прочитай текст / смешные картинки, мемы и приколы на JoyReactor

Дом Тёти Глаши

Дом Ленина немного вываливался на тротуар за границами парка. Под кривыми жёлтыми боками по асфальту протянулась сеть трещин, а одичавшая живая изгородь почти закрыла мутные окна. Ленин в этом доме никогда не жил - в честь него в парке просто поставили небольшой памятник и назвали Дом Культуры. Хотя, чтобы в этом доме жила Культура тоже никто не помнил, кроме Тёти Глаши. Она, в отличии от вышеперечисленных, как раз и жила в Доме Ленина. Официально, конечно и она там не жила, а только драила унитазы. Унитазы каждый день ржавели заново, хоть и были из фаянса, и пользовалась ими почти исключительно - Тётя Глаша. Иногда их навещал сын Тёти Глаши, который вёл в Доме Культуры кружок информатики. Так называлась пустая комната в подвале, заполненная списанными компьютерами, на которых Паша майнил эфириум.
Администрация мэра смотрела на пустующий Дом Ленина сквозь пальцы, как и на огромные затраты электричества, как и на то, что вместо Ленина там живёт Тётя Глаша. Сама Тётя Глаша думала что это из за случая в восьмидесятых, когда тогда ещё не мэр, а замглавы чего-то там занял у неё сотку и оборвал все контакты. Но скорее всего для мэра были важнее красивые сметы по несуществующему ремонту грязно-жёлтых стен и замене ржавых унитазов. На реставрацию культурного наследия можно было списывать неплохие средства, учитывая, что Тётя Глаша поддерживала дом хоть сколько-то в презентабельном виде. Она замазывала его морщины цементом и криво стригла можжевеловые брови изгороди.
Со внуком она почти не общалась - только иногда просила купить конфет, или водки.
В этот день четок водки и кулёк раковых шеек ждал на фанерном столе вместе с внуком, присевшим на край. Он держал какую-то бумажку и поглядывал поверх неё на Тётю Глашу.
-Здоров, Глафира.
Коренастая старуха молча вытерла галоши, потратив на это около минуты. Внук терпеливо ждал. Она кряхтя сняла галоши, бросила на них изгвазданные в земле перчатки и подошла к столу. Вся её одежда была пёстро-серая, за исключением палёных абибасов на ногах - кроссовки переливались всеми цветами радуги и блестели.
-Привет. Водки будешь?
-Нет. Тут тебе смету прислали.
Старуха поглядела на внука, будто тот напомнил, что солнце восходит каждый день.
-Так их постоянно присылают. Присылали бы почаще - было б чем жопу вытирать.
-Тебе бумаги купить?
Старуха, скривившись отвернулась и открыла четок.
-Всё-то ты купить хочешь… А счастья не купишь, - Она вдохнула пары спирта из бутылки, - Разве что водки…
-Так, про смету! Тут на демонтаж монумента, вывоз обломков, труд рабочих, ещё всякая лабуда…
-Каких ещё рабочих?! - Встрепенулась Тётя Глаша? - У нас только я да Алинур рабочие!
-Глафир, они памятник сносить будут.
Челюсть старухи задрожала.
-Какой памятник? ЛЕНИНУ?! Да хуй им в жопу! Он стану спас от голода!Памятник они сносить… А я сейчас в администрацию их позвоню!
-И что ты им скажешь?
-А что надо, то и скажу!!! Иш ты блядь! Иди в свой подвал отсюда! - Её голос захрипел и она плеснула в стакан водки. Большая часть пролилось на стол и тут же впиталось в фанеру. Остальная часть впиталась в старуху.
Паша покачал головой и пошёл в свой подвал, где тихо жужжали кулеры и мигали лампочки. Он открыл лэптоп вскипятил чайник, и взглянул на свой кошелёк. Неплохо.
Можно попить кофе, а потом проверить состояние железа.
Сверху донёсся хриплый крик старухи. Через минут он повторился.
Крики не стихали. Паша подключил почти свежий процессор к цифровой галере и решил подслушать. Он потянул за торчавший лоскут кожзамовой обивки и дверь приоткрылась. Старуха, видимо, дозвонилась самому мэру. Она напоминала ему про занятые сто рублей и про то, что он сам - коммунист. Паша удивился тому, что история про сотку - всё таки правда.
-Ах ты пиздюк!!! - Раздалось из коридора, - Трубку он бросил!
Паша услышал, как старая нокиа старухи ударила по фанерному столу и открылась бутылка водки.
Он вернулся к ферме.
На следующее утро Паше позвонила Тётя Глаша. Она, казалось, задыхалась.
-Паша, приедь… Сил моих нет. Заперли меня! И курочат Ленина! Приедь, Паша! Менты меня уже нахуй послали!
-Эм… Хорошо.
-Спасибо, - Повесили трубку.
Слышать от Глафиры “сил моих нет” было так же в новинку, как и услышать “спасибо”. Так что Паша нехотя признал, что дело серьёзное и натянул штаны.
Через пару минут такси ждало его у подъезда. Он схватил сумку с лэптопом, сунул вэйп в карман и вздохнув закрыл дверь.
Рядом с парком четыре смуглых человека терзали обгрызанную статую Ленина кувалдами и болгаркой. Паша вышел из такси, молча кивнул работникам и зашёл за изгородь.
Дверь Дома Культуры подпирал серолицый здоровяк в каске и с синяком под глазом. Он раздражённо поглядывал на телефон и трогал своё лицо. Вот почему Глафиру заперли.
- Здравствуйте!
-Ты внук её?
-Да. Можно войти.
-Ты её только придержи как-нибудь, а то в следующий раз я её сам синяк поставлю, карге бешеной.
-Посмотрим, - Паше не нравился тон здоровяка, но в Дом можно было попасть только по его милости.
Здоровяк, помедлив, убрал монтировку, подпиравшую дверь, и отошёл в сторону.
Внутри за столом сидела Глафира с необычно безжизненным лицом. На фанере лежала полуобсосанная “раковая шейка”. Старуха не могла их грызть, но всё время просила именно их и обсасывала до рыхлой серединки. Это почему-то немного раздражало Пашу. Ведь вся суть “раковых шеек” была именно в хрусте…
Водки на столе не было. Паша положил на фанеру сумку, и старуха будто очнулась.
-Паша, привет. Ну что они там делают???
Её щёки дрожали.
-Здоров. Дался тебе этот ленин, что ты за него так переживаешь? Хочешь я тебе настольного куплю?
-СДАЛСЯ?! - Старуха приподнялась в кресле, держась за подлокотники, - Да он страну спас! Он.. Он вам.. - Павел понял, что сейчас не лучшее время, чтобы оспаривать плюсы коммунизма.
-Давай я Кофе сделаю, и мы выйдем поговорим с главным. Только ты не кидайся.
Глафира мрачно покивала.
Паша насыпал многовато ложек, и растворимый кофе вышел довольно кислым, зато полным кофеина. Мерзкого кофеина.
Глафира нетерпеливо приняла бумажный стаканчик и хлебнула пару раз. Цвет её лица порозовел. Она выжидающе смотрела на Пашу, но он пил маленькими глотками, раздумывая, не стоит ли просто потянуть время и дать работягам снести памятник.
Глафира отодрала обсосанную конфету от фанеры, сунула в рот и запила ещё парой глотков кофе.
-Пошли уже! Хватит чаи гонять.
Паша вздохнул и поглядел на остатки в стакане. Когда он вернётся - они станут совсем мерзкими, но допивать залпом слишком горячо.
-Погнали - устало ответил он.
Они вышли за дверь, и Глафира услышала стук кувалд. Она тут же рванулась за изгородь. Серолицый здоровяк отшатнулся, но она пробежала мимо него.
Паша на всякий случай засеменил за старухой, но она остановилась сразу за изгородью - увидела статую. Ленин был сгрызен по пояс, а его указующий перст повис на тонкой арматуре и был обращён в землю, как будто приказывал немедленно лечь и распасться на липовый мёд.
Паша думал, что Глафира прыгнет на бедных киргизов и начнёт отвешивать им пинков своими неоновыми абибасами.
Но старуха странно заохала и обмякла. Она невнятно бормотала, то поворачиваясь к статуе, то резко отводя взгляд.
Паша подбежал. Лицо Глафиры побледнело.
-Бабка, ты чего?
-Ой… Ой.. - Всё что она ответила, и Паша решил, что лучше отвести её назад к креслу.
Он с трудом помог ей подняться. Весь путь до Дома она бормотала про спасение страны и про то, что все люди братья, про пионеров и коммунизм, и про то что всё пропало, но толком Паша ничего не разобрал.
Он усадил её в кресло, побежал в санузел и нетерпеливо дождался, когда из крана перестанет течь ржавчина. Наполнив стаканчик, он дал Глафире попить, но она продолжала смотреть в пустоту, и казалось, стала ещё бледнее. Из за открытой двери раздавались звуки болгарки.
Паша вышел к рабочим. Серолицый слегка взволнованно поглядел на него.
-Чего она?
-Плохо стало. Может, вы это - завтра хотя бы продолжите? Тяжело ей как-то на всё это глядеть.
-Я бы и перенёс - мне же только денег больше заплатят. Но мэр из за сотки удавится. Он этим узбекам, или калмыкам как их… заплатил вот даже кран не стал нанимать. Они сейчас пообедают, а потом у них три часа на то, чтобы пьедестал раскурочить, больше не заплатили. Они на дольше не останутся, так что надо сейчас всё доделать.
Паша достал вейп и задумчиво затянулся.
-А чего срочность такая вдруг?
-Завтра должна какая-то комиссия приехать. А тут памятник уже давно снесён, вроде как по заказу сверху. Обновления облика города, или декоммунизация и все дела. Могут по шапке надавать. А мэр и так в последнее время в чёрном списке… Так что…
-Может, хоть до вечера отложит, - пробормотал Паша и направился к Дому.
Глафира была всё такая же бледная, но уже не бормотала.
Паша поинтересовался, как она себя чувствует, но та подняла большой палец вверх и поморщилась.
-А у тебя прямой телефон мэра есть, да?
Она кивнула.
-Дай позвоню. Как записан?
-Виктор П.
Паша подумал, что “П” - скорее всего означает “Пидарас”, потому что ни отчество, ни фамилия мэра не начинались на эту букву.
Найдя на зелёном экране нужное имя, Паша вышел к статуе. Инструменты лежали у пьедестала. Работники уселись неподалёку с термосом и лепёшками в руках.
Гудки в трубке. После вчерашней перепалки, мэр не поставил номер в чёрный список. Удивительно.
-Ещё раз ты мне по какой-нибудь хуйне позвонишь, я тебя в этом доме запру нахуй!
-Здравствуйте, Виктор Семёнович. Это не Глафира - я внук её.
-А… Зравствуй “внук”, - он молчал и ждал разъяснений.
-Ей плохо стало от того что статую сносят. У неё, видать, к Ленину какие-то особые чувства.
-А мне зачем звонить?! Я этот номер дал, на случай, если какие-то проверки незапланированные в дом прийдут, или ещё что… Но не для того, чтоб мне жаловались!
-Я подумал, можете до вечера отложить хотя бы работы? Не знаю, может, она хоть простится с ним или что-то вроде того. А то на неё смотреть страшно. Видать страшно, что кто угодно может просто так взять без её ведома и снести что угодно. Она-то наверное тут уже своим всё считать начала.
-А не надо было считать своим! Там моё всё. И подвал мой, в котором ты моё электричество жгёшь, говнюк! И Ленин мой! А завтра меня могут из за этого Ленина взъебать так, что моим там ничего не будет! И пизда твоей бабке и подвалу твоему. А знаешь что? Вам и сегодня пизда. Заебали меня уже эти выкрутасы! Ты и Глафира съёбывайте, чтоб завтра вас там не было! Допизделись. Я тебе могу условия ставить, а ты мне - никто. Так что на твои с бабкой проблемы мне на-срать!
Гудки. Видимо, он действительно на взводе.
Павел зашёл в дом и положил трубку на стол.
Глафира смотрела стеклянными глазами в окно. Единственное, что там было видно - кусты можжевельника. Но Паша понял, что глафире уже ничего не видно. Она не дышала.
Он позвонил в скорую, догадываясь, что это ничего не изменит, и попытался сделать бабке массаж сердца с искусственным дыханием. Её губы были липкие и пахли “раковыми шейками”. Спустя несколько минут он понял, что это бесполезно.
Он вытер губы и заметил, что на рукав упала слезинка. Странно - он никогда особо не любил бабку. Да и она его просто терпела. До того, как шестнадцатилетнего Пашу привезли к Глафире после смерти отца, бабка даже почти не знала о внуке. Наверное это не из за Глафиры, а из за слов мэра.
Значит, они с бабкой - никто. Значит, ставить условия не могут, даже попросить об одолжении. И ни на что не влияют. И всем насрать.
Паша забрался на пьедестал, где недавно стоял вождь революции. Кофе смешалось с никотином из вейпа и подсказывало решение проблемы.
Он снял штаны. Работники перестали жевать лепёшку и заинтересованно смотрели. Серолицый что-то кричал. Говно потекло.
Крики, ругательства, испачканная смета. Сумка с лаптопом. Такси.
Работы не закончили в этот день. Работники отказались.
И никогда не закончили. Денег на повторный снос уже не выделяли.
Дом культуры и так никто не называл Домом Ленина, а теперь некоторые стали звать Домом Тёти Глаши. Звучит даже мило. Если не знать, какой говнючкой она была - представлялась хозяйка с румяными щеками, которая всегда рада гостям. Наверное стоит открыть там кафе с таким названием. На логотипе будет совсем не бабка Паши. Всё что останется напоминать о коммунистическом прошлом дома - мраморный куб с надписью ЛЕНИН, на котором фотографируются малолетки.