задумчивый упырь

Архирегенты

Чем дольше король-упырь пребывает в состоянии безумия, тем сильнее он становится. Некоторые полагают, что это - всего лишь проклятие Ушорана, агрессивно поражающее загустевшую кровь вампира. Другие же считают, что собственное безумие нечестивца подстегивает его волю и воинское мастерство. На протяжении столетий тело вампира все больше пронизывают стальные мускулы, а шкура утолщается и уплотняется. Помешательство усугубляется, убежденность в собственном величии достигает столь фантастических высот, что накладывает отпечаток его безумных видений на саму реальность. Мало того, что придворные нечестивца становятся все преданнее своему господину, но даже те, кто сражается с пожирателями плоти, начинают ощущать проблески наваждения монстра, словно едва различимые всполохи пламени на границе зрения. Со временем это безумие расползается за пределы одного королевства, связывая трупоедов и прочих нечестивцев в единую империю.

Лишь когда появляется поистине могучая угроза королевству, нечестивый архирегент выходит на поле битвы, и это - сила, с которой нужно считаться. Мчась со скоростью ветра, архирегенты разрывают своих врагов на куски словно сырой пергамент. Кровь течет рекой, когда древний нечестивец утоляет свою безумную жажду прежде, чем призвать своих отборных воинов и послать в наступление, чтобы добить оставшихся противников.

уж коли оно тут нынче популярно, пусть будет


The Witcher - задание «Ужасная незнакомка»


Потом говорили, что она пришла с севера, от Чернотравной пущи. Она шла, а навьюченную кобылу вела в поводу, и в чересседельных сумках что-то зловеще брякало и булькало.

Первой ее заметил сельский староста, сидевший у окна корчмы.

- О боги, - пробормотал он, роняя рачью клешню, - идет!

Кто – пояснять не потребовалось. Счастливчики, успевшие поесть и расплатиться, подхватились с мест и кинулись к задней двери, возле которой уже дежурил вышибала. Выход обошелся в пять менок с носа, но это была такая мелочь!

Остальные посетители с завистью глядели им вслед.

Во дворе завизжали, разбегаясь, собаки, по крыльцу молотком могильщика застучали каблуки, и дверь распахнулась.

Воздух в корчме шевелили только мухи, в панике бьющиеся в окна. Катисса Лабская обвела заведение тяжелым взглядом и, если кто еще не догадался, что у нее дурное настроение, презрительно фыркнула.

- Здравствуйте, здравствуйте, госпожа магичка, - подобострастно подскочил к ней корчмарь. – Чего изволите?

Катисса не глядя свалила с плеча ремень сумок (вышибала еле успел их подхватить и тут же побагровел от натуги) и неприязненно отозвалась:

- Пива. И жареного поросенка с хреном. И чтоб хрен был свежий, а не то твой оторву!

К счастью, детей в корчме в столь поздний час не было.

- За какой стол госпожа изво...

Лицо корчмаря страдальчески вытянулось: гостья развернулась к лестнице, явно вознамерившись заночевать в «Трех Лисичках», а не просто поужинать.

- Госпожа Лабская, - робко окликнул ее староста, - у нас тут, того, упыри в овражке... может, вы бы их...

- Не сейчас, - отрезала магичка и начала подниматься по ступенькам.

- Третья и четвертая свободны! – безнадежно крикнул вслед корчмарь, прекрасно зная, что если Катиссе приглянется первая, вторая или пятая, то они тоже незамедлительно освободятся.

К счастью корчмаря и гостей, магичка сразу нацелилась на четвертую комнату – единственную, чье окно выходило на лес. Она стоила на серебрушку дороже, но за десять лет никто так и не отважился сообщить об этом Катиссе.

Услышав еще один удар дверью, посетители дружно выдохнули и налегли на еду и выпивку: вдруг магичке взбредет в голову снова спуститься в зал. Не прошло и десяти минут, как корчма опустела. За столами остались только староста, не теряющий надежды договориться насчет упырей, да чье-то пьяно храпящее тело. Служанка взялась мести зал и убирать посуду, а корчмарь, вытащив из сундука чистое белье, отправился в четвертую комнату (хотя, на его взгляд, постель в ней вполне могла послужить еще двум-трем гостям - но Катисса на такие вещи почему-то глядела иначе).

Корчмарь застал магичку за переодеванием и поспешил спрятать лицо за полотняным ворохом. Не то чтобы Катисса отличалась излишней (да и обычной) скромностью, но профессия боевого мага наложила на ее тело несколько зловещих отпечатков, в частности, зубов (степной вурдалак, самое начало карьеры), широкий шрам поперек виска (каштановый парик дохлой кошкой валялся на стуле, свои волосы у магички были светлые, безжалостно остриженные почти под корень) и мускулатуру, при виде которой мужчины если и испытывали желание, то поскорее убраться подальше.

- И бадью с водой мне сюда, - добавила Катисса, не спеша одеваться.

Корчмарь, уже закончивший перестилку и кравшийся вдоль стеночки к двери, содрогнулся и посерел.

- Г-г-госпожа Лабская, а б-б-бадья того... треснула. Н-н-не успели еще новую купить...

- Что она у тебя, одна на всю корчму?!

- Д-д-две, но в д-д-другой грязное белье замочено...

Катисса нахмурилась. Корчмарь горько пожалел, что прошлогодний пожар в корчме был вовремя потушен.

- Ладно, - неожиданно смилостивилась магичка. – Тогда просто воду. Много. Можно прямо из колодца.

- Да, госпожа! – Корчмарь кубарем скатился по лестнице.

- Ну что? – громким шепотом спросил староста, глазами показывая вверх.

Корчмарь только отмахнулся. Госпожа Лабская, вернувшаяся из месячного странствия по трактам, напоминала медведя-шатуна: невыспавшегося, голодного, злого, да и вообще паскудного по своей природе.

- А может, ты с ней поговоришь?

- Нееее, - корчмарь яростно затряс головой. – Уж больно она не в духе. Утром приходи.

- Так упыри ж... - тоскливо протянул староста. – Никакого спасу нету. Расплодились, гады, теперь мимо оврага даже днем не пройти... Вроде мелкие, тощие, а как наскочат впятером! Вдруг она на рассвете съедет, а мне тогда в Стармин скачи, там мага ищи? Или через Ковен выписывай – это хорошо если через неделю прибудет, адепт какой-нибудь.

- Ну помоги тогда воду таскать, - сжалился корчмарь. – Зайдешь вместе со мной и еще раз спросишь.

Староста послушно подхватил ведра и потопал к колодцу.


* * *


Подъезжая к столице или покидая ее по северному тракту, Катисса всегда останавливалась в «Трех Лисичках», маленькой сельской корчме в пяти верстах от Стармина. Тут и готовили прилично, и клопов вовремя травили, и – самое главное – не было шансов нарваться на адептов, которые, несмотря на запрет директора Школы, просачивались во все столичные заведения, как тараканы (причем чем злачнее было место, тем гуще они там кишели). Враки это, что преподаватели нарочно выслеживают охочих до гулянок учеников. Они тоже люди, им тоже хочется развлечься, а напиваться и горланить песни на глазах у адептов как-то некрасиво, к тому же их ошарашенные лица портят все удовольствие.

Завтра утром Катисса должна была читать лекцию по боевой магии, и желала провести ночь в тишине и покое.

В дверь робко постучали, и корчмарь с подручными начали заносить ведра с водой. Катисса небрежно очертила пальцем круг, и в центре пола возник ярко светящийся призрак бадьи.

- А она, того, выдержит? – встревожился корчмарь.

- Лей – узнаешь, - буркнула Катисса. Свечение медленно угасало, бадья все больше походила на настоящую. Корчмарь боязливо плеснул в нее с краешку, убедился, что порядок, и опрокинул ведро целиком.

Водоносам пришлось сбегать к колодцу раз по пять, прежде чем бадья наполнилась. Магичка не поскупилась, сделала ее как на двоих. Шваркнутый в воду пульсар заставил ее вскипеть у краев, комнату заволокло паром.

- Госпожа Лабская... - замялся в дверях староста, - мне упырей бы...

- Вон, - лениво сказала Катисса, выливая в бадью флакон с гиацинтовым мылом.

Мужик тяжко вздохнул и закрыл дверь. Похоже, эту ночь ему предстояло провести в корчме, карауля несговорчивую магичку.

Катисса сняла нижнее белье и залезла в бадью. Душистый пар приятно щекотал ноздри, вода покусывала кожу, но подливать холодной магичка не стала: терпимо, скоро привыкнет. Ох, благодать-то какая... Приходилось, правда, непрерывно поддерживать заклятье бадьи, но для магистра первой степени это не составляло особого труда и не отвлекало от прочих мыслей.

Пошло не меньше часа, прежде чем Катисса решила перебраться в постель, побоявшись, что заснет прямо в бадье. Но не успела магичка нехотя высунуть из воды стройную ножку, как за окном раздалось шуршание, царапанье, ставни распахнулось и в комнату полезли рослые бритоголовые мужики в темных кожаных одеждах и красных, надвинутых до переносицы шейных платках.

- Баба! – восхищенно выдохнул первый.

- Голая! – облизнулся второй.

- Хватай ее! – подвел итог третий.

Катисса так изумилась, что даже забыла разозлиться.

«Насильники», - мелькнула первая мысль.

«Идиоты», - дополнила ее вторая.

«Самоубийцы», - оказалась самой верной третья.

Четвертая была о бадье, но опоздала: позабытое заклинание рассыпалось. Вода хлынула во все стороны, ошеломленные «гости» инстинктивно шарахнулись назад. Один даже выронил здоровенный, зазубренный с обеих сторон меч. С него-то Катисса и начала. Мужик так резво отлетел к стене, будто кто-то дернул его за привязанную к поясу веревку. Чучельная оленья морда с выставленными вперед рогами приобрела отчетливо злорадное выражение: ей удалось отомстить кровожадному человечеству хотя бы после смерти.

Двое других с яростными воплями атаковали Катиссу с разных сторон, но теперь уже магичка поскользнулась на мыльной луже, упала и проехалась на спине через полкомнаты, а когда вскочила и развернулась, гости в обнимку лежали на полу, сошпиленные мечами.

Магичка брезгливо потыкала ближайшее тело ногой, и из-под него выкатился белый круглый значок с черным рисунком не то мухи, не то ящерицы. Похожие раздают детишкам на ярмарке во время рыцарских турниров, но дяденьки слишком заигрались.

Воды в комнате уже не было. Впрочем, по журчанию и капанью нетрудно было догадаться, куда она подевалась. Наскоро натянув штаны и набросив куртку прямо на голое тело, Катисса схватила меч и помчалась вниз по лестнице.

Но спешить не было нужды. Зал выглядел так, будто в нем забили дракона, причем граблями. Пол, потолок, стены и столы усеивали брызги крови, а капающая сверху вода превращала их четкий темный рисунок в алые размытые пятна.


По корчме, чавкая сапогами по лужам, бродил какой-то мужик с длинными белыми патлами, бесцеремонно обыскивая трупы, числом пять штук. Среди них продолжало безмятежно храпеть пьяное тело – мужик, не долго думая, обшарил и его. На мародере была черная куртка со шнуровкой у горла и серебряными шипами на рукавах. За спиной крест-накрест висели два здоровенных меча, при поясе болтался еще один, с плеча свисала дорожная, туго набитая сумка, а к правой ноге был привязан факел. Как мужик со всем этим двигался, да еще с такой кошачьей грацией, было непонятно.

Судя по корчмарю и старосте, вылезающими из-под столов, беловолосый пришел в корчму раньше разбойников и уж точно не заодно.

- Эк вы их, господин Геральт! – одобрительно заметил корчмарь. – Я и перекреститься не успел. До чего ж наглые нынче тати пошли, людную корчму посередь села грабить не боятся!

Староста был настроен более скептически.

- Пусть бы лучше ограбили, - тоскливо протянул он. – Корчма-то у тебя небось застрахована, а мне теперь перед дознавателями отбрехиваться, откуда в моем селе аж пять трупов взялось.

- Восемь, - поправила Катисса, разглядывая лицо незнакомца и пытаясь угадать, где он мог заработать такие жуткие шрамы. – Из моей комнаты выкинуть не забудьте, а то, чего доброго, ночью встанешь отлить и споткнешься. А это что за гхыр с горы?

Беловолосый так задумчиво посмотрел на стену за спиной Катиссы, словно там было написано четыре варианта ответа, в том числе нецензурный.

- Я естем ведзминем, – наконец сказал он. Голос был неприятный.

- Это ведьмак, знаменитый истребитель чудищ, - с готовностью перевел с ривского корчмарь. – Мы как раз договаривались с ним насчет упырей, когда в дом ворвались разбойники...

- Вообще-то это были мои упыри, - сквозь зубы процедила магичка. Ведьмаков Катисса не любила – эти придурки, помешанные на идее истребления чудищ, цеплялись даже к вампирам и русалкам, из-за чего у белорского короля были постоянные трения с Повелителем Догевы и Правителем Озерного Края, требующими держать своих подданных в узде. К счастью, порой ведьмаки нарывались на настоящую нежить, которая успешно регулировали численность их секты.

- Солтыс сказал, же шановна пани отказала, - ехидно напомнил Геральт.

- Пани набивала цену, - огрызнулась Катисса. – А ты, бродяга, все испортил!

- То нех пани удавится тыми упырями, - великодушно пожелал ведьмак. – Альбо они ею, а я тутай после медитации зайду.

- Господа, - вмешался староста, не на шутку испугавшись, что ведьмак в самом деле отступится и уйдет, а Катисса из вредности откажется уже навсегда, - там на всех хватит! Плачу поштучно, два кладня с головы.

- Ну ладно, - подумав, нехотя согласилась магичка и, с вызовом поглядев на конкурента, добавила: - Посмотрим, кто больше нарубит.

Тот равнодушно пожал плечами.

- Пива только попью.

- Я тоже, - смягчилась Катисса. – Эй, корчмарь! Принеси мне светлого вон за тот столик в углу.

Поскольку все остальные столы оказались либо забрызганы кровью, либо залиты водой, продолжающей капать сверху, ведьмак вынужденно присоединился к магичке. Первые кружки оба выпили в гробовом молчании, косо поглядывая друг на друга. С закусью корчмарь опоздал, и когда жареные куриные крылышки наконец доползли до стола, пиво пришлось повторить. Ведьмак слегка порозовел, положил мечи на соседний стул и расстегнул куртку. Катисса бесцеремонно наклонилась, рассматривая чужое оружие. Особенно ее впечатлил серебряный клинок, на котором гномьими рунами было выгравировано таинственное заклятье: «+30% к удару, +10 к кровопотере, нанесена алмазная пыль».

Катисса поглядела на ведьмака немного уважительнее.

- И что вас в наши края занесло?

- Предназначение, - мрачно сказал Геральт.

- Какое?

- Сапек его знает, - непонятно выругался ведьмак и, печально махнув рукой, вгрызся в очередное крылышко.

- А что это за разбойники со значками?

- Понятия не мам, самему уже в печенках сиедзом, лезут и лезут. Але дохуд од них верный... Кстати, пани играет в кости?

Пани играла, но по интонации беловолосого догадалась: шулер, уже не одного до портянок раздел, и предпочла отрицательно помотать головой.

- Шкода, - опечалился ведьмак. - А травы покупуе? Старе книги? Псе зубы? Вильче шкуры?

- Ты что, огхырел?! Я боевой маг, а не старьевщик! – возмутилась Катисса.

- Боёвы? – заинтересовался Геральт. – И мечем теж можешь?

- Ото ж! – Катисса гордо сунула ведьмаку под нос клинок, такой же потрепанный бурной жизнью, как и его хозяйка.

- Оооо, - восхищенно поцокал языком Геральт, - может, пани и знаки веджет?

- Ведаю, - кивнула магичка, и показала целых два, обеими руками.

- И як оне действуют? – заинтересовался ведьмак. – Оглушают, воспламеняют чи отбрасывают?

- Ха, - пренебрежительно фыркнула Катисса, - лучше! Они убивают врага морально! Корчмарь! Еще по кружке!

Пиво в «Трех Лисичках» было коварное, и когда магичка, извинившись, по нужде вышла во двор, то обнаружила, что луны на небе две, а деревья качаются начиная от корней. Вернувшись в корчму, Катисса решительным жестом смахнула недопитые кружки на пол (точнее, хотела просто отодвинуть, они сами разбежались) и скомандовала:

- Пошли, что ли, а то я сегодня еще выспаться хочу.

Геральт послушно икнул и тяжело поднялся из-за стола, уже за дверью хлопнув себя по лбу и вернувшись за забытыми мечами.

Дорога до оврага была неблизкой, особенно если через поля, куда зачем-то понесло напарников. Причем ведьмак почему-то непременно желал идти вдоль изгородей, хотя те достигали ему от силы до пояса. Если бы не Катисса, еще бы час блуждали. Когда же герои наконец добрались до леса, Геральту взбрело в голову непременно обучить магичку знаку Квен. Чтобы захмелевший ведьмак отцепился, Катиссе пришлось смошенничать, пульнув из ладони пульсаром. Геральт остался доволен и перешел к Аарду.

Но тут они, к счастью, нашли упырей. Или упыри их. Во всяком случае, мечи пришлось выхватывать очень быстро.

- Паааадхади кучно! – заорал Геральт, так загадочно махая клинком, что понять, опьянение это или боевой стиль, было очень сложно. - У меня – ик! – групповой найлепей прокачан!

«Псих», - со священным ужасом подумала Катисса: - «Но какой!»

Подобной техники госпожа магистр еще не видывала. Упыри разлетелись в стороны, как от мельничных лопастей, некоторые – по частям. Стало понятно, как ведьмаку удалось так уделать корчму: в нежити крови было куда меньше, но даже ею окропилось все на пять саженей вокруг.

Упыри тоже впечатлились, и вторая волна пошла на Катиссу. Успешно отмахавшись, магичка вытащила из-за пазухи скомканный мешок и бросила ведьмаку. При сборе трофеев у него тоже не обошлось без чудачеств: оттяпав очередному упырю голову, Геральт зачем-то еще ковырялся в туше ножом, распихивая что-то по карманам и непонятно бормоча под нос: «альбедо...рубедо... эктоплазма...». «Надо было его все-таки протрезвить», - с состраданием подумала магичка, - «как он утром будет эту дрянь из карманов выколупывать?!». Но тратить время и магию, когда вокруг еще полно будущего, агрессивно настроенного гонорара, Катисса не рискнула.

Через час головы перестали помещаться в мешке, и магичка подбила ведьмака снять куртку (все равно безнадежно загажена!) и складывать добычу туда. После чего выяснилось, что рубашка у Геральта белая, а грудь волосатая. Катисса зачарованно уставилась в его вырез: она всегда питала слабость к такому типу мужчин, хотя многократно на нем обжигалась. Куртка потихоньку наполнялась, и магичка уже подумывала уговорить Геральта снять штаны и, завязав штанины узлами, продолжить сбор трофеев, но упыри, к сожалению, кончились. К тому же охотники устали, замерзли, слегка протрезвели и решили вернуться в корчму, дабы вернуть приятное состояние опьянения. Мешок Геральт тащил на спине, куртку за рукав волок по земле, оставляя на ней широкую красноречивую полосу. Катисса шла впереди, размахивая мечом и во все горло вопя что-то песенно-воинственное. В кустах истово крестились два чудом уцелевших и надолго потерявших аппетит упыря.

Корчмарь вяло попытался воспрепятствовать заносу трофеев в заведение, блея, что только-только закончил уборку, но его решительно отодвинули с дороги.

Староста, мужественно боровшийся со сном при помощи холодного кваса, радостно вскочил навстречу героям. Объемистые тюки повергли его в восторг и одновременно печаль (хоть бы золота хватило!).

Приступили к расчету.

- Семь, восемь, девять... А это что такое?! – в ужасе возопил староста, роняя на пол очередную вытащенную из мешка голову.

- Голова, - уверенно заявили добытчики.

- Да, но она же... человеческая!!!

- Зато какая неприятная, - повнимательнее пригляделась Катисса.

- Добжы люди по ярах не ходзом в ночи! – подтвердил ведьмак и так выразительно поглядел на старосту, что тому пришлось засчитать добычу.

Поскольку напарники давно забыли, кто сколько нарубил, гонорар поделили пополам. Вышло по семнадцать, и это дело решили обмыть.

Ради такого случая заказали не пива, а медовухи.

- ...а вот у нас в Поль... в Темерии! – заплетающимся языком вещал Геральт после второго кувшина, - кикиморы цалкем инные. Оне як муравьи, в земле жиём и газами плюём. А королеву маём – ууу! – еден укус и на перезагрузку...

Катисса монотонно кивала, гадая, на какой белене собирают мед корчмаревы пчелы. Впрочем, ей самой уже было очень хорошо, и на ведьмака она глядела чуть ли не с нежностью. Тот отвечал ей взаимностью, внезапно брякнув:

- Пани то така красива кабета!

Уже по этой фразе был ясно, что ведьмак мертвецки пьян. А сделав еще три глотка, Геральт наконец решился. Со стуком поставил кружку на стол, недвусмысленно уставился на Катиссину грудь (по большей части нарисованную его воображением) и твердо (хоть и невнятно) произнес:

- Пятьдесят злотых!

На лице магички гнев вступил в битву с жадностью, сменившись третьим, мечтательным выражением.



* * *


Ведьмак проснулся с петухами – только не утренними, а сзывающими кур на обед заботливым клохтаньем. События ночи припоминались с огромным трудом, причем на первый план почему-то вылезала игральная карта с голой девкой в непотребной позе, а собственно процесс оставался на заднем в виде мутного серого копошения.

Геральт повернул гудящую, как чугунок с осами, голову. Рядом, во вмятине давно остывшей подушки, лежал кошель с вензелем Старминского банка.

Ведьмак недоуменно распустил шнурок и вытряхнул на ладонь горсть золотых монет.

Считать их не было нужды.

Геральт смачно выругался, помянув «дупу», «пся крев» и «хренов квест», ссыпал деньги обратно, бережно спрятал мешочек в отдельный карман и тоже начал собираться в дорогу.

Жители ЖК "Новое Домодедово" закопали свою управляющую компанию.

Позавчера жители ЖК "Новое Домодедово" недовольные качеством уборки снега возле своих домов, закопали дверь своей управляющей компании "Прима" где сидит директор и главный инженер.

Царь должен быть святым (мой роман).

Пролог.
В Москве, в роскошных палатах своего отца, умирал царь Фёдор, сын Ивана Грозного. И только двух человек пожелал царь видеть рядом с собой перед кончиной. Правда, одного из них, несмотря на внешность, вряд ли можно было назвать человеком. Ибо род бояр Кошкиных, он же Романовы, Кошкиными-то назывался вовсе не ради красного словца!
И Фёдор знал это. Он вообще многое знал, в отличие от остальных людей. Знал, например, что мир совсем не такой, каким представляется остальным людям. Правда, для него самого мир сводился только к родной русской земле, и никаких Империй Вампиров, например, на западе для него не существовало, особенно с тех пор, как упырей отучили не только нападать, но даже и смотреть в сторону русских земель. Но и на Руси нечисти тоже всегда было в достатке. Всякие там домовые, дворовые, овинники, баённые, лешие... И Кошкин род, который, правда, при всём желании нельзя было отнести к нечисти, даром что они умели оборачиваться. Ибо Андрей (тогда, впрочем, ещё не Андрей) Кобыла, отец Фёдора Кошки, первым на Руси перешёл в христианство, даже раньше княгини Ольги. И с тех пор более благочестивую и преданную Богу семью, чем его потомки, днём с огнём не найти было. Именно поэтому Фёдор решил, что следующим царём станет Александр Кошка, людям известный как боярин Александр Романов, человек (?) набожный, практически безгрешный и замечательный семьянин.
Вот только, к несказанному удивлению царя Фёдора, Александр наотрез отказался брать скипетр.
Зато вот второй боярин, Борис Годунов, мешкать не стал, а схватил скипетр во мгновение ока.
– Нет... – прохрипел, поднимая руку, умирающий монарх. – Не тебе...
– А кому? – удивился Годунов, не выпуская, впрочем, скипетра из рук.
– Ему, – вдруг объявил Фёдор таким окрепшим голосом, словно и не находился в полушаге от смерти. И указал пальцем на сына Кошкиного рода.
– Что?! – Годунов уставился на соперника там, будто видел его впервые, а затем гневно обернулся к царю. – Да статочное ли дело, чтобы оборотень святой русской землёй управлял?! Не бывать этому!!!
Тут Фёдор понял, что Годунов тоже знает. Но отказываться от своего решения не собирался.
– Ему, – повторил он, бледнея и опускаясь назад на подушки.
– Я не возьму, – покачал головой Александр к великому разочарованию Фёдора. Пусть Годунов думает что хочет, но лично для него ни на йоту не похож был боярин Александр Романов на оборотня, да и на кошку тоже. И кто, как не он, был достоин скипетра?
– Я возьму, – тут же обрадовался Годунов и обернулся к сопернику. – А ты, оборотень, запомни: пока я жив, роду Романовых не видать царского трона как своих ушей!..

Глава 1.
"Семь годов- не два..."
(Из сказки "Мудрая дочь- семилетка")

Тяжело семилетнему мальчишке жить без родителей.
Наклонившись к воде, Михаил задумчиво уставился на своё отражение. Нет, конечно, он уже не ребёнок, но всё равно родителей ой как не хватает. Тётка ж разве их заменит? Без своего отца Михаил порой чувствовал себя как без рук. А вот поди ж ты, объясни это царю! Особенно если тот сам и уморил семью Романовых в ссылках за колдовство!
Михаил с досадой стукнул кулаком по земле. Да никогда его стрый Александр не занимался колдовством. тем более чёрным! Он за всю жизнь даже не обернулся ни разу, даром что потомок Фёдора Кошки, и умением ни разу не воспользовался, где уж там подклады делать! И никто из семьи Романовых не мог был причастен к этому чёрному делу, в том Михаил готов был крест целовать! Да их предок Андрей Кобыла христианство ещё до княгини Ольги принял, первым на Руси, и с тех пор более благочестивых христиан, чем его потомки, днём с огнём не найти было! И вдруг такое страшное колдовство! Откуда?!
Эх, вот узнать бы, у какого аспида язык оклеветать повернулся...
Но как узнаешь, если ни одного провидца на всей Руси нет? Ближайший- на западе, в Империи Вампиров. Но не будешь же Батория о помощи просить! Кто якшается с кровососами, губит свою душу, это Михаил знал твёрдо. Да к тому же они исконные враги русских. На Руси каждый, кроме людей, знал, что этот проклятый Баторий спит и видит, как бы свою любовницу Марину Мнишек на российский престол посадить и таким образом присоединить Россию к Империи. Сколько раз уже нападал, скотина! И с ним ещё какие-то дела иметь после всего этого?
Нет уж, такой ценой нам возвращения родителей не надо. Грош цена была бы Михаилу как патриоту, преданному своему царю до последней капли крови, если бы он отправился просить помощи у упырей!
Да их вообще убить всех надо к собачьей бабушке. Ибо само существование упырей в прекрасном Божьем мире- это кощунство. Так хоть бы просто отравляли белый свет этим своим смрадным существованием, но так ещё и чужие земли захватывают! Вон Баторий наложил на болгарские земли Заклятие Доброй Воли и всё, теперь болгары даже во сне не могут из состава Империи выйти!
Да, жалко болгар, всё-таки братский народ, а должны под игом упырей страдать... И себя жалко... И своих родителей тоже...
Михаил вытер лицо рукавом рубахи. Стой, а это ещё что за мокреть?! Никак, он в слёзы ударился, как девчонка?!
Да нет, конечно же нет. И вовсе это капли дождя, а не слёзы. Чтобы сын самого Филарета- и вдруг заплакал, как девка?! Не дождётесь!
Да, он с приговором царя не согласен. И разлучение с родителями было что нож по сердцу. Но какая разница, согласен или нет? Царь- наместник Бога на земле, его приказы не обсуждаются!
Хотя тётка Настасья и была бы рада обсудить, когда стрельцы пришли забирать её и остальную родню Михаила. А ещё лучше- не обсуждать, а перекинуться и глаза стрельцам выцарапать. Хорошо, братья её удержали. Братьям Романовым только обвинения в родстве с ведьмой не хватало!
И вот за веру во всякие наветы и не любили волки царя Бориса. Хотя Михаил имел основания считать, что всё-таки пуще за женитьбу царя на дочери Малюты Скуратова, палача шакальего роду. А известно, что волки всегда шакалов ненавидели. И не могли простить Годунову этой женитьбы.
Но ведь не сам же Годунов оклеветал Романовых! Да, он поверил в преподнесённую ложь, но кто не без греха? Да такого царя, как Борис Годунов, ещё найти бы, да не потерять! А что выбрал он в жёны дочь Малюты, так то не их собачье, то есть волчье, дело. Царь на то и царь, чтобы ни перед кем не отчитываться!
Конечно, ещё дело портило то, что Борис Годунов, как ни крути, потомок татарского мурзы. Но что это меняет? Вон сыновья Дома Рюрика русскими вообще ни разу не были, а что, плохо правили, что ли?
Нет, лучшего царя, чем Годунов, и желать не стоит. А что благочестивую семью Романовых по ссылкам да монастырям разослал- так это не с него надо спрашивать, а с того иуды, что их оклеветал!
Михаил вздохнул. Рассуждать-то хорошо, но сердце, охваченное глубокой печалью, не подчинялось доводам разума.
Он поднял с земли несколько камешков и сердито зашвырнул их в воду. И что прикажете делать?
Да-а, как же всё-таки трудно жить, даже в детстве! А он ещё вырасти поскорее мечтал! Да если взрослая жизнь вся такая сложная, то лучше и не торопиться!
Он снова наклонился к реке, чтобы попить воды.
Нет, Борис Годунов всё-таки хороший царь, что и говорить. Жаль, что волки этого не понимают. Да и должен же кто-то царём быть, так почему не Годунов?
Мальчик задумчиво вгляделся в собственное лицо, отражённое гладью воды.
В конце концов, не ему же, Михаилу Романову, русским царём становиться...

Глава 2.
Ладно, раз его родителей постригли в монахи, значит, Бог так судил. И тут уж ничего не попишешь.
Хотя кого-кого, а свою мать Михаил точно не представлял в монашеском одеянии. Да и отца... Жаль, дух к матери не отправишь посмотреть- как там она? Правда, боярин Воронцов по его просьбе летал, говорил- хуже не придумаешь. Келью вырыли- одно название, ни сесть, ни лечь, как говорится! Но всё-таки хотелось бы и самому её увидеть хоть раз...
А Дом без Хозяев как сейчас там? Небось одно пепелище осталось? Много среди людей у Романовых врагов было, многие завидовали этой крепкой и дружной благодетельной семье, так небось сожгли уже их хоромы-то, аспиды! Где же Дому одному, без хозяев, обороняться?
Эх, вернуться бы туда хоть когда-нибудь! А то жизнь в родном Доме уже вон в туманные сновидения превращается. И кажется, что не было её вовсе, а была только жизнь в Белоозере с тёткой и Татьяной.
Но лучше бы продолжалась та жизнь, а этой, в Белоозере, не было...
Михаил огорчённо поднял камень и рассеянно бросил его за спину. И тут же услышал за спиной вопль:
- Ты что камнями швыряешься?!
- А ты какого лешака подкрадываешься?!- мгновенно обернулся мальчик.
- Я не подкрадываюсь. Я хотел тебе сообщить новость, которую Вронский узнал. А ты камнями встречаешь.
- И что он там узнал?- на всякий случай насторожился Михаил. Потому что новости из Империи вряд ли могли быть хорошими.
- В Белоозере лазутчик,- коротко доложил гость, усаживаясь рядом.
Нет, ну что за народ эти волки?! Слова лишнего не скажет, самому приходится всё клещами вытягивать!
- Оттуда? Из Империи?
- Почти. В общем, можно и так сказать.
- Да ну тебя к лешему!- рассердился Михаил.
- Хорошенькое дело! Сам начал меня расспрашивать, а потом к лешему посылаешь!
- Да вас, волков, лучше не расспрашивать. Пока от вас чего добьёшься, даже ворон состарится.
- Почему, я отвечу. "Почти из Империи"- это из Болгарии.
- Баторий послал?!- так и подскочил Михаил.
- Какой тебе Баторий? Забыл, что Болгария уже давно под турками?
- Да, верно, забыл. Ну и аспид же он, прости Господи! Взял, заклятие доброй воли на турок перевёл! Ну как сие называется?!
- Турки к нам, похоже, лазутчика и подослали.
- Что?! То из Империи к нам всё заявлялись, теперь уже и турецкие шастают?!
- Не турецкие, а болгарские. Не вздумай болгар турками называть, они же нам братья.
- Да какие братья? Я от отца слышал, у них одни имена такие, что не приведи Господь! "Странджа", "Аспарух", "Панайот"...
- Это которые на рущукском. А "Цветан" и "Смеян", "Пламен" и "Камен"- чем хуже наших?
- Ой ты, Господи, грехи наши тяжкие!- засмеялся Михаил, прикрывая рот рукой. -Это они что, так говорят смешно? "Пламен", "Камен"...
- А ты погоди над этим народом смеяться,- сдвинул чёрные брови волк.- Сначала у нас, русских, пусть такие же могучие колдуны появятся, а потом уже смеяться будем! У них же, как я слышал,каждый первый- вне рангов! А у нас на Руси кто- отец только твой? А ты смеёшься!
- А что они тогда Батория не свергли, если такие могучие? И сейчас турок не свергнут?
- А мы что же Орду триста лет свергнуть не могли, когда они тоже на нас заклятие доброй воли наложили? Нет, брат, не в силе тут дело. Без книги ты заклятие не снимешь. А Баторий, чтобы ему сегодня вечером из гроба не встать, сжёг все книги, прежде чем перевести на турок заклятие. И теперь болгарам его в жизни не снять, хоть поубивай они всех турок на свете. А ты тут над ними подсмеиваешься!
Холодные глаза оборотня встретились с глазами Михаила, но тот с честью выдержал волчий взгляд. И спросил в ответ:
- А что мы вообще знаем о том лазутчике?
- Расскажу- не поверишь!
- У нас под боком Империя Вампиров находится,- Михаил поднялся на ноги и махнул рукой на запад,- а ты меня ещё чем-то удивить пытаешься?
- Всё-таки выучил, что правильно "вампиры", а не "упыри"?- усмехнулся волк.
- Да мне до собачьей матери, прости Господи, как правильно! Ты будешь рассказывать или нет?!
- И какой же ты вывертень, если у тебя нет терпения?.. Хорошо, рассказываю. Я видел его следы. И вот как на духу скажу- сколько веков живу, а не встречал такого, чтобы сразу тигром и фейри пахли!
- Как?!- изумился мальчик.
- Сам бы хотел знать. У нас тут вообще-то кого только нет, Русь ещё до Дома Рюрика была краем вывертней о четырёх ногах, но такого не видел даже Вронский, даром что чуть ли не с начала Зимы ещё живёт!
- Так Вронский же не наш, он из Птичьих Земель!
- Это сейчас не наш, а раньше здесь жил. Пока не стал соглядатаем в Империи.
Михаилу вспомнилась зловещая чёрная фигура ворона-оборотня. Да, такому только в Империи и жить...
- И что турецкому посланцу могло здесь понадобиться?- вслух задумался он.
- А ты подумай. Что в Белоозере есть такого, чего нет в других местах?
- Огненное копьё?!- вихрем обернулся Михаил, пронзённый внезапной догадкой.- Но зачем оно туркам?
- Зачем и Баторию. Входит турок к царю Бориске и требует отдать власть по доброй воле. Бориска, самой собой, поражён такой дерзостью, велит схватить наглеца. Турок бросает в него копьё, оно протыкает горе-царя насквозь. И вспыхивает, прямо у него в груди! И сам он вспыхивает, что твой факел! Выгибается дугой, кричит от боли и горит! Зрелище- не дай Бог! Вряд ли после этого хоть один смельчак осмелится тронуть турка!
- А ты откуда знаешь?- насторожился Михаил.- Сам, что ли, делал?
- Упаси Бог! Нет, я только видел. Когда к княгине Ольге приходили древляне, собираясь отомстить за убиенных ею соплеменников. Так с какой скоростью они оттуда удрали- любой пардус от зависти умер бы, если бы увидел!
Но Михаил его уже не слушал. Он размышлял, глядя невидящим взором вдаль.
Да, вот только турок русской земле для полного счастья ещё не хватало...
Глава третья.
"...пристава, наблюдавшие за содержанием опальных, часто даже отказывали им в молоке и яйцах для их стола..."
(Романовы. 300 лет служения России)

Михаилу всю ночь снились кошмары. Они имели облик турецких дэвов, которые гонялись за ним с Огненными копьями. Наконец, когда одно Копьё всё-таки попало в него, он не выдержал, вскрикнул и проснулся.
Ф-фу, слава Богу... Никаких турок нет.
Опустившись перед образами на колени, Михаил прочитал молитву, затем поднялся и вздохнул, вспомнив свой сон. И покачал головой.
Слава Богу, он не провидец. И значит, увиденное не сбудется.
А турки, конечно, те ещё собаки. Ведь могла же поиметь совесть и не забирать Болгарию!
Или это какой-то вредный ветер дует из Империи? Всё-таки упыри им соседи!
А иго, конечно, наихудшая из всех участей для любого народа (если это не народ Батория). Не дай Бог ему повториться! Михаил, конечно, его не застал, но такого от взрослых наслушался- у-у-у!
Но они хоть свергли иго, одолев в конце концов нечисть с востока. А болгары вот до сих пор под ним!
Так что верно Волк молвил, не стоило над ними смеяться. Сами-то Романовы сейчас не лучше живут. Люди, змеи подколодные, не кормят даже толком, хорошо ли?! Голодом небось уморить решили!
Но хоть Таньку-то кормили бы, собаки, прости Господи! Сам-то он может не есть, мальчишка всё-таки, а она же девчонка, ей нельзя голодом сидеть!
Конечно, тётки ради неё лишний кусок от себя отрывают, да и сам он делится чем может (делился бы всем, так тётки не дают), но всё равно, боялись они за Татьяну. Ну как умрёт?
Правда, снабдила его тётка Ульяна, могущая заколдовывать вещи, кольцом-поворотнем, но толку с того как с козла молока. Михаил не мог себя заставить воровать еду даже ради сестры. Ведь грешно же это!
Спасибо, хоть самобранку тайком удалось тёткам в тюрьму пронести. Правда, работает уже через два раза на третий, ибо старая, а новую взять негде. Но кто сейчас не голодает? От того же боярина Воронцова слышно, в миру сейчас такой голод, что не дай Бог. Оборотни звериной породы не моргнув глазом людей едят! Да и сами люди как бы друг друга не едят тоже...
Кстати, надо будет у Волка спросить- в его-то хоть стае людьми не питаются?
Да, такие вот дела на Руси творятся. Прогневили чем-то Бога!
Тьфу, но как же в опальной тюрьме-то надоело сидеть- кто бы знал...
Михаил плюнул в зарешёченное окно, за которым занималась заря. И рухнул обратно на кровать, подложив руку под русуб голову.
- Миша, что там? - это проснулась его сестра, очевидно, разбуженная его вознёй.
- Ничего. Спи.
Убежать бы, да как убежишь, если одно кольцо на всех? нет, тётка Настасья могла бы убежать и без кольца, но но не бросят же они Татьяну и остальных тёток в тюрьме!
Сестра села на кровати и печально посмотрела в братние глаза, пожаловавшись тихо:
- Я есть хочу.
- Я тоже хочу,- не стал кривить душой Михаил.- Только толку от нашего хотения что-то не видно.
Он снова откинулся на кровать. За стеной, в соседней комнате, тётка Ульяна повторяла шёпотом: "Попить, поесть!"
Ясно- опять пытается заставить скатерть-самобранку работать. А как заставишь, если та от ветхости уже ничего не слышит, да ещё и шёпотом надо, чтобы стражники-люди не услышали?
Эх, то ли дело их прошлая жизнь! Как хорошо они раньше жили, в родном Доме-то! Отец горлатные шапки носил да парчовые кафтаны! А во дворе тебе и поварни, и погреба, и хлебники, и сараи, а какие дома люстры и зеркала были! А у него самого- и тебе стульчик расписной, и сапожки, и рукавички! А потешные куклы!..
И вот всего этого нет по вине какого-то аспида. Ходи пёс знает в чём и питайся чем придётся, будто не боярский сын!
Да помрут они с сестрой здесь, это как пить дать! Как померли Борис, Никита-первый, Лев, Никита-второй... И главное, того изверга, что их уморил, наслав порчу, так и не нашли!
Михаил вздохнул и поднялся с кровати. Посмотрел вслед сестрёнке, которая пошла к тёткам, выудил из-под соломы на кровати кольцо, надел его на палец и повернул. Невидимкой выскользнул за дверь, прокравшись мимо сторожей тише прадеда Фёдора Кошки, выбрался за ворота монастыря и бросился бежать. Он понятия не имел, куда бежит, лишь бы только отвлечься от невесёлых мыслей.
Жаль, Москва отсюда далеко, не убежишь...
Да и куда он побежит без родных? А их никогда в жизни не бросит!
Клеветники всякую напраслину на них возводят, но такую дружную семью, как Романовы, днём с огнём не найдёшь! И они друг друга в беде не бросают!
Михаил ринулся было вниз с холма, к реке. И вдруг резко остановился. И замер как вкопанный, глядя под ноги.
И когда он понял, что именно видит, то побледнел хуже мертвеца. Глаза его широко раскрылись, а волосы встали дыбом...