только не думал о смерти... И о том, что болезнь его ужасная, что я его боюсь... Обрывок какого-то разговора... У меня в памяти... Кто-то увещевает: «Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. Вы же не самоубийца. Возьмите себя в руки». А я как умалишенная: «Я его люблю! Я его люблю!» Он спал, я шептала: «Я тебя люблю!» Шла по больничному двору: «Я тебя люблю!» Несла судно: «Я тебя люблю!» Вспоминала, как мы с ним раньше жили... В нашем общежитии... Он засыпал ночью только тогда, когда возьмет меня за руку. У него была такая привычка: во сне держать меня за руку... Всю ночь...

А в больнице я возьму его за руку и не отпускаю... Ночь. Тишина. Мы одни. Посмотрел на меня внимательно-внимательно и вдруг говорит:

- Так хочу увидеть нашего ребенка. Какой он?

- А как мы его назовем?

- Ну, это ты уже сама придумаешь...

- Почему я сама, если нас двое?

- Тогда, если родится мальчик, пусть будет Вася, а если девочка - Наташка.

- Как это Вася? У меня уже есть один Вася. Ты! Мне другого не надо. Я еще не знала, как я его любила! Он... Только он... Как слепая! Даже не чувствовала толчков под сердцем... Хотя была уже на шестом месяце... Я думала, что он внутри меня мой маленький, и он защищен... О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал. Не догадывался... Пускали меня медсестры. Первое время тоже уговаривали: «Ты - молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе». Я, как собачка, бегала за ними... Стояла часами под дверью. Просила-умоляла... И тогда они: «Черт с тобой! Ты - ненормальная». Утром перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывают через пленку: «Беги!». На час сбегаю в гостиницу. А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. Ноги у меня до колен посинели, распухли, настолько я уставала... Пока я с ним... Этого не делали... Но, когда уходила, его фотографировали... Одежды никакой. Голый. Одна легкая простыночка поверх. Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки его кожи, прилипают. Прошу:

«Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не покинула наверху шва, складочки». Любой шовчик - это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. Никто из медсестер не мог подойти, прикоснуться, если что-нибудь нужно, зовут меня. И они фотографировали... Говорили, для науки. А я бы их всех вытолкнула оттуда! Кричала бы! Била! Как они могут! Все мое... Все любимое... Если бы я могла их туда не пустить! Если бы... Выйду из палаты в коридор... И иду на стенку, на диван, потому что я их не вижу. Говорю дежурной медсестре: «Он умирает». - Она мне отвечает: «А что ты хочешь? Он получил тысяча шестьсот рентген, а смертельная доза четыреста. Ты сидишь возле реактора». Все мое... Все любимое. Когда они все умерли, в больнице сделали ремонт... Стены скоблили, взорвали паркет и вынесли... Столярку.

Дальше... Последнее... Помню вспышками... Обрыв...

Ночь сижу возле него на стульчике... В восемь утра: «Васенька, я пойду. Я немножко отдохну». Откроет и закроет глаза - отпустил. Только дойду до гостиницы, до своей комнаты, лягу на пол, на кровати лежать не могла, так все болело, как уже стучит санитарка: «Иди! Беги к нему! Зовет беспощадно!» А в то утро Таня Кибенок так меня просила, молила: «Поедем со мной на кладбище. Я без тебя не смогу». В то утро хоронили Витю Кибенка и Володю Правика... С Витей они были друзья... Мы дружили семьями... За день до взрыва вместе сфотографировались у нас в общежитии. Такие они наши мужья там красивые! Веселые! Последний день нашей той жизни... Такие мы счастливые! Вернулась с кладбища, быстренько звоню на пост медсестре: «Как он там?» - «Пятнадцать минут назад умер». Как? Я всю ночь у него. Только на три часа отлучилась! Стала у окна и кричала: «Почему? За что?» Смотрела на небо и кричала... На всю гостиницу... Ко мне боялись подойти... Опомнилась: напоследок его увижу! Увижу! Скатилась с лестницы... Он лежал еще в барокамере, не увезли... Последние слова его: «Люся! Люсенька!» - «Только отошла. Сейчас прибежит», - успокоила медсестра. Вздохнул и затих... Уже я от него не оторвалась... Шла с ним до гроба... Хотя запомнила не сам гроб, а большой полиэтиленовый пакет... Этот пакет... В морге спросили:

«Хотите, мы покажем вам, во что его оденем». Хочу! Одели в парадную форму, фуражку наверх на грудь положили. Обуть не обули, не подобрали обувь, потому что ноги распухли... Парадную форму тоже разрезали, натянуть не могли, целого тела уже не было... Все - рана... В больнице последние два дня... Подниму его руку, а кость шатается, болтается кость, тело от нее отошло... Кусочки легкого, кусочки печени шли через рот... Захлебывался своими внутренностями... Обкручу руку бинтом и засуну ему в рот, все это из него выгребаю... Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить... Это все такое родное... Такое любимое... Ни один размер обуви невозможно было натянуть... Положили в гроб босого...

На моих глазах... В парадной форме его засунули в целлофановый мешок и завязали... И этот мешок уже положили в деревянный гроб... А гроб еще одним мешком обвязали... Целлофан прозрачный, но толстый, как клеенка... И уже все это поместили в цинковый гроб... Втиснули... Одна фуражка наверху осталась...

Съехались все... Его родители, мои родители... Купили в Москве черные платки... Нас принимала чрезвычайная комиссия. И всем говорила одно и то же, что отдать вам тела ваших мужей, ваших сыновей мы не можем, они очень радиоактивные и будут похоронены на московском кладбище особым способом. В запаянных цинковых гробах, под бетонными плитками. И вы должны этот документ подписать... Если кто-то возмущался, хотел увезти гроб на родину, его убеждали, что они, мол, герои и теперь семье уже не принадлежат. Они уже государственные люди... Принадлежат государству. Сели в катафалк... Родственники и какие-то военные люди. Полковник с рацией... По рации передают: «Ждите наших приказаний! Ждите!» Два или три часа колесили по Москве, по кольцевой дороге. Опять в Москву возвращаемся... По рации: «На кладбище въезд не разрешаем. Кладбище атакуют иностранные корреспонденты. Еще подождите». Родители молчат... Платок у мамы черный... Я чувствую, что теряю сознание. Со мной истерика: «Почему моего мужа надо прятать? Он - кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?» Мама:

«Тихо, тихо, дочечка». Гладит меня по голове... Полковник передает:

«Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика». На кладбище нас окружили солдаты... Шли под конвоем... И гроб несли... Никого не пустили... Одни мы были... Засыпали моментально. «Быстро! Быстро!» - командовал офицер.

Даже не дали гроб обнять... И - сразу в автобусы... Все крадком... Мгновенно купили и принесли обратные билеты... На следующий день. Все время с нами был какой-то человек в штатском, с военной выправкой, не дал даже выйти из гостиницы и купить еду в дорогу. Не дай Бог, чтобы мы с кем-нибудь заговорили, особенно я. Как будто я тогда могла говорить, я уже даже плакать не могла. Дежурная, когда мы уходили, пересчитала все полотенца, все простыни... Тут же их складывала в полиэтиленовый мешок. Наверное, сожгли... За гостиницу мы сами заплатили... За четырнадцать суток...

Клиника лучевой болезни - четырнадцать суток... За четырнадцать суток человек умирает...

Дома я уснула. Зашла в дом и повалилась на кровать. Я спала трое суток... Приехала «Скорая помощь». «Нет, - сказал врач, - она не умерла. Она проснется. Это такой страшный сон».

Мне было двадцать три года...

Я помню сон... Приходит ко мне моя умершая бабушка, в той одежде, в которой мы ее похоронили. И наряжает елку. «Бабушка, почему у нас елка? Ведь сейчас лето?» - «Так надо. Скоро твой Васенька ко мне придет». А он вырос среди леса. Я помню сон. - Вася приходит в белом и зовет Наташу. Нашу девочку, которую я еще не родила. Уже она большая. Подросла. Он подбрасывает ее под потолок, и они смеются... А я смотрю на них и думаю, что счастье - это так просто. Я сню... Мы бродим с ним по воде. Долго-долго идем... Просил, наверное, чтобы я не плакала... Давал знак. Оттуда... Сверху...

(Затихает надолго.)

Через два месяца я приехала в Москву. С вокзала - на кладбище. К нему!

И там на кладбище у меня начались схватки... Только я с ним заговорила... Вызвали «Скорую»... Рожала я у той же Ангелины Васильевны Гуськовой. Она меня еще тогда предупредила: «Рожать приезжай к нам». На две недели раньше срока родила...

Мне показали... Девочка... «Наташенька, - позвала я. - Папа назвал тебя Наташенькой». На вид здоровый ребенок. Ручки, ножки... А у нее был цирроз печени... В печени - двадцать восемь рентген... Врожденный порок сердца... Через четыре часа сказали, что девочка умерла... И опять, что мы ее вам не отдадим! Как это не отдадите?! Это я ее вам не отдам! Вы хотите ее забрать для науки, а я ненавижу вашу науку! Ненавижу! Она забрала у меня сначала его, а теперь еще хочет... Не отдам! Я похороню ее сама. Рядом с ним... (Молчит.)

Все не те слова вам говорю... Не такие... Нельзя мне кричать после инсульта. И плакать нельзя. Потому и слова не такие... Но скажу... Еще никто не знает... Когда я не отдала им мою девочку... Нашу девочку... Тогда они принесли мне деревянную коробочку: «Она - там». Я посмотрела... Ее запеленали... Она в пеленочках... И тогда я заплакала: «Положите ее у его ног. Скажите, что это наша Наташенька».

Там, на могилке не написано: Наташа Игнатенко... Там только его имя... Она же была без имени, без ничего... Только душа... Душу я там и похоронила...

Я прихожу к ним всегда с двумя букетами: один - ему, второй - на уголок кладу ей. Ползаю у могилы на коленках... Всегда на коленках... (Бессвязно). Я ее убила... Я... Она... Спасла... Моя девочка меня спасла, она приняла весь радиоудар на себя, стала как бы приемником этого удара. Такая маленькая. Крохотулечка. (Задыхаясь) Она спасла... Но я любила их двоих... Разве... Разве можно убить любовью? Такой любовью!!... Почему это рядом? Любовь и смерть... Вместе... Кто мне объяснит? Ползаю у могилы на коленках... (Надолго затихает).

...В Киеве мне дали квартиру. В большом доме, где теперь живут все, кто с атомной станции. Квартира большая, двухкомнатная, о какой мы с Васей мечтали. А я сходила в ней с ума! В каждом углу, куда ни гляну - везде он... Начала ремонт, лишь бы не сидеть, лишь бы забыться. И так два года... Сню сон... Мы идем с ним, а он идет босиком... «Почему ты всегда необутый?» - «Да потому, что у меня ничего нет». Пошла в церковь... Батюшка меня научил:

«Надо купить тапочки большого размера и положить кому-нибудь в гроб. Написать записку - что это ему». Я так и сделала... Приехала в Москву и сразу - в церковь. В Москве я к нему ближе... Он там лежит, на Митинском кладбище... Рассказываю служителю, что так и так, мне надо тапочки передать. Спрашивает: «А ведомо тебе, как это делать надо?» Еще раз объяснил... Как раз внесли отпевать дедушку старого. Я подхожу к гробу, поднимаю накидочку и кладу туда тапочки. «А записку ты написала?» - «Да, написала, но не указала, на каком кладбище он лежит». - «Там они все в одном мире. Найдут его». У меня никакого желания к жизни не было. Ночью стою у окна, смотрю на небо: «Васенька, что мне делать? Я не хочу без тебя жить». Днем иду мимо детского садика, стану и стою... Глядела бы и глядела на детей... Я сходила с ума! И стала ночью просить: «Васенька, я рожу ребенка. Я уже боюсь быть одна. Не выдержу дальше. Васенька!!» А в другой раз так попрошу: «Васенька, мне не надо мужчины. Лучше тебя для меня нет. Я хочу ребеночка». Мне было двадцать пять лет...

Я нашла мужчину... Я все ему открыла. Всю правду - что у меня одна любовь, на всю жизнь... Я все ему открыла... Мы встречались, но я никогда его в дом к себе не звала, в дом не могла... Там - Вася... Работала я кондитером... Леплю торт, а слезы катятся... Я не плачу, а слезы катятся... Единственное, о чем девочек просила: «Не жалейте меня. Будете жалеть, я уйду». Я хотела быть, как все...

Принесли мне Васин орден... Красного цвета... Я смотреть на него долго не могла... Слезы катятся...

...Родила мальчика. Андрей... Андрейка... Подруги останавливали: «Тебе нельзя рожать», и врачи пугали: «Ваш организм не выдержит». Потом... Потом они сказали, что он будет без ручки... Без правой ручки... Аппарат показывал... «Ну, и что? - думала я. - Научу писать его левой ручкой». А родился нормальный... красивый мальчик... Учится уже в школе, учится на одни пятерки. Теперь у меня есть кто-то, кем я дышу и живу. Свет в моей жизни. Он прекрасно все понимает: «Мамочка, если я уеду к бабушке, на два дня, ты дышать сможешь?» Не смогу! Боюсь на день с ним разлучиться. Мы шли по улице... И я, чувствую, падаю... Тогда меня разбил первый инсульт... Там, на улице... «Мамочка, тебе водички дать». - «Нет, ты стой возле меня. Никуда не уходи». И хватанула его за руку. Дальше не помню... Открыла глаза в больнице... Но так его хватанула, что врачи еле разжали мои пальцы. У него рука долго была синяя. Теперь выходим из дома: «Мамочка, только не хватай меня за руку. Я никуда от тебя не уйду». Он тоже болеет: две недели в школе, две дома с врачом. Вот так и живем. Боимся друг за друга. А в каждом углу Вася. Его фотографии... Ночью с ним говорю и говорю... Бывает, меня во сне попросит: «Покажи нашего ребеночка». Мы с Андрейкой приходим... А он приводит за руку дочку... Всегда с дочкой... Играет только с ней... Так я и живу... Живу одновременно в реальном и нереальном мире. Не знаю, где мне лучше... (Встает. Подходит к окну). Нас тут много. Целая улица, ее так и называют - чернобыльская. Всю свою жизнь эти люди на станции проработали. Многие до сих пор ездят туда на вахту, теперь станцию обслуживают вахтовым методом. Никто там не живет. У них тяжелые заболевания, инвалидности, но работу свою не бросают, боятся даже подумать о том, что реактор остановят. Где и кому они сегодня нужны в другом месте? Часто умирают. Умирают мгновенно. Они умирают на ходу - шел и упал, уснул и не проснулся. Нес медсестре цветы и остановилось сердце. Они умирают, но их никто по-настоящему не расспросил. О том, что мы пережили... Что видели... О смерти люди не хотят слушать. О страшном...

Но я вам рассказывала о любви... Как я любила...»


Людмила Игнатенко, жена погибшего пожарника Василия Игнатенко
Развернуть

Истории длиннопост критика пытаюсь писать фантастика песочница 

Подкорректированный вариант обоих частей.

Можете представить себе одновременно самую скучную и самую увлекательную работу в Троемирье? Один день ты заполняешь бумажки и пишешь отчёты; а следующий уже носишься по неизведанному лабиринту, полному ловушек и всевозможных проклятий, в поисках Того на что нельзя Смотреть. Но как найти, если нельзя взглянуть?
Ну, издержки профессии.
Ну так о чём я ? Ах, да.. Вы думаете это риторический вопрос? Вовсе нет. Такая профессия и правда существует. В Первом мире её называются, кажется, «Оказание всевозможной помощи всевозможным личностям» (далее Бюро). В Нулевом и Втором мирах она зовётся проще - Волшебник.


На обычном, слегка поскрипывающем стуле, в офисе среднего размера, разместилась тучная фигура мужчины. Эту фигуру внушительных размеров звали Кумо, как он только что представился. Голос его, кстати, был не менее странный, чем его появление в помещении минуту назад. Не было ни стука, ни звука шагов, даже стул, который каждый раз так раздражающе поскрипывал, стоило кому-то на него сесть, не издал не единого звука. Фигура просто возникла, и не заговори она, хозяин, скорее всего, не скоро бы заметил гостя у себя в офисе.
- Кумо… Моё имя,- проговорил гость снова, тем же жутким и отсутствующим басом, что и несколько секунд назад,- и нужна мне…
Рослый мужчина вдруг замолчал, и замер. Лицо, на удивление доброе, для такой угрожающей комплекций, превратилось в застывшую маску. Ноздри перестали двигаться, как они движутся при дыхании. Веки совсем не дёргались и даже не пытались сомкнуться, а губы так и замерли, будто бы всё еще произносили последнею букву. И только маленькие, словно две серые бусинки, глаза бегали вверх-вниз. Так обычно бегают глаза у школьника, который стоя у доски, пытается вспомнить забытую строчку стихотворения. Или у кассира, который пытается вспомнить цену какого-то товара, который так редко спрашивают, что он и забыл о его существовании.
-Уборная? Страховка?- произнёс мужчина, сидящий по другую сторону стола, и всё еще пытаясь отойти от шока.
Незнакомец даже не пошевелился, продолжая метаться глазами по помещению.
- Помощь?- продолжал гадать мужчина. Собеседник резко оживился и сфокусировал взгляд на мужчине.
- Да, точно. Простите, забыл язык… снова. – Губы незнакомца скривились, усиленно пытаясь изобразить улыбку.
Жуть,- отметил про себя хозяин офиса, продолжая бегать глазами по гостю, отмечая в памяти все мелочи, просто так…на всякий случай.
- Помощь, хорошо. Тогда вы точно по адресу. Какого рода вам нужна помощь?- Мужчина выпрямился в кресле, и на ощупь стал искать свой блокнот.
Стоит отметить, что это был не простой блокнот, а толстый, в хорошем переплёте, блокнот. Блокнотище одним словом На обложке красовался странный символ. Обычный человек, посмотрев на него, не заметил бы ничего необычного и через секунду забыл бы даже очертания рисунка. Почему? Да всё просто. Это был символ Магии, вернее один из её символов. Один из 7. Он был расположен точно по центру блокнота, и представлял собой некое подобие пентаграммы, только наклонённой в бок.
- Поиск,- твёрдо произнёс возможный работодатель.
- Хорошо, хорошо. Поиск чего или,- он слегка замялся, подняв взгляд на здоровяка напротив.
- Чего…именно Чего. Хозяину нужно это «Чего».- Голос Кумо на последнем слове, можно было сравнить с раскатом грома в полной тишине.
- О, хорошо! Просто отлично,- более оживлённо заговорил сидящий в кресле,- а то знаете, я не слишком люблю искать «кого», обычно это сулит неприятности.
Внезапно в комнате раздался странный звук, похожий на завывание в старом подвале, где, по мнению всех ближайших детишек, живут призраки. Мужчина смущённо взглянул на своего гостя, и слегка покраснев, произнёс:
- Простите, ради Бога. Не ел с самого утра. Знаете, а вы не против продолжить разговор в каком-нибудь баре? Я знаю один тут неподалёку, отбивные там просто отпад.
Пока громоздкая фигура обдумывала ответ, мужчина уже оказался у дверей, держа в руках блокнот и куртку, висевшую на вешалке по соседству.
- Ах, да.. Какой я болван, совсем забыл представиться. Я Энтони Трикс, - произнёс мужчина, протягивая руку уже оказавшемуся рядом гостю,- для друзей просто Тони.

- Так что нужно искать?- произнёс я, набивая рот новой порцией картошки, поэтому, думаю, вышло что-то вроде: «Таф фто нуфто ифвать?».
- Это артефакт. Очень ценный для моего хозяина,- начал объяснять Кумо, глядя в пустую тарелку перед ним. Он так ничего и не заказал.- Эта вещь, она круглая и блестит, и лежит на каменном столе.
- А название у этой вещи есть? - Что-то в его словах показалось мне неладным.- И если у вас какие-нибудь предположения, где она может быть?
Что-что, а чуять неладное я научился еще в детстве, в приюте. Наверное, потому-что слишком часто попадал в различные передряги, и после каждой обещал себе, что в следующий раз послушает своё предчувствие. Эх, если бы…
- Он не собран, а значит, называться не может,- мгновенно произнёс здоровяк, будто ожидал именно этот вопрос,- И эта вещь там.
На этих словах, массивная голова опустилась, как бы указывая направление - вниз.
По моей спине пробежали ледяные мурашки, а к горлу подобрался ком чего-то твёрдого и неприятного. Нулевой мир. Странный громила отправлял меня в Ноль.
- О, стоп-стоп. Прости приятель, но ты не по адресу. Там внизу есть парни, которые тебе помогут, а я туда не сунусь,- поспешно выговорил я, протягивая руку к своей куртке и уже вскакивая с места.
И тут до меня дошло. Тихо.… Вокруг было слишком Тихо. Не так тихо, как в пустой комнате или в моём офисе в обычные дни. Это была мрачная и давящая тишина. И еще кое-что: вокруг не было ни души. Два часа дня, бар в одном из многолюдных районов города, а вокруг ни одного человека. Даже бармен, смуглый тип с недоброй улыбкой, и блестящей лысиной куда-то пропал.
Магия. Я угодил в мощное окутывающие заклятие. А может и целое под-измерение, но когда?
- Наверное, сразу после того как официантка принесла мне заказ,- мысленно отметил я про себя, уже во всю перебирающий варианты спасения своей шкуры.
Волшебником я, конечно, был не второсортным, но тягаться с кем-то, кто без видимых усилий сотворил нечто подобное, у меня не было ни малейшего желания.
- Сядьте. Мы не закончили,- громыхающий бас вырвал меня из лабиринта мыслей,- Детали. Нужно их обговорить.
- Нет, здоровяк, мы закончили,- запротестовал я, поднимаясь со стула,- и не о каких деталях речи быть не может. Выпусти меня и я пойду обратно в офис переписывать отчёты.
- Нет. Ты выслушаешь. Ты найдёшь. Ты выполнишь,- в каждое из этих слов было вложено столько жестокости и угрозы, что я невольно вздрогнул
- Иначе что?
- Ты умрёшь,- более снисходительно произнёс Кума, но в глазах его мелькнуло, буквально на долю секунды, кровожадное безумие, словно у дикого зверя.- Очень мучительно,- тем же снисходительным тоном добавил он.
Моё тело внезапно обмякло, и я рухнул обратно в кресло, стараясь отогнать комок в горле, обратно туда, откуда он пришел, и привести в порядок биение своего сердца.
- Я слушаю,- наконец выдавил я из себя, после долгой паузы.

Я сидел за столиком в баре, находящимся не далеко от моей работы, и всматривался в лица окружающих меня людей. На них явно было удивление, даже скорее шок. Думаю это из-за тех нецензурных выкриков, что только что вырвались из моего рта.
- Чёрт, нужно было так вляпаться. Хотя чего я удивляюсь, сегодня же седьмое число.
Пожав плечами, я поднялся, отсчитал несколько купюр и, оставив их на столе, двинулся обратно в офис, обмозговывая всё произошедшее в голове.
Забыл представиться. Я Энтони Трикс, моя профессия - волшебник. Да-да, не смейтесь, именно то, что я только что сказал. У меня даже диплом Чародейского Университета есть. Молнии, шары пламени, древние свитки – для меня это обычная рутина. Но ради бога, я вам клянусь, у меня нет ручной совы, и выбирала меня вовсе не шляпа. Еще одно: я не ношу мантий, нет, конечно, она у меня есть, но я больше предпочитаю рубашки. Люблю рубашки.
Так вот, сейчас я работаю в Бюро, и наш девиз звучит примерно так: «Поможем с чем угодно, кому угодно», и да, я сам его придумал. Понятно и лаконично. Как следует из девиза, мы помогаем людям, ну на самом деле не только людям, а всем кто к нам приходит. Завёлся призрак? Пропала важная вещь? Докучают магические твари или кажется, будто бы за вами следят? Тогда вы наш потенциальный клиент. И если вам послышались нотки иронии в моём голосе, то знайте, у вас нет проблем со слухом. Обычно к нам приходят психи, шутники, и те, кто хочет поговорить с покойными мужьями или бабками. Изредка, конечно, бывают по-настоящему стоящие дела, но это огромная редкость.
Я уверен, вы задаётесь вопросом: «А зачем это волшебникам?». Ответ: Не имею не малейшего понятия, лично я, допустим, отбываю своё наказание, за инцидент 10-ти летней давности. Но на курсах нам впаривали что-то вроде «Если вы владеете огромной силой, то и ответственность на вас огромная», кажется это из какого-то фильма, но я не уверен.
Так о чём я? А, именно сейчас мне подвернулось, к несчастью, настоящее дельце. Судя по обещаниям от нанимателя, награда будет огромной, а если не справлюсь…. Ну, в общем, у меня будет отмазка не являться на собрание в этот четверг, и на любое другое собрание вообще. Почему я не отказался? Ну, наниматель был очень убедителен, его аргументами были огромное туловище и пара довольно жутких заклятий. Но главная проблема заключалась не в этом…


- КУДА ТЫ СОБРАЛСЯ?- взорвалась фурия по имени Эшли, -ТЫ В СВОЁМ УМЕ,ТОНИ?
На самом деле Эш довольно миловидная девушка, когда не орёт на тебя, или не пытается вырвать твоё горло голыми руками. Её 26 и у неё прекрасная фигура. Достаточно симпатичные формы, волосы каштанового оттенка. Но всё это блекло в сравнении с её глазами. Ясные, чистые, и такие голубые. В них хотелось просто окунуться и утонуть. Уж мне вы можете поверить, я в глаза разбираюсь, я же всё-таки волшебник. Одета она была в серую юбку, чуть выше колен, и блузку с таким вырезом, что оставалось достаточно места для фантазии.
- По тише, пожалуйста. Я же ясно выразился. К тому же это ненадолго…- сказал я в четных попытках успокоить её, но было уже поздно
- Я не разрешаю тебе,- отрезала она.
- Ты не мой босс, а я не твой подчинённый,- парировал я.
- Это слишком опасно, к тому же мы не знаем об этом существе ничего. Как и о том, что он приказал тебе найти.
- Какая разница? Зайти-найти-забрать-выйти. Это совсем не сложно,- попытался притвориться идиотом я.
Кого я пытаюсь обмануть? То, что мне поручил здоровяк-колдун, кроме как самоубийством, и назвать по-другому тяжело. Спуститься в Ноль и…
Кстати, Ноль это сокращённое название для Нулевого мира. Миров вообще существует Три, отсюда и название нашего измерения - Троемирье. Нулевой, так называемый «подземный мир» или «сторона теней». Туда входят королевства различных не самых мирных существ, а так же Ад, Тартар, Чистилище и много других увлекательных и жизненно опасных мест. Далее следует Первый мир, это наш с вами, так называемый «земной» или «средний». Он служит своего рода мостом между Нулевым и Вторым, а так же населён наиболее слабыми существами (людьми в частности, хоть и в меньшем проценте, чем вам кажется). И последний – это Второй мир, пристанище ангелов, богов, волшебников и так далее…Можете не надеяться, это не светлое и радостное место, и оно, так же как и Нулевой мир поделено на множество различных частей под разными властями. На самом деле оно еще опаснее.
Если в подземном мире вас просто убьют и выпотрошат, а затем оставят на вечные муки, то наверху вас сначала обманут, используют, и только потом убьют. А что будет с вашей душой? Лучше не спрашивайте, правда.
Спуститься в Ноль и украсть из какого-то древнего храма, находящегося на задворках пространства, какое-то блюдо, явно представляющее магическую ценность и хорошо охраняемое. Вот они, будни Волшебника.
- Не строй из себя еще большего идиота,- чуть спокойнее произнесла она,- это все равно очень опасно. Как ты в этом ввязался?
- Понятия не имею, но ведь сегодня 7-е,- на этих словах Эш понимающе вздохнула,- Так ты поможешь?
- Куда я денусь?- наигранно трагически произнесла она, и села обратно в своё кресло,- Сейчас поищу доступные проходы.
Как бы она не злилась на меня, и чтобы я не натворил, я точно знаю только одно: Она всегда мне поможет. Есть не так много людей, которых я был бы готов назвать «другом», но Эшли определённо одна из них.
- Стоп. Что значит «еще большего»?
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Я вышел из душа, обернутый в полотенце, и не торопясь направился к шкафу. Квартира у меня не самая большая, и уютной назвать её очень сложно. С другой стороны большинство моих «коллег» живут в башнях и подземных сетях пещер, так что я предпочитаю думать, что мне еще повезло. Такие квартиры выдаются всем членам Бюро, и оплачивать что-либо не нужно, считайте это подарком за все мучения в Университете Чародеев.
Моя спальня не покажется вам хоромами, тут есть два шкафа, один для одежды, а второй полностью забит книгами. Кровать, не слишком большая, да и не зачем, ведь девушки у меня нет; Ах, да, еще здоровый деревянный сундук, стоявший прямо напротив кровати. Он был доставлен прямо в Университет Чародеев, с запиской, что должен принадлежать именно мне и никому другому. Помнится я обрадовался тогда, ведь я в жизни не получал никаких подарков, но меня смущал символ изображённый на его крышке. Повёрнутая пентаграмма. Символ Магии Смерти.
Символов существует Семь, они олицетворяют основные магические школы. Конечно, существуют и другие, но их символы либо менее распространены, как у Временной Магии, так и отсутствуют вовсе. Например, у магии связанной с мёртвыми - Некромантии.
Символом Огня было изображение Солнца, и магия этой школы служила в основном для нападения. Её преподавали в Университете на «Основах магической защиты» и курсе «Дуэль, как часть мира Волшебников».
Символом Земли был рисунок двух скал, заключённых в круг. Магию земли использовали больше для защиты, но с её разрушительностью спорить было тяжело. Лично мне всегда казалось, что в бою она не слишком эффективна. Слишком много энергии она требовала, а я бою времени на отдышку тебе не дадут.
Символом Воды была идеально нарисованная Капля, заключённая в круг. Магия, связанная с использованием Воды была сложнее и требовала не столько энергии, сколько хорошей концентрации. Она часто использовалась Знахарями и Провидицами, но и в бою её можно было вполне успешно применять.
Символом Воздуха стало изображение Торнадо, с широким верхом, несколькими изгибами и сужающимся в основании. Мне всегда казалось, что художники и маги, чертившие этот символ, старались придать ему как можно больше движения. И правильно, потому что Магия Воздуха чаще всего используется для того что бы быстро переместиться или переместить какой-либо объект. Некоторым волшебникам даже удаётся использовать телепортацию, но это большая редкость.
На Символе Молнии, точно посередине круга, изображался столб света, олицетворявший ударившею в землю молнию. Это была самая дикая и «жизни лишающая» школа. Чаще всего она использовалась именно для нападения, и в редких случаях для создания световых шоу.
И Символ Леса, ну или Деревьев. Зовите, как хотите. Эту школу магии я не любил больше всего, и в её освоении преуспел меньше всего. Она требовала огромной концентрации и наличие растительности поблизости. В городе, как вы понимаете, с этим были проблемы. На самом символе был изображён какой-то древний, давно исчезнувший цветок. Какой-нибудь профан в ботанике, типа меня, обязательно подумал бы, что это цветок лотоса.

Вы могли заметить, что каждую школу Магии я оцениваю со стороны полезности в драке, но это только потому, что я считаюсь Боевым Магом, и, выполняя некоторые свои обязанности, предпочитаю полагаться на короткие и нетребовательные заклятья.
И Седьмой Символ. Это Магия Смерти, и нет, это не метафорическое значение. Всадник лично принёс эту магию в мир, для целей известных только ему. Чародеи не очень любили эту школу, но она не была запрещена, поскольку являлась одной из первозданных. Если другие Шесть символов можно было менять местами, то Смерть всегда упоминалась именно Седьмой.
Число «7» у Волшебников вообще не в почёте, оно приносит им неудачу. И чем больше сила Волшебника, тем больше эти неудачи. Большинство «великих» Чародеев 7-го числа каждого месяца предпочитало вообще не пользоваться Магией.
У Магии Смерти было одно весомое отличие – она служила исключительно для разрушения и убийства. Например, считающаяся самой разрушительной – Магия Земли, способна к созидательным действиям. Ходило немало рассказов о том, как Чародеи создавали целые Замки только с помощью одной Магии Земли. Огонь, хоть и обжигает, но так же способен давать тепло. А Молния использовалась, как источник энергии за долго до появления электричества. О двойственности Воды так же нельзя забывать. Она является лучшим проводником между мирами, а о целебных свойствах воды известно всем; Но, скажем, Лёд, вода изменившая форму, всегда являлся опасным оружием в умелых руках. У Смерти это отсутствовало, она являла собой чистую квинтэссенцию ужаса, разрушения и убийства. Уж я-то это знаю не понаслышке….
Я был отмечен Магией Смерти при рождении. Иногда так совпадает, что Чародей рождается под определённым Символом. Этому служит целая совокупность факторов, дат, звёзд, генов родителей и так далее.
Мой День Рождения пришёлся на 7 июля 1977 года. Выглядит это как: 7.07.77.
Ужасно, правда? Но я с этим давно смирился и стараюсь не обращать внимания на эту проклятую цифру вовсе.
И, кстати, не пугайтесь, мне всего 24, но поскольку почти всю жизнь я провёл в других Мирах, где время течёт по своему, вышло вот такое несоответствие.
Открыв шкаф, первым делом я вытащил рабочею шкатулку, и положил её на кровать.
Это была деревянная, не высокая коробка, длиной, примерно, чуть больше метра. На крышке, с двух сторон, виднелись выдолбленные прямо в дереве символы. Огонь и Земля. Не подумайте, это вовсе не для красоты. Символ Земли отвечал за защиту содержимого, а Символ Огня, ну, за хорошую прожарку любого кто захочет открыть шкатулку, не спросив меня.
Я выудил из шкафа чёрную футболку, с логотипом «Бэтмена» на груди, какие-то потрёпанные джинсы и одну из своих рубашек с длинным рукавом.
Надев брюки и футболку, я обернулся к шкатулке. Закрыв глаза и вытянув левую руку вперёд, я сконцентрировался на двух символах, по краям крышки.
Изображения заискрились, и крышка отворилась, с характерным для неё звуком.
Я осторожно вытащил содержимое и расправил в руках. Это была лёгкая, металлического цвета, кольчуга. И в свете лампы могло показаться, будто бы метал в сплетениях искриться. Всё было не так, вернее кольчуга и правда сияла, но вовсе не из-за металла.
В неё были вплетены десятки защитных заклинаний, и изготовлена она была только с одной целью: Защитить носителя от вредоносных заклинаний прямого действия.
Попутно, кстати, она неплохо защищала от пуль и не слишком сильных ударов холодного оружия.
Такие «бронежилеты» выдавались всем сотрудникам «Бюро», но начальство не очень любило, когда их портили.
Я облачился в кольчугу, прямо поверх футболки, и повернулся к зеркалу. Защиты не было. Нет, я, конечно, чувствовал присутствие сотен магических сплетений у себя на теле, но глаза мои ничего не видели.
Я накинул рубашку и, решив, что застёгивать пуговицы не обязательно, двинулся в гостиную.
В гостиной у меня, как всегда, царил полный хаос. По всему полу были разбросаны коробки из-под еды, книги и старые документы, вперемешку с газетами и вырезками статей. На диване было свёрнуто одеяло, и выставленная колонна чашек, которые было так лень уносить на кухню.
Но больше всего гостей, всё-таки, смущали горы книг. Они буквально были в каждом углу. Возле дивана, на кофейном столике, под кофейным столиком. Целые Пизанские Башни из книг были возведены тут и там.
И большинство из них уже давно были прочитаны.
У меня не было определённого любимого жанра или автора. Я просто брал книгу и начинал читать её. Это было моим единственным развлечением, за исключением, конечно же, выпивки, в мои редкие выходные.
С захламлённого кофейного столика я поднял два небольших предмета и взглянул на них, в своей ладони. Это был не большой кулон, с вдетой в него чёрной нитью, и кольцо, которое было нанизано на другую чёрную нить.
Кулон был серебряного цвета, а на его лицевой стороне был выгравирован знакомый Символ, преследовавший меня повсюду. Если открыть кулон, то можно было увидеть две пожелтевшие фотографии. На одной половинке был мужчина средних лет, интеллигентного вида, и причёской точь-в-точь как моя. На второй фотографии была женщина лет 27-29, и если бы кто-то увидел эту фотографию, то тот час бы воскликнул: «Боже, да у тебя её глаза».
Оба портрета улыбались, глядя на меня с фотографий.
Это были единственные изображения моих родителей. Я их совсем не знал, и с пелёнок рос в различных приютах и интернатах, пока один чародей, после ужасного инцидента, не забрал меня во Второй мир, в Университет Чародеев.
Кулон, казалось, едва заметно пульсировал у меня в ладони, и отдавал мягким теплом в пальцы.
Я глубоко вздохнул и перевёл взгляд на второй предмет. Это было полностью чёрное кольцо, с небольшого размера камнем в оправе. В отличие от кулона кольцо лежало неподвижно, и из него буквально сочился холод. И что-то еще, что я никогда не мог понять или, хотя бы, ощутить достаточно чётко.
Глядя на кольцо, в моей памяти начали всплывать ужасные воспоминания: о хозяйке этого кольца; О том, что она нашептывала мне, и что заставляла видеть.
Перед глазами появился день, когда он получил это кольцо и распрощался с ней.
День, когда сгорел его дом.
День, когда он впервые убил человека.
День, когда он узнал своё предназначение и тут же забыл его.
День, когда закончилась его старая жизнь, и началась новая, как будущего Волшебника.

Это было 7 Июля. Его 14-ый День рождения, который он праздновал в Приюте. Он жил там уже 7 лет. Его перевели сюда после ряда странных происшествий в прошлом Детском доме, где он жил.
Юный Тони никогда не любил свой День рождения, ведь по сути это был обычный день. Та же работа, та же еда, те же издёвки, только с перерывами на «Ой, как ты вымахал-то, малыш Трикстер».
Да, у Тони с детства было прозвище, привязавшееся к нему на всю жизнь.
Трикстер - звали его дети в Детском доме, как издевательская форма над его фамилией.
- Привет, Трикстер , - произнёс знакомый голос за спиной.
- Я же просил не называть меня так, - отозвался я, вытаскивая вымытую тарелку из раковины, и кладя её на стол.
- Знаю. Но мне все равно, - весело ответил голос за спиной.
- Может, хотя бы с посудой поможешь? – не оборачиваясь, произнёс я.
- Не-а, - с еще большим задором ответил голос.
- Ну и сучка же ты, Морана, - обернувшись, наконец, выпалил я с напускной злобой, хоть на лице у меня и сияла улыбка.

Внезапной звонок в дверь вырвал меня из воспоминаний, которые я каждый день пытаюсь спрятать глубже в память.
Простояв еще секунду, я быстрым движением надел оба предмета на шею и, спрятав под футболку, поспешил открыть двери.
Послышался еще один звонок, но я уже успел открыть дверь.
- Привет, Кейси, - с улыбкой произнёс я, глядя на девушку, которая с трудом достаёт до звонка, хоть и стоит на носочках.
- О, наконец-то, - отозвалась девушка, переводя взгляд со звонка на меня,- Здорова, Трикстер. Пустишь?
- Я просил не называть меня так, - отходя в сторону, произнёс я.
Девушка мигом прошмыгнула в мою квартиру, направившись прямиком на кухню.
- Значит, ты будешь моим Проводником?
- Уг-ху, - отозвалась Кейси, которая уже принялась уничтожать продукты в моё холодильнике.
Развернуть

книги чтение библиотека Реактор читающий 

Доброго времени суток, ребятки-реакторчане! Совсем скоро очередной год окажется позади, а это значит, что настало время для нашей ежегодной рубрики "реактор читающий"(вернее, пытающейся стать оной). Так что, делитесь абсолютно любой литературой, которую Вы прочли за уходящий год, а может и несколько ранее. Нам все интересно.

ИЛЬЯ Двенадцать стульев Р У с к л лее,книги,чтение,библиотека,Реактор читающий

Развернуть

крипота стори story многобукаф песочница я не умею писать теги лал 

Я немного повернут на оружии, а также всяких стратегиях выживания, тактическом снаряжении, биноклях, фонариках и пр. Такого добра у меня много, а жемчужина коллекции – винтовка Ремингтон 700-ой модели. К ней есть парочка оптических прицелов – один помощнее, другой послабее. Не то что бы я псих какой-нибудь, но, скажем так, мне нравится чувствовать себя готовым к неприятностям в наше неспокойное время. Довелось мне раз снимать квартиру. Снимал её ввиду производственной необходимости, долго задерживаться там не собирался, так что договор заключил на пару месяцев всего.
Квартира была на последнем этаже двенадцатиэтажного дома – вид из окон был бы шикарный, если бы не одно но. Напротив, метрах в двухстах стоял другой двенадцатиэтажный дом, и кроме него из своих окон я почти ничего не видел. Квартирка моя была дешевенькая, даже телевизора там не было. Интернет я туда тоже проводить не собирался, все равно скоро съезжать, так что развлечений было не много. Как назло, и работы оказалось меньше, чем я думал, так что вечера я проводил читая, а потом, когда стемнеет, брался за винтовку и играл в «гляделки». Я настраивал прицел, глядя через него на улицу, прикидывал расстояния до разных объектов, случайно заглянул в пару окон и, как-то увлекся. Потом я подтащил к окну письменный стол, установил на него свой Ремингтон с оптикой и, через щель в задернутых занавесках стал изучать жильцов дома напротив. С тех пор я проводил так почти каждый вечер.
Дом напротив был просто скопищем колоритнейших персонажей. И если мужик с шестого этажа каждый вечер смотрящий порнуху быстро надоел, то мелкий пацан-каратист с девятого, устраивавший себе ежедневную беспощадную тренировку на кухне и молодая парочка с седьмого стали моими любимцами. Парочка эта, кстати, была очень горячая, за несколько дней, что я за ними наблюдал, они перетрахались всеми известными мне способами и явно не собиралась останавливаться. А еще, они, похоже не знали, как в их спальне выключается свет. Наблюдать за ними можно было бесконечно, я надеялся многому у них научиться. Были еще алкоголики, интересные лишь во время своих пьяных драк, разведенки с детьми, более-менее нормальные семьи, в общем, много чего. Но рассказ не про них.
Как-то раз, во время очередных «гляделок» я совершенно случайно посмотрел в окно на восьмом этаже. Я увидел почти пустую комнату, освещаемую единственной, висящей на потолке лампочкой, дверь была плотно закрыта. В углу стояла кровать на которой в классической позе йога сидел человек спиной к окну и смотрел в стену. Он был очень худым, бледным и высоким, совершенно лысая голова казалась непропорционально большой, майки и штанов на нем не было. Минут пять я разглядывал его, но он так и не пошевелился. Я перевел прицел на стену, куда он смотрел – стена, насколько я мог видеть, была пуста – ни картин, ни ковров, выцветшие обои местами ободрались. Я обвел прицелом комнату – тоже ничего интересного: пара стульев, журнальный столик с ворохом газет, старое кресло, маленький коврик на полу у кровати. На закрытой двери я заметил несколько непонятных вертикальных полос и все. Я решил, что чувак просто медитирует и каких либо приколов от него ждать не стоит, после чего переключился на своего любимого каратиста, который как раз разогревался перед очередной тренировкой.
Часа через два, когда и малолетний боец и неугомонная парочка закончили свои выступления, я еще раз для порядка заглянул в окно к йогу. Он сидел все в той же позе и смотрел в стену. Выждав секунд 30 я убрал винтовку и лег спать.
Я бы, наверное, и забыл про все это, если бы через пару дней по ошибке снова не заглянул в окно к этому йогу. Я не увидел ничего нового и это меня почему – то разозлило. Признаться, я уже на полном серьезе считал, что каждый жилец дома напротив каждый вечер обязан меня развлекать. А этот тип просто сидел и смотрел в стену. В общем, заинтересовало меня это. Целый час я наблюдал за ним – он не шелохнулся. Точно – кукла. Тем более, такой худой и высокий, голова огромная, кожа бледная, руки, похоже, почти до колен… Таких людей не бывает! Но что эта кукла делает одна в комнате? Эта комната – склад реквизита? А где остальные вещи? Почему в комнату никто не заходит? Квартира пустая? А кто тогда зажег свет? Я осмотрел соседние окна. Справа, насколько я представляю планировку, явно другая квартира, там живет семья с двумя маленькими детьми. А слева – темные окна, свет не горит. Ладно.
На следующий день я пришел с работы пораньше и сразу же прильнул к прицелу. Сидит. В той же позе. Хотя, вроде, немного в сторону теперь повернулся. Значит, что – то там, все-таки происходит.
Я наблюдал весь вечер. Даже в туалет не отходил. Смотрю в прицел. И он сидит. Смотрит в стену. Когда заболели глаза, я плюнул и лег спать.
Утром перед уходом на работу еще раз глянул. Без изменений.
Так я наблюдал за ним целую неделю. Пара минут утром и несколько часов вечером. Время от времени его положение немного менялось, но как и когда это происходило я не видел. Однажды я вернулся с работы и увидел, что у него поменялись простыни на кровати! И тогда я решил устроить ублюдку круглосуточное наблюдение.
Я провозился весь вечер, но результат меня удовлетворил. Винтовку на сошках я нацелил на окно, а к окуляру прицела с помощью штатива подвел объектив видеокамеры. Видео она писала прямо на жесткий диск ноутбука, так что можно будет посмотреть, что происходило в те несколько часов, которые я буду на работе.
В первый день меня ждало разочарование. Камера честно все записала, а йог все восемь часов видео честно просидел на кровати не шелохнувшись.
На второй раз мне повезло. Вечером, просматривая видео, я увидел как в 14 часов 17 минут дверь в комнату к йогу открылась и в нее вошла женщина с подносом в руках. Я увидел лишь какой то пузырек и несколько небольших коробок. Женщина медленно подошла к йогу и поставила поднос перед ним на кровать. Некоторое время она стояла рядом и смотрела на него. Я думал, что они разговаривают, но присмотревшись, увидел, что губы у нее не шевелятся. Потом она стала тереть его левую руку, а потом на несколько секунд напряженно склонилась перед ним. Что именно она делала рассмотреть было нельзя, так как мешала худая спина йога, но было похоже, что она сделала ему укол в руку. Потом она как-то странно, боком, подошла к окну, открыла форточку и закурила. Выкурив сигарету, она закрыла форточку забрала поднос и пятясь вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Больше ничего не происходило. Оторвавшись от монитора, я глянул в прицел – в комнате все было точно также, как на последних кадрах записи. Если бы не камера, я бы так и не узнал, что туда кто-то приходил.
Я еще раз пересмотрел видео. Было в нем что-то странное. Даже пугающее. Хотя, казалось бы, все понятно. На кровати сидит бледный, тощий чувак, наверное, даун, или еще что-нибудь такое, к нему заходит его сиделка, делает укол, выкуривает сигарету, уходит. Я пересмотрел видео еще раз. Так ничего не решив, я еще раз проверил в прицел своего подопечного и лег спать.
За следующую неделю, используя свою систему наблюдения я установил, что: женщина с подносом заходит в комнату раз в два дня, примерно в 14-15 часов, она делает укол, выкуривает сигарету и уходит; похоже, больше в комнате не происходит ничего!
Тем не менее, все это начинало становится навязчивой идеей. Во-первых, я так и не видел, как ему меняют простыни. Во-вторых, я, кажется, понял, что странного было в поведении женщины. Я видел, как она приходила к нему в комнату три раза и никогда ни на секунду она не поворачивалась к нему спиной.
Я наблюдал за ним несколько недель. За это время ему еще раз поменяли простыни, но я этого так и не увидел. Не знаю, как это произошло, если только ночью, когда я спал. Еще я узнал, что пару раз в неделю женщина из его квартиры куда – то уходит на 30-40 минут. Я видел, как она выходит из подъезда и возвращается обратно с парой пакетов. Несколько раз я смог проследить за ней – она ходила в ближайший продуктовый магазин а на обратном пути заходила в аптеку. Я пытался узнать, что она покупала в аптеке, но чек она забирала с собой, а спрашивать у фармацевта я не решался.
Раз в два дня женщина заходила к нему в комнату, делала укол, выкуривала сигарету, выходила. Она ни на секунду не отворачивалась от него. Я много думал про полосы на двери, про ободранные обои. Полосы на двери – это ободранная краска. И ободрало её то же, что и обои на стенах – ногти на его руках. У меня не было ни одной причины думать, что это так, но других объяснений я не находил. Он начал пугать меня. Я смотрел на него через прицел, часами пялился ему в затылок, а он просто сидел на своей кровати в углу.
Я понимал, что нужно что – то делать, но не мог придумать что. Вызвать милицию? И что им сказать? Ну приедут они, позвонят в дверь, им не откроют, а дальше что?
В конце-концов я решился на самый идиотский поступок в своей жизни. Я хорошо подготовился – взял пару своих лучших ножей, травматический револьвер, маску, что бы в случае чего скрыть лицо, отмычки, фонарик, петарды, для отвлечения внимания, дымовую шашку. Я рассовал это все по карманам, стараясь при этом не выглядеть подозрительно и не громыхать при каждом шаге, потом вышел на улицу, сел на лавочку у подъезда и стал ждать. Самый прикол был в том, что тогда, сидя на лавочке, я понятия не имел, что собираюсь делать.
Минут через 40 я увидел, что женщина из той квартиры вышла из дома и пошла своей обычной дорогой в сторону магазина. Полчаса времени у меня точно было. Я встал и зашел в подъезд, из которого она вышла.
Поднялся на восьмой этаж. Дверь в холл была не заперта и я открыл её. Я оказался в середине слабо освещенного коридора один из концов которого был невероятно сильно захламлен. Вдоль стен стояли металлические спинки от кроватей, велосипед без колес, лыжи, санки, какие-то пыльные коробки, а еще там была инвалидная коляска. Прикинув, что дверь в интересующую меня квартиру находится как раз в захламленном конце коридора я, затаив дыхание двинулся туда. Вот она, обитая коричневой клеенкой дверь, квартира номер 41. Я остановился, в паре метров от двери, стараясь собраться с мыслями. Меня била крупная дрожь. Я просто стоял и тупо переводил взгляд с двери на инвалидную коляску и обратно. В какой-то момент, я вдруг понял, что кроме своего тяжелого сопения слышу что-то еще. Я задержал дыхание и прислушался.
«Швааарк…Швааарк…»
Звук шел из-за двери 41 квартиры и явно приближался. Прежде, чем я понял что это, звуки стихли. Наступила напряженная тишина. Мысли в моей голове медленно-медленно шевелились. До меня дошло, что я слышал его шаркающие шаги. Он подошел к двери и сейчас стоит за ней. Блять, да он же на меня через глазок смотрит!
В этот момент дверная ручка стала быстро крутиться. Я, как вы тут выражаетесь, высрал кирпичей, и что было духу побежал оттуда. Как спустился с восьмого этажа — не помню, одно могу сказать — очень быстро. Только выбегая из подъезда смог взять себя в руки. Хватило ума не сразу к своему дому бежать, а сделать крюк по кварталу, следы запутать. Дома у себя я был через 10 минут. Не разуваясь забежал в комнату, схватил винтовку, навел прицел на его окно.
И вот тут я испугался по-настоящему. Он стоял у окна, скреб руками по стеклу и будь я проклят, если он не пялился прямо на меня. Я видел его всего секунду, но то что я увидел, не забуду никогда. Худое вытянутое тело, сквозь бледную кожу проступали кости, длиннющие руки скрюченными пальцами скребут по стеклу, на огромной почти белой безволосой голове крошечное уродливое безносое лицо – два больших темных глаза и рот без губ. Его руки двигались, рот открывался и закрывался оставляя на стекле влажные следы а глаза смотрели точно на меня.
Знаете, хотя в тот момент мой мозг был парализован ужасом, но тело знало что делать. Как во сне я отпрянул от окна и бросился к шкафу, где у меня лежала коробка патронов. Секунд через десять я вернулся с уже заряженным Ремингтоном. Мне было все равно что будет после. Передернув затвор, я вскинулся и быстро взял окно на прицел. В перекрестье я увидел лишь покачивающиеся плотно задернутые занавески.
Я съехал из квартиры в тот же день. Сосредоточившись на работе я прожил несколько месяцев, все стало забываться. Я понял, почему он сидел лицом к стене – его так посадили. Специально, что бы он не увидел других людей. Кто он? Я не знаю. Опасен ли он? Я считаю, что безусловно.
Развернуть

книги чтение библиотека Реактор читающий 

Давно не было книжных постов. Делитесь, тем что прочитали за год уходящий, да и вообще, интересной литературой на любую тематику.
ÎDATC SIMMONS ПН,книги,чтение,библиотека,Реактор читающий
Развернуть

просто начните читать вполне возможно что так и будет фантастика песочница 

Свеча горела

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
- Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет - костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
- Д-даю уроки, - запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. - Н-на дому. Вас интересует литература?
- Интересует, - кивнул собеседник. - Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
"Задаром!" - едва не вырвалось у Андрея Петровича.
- Оплата почасовая, - заставил себя выговорить он. - По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
- Я, собственно... - собеседник замялся.
- Первое занятие бесплатно, - поспешно добавил Андрей Петрович. - Если вам не понравится, то...
- Давайте завтра, - решительно сказал Максим. - В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
- Устроит, - обрадовался Андрей Петрович. - Записывайте адрес.
- Говорите, я запомню.

***

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
- Вы слишком узкий специалист, - сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. - Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники - вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.
Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем... Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом - затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский - две недели. Бунин - полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг - самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
"Если этот парень, Максим, - беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, - если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду".
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
***
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
- Проходите, - засуетился Андрей Петрович. - Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
- С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
- Да-да, естественно, - закивал Андрей Петрович. - Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
- Нигде? - спросил Максим тихо.
- Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия - в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты... - Андрей Петрович махнул рукой. - Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
- Да, продолжайте, пожалуйста.
- В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал - стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем - люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше - за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
- Мне нелегко об этом говорить, - сказал он наконец. - Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
- Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
- У вас есть дети?
- Да, - Максим замялся. - Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
- Да, - сказал Андрей Петрович твёрдо. - Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
- Пастернак, - сказал он торжественно. - Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...
***
- Вы придёте завтра, Максим? - стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
- Непременно. Только вот... Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, - Максим обвёл глазами помещение, - могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
- Конечно, Максим, - сказал он. - Спасибо. Жду вас завтра.
***
- Литература это не только о чём написано, - говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. - Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
- Пушкин, - говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
"Таврида", "Анчар", "Евгений Онегин".
Лермонтов "Мцыри".
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий...
Максим слушал.
- Не устали? - спрашивал Андрей Петрович.
- Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

***

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

***

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил.
К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
- Номер отключён от обслуживания, - поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
- А, Петрович! - приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. - Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
- В каком смысле стыжусь? - оторопел Андрей Петрович.
- Ну, что этого, твоего, - Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. - Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
- Вы о чём? - у Андрея Петровича похолодело внутри. - С какой публикой?
- Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
- С кем с ними-то? - взмолился Андрей Петрович. - О чём вы вообще говорите?
- Ты что ж, в самом деле не знаешь? - всполошился Нефёдов. - Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.
Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
"Уличён хозяевами, - с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, - в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения... По факту утилизирован.... Общественность обеспокоена проявлением... Выпускающая фирма готова понести... Специально созданный комитет постановил...".
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
- Вы даёте уроки литературы? - глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
- Что? - Андрей Петрович опешил. - Вы кто?
- Я Павлик, - сделал шаг вперёд мальчик. - Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
- От... От кого?!
- От Макса, - упрямо повторил мальчик. - Он велел передать. Перед тем, как он... как его...
- Мело, мело по всей земле во все пределы! - звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
- Ты шутишь? - тихо, едва слышно выговорил он.
- Свеча горела на столе, свеча горела, - твёрдо произнёс мальчик. - Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
- Боже мой, - сказал он. - Входите. Входите, дети.

Майк Гелприн
Развернуть
В этом разделе мы собираем самые смешные приколы (комиксы и картинки) по теме как научится быстро читать писать (+1000 картинок)