японо-русская война

Русские военнопленные с японским православным священником К. Судзуки. Япония, Мацуяма, 1904-1905 годы.

Во время пребывания русских пленных в Мацуяма Судзуки Кюухати (Сергий), с конца мая 1904 года, в течение года и десяти месяцев служил в Мацуяма в лагере для русских военнопленных, став духовным пастырем для русских пленных и при необходимости провожая их в последний путь (русское кладбище в Мацуяма и сейчас содержится в образцовом порядке на средства японцев). Личный ученик Николая Японского. С 1927 года протоиерей. Скончался в 1946 году в Даляне (Китай), оставил после себя 10 детей и добрую память тех русских, кому он по мере сил своих помогал во время их пребывания на чужбине.

Японские медсёстры с японским санитаром оказывают медицинскую помощь русскому военнопленному. Русско-японская война 1904-1905 годов.

Японская сторона изо всех сил стремилась придерживаться требований Гаагской конвенции 1899 г. о положении и правах военнопленных. Это объяснялось интересами Японии в сохранении статуса «культурной страны», а также опасениями японцев оказаться в русском плену, на фоне достаточно нестабильной, вплоть до окончания Мукденской операции, ситуации на сухопутном театре военных действий.

Поскольку у пленных было много свободного времени, то они просили разрешения заняться какой-нибудь работой. В связи с этим были утверждены «Правила выполнения работ пленными». И только потом пленным было разрешено работать. Зарплата для низких офицерских чинов составляла семь сэн в день, для солдат - четыре сэны в день.

В лагерях пленные сами не только ремонтировали обувь и одежду, но и шили ее. Чаще всего пленные работали в сельском хозяйстве.

Можно сказать, что эта страна очень удивила русских военнопленных. Сами города, быт их жителей были для русских в новинку, и они проявляли большой интерес к местам, где им пришлось находиться.

В свою очередь японцы также проявляли большое любопытство по отношению к русским - они изучали их язык, обычаи, накомились с русской литературой, музыкой и искусством.

Как 1812-ый год с 1904-ым воевал

Чутка покопавшись в теме одной войны 1904-ого года пришел к выводу, что все выученное ранее — лишь мусор, которым забивают голову, чтобы патриоты потом напевали песенку "Дядя Вова мы с тобой". Ну а теперь к сути. Повезло мне тут нарваться на зарубежные статьи по Русско-Японской войне, о которой я помнил лишь то, что началась она в 1904-ом году, да и Россия ее чуть ли не выиграла, просто командование оказалось недостаточно квалифицированным (это то, что нам объясняли в школе, а потом в университете всевозможные историки). Ну да...

Тут я хочу указать на одну из самых вопиющих глупостей РИ, о которой довольно редко пишут в России, но она все же является, по моему личному мнению, одним из самых важных аспектов поражения в этом конфликте.По сведениям из мемуаров Lieut.-General Sir Ian Hamilton, РИ продолжала тренировать солдат стрелять шеренгой (volley fire). О да, той самой шеренгой, что была популярна в 1812-ом году (и даже раньше), в 1853-1856 году. В общем, развитие РИ в военном деле остановилось примерно на уровне войны в Крыму. Но что же все это значит? Как же это отражается на войне?

А это значит, что персональное обучение солдата остается практически никаким, и командование возлагает большие надежды на плотность огня, а не на меткость каждого бойца. К чему это приводит? К тому, что амуниция истощается гораздо быстрее, а враги при этом погибают гораздо реже, ибо шеренгами, в конкретном случае, не пользуются и плотный огонь им не так страшен.

В то же время Япония тренировала индивидуальные навыки стрельбы (individual fire). Тем самым бойцы страны восходящего солнца могли вести бой более качественно с меньшим расходом амуниции и поражать неприятеля осознанно, а не по воле случая, так что, увы и ах, а поражение в этой войне было довольно очевидным и шансов у РИ выиграть не было никаких. Да и потери довольно хорошо отражают верность такой теории, так как по максимальным подсчетам Япония в конфликте потеряла 86.100 человек безвозвратно, а РИ 120.000 человек.

Ну и сама цитата, уж не буду вас заставлять искать:

Another marked contrast between the two armies was in their musketry. The Russians mainly used volleys, even in the confused struggle at Ha-ma-tang ; the Japanese, individual fire. It was thought that the experiences gained in the South African war had given its quietus to volley firing, but there is no doubt as to the fact, which I have had from the mouth of a divisional general, as well as from numerous junior officers. Moreover, l have satisfied myself that, whereas the artillery practice of the Russians was good as long as it lasted, the musketry was inaccurate to an extent not entirely explicable by the fact that they were attempting to fire volleys in face of combined shrapnel and individual rifle tire. This is specially interesting on account of the different principles underlying the musketry training of the respective armies.The regulations and conduct of Russian musketry practice have been dominated for the past few years by a school of thought which is not unknown in our army. It is urged by these officers that the most practical method of instructing a. battalion is to cause it to expend the greater part of its annual allowance of ball cartridge at Field Firing at unknown distances in the open country, because it is “just like the real thing.” Their opponents, whilst admitting that a little field firing may be useful, protest that as far as instruction in marksmanship is concerned, a soldier might just as well fire blank cartridge if he does not know where his bullet has struck, or what faults he has committed in elevation or direction. As in most technical and theoretical disputes there has been much to say on either side. Now, however, we have the Russian army, which expends a large proportion of its rounds in Held firing, meeting the Japanese army, which expends all but a very small proportion of its ammunition on the rifle range, in the careful individual instruction of each soldier at target shooting. The Russian infantry shot badly, the Japanese infantry shot excellently.

Такэба Нака - японская медсестра, работавшая в госпитале для русских военнопленных во время Русско-Японской войны.

Драматическая история любви японской медсестры и русского военнопленного стала известна благодаря неожиданному открытию археологов местного музея: при подготовке к выставке на найденной в 1985 году золотой монете царской чеканки была обнаружена незамеченная прежде надпись на русском и японском языках - имена русского пленного офицера и японки. Монету носили на цепочке, как медальон, а гравировку, судя по всему, заказывали у профессионального мастера.

Приходится лишь догадываться о том, почему монету потом бросили в пруд при больнице, где проходил лечение от ран поручик Костенко, и о том, по каким причинам влюбленным пришлось расстаться.

Вероятно, эта история любви двух молодых людей из враждующих государств стала известна администрации больницы и девушку срочно отправили подальше - под родительский кров. Через пару лет ее сосватали и выдали замуж. Она умерла на юге Японии в 1975 году.

О судьбе Костенко известно и того меньше: он вернулся в Россию после окончания войны, а умер в США в 1928 году в возрасте 47 лет.

Около пруда, где была обнаружена находка, теперь установлена стела, к которой смогут приходить молодожены и влюбленные пары, чтобы получить в подарок символическую копию знаменитой монеты.

Во время Русско-Японской войны в Мацуяме с населением 30 тысяч человек было размещено около 6 тысяч русских военнопленных. По мотивам истории любви театр "Боттян" создал мюзикл "Клятва на монете" и с успехом показал его в России. Школьники города долгие годы каждый месяц приходят на кладбище, где покоится прах 98 русских солдат и офицеров, погибших от ран, чтобы убрать их могилы, возложить цветы и помолиться о них.

Русские солдаты, вооружённые японскими винтовками Арисака. Период Первой мировой войны.

Трофейные винтовки Арисака использовались русской армией во время Русско-Японской войны 1904 -1905 гг. (например, во время обороны Порт-Артура); во время Первой мировой войны винтовки Арисака обр. 1897 и 1905 гг. активно использовались в русской армии в связи с нехваткой отечественных винтовок и патронов к ним: значительное количество винтовок Арисака было получено из Японии (300 тыс. винтовок было приобретено по контракту с японским правительством в октябре 1914 года) и ещё 128 тыс. шт. - в 1916 году из Великобритании, некоторое количество винтовок было из китайского и мексиканского заказов ("мексиканские карабины", например, использовались пограничниками и Заамурским округом). Также сохранившиеся на складах винтовки Арисака использовались во время Московской битвы 1941-1942 гг. для вооружения ополченцев.

Саичич Александр (1873-1911), самый известный черногорец (черногорский серб), принимавший участие в Русско-Японской войне 1904-1905 годов.

Известен благодаря следующему случаю:

В 1905 году, когда русские войска находились на Сыпингайских позициях в Восточной Маньчжурии, японцы отправили своего посла в русский штаб: тот предложил провести поединок русского офицера против японского офицера. Саичич вызвался на бой. Противником черногорца был японский офицер. Оба вступили в бой, оседлав лошадей: этот поединок был очень упорным. Японец рассёк лоб Саичичу, на что тот ответил смертельным выпадом. Спустя пару секунд конь самурая поскакал назад, волоча мёртвое тело хозяина. За сто метров до японских шеренг труп поверженного японца упал на землю. Александр подъехал к нему, поклонился и тотчас же умчался обратно.

Данная победа прославила Саичича как среди русских, так и среди японцев. После победы над японским офицером Саичич продолжил службу и участие в боевых действиях, командовал драгунским эскадроном, дослужился до воинского звания капитана. Был награждён орденами Святой Анны I и II степеней, Святого Станислава II и III степеней (оба с мечами), Святого Владимира III степени с мечами, медалью за ранение, Орденом Короны Италии IV степени, Орденом Князя Данило Первого IV степени, а также серебряной медалью за храбрость и памятной медалью к 50-летию короля Николы.

Японские медицинские сёстры. Период Русско-Японской войны 1904-1905 годов.

Профессия военной медсестры была для Японии периода Мэйдзи делом абсолютно новым, поскольку, в отличие от христианской морали, предписывавшей женщинам заботу о больных и раненых как дело милосердия, в японском обществе, руководимом другой моралью, присутствовала сильная сегрегация полов, и женщины не могли оказывать медицинскую помощь мужчинам за пределами своей семьи. На Западе медсёстры-доброволицы считались самоотверженными и хорошими женщинами, следующими высокому призванию; среди них было немало высокородных особ, чья сестринская деятельность только повышала их социальный статус. В Японии же медсестра, вынужденная ежедневно работать среди мужчин и тем самым подвергать своё женское целомудрие сильнейшей опасности, ни на какое уважение рассчитывать не могла. Опасаясь, что при подобном отношении к женской роли в медсёстры пойдут только женщины низших классов, которые и раньше за плату иногда занимались уходом за больными в богатых домах, японцы решили переломить культурную традицию и придать новой профессии благопристойный вид. Для этой цели благородные дамы японского императорского двора, курируемые непосредственно императрицей Сёкэн, в 1887 году образовали Общество медсестёр-доброволиц (篤志看護婦人会), которые занимались тем, что скатывали бинты, посещали солдат в госпиталях и жертвовали деньги благотворительным организациям. Инициатива удалась: на сестринские курсы стали записываться девушки из относительно высоких классов При этом стандарты женского целомудрия никуда не делись. В 1891 году Цунэтами Сано (佐野常民), руководитель сестринских курсов, говорил слушательницам курсов, что самая усердная их работа в медицинской сфере не будет считаться, если они при этом не будут хранить «чистоту своих тел и душ». Мицу Такаяма (高山盈), одна из преподавательниц, тоже была весьма озабочена чистотой душ и тел своих учениц и однажды категорически сказала им, что они опозорят всю страну, если не будут заботиться о своём моральном облике.

Другое отличие Японии от Запада состояло в том, что западные женщины нередко самостоятельно организовывались в общины сестёр милосердия и демонстрировали инициативу в выборе методов ухода за больными. Хорошо известна английская медсестра Флоренс Найтингейл, во время Крымской войны (1853-1856) в кратчайшие сроки снизившая своими методами смертность солдат в госпиталях, и именно на её принципах, подразумевавших относительную независимость медсестёр от врачей, основывались последующие западные сестринские комитеты. В Японии же принципы Найтингейл не прижились именно из-за декларируемой независимости среднего медперсонала. Японские медсёстры обучались именно профессии, фактически работая в армии и получая за свою деятельность зарплату, в то время как на Западе медсёстры были добровольными работницами и денег не получали.

Для японской пропаганды и агитации медсестры в японской культуре также осуществляли множество символических ролей, в частности, роль героини-медсестры, сопровождающей героя-солдата на войне. На государственном уровне изображение медсестёр, оказывающих помощь и своим, и вражеским солдатам, было призвано показать гуманность японцев. Также отношения медсестёр и военнослужащих-мужчин были частым сюжетом для японской эротической гравюры сюнга.