триллер
Подписчиков:
0Постов:
90
Альфред Хичкок
Не знаю куда обратиться, поэтому пришел сюда за очередной порцией минусов. Как видно по постам, делаю анимацию, пока среднего качество, а тут ЕБЛ#CЬ, еще игру удумал. Движок предназначенный для шутера на подобии 1го DOOM или Wolfenstein, но я использую для своего рода адвенчуры с элементами экшена\хоррора. Готова демка, короткая проходиться за минут 15-25ть, поэтому если кого не затруднит прошу ознакомиться и написать какой-либо комментарий. Сообщество движка небольшое, поэтому ждать отзыв очень томительно, кто занимает творчеством понимает, как иногда важно услышать хоть что-то. Ссылка ниже
П.С - это не совсем шутер, 1ый уровень может долго прокружатся, есть сиськи...
П.С.С. - не научился делать трейлеры, да как-то ...
https://disk.yandex.ru/d/FgGicl1jOT8UjA
Манос: Руки судьбы (1966) UHD 4K
На этот раз выкладываю фильмец, считающийся самым худшим трешаком по мнению многих критиков :)
Невиновный, конец, Металлические сны
Удача продолжала издеваться над Насвером, оставив его последним в очереди на срам и убой. Как бы ни хорохорился старый адмирал перед самим собой, как ни скрывал свое настоящее желание за маской чести, но в данный момент он мечтал лишь об одном: чтобы боль прекратилась и чтобы его сознание не терзала реальность. А уж потеряет он сознание, уснет или вовсе умрет ― его не волновало. Да и, будучи реалистом, он и не ждал иного исхода.Следующим Рентаги выбрали молодого парня, с лицом все еще прекрасным, но уже тронутым разложением. Явно он был новообращенным адептом Погонщика Червей, а это значило, что каким бы ни был его ответ ― скорее всего его ждала смерть. Что ж, видимо, военные преступления зверомордые считают печальной, но все же не преступной необходимостью. Залитые огнём поля и чумные города - не зло. И возможно это даст ему шанс на выживание. Это придало сил и немного успокоило измученного старика. Даже стальной обруч смертельной болезни, стягивавший грудь, немного ослабил свои удушающие объятия. Впервые за эту ночь Насвер смог вдохнуть настолько глубоко, насколько ему позволил кляпом встрявший клюв иаргеса. Но уйти с головой в свои переживания ему не дали, не за тем их здесь собрали, чтобы позволить спокойно дожить до утра.
― Подм-ма-астерье послушника ме-мертвеца. И как ты вообще осм-ме-лился заявиться к нам-м, сын гнили? М-можешь не отвечать. ― Звемаг осклабился, тихо заблеял, не то смеясь, не то угрожая. ― Убийца живого. Но мы дадим тебе шанс.
Он не отвесил оплеуху неживому магику, даже когтями в лицо не впился, вырывая кости и глаза, как то было с Ирналом. Странное дело, отметил про себя Насвер, какая невероятная выдержка. Он предполагал, что зверолюды разорвут несчастного хоть голыми руками, изобьют до второй смерти, но они даже не надавали ему тумаков. То, что происходило на его глазах, казалось сущей фантасмагорией даже на фоне этой безумной ночи. Зверолюд не переставал поражать старого воина, обманывая каждое его ожидание, отодвигая грани допустимого. В какой-то момент Насверу даже пришла в голову мысль, что эта пытка вовсе не для некромага, вряд ли этот немертвый, который весь вечер портил ему настроение своим амбре и амбре его пищи, даже несмотря на сотню воздухоцедов вокруг него, как-то пострадал от выговора. Правда, на контрасте с тяжелым духом от выговора, который сам Насвер научился выносить еще в нежном возрасте, который даже можно было бы публиковать в детской газете, в колонке «злой зверолюд наставляет», совершенно без цензуры и вымаранных строк… Звемаг не переставал поражать старого воина, наверняка обманывая. Это спокойствие, кроме как мнимым, усталой маской, и быть не может. Только сжал подбородок немертвого, заставив смотреть в глаза. Кажется, они решили пропустить первый круг пыток. Но в чем смысл?..
― Говори, м-ме-мертвечина, и от этого зависит твоя нежизнь. Говори, гниль.
― Да будет вам, сразу скажу: да, виновен, да, я убивал. Окончательно отправил в небытие многих. Можете убивать. А можете отпустить. Мне до шра’эвой матери.
По лицу безымянного ― он так за весь прошедший вечер и не представился, и как смог ― некромага прокатилась судорога, он попытался сплюнуть, но иссохшие губы лишь заметало буроватой пленкой. Да что же там такое затаилось, что Рентаг даже говорить начал как человек, а не как его блеющие собратья? Да уж, похоже он, Насвер и правда невиновный, и правда выйдет из этого дома, и уже завтра увидит как пылают эти стены. Если вспомнит. Если выйдет.
― О, ты и вправду дум-мал, что это будет так просто? Ну давай, показывай свое безразличие, м-мертвяк позабавь ме-меня и жену м-мою, и гостя нашего, давай. Ты же так хорошо терпишь боль, Ру’унрам подтвердила бы, да? Жаль ее нет среди нас, она была бы прекрасным зрителем и нашим гостем. Оооу, тебе что-то не нравится? Может, поплохело?
Звемаг начал бить. Он бил его не сильно, но обстоятельно. Он бил его долго, механически, так, что казалось: пройдут не тоны и даже не гвэ, а целые чесы, но зверолюд еще не прекратит слой за слоем сбивать мертвенно холодную кожу, окаменевшее мясо на лице немертвого и грубую, покрытую редким мехом шкуру на костяшках своих пальцев. Но ничто не вечно, и внезапно запыхавшийся Звемаг выпустил опухшего, избитого, но на удивление сохранившего в целости, но все такой же кривой, нос некромага.
— Тварь… отправил бы я тебя к твоим Огням не думая, но правила есть правила. Рассказывай свою историю, мертвец на обоих берегах, и покончим с этим.
— Во-первых, не мертвец на обоих берегах, а Лгарцэх. Во-вторых, да. Я. Их. Убил. Доволен?
Голос уже не безымянного звучал глухо и меланхолично. Как будто он не подвергся унижениям и избиению голой лапой, а скучную лекцию, срываясь в сон, вытерпел. Кого он убил? Что он несет? Некромаг ― и убил кого-то, кто являлся носителем разума? Это заставило Насвера отвлечься от боли за ребрами, комок между легких напрягся, как будто он сейчас заходит на обедню в Гельментов храм и готовится причаститься, а не прикован к килеобразной машине, уже не первое гвэ ломающей ему спину. Как-то разом забылся недосып, и сотни иголок в мышцах напомнили ему, что ни один яд не действует вечно. И тут прозвучало то, чего он с проснувшимся любопытством ожидал.
― Н-не-нет, мертвец на обоих берегах, так просто ты не отделаешься. Вспоминай вслух, по тону расписывай, поведай нам, что ты с ними сделал.
― Я же сказал, я Лгар, ― попытка настоять на том, что у него было имя, провалилась. Анмель воспользовалась моментом слабости, моментом, когда зажатая смертным окоченением челюсть разжалась по прихоти ее владельца. Насвер не разглядел, что именно попало Лгарцэху в его не обезображенный смертью рот и, пожалуй, нисколько не был разочарован этим фактом. Не был он живодером, чтобы получать от такого зрелища удовольствие, лишь понадеялся, что это не какое-нибудь полуразумное мелкое существо, не имевшее отпечаток Гельмента. Что ж, сам Насвер не придумал бы, как по-другому не смертельно заставить немертвого страдать. Из рта бедняги потекла розовая пена ― рот застыл в полуоткрытой позиции. Говорить сейчас он не сможет. И не сможет еще некоторое время, даже если из него вычистят малейшие следы жизни. Такова плата немертвых, вкусивших живой плоти, ― паралич и томные волны болезненной рвоты, неживой самости, бьющейся со своим врагом ― сутью жизни. Зверек, попавший на зуб Лгарцэху, тонко взвизгнул ― его “спасли” ценой двух из шести лапок. Кэъхла, всего лишь кэъхла, по крайней мере, Рентаги предпочитали мучить только “виновных”, безвинные животные им неинтересны. Эти костяные полумесяцы были противны всякому городскому жителю, и воистину они, помимо неприятностей телесных, вполне зло унизили несчастного аколита загробного мира. Да что там аколита, это бы унизило даже самого пропащего забулдыгу, хуже мяса крыс из древних источников и легенд закатного мира. Жесткое и горькое мясо презревали даже гули на службе у золотарей. Беглая биомасса гельментовых свор могла лишь цедить нечистоты в канализации, годами накапливая в себе трупные токсины и помои, и сейчас оказалась во рту у несчастного, явно сохранившего пока что все вкусовые рецепторы языка… Бывший адмирал не завидовал своему собрату по несчастью, по “финалу”. Даже до него добирались миазмы порочной жизни полумесяца канав и от этой вони Гельментски, Гельментски зачесались баки, сводя последние плюсы его положению в полный нуль.. Что же такого сотворил Лгарцэх, что ради него так замарали свои козлиные гривы их пленители?
― Ах, ты говорить не можешь. Ну что ж, мы можем подождать, да. А пока займемся дружком нашего фармацевта. Благо ему есть что рассказать, и верится нам, он вовсе не будет намерен запираться. Да, Насвер? ― движения и вонь явно разогнали кровь начавшей клевать козлиной мордой Анмель. Монокль заметно блеснул в свете газовых горелок. ― Настал твой звездный миг, старик, ты же поведаешь нам о том, как вышел в свою отставку? Про все эти бомбардировки сжиженным газом, снежные завалы на предместья Алеорны, тот инцидент в Юргенд-Крае… тебе есть о чем рассказать?
Клюв выскользнул из горла с чмоканьем, уже привычным по этой злополучной ночи. Глоток чистого, непрогретого зверем, не испорченного его нутром, холодного и кисловатого от духов зверолюдки… Сердце перестало истошно биться, грозя остановиться. Наверное, стоило бы сказать об этом прямо.
― Кхмукхмх, Рентаги, козлинное ваше племя, я манерам не обучен, в высоком обществе не вращался, посему скажу прямо. Из-за вас, тварей Ушгара, я, козло’зло’задое племя, тут чуть не подох, ― глубокий вдох освобожденным носом. Опешившие и застывшие в фрустрации от тирады Рентаги даже не подумали перебивать. Звемаг тихо блеял в потолок, показывая миру острые, явно не козьи клыки, Анмель и вовсе могла лишь ошеломленно смотреть в глаза Насверу и моргать, не замечая монокля, сиротливо свесившегося с подбородка. ― Мне бы очень “повезло” откинуть шпоры, так и не узнав, за что я сюда попал. Так мало того, мало того, что я на последнем чесе жизни должен был вляпаться по вашей, нюхатели олеандров, вине в эти отходы Лямблии и так еще и должен отвечать на ваши вопросы? Ну а что, я сегодня добрый. Отвечу. На пенсии я по здоровью, мое сердце не вылечит даже Гельмент. Выкусите, недосудии, я просто больной старик, чье сердце не выдержит и полуседьмицы в межосколочье*. Ну что, довольны? Надеюсь, вы будете рады, когда я запихну вас, любителей козлят и собственного пердежа, вместе с собственными кишками в этот ваш Юргекрай. А я их запихну, будьте спокойны, живым или мертвым!
Ошалевшие, а теперь еще и чертовски злые зверолюды побагровели. Побагровели настолько, что даже укрытая белой и коричневой шерстью кожа давала красноватый, хтонический оттенок этим двум сумасшедшим. “Да как он смеет! ― проносилось в их глазах. ― Прикованным и голым кричать на нас, будто мы ему матросы!” А экс-адмирал все продолжал и продолжал распаляться, почувствовав привкус свободы.
― ...и я надеюсь, что там самая Гельментом забытая дырка Цепня, ибо я в душе не присовокупляю, что за предместья Алеорны такие и что за Юргекрай такой, и что будете вы там гнить, пока ваша блестящая шерсть не выпадет, а ваши мозги не превратятся в испражнения Аскарида. Это говорю я, бывший адмирал пятого флота!
Закончив свою тираду, Насвер од Драс'Тзак, отставной адмирал пятого колонизационного флота, закончил свою речь, будучи едва ли в силах глотать ртом воздух через отчаянные хрипы приближающегося приступа.
― А теперь делайте, что вам пригоже ― до утра я и так и так не дотяну. Умнилы.
Звемаг первым пришел в себя. А "пригоже" ему было… Освободить несчастного вояку. Освободить и сдать на руки одоспешенным слугам, ибо…
― Свет Са'араоку благоденствующего, вот же ж, вот ведь… Живи, живи… Сударь. Нам, Анмель, что стоишь, неси колбы с сердечными… Где? Кабгде, в лазарете под окном, синий кофр! Гельмент бы побрал этих!.. Из канц… Отправь им деп…ш... Вот ведь шра'эвы гельментиры! А ведь ты была права!
Вдох-выдох. Насвер уже не ощущал ног, начали неметь пальцы рук, когда его, полубессознательного, двое снявших шлемы и кованные перчатки "голема" оттащили в лазарет. Его первый капитан и выродок рода Изаны. Вот ведь дочь шра'э! Но почему? Анмель последовала за ними бегом, опережая носильщиков с почти уже трупом Насвера, а вот Звемаг остался с... Некромагом? Но зачем? Краем глаза Насвер заметил, что несчастного немертвого освобождают из оков и отпаивают каким-то источающим смрад отваром. Не пойми что происходит, но болящему до этого не было дела. Не убивают изощренным образом, ну и пусть его. Жар в животе, жар в груди, сердце стучит аритмичными барабанами южан… Астеничная тьма окутала его голову, затмила и глаза, и последним, что он услышал, была невнятная речь его бывшего первого капитана Женры и смачная пощечина, последовавшая в ответ.
В себя Насвер пришел не сразу ― в окно его комнаты проникал свет. Его комнаты? Все это не было сном. Лицо, руки, ноги… Все отчаянно чесалось, на лодыжках и запястьях бледнели шрамы от кандалов, едва залеченных морфик-гелем. Даже спина впервые за чес не болела, чудеса же! Что это был за бред? Он попытался встать, но не тут-то было. Над грудиной как будто кузнец из быкаэров поработал, ни вдохнуть, не выдохнуть, только лежа сипеть и надеяться, что вода в радиусе его рук. Потому что даже на локтях привстать было бы смерти подобно - он уже попытался привстать и в глазах вновь начало темнеть. На соседних койках, кто туго примотанный, кто прикованный кандалами к перилам, лежали и стонали его ночные спутники по несчастью. Бедная минэ Изана, с ее постаревшего лица пропала былая роскошная величественность, с ободранных до кости рук капал морфик-гель, извивающийся спешно нарастающими нитями мышц. Над ней и бывшей вестницей склонился вчерашний некромаг. Он помогает их пленителям? Как же голова кружится-то! О Гельмент, послал же он ему на старости чесов приключение! Чтобы этому племени звериному икалось. Но посадит он их, будет гореть это место ярким пламенем, только дайте с постели встать...
В дверь постучались, распахнули настежь, позволяя подносу войти первым в проем, и лишь через пару тактов Насвер од Драс'Тзак увидел владелицу точеных копыт и растрепанной бородки. Анмель. Дочь шра’э и кобыка. Сейчас она будет извиняться, Насвер был готов поставить на это предположение останки своего истрепанного сердца и три зуба в придачу. И он бы их не проиграл.
― Од Драс'Тзак? Мы приносим-мээ-м извинения от всего департамента Скрытой Расправы. Нам поступили, мм-мээ, неверные данные: вас ложно обвинили и сдали в наши руки. Видите ли, в вашем ведомстве полный бардак: кто-то с полным досье и делом на бывшего адмирала пятнадцатого флота вписал данные Насвера, ваши то бишь. А надо было Насвеара. Неувязочка, Аскарид побери этого бюрократического червя, который едва писать научился. А мы что? Вы, люди, настолько на одно лицо… Еще раз приносим-мээ свои извинения! ― поднос почти бесшумно опустился на ближайший столик, таблетки, вода, фрукты ― все, что ожидал увидеть, Насвер увидел. ― Ах да, уволить нас с мужем моим вы уже не сможете. Мы вчера подали рапорты вон из этого бардака. Пока нас не уволили насильно. М-мэм-мы козлами отпущения не станем!
Меланхоличности вида Анмель позавидовал бы и хлот(3), пару недель не видевший свежего мяса.
― Ну да, ну да… Ладно я, меня вы, скорее всего, не выпус…
― А кто сказал? Подпишете пару документов, получите компенсацию и забудете эту ночь как страшный сон. Настойку беспамятства мы вам уже дали, будьте спокойны, ― над Насвером возникла фигура давешнего некромага. Подсадной ар'доже* или и правда невиновный? ― Вы, видимо хотите узнать, что с вашим сослуживцем? Да все с ней хорошо, вот уж к кому изначально никаких претензий. Что, почему она была среди "доспехов"? Так ведь это она поведала о преступлениях вашего троюродного дяди. Почему она не опознала вас сразу? Вообще-то опознала и даже с пеной у рта доказывала нашей компании, что вы там должны присутствовать как наблюдатель. Нет, Рентаги не знали. Кстати, а не хотели бы вы поступить к нам на службу? Зря-с, Ирнал уже получил свое кольцо на сонную артерию, доспех обвинителя, власть... Но на нет и суда нет, дело ваше, но этот вечер вы забудете-с, не обессудьте.
Вдох-выдох. С завтрашнего дня, дал себе обещание Насвер, никаких, никогда и ни при каких условиях званых вечеров, ужинов и прочих балов. Находился. Лекарства сработали корректно ― тьма вновь набросилась на него жадным и душным покрывалом. Когда он очнулся, нечему было свидетельствовать об этом небольшом приключении.
Только не давало покоя отрывочным осколкам памяти письмо в металлическом конверте, иногда режущее ему пальцы, когда он перебирал старые документы. И кто будет рассылать приглашения в конвертах, что режут руки будущим гостям?
― Гельментово семя, больно!
Невиновный гл 3 Спазмы
предыдущая глава: https://joyreactor.cc/post/5290975
―Итак… Ирнал, коронный апотекарий Регулиса, один из бывших ведущих наркологов столицы и прочая, и прочая. Вы же прекрасно понимаете, почему именно вы оказались здесь?
Страха на лице Ирнала не было. Скорее, это были досада и злость на то, что он оказался здесь в столь непрезентабельном виде, прикованным голышом к столбу. Зверолюда окинула скучающим, слегка презрительным, взглядом фигуру немолодого человека.
―У меня нечего тебе сказать…но у моего мужа есть интересная история…
―… история про человека, который любил науку. Любил видеть сны. И любил делиться этими снами с другими. Про то, как, будучи коронным апотекарием, этот человек начал варить те или иные зелья. И ходить вокруг да около, подобно своей жене, я не стану.
Глаза Ирнала внезапно стали спокойными и крайне серьезными. Звемаг, в отличие от своей жены, не стал красоваться или особо затягивать с представлением, и, впившись пальцами в костистое лицо фармацевта, прорычал. ―Я дам тебе один шанс признаться в том, что ты не только добропорядочным горожанам да знати с хворями справляться помогал, ― козлорогий еще сильнее сдавил лицо «собеседника» ― признаться в том, что отпускал дурман по подложным бумагам, так еще и сам тайком варил дрянь?
Эта новость оглушила Насвера, настолько неожиданным оказалась неприглядная правда о его старом знакомом. Значит, даже если и не он стоял за Смотрителями Отдохновения, то уж точно был значимой фигурой на рынке порока. Злость на зверолюдов, пленивших их, на пару мгновений отступила, на ее место пришла тугая ненависть, рожденная внизу живота и плетьми прошедшая по его нервам. Ему более не было жаль этого человека, что дождевым червем повис в кандалах напротив него. Они и до этого не были близкими друзьями, больше даже неприятелями, и столь подлая изнанка его жизни окончательно отвратила отставного воина от бывшего товарища по светской жизни.
Звемаг в ярости затряс длинной и узкой бородой и с размаху залепил пощечину дурманщику, не выпуская того из захвата. Да так сильно, что только зажатый во рту клюв симбионта спас несчастного от вывиха. Но это было только начало. Зверолюд, методично и без тени милосердия принялся натягивать повисшее в оковах тело, едва ли не выворачивая кости из суставов. И вот, когда уже вот―вот и послышится хруст рвущейся плоти, он остановился. Нанес напоследок один единственный удар в грудь и дернул за рычаг. Хорошо, что Ирнал был полностью парализован, ибо малейшее движение, непроизвольный спазм или дрожь, и уже некому бы стало признаваться в своих грехах. Механизм, к которому он был прикован пришёл в движение. То, что некогда казалось, хоть и странноватой, но вполне привычной дыбой, показало свое истинную суть. Каждое кольцо проворачивалось с разной скоростью, наматывая на себя тело несчастного пленника, а из многочисленных пазов медленно выдвигались жесткие и острые шипы. И вот они уже дотронулись до кожи фармацевта, нанося пока что безвредные и почти безболезненные царапины. Но с каждым ходом скрытых шестеренок они выдвигались всё дальше, всё плотнее прижимало тело Ирнала к столбу, и всё глубже становились раны на теле, грозя нанести всё более страшные увечья. Какая-то злая радость охватила бывшего адмирала, он с жадностью вглядывался в мучения старика, враз ставшего ему чужим. В груди у Насвера опять заклокотало, боль вернулась с прежней силой, и на краткий миг сознание ускользнуло от него. В сознание его вернул острый запах испражнений явно больного человека - могло бы это стать причиной его ядовитого замысла? Когда он вернулся, пыточный инструмент остановился, а слуги в доспехах уже затирали непрезентабельного вида лужу под коронным апотекарием. Но, ничего кроме презрения к этому отродью, он не испытывал.
Похлопав Ирнала по лицу, приводя того в чувство, Звемаг сорвал с него порядком поврежденного симбионта. Один из зубов, точнее, его фрагмент, так и остался торчать между швов «клюва» бедного существа.
―Ну что, признаёшь свою вину, червь? М? ― Насвер не смотрел в сторону бывшего "друга". Да и захоти он ― не смог бы. Мутная пелена застилала взор, а все звуки казались далекими и приглушенными. Он так и не разобрал кто из зверолюдов говорил, весь мир его расплылся клочьями разноцветного тумана.
―Да! Признаю, я создавал и подложные рецепты, и дурманные смеси. И что? Думаете, я *плевок* расплачусь и буду просить у вас, - тяжелая капля слюны пролетела куда-то в темноту за плечом двуногого козла, - рогатых, прощение? Уж увольте. Твари. Эт-того вы не дождетесь. Грх ― несмотря на дикую боль, Ирнал держался изо всех сил, не срываясь на крик или тем более, беспорядочную ругань подобно погибшему Кулхаму. Но все же от соблазна сплевывать, как в последствии заметил Насвер, кровь он не удержался, ― я делаю свое дело, мне платят. Эти,- и снова вязкая капля пролетела в полулозе от Анмель,- недородки и так нашли бы свой путь в могилу. Я оказывал им услугу хотя бы,- слюна нитью повисла на его губах,- тем, что их дурман был чист и убивал быстро. У меня на этом всё. - старик уже начал заходиться в смертном танце, источая дурную кровь ртом,- Можете убить меня, как вы убили этого слизняка-постановщика, но вины за собой я не признаю.
Странное дело, но Насвер даже ощутил некое призрачное подобие уважение к этой мрази. Тот хотя бы нашёл в себе силы признаться в своих злодеяниях. И уж, тем более сохраняя, присутствие духа. Видимо, о чём-то подобном подумали и зверолюды. На своем языке те отдали приказы «доспехам» и те с лязгом с и шумом, но вполне аккуратно сняли тело дурманщика с «дыбы» и унесли того, потерявшего сознание, в недра особняка. Другое дело, что он делает в одной компании и в одной пыточной с этим сбродом? Чем конкретно он заслужил присутствие тут? Он исполнял свой долг с честью, каждый цикл, каждый чёс! Каждый шаг, каждый снаряд был выверен, произвола не творил.
Мало что из того, что происходило дальше запомнил и трезво осознал Насвер. Отдельные слова, крики, запахи горелой плоти… Когда настал черед следующего, единственное, что он мог понять ― это грех, за который карали, и то, обрывочно и не полно. Кажется, речь шла о каких-то махинациях с перекупкой и спекуляцией продовольствием в одной отдаленной провинции. И насколько измученный, в очередной раз вынырнувший из небытия адмирал сумел разглядеть, каялась она, а это была Изана, вполне искренне. В этот раз его иаргес* явно впрыснул очередную дозу лекарств, ибо туман окончательно рассеялся, а боль в груди перестала донимать. Вернув ясность мышления, он посмотрел на матрону. Ее тело не было прожарено, как он того ожидал. Нет, жаровня под ней оказалась всего-лишь элементом устрашения, декорацией. Настоящим пыточным инструментом был тигель с расплавленным золотистым металлом. И этот металл покрывал ноги до колен и руки до локтей несчастной женщины, которая будто бы за час постарела на десять лет. Какой дешевый символизм, подумал Насвер, надо же, он ожидал чего-то более экзотического от наказания жадности и мздоимства. Она, рыдая так, как рыдают только дети и раскаявшиеся грешники, каялась в своих грехах, стеная и проклиная себя, прерывая стенания плачем и хлюпающим носом.
― Да… виновата. Это была моя идея, да! Там…там была война, а мой род… у нас были поля в тех местах, мы могли бы, могли спасти тех людей. Но я наст…наст… настояла, виновата, - всхлипы и ахи начали частить, даже на трезвый рассудок Насвер начал терять последнее понимание к мотивации дамы Изон,- А что ещё? Это был, был шанс, понимаете? Шанс выбраться из той дыры! - она с жаром кричала про то, что голод случившийся тридцать циклов назад в дальней провинции Изон был ее виной. Как она подговорила глав ее рода поднять цены, скупив все зерно в округе, как не пускала жриц Гельмента* под всевозможными предлогами. Как пировала во время мора, пожинающего ее подданных, и, в конце-концов, с помпой покинула разоренные земли. Как на вырученные богатства переселилась в столицу. Под конец слов уже было не разобрать, только нечленораздельный плач и мольбы о пощаде. На нее жалко было смотреть. А ведь Насвер считал, что она скорее умрет, чем признает за собой вину, подобно Кулхаму, или же, подобно дурманщику, не увидит зла в своих деяниях, до последнего поносившего Рентагов. Еще вечером он думал о ней как о сильной, цветущей дочери Червя, а сейчас, всего за полтора тона она превратилась в сдувшийся куль костей и отчаянного покаяния. Этот вечер сломал ее. В момент превратил пожилую, но все ещё цветущую даму, в откровенную развалину, повисшую раздавленной куклой на цепях, отдавшись на милость козлорогих. Насвер прикрыл глаза, чтобы не видеть её позора, но запах горелой плоти и мочи настырно лез в нос. Анмель презрительно мемекнула что-то слугам, не разжимая острых зубок, и те сравнительно бережно сняли бывшую светскую звезду чумного герцогства и унесли вслед за Ирналом.
Их осталось всего четверо. Пожилой торговец, незнакомая женщина с злыми на весь мир глазами, какой-то потерянный молодой мужчина-мертвец и собственно сам Насвер. И уже сейчас отставной флотоводец начал сомневаться в том, а доживет ли он сам до своего «испытания» или сердце прикажет долго жить задолго до того, как зверолюды в очередной обратят на него свое внимание. Какой позор для его седин, какая боль!
―А теперь… когда нас осталось так мало перейдем к самой главной интриге вечера. Среди оставшихся только трое повинны в том, что могло послужить достаточной причиной для пыток, а в ином случае ― даже смерти. По нашему мнению. А уж коли он или она,- Анмель шутливо поклонилась женщине, распятой на странной доске,- признается в том, что не было грехом ― то не обессудьте, будет его или ее,- уже Звемаг склонил голову обнажив плиты зубов в корявой пародии на улыбку,- ждать та же участь, что и тех, кто не признают свою вину вовсе.
Насвер предпочел бы потерять сознание, но не видеть того, что преподнесла им ночь далее. На очереди был Сингал, окончательно затихший в объятьях своего пыточного агрегата, не пытаясь даже подвывать сквозь свою маску-симбиота. То на чем он сидел отдаленно походило на трон, если бы тот был сделан из трубок, подобно тому, если бы его собирали из трубок храмового органа, и множества новомодных грозотитовых(6) проводков, полотно прилегавших к оголенным телесам престарелого борова. По бокам от него потрескивали разрядами химические накопители энергии. Какие, однако, прогрессисты рогатые эти Рентаги, всего чёс прошел с изобретения немагического грозолита, а они уже имеют все установки, мысленно покачал головой бывший адмирал. Он, будучи упертым ретроградом, не одобрял все эти ненадежные средства простецов приблизится к величию более одаренных собратьев. Нельзя мощи магиков попадать в сивые лапы бескультурных, нельзя хоть ты тресни! Голос Анмель вывел его из задумчивости.
―Догадываешься ли ты, негоциант и меценат, в чем твоя вина? Думаешь, наверно, что угодил сюда, потому что злобно говорил о нас, о варгадх(3)? Что всеми силами ратовал за то, чтобы наши племена люди даже в свои города не пускали, ведь так?
―Какое прекрасное лицемерие, я восхищен и поражен столь тонкой игре!
Они бы и дальше потешаться над торговцем, которому эти слова казалось, доставляли мучений даже больше, чем иная телесная пытка, если бы не произошло нечто выбивающееся даже из этого ненормального вечера. Козлорогих прервал стук кости о дерево. То был клюв уже мертвого симбионта, повисший на быстро чернеющем щупальце во рту женщины. И та, отчаянно кашляя и выворачивая желудок всеми силами пыталась избавиться от столь «изысканного блюда». Зрелище было не для брезгливых ― паралич еще не успел сойти и ее тело содрогалось в непроизвольных спазмах, извергая на пол вместе с потоком рвоты и слюны ошмётки гнилой плоти иаргеса. Последние две порции отвратительного месива окрасили лужу под нею в красный цвет. Это был конец.
―Воды… дайте воды, пожалста я оч-очень хочу пить, я уже поч-чти сутки не пила, пож…
Рентаги смотрели на нее с нескрываемым ужасом. Их выбило из колеи, они дрожали всем телом, пятясь подальше от несчастной. Звемаг жестом выбрал «доспех», который тут же начал выполнять просьбу женщины. Насильно разжав ей челюсть, он попытался влить воды, но куда там. Она буквально не смогла проглотить жидкость, грязными потоками струившуюся по подбородку, шеи, груди. Это было то, чего боялись все. Даже зверолюды, даже некромаги. Бешенство. Рабиес Лиссиваруса на закатном, или Бич Червя и Погонщика. Неизвестно почему она не обратилась за помощью, почему не спасла себя, но все они теперь наблюдали ее последние гвэ, а то и тоны, перед тем как разум окончательно покинет ее. Тут даже Насвер был на стороне тех, кто принимал Гельмента - эта дрянь не должна распространяться.
―Я… была тем безымянным источником о королевских шра'эрнях. Да. Я, ― она дрожала всем телом, но голос ее был довольно твердым. – Прорвалась, собрала материал… даже статью сама написала! Кто ж знал, что там даже стены контагиозные! Знала что твари больны, а что гвозди опасны... кххэ Ни од-дин шра-шрашшш...э до меня не добрался, а гвоздь меня убил.
Аукшера, а это была она, по голосу ее узнали все страшно задергалась, едва не вырывая себя из ремней, которыми была прикована к доске. Едва ли ее можно было спасти. Так подумали и зверолюды. Инициативу перехватила Анмель, понимая, что больше они не услышат от вестницы(4).
― Мы не будем затягивать твои м-муки, твои грехи не настолько страшны для такой участи. Да, ты распространяла пагубные идеи, прикрывая им-ме свою выгоду и стремления к личной славе. Но саму же себя ты и покарала,- неразборчивое слово на родном Анмель языке прозвучало чуждо в этих чисто человеческих застенках ,- Аукшера! Единственное что мы можем для тебя сделать- это безболезненно убить и передать твое тело некромагам, ― Анмель буквально выплюнула последнее слово.
Тот же слуга, что до этого пытался напоить жертву жуткой хвори, банально и без затей, будто совершал такое каждый день, перерезал вестнице горло. Та даже вскрикнуть не успела, как блеснувшая в зеленом свете сталь прервала ее агонию. Жизнь еще не покинула ее тело, когда ее, заливающую всё вокруг алой артериальной кровью, отвязали и бережно отнесли туда, где пропали Изана и дурманщик. Их осталось всего трое. Мертвяк, явная жертва - зверолюды не терпят издевательств над сутью жизни. Сам факт немертвой жизни для них издревле - нарушение всякого закона и вина не может быть замолена у их богов. Торговец, самых честных правил общества и самых дрянных - дела. Насвер никогда этому роду племени и гнутого хитинового обломка* не доверил бы. Слишком часто и его солдаты, и его командиры горели в пламени ради их выгод. И, наконец, сам адмирал - он всегда считал себя чистых правил и верных помыслов и пускай под его ногами горели целые Осколки - ни единого огреха или скверны за собой он не знал, кроме быть может, пары нелицеприятных эпизодов с гельментщиками, но и там не его была вина, не его. Доказано же, доказано и печатями скреплено. И кто-то из них по мнению козлорогих не был виновен. Насвер безумно устал и уже молил всех известных ему богов, даже призывал Гельмента и Хтона, дабы они ниспослали ему смерть. Или забытие. Словом, что угодно, лишь бы не чувствовать эту боль в груди и не видеть уже этот воплощенный кошмар, творящийся перед ним. Он более не хотел оттянуть свой «момент славы».
Зверолюды тоже устали. Усталость сквозила в их словах и жестах. Они более не играли на публику и не затягивали представление, говорили четко и по существу. Даже первую волну пыток, грозолит и кислотный раствор, попеременно жалящие тело торговца они лишь обозначили, не нанося тому никаких значимых повреждений. Насвер нашел в себе силы пошутить, что де, жировые складки спасают. Да и сам грех объявили скупо и ёмко.
― Ты можешь говорить, что ты филантроп. Что ты поддерживаешь людей, ненавидишь нас, зверолюдов, и готов из кожи вон лезть, лишь бы нашей лапы или копыта не ступало на священные камни Регулиса. Да вот только это ты завозишь наше племя сюда. Целыми кораблями вывозишь пленных оленов, зевранов и подобных нам козлорогих, - тяжело задышал уже сам Звемаг, а не его жертва. Да и куда-то пропала странная, но хотя бы уместная напыщенность,- Дешевая рабочая сила ― твои же собственные слова, обрекающие целые племена на полурабское существование, вдали от дома, так еще возле прорыва Красной Порчи. А ты знаешь, КАК на нас действует ваш «возлюбленный» Хтон? Медленно, мучительно убивает. И ты только что удостоился чести прочувствовать тень от тени того, на что ты обрек наших сородичей. Ну что, проникся?
Сингал потерял дар речи. Даже без симбионта во рту он мог лишь нечленораздельно мычать и трясти поседевшей своей головой. ― Даю тебе ещё тон. И либо ты признаешь свою вину словом или действом, или тебя ждет, хе-хе, полное погружение в ощущение твоей «рабочей силы». Понял?
Негоциант силой закивал головой, постепенно возвращая себе контроль. Еще немного и…
―Я … я не знал, я… заплачу! Сколько хотите! Только отпустите, пожалуйста! Всё признаю, сделаю, только снимите меня отсюда! Да, да это по моим приказам, да на мои деньги! Всё отдам, отпустите!
Звемаг смотрел на него с нескрываемым отвращением. Подошел, влепил звонкую пощечину и проговорил:
―Все-то ты знал, «меценат». Знал, хорошо знал. Но ты все же признался. Не нужны нам твои деньги, навоза ты мешок. Значит, ты признаешься, в том, что обрек на муки наше племя, при всех понося само их существование? ― козлорогий вновь на миг активировал механизм, заставив Сингала трястись словно в припадке лихорадочного жара. ― клянись, что отпустишь наше племя. А иначе… нет, мы тебя не найдем. ―Звемаг достал из кармана записывающий механизм с перфорированной лентой. Писчий. Очередная новомодная игрушка, альтернатива кристаллу, который можно исказить, и которая теперь принималась в судах как истинное положение*(улика). ― Клянись Илэдой, Маком или в кого ты там веришь, что твои корабли более не доставят живой груз в этот город. Заметь, я не говорю полностью отказаться от всей сети. Но этот город ― табу.
― Да, да, да что захотите… клянусь, кланяюсь. Да. Клянусь Илэдой, богиней правды и стен, да закрепит Её плетение мои слова и скрепит их своей печатью. Ни одного зверолюда не будет доставлено мною или моими людьми в этот город. Клянусь своей жизнью, самостью своей и своею сутью.
Вот и с ним было покончено и слуги в доспехах помогли ему дойти до двери в то неведомое помещение где скрылись остальные признавшие свои грехи. Сил гадать, что же их там ждало уже не было, да и Насвер решил уже, что до последнего не признает ничего, чего бы не приписали, в чём бы не обвинили его рогатые. Лучше умереть так, чем валяться в пыли под их копытами и молить о пощаде или играть в гордость, как это сделал Ирнал. Тем более, что и ничего же не было?
Он ждал свою смерть.
положение -улика
положение -улика
Невиновный, гл2, Сорванная боль
Отовсюду доносились сдавленные стоны. Паралич давно прошел, но боль всё усиливалась. Она не походила на то, как должны ныть синяки и ссадины, самое страшное, чем могла им грозить их транспортировка в пыточную. Но даже Насвер, боец, перенесший не одно ранение, прошедший бои с жрецами Гельмента, едва мог сдерживать крик боли. Она до судорог крутила мышцы, волнами накатывалась на них, едва не доводя до шока, лишая сил и воли к сопротивлению пуще железных оков. Казалось, мучения причиняло все — прикосновения «доспехов», одежда на коже и даже воздух, который они вдыхали. Но ничто не бесконечно, и эта боль в том числе. Пока сознание несчастных пылало, а реальность находилась за гранью восприятия, стальные прислужники Рентагов устраивали их тела в «комфортабельных» устройствах. И приходили в себя гости уже накрепко привязанными и зафиксированными, вполне осознавая, что страдания вернутся сторицей. Вялое шевеление довольно скоро сменилось сначала тихими, а потом всё более громкими возмущениями и руганью. Благо, им никто не запрещал кричать. Пока что.
— Твари! Уроды рогатые!
— За что? Что мы вам сделали?!
— Гельментовы отродья! А я говорил…
— Выпустите меня!
— Сколько вам заплатили? Я заплачу столько же, нет, вдвое больше, только отпустите меня!
Не все решили открыто показывать свои эмоции. Двое хранили относительное спокойствие. Насвер и, что неожиданно, Изана, шепчущая проклятья под нос, но чей взгляд выдавал холодный интерес к сцене. Как будто не она была подвешена за руки и ноги над полной свежими углями жаровней. Отставной адмирал тем временем, все сильнее ощущал тяжесть в груди, перераставшую в нечто, чего он давно боялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, грозя сорваться.
Но прислушиваться к своим ощущениям долго у него не вышло — в помещение зашли хозяева этой ночи. В клубах сладковатого дыма, в развивающихся плащах, рогатые фигуры вызывали иррациональный страх, заставляя и так нервничающих «гостей» еще сильнее забиться в оковах. Зеленым светились глаза и зеленым огнем горели курильницы в их руках, источающие дурман. Нереальность происходящего усугубилась.
— Вы сейчас спрашиваете себя, за что вы попали сюда, и что вас ждёт?
— М-мы вам расскажем-м. Вы здесь тут из-за зла вашего прошлого и настоящего. За то зло, которое вы не несете груз последствий.
Никто ничего не понял. Речь козлолюдов, и так непонятная из-за всё усиливающегося акцента, стала и вовсе непонятна, то ли из-за наркотика, уже начавшего действовать на ослабленный ядом и усталостью разум, то ли из-за туманности речи. Какое зло, о чем они говорили, догадывался только Насвер и, пожалуй, Сингал, мгновенно переставший орать и костерить недостойными словами зверолюдов, этих конкретных и весь их род в общем. Дым заполнял помещение, заставляя сознание пленников путаться под лавиной всевозможных эмоций и образов. И навряд ли кто-либо осмелился назвать эти образы иначе чем кошмарами, выворачивающие душу и желудок наизнанку. Кому-то слева от Насвера вне поля его зрения не повезло прочувствовать последнее буквально. Кажется, это была та молодая писательница.
— Совершившие многое зло, но считающие его благом, мы дадим вам шанс признать его, — сказали Рентаги в унисон. – А сделавшим неправильный шаг да помогут боги, ибо позавидуют они иным мертвецам.
"Как дешево и театрально", — подумал Насвер. Он бы посмеялся над полоумными зверолюдами, не будь он намертво прикован к пыточному агрегату. Не хотелось бы злить этих безумцев в таком положении. Он уже подозревал, что рассвет ему не увидеть, тяжесть в груди начала перерастать в боль. Тяжело задышав, он все-таки рискнул. Подняв обескровленное лицо, с запавшими глазами, он едва слышимо прошептал:
— Помогите… Мне плохо… Пожалуйста…
Он не надеялся, что ему помогут, или хотя бы вообще услышат. Сумасшедшие, похожие на обозленных культистов-зверолюды, твердящих про какое-то зло, что было сделано и за которое они не признали… Разве можно поверить, что они прислушаются к мольбе о помощи своего пленника? Судя по их положению — им явно не позволят выйти из этого особняка живьём.
Но Насвер опять ошибся. Осекшись, жена од Рентаг обратила на него свое внимание. И… тревога, даже, в какой-то манере, испуг промелькнул в ее взгляде. Отставив курильницу, она метнулась к адмиралу проверить его состояние. Тревога на ее морде усилилась. Что-то проблеяв на своем языке, она полезла в суму на боку. Достав оттуда какой-то раствор в запаянной ампуле и симбиотическую маску. Вот как. Его будут спасать, причем, прикладывая немалые средства и усилия. Симбионт мгновенно парализовал его, проникнув клювом в рот, заполнив горло и легкие щупами, но принес облегчение заходящемуся в болезненных спазмах сердцу. Он будет жить, такова воля хозяев этих стен. Может все не так и плохо будет для него, если конечно его спасали не для того лишь, чтобы его мучения продлились согласно планам козлорогих. Крепким аргументом в пользу этой версии было то, что симбионт, парализовав его, не лишил бывшего адмирала чувствительности к боли. И только боги знали, какие еще составы заготовили их мучители. Возможно, смерть от сердечного приступа была бы даже предпочтительней…
Как оказалось, подозрения не были беспочвенны, и симбионтов оказалось семь, по числу несчастных, попавших в лапы безумной пары. Живые «доспехи» надели их на каждого, порой стальными пальцами разжимая челюсти сопротивлявшихся из последних сил людей, только что не ломая кости и не выбивая зубы. Напряженное молчание, треск огня в курильнях, тихий перезвон цепей, качающихся на неведомо откуда взявшемся сквозняке и скрежет металлических оболочек прислужников Рентагов заполнили помещение.
— Итак. Приступимм к том-му, о чём-мы говорили, — Звемаг снял явно мешавшую ему маску и подошел к молодому человеку, едва ли знакомому адмиралу. — И начнем мы, пожалуй, с тебя. Кулхам-м-ме, не так ли? Подающий надежды мастер театральных трупп, на счету пять удачных постановок, ам-мбициозный и полный совершенно новых идей. Ты хотел продвигать свое виденье за звонкую монету, и толпы шли тебе навстречу, в кои-то веки. И ты этим пользовался, мерзко и низко, как только люди могут.
— Мало кто знал, по какому принципу ты отбирал актеров себе на сцену. Свободный конкурс? Испытание м-мастерства? Ну полно, вы сам-ми понимаете, как эти дела делаются. Да, мастер Кулхам? — Анмель впервые за всё время повысила тон, почти срываясь на блеющий крик. Было видно, что ее лично задел этот человек. И она же подошла к нему, сжимая короткое изогнутое лезвие в лапе. Кончик клинка подрагивал, подобно жалу злого насекомого, только не защищаться собиралась Анмель. Срезав остатки одежды, она методично принялась наносить множество едва ли кровоточащих порезов по всему телу. Странная пытка, учитывая даже не всегда понятную логику зверолюдов. Навряд ли эти порезы можно было назвать опасными или болезненным, как под сомнением была их магическая природа. Её замысел был намного коварней. Одна из склянок подле невезучего мастера-постановщика, прикованного к агрегату из странных стеклянных куполов и трубок, содержала некую густую смесь с острым сладковатым запахом. И этой смесью зверолюда густо намазывала его раны и лицо. Кулхам отчаянно захрипел не то от боли, не то подозревая, зачем его могли бы так «готовить». Но страшнее всего выглядели не действия козлорогой, но то, насколько фантасмагорично всё это выглядело…
— Итааак, м-м-муж мой, не был бы ты так добр продем-монстрировать нашему гостю, как работает Гудящий Кристалл. Прошу, — Анмель театрально поклонилась, явно перед остальными пленниками, как фокусник, приготовившийся выступать на сцене. Насвер только сейчас заметил тот факт, что все они якобы случайно были развернуты так, чтобы видеть несчастного вне зависимости от своего положения. Как и то, что под каждым из них была явно подвижная платформа.
Звемаг не стал медлить. Не менее нарочито медленным жестом, он, предвкушая будущее зрелище, опустил пару рубильников, замкнув неведомые цепи внутри агрегата. И довольно скоро агрегат отозвался на эти действия, запечатав внутри себя тело неудачливого молодого человека. Послышался странный гул, поднимающийся откуда-то снизу, быстро нарастающий и так же стремительно вселяющий ужас. Это был гул насекомых, которые подобно авангарду флота показались в стеклянных трубках ведущих к стеклянному пузырю. Последние сомнения о назначении сладкой мази исчезли. И вот уже первые анкраты попали на кожу театрала, вот они уже начали рвать кожу Кулхама, сжирая питательную массу вместе с кусками мышц. Парочка даже начала откладывать личинки в его раны. Казалось, человек уже обречен на медленную смерть. Но Звемаг решил иначе. Повторно дернув рубильники, он отрезал трубы, ведущие к стеклянному саркофагу, освобождая при этом голову бедолаги. Уже поджидавшая того Анмель, жестоко сорвала с его лица маску, едва не оставив Кулхама без зубов.
— Признаешься ли ты в своих мерзостях? В тех бесчисленных девушках, что лишились чести и достоинства по вине твоего сладострастия? Что угрожал их жизни и чести в отказе? Что возлагал свою смрадную лапу на наш род?
Ответом ей был лишь крик, сдобренный ругательствами, да перемежавший их скулеж. Подождав немного, козлорогая повторила свой вопрос, сдобрив его звонкой пощечиной.
— Ничего я не знаю про тех девок! О чем вы говорите, какие девицы! Отпустите меня! Ааааа, чтоб у вас рога отпали, никого я не совращал! Не было, не было! Больно, твари, как же больно! Не признаю я ничего, зверолюды поганые!
Иных слов, кроме бранных, никто от него более не слышал. Подождав еще тон, она вновь попросила Звемага включить ловушку. Но в этот раз никто не ограничивал пир насекомых. Целый рой, собравшийся в трубах, ворвался в стеклянный сосуд, тут же принимаясь бесконтрольно пожирать тело, откладывать яйца в многочисленные раны Кулхама, забираясь в его рот и нос. В тягостном молчании все наблюдали за смертью несчастного. И только глухо доносились из-за стекла стоны и вой обреченного. Вот уже анкраты пали, исполнив свое предназначение, а дрожащее тело развратника превратилось, пускай и ненадолго, в живой улей.
— Такова его судьба. А ведь, казалось бы, признайся он, что актрис он нанимал по горизонтальным навыкам, он бы мог спастись… ну или не совращать их молодые души и тела. Ха! А ведь все должно было быть так просто, так сладко - молодой дурак, еще худой как смерть Гельмента,- Анмель на миг задумалась о чём-то крайне близком и болезненном лично для нее. Но довольно скоро она встрепенулась, отгоняя тяжелые мысли и неприятные воспоминания, завладевшие ею, и пристально посмотрела на «гостей». Она явно выбирала вторую жертву. Выбрав, она указала на импозантного мужчину с седыми висками, и доспешные слуги привели в действие механизмы платформ, разворачивая пленников лицом к известному в некоторых кругах человеку, давнего знакомого Насвера…
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме триллер (+90 постов - триллер)
Наши любимые теги
Wapaper
artist
Подземелье Мраморных Врат
Комиксы
Kimoriiii
nsfwPorn Model
Mia Collins
nsfw
TastyNova
nsfwPorn Model
Awaria
nsfw
Asya Little
nsfwPorn Model
Топ комментов
А бывает, комменты лучше постов. Смотрим топ тредов и вникаем!
Отличный комментарий!