Невиновный, гл2, Сорванная боль
Отовсюду доносились сдавленные стоны. Паралич давно прошел, но боль всё усиливалась. Она не походила на то, как должны ныть синяки и ссадины, самое страшное, чем могла им грозить их транспортировка в пыточную. Но даже Насвер, боец, перенесший не одно ранение, прошедший бои с жрецами Гельмента, едва мог сдерживать крик боли. Она до судорог крутила мышцы, волнами накатывалась на них, едва не доводя до шока, лишая сил и воли к сопротивлению пуще железных оков. Казалось, мучения причиняло все — прикосновения «доспехов», одежда на коже и даже воздух, который они вдыхали. Но ничто не бесконечно, и эта боль в том числе. Пока сознание несчастных пылало, а реальность находилась за гранью восприятия, стальные прислужники Рентагов устраивали их тела в «комфортабельных» устройствах. И приходили в себя гости уже накрепко привязанными и зафиксированными, вполне осознавая, что страдания вернутся сторицей. Вялое шевеление довольно скоро сменилось сначала тихими, а потом всё более громкими возмущениями и руганью. Благо, им никто не запрещал кричать. Пока что.
— Твари! Уроды рогатые!
— За что? Что мы вам сделали?!
— Гельментовы отродья! А я говорил…
— Выпустите меня!
— Сколько вам заплатили? Я заплачу столько же, нет, вдвое больше, только отпустите меня!
Не все решили открыто показывать свои эмоции. Двое хранили относительное спокойствие. Насвер и, что неожиданно, Изана, шепчущая проклятья под нос, но чей взгляд выдавал холодный интерес к сцене. Как будто не она была подвешена за руки и ноги над полной свежими углями жаровней. Отставной адмирал тем временем, все сильнее ощущал тяжесть в груди, перераставшую в нечто, чего он давно боялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, грозя сорваться.
Но прислушиваться к своим ощущениям долго у него не вышло — в помещение зашли хозяева этой ночи. В клубах сладковатого дыма, в развивающихся плащах, рогатые фигуры вызывали иррациональный страх, заставляя и так нервничающих «гостей» еще сильнее забиться в оковах. Зеленым светились глаза и зеленым огнем горели курильницы в их руках, источающие дурман. Нереальность происходящего усугубилась.
— Вы сейчас спрашиваете себя, за что вы попали сюда, и что вас ждёт?
— М-мы вам расскажем-м. Вы здесь тут из-за зла вашего прошлого и настоящего. За то зло, которое вы не несете груз последствий.
Никто ничего не понял. Речь козлолюдов, и так непонятная из-за всё усиливающегося акцента, стала и вовсе непонятна, то ли из-за наркотика, уже начавшего действовать на ослабленный ядом и усталостью разум, то ли из-за туманности речи. Какое зло, о чем они говорили, догадывался только Насвер и, пожалуй, Сингал, мгновенно переставший орать и костерить недостойными словами зверолюдов, этих конкретных и весь их род в общем. Дым заполнял помещение, заставляя сознание пленников путаться под лавиной всевозможных эмоций и образов. И навряд ли кто-либо осмелился назвать эти образы иначе чем кошмарами, выворачивающие душу и желудок наизнанку. Кому-то слева от Насвера вне поля его зрения не повезло прочувствовать последнее буквально. Кажется, это была та молодая писательница.
— Совершившие многое зло, но считающие его благом, мы дадим вам шанс признать его, — сказали Рентаги в унисон. – А сделавшим неправильный шаг да помогут боги, ибо позавидуют они иным мертвецам.
"Как дешево и театрально", — подумал Насвер. Он бы посмеялся над полоумными зверолюдами, не будь он намертво прикован к пыточному агрегату. Не хотелось бы злить этих безумцев в таком положении. Он уже подозревал, что рассвет ему не увидеть, тяжесть в груди начала перерастать в боль. Тяжело задышав, он все-таки рискнул. Подняв обескровленное лицо, с запавшими глазами, он едва слышимо прошептал:
— Помогите… Мне плохо… Пожалуйста…
Он не надеялся, что ему помогут, или хотя бы вообще услышат. Сумасшедшие, похожие на обозленных культистов-зверолюды, твердящих про какое-то зло, что было сделано и за которое они не признали… Разве можно поверить, что они прислушаются к мольбе о помощи своего пленника? Судя по их положению — им явно не позволят выйти из этого особняка живьём.
Но Насвер опять ошибся. Осекшись, жена од Рентаг обратила на него свое внимание. И… тревога, даже, в какой-то манере, испуг промелькнул в ее взгляде. Отставив курильницу, она метнулась к адмиралу проверить его состояние. Тревога на ее морде усилилась. Что-то проблеяв на своем языке, она полезла в суму на боку. Достав оттуда какой-то раствор в запаянной ампуле и симбиотическую маску. Вот как. Его будут спасать, причем, прикладывая немалые средства и усилия. Симбионт мгновенно парализовал его, проникнув клювом в рот, заполнив горло и легкие щупами, но принес облегчение заходящемуся в болезненных спазмах сердцу. Он будет жить, такова воля хозяев этих стен. Может все не так и плохо будет для него, если конечно его спасали не для того лишь, чтобы его мучения продлились согласно планам козлорогих. Крепким аргументом в пользу этой версии было то, что симбионт, парализовав его, не лишил бывшего адмирала чувствительности к боли. И только боги знали, какие еще составы заготовили их мучители. Возможно, смерть от сердечного приступа была бы даже предпочтительней…
Как оказалось, подозрения не были беспочвенны, и симбионтов оказалось семь, по числу несчастных, попавших в лапы безумной пары. Живые «доспехи» надели их на каждого, порой стальными пальцами разжимая челюсти сопротивлявшихся из последних сил людей, только что не ломая кости и не выбивая зубы. Напряженное молчание, треск огня в курильнях, тихий перезвон цепей, качающихся на неведомо откуда взявшемся сквозняке и скрежет металлических оболочек прислужников Рентагов заполнили помещение.
— Итак. Приступимм к том-му, о чём-мы говорили, — Звемаг снял явно мешавшую ему маску и подошел к молодому человеку, едва ли знакомому адмиралу. — И начнем мы, пожалуй, с тебя. Кулхам-м-ме, не так ли? Подающий надежды мастер театральных трупп, на счету пять удачных постановок, ам-мбициозный и полный совершенно новых идей. Ты хотел продвигать свое виденье за звонкую монету, и толпы шли тебе навстречу, в кои-то веки. И ты этим пользовался, мерзко и низко, как только люди могут.
— Мало кто знал, по какому принципу ты отбирал актеров себе на сцену. Свободный конкурс? Испытание м-мастерства? Ну полно, вы сам-ми понимаете, как эти дела делаются. Да, мастер Кулхам? — Анмель впервые за всё время повысила тон, почти срываясь на блеющий крик. Было видно, что ее лично задел этот человек. И она же подошла к нему, сжимая короткое изогнутое лезвие в лапе. Кончик клинка подрагивал, подобно жалу злого насекомого, только не защищаться собиралась Анмель. Срезав остатки одежды, она методично принялась наносить множество едва ли кровоточащих порезов по всему телу. Странная пытка, учитывая даже не всегда понятную логику зверолюдов. Навряд ли эти порезы можно было назвать опасными или болезненным, как под сомнением была их магическая природа. Её замысел был намного коварней. Одна из склянок подле невезучего мастера-постановщика, прикованного к агрегату из странных стеклянных куполов и трубок, содержала некую густую смесь с острым сладковатым запахом. И этой смесью зверолюда густо намазывала его раны и лицо. Кулхам отчаянно захрипел не то от боли, не то подозревая, зачем его могли бы так «готовить». Но страшнее всего выглядели не действия козлорогой, но то, насколько фантасмагорично всё это выглядело…
— Итааак, м-м-муж мой, не был бы ты так добр продем-монстрировать нашему гостю, как работает Гудящий Кристалл. Прошу, — Анмель театрально поклонилась, явно перед остальными пленниками, как фокусник, приготовившийся выступать на сцене. Насвер только сейчас заметил тот факт, что все они якобы случайно были развернуты так, чтобы видеть несчастного вне зависимости от своего положения. Как и то, что под каждым из них была явно подвижная платформа.
Звемаг не стал медлить. Не менее нарочито медленным жестом, он, предвкушая будущее зрелище, опустил пару рубильников, замкнув неведомые цепи внутри агрегата. И довольно скоро агрегат отозвался на эти действия, запечатав внутри себя тело неудачливого молодого человека. Послышался странный гул, поднимающийся откуда-то снизу, быстро нарастающий и так же стремительно вселяющий ужас. Это был гул насекомых, которые подобно авангарду флота показались в стеклянных трубках ведущих к стеклянному пузырю. Последние сомнения о назначении сладкой мази исчезли. И вот уже первые анкраты попали на кожу театрала, вот они уже начали рвать кожу Кулхама, сжирая питательную массу вместе с кусками мышц. Парочка даже начала откладывать личинки в его раны. Казалось, человек уже обречен на медленную смерть. Но Звемаг решил иначе. Повторно дернув рубильники, он отрезал трубы, ведущие к стеклянному саркофагу, освобождая при этом голову бедолаги. Уже поджидавшая того Анмель, жестоко сорвала с его лица маску, едва не оставив Кулхама без зубов.
— Признаешься ли ты в своих мерзостях? В тех бесчисленных девушках, что лишились чести и достоинства по вине твоего сладострастия? Что угрожал их жизни и чести в отказе? Что возлагал свою смрадную лапу на наш род?
Ответом ей был лишь крик, сдобренный ругательствами, да перемежавший их скулеж. Подождав немного, козлорогая повторила свой вопрос, сдобрив его звонкой пощечиной.
— Ничего я не знаю про тех девок! О чем вы говорите, какие девицы! Отпустите меня! Ааааа, чтоб у вас рога отпали, никого я не совращал! Не было, не было! Больно, твари, как же больно! Не признаю я ничего, зверолюды поганые!
Иных слов, кроме бранных, никто от него более не слышал. Подождав еще тон, она вновь попросила Звемага включить ловушку. Но в этот раз никто не ограничивал пир насекомых. Целый рой, собравшийся в трубах, ворвался в стеклянный сосуд, тут же принимаясь бесконтрольно пожирать тело, откладывать яйца в многочисленные раны Кулхама, забираясь в его рот и нос. В тягостном молчании все наблюдали за смертью несчастного. И только глухо доносились из-за стекла стоны и вой обреченного. Вот уже анкраты пали, исполнив свое предназначение, а дрожащее тело развратника превратилось, пускай и ненадолго, в живой улей.
— Такова его судьба. А ведь, казалось бы, признайся он, что актрис он нанимал по горизонтальным навыкам, он бы мог спастись… ну или не совращать их молодые души и тела. Ха! А ведь все должно было быть так просто, так сладко - молодой дурак, еще худой как смерть Гельмента,- Анмель на миг задумалась о чём-то крайне близком и болезненном лично для нее. Но довольно скоро она встрепенулась, отгоняя тяжелые мысли и неприятные воспоминания, завладевшие ею, и пристально посмотрела на «гостей». Она явно выбирала вторую жертву. Выбрав, она указала на импозантного мужчину с седыми висками, и доспешные слуги привели в действие механизмы платформ, разворачивая пленников лицом к известному в некоторых кругах человеку, давнего знакомого Насвера…
Отличный комментарий!