17 апреля 1993 года
Мой отец решил свести счеты с жизнью. Тело было подвешено на дверной ручке, поджав под себя ноги. Мальчик, только начавший изучать этот новый неизведанный мир, стоял в изумлении, пристально осматривая человеческую оболочку, высвобождавшую призрачную душу, и смог только произнести неразборчивое всхлипывание похожее на «папа». Это было одно из его первых неотчетливых слов, которое он употребил в последний раз. Потому что в дальнейшем не было смысла звать того, кто не сможет прийти.
Я был этим мальчиком. Не знаю, что я чувствовал в тот момент. Может меня заботило чувство голода, потребность сходить по нужде или найти свою игрушку. Что еще может волновать ребенка? Мне было полтора года отроду, и я не мог осознать этот трагический факт. Я ничего не помню в те годы.
1996-1997гг.
Детская память окончательно сформировалась в 5 лет. В этом возрасте я начал подозревать, что в нашем доме не хватает одного человека. На подсознательном уровне я чувствовал сильную связь с ним. Но при этом не имел и малейшего представления как он выглядит. Фотографии в нашей квартире восполнили этот пробел. Хотя я помню, как старший брат сказал мне: «На этой фотографии мой отец». Он указывал на худого молодого человека с кучерявыми волосами. «А это - твой». Его палец поспешно изменил направление в сторону бородатого мужчины в солидном возрасте. Это был наш дед по линии отца. Мой брат часто подшучивал надо мной и в тот раз я готов был поверить в это, надеясь при этом, что на самом деле все наоборот.
В то время я часто думал, что отец жив и скрывается от нас в неизвестном мне месте. Но мне не хватало решительности спросить об этом близких людей. Они жили своей жизнью, занимались своими делами, казалось, все идет своим чередом. Однажды мама громко позвала меня отведать жареной картошки за обеденным столом. Этот момент мне особенно запомнился, потому что я не мог понять, почему папа не может присоединиться к нам. Почему мама не может также громко и отчетливо позвать его? Сложно сказать, когда я узнал о смерти отца и от кого.
Я начинал испытывать депрессию в очень раннем возрасте. Когда нужно было идти в детский сад, в моей голове мешались мысли. Мама подумала, что я ненавижу детсад, и у меня нет никакого желания туда идти. Кидалась всяческими шуточками по этому поводу, смеялась и даже запечатлела на камеру мое печальное выражение лица в профиле с опущенным локтем на белом столике с выдвижными полками. Рука поддерживала голову, в которой беспорядочно бегали мысли как пляшущие человечки. В детском саду я впервые заплакал на людях. Был какой-то маскарад, посвященный должно быть Новому году. Я был одет в зайчика и выглядел довольно смешно, как и все дети, несмотря на то, что обливался слезами и истерично визжал. Никто не мог понять причину. Все думали, что это очередная детская истерика, для которой малейший повод - причина. Им было плевать, я это чувствовал и ненавидел всех, кто меня окружает. Мама пыталась меня успокоить, постоянно спрашивая: «Что случилось?». Тогда у меня было только одно желание – присоединиться к отцу любым способом и спросить где он был все это время, и что мне делать в этой жизни. Не думаю, что я тогда особо осознавал границу между жизнью и смертью, и знал способы покончить собой. Многие дети думают, что им многое подвластно как супер-героям, только они пытаются найти свою супер-способность. До тех пор пока не получат несколько травм. Мне повезло, что они не были слишком серьезными. Ссадины, синяки, ушибы, вывих пальца. Когда понимаешь, что ты подвержен травматизму как и все люди, то осознаешь, что ты ничем особо и не отличаешься от всей серой массы.
До 16 лет я был интровертом и за все те годы никогда не мог честно ответить на чей угодно вопрос "О чем думаешь?". Потому что я постоянно думал о самоубийстве. Я был одержим этой идеей и могу себе представить какое предвкушение чувствует самоубийца перед смертью - ведь это самый легкий способ избавиться от проблем и никогда не увидеть свою жалкую старость. Я искренне верил всем сердцем и всей, искалеченной смертью отца, душой наивного подростка, что это моё спасение, которое приведёт меня к нему. Тогда я никогда не был уверенным в делах людей, не отличался особой коммуникабельностью и был скорее реакционером, чем инициатором. Потому что на другой чаше весов была полная уверенность в том, что я покину этот мир и как можно скорее. Но я колебался. Это как выставить все "за" и "против", и обнаружить, что они равны. Что тогда делать? Любой здравомыслящий адекватный человек скажет, что я тогда заблуждался. Исходя из этой точки зрения, мне нужно радоваться, что я не поддался мимолетному импульсу. Но кто может оспорить обратное? Что, если я сейчас заблуждаюсь? Чего я добился за все эти годы и добьюсь ли чего-то в дальнейшем? Я не знаю. Никто не знает. Но предоставленное право выбора чертовски радует.