в дебрях амазонки

Реакция местного жителя, который помогал орнитологу Джордану Боерсма (Jordan Boersma) устанавливать фотоловушки в лесу Новой Гвинеи, в последний день экспедиции по поиску Черношейного фазанового голубя, которого не видели 140 лет

ссылка на гифку

-Дока, глянь

-Что там?
-Это она!
-Аува? Бля!

Мамбики, или мелкая японская кража из магазина

Небольшое предисловие

Привет, реактор. Меня опять торкнуло, и я выдал очередной графоманский опус. На сей раз без крипоты - скорее, триллер с щепоткой мистики. Прошу критику и отзывы в каменты. 

АХТУНГ! МНОГАБУКАФ!

Лик Бездны

Сказать, что я был возбужден - это ничего не сказать. Поездка в далекую Южную Америку, континент, всегда манивший меня своей богатой историей, мрачными рассказами об инках и их кровавых ритуалах, дебрями Амазонки, и пестрыми карнавалами Бразилии. Плато Наска, древние пирамиды и города - это все будоражило мое воображение с самого детства, и я, разумеется, не мог отказаться от поездки. И какой поездки! Я, едва получивший диплом вчерашний студент-антрополог, получаю приглашение в экспедицию от известного в узких кругах профессора! Изучение племен индейцев в устье Амазонки! Это было невероятно захватывающе и волнительно.

Однако эта поездка положила начало новому, с позволения, хобби. Это стало началом моего мрачного пути длинною в жизнь, и я понятия не имею что ждет меня в конце.

Я не стану утомлять вас рассказом о путешествии - в нем не было ничего увлекательного - длинный и утомительный перелет, тропическая жара (да, в мои грезах я про нее как-то не особо задумывался), ужасные условия в “гостинице” - это все было бы уместно, излагай я веселую историю своих путешествий. Однако, это не так, и, быть может, будь я меньше увлечен работой, и больше обращай внимания на детали, я бы заметил сгущающиеся тучи грядущего.

После весьма длительного путешествия по джунглям, мы углубились в дебри джунглей. О, это непередаваемая смесь красоты и коварства! Ядовитые змеи, кричаще яркой окраски, огромные листья папоротников, несмолкающий птичий хор и тысячи всевозможной мелкой живности - лягушки, насекомые, обезьяны… Поистине, если бы не неудобства, вызываемые этими самыми обитателями и климатом - я бы с уверенностью сказал, что прекраснее мест на земле нет.

Наша группа насчитывала десять человек - я,  профессор, несколько других сотрудников, с которыми мы успели не то что бы сдружится, но из их манер и поведения пропало это чертово “вот ведь молодой выскочка!”, и, разумеется, проводник и переводчик в одном лице. С ним-то я и сблизился больше всех. Он сносно говорил по-испански, и я получил возможность расспрашивать его о его народе и культуре. Имя его было довольно длинным и он милостиво согласился что бы я называл его Чого.

Чого рассказывал мне много и охотно. Он еще подростком прибился к одной из подобных экспедиций, и, не смотря на запрет родителей, бежал с пришельцами к цивилизации. Затем была довольно длительная и увлекательная (а также опасная и неприятная) жизнь в трущобах, подработка переводчиком и гидом. В общем, некоторые детали своей биографии он сокрыл в силу их неполного соответствия законам страны. Но меня мало волновала его жизнь в городе. Я жадно впитывал все, что он мог мне рассказать о племени.

В кратце, получалось, что его народ жил в глуши в наказание за какой-то давний проступок. Его племя некогда входило в какой-то больший конгломерат племен, и после некоего события, оно было изгнано в полном составе.

Честно говоря, я слышал об изгнаниях отдельных людей, но целое племя…

Далее шел длительный промежуток скитаний и бедствий - от племени осталось чуть менее ста человек. В конце-концов, они осели в глубине лесов - подальше от соседей и посторонних глаз. Там их и нашли лет двадцать назад.

К моему сожалению, выведать что же за событие привело к таким тяжелым последствиям, у меня не получилось - Чого просто этого не знал. Как он пояснил, это ведомо только шаману. Может, они мне и расскажет? На этом тема его племени исчерпывалась, и он засыпал меня вопросами о моей родине, городе и прочих интересных ему вещей.

Через две недели пути, мы, уставшие и порядком потрепанные джунглями, вышли к деревне.

Это была классическая индейская деревушка - пара десятков покосившихся хибар, люди, одетые в основном во что попало - от маек и до набедренных повязок. Нас сразу же окружили несколько человек с копьями и в боевой раскраске. Чого затрещал на своем невообразимом языке, попеременно показывая то на себя, то на нас, то на дома. В конце-концов он сообщил, что нас примут, но мы обязаны соблюдать местные правила. Одно из них было, пожалуй, самым ценным. А именно: не мочится, стоя в воде, которое, если не знать местную фауну, то можно счесть шуткой. Впрочем, когда ванделлия добирается до невежды ему становится не до шуток.

Прочие правила были не столь полезны, а порою даже нелепы. Например, никакого света вне хижин (как я предположил, они опасались хищников). Или другое: не пить кровь - отсасывать яд из раны имел право только шаман.

Нас расселили в трех домах. Дома оказались примитивные, но достаточно прочные. Меня позабавили двойные сени - вход был завешен соломой так, что бы снаружи не было ничего видно. Замет следовало небольшое помещение, в котором всегда сидел один из индейцев. Я предположил, что его посадили специально сюда, к нам, потому, что не доверяли. Вполне обоснованное - как показывает история - недоверие. Затем шел такой же проем, и за ним - помещение с кроватями.

Я не особенно удивился, когда обнаружил. что у окон - две пары ставен. Внутренние и внешние. Чого объяснил, что ни в коем случае нельзя ночью открывать ставни, если внутри горит свет, и, прежде, чем его зажечь мы должны их обязательно закрыть. Внешние ставни закрываются снаружи с наступлением сумерек, и имею щеколду снаружи - что бы никому внутри не пришло в голову их открыть. В хижине, не смотря на жару, было прохладно, и я прикинул, что ночью будет даже немного зябко. Видимо, двойной предбанник и ставни были частью системы терморегуляции, и помогали достичь эффекта термоса. Довольно неглупо для людей, застрявших в каменном веке.

В общем, за исключением мелочей, в деревне все шло своим чередом. Мужчины охотились, женщины готовили и нянчили детей. Однако я, заинтригованный рассказом о изгнании племени, уговорил Чого добиться аудиенции у шамана.

Шаманом оказался стареющий - лет пятидесяти - еще крепкий мужчина. Его имя я даже не смог разобрать - оно состояло из дикого набора шипящих и щелкающих звуков.

Мы встретились вечером, часов в шесть. Шаман пригласил меня в свой дом (что. кстати, вызывало зависть, и, едва ли, не ненависть моих коллег). Его обитель была несколько просторнее остальных домов, но при этом жутко захламлена всевозможными оберегами и безделушками. Я жадно впитывал каждую деталь. Шаман, похоже, это заметил, и, усмехнувшись, что-то бросил Чого. Тот перевел, что “старейший пойдет за водой, и просит гостя подождать тут”. Я улыбнулся, и благодарно кивнул в ответ. Такой тактичности я не ожидал.

Полки и стены буквально ломились от всякой всячины. Сушеные летучие мыши, чучела животных (в основном, птиц), сморщенная сушеная обезьянья голова, жутковатые куски ткани с непонятными, но однотипными рисунками (в основном - неправильная семиконечная звезда, и какие-то фигуры поверх). В общем, лавка шарлатана.

К моменту, когда шаман вернулся, я уже удовлетворил свое любопытство, и сидел, беседую с Чого. Я решил, что ходить вокруг да около не стоит, и решил взять быка за рога. Разумеется, я спросил о легенде про изгнание племени.

Шаман только покачал головой: “я не в праве раскрывать тайны нашего народа чужеземцу”. Я хотел было начать объяснять, что мне не дает покоя эта история, но он добавил, что если я хочу это знать, мне придется разделить их бремя (на самом деле Чого сказал тогда путь, но только сейчас я понял, что на самом деле имелось в виду).

Для этого я должен был узнать их миропонимание. Шаман подчеркнул, что я не должен делится этой информацией со своими товарищами, так как в них не было - как он сказал - пустоты, которую надо было бы заполнить. Я счел тогда это очередной заморочкой, и попыткой навести тень на плетень.

Мы проговорили до рассвета. Она рассказывал мне о мире, в котором мы живем. Я вынужден буду сделать небольшое отступление, и рассказать это вам, ведь, как оказалось, все это были далеко не сказки. Я расскажу так, как это рассказывали мне:

Когда зародилось Мироздание, появились три мира - мир гармонии, который некоторые религии могут отождествлять с раем, мир энтропии - зачастую ассоциируемый с адом, и наш мир - мембрана меж двух этих вселенных. Для простоты назовем их верхним и нижним. Оба мира заполнялись тем, что производил наш. Страх и боль загнанной жертвы оседали в мире нижнем, накапливаясь и и оседая там веками. И напротив - радость и счастье создавали гармонию в душах живых существ, и заполняли собой верхний мир.

Так было очень, очень долго - пока не пришел человек. Люди привнесли в мир то, чего раньше не было - любовь и ненависть. Это были эмоции настолько сильные, что пассивные верхний и нижний миры наполнились новыми формами - более высокого порядка - добрыми и злыми духами. Над миром разворачивали свои стяги Свет и Тьма. Но люди были несовершенны. Они не могли достичь равновесия, и великая любовь, отравленная изменой превращалась в неизмеримо большую ненависть, но не наоборот. И тогда в верхнем мире начали возникать пустоты. Пока их было мало, их заполняли остальные живущие. Но человечество росло. Шли войны, и ненависть бурной рекой текла по жилам Человека, отравляя любовь, и расширяя глубокие трещины Пустоты, обращая их в Бездну.

И постепенно бездна поглотила Верхний мир. Те жалкие капли гармонии, что еще могла породить природа, растворялись без следа во всепоглощающем океане злобы. Бездна алкала большего. Она требовала новых и новых жертв, а нижний мир - раздутый и переполненный ненавистью - давил все сильнее и сельинее на наш мир-мембрану.

И однажды барьер дал первую трещину. Этот момент знаменовали кровавые страницы нашей истории. Массовые убийства, войны, болезни и упадок. Хлещущаяя в Бездну ненависть укрыла наш мир - и только когда поток спал - люди получили короткую передышку. Бездна ненадолго насытилась, но трещины уже были. И через трещины в наш мир начали проникать злые духи.

К тому моменту, когда он закончил рассказывать, я сидел словно в трансе. Эта примитивная, но такая глубокая картина мира поразила меня до глубины души. Шаман явно видел это, и мягко улыбнувшись, предложил отправится спать, и вернуться когда отдохну, что бы услышать историю их племени.

Весь день я проспал, и проснулся только под вечер. разумеется, на меня накинулись коллеги с расспросами. Я изворачивался, как мог. и, в конце-концов честно сказал, что не могу им рассказать потому, что иначе нас отсюда прогонят. Они не поверили, но отстали. А я про себя подумал, что только что еще пара капель ненависти влилась в общий поток, усиливая натиск на и без того непрочную мембрану. Ведь они же решат, что я просто зажал информацию для себя. Что я хочу выбраться на их горбах прямиком на пьедестал. Я пытался с ними объяснится до самой ночи, но тщетно - всюду я сталкивался с “ага, как же” во взгляде.

Вечер опустился незаметно, и вскоре я был опять у шамана. На этот раз он предложил чашку с напитком. Напиток оказался отличным ирландским виски. На мой вопрос откуда он тут взялся, шаман хитро улыбнулся, и только покачал головой. (В последствии Чого мне рассказал, что шамана пытались подкупить бутылкой виски “в подарок”. Подарок он принял, но в просьбе отказал).
Как и обещал, он рассказал о своем племени.

Их название уже затерялось в веках. По его словам, они были едва ли не старше самих инков, и чуть ли не являлись их предками! Однако, детали и причины изгнания передаются из поколения в поколение.

Его народ сумел обуздать одного из злых духов из нижнего мира. Он сказал это совершенно серьезно, хотя я, разумеется, отнесся к этому с крайним скептицизмом. По его словам, один из его предков, сумел обуздать духа крови - ужасное существо, которое питалось смертью и страданиями. Однако цена была велика. Не в силах противится духу, он сам начал убивать с поистине невероятной жестокостью.

Человека, пленившего демона на дне своей души, поймали и казнили. Но дух не вернулся обратно. Вместо этого он обрушил на жителей войны и смерть. Кровь лилась рекой. Соседи одни за другими объявили их народу войны. И тогда они приняли тежялое решение: демона было необходимо пленить вновь. Было организовано ужаснейшее жертвоприношение: более тысячи человек были убиты и запытаны досмерти, и делал все это один палач. Бедняга обезумел к тому моменту, когда закончил свою кровавую работу, но результат был достигнут: привлеченный болью и страданиями, дух вселился в человеква, и не смог более покинуть узы плоти.

Но плена было мало.Несчастный был одержим убийствами. Не убивая, он начинал умирать сам - из пор кожи сочилась кровь, конечности переставали слушаться, глаза слепли, а уши переставали слышать. Именно тогда зародились традиции кровавых жертвоприношений инков. Дабы не выпустить духа на волю, его пленитель убивал, и убивал, и убивал…

Когда во время очередного ритуала жрец - уже старый и дряхлый - кинулся с ножом на одного из воинов, тот рефлекторно размозжил ему голову булавой. Но пара капель крови попали ему на кожу, и он стал одержим тем же демоном. С огромным трудом его связали, и оставили взаперти - до следующего приношения.

 Их племя изгнали именно тогда, когда стало ясно, что тюрьма духа надежна и более не рухнет.

Шаман перевел дух, жестом фокусника достал из-за спины бутылку виски, и подлил мне еще. Затем, немного подумав, достал еще две чашки, и налил себе и Чого. Пригубив напиток, он продолжил.

Но однажды цепь преемников вновь была нарушена. Это сделали - ненамеренно - конкистадоры. Истребление целого народа было вовсе не случайностью. Дух упивался кровью и бойней.

Когда вести о катастрофе достигли его племени, решение было принято быстро и единодушно: необходимо было остановить несчастье. Тогда еще их было много - несколько тысяч. За несколько дней их стало чуть больше пятисот. Доброволец убивал их всех одного за другим. Целая долина была залита кровью мужчин, женщин, детей и стариков. Она люпаха под ногами, словно прошел кровавый дождь. Смрад тел разносился на многие километры вокруг. Но он продолжал убивать, пока дух не овадел им.

С тех пор - раз в несколько поколений - здоровый и отважный принимал демона в себя. Это всегда был удел молодых и сильных - что бы никакая болезнь, или несчастный случай не могли высвободить кровавый ужас внутри них.

Шаман помолчал, и встал, поманив нас рукой. Мы с Чого переглянулись, и двинулись следом. Полагаю, эта история шокировала нас обоих - он ничего не знал о кровавом прошлом его народа, а я и предположить не мог, что узнаю нечто подобное.

Шаман уверенно ступал в ночной темноте, словно вокруг был полдень. Мы же, чертыхаясь, семенили за ним, постоянно спотыкаясь и налетая на ветки. Внезапно он ухватил меня за плечо, и направил в через занавесу травы, которая у здесь служила дверями. Затем он втолкнул Чого, вошел сам, и отодвинул второй полог.

Мы оказались в небольшом каменном склепе. В  центре горел костер. К дальней стене цепями был прикован пожилой мужчина. Его мышцы еще не обвисли, а зубы не выпали, но он уже явно миновал свои лучшие дни.

Завидев нас, он бросился в нашу сторону, словно бешеная собака. Цепь лязгнула, натянулась, но выдержала. Он дико орал, вращал вытаращенным глазами, и пытался до нас дотянуться.

“Человек крови” - так мы их называем - пояснил шаман. Когда приходит время, они безумеют - превращаются в настоящие машины убийства. Убив несколько человек, они возвращаются в нормальное состояние. Потому инки свободно проводили ритуалы - они знали когда начинают проявляться признаки, и убивали жертву прежде, чем жрец выйдет из под контроля.

Тем временем, человек продолжал рваться к нам. Цепь скрежетала, глаза горели адским огнем.

Сюда отправляли одного добровольца (если такового не было - то тянули жребий). Затем снаружи приставляли прочную деревянную дверь, и отпускали цепи, закрепленные снаружи. Когда крики утихали, выжидали несколько минут, и отпирали дверь. Затем успокоившегося "человека крови" опять приковывали к стене, и забирали то, что оставалось от жертвы.

Я с содроганием понял, что пол обязан своим цветом вовсе не какой-то породе гранита. Не знаю почему я это спросил. Может, лучше было бы оставаться в неведении? Мой голос прозвучал глухо, но я поинтересовался когда его будут… кормить. Шаман посмотрел на меня со странной смесью удивления и уважения: “через три дня”.

Три дня прошли как в тумане. Меня доставали коллеги, но я продолжал хранить секреты. Я занимался рутиной: анкетирование, помощь жителям деревни, беседы - на это раз расспрашивали меня - с шамном. Чого словно тоже в кисель окунули. Когда мы на мгновение встречались глазами, мы оба видели в них одно и то же: “этого не может быть”.

В назначенный день, за мной пришли с утра. Под прожигающие в спине дыры взгляды коллег, меня эскортировали в джунгли.

Чого вышагивал рядом. Я не сразу обратил внимание - привычный за это время - хор джунглей был сегодня другим. Птицы щебетали безо всякого умолку, обезьяны яростно орали, комары целыми ордами наседали на нас. Лес словно взбесился. Мы с Чого переглянулись, и поняли: “это возможно”. Более того: это реальность. Ужасная, сокрытая от мира релаьность. И эти индейцы охраняют мир так, как умеют - жертвуя собой, своими детьми и родителями, сестрами, братьями. Внезапно меня поразила догадка: тот человек - он был родственником шамана. Как я мог не заметить сходство?! Тоже мне - антрополог! Брат? Кузен?.. Отец?

Мы вышли к склепу - тут была половина деревни - все взрослые мужчины и женщины - ни стариков, ни детей. Около ста человек толпились на улице. Шаман вышел, и принялся что-то говорить людям. Чого напряженно слушал, но не переводил. Да и надо ли переводить эти полные горечи и отчаяния слова? Они сейчас готовились отдать на растерзание демону кого-то из своих близких. Я украдкой оглянулся вокруг. Все спокойны. На лицах - мрачная решимость идти до конца. Плотно сжатые губы, нахмуренные лица. У женщин, жмущихся к мужьям на глазах слезы, но ни тени колебаний. Они знают: надо. Иначе… иначе я тоже не хочу думать.

Время для меня словно замирает.

Чого одними губами произносит “добровольцы”, и я понимаю, что сейчас предлагают выйти добровольцем кому-то из жителей. Но все стоят на месте. Я не представляю себе сколько надо силы воли что бы пойти на верную и мучительную смерть.

Когда молчание затягивается, шаман кивает, и коротко отдает приказ. К людям выходят несколько человек с соломинками. Все ясно. Короткая - и привет. Я стою с краю, и ко мне походит один из индейцев, протянув руку с соломинками. Я пытаюсь отказаться, но меня берут под локти, и мягко, но требовательно ставят перед индейцем. Дрожжащей рукой я вытягиваю соломинку. Длинная. У меня вырывается то ли всхлип, то ли вздох облегчения. Несколько человек смотрят на меня с презрением. Еще бы. Они-то привыкли…

Я обернулся к бледному, как смерть Чого. В его руках была зажата соломинка. С полными дурных предчувствий сердцем, я заставил его разжать руки, и почувствовал, как мне становится легче: длинная.

Короткая досталась парню лет шестнадцати на вид. Он стоял весь белый, руки мелко дрожали. Но его взгляд был тверже стали. Я про себя позавидовал такой выдержке. На плохо гнущихся ногах он вышел к середине, к шаману. Обернулся на толпу, и на мгновение задержал взгляд на одной из девушек. Секунду он колебался, а затем встал на одно колено перед шаманом, уже более никуда не глядя - только перед собой.

Тот положил ему руку на голову, и что-то сказал. Чого не перевел, и я могу только гадать что там было за напутствие. Затем трава сомкнулась за спиной юноши. Лязгнули цепи.

Когда крики и возня утихли, пятеро мужчин осторожно отодвинули в сторону тяжелую толстую дверь (хотя вернее было бы сказать стену - связанные между собой бревна - это баррикада, а не двери).

Шаман мгновение мешкал, прежде чем войти. Затем сделал нам знак, и подозвал пару человек со щитами и дубинками. Впятером мы вошли внутрь.

Знаете как пахнет бойня? Она пахнет дерьмом, мочой, внутренностями и кровью. Меньше всего - кровью. Меня вырвало, едва внутренний полог отодвинули в сторону - и дело было не только в запахе. Кровь была повсюду - даже на потолке. Тела, как такового, не было - кишки запутались в цепях, фрагмент позвоночника валялся прямо под ногами, грудная клетка, скомканная, будто рукой великана - в стороне. То, что осталось от лица взирало на нас ошметками глаз. Бедного парня буквально размазали по стенам.

Посреди всего этого кошмара, закрыв лицо окровавленными руками, на коленях стоял человек крови. Его била крупная дрожь, и он постоянно повторял одно и то же слово. Когда я смог добиться внимания Чого, он перевел: “убейте меня - это же мой сын”.

Когда двое воинов с дубинками аккуратно приблизились к нему, человек внезапно взревел, опрокинул их, и кинулся на нас. Я даже не успел понять как все произошло. Он поскользнулся на одном из окровавленных кусков плоти, и со всего размаху влетел головой о каменный угол. Кровь мелкими брызгами плеснула во все стороны, особенно окатив ноги Чого. Мы все инстинктивно отпрянули от него. А он стоял, пытаясь оттереть исчезающие на глазах пятна. Шаман отдал короткую команду, и воины набросились на нашего гида, и скрутили его, несмотря на протестующие крики.

Мы покинули деревню на следующий день - с новым проводником, но который обязался вернуться обратно в деревню, путь куда теперь не скоро опять найдут. Меня перед тем всего осмотрели на предмет кровавых брызг. Мое сердце пребывало гед-то в районе пяток - я уже видел себя прикованным к камню рядом с моим товарищем. Но не заметив пятен на коже, меня отпустили.

Сейчас, когда я уже лечу в самолете домой, меня беспокоит один вопрос: как же эта дрянь передается от человека к человеку? Ведь если на кого-то прольется больше крови, чем на другого, то он и будет новым хранителем духа? Это же верно? Я же не поступил дурно, вытерев капельку крови того человека, попавшую на палец, о стену?

Господи, как же меня бесит эта тупая беременная сука! То ей обед не такой, то вода не вкусная! Взять твой сраный вздутый живот, вспороть, и достать корень проблем!

P.S. Если будет желание, остальные кулстори - в хронологическом порядке написания - тут тут тут и тут

Амазонки Америки.

Франсиско де Орельяна (Francisco de Orellana, 1505 — 1546) — иcпанский конкистадор (аделантадо), считается первооткрывателем реки Амазонки. 24 июня 1542 года, как пишут, отряд Орельяна подвергся нападению местных индейцев под предводительством высоких белокожих длинноволосых женщин-воинов.

Вот его свидетельства:

"После этого капитан подозвал к себе индейцев и сказал  им. чтобы они ничего не опасались и все высаживались на сушу.  Они так и поступили: подъехали вплотную к берегу, показывая  своим видом, что они рады нашему прибытию. Сперва на берег  вышел их сеньор, а за ним появились всякие старейшины и  сеньоры из тех, что его сопровождали. Он испросил у капитана  разрешения сесть и, получив таковое, сел; вся же его свита  продолжала стоять. Затем он велел достать из лодок большое  количество снеди — черепах, ламантинов (manatis) и разные  рыбные кушанья, а также куропаток и жареное [мясо] обезьян. 

Увидев, что сеньор очень учтив, капитан наставил его на  стезю истинную, растолковав ему, что мы являемся христианами  и почитаем единого бога, который есть творец всего сущего,  а не блуждаем в потемках, подобно этим индейцам, поклоняющимся каменным идолищам да колдовским истуканам, и рассказал ему многое иное по тому же поводу, а также объяснил, что  мы слуги и вассалы императора христиан, великого короля Испании, нашего государя, именуемого доном Карлосом, которому  и принадлежит сия империя, включающая все Индии и многие  другие владения и королевства, какие только есть на свете, и что мы пришли сюда, в эту страну, по его повелению, чтобы  дать ему отчет в том, что здесь увидим."

"В одном селении мы увидели большое скопище народу — целое полчище. Капитан велел править к тому месту, где находился весь этот люд, так как у нас иссякли запасы провианта;  и бригантины подошли к берегу, и вышло так, что, когда мы  высаживались, индейцы стали на защиту своих жилищ и начали  осыпать нас стрелами. Народу у них было уймища, и нам показалось, что пошел дождь из стрел. Тут чуть было не пришла наша погибель, ибо было столько  стрел, что наши товарищи с большим трудом успевали прикрываться от них, а грести было совсем невозможно. По этой причине они [индейцы] наносили нам большой урон, и прежде чем  нам удалось выйти на берег, они уже ранили пятерых из наших,  и одним из этих раненых был я. Они угодили мне стрелою в бок, и стрела вошла мне в мякоть, но рана оказалась не опасной,  ибо складки моей сутаны ослабили удар, не то я и остался бы  там на веки-вечные. 

Сознавая всю опасность положения, в котором мы очутились, капитан начал торопить и подбадривать тех, кто сидел на веслах и от кого зависело поскорее пристать к берегу. Хоть и с трудом, но нам все-таки удалось подойти  к берегу, и наши товарищи спрыгнули в воду, которая им доходила до груди. Битва, здесь происшедшая, была не на жизнь, а на смерть, ибо индейцы перемешались с испанцами и оборонялись на  диво мужественно, и сражались мы более часа, но индейцев не покидал боевой дух, скорее наоборот — казалось, что в бою  их смелость удваивается. Хотя немало тел устилало берег,  их соплеменники шли прямо по трупам, и если уж отступали,  так только затем, чтобы снова ринуться в драку.

Я хочу, чтобы всем ведома была причина, по которой индейцы  так защищались. Пусть все знают, что тамошние индейцы подданные и данники амазонок и что, узнав о нашем приближении,  они отправились к ним [амазонкам] за помощью, и десять или двенадцать [из них] явились к ним на подмогу. 

Мы видели  воочию, что в бою они [амазонки] сражаются впереди всех индейцев и являются для оных чем-то вроде предводителей  (сото рог capitanes). Они сражались так вдохновенно, что  индейцы не осмеливались показать нам свои спины.

Того же,  кто все-таки показывал врагу свою спину, они убивали на месте  прямо у нас на глазах своими палицами. Именно по этой причине  индейцы стойко оборонялись. Сии жены весьма высокого роста и белокожи, волосы у них  очень длинные, заплетенные и обернутые вокруг головы. Они  весьма сильны, ходят же совсем нагишом — в чем мать родила,  и только стыд прикрывают. В руках у них луки и стрелы, и  в бою они не уступают доброму десятку индейцев, и многие  из них — я видел это воочию — выпустили по одной из наших  бригантин целую охапку стрел, а другие — может быть, немногим меньше, так что [к концу боя] бригантины наши походили  на дикобразов.  

Господь наш смилостивился  над нами, приумножив наши силы и мужество, и нашим товарищам удалось убить семерых или восьмерых из тех амазонок,  и мы сами были очевидцами этого, и индейцы, видя их гибель, совсем пали духом и были разбиты и рассеяны. 

 Но так как изо  всех селений им на подмогу все прибывали и прибывали подкрепления и было несомненно, что они ударят по нам вновь,  тем более что они уже скликали всех на бой, капитан приказал  всем нашим людям, не медля ни минуты, садиться на суда... Погрузка не обошлась без треволнений, потому что индейцы снова затеяли с нами бой да в довершение всех наших бед к нам приближалась по реке целая армада каноэ. Тут мы выгребли  на середину реки и покинули эту землю. "

Известно, что первоначально де Орельяна хотел назвать реку, которую обнаружил, своим именем, но после этой стычки он остановился на варианте «Амазонка», и описал реку как «реку амазонок».