Результаты поиска по запросу "дочь подруги моей мамы"
22-летней учительнице грозит 25 лет тюрьмы за съёмку секса с 17-летним учеником
Аманда Экблад, учительница одной из школ города Расин штата Висконсин обвиняется в растлении малолетнего, съёмке и распространении детской порнографии. Мать 17-летнего студента немедленно всё доложила полиции после обнаруженного видео порнографического содержания на телефоне сына с его участием и прямым участием учителя. Преподавателю грозит до 25 лет заключения.
15-летняя девочка впала в алкогольную кому
Мама 15-летней девочки опубликовала фото своей дочери в алкогольной коме. Девочка умудрилась выкушать в одно горло больше литра водки в течении вечера, получила дозу в 3,8 промилле, потеряла сознание,разбила лицо, зашлась вся пеной и чудом осталась жива, так как смертельная доза для подростка составляет 4-4,5 промилле. Мама выложила эти фото специально для "деток", желающих побухать "по-взрослому".
Бордель с силиконовыми куклами часть 2
В продолжении предыдущего поста http://joyreactor.cc/post/2964077Ну как и обещал на предыдущем допросе, выкладываю короткий отчет о жизни силиконовой подруги.
Сегодня она въехала в съемную квартиру и готова к приему гостей.
Если хочешь ипат*ся но не хочешь потерять возможность получить письмо из Хогвартса, этот вариант для тебя!
П.с. Мрачно то что за сегодняшний день клиентов 0 =(
Возникает вопрос, сворачиваться или ждать потока страждущих?
п.п.с Если кому то реально хочется приехать и затестить , пишите в ЛС
Письмо к матери русского солдата
Ммм... Ну да. То Руслана у них прозрела, мол, на Донбассе тоже люди живут, оказывается, то теперь украинские "матеря" стали матерям русским письма писать. Но все равно, все равно все через жопу. Топорно, неуклюже. На коленке скроенная адовая графоманская галиматья вызывает лишь чувство неловкости за написавшего. Нет, может писатель (писатель, хахаха) и старался, подбирал обороты, раскрашивал речь подобающими эмоциями, расставлял акценты... Но, как говорил классик театра, НЕ ВЕРЮ. В каждой строчке - фальшь. За каждым словом - ложь. Но ты все равно поплачь, Оленка. Обними саму себя и поплачь, потому что вы, украинцы, допрыгались до того, что нормальный человек вам теперь и руки не подаст. Не говоря уже о каких-то объятиях.
Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети.
Здравствуй! Я не знаю, как к тебе обратиться. Ты мне не сестра, у нас нет общей родни, не подруга. Мы никогда с тобой не виделись, но я знаю тебя, и то, что ты есть. Я увидела тебя в глазах твоего сына. Нет, нет, не пугайся, с ним все нормально.
Он сидел в большой военной машине, у нас много таких ездит теперь, серьезный, сосредоточенный, на обочине дороги, ведущей от России на Мариуполь. Правда весь в пыли, чуть замученный дорогой и солнцем, и поэтому грустный, сидел, опираясь на автомат, словно ища в нем поддержку.
В этой машине были все такие, мальчишки. Одинаковые, с оттопыренными ушами, в светло-зеленой форме, с пушком над верхней губой, с уставшими, безразличными, скучающими глазами.
Они спросили у меня, где набрать воды. Я показала:
- З дороги звернете та через дві вулиці, повернете ліворуч, та за рогом буде подвір'я підприємства, у них там скважина, то ж наберете. А звідкіля ви, хлопчики?
И я утонула в его глазах. Они в один момент стали такие большие, глубокие, сначала, как бы втянули меня в себя, а потом с испугом выплеснули обратно, они потемнели то ли тревогой, то ли страхом. Но потемнели так, что я ничего не видела кроме этих глаз:
-Это Украина?!- выдохнул, даже не сказал он. Он уже знал ответ на свой вопрос, но задавал его, моля или надеясь на отрицательный ответ.
-Так, Україна,- подтвердила я.
Он молчал. Лишь чуть вздрогнули губы. Лишь глаза сверкнули отчаянием и болью. А вот душа не подчиняется военным приказам. Она крикнула. Даже не крикнула, выдохнула, прошептала, простонала. Это, как ветер в степи, вот так же стоишь в жару, вроде бы и травинка не колыхнется, и вдруг, ни откуда, раз, обдаст зноем, жаром, аж до кости.
-Мама!
И я увидела тебя. В его глазах. Ты что-то готовила возле стола, но в тот момент, когда он выдохнул «мама!», ты вздрогнула и обернулась. А по другому и не могло быть. Тебя окликнула часть твоего сердца. Твое сердце, сбилось с ритма, отозвавшись на этот клич.
«Мама!»- мы кричим, рождая на свет часть своей души, сообщая миру об исполнении своего предназначения. Плачем, когда эта частичка, сверкая глазами, и морща носик, говорит свое первое в жизни слово «Мама!», протягивая к нам ручонки. «Мама»!- мы кричим это когда больно, страшно, и темнота, цепляясь за жизнь, теряя себя, теряя любимых. «Мама»!- кричат наши дети в страхе, безпомощности, отчаянии , беде, любви, радости, победах. Слово начала и слово конца жизни-Мама!
Я смогла увидеть тебя, услышать безмолвный зов твоего мальчишки, лишь по одной причине. Я тоже мама.
Я живу в Украине, у меня дочки, но это не меняет сути, я-мама. Мама, она и в Эфиопии, мама.
Твой мальчик приехал к нам, на войну. Верее, он приехал в войну. Я не знаю, убивать или умереть самому. На войне это одно и тоже. Вряд ли напитав мою землю кровью выживет его душа.
Ты не веришь в душу, в Бога, в любовь?!-это твое право.
А что приведет твоего сына домой?-приказ командира, получившего за эту войну деньги или подчинившегося другому приказу, вряд ли. Домой ведет любовь и вера.
Скажи, я так и не поняла, вглядываясь в черты лица твоего мальчишки, за что, почему он приехал убивать нас на нашей земле? Почему он пришел обнимая автомат, а не девушку? Почему он идет по моим степям оставляя вдов, с опущенными уголками рта и потухшими глазами?
Я обидела тебя?! Я разрушила твой дом? Я разбила твое сердце, уведя у тебя любимого?-нет! Мы никогда не виделись с тобой. Тогда зачем эта война?
Знаешь, здесь степи долго звонят ночью, после боя. Живые звонят мертвым. Тоже чьи –то матери, понимаешь. Тоже звонят сыновьям. Так страшно.
У нас в Украине, есть такая птица бугай, выпь по-русски. Говорят, когда она поет свою песню, она оплакивает неупокоенные, не отпетые души, которые неприкаянные бродят по степям, ища и не находя покой.
Здесь женщины, как плакальщицы мира, как скорбная выпь, плачут, за лежащими в ковылях и полыни, скинутыми в шурфы шахт, зарытыми в траншеях. Закрываем глаза, заказываем молебень за их неупокоенные души. Мы не знаем, чьи это дети, мужья. Их приняла наша земля, остальное уже не важно.
Знаешь, как страшно стоять у обочины и смотреть, как сюда, к нам, едут вот такие одинаково стриженные мальчишки, они едут со стороны вашей границы, чуть окают, токают в разговоре, пугаются, когда узнают, что они в Украине. Жалкие, как воробышки. Это солдаты срочники. Они еще боятся убивать.
Те, у кого взгляд коршуна, высматривающего жертву-это контрактники. Им уже нравится демонстрировать свою силу и они вкусили кровь. Это видно по дрожащему кончику носа, вынюхивающему добычу, и нервному взгляду, ищущему смерть.
А еще страшнее, стоять вот так же у дороги, и видеть, как эти же машины, возвращаются назад к границе. Из их чрева, перебивая запах пыли, брезента и солярки, доносится сладкий, обволакивающий, но отталкивающий запах разлагающейся плоти. Из них кричат, те, кого везут в этих машинах. Как же они кричат. Как стонут, выхрипывая из груди остатки жизни, пропитывая придорожную, угольную пыль черный соком тлена. Умершие едут вместе с умирающими, не оставляя последним надежды.
У нас нет воды, нет дождей, мы степной засушливый район с разорванной трещинами безводия землей. Она здесь одинаково жадно впитывает и воду , и кровь.
Поэтому коричнево-алую дорожку, струящуюся за машинами, с черном отливом, свернувшихся кровяных телец, с розововатым соком сукровицы уже через пару минут не будет видно ни на асфальте, ни на пыльной грунтовке.
Земля принимает в себя и соки жизни, льющиеся редкими дождями, и соки смерти, питающие мои степи полноводной рекой. Ей все равно, что впитывать. Прах к праху.
Ты знаешь, родники здесь редкое явление. Шахты изменили русла подземных рек и увели воду с этой сверкающей антрацитовой пылью территории. За те родники, что остались, мы очень боимся. Мы часто стали видеть в степи, возле шурфов заброшенных шахт, военные машины, и замазанными землей или кровью номерами. Наши бездонные шахты, стали могильниками для безымянных солдат. Почему-то их не везут назад через границу. Их оставляют здесь. Теперь мы боимся, что разлагающаяся плоть отравит последнюю воду.
Война шагает по моей земле, очерняя и иссушая ее. И тут твой мальчишка, в этом аду. Зачем он здесь? Его ли это война?
Мне говорят, что русские солдаты защищают, русских граждан, тут в Украине. От кого? Я говорю на двух языках, на русском и украинском, вернее на смешанном, тут все так говорят. У меня до гуманитарно-военной миссии, которую решил провести обезумевший государь соседней страны было все: лето, море, отпуск, работа, мечты, дом, продукты, у детей школа и безопасность. А сейчас, твой сын с автоматом, и разруха.
Я не просила защиты, я вообще не просила вмешиваться в мою жизнь. Зачем он здесь?
Подожди, ты плачешь? Я обидела тебя? Ты мечешься в растерянности?-ты не знала, что он тут, в украинских степях, в котле ненависти и скорби? Ты не хочешь, чтобы он в меня стрелял?!
Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети.
Да уехал он, живой, воды набрал в зеленую фляжку. Даже успел умыться. Правда угольная пыль смывается тяжело, но хоть отмыл слезы с глаз. Они предательски блестели и осталяли дорожки по пыльным щекам.
И там, куда он поехал будут возле обочин стоять обычные сельские или городские бабы, матери. Дай Бог, чтобы дали воды, а не закрыли ему глаза.
Родная моя! Не мы с тобой развязали войну. Но мы обе не хотим терять детей, правда?!
Я не знаю, как остановить тех, кто идет по моей земле, обещая мне гуманную защиту смертью. Руки опускаются. Правда, не знаю! Может вместе?! Во имя детей? Твоих и моих?! И ради внуков, а? Приезжай! Не жди его или похоронку о нем. Не отдавай его войне. Приезжай! Я не хочу больше выть выпью. Я не хочу закрывать глаза, что больше не видят звезд в степи.
Скорее всего мы ровесницы, или ты чуть моложе, или чуть стараше. Опять же, не в этом суть. Мы-мамы! Этот мир наш. Мы дали ему жизнь. Кто имеет право отбирать его у нас?-никто! Приезжай!
Да, прямо вот так, в переднике, учительница, физик, строитель, врач, домохозяйка, МАМА. Мы должны биться за своих детей. Шурфы бездонны, степи бескрайни, горе бесполо, война всех в правах равняет, только скорбь множит.
Наши дети, не для войны! Понимаешь ли ты это? У нас с тобой одинаковые слезы, горькие, как полынь в моей степи и соленые, как пот твоего мальчишки, едущего в чужую войну.
Приезжай! На границу, в мои украинские города, закрой собой сына и моих детей, как горлица закрывает крыльями гнездо во время дождя. Чужих детей не бывает, помнишь? Дети не для войны.
Не говори мне о долге, чести. Долг-защищать Родину, а не разрушать чужую. Это позор. Просто ничего не говори, приезжай!
Не хочешь?! Ну, да ладно, мы все бабы, разные. Кто отмахнется от чужого горя, а кто и в горящую избу ради чужих детей.
Просто знай, если что, я, говорящая на русском языке украинка, мать украинских детей, напою твоего, говорящего на русском языке сына и даже, если придется, я оплачу его и закрою ему глаза. Чужих детей не бывает...
плач ярославны
А, ну и каментики же :)
Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети.
Здравствуй! Я не знаю, как к тебе обратиться. Ты мне не сестра, у нас нет общей родни, не подруга. Мы никогда с тобой не виделись, но я знаю тебя, и то, что ты есть. Я увидела тебя в глазах твоего сына. Нет, нет, не пугайся, с ним все нормально.
Он сидел в большой военной машине, у нас много таких ездит теперь, серьезный, сосредоточенный, на обочине дороги, ведущей от России на Мариуполь. Правда весь в пыли, чуть замученный дорогой и солнцем, и поэтому грустный, сидел, опираясь на автомат, словно ища в нем поддержку.
В этой машине были все такие, мальчишки. Одинаковые, с оттопыренными ушами, в светло-зеленой форме, с пушком над верхней губой, с уставшими, безразличными, скучающими глазами.
Они спросили у меня, где набрать воды. Я показала:
- З дороги звернете та через дві вулиці, повернете ліворуч, та за рогом буде подвір'я підприємства, у них там скважина, то ж наберете. А звідкіля ви, хлопчики?
И я утонула в его глазах. Они в один момент стали такие большие, глубокие, сначала, как бы втянули меня в себя, а потом с испугом выплеснули обратно, они потемнели то ли тревогой, то ли страхом. Но потемнели так, что я ничего не видела кроме этих глаз:
-Это Украина?!- выдохнул, даже не сказал он. Он уже знал ответ на свой вопрос, но задавал его, моля или надеясь на отрицательный ответ.
-Так, Україна,- подтвердила я.
Он молчал. Лишь чуть вздрогнули губы. Лишь глаза сверкнули отчаянием и болью. А вот душа не подчиняется военным приказам. Она крикнула. Даже не крикнула, выдохнула, прошептала, простонала. Это, как ветер в степи, вот так же стоишь в жару, вроде бы и травинка не колыхнется, и вдруг, ни откуда, раз, обдаст зноем, жаром, аж до кости.
-Мама!
И я увидела тебя. В его глазах. Ты что-то готовила возле стола, но в тот момент, когда он выдохнул «мама!», ты вздрогнула и обернулась. А по другому и не могло быть. Тебя окликнула часть твоего сердца. Твое сердце, сбилось с ритма, отозвавшись на этот клич.
«Мама!»- мы кричим, рождая на свет часть своей души, сообщая миру об исполнении своего предназначения. Плачем, когда эта частичка, сверкая глазами, и морща носик, говорит свое первое в жизни слово «Мама!», протягивая к нам ручонки. «Мама»!- мы кричим это когда больно, страшно, и темнота, цепляясь за жизнь, теряя себя, теряя любимых. «Мама»!- кричат наши дети в страхе, безпомощности, отчаянии , беде, любви, радости, победах. Слово начала и слово конца жизни-Мама!
Я смогла увидеть тебя, услышать безмолвный зов твоего мальчишки, лишь по одной причине. Я тоже мама.
Я живу в Украине, у меня дочки, но это не меняет сути, я-мама. Мама, она и в Эфиопии, мама.
Твой мальчик приехал к нам, на войну. Верее, он приехал в войну. Я не знаю, убивать или умереть самому. На войне это одно и тоже. Вряд ли напитав мою землю кровью выживет его душа.
Ты не веришь в душу, в Бога, в любовь?!-это твое право.
А что приведет твоего сына домой?-приказ командира, получившего за эту войну деньги или подчинившегося другому приказу, вряд ли. Домой ведет любовь и вера.
Скажи, я так и не поняла, вглядываясь в черты лица твоего мальчишки, за что, почему он приехал убивать нас на нашей земле? Почему он пришел обнимая автомат, а не девушку? Почему он идет по моим степям оставляя вдов, с опущенными уголками рта и потухшими глазами?
Я обидела тебя?! Я разрушила твой дом? Я разбила твое сердце, уведя у тебя любимого?-нет! Мы никогда не виделись с тобой. Тогда зачем эта война?
Знаешь, здесь степи долго звонят ночью, после боя. Живые звонят мертвым. Тоже чьи –то матери, понимаешь. Тоже звонят сыновьям. Так страшно.
У нас в Украине, есть такая птица бугай, выпь по-русски. Говорят, когда она поет свою песню, она оплакивает неупокоенные, не отпетые души, которые неприкаянные бродят по степям, ища и не находя покой.
Здесь женщины, как плакальщицы мира, как скорбная выпь, плачут, за лежащими в ковылях и полыни, скинутыми в шурфы шахт, зарытыми в траншеях. Закрываем глаза, заказываем молебень за их неупокоенные души. Мы не знаем, чьи это дети, мужья. Их приняла наша земля, остальное уже не важно.
Знаешь, как страшно стоять у обочины и смотреть, как сюда, к нам, едут вот такие одинаково стриженные мальчишки, они едут со стороны вашей границы, чуть окают, токают в разговоре, пугаются, когда узнают, что они в Украине. Жалкие, как воробышки. Это солдаты срочники. Они еще боятся убивать.
Те, у кого взгляд коршуна, высматривающего жертву-это контрактники. Им уже нравится демонстрировать свою силу и они вкусили кровь. Это видно по дрожащему кончику носа, вынюхивающему добычу, и нервному взгляду, ищущему смерть.
А еще страшнее, стоять вот так же у дороги, и видеть, как эти же машины, возвращаются назад к границе. Из их чрева, перебивая запах пыли, брезента и солярки, доносится сладкий, обволакивающий, но отталкивающий запах разлагающейся плоти. Из них кричат, те, кого везут в этих машинах. Как же они кричат. Как стонут, выхрипывая из груди остатки жизни, пропитывая придорожную, угольную пыль черный соком тлена. Умершие едут вместе с умирающими, не оставляя последним надежды.
У нас нет воды, нет дождей, мы степной засушливый район с разорванной трещинами безводия землей. Она здесь одинаково жадно впитывает и воду , и кровь.
Поэтому коричнево-алую дорожку, струящуюся за машинами, с черном отливом, свернувшихся кровяных телец, с розововатым соком сукровицы уже через пару минут не будет видно ни на асфальте, ни на пыльной грунтовке.
Земля принимает в себя и соки жизни, льющиеся редкими дождями, и соки смерти, питающие мои степи полноводной рекой. Ей все равно, что впитывать. Прах к праху.
Ты знаешь, родники здесь редкое явление. Шахты изменили русла подземных рек и увели воду с этой сверкающей антрацитовой пылью территории. За те родники, что остались, мы очень боимся. Мы часто стали видеть в степи, возле шурфов заброшенных шахт, военные машины, и замазанными землей или кровью номерами. Наши бездонные шахты, стали могильниками для безымянных солдат. Почему-то их не везут назад через границу. Их оставляют здесь. Теперь мы боимся, что разлагающаяся плоть отравит последнюю воду.
Война шагает по моей земле, очерняя и иссушая ее. И тут твой мальчишка, в этом аду. Зачем он здесь? Его ли это война?
Мне говорят, что русские солдаты защищают, русских граждан, тут в Украине. От кого? Я говорю на двух языках, на русском и украинском, вернее на смешанном, тут все так говорят. У меня до гуманитарно-военной миссии, которую решил провести обезумевший государь соседней страны было все: лето, море, отпуск, работа, мечты, дом, продукты, у детей школа и безопасность. А сейчас, твой сын с автоматом, и разруха.
Я не просила защиты, я вообще не просила вмешиваться в мою жизнь. Зачем он здесь?
Подожди, ты плачешь? Я обидела тебя? Ты мечешься в растерянности?-ты не знала, что он тут, в украинских степях, в котле ненависти и скорби? Ты не хочешь, чтобы он в меня стрелял?!
Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети.
Да уехал он, живой, воды набрал в зеленую фляжку. Даже успел умыться. Правда угольная пыль смывается тяжело, но хоть отмыл слезы с глаз. Они предательски блестели и осталяли дорожки по пыльным щекам.
И там, куда он поехал будут возле обочин стоять обычные сельские или городские бабы, матери. Дай Бог, чтобы дали воды, а не закрыли ему глаза.
Родная моя! Не мы с тобой развязали войну. Но мы обе не хотим терять детей, правда?!
Я не знаю, как остановить тех, кто идет по моей земле, обещая мне гуманную защиту смертью. Руки опускаются. Правда, не знаю! Может вместе?! Во имя детей? Твоих и моих?! И ради внуков, а? Приезжай! Не жди его или похоронку о нем. Не отдавай его войне. Приезжай! Я не хочу больше выть выпью. Я не хочу закрывать глаза, что больше не видят звезд в степи.
Скорее всего мы ровесницы, или ты чуть моложе, или чуть стараше. Опять же, не в этом суть. Мы-мамы! Этот мир наш. Мы дали ему жизнь. Кто имеет право отбирать его у нас?-никто! Приезжай!
Да, прямо вот так, в переднике, учительница, физик, строитель, врач, домохозяйка, МАМА. Мы должны биться за своих детей. Шурфы бездонны, степи бескрайни, горе бесполо, война всех в правах равняет, только скорбь множит.
Наши дети, не для войны! Понимаешь ли ты это? У нас с тобой одинаковые слезы, горькие, как полынь в моей степи и соленые, как пот твоего мальчишки, едущего в чужую войну.
Приезжай! На границу, в мои украинские города, закрой собой сына и моих детей, как горлица закрывает крыльями гнездо во время дождя. Чужих детей не бывает, помнишь? Дети не для войны.
Не говори мне о долге, чести. Долг-защищать Родину, а не разрушать чужую. Это позор. Просто ничего не говори, приезжай!
Не хочешь?! Ну, да ладно, мы все бабы, разные. Кто отмахнется от чужого горя, а кто и в горящую избу ради чужих детей.
Просто знай, если что, я, говорящая на русском языке украинка, мать украинских детей, напою твоего, говорящего на русском языке сына и даже, если придется, я оплачу его и закрою ему глаза. Чужих детей не бывает...
плач ярославны
А, ну и каментики же :)
WARD Racing разорвала контракт с 15-летним Артемом Северюхиным
"Сердечки", посланные маме, не оценилиWARD Racing разорвала контракт с 15-летним Артемом Северюхиным, который позволил себе нацистское приветствие на чемпионате Европы по картингу.
Команда осудила действия россиянина и заявила, что сожалеет о случившемся. Дальнейшее сотрудничество с ним невозможно.
По мотивам: http://polit.reactor.cc/post/5160347
Пруф первый попавшийся в Google: https://www.sports.ru/automoto/1108209509-kartingovaya-komanda-ward-razorvala-kontrakt-s-rossijskim-kartingistom.html
-8240405.jpeg "картинка с текстом,Фильмы,Властелин колец (фильм),Арда Искаженная,Арда,Arda,фэндомы,Арда other,Как я встретил вашу маму,Сериалы")
-5104063.jpeg "картинка с текстом,Фильмы,Властелин колец (фильм),Арда Искаженная,Арда,Arda,фэндомы,Арда other,Как я встретил вашу маму,Сериалы")
Только вот откуда у Кержакова может быть дочь,если он постоянно промахивается??? :)
Про Одессу, 2 Мая 2014 (перепост)
Про события 2 мая в Одессе рассказываю своими словами, от первого лица.
Мы (Евромайдан) собрались в 15.00 на Соборной площади и готовились пойти маршем по Одессе, что бы показать, что Одесса это Украина
Около 15.30, по Греческой улица, от Афины в нашу сторону начал приближаться строй Пророссийских активистов, в полной боевой амуниции.
Милиция выстроила 2 живых заграждения, одним блокируя нас, и вторым блокируя их.
Люди с обеих сторон довольно быстро начали разбирать улицу на брусчатку и метать в друг друга через кордоны милиции.
В ход также пошли фаеры и громко взрывающиеся петарды.
Такая перепалка камнями продолжалась около получаса. Начали выносить первых раненых. Реальное расположение сил никто не понимал.
Через пол часа группа от Евромайдана решила обойти Пророссийских с фланга, по маленькой улице Жуковского. И я был в этой группе.
Когда наши обошли их с фланга с камнями и между нами не оказалось милиции, Пророссийские начали стрелять из боевых пистолетов(!).
Те, кто были в конце нашей группы начали убегать, а я и несколько человек упали на пол и начали прятаться за машинами.
Тогда Пророссийские пошли в контр атаку, закидывая нас камнями и фаерами. Огромный булыжник упал в паре сантиметров от моей головы, от него откололся осколок и попал мне в бровь. Крови хлынуло очень много, было реально страшно.
После этого я понял, что отлежатся не получится и как только наши начали кидать камни в ответ, я сумел отбежать в толпу за угол.
Part 2
Там я встретил первого раненого огнестрелом. Парню прострелило артерию на ноге и алая кровь просто хлестала из нее как из фонтана. При этом он был явно в шоковом состоянии и уверял, что с ним все в порядке. Еще с несколькими парнями мы вынесли его, в какой то самодельный медпункт.
Когда возвращался обратно на улицу Жуковского увидел страшнейшую картину в своей жизни.
Мертвый парень лежал накрытый украинским флагом. Случайный человек достал у него из кармана мобильный, позвонил его отцу и сказал: «Вашего сына застрелили. Приезжайте заберите его на Дерибасовскую»
Первый кадр, который я увидел, вернувшись на Жуковского – это то, как их Пророссийской толпы, прикрытой щитами, торчит автомат Калашникова (!) и просто стреляет в нашу толпу очередями.
Тут же попадал куча раненых. Одного из них мы с другими людьми схватили и начали относить в сторону. У него был пробит бронижилет. Мы отнесли его в самодельный медпукт волонтеров. Скорые на тот момент были переполнены и все разьехались.
Тогда, глядя на расклады сил, я начал понимать, что нас Патриотов на много больше, но Пророссийские на много лучше вооружены и организованы. Я подумал, что если у них достаточно оружия, то они нас всех убьют или разгонят.
Но вот в чем сила украинского народа. Несмотря на огнестрельную стрельбу их пророссийской толпы, на них шло все больше и больше наших активистов. Прикрываясь мусорными баками и столиками уличных кафе, люди с камнями бежали на автоматы.
За следующие несколько часов мы блокировали пророссийских по всему периметру, зажав на улице Греческой и недостроенной парковке Афины. Зажали их в основном барикадами из всех подручных материалов по всем проходам.
Милиция все это время просто бездействовала, или делала что то невнятное. Но уж точно не предпринимала ничего для прекращения конфликта.
Через несколько часов с нашей стороны пошли в ход коктейли молотова. Подехала единственная пожарная машина и начала тушить горящие от коктейлей фасады зданий улиц.
Не знаю почему именно, но в какой то момент пожарные бросили свою машину, с выломанным лобовым стеклом.
Part 3
Евромайдановцы сели в эту машину и просто поехали на таран пророссийской толпы, через баррикады. Но на каком то этапе машина застряла и этот маневр не удался.
За это время я вынес еще раненого, с разбитой головой и без сознания. Евромайдановцы были совершенно не готовы к бою. Кроме пары десятков бойцов самообороны, наши не имели даже касок, ни то, что бронижилетов.
Со временем, автоматные и пистолетные выстрелы стали слышатся все реже и потом вообще прекратились. Ясно, что у Пророссийских кончились патроны.
Тогда Патриоты пошли в атаку, с Греческой площади, оттесняя по Греческой улице Пророссийских к Соборной площади.
В этот момент между нами таки выстроился кордон милиции, который дал возможность части Пророссийских разбежаться. Но толпа быстро смяла этот кордон и начала гонятся за Пророссийскими по всей площади.
...
В этот момент я начал заниматься тем, что подбегал к пойманным Пророссийским актививстам и в прямом смысле закрывал их своим телом. Потому, что люди их реально забивали палками и нельзя было их уговорить остановится. Только закрывание собой помогало.
Part 4
Таким образом спас 3 человека. Их более менее живых отводили в медпункт и уже почти не били.
Показатель было то, что один Пророссийских, когда его перестали бить и он отдышался, достал огромный нож и чуть меня не пырнул. Я увернулся, а его оглушили по голове битой. Его я уже больше не защищал.
После того, как Пророссийских окончательно разогнали, увидел, что улицы и площадь политы кровью повсюду.
Патриоты переформировались и колонами пошли на Куликовое поле, где находился палаточный городок Сепаратистов.
Part 5
Когда туда прибыл, их палатки уже пылали, а сами она забаррикадировались в Доме Профсоюзов.
Оттуда, из окон, Пророссийские начали сильнейший обстрел занятой нами площади. Но уже на Куликовом поле я увидел пистолеты и в нашей толпе.
Очень вскоре Дом Профсоюзов подожгли коктейлями Молотова. Он начал гореть и пророссийские переместились на 4 этаж. Сразу стало понятно, что если ничего не предпринять – они там сгорят.
Милиции не было вообще. Раньше они просто стояли и бездействовали, а на Куликово даже не пошли.
Очень скоро, на совершенно интуитивном уровне, все поняли что их надо спасать. А с момента начала поджогов на Куликовом прошло больше часа, но ни одна пожарная машина не приехала.
Патриоты разобрали сцену, и прислонили 2 основных ее колоны к окнам, что бы Пророссийские смогли вылезти. Многие полезли наверх, что бы их спасать.
[part 6]
Некоторые люди не могли дотерпеть своей очереди и просто выбрасывались с 4 этажа, прямо на асфальт. Это было ужасно, потому что после приземления никто уже не поднимался.
Те же Пророссийские, которых спасали – вели себя агрессивно(!). Некоторые умудрялись лезть в драку с толпой, только сойдя со спасательных коллон. Не знаю, что двигало этими людьми. В основном их за это били до потери сознания.
Моя сестра Даночка и моя мама в течении всех событий оказывали первую помощь раненым. Одного мужчину посчитали уже мертвым, накрыли украинским флагом и оставили лежать в стороне. Даночка подбежала к нему, проверила пульс и оказалось, что он жив. Благодаря ей ему оказали помощь и отнесли к врачам.
Наконец то приехали пожарные машины и начала подходить милиция. Пожарные действовали отвратительно. Никуда не торопились, медлили и вообще выбирали самые безопасные позиции.
Люди просто отнимали у них спасательные лестницы и сами лезли спасать Сеппаратистов.
Спасение Пророссийских от огня пошло быстрее и главными их спасателями были те, в кого они час назад стреляли. В общем-то, на этом реально противостояние и закончилось.
По сводкам милиции погибло более 50 человек, но думаю, что реальную картину мы узнаем через пару дней. На вскидку – также более тысячи раненых.
При всем этом кошмаре, Одесса показала, что Патриотов в ней в десятки раз больше, чем Пророссийских. Народ просто, как и в Майдановские времена, задавил противников многократным численным превосходством и невероятной храбростью.
Очень надеюсь, что вопрос сепаратизма и проросийских настроев решен на самое долгое время.
Про события 2 мая в Одессе рассказываю своими словами, от первого лица.
Мы (Евромайдан) собрались в 15.00 на Соборной площади и готовились пойти маршем по Одессе, что бы показать, что Одесса это Украина
Около 15.30, по Греческой улица, от Афины в нашу сторону начал приближаться строй Пророссийских активистов, в полной боевой амуниции.
Милиция выстроила 2 живых заграждения, одним блокируя нас, и вторым блокируя их.
Люди с обеих сторон довольно быстро начали разбирать улицу на брусчатку и метать в друг друга через кордоны милиции.
В ход также пошли фаеры и громко взрывающиеся петарды.
Такая перепалка камнями продолжалась около получаса. Начали выносить первых раненых. Реальное расположение сил никто не понимал.
Через пол часа группа от Евромайдана решила обойти Пророссийских с фланга, по маленькой улице Жуковского. И я был в этой группе.
Когда наши обошли их с фланга с камнями и между нами не оказалось милиции, Пророссийские начали стрелять из боевых пистолетов(!).
Те, кто были в конце нашей группы начали убегать, а я и несколько человек упали на пол и начали прятаться за машинами.
Тогда Пророссийские пошли в контр атаку, закидывая нас камнями и фаерами. Огромный булыжник упал в паре сантиметров от моей головы, от него откололся осколок и попал мне в бровь. Крови хлынуло очень много, было реально страшно.
После этого я понял, что отлежатся не получится и как только наши начали кидать камни в ответ, я сумел отбежать в толпу за угол.
Part 2
Там я встретил первого раненого огнестрелом. Парню прострелило артерию на ноге и алая кровь просто хлестала из нее как из фонтана. При этом он был явно в шоковом состоянии и уверял, что с ним все в порядке. Еще с несколькими парнями мы вынесли его, в какой то самодельный медпункт.
Когда возвращался обратно на улицу Жуковского увидел страшнейшую картину в своей жизни.
Мертвый парень лежал накрытый украинским флагом. Случайный человек достал у него из кармана мобильный, позвонил его отцу и сказал: «Вашего сына застрелили. Приезжайте заберите его на Дерибасовскую»
Первый кадр, который я увидел, вернувшись на Жуковского – это то, как их Пророссийской толпы, прикрытой щитами, торчит автомат Калашникова (!) и просто стреляет в нашу толпу очередями.
Тут же попадал куча раненых. Одного из них мы с другими людьми схватили и начали относить в сторону. У него был пробит бронижилет. Мы отнесли его в самодельный медпукт волонтеров. Скорые на тот момент были переполнены и все разьехались.
Тогда, глядя на расклады сил, я начал понимать, что нас Патриотов на много больше, но Пророссийские на много лучше вооружены и организованы. Я подумал, что если у них достаточно оружия, то они нас всех убьют или разгонят.
Но вот в чем сила украинского народа. Несмотря на огнестрельную стрельбу их пророссийской толпы, на них шло все больше и больше наших активистов. Прикрываясь мусорными баками и столиками уличных кафе, люди с камнями бежали на автоматы.
За следующие несколько часов мы блокировали пророссийских по всему периметру, зажав на улице Греческой и недостроенной парковке Афины. Зажали их в основном барикадами из всех подручных материалов по всем проходам.
Милиция все это время просто бездействовала, или делала что то невнятное. Но уж точно не предпринимала ничего для прекращения конфликта.
Через несколько часов с нашей стороны пошли в ход коктейли молотова. Подехала единственная пожарная машина и начала тушить горящие от коктейлей фасады зданий улиц.
Не знаю почему именно, но в какой то момент пожарные бросили свою машину, с выломанным лобовым стеклом.
Part 3
Евромайдановцы сели в эту машину и просто поехали на таран пророссийской толпы, через баррикады. Но на каком то этапе машина застряла и этот маневр не удался.
За это время я вынес еще раненого, с разбитой головой и без сознания. Евромайдановцы были совершенно не готовы к бою. Кроме пары десятков бойцов самообороны, наши не имели даже касок, ни то, что бронижилетов.
Со временем, автоматные и пистолетные выстрелы стали слышатся все реже и потом вообще прекратились. Ясно, что у Пророссийских кончились патроны.
Тогда Патриоты пошли в атаку, с Греческой площади, оттесняя по Греческой улице Пророссийских к Соборной площади.
В этот момент между нами таки выстроился кордон милиции, который дал возможность части Пророссийских разбежаться. Но толпа быстро смяла этот кордон и начала гонятся за Пророссийскими по всей площади.
...
В этот момент я начал заниматься тем, что подбегал к пойманным Пророссийским актививстам и в прямом смысле закрывал их своим телом. Потому, что люди их реально забивали палками и нельзя было их уговорить остановится. Только закрывание собой помогало.
Part 4
Таким образом спас 3 человека. Их более менее живых отводили в медпункт и уже почти не били.
Показатель было то, что один Пророссийских, когда его перестали бить и он отдышался, достал огромный нож и чуть меня не пырнул. Я увернулся, а его оглушили по голове битой. Его я уже больше не защищал.
После того, как Пророссийских окончательно разогнали, увидел, что улицы и площадь политы кровью повсюду.
Патриоты переформировались и колонами пошли на Куликовое поле, где находился палаточный городок Сепаратистов.
Part 5
Когда туда прибыл, их палатки уже пылали, а сами она забаррикадировались в Доме Профсоюзов.
Оттуда, из окон, Пророссийские начали сильнейший обстрел занятой нами площади. Но уже на Куликовом поле я увидел пистолеты и в нашей толпе.
Очень вскоре Дом Профсоюзов подожгли коктейлями Молотова. Он начал гореть и пророссийские переместились на 4 этаж. Сразу стало понятно, что если ничего не предпринять – они там сгорят.
Милиции не было вообще. Раньше они просто стояли и бездействовали, а на Куликово даже не пошли.
Очень скоро, на совершенно интуитивном уровне, все поняли что их надо спасать. А с момента начала поджогов на Куликовом прошло больше часа, но ни одна пожарная машина не приехала.
Патриоты разобрали сцену, и прислонили 2 основных ее колоны к окнам, что бы Пророссийские смогли вылезти. Многие полезли наверх, что бы их спасать.
[part 6]
Некоторые люди не могли дотерпеть своей очереди и просто выбрасывались с 4 этажа, прямо на асфальт. Это было ужасно, потому что после приземления никто уже не поднимался.
Те же Пророссийские, которых спасали – вели себя агрессивно(!). Некоторые умудрялись лезть в драку с толпой, только сойдя со спасательных коллон. Не знаю, что двигало этими людьми. В основном их за это били до потери сознания.
Моя сестра Даночка и моя мама в течении всех событий оказывали первую помощь раненым. Одного мужчину посчитали уже мертвым, накрыли украинским флагом и оставили лежать в стороне. Даночка подбежала к нему, проверила пульс и оказалось, что он жив. Благодаря ей ему оказали помощь и отнесли к врачам.
Наконец то приехали пожарные машины и начала подходить милиция. Пожарные действовали отвратительно. Никуда не торопились, медлили и вообще выбирали самые безопасные позиции.
Люди просто отнимали у них спасательные лестницы и сами лезли спасать Сеппаратистов.
Спасение Пророссийских от огня пошло быстрее и главными их спасателями были те, в кого они час назад стреляли. В общем-то, на этом реально противостояние и закончилось.
По сводкам милиции погибло более 50 человек, но думаю, что реальную картину мы узнаем через пару дней. На вскидку – также более тысячи раненых.
При всем этом кошмаре, Одесса показала, что Патриотов в ней в десятки раз больше, чем Пророссийских. Народ просто, как и в Майдановские времена, задавил противников многократным численным превосходством и невероятной храбростью.
Очень надеюсь, что вопрос сепаратизма и проросийских настроев решен на самое долгое время.
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме дочь подруги моей мамы (+1000 постов - дочь подруги моей мамы)
Отличный комментарий!