всё самое красивое вечное

Невиновный, гл1 Вечер у Рентагов

— Гельментово семя, больно! — немолодой уже мужчина с тронутыми серебром висками рефлекторно выронил металлическую пластину на пол, пачкая паркет и полы мягкого халата кровавыми пятнами. Приглашение пришло в металлическом конверте, о края которого Насвер порезался почти до мяса. Края были заточены до бритвенной остроты, и кровь, стекая вниз, собралась в гербовый узор. Старинный шлем-ланевер*, знак семьи од Рентаг. Хмыкнув и облизав неестественно длинным для людей языком ранку, Насвер самолично распечатал письмо. То, что он и думал. Его, адмирала пятого астероидного флота, выбрали на ежегодный званый ужин у четы од Рентагов. В обратном адресе нужды не было — все и так знали, где находится утопающий в зелени особняк. Насвер отложил в сторону поранившее его письмо и окунул поврежденный палец в морфик-гель, баночку с которым принес ему старый верный слуга и помощник. Тонкая жилка крови окрасила бесцветное содержимое. Но ранка заросла за считанные секунды, и только полоска розовой кожи напоминала о порезе. Вечером, на приёме, уже не будет видно и ее. Отставной адмирал пятого астероидного флота впервые за последние месяцы решил выйти в свет.

***

Самоходные экипажи съезжались к особняку в назначенное время. В этом году – семеро. Пятеро мужчин и две женщины, все люди. Конечно, звери прибудут совершенно иным способом. Особняк окутывала стена зелени, в которой вязли все звуки, как приходящие с улицы, так и покидавшие уютный сад вокруг здания. Перебрасываясь ничего не значащими фразами с вновь прибывшими, Насвер первым вошел в распахнутые ворота. Странно, их никто не встречал. Разговор сам собой сошел на нет, несмотря на умиротворяющую атмосферу осеннего Регулиса(2), сменившись недовольными репликами гостей. И только адмирал молча поглаживал свою седую бородку.

— Вам не кажется, что это крайне возмутительно, даже со стороны этих зазнаек козлорогих? – тишину прорезал скрипучий голос Изаны, в прошлом известной светской львицы, а ныне являющейся малопримечательной и скучающей салонной матроной.

— Да, что эти зверолюды себе позволяют! Я не потерплю к себе такого отношения от каких-то там рогатых козл...! — развернулся Сингал, богатый негоциант и меценат. Но славился он не своими щедротами и поддержками благих начинаний, а прямо-таки чудовищной нетерпимостью к зверям, особенно, знатного происхождения. — Еще и этот дождь, послал же Гельмент погодку…

— Жду еще пару тонов(3) и ухожу…,— Вот несколько из вновь прибывших уже разворачивались с намерением уехать восвояси, но их движение вдруг прервал душераздирающий скрип дерева о камень.- Почти гвэ же уже их ждем, никакого уважения!

— Приветствую в-вас, господа и дам-мы! — раздался громкий, хорошо поставленный голос, хоть и с довольно сильным блеющим акцентом.

Разговор был прерван внезапно открывшейся дверью, и хозяева вечера соизволили выйти к своим гостям. Изысканные одежды и ухоженная шерсть сильно контрастировали с выражениями их лиц. Все ожидали увидеть холодное безразличие, отстранённую гордыню затворников, но они почти что излучали спокойное умиротворение. Казалось просто неприличным скандалить с ними из-за такой мелочи, и люди все же решили принять изъяны гостеприимства за причуды этой пары козлорогих.

Ярко освещенный холл подавлял и восхищал. Несмотря на сравнительно скромные размеры, помещение производило давящее впечатление старинных храмов Гельмента. Четыре гнетущих своей толщиной и сумбурной массивностью колонны поддерживали второй этаж, нарочито выделяя своею грубостью лестницу, ведущую наверх. Высокий потолок нависал над человеческими фигурами массивными ребрами каменных балок, а лестницу украшали бронзовые статуэтки семнадцати апостолов(3). И на все это мрачное великолепие сурово взирали доспехи, которые спрятались в альковах, подобно приготовившимся к бою стражам. И это в жилище зверелюдов, уму не постижимо! Атмосфера, несмотря на яркий свет и спокойствие хозяев этого места, была тревожна. Парочка приглашенных инстинктивно пыталась не смотреть на доспехи, чувствуя, будто те пристально следят за ними.

— Дамы и господа, вам нечего боятся, это не голем-мы. Смотрите, ни единой руны, — Звемаг од Рентаг подошел к одному из истуканов и поднял перчатку доспеха. Совершенно чистый металл, не считая длинной царапины, рассекающей латный щиток. Насвер мимолетно прикоснулся к эфесу кортика. Он подумал, что мог бы нанести точно такую же. — Видите, совершенно ничего страшного.

— Муж мой, м-мы кажется и так сильно испытываем терпение господ, — Анмель положила руку на плечо Звемага, в теплом свете живого огня мягко блеснули бархатные ленты на прямых рогах обоих зверей, — В конце концов, мы их позвали не для того, чтобы любоваться нашими архитектурными изысками. Пожалуйста, следуйте за мной — бал уже скоро начнётся.

— Пора бы… — тихо пробурчал под нос за спиной у Насвера некий обладатель приятного баритона. — Заждались уже...

Остальные помещения этого особняка не вызывали у гостей столь сильно негативной реакции. Самые обычные коридоры и комнаты, богато украшенные полотнами на религиозные темы. Здание являло собой шедевр совмещения зверолюдской архитектуры и чисто Арконского понятия о прекрасном, бесконечные колоннады сливались в прихотливой смеси с тесными дольменами, путая людские разумы неестественными переходами дикого и технологичного. Таким же прекрасным смешением стиля являлся каждый уголок и каждая галерея этого Дома. Но шли они явно не в бальную залу — звуки музыки всё удалялись и удалялись. И вот они оказались в дальнем крыле особняка, расходящимся коридорами-тупичками, похожими чем-то на причудливую колдовскую печать, коими пользовались магики хтона.

— Но сперва мы покажем вам ваши покои и ваши новые наряды. Пройдем-мте.

Гости одобрительно зашумели. И правильно, ведь не намерены же эти зверолюды гнать своих гостей на ночь глядя в такую погоду по окончанию торжества? За окном уже не было видно сада - вовсе не от тьмы, потоки небесной грязи и воды уже затопили первый этаж, отрезая их от улицы. Тем более, их заинтриговали слова о каких-то нарядах — ну не могли же Рентаги заранее предугадать, кто к ним явится из приглашенных, и приготовить одежду по размеру. Чета Рентагов вновь повела их прямыми коридорами-галереями, но уже второго этажа, указывая путь и раздавая ключи от гостевых комнат, где им предстояло провести эту ночь. Вот парадокс- и правда, в каждой комнате их уже ждали парадные одежды. Апартаменты были на диво уютными и теплыми, везде лежали толстые ковры и шкуры животных, создавая атмосферу защищенности и полностью располагая к хозяевам. Даже не было видно вездесущих доспехов, заместо них потрескивали жаркие камины. В отличие от довольно скверного и мрачного холла, Насвер был не прочь остаться тут и на два, а то и три дня. Уж очень приглянулась ему его комната, сравнительно маленькая, но комфортная, и настолько претила ему даже сама мысль вернуться в постылые стены, где его ждет хоть и верный, но приходящий слуга, да не менее стылый ветер вечного сквозняка, пусть горит в Негаснущих Огнях душа каменщика создавшего все те щели, что уж почти доконали почетного ветерана.

В центре помещения стояли манекены, полностью повторявшие пропорции тех господ, которым отводилась каждая из опочивален. Тут их впервые пробрал холодок. Откуда Рентаги знали о них такое? За ними следили? Убранство комнат, картины, фасон и размер... Они даже подобрали цвета тканей под вкус их будущих владельцев! Насверу достался полувоенный, подобный мундиру, костюм, широкий и расшитый сапфировыми и антрацитовыми, нитями, идеально сидящий на отставном офицере. Даже он смог оценить красоту этого наряда, но это же и царапнуло его неясной тревогой. Мало что было о Рентагах известно, хоть и они слыли одним из древнейших родов Старой Арконии. Но это были лишь слухи. По-настоящему историю этой семьи можно проследить только на пять поколений назад, когда они с помпой переехали в столицу тогда еще просто Арконии, где обосновались как обычный знатный род. Участвовали в жизни столицы наравне с остальными семьями, но по-настоящему ни в чем их не превосходя. Одни из многих, но имеющие занятную традицию. Каждый цикл, аккурат через два дня после Большого Огня, они устраивают званные вечера и балы, отправляя приглашения нескольким избранным былым богатеям и знаменитостям столицы. Говорят, однажды они даже пригласили кого-то из самих Нагренов, задолго до Дня Карантина. Но никто никогда не упоминал подобных странностей. Решив проигнорировать эти в крайней степени тревожные мысли, он поспешил к остальным гостям, уже отправившимся за козлолюдами, туда, где уже звучала музыка. Рентаги остановились у высоких дверей, останавливая и гостей, шедших за ними подобно стайке пестрых птиц. Даже вечно хмурая в своем величии Изана была заинтригована и добронастроена, что заставило Насвера усомниться- не припрятан ли тут кристалл живого газа?

— Гости, минутку внимания. Настало время того, ради чего мы вас здесь собрали!

— Бал в честь наших достопочтенных гостей этого дома и этого города! —торжественно и хором договорила чета од Рентаг.

И двери распахнулись. И гости, богачи и потомственные аристократы, высшие, хоть и отставные, чиновники и офицеры, были поражены. Да, все знали, что зверолюды строили свои дома частично в зазвездье, но даже повидавшая разное Изана ахнула от роскоши представшего перед ними зрелища. Огромная зала казалось была под открытым небом - настолько высокими были потолки. Музыкантов не видно, хозяева явно расстарались и подготовили целую систему музыкальных заклятий, создавая ощущение, будто звуки шли отовсюду, достаточно громко, чтобы не быть раздражающим шелестом на грани слышимости, но и не перекрывать разговоры гостей. Но не это впечатлило людей. Не роскошные серебряные колонны, украшенные и больше похожие на деревья. Не в золотом сиянии убранства. Целых три баснословно дорогих портала переливались перламутром и пропускали через себя все новых и новых приглашенных. Но несмотря на это, торжество уже было в самом разгаре, и Рентаги тут же отправились их привечать. Ясно было, что с таким потоком прибывающих вовремя всех встретить — тот еще фокус, особенно учитывая, что слуг в этом доме так и не увидел никто. В целом же, торжество ничем кроме своих масштабов, и, пожалуй, тем фактом, что редко когда зверолюды и люди устраивали смешанные празднества, ничем не отличалось, и уже совсем скоро музыка начала утихать, а потоки игристого вина — иссыхать. А ведь все это в честь них и только них, момент их славы. И что только тут забыл Кулхам, он же отнюдь не закатившийся ветеран, молодой и полный сил постановщик модных представлений с уникальным товаром. Уж на его постановки люди и нелюди толпами валят, не каждый чес зверолюдки на сцену выходят.

Бал завершался и плавно перетекал в званый ужин для гостей людей и парочки оставшихся зверолюдов. Стол, богатый на мясные блюда, не характерные для зверолюдской кухни, радовал взоры людей. Приятные и экзотические приправы удачно оттеняли яства, добавляя привычной пище пикантные нотки. Гости и хозяева во всю предавались богатому столу и интересной беседе. Никто уже не вспоминал о тех тонах ожидания у ворот особняка Рентага. Вина лились рекой, смешиваясь с беседой, завязавшейся между людьми и зверолюдами. Бал и следовавший за ним званый ужин плавно перетек в уютный пир с обсуждением политики и цен на последние новинки из хтона. Даже Сингал откинул на время свои предрассудки и завязал плотный диалог с явно настроенным по-деловому όлену (4). И разговор был уж точно не только про внешнюю политику Ирконара и ее влияние на торговые пути. Лишь только Аукшера сидела мрачнее самой мрачной тучи, не проронив ни слова помимо приличествующих приветствий, да ничего не значевщих вопросов ответной вежливости. От нее веяло духом даже худшим, чем от стола некромага, что всяк пытался обойти восьмым путем.

Но всему настает конец, вот и завершился вечер, и Рентаги торжественно объявили об окончании пира. Практически ничего не соображавшие после празднества почётные гости расходились по своим опочивальням. Никто из гостей-людей не захотел возвращаться домой в столь поздний гвэ, да еще и по такой погоде все же приняли предложение Анмель остаться и переночевать здесь. Особенно это хорошо было заметно по купцу и светской матроне, которые, будь их воля, не то что из дома, из-за стола не вышли бы. Даже выносливый Насвер, привыкший и к тяготам войн, и к безудержным балам, не чуял под собой ног и шел к своей комнате, практически не разбирая дороги. О возвращении в таком состоянии не могло идти и речи. Но, несмотря на усталость, следуя своей давней привычке, не раз спасшей его жизнь, отставной адмирал заложил кортик в изголовье постели. И тут же, едва успев частично раздеться, рухнул в постель, уснув еще до того, как его голова коснулась подушки. Все-таки не стоило ему пить столько вина, он уже далеко не так вынослив, как в юности.

***

Насвер очнулся от того, что стало трудно дышать. Все тело занемело, как будто объятое сонным окоченением, которое донимало его в детстве. Но спустя пару секунд окончательно осознал, что паралич вовсе не сонный. В еде был медленный паралитический яд. Тело отказывалось повиноваться, и даже дыхание давалось с огромным трудом. К счастью для него, он предпочитал спать на боку, иначе вряд ли бы он когда-либо проснулся. Страх шелохнулся в его душе, он был в полной власти владельцев этого дома, и даже клинок, по старой привычке оставленный у изголовья постели, не смог бы ему помочь.

Но настоящий страх охватил адмирала, когда дверь в его комнату открылась и две тени проскользнули… издавая знакомый металлический лязг. Этот же лязг он слышал, когда Звемаг показывал им, что доспехи всего-навсего неодушевленные куски металла. Как оказалось — все было далеко не так просто. В дверях показался грузный темный силуэт. Насвер загривком ощутил, что ничего хорошего этот металлический истукан ему не принесет. Так и вышло.

Стальные рукавицы вцепились в его плечи и рывком подняли его с кровати. От боли и страха адмирал на пару мгновений вновь обрел контроль над своим телом и выхватил клинок из нагрудных ножен. Слава всем богам разом, что он не стал раздеваться и разоружаться, а в постель рухнул подобно бесчувственному бревну. Это, как он считал, был его единственный шанс на спасение. Но его возможностей хватило только на это отчаянное движение, и мышцы опять отказались слушаться. А доспех не упустил этот момент и перехватил адмирала под грудью и потянул того за руку, забирая не практически игрушечный наградной нож. Но, как оказалось, не такой уж бесполезный.

Насвер, из последних сил, пересиливая паралич, на чистой инерции мазнул клинком кортика, оставляя глубокую бороздку на металле, подобную уже виденной им. Лезвие окрасилось каплей крови, но доспех… а доспех ли? Не ослабил ни на йоту своей хватки. Силы окончательно покинули седобородого и он посмотрел вверх, туда, где за глухим забралом шлема, как оказалось, прятался живой разумный. И, как ему показалось, узнал глаза, того, кого знал кажется целое столетие назад. Увидел и окончательно обмяк в стальных объятиях живого доспеха. С металлическим звоном кортик упал на паркет. Что было дальше, он воспринимал смутно, как будто сквозь сон. Он помнил только, что его долго несли, и что холод пробирал его до костей несмотря на теплую одежду, и огни не затухавших на ночь каминов.

И тут, по пути, славного адмирала пятого астероидного флота осенило. Их никто не хватится. У него и еще троих из «приглашенных» просто нет семей и близких. Еще у двоих - родственники живут в провинциях и давно потеряли контакт с ними. А род Изаны был готов даже заплатить за то, чтобы ее кости глодали вараны из звероямы на какой-нибудь занюханной ферме. И они явно не первые и не последние жертвы этого странного места. Скорее всего, этот особняк им покинуть уже не суждено. Все это Насвер уже обдумывал, пока «оживший доспех» нес его в подвал. Кто бы сомневался, он не удивится, если их просто принесут в жертву каким-нибудь зверолюдским богам во имя мнимого благополучия убийц. Как же банально… но откуда тогда у доспеха глаза его первого капитана, славную Женра Истребителя, который так неожиданно уехал в свое дальнее поместье и даже носа не казал оттуда, но стабильно присылал письма. Об этом говорил в том числе и обратный адрес на конвертах и точное описание тех мест.

Его безжалостно протащили по коридорам, несмотря на слабое сопротивление и попытки зацепиться за колонны, за дверные косяки и всякие иные выступающие объекты. Но, несмотря на небрежное отношение к его телу, особых травм он не получил — шли они медленно и даже немного торжественно. По пути к ним присоединились и остальные из их «компании», их, так же парализованных, выволокли за воротники в коридор и тащили в неизвестном направлении «ожившие» доспехи. Надежды не было, безмолвный ужас царил в помещениях особняка, и только лязг доспехов и шуршание ткани о ковры нарушал тишину. В конце концов их всех донесли до неприметной двери, которую в первый раз никто даже и не заметил, настолько ничем не выделяющейся из общего интерьера она была. Там их уже ждали хозяева этого страшного места.

— А воот и наш-ши дражайшие гоО-ости — пропела-проблеяла Анмель.

— Ка-ак м-мы вас заждались-то! — глухо мемекнул Звентаг в не то шлеме, не то в полновесной стальной маске. — Мы вам так самого главного и не показали вчера!

— Но это упущение мы исправим, — закончила за него зверолюдка и отворила темную, почти черную дверь в конце коридора. За ней, в густой темноте, показалась часть винтовой лестницы, круто уходящей вниз.

Никто из гостей все еще не мог пошевелиться, и доспехи, точнее, неизвестные в доспехах, подобно автоматонам магиков, волоком потащили их вниз, не сильно заботясь о комфорте «груза». Каждая ступенька отдавалась острой болью в конечностях, которые висели безвольными плетями. Лестница казалась бесконечной. Но только казалась, и закончилась она толстой, стальной дверью. Открытой, пока что. И то, что было за ней поразило, гостей подобно тому, как поразил их бал, но поразило их ужасом. Вся мебель, вся утварь имела всего лишь одну цель, это было видно издалека. Приносить боль. В подвале од Рентагов царила самая банальная, но от того не менее подавляющая, атмосфера. Привычные и экзотические, человеческие и зверолюдские, магические и чисто физические, все они не сулили гостям ничего хорошего. Каждого посетила мысль, что этих стен живыми они не покинут. Как и вопрос, а собственно, зачем и почему их здесь собрали. Послышалось испуганное мычание. Кажется, срок действия паралитической смеси в их крови прошёл, и вместе с тем нарастала боль в отбитом теле. И впереди их не ждало ничего хорошего.

Японские школьники ухаживают за могилами русских солдат на русском кладбище в Мацуяма. 2012 год.

"Я уже второй год прихожу сюда как волонтер. Зачем? - тринадцатилетняя Мию Кигути недоумевает над вопросом. - Ну чтобы русские, которые обрели покой не у себя на родине, а в моей стране, могли упокоиться с миром".

"Никакого особенного способа преподавания в нашей школе нет. Мы не заставляем детей. Для них это прежде всего традиция - их предшественники, школьники других поколений, часто - их родители приходили на это кладбище каждую вторую субботу месяца. И для детей сначала смысл в том, чтобы поддержать традицию. Остальное приходит само собой, видимо. Я начал работать в этой школе четыре года назад, и тогда на меня глубокое впечатление произвело отношение детей к этому ритуалу", - говорит преподаватель школы Синъя Хамамото.

Краткая сводка упоротых новостей из российских регионов

В Калининграде местные жители пожарили курицу на вечном огне. За это их уже разыскивают полицаи.

Вчера, неизвестные пришли к мемориалу Вечного огня, где начали жарить тушки курицы, разложив те вокруг источника огня.

Поджарившие курицу объявлены в уголовный розыск, при чём у властей настолько подгорело от этого, что карателей на поиск жарщиков курицы выслал сам глава СК РФ Бастрыкин.

В Чебоксарах местные парни сломали Zвастику, установленную на городской площади. Это уже второе такое происшествие с ней. 

Парней, сломавших знак путинской войны в Украине уже, увы, задержали, так как они попали на скрытую камеру.

Забавнее всего тут цитата главы чебоксарской областной администрации Дениса Спирина:

—Молодые люди задержаны. Административка 100%, будут взяты на учёт. И остаётся открытым вопрос — зачем? 

(Ой, а что случилось?©)

Гербовый зверь

/Рассказ и рисунок в подарок подруге/

— Бабушка, бабушка, а что за зверь изображен у нас на гербе? Никогда таких не видел, даже в энциклопедии, а там все-все животные, даже закатных парочка!

— Эх, внучек, это не просто зверь. Это, Дану, зверь-гурдан, верный страж нашего рода. Принесёшь мне чаю, почистишь и растопишь камин — так и быть, расскажу тебе историю, что за бестия нас сторожит.

Седовласая женщина поёжилась, перебирая в руках четки. В щели задувал промозглый осенний ветер, и шерстяной плед не согревал её, привыкшую к теплым краям, и чай с огнём — единственное, что спасало её от хладной хвори, бушевавшей по всему городу. Вересковое варево, отдалённо похожее на чай, всё же справлялось со своей задачей, и озноб потихоньку отпускал, а огонь уже начал лизать поленья, распугивая ледяных духов, жадных до человеческих костей. — Ну что ж, внучек, просьбы ты мои выполнил, мой черёд слово держать. Началось это в пятом веку, после воцарения Червя, когда люди еще хранили знания о закатниках в полной мере…

***

Четыреста семьдесят третий год Червя был годом на редкость тёплым и урожайным. Жаль только, уличным сиротам об этом ничего не было известно, и — назовём нашего героя Рэджем — Рэдж в тринадцатую свою осень всё так же бестолково слонялся по городским улицам в поисках работы себе по тощему плечу или, на худой конец, лаисту помедлительней и пожирнее, чтобы хотя бы сегодня не лечь спать с совершенно пустым брюхом. Но знай он, куда приведут его скитания, — тут же бы предпочёл на этом месте сдаться страже. Уж лучше работать в самых грязных цехах гельментария, чем те приключения, что уготовила ему судьба. Но обо всём по порядку, не будем торопить события.

А вывела дорога нашего героя в двора дикие, запущенные, всяким сбродом полные. Не город это уже был, трущобами назвать — лишний раз похвалить. Моторошно, всюду тени хищные, чары недобрые, твари от магиков сбежавшие, не место тут детям было. Но Рэдж ребенком не был: бездомные рано взрослеют, он уже даже нож свой при себе имел, даром что хлам полнейший, но просто так себя в обиду уже не даст. И не только себя. Заслышал крик он, тонкий, будто дитя малое плачет. Не принято тут в дела чужие вмешиваться, но Рэджу не по себе стало: нельзя, нельзя над совсем мелкими так изгаляться, Гельмент всё видит, Змея всех рассудит, нельзя оставлять в беде, кто бы там ни был. Прибежал он на звук, а там глядит — двое юнцов, едва ли его старше, детеныша хлота* мучают, зло, без мысли и смысла всякого. Убивали они хлотёнка медленно, хоть и незатейливо. Не выдержала душа Рэджа, возмутился он такому злу беспричинному, напал на негодяев, над зверюшкой изгалявшихся, крохотным своим ножиком размахивая. Ошибкой то было, не сладил он с двумя дубами молодыми, скрутили они парня, а орудие его к его же горлу приставили.

—Хотел ты хлота спасти, а сам не сильнее него будешь. Ну так смотри, сам себя не порежь, гельментово семя, кхе-хе-хе.

Тут бы и несдобровать мальцу, не спаси его проходивший мимо магик. Инороден он тут был, в дорогих и чистых одеждах. Не место ему тут было, но, однакож, гортанный крик на заморской речи выручил парня, спугнул живодёров.

— Каково имя твое, юный храбрец? Вижу, не оставил ты слабого в беде, на помощь побежал, жизнью рискнул. Нужны мне такие, сам я с животными сладить не смогу. Ты же любишь животных?

— Я Рэдж, мин, да, мин, да, я люблю животных, мин...

— Зови меня Фэнге, маленький Рэдж. Нужен мне работничек, за животными следить, бестиарий-питомник у меня, мы с женой моей за всеми уследить не можем. Дам тебе место для сна и еды вдоволь. Соглашайся, и пойдём со мной.

Так и нашел наш безродный Рэдж подработку, да какую, на целых два года, с крышей над головой и харчами хозяйскими. Да и сама службишка простая — знай себе, мешки ворочай да животинок разных чисти да корми, для мальца вроде нашего героя это и вовсе не работа, считай, а радость одна. Хозяева, правда, странные — двое магиков, пара бездетная, но зато при себе целый бестиарий содержащая. И к Рэджу хорошо относились, не кричали почем зря, только иной раз недобрым словом поминали, когда тот со службой своей по вине не справлялся. Незлобиво, только в целях воспитания. Лишь изредка некая тоска чувствовалась в доме этом. Нечто потаённое снедало магиков, приютивших Рэджа. Но малец и не лез — не его умишка это дело было, знал своё место. Так шли годы. Подросток креп и мужал, подхватывая тут и там знания. То иной день минар Цори его грамоте обучать сядет, то мин Фэнге о животных и их повадках поведает что-нибудь, то он сам по случаю книгу какую умную возьмёт да прочтёт. Не жизнь, а сказка.

Но сказки никогда не длятся вечно, а совсем даже наоборот, и шестнадцатая осень для Рэджа обернулась сущим кошмаром. Сначала из бестиария начали питомцы пропадать, за что наказывать того начали люто. После — сами хозяева-магики изменились, стали злыми, угрюмыми, ни следа от себя прежних, как подменили их. Но самое страшное случилось, когда минар Цори дитя понесла под сердцем. Пуще прежнего озлобились на мальца господа, открыто прогонять начали, но тот, как клещ, в животных своих вцепился, на улице спать стал, трапезу с хлотами делил, лишь бы не покинуть их. Ближе семьи они ему были, да и не было у него иной родни. Ночами голоса страшные из дома стали слышны, свет колдовской из окон литься начал. Тут уж и он не выдержал, решился покинуть стены, ставшие враждебными ему, как ни любил подопечных своих, мочи не было терпеть далее зло неведомое. Но прежде захотел он посмотреть, что же такое творят его уже бывшие хозяева, что затевают в своем логове, из-за чего его прогонять начали из ставшего родным почти дома. Ох, лучше бы он этого не делал!

Проник в дом он, пока магики в отъезде были, по делам своим великоразумным, зашел в их опочивальню подглядеть, откуда свет шел да голоса лились, а там — страсти-то какие — мертвые животные, те самые, за которыми его следить поставили, а он по недомыслию своему утерял. Да не просто мертвые — замученные, истерзанные, всю кровь из них бескуды выпили, всё нутро ножами-когтями посекли! А в центре — книга, да не простая, а магиковская, с клеймами и сигилами, в кожаном переплёте, вся ремнями перетянута. Как бы страшно, как бы мерзко ни было Рэджу, но любопытство своё взяло: раскрыл он её, читать начал на беду свою. Тон читал, другой, вот уже гвэ прошёл, всё никак оторваться не мог. Слышит, уже хозяева вернулись, а ноги его не держат, сколько раз встать пытался, столько раз вновь на пол валился. Зарычал Рэдж, не хотел он, чтобы его магики нашли, пополз подобно змию в попытках под кроватью схорониться. Но куда там, не успел он и ветки проползти — настигла его кара. — Ты только посмотри, кто у нас тут! Рэдж собственной персоной! А ведь мы этого крысёныша под крыло взяли, кормили, поили, кров дали, грамоте обучили, почти как к своему отнеслись! И это его благодарность? —Ну что ж, я его приютил, мне и ответ держать. Будет, значит, у дочери нашей нерождённой защитник верный.

Испугался наш герой, затрепетал, да кто бы на его месте не испугался бы? Но делать нечего, господа магики мольбы его не слышали, причитаниям не вняли. Подняли под руки, оттащили к столбу, где на поводе труп невинно убиенной животины болтался, да на ту же цепь и посадили, будто шра'э* шелудивого. Забился, пытаясь освободиться, парень, но куда там: цепь крепко держала, не спастись, не сорваться, да и ошейник явно непростой, последние силы отнял. Взвыл пленник, не хотел судьбе покоряться, но пленители его иного мнения были. Книгу свою страшенную раскрыли, да чары творить начали. Раздели несчастного догола, в их собственной крови измазывали, звериной кровью поили, приговаривая:

— Чьею кровью помазан — тому и служить будешь. Чью кровь отведал — тех кровей и будешь.

Недолго ритуал вершился, но чудовищно болезненно, на радость мучителям. Взвыл Рэдж от боли лютой, дернулся на цепи в судороге смертной, ударился об пол и замер, превращением терзаемый. Сначала затрещали, ломаясь, кости — не осталось единой целой в теле его, едва жизнь в нем теплилась. Затем черед плоти настал, размягчилась, истаяла та, словно воск в пламени. Но вот тело вновь задрожало, вспучилось, собираться начало, крепнуть, форму новую обретая. Злые клыки в длинной пасти сверкали, злые когти по полу заскребли, да вот не было злости в глазах бестии, лишь тоска и непонимание дремучее, чем прогневал богов он астральных, за что участью его такой наделили. Но лишь глухой рык вырвался из пасти зверя этого, да насмешливо цепь звенела, натягиваясь от рывков его. Поникло чудище, усы длинные и чистой лазурью сверкавшие свесив, склонившись перед магиками. Не было больше у него воли своей, вечной службой отныне жизнь его стала. И отковали магики перстень с образом его для нерожденной дочки своей, нарекая его гурданом-служителем...

***

Старая женщина привстала с кресла, оставляя подальше опустевшую чашку. В камине уже давно догорали последние угли, и хлот-мурлыка потянулся во сне, с трудом удержавшись у нее на коленях, едва не задев когтями лицо спящего рядом ребенка. И на пальце его сверкнул бирюзой страшный зверь-гурдан, в лапе держащий топор...



Хлот — мелкий городской хищник, вроде кошек, но похожий больше на длинноногую помесь хорька с кошкой, покрытую костяными бляшками. Совмещают функцию собак и котов.

Шра'э (редкое для змеелис) — шестилапое хищное существо, выполняет функции сторожевых и охотничьих псов. На земных лисиц и змей существо не похоже вовсе, но из-за лисьей формы черепа и характерного узора чешуи так чаще всего называется. Иногда называются шра'э.