Результаты поиска по запросу "в поисках утраченных слов"
Карты Средиземья II. Очертания мира
В предыдущий раз, объектом нашего разговора послужили карты, связанные с “Властелином Колец” - те, что созданы самим Толкином, либо те, создание которых он инспирировал. Логичным продолжением было бы рассказать о подобных картах “Хоббита” и “Сильмариллиона”. Однако, логики от меня ждите.
Вместо этого, мы вернёмся в самое начало - к раннему Легендариуму, каким он был до “Властелина Колец”. В этой связи, для многих будет необходима периодизация творчества - в моём, несколько вольном исполнении. (Заметка: если соберусь и составлю толковый путеводитель, то именно с этого и начну).
Вместо этого, мы вернёмся в самое начало - к раннему Легендариуму, каким он был до “Властелина Колец”. В этой связи, для многих будет необходима периодизация творчества - в моём, несколько вольном исполнении. (Заметка: если соберусь и составлю толковый путеводитель, то именно с этого и начну).
I) 1917 - 1925. В военном госпитале Толкин начинает “Книгу Утраченных преданий”. Согласно его задумке, он воссоздаст “мифологию для Англии”, повествующую о происхождении английской истории и культуры (подобно тому, как греческий миф “предшествует” истории Греции). Героем книги является средневековый моряк Эльфвин (“Друг эльфов”), который пересекает океан и случайно обнаруживает Прямой путь к стране эльфов. Там, на острове Эрессеа они рассказывают ему о Богах, балрогах и орках, о Нарготронде и падении Гондолина.
II) 1925 - 1937. В 1926 году Толкин завершает “Наброски мифологии” - первый “Сильмариллион”, состоящий из 28 страниц. Это был огромный шаг от “мифологии для Англии” к самостоятельному мифу. В 1930 году Толкин пишет “Квента Нолдоринва” - единственную законченную версию “Сильмариллиона”. В это же время она работает над многими малыми историями - поэмой о Берене и Лютиэн, аллитерационной историей о детях Хурина и т.д. В 1937 году опубликован “Хоббит” - история, изначально не связанная с Легендариумом, но впитавшая из него многие детали.
III) 1937 - 1950ые. В это время Толкин пишет свой самый прославленный труд - “Властелин Колец” - который, однако, считал лишь продолжением “Сильмариллиона”. К началу пятидесятых годов происходит становление зрелого Легендариума, формируются классические квэнья и синдарин, а история приобретает знакомый нам вид. В это же время продолжается работа над “Сильмариллионом”, а “Хоббит” переписан, чтобы соответствовать “Властелину Колец”.
IV) 1950ые - 1973. В поздний период Толкин прилагает немалые усилия к тому, чтобы составить окончательную версию “Сильмариллиона”, не противоречащую “Властелину Колец”, и в поисках решения пишет великое множество эссе и малых историй. Пожалуй, это самый плодотворный этап. Ближе к концу своей жизни, Толкин полностью пересматривает космологию, начинает вновь переписывать “Хоббита” (в стилистике “Властелина Колец”), и, по сути, пишет Легендариум с начала (примерно так же я пишу эти посты). Он успевает лишь подготовить основу; Кристофер, готовя “Сильмариллион” к публикации, отверг эти позднейшие правки отца, и предпочёл версию времён “Властелина Колец”.
Карты, о которых мы поговорим сегодня, относятся к первым двум периодам - между собою связанным, но очень разным. Надеюсь, очевидные противоречия не смутят моего читателя: между “Книгой Утраченных преданий” и ранним “Сильмариллионом” пролегает великая разница - но это всё ещё части одного Легендариума.
1.Первейшая из карт
Именно так (“The earliest map”) названо первое изображение мира, который позднее будет назван Амбар (напомню, что Арда - это Солнечная система, Амбар - Земля, а Средиземье - Афроевразия). Оригинальный набросок хранится в архивах семьи, в то время как доступный нам рисунок - репродукция Кристофера. Её я сопровождаю собственной скорой картой большего разрешения (все дальнейшие карты также будут дублированы, в виду возраста оригиналов). И да не сложится у вас впечатление, что мы рассматриваем скетч на салфетке, но на долгие годы вперёд это единственное дошедшее до нас изображение континентов Амбара.
Илл. 1 "The Earliest Map", Кристофер Толкин
Илл. 2 "Первейшая из карт"
В отличии от последующих примеров, это действительно не более чем набросок. Оригинальный рисунок был создан мягким карандашом более чем за полвека до того, как Кристофер взялся его восстанавливать. Многие детали невозможно интерпретировать, и Кристофер, разумеется, мог допустить ряд ошибок. Так, некоторые отметки на карте невозможно никак обозначить, а границы здесь весьма условны: как вы видите, на севере у Валинора целых четыре варианта береговой линии, которые Толкин менял на ходу.
Пускай это и набросок, но многие распознают в нём общую географию Амбара. Мир относительно симметричен, с антагонизмом западной земли - Валинора, - и восточных “великих земель” - будущего Средиземья. Валинор окружён стенами, на юге от него расположен Эруман либо Арвалин - будущая земля Аватар. В самом Валиноре располагаются Два Древа, чертоги Мандоса и город Кор - будущий Тирион на Туне. Между континентами - Великое море и Волшебные острова, задача которых - остановить восточных мореходов (будущие Зачарованные острова). На севере Средиземья мы видим примитивный Белерианд, с, вероятно, рекой Сирион и страной Артанор, т.е. Дориатом. К северу лежат Железные горы, за которыми сокрыт Хисиломэ, т.е. Хитлум. Далее, отгороженный от мира стеной льда, располагается чертог Мелько, зловещая Утумна (будущий Утумно). На севере и юге, напротив друг друга, находятся два Светильника - Рингил и Хэлькар. И если с расположением первого Толкин определился, то второй блуждает по карте, и появляется как на самом юге, так и на острове (части континента?) посреди Великого моря.
Эта карта возникла почти сразу с Легендариумом - здесь Толкин лишь условно обрисовал тот мир, который тогда зарождался в его сознании. Некоторые названия сохранятся позднее почти неизменными; другие - полностью исчезнут. Эльфийские языки того времени - например, гномский (gnomish, от лат. gnosis “знание”), предтеча квэнья - отличаются от позднейших грамматикой, пускай и похожи. Иными словами, данная карта важна как иллюстрация первого этапа, но предоставляет нам мало фактической информации. Однако, проигнорировать её я не мог - исторической справедливости ради.
2.Мировая ладья
Вы можете со мной не согласиться, но образ мира, который Толкин создаёт в это время - один из самых оригинальных в истории фэнтези уж точно, а возможно - и в мифологии как таковой. Вероятно, мне не хватает к тому знаний, но мне не знаком пример из реальной мифологии (реальной, не авторской!), в которой мир был бы представлен в форме корабля.
I Vene Kemen - “Очертания мира” либо “Мировая ладья” (от праэльфийского элемента VENE “вырезать, придавать форму” и производного кв. venё - “корабль”; kemi - “земля, почва”): именно так выглядела мировая космология в “Книге Утраченных преданий”, к тому времени уже довольно обширной. Многие детали перешли в поздний Легендариум, но никогда больше мир не был описан, как плывущая по пустоте Мировая ладья. Корабль был важнейшим символом в ранних историях Толкина - именно мореход Эльфвин находит Прямой путь, а сами эльфы считаются мастерами-корабельщиками (деталь, унаследованная позднейшими трудами). Для них, строительство кораблей - это подражание божественному замыслу, и, вероятно, детали реальных кораблей носили “космические” имена.
Илл. 3 "I Vene Kemen", Джон Толкин
Илл. 4 "Мировая ладья"
Сразу прошу простить меня за бессистемность: все карты, кроме этой, восстановлены мною с английским написанием мест, но “Мировая ладья” полностью локализована (в тех случаях, когда я посчитал “перевод” необходимым).
Итак, мир - это ладья, в то время как первая карта - её палуба (иной, однако, формы, чем Толкин это представлял в начале). Нос корабля направлен на условный запад (какие направления могут быть в космосе?), а корма расположена на востоке. Мир всё ещё состоит из двух континентов (не из трёх или четырёх, как позднее) - Валинора и Великих Земель (I Nori Landar). Тут же видна ещё одна особенность ранних языков Толкин - в то время они многое заимствовали из реальных языков. Так, “Landar” имеет очевидную связь с “Land” и родственными ему словами.
В этой связи, вам, уверен, покажется интересным название моря, разделившего континенты - Haloisi Velike, где “Velike” переводится как “Великое” (т.е. Великое море). Повторюсь, вплоть до времён написания “Хоббита”, где есть Радагаст и был Медвед (позднее он стал Беорном, т.е. “медеведем”), Толкин заимствовал часть лексики из индоевропейских языков. Со временем он очистил эльфийский от таких анахронизмов.
В Великом море расположена группа островов - Волшебные, Сумеречные и Одинокий, при этом Эрессеа (“Одинокий остров”), жилище эльфов, на данном этапе не является ближайшим к Валинору. В Валиноре - гора богов (именно так зовут валар в “Утраченных сказаниях”!) Таникветиль и Два Древа (обратите внимание на двойственное число слова aldar - т.е. именно пара древ, а никак не больше; сродни Argonath - “два столпа”), а также пустынная земля Арвалин/Хармалин и горы Валинора - Toros Valinoriva.
Ещё одно море располагается под землёй, при этом опоясывая её с востока и запада - так называемые Внешние воды, где живёт Ульмо и его великий кит Уин. С Великим морем оно имеет связь через Корни Арды - систему туннелей, находящихся в земных глубинах (там позднее будут обитать сбежавший балрог и многочисленные безымянные твари).
Осью мира является мачта, чем-то напоминающая Мировое древо - в её подножии расположен Койвиэнэни - будущий Куйвиэнен (влияние финского на эльфийские языки тогда было особенно сильно), названный здесь также Палисор (позднее это имя перейдёт к месту пробуждения людей). На мачте закреплён парус небесного свода, своим свободным концом направленный к Таникветиль. На парусе расположены Луна (Sil), облака (Luvier), Солнце (Ūr) и, вероятно, звёзды.
Мир окружён тремя слоями воздуха, обителью трёх ветров, которые движут Мировую ладью. Нижний - Вильна (позднее он будет менять имена - Виста и Вилья в квенья, и Gwelwen в синдарине), примерно соответствующий нижней тропосфере. Это - тот слой воздуха, в котором комфортно существует жизнь, и невозможно кислородное голодание. Выше него - Ильвэ, т.е. “Небеса” - высокий слой воздуха, где живёт радуга и обитают звёзды. Наконец, следует Вайтья - внешний слой воздуха, т.е. “воздух за пределами воздуха”, отделяющий мир от абсолютной пустоты.
Это - мир “Утраченных сказаний”, идея, от которой Толкин отказался. Со временем Легендариум рос, и Толкин всё больше увлекался идеей описать допотопную Европу или целый мир, а не только мифологическую Англию. С тех пор, как он взялся за “Сильмариллион”, его карты всё больше пытались походить на состояние реального мира. Красивая, но слишком фантастическая Мировая ладья была оставлена лишь как эльфийская аллегория, а не реальная космология Арды.
3. Амбарканта (I, II, III)
В конце двадцатых-начале тридцатых Толкин создаёт первые версии “Сильмариллиона”, и вместе с ним - первую карту Белерианда. Однако, о ней я расскажу я расскажу отдельно; ведь в то же самое время возникает эссе Амбарканта, “Очертания мира” - трактат, созданный эльфийским мудрецом Румилем, повествующий нам о космологии и географии, какой те были известны эльфам.
Это - срединный период Легендариума, близкий к “Властелину Колец”, но всё ещё архаичный, с множеством устаревших и ошибочных имён. Однако, картина мира, описанная Амбаркантой, осталась почти неизменной до самой смерти Толкина. Это - важнейший источник об устройстве мира из доступных нам. С Амбаркантой связаны пять карт, созданных Толкином, и одна, созданная его сыном; последние три, однако, я на этот раз опущу, поскольку они уже включены в иное обсуждение.
Первые две карты (или, как зовёт их Кристофер, “диаграммы”), выполняют ту же роль, что и “Мировая ладья” - показать расположение Земли в космическом пространстве. Диаграммы I и II изображают Арду в одном и том же состоянии - до Изменения мира в конце Второй эпохи, - но в разном положении. На диаграмме I Арда показана с запада на восток, на диаграмме II - с севера на юг.
Илл. 5 "Ambarkanta Diagram I", Джон Толкин
Илл. 6 "Ambarkanta Diagram II", Джон Толкин
Илл. 7 "Диаграмма I"
Илл. 8 "Диаграмма II"
Сама Земля уже здесь называется Амбар. Корни земли названы Мартальмар, а посреди поверхности находится Пельмар, что буквально переводится как “Срединное огороженное пространство”, т.е. Мидгард. Middle-Earth - вольный перевод этого древнего имени на современный английский, и именно так континент будет известен в дальнейшем. Он также назван здесь Амбарендья и Эндор, что в обоих случаях означает “Средиземье”. Море здесь буквально переведено как Ear, запад и восток обрели свои современные имена.
Воздух разделён всё те же три слоя, но теперь лишь два из них целиком опоясывают плоскую землю. Первый слой - Виста, в пределах которого находятся Айвенор - страна птиц, и Фаньямар - “верхний воздух”, страна облаков. Далее следует Ильмен, где расположены звёзды. Elenarda и Tinwemaile - лишь другие его имена. Последний слой - Ваийя, земной окоём, внешний воздух. Стены мира (Ilurambar) отделяют мир от Kuma - пустоты, за которой следует лишь ещё большая пустота - Ава-кума. Врата Ночи (Auta Lomen) - единственный путь из мира в Пустоту. Сам мир здесь назван Арда, а Вселенная - Илу.
Любопытно, что, согласно второй диаграмме, на севере и юге есть место, где Виста переходит в Ильмен, а путь до Ваийя особенно близок. Возможно, именно поэтому Мелько, прошедший через Врата Ночи, поселился на Крайнем Севере.
Илл. 9 "Ambarkanta Diagram III", Джон Толкин
Илл. 10 "Диаграмма III"
Диаграмма III, в свою очередь, показывает нам устройство мира после Падения Нуменора, когда Земля стала круглой, а Валинор ушёл за её пределы. Амбар поделён между Старыми землями (Средиземье и окрестногсти) и Новыми (Америки), а также названо второе имя Виста - Вильва. Из Старых земель к Валинору ведёт Прямой путь, а сам Валинор (а также Эрессеа) располагаются в Ильмене, т.е. стратосфере. В это время Толкин развивает идею о том, что Валинор защищён отсутствием кислорода: лишь особое благословение Манвэ позволит человеку дышать в Амане.
Такой, в общих чертах, предстаёт эволюция ардианской космологии. Пока что я опущу вопрос о звёздном небе, а также не стану говорить о географии контенентов древней толкиновской Земли; для этого уже подготовлен следующий рассказ.
Всё так же присылайте вопросы (должен сказать, они не перестают меня по-хорошему удивлять), и не покидайте наш Каминный зал. Надеюсь, он вам по нраву.
О чём мне рассказать в первую очередь?
О картах Белерианда и Нуменора
14(20%)
О картах "Хоббита" и малых произведений
8(11,43%)
Об общей географии планеты, от Эпохи Светильников до Третьей эпохи
33(47,14%)
О всякого рода плохих фанатских и киноигровых картах, от которых у меня бомбит
15(21,43%)
Те из нас, кому в детстве читали народные сказки, могли встретить там много странного. На фоне медведей-зомби, девочек со светящимися черепами и прочих милых моментов как-то терялись фразы, звучащие ну… немного странно. Например, «единым махом семерых побивахом». Ну подумаешь, извратили слово ради рифмы, не так уж и страшно. Оказывается, нет.
Ну то есть то, что ради рифмы – это понятно. Но только не извратили, а использовали в самой что ни на есть правильной форме. Знакомьтесь – настоящая система времён русского языка, одно настоящее время, три будущих и четыре прошедших: простое прошедшее, продолженное, завершённое и давнопрошедшее. Вот это «побивахом» относится к прошедшему простому, то есть аористу. А может и имперфекту, там как раз формы совпали. Немножко сложно? Давайте подробнее.
Ну то есть то, что ради рифмы – это понятно. Но только не извратили, а использовали в самой что ни на есть правильной форме. Знакомьтесь – настоящая система времён русского языка, одно настоящее время, три будущих и четыре прошедших: простое прошедшее, продолженное, завершённое и давнопрошедшее. Вот это «побивахом» относится к прошедшему простому, то есть аористу. А может и имперфекту, там как раз формы совпали. Немножко сложно? Давайте подробнее.
Первое и самое простое прошедшее время в древнерусском языке – это аорист, примерно то, что в английском называется simple. Оно обозначало просто событие которое имело место, без уточнений. С греческого переводится как «неопределённый, неограниченный». Прекрасное время, я его люблю, потому что оно простое, красивое и очень минималистичное – в некоторых формах обходится вообще без окончаний. Например «зна» – это наше современное «(ты) знал». Или там «рече» – «(ты) говорил». В других формах окончания, впрочем, появляются. Я знал – «знахъ», они знали – «знаша», вы двое знали – «знаста». Ну да, двойственное число. То что его сейчас нет, не значит, что не было раньше.
И тут вероятно вы зададите мне вопрос: «Стоп, а где же побивахом?» Начали-то мы эту заметку с того, что переводчик сказки использовал старинную форму глагола. Но «я побивал» (или «побил»), согласно этим примерам, будет не «побивахомъ», а «побивахъ». Ну да. Так и будет. А «побивахомъ» – это форма первого лица множественного числа, то есть «мы побили». Вряд ли герой сказок говорил про себя как царь, во множественном числе. Скорее всего, переводчик просто подставил более подходящую форму для лучшей рифмы в расчёте на то, что никто не заметит – ведь делал-то это он уже в 19 веке, когда про древнерусский язык люди знали всего лишь чуть-чуть больше, чем мы сейчас. А значит, им можно скормить более-менее древнюю форму, лишь бы звучало аутентичненько. Собственно, когда вы видите вывески, в которых яти и еры стоят где попало, с вами поступают точно так же. Главное шрифт славянский поставить, а до нюансов никто докапываться не будет. Ну почти никто.
Следующие два времени тоже легко понять, ассоциируя их с английским языком – это имперфект (past continuous) и перфект (present perfect. Да, презент, а не паст, ниже объясню). Первый обозначает действие, которое когда-то совершалось, но при этом ничего не говорится о его результате или цели – только о процессе. «Ты знал/говорил» – знаша, речаше. «Они знали/говорили» – знаху, речаху. Ну и двойственное число: «мы двое знали/говорили» – знаховҍ, речаховҍ (ять в конце читается как Е).
Перфект – это совершённое действие, получившее свой логический результат. В наше время оно выражается совершенным видом, а тогда было отдельной формой прошедшего времени. Поэтому теперь, когда мы хотим подчеркнуть результативность действия, то уже не меняем время, а тупо используем другие слова. Вместо «знал» – «узнал», а вместо «говорил» – «сказал». Итак, «ты узнал/сказал» – еси зналъ, еси реклъ. «Они узнали/сказали» – суть знали, суть рекли. «Мы двое знали/говорили» – есве знала, есве рекла.
Да, да! Вы видели это? Здесь появляется вспомогательный глагол «есть»! И этот глагол, как ему и положено в этой форме, сочетается с причастием. Ну таким словом, которое отвечает на вопросы «какой?», «что делающий?» и так далее. То есть вот эти формы «знаЛъ», «рекЛъ» (ну ладно, «говориЛъ») и им подобные, оканчивающиеся не на богомерзкие -аху и -еша, а нормальное -л – это вообще не глаголы! Всё, что осталось нам от богатства временных форм древнерусского глагола – это вот это причастие, обломок древнего перфекта. И само по себе оно вообще отвечало не на вопрос «что сделал?», а на вопрос «какой?» Вы никогда не задумывались, почему глаголы во всех временах меняются по лицам и числам, а в прошедшем времени – по родам? Следите за руками. Настоящее время: я (девочка, мальчик, неважно) знаЮ, ты знаЕШЬ, они знаЮТ. Будущее: я (девочка, мальчик, опять неважно) будУ знать, ты будЕШЬ знать, они будУТ знать. Но в прошедшем времени: я… знаЛ? знаЛА? А вот тут, внезапно, важно, какого я пола. Ты – знаЛ/знаЛА. Он/она знаЛ/знаЛА. Но зато становится совсем неважно, к какому лицу относится действие: я, ты, он, она или они. Почему так? Да потому что это не глагол! Это причастие, исконно оно отвечает на вопрос «какой?» (знавший, говоривший) и меняется, соответственно, по образцу причастий и прилагательных. Ну а то, что эти безграмотные потомки стали его почему-то воспринимать глаголом и отвечать им на вопрос «что делал?» Ну… Странные люди, что сказать.
Поэтому давайте реконструируем настоящее звучание этого перфекта: не «узнал», «сказал», а «есть знавший», «есть говоривший». То есть, строго говоря, речь идёт не столько о том, что произошло, сколько о теперешнем состоянии, которое является результатом того, что произошло. Поэтому, если сравнивать с английским, то древнерусский перфект ближе к present perfect.
Ну и на сладкое – давнопрошедшее время, или ещё его можно назвать плюсквамперфект (от латинского 'больше чем совершенное'). В соответствии с названием, оно обозначало действие, которое произошло давно. Ну как давно… Главное чтобы после него произошло другое действие, которое тоже было в прошлом. Тогда первое автоматически считается как «то, что было до того как…» Например: «А Жукан, сын Оглобли Косого о прошлом годе в колодезь свалился. Прям как дед его Шелепа, который по молодости меду напился и тоже в воде три дни сидел, пока не нашли его». Так вот, когда мы будем говорить о деде, то скорее всего используем то самое давнопрошедшее время. А строится оно так. «Ты давно был знавший/говоривший» – еси былъ зналъ, еси былъ реклъ. «Они давно были знавшими/говорившими» – суть были знали, суть были рекли. «Мы двое давно были знавшими/говорившими» – есве была знала, есве была рекла. И вот это уже скорее напоминает past perfect.
Так что если вам когда-нибудь будут говорить, что русский язык самый богатый и могучий и вообще не чета всяким там зарубежным – просто вспомните, сколько всего он уже потерял, чего, например, не потеряли некоторые другие языки. И подумайте, что богатство и самобытность языка заключаются не в том, чтобы хранить в неизменном виде всё, что в нём когда-то присутствовало – а в том, чтобы на текущий момент он наилучшим образом отвечал нашим задачам. Тем более, что неологизмы и заимствования – это пена на поверхности языка, так же легко появляются и исчезают. А глубинные движения грамматики, как описанные здесь, можно сравнить уже с дрейфом континентов. И ничего. Люди продолжают говорить, понимать друг друга, и это, пожалуй, самое главное.
___________________________
Автор: Виоллета Хайдарова
Мамона или как оставаться святым посреди варп шторма
«Тебе незнакома истинная извращённость, если ты не посещал Мамону, и не видел собственными глазами проявления славненькой беспрекословной веры её обитателей, которые так стремятся доказать свою праведность... Нет лучшего подтверждения бессилия Бога- Трупа, чем судьба этих ничтожеств, вечно страдающих во имя его, вынужденных поколение за поколением жить, сражаться и умирать, не зная отдыха и вознаграждения. Это поистине прелестно»
– Белия Дастари, Насильница Эстабы
Планета Мамон — усыпанная щебнем пустошь, её поверхность разрушена войной, бушующей с начала времён. Мамон лишён природных ресурсов, а население разделено на две противостоящие фракции, каждая из которых жаждет богатств, накопленных другой за тысячелетия. Война ведётся всеми возможными средствами от сделанных из костей павших тупых дубинок до таинственных технологий, выменянных у других миров Вихря. При этом ни одно потрясение или военная уловка никогда не приносили никаких плодов кроме тех, что измеряются в жизнях погибших.
Хотя жители Мамона — одни из наиболее воинственных и агрессивных во всей галактике, внешне они выглядят совершенно иначе. Мужчины и женщины отправляются на войну в облачении униженного духовенства, украшенных символами Имперского Культа. Предводители являются одновременно генералами и демагогами, блестящая ткань их золотистых ряс изорвана и запятнана кровью. На Мамоне явно творится какая-то жестокая шутка поистине космического масштаба, поскольку его обитатели считаютсебя преданными слугами Бога-Императора человечества. Они обращают к нему, пребывающему на Терре, молитвы даже тогда, когда убивают друг друга и снимают с тел всё, что можно унести. Города Мамона построены из отнятой у врагов добычи, шаткие крепости и ненадёжные башни из невообразимых богатств образуют резиденции кардиналов-милитантов. Подобные места редко держатся долго, их смывают прочь извечные приливы войны.
При взгляде с орбиты Мамона кажется безжизненной серо-коричневой скалой, испещрённой язвами кратеров, некоторые из которых покрывают целые континенты. Своим появлением они обязаны не силам природы, но обитателям этого мира. Жизнь на Мамоне целиком посвящена войне – так было всегда, сколько помнят обитатели Вопящего вихря. Древние битвы раскалили планету до температур, почти невыносимых человеком, испарили океаны и убили почти всю растительность, оставив на её месте бесплодную пустыню от полюса до полюса.
Оставшиеся на Мамоне водоёмы настолько загрязнены промышленными стоками кузней, что представляют собой зловонные топи, покрытые туманом концентрированных ядов. Две силы уже несколько тысячелетий сражаются между собой на поверхности планеты, не зная ничего, кроме войны и раздора, ни на день не прерывая насилия и не ослабляя взаимной ненависти. Их непримиримое соперничество поистине жестоко и неразрешимо, поскольку основано на железной воле, уходящей корнями в искренне, праведное негодование и непоколебимую веру. Так на проклятом мире Мамона один кровопролитный день сменяется другим таким же, ибо её обитатели обречены вечно разыгрывать жесточайшее представление, поставленное божественными созданиями.
Армии истерзанных союзов прокатываются разрушительными волнами по изуродованному лику планеты, и воины с обоих сторон искренне считают себя истинными служителями Бога-Императора на Земле, а своих противников – коварными адептами Губительных сил, господство которых сковало мир узами рабства. Каждый солдат – от высокопоставленно гогенерала до самого юного новобранца – истинно, до мозга костей, уверен, что сражается за правое дело. В глубинах Варпа, где помыслы изменяют реальность, столь абсолютная уверенность со временем обрела собственную силу и стала источником восхищения и развлечения для обитателей Вихря.
БЕСКОНЕЧНАЯ ВОЙНА
Сражения и битвы на Мамоне –священный долг всех, кто хочет показать себя истинным последователем Того, Кто Восседает На Терре. Неустанные вожди, повелевающие обеими сторонами, принуждают подданных ко всё новым, с каждым разом ещё более жестоким и безнравственным, действиям против ненавистных врагов. Каждая из сторон верит, что лишь полное уничтожение врага принесёт им спасение. Все на Мамоне живут лишь ради того славного мига, когда последний безбожник рухнет, пронзённый окровавленным мечом, и Император, спустившись с небес, позволит праведникам вознестись на Терру в собственных телах. Там, как верят обитатели планеты, их ждёт награда в виде разнообразных яств и прочих наслаждений, недоступных никому на истерзанном родном мире.
За тысячелетия войн практически всё на Мамоне было разрушено. Все записи, пусть даже самые неточные, молчат о временах, когда были возведены города и монументы, ныне лежащие в засыпанных песком руинах. Орды истинно верующих влачат существование на костях прежней славы, зачастую находя укрытие от кислотных дождей и ядовитых облаков древнего биологического оружия в проржавевших, искорёженных остовах машин, которые они не в силах починить, да и не знают, как использовать. По защищённым долинам планеты разбросаны деревни, в которых немногие истиннорожденные дети воспитываются в атмосфере искренней веры, а также ненависти и страха к ужасным Другим. Обитателям Мамоны незнакомо понятие «мирный житель», ибо Император ждёт от них лишь крови врагов, пролитой на пески этого горнила веры. В тенетах этих заповедей бьются все люди проклятой планеты, ибо о глубине веры каждого из них в далёкого Повелителя Человечества судят лишь по тому, сколько боли и страданий они сумели причинить ненавистным богоотступникам. Каждое мгновение нового дня проходит в попытках ублажить кардиналов-милитантов путём поклонения и слепого принятия того, что на этом одичавшем адском мире сходит за Имперскую веру. Жителей Мамоны оценивают лишь по убийствам и насилию, что они учиняют над «язычниками», а их возрасту или умениям не придают никакого значения. Тенемногие ценности, что уцелели на планете после бессчётных эпох войн и раздора, сберегают в ветхих поселениях, возведённых из обломков прежних зданий, на руинах древних дней. Кособокие сторожевые вышки охраняют хлипкие стены из ржавого железа и битого камня, а в карабкающихся друг на друга башнях-хранилищах, высочайших строениях в этих мусорных городах, хранят потускневшие и потёртые богатства забытых империй. Они уже давно не имеют никакой материальной ценности и превратились в святое наследие. Считается, что сторона, которой удалось собрать больше золота или иных богатств, любыми способами вырвав их у врага и защитив от него же, возносится в глазах Императора и окажется чуть ближе к вратам небесной Терры.
Бытие на истерзанной Мамоне представляет собой жестокую борьбу за существование не только против ненавистных врагов, но и против самого небесного тела, ибо серо-коричневый мир претерпел столько ударов в бесконечных войнах, что лишь в искажённой реальности варп-разломана нём могла сохраниться человеческая жизнь. С покрытых воронками полей обитатели планеты собирают нечистые плевелы, сухой мох и истощённые тела грызунов, питающихся отбросами. Пропитания на большей части Мамоны не хватает настолько, что святым воинам приходиться питаться телами погибших собратьев, так что даже смерть на проклятом мире лишена благородства и достоинства, встречающихся в остальной галактике. Впрочем, истинные апостолы сражаются не для личной славы, а ради того, чтобы приблизить возвращение Императора и принести спасение будущим поколениям, поэтому даже плоть павших становится лишь очередным поленом в костре бесконечной войны. Вера солдат столь непреклонна, что они самоотверженно живут, дышат и погибают во имя нерождённых ещё потомков, которым улыбнётся Император в грядущие дни, которые нынешнее поколение бойцов не надеется увидеть своими глазами.
При виде потрёпанного облачения праведных воинов Мамоны даже самый стоический еретик невольно ухмыльнется в когтистую лапу. Их изорванные и поношенные за долгие столетия древние синтетические одеяния разукрашены грубыми самодельными амулетами и значками, пытающимися воспроизвести регалии истинной Имперской веры. Впрочем, связь с прошлым на протяжении многочисленных поколений постепенно терялась, и по этим нелепым талисманам вряд ли можно опознать, чем вдохновлялись нынешние ремесленники. Воспроизводство населения – одна из величайших загадок для тех, кто пытается проникнуть в тайны Мамоны. Во владениях обоих противостоящих сил каждый год рождается совсем немного обычных детей – их вряд ли достаточно для людоедских священных войн, ведущихся истинно верующими. Никто не пытался достоверно узнать, откуда берутся новые поколения солдат, но из уст в уста передается множество возможных объяснений. Согласно одной из теорий, обитателям Мамоны с обоих сторон конфликта удалось отыскать в руинах древних городов старинные лаборатории клонирования, и с тех пор их деградировавшее оборудование используется святыми воинами для создания жалких подобий самих себя, убогих созданий, несущих на себе все тяготы войны. Некоторые высказывают мнение, что сами боги наполняют планету свежими отрядами фанатиков, незаметно перенося их в толпы целеустремленных солдат, слишком поглощённых ненавистью, чтобы обращать внимание на внезапное увеличение собственной численности. Существуют и более затейливые предположения, утверждающие, например, что это аура злобы, пропитавшая измученный мир, порой самопроизвольно порождает точные подобия человеческих существ.
Единственное, что остается неизменным в жизни на Мамоне – это беспрекословная вера. Фанатики сражаются в беспрестанных священных войнах самым грубо сработанным оружием, таким, как дубины и копья из ржавой арматуры или крепёжных материалов, найденных в развалинах городов. Практически все боевые действия на Мамоне выливаются в схватки огромных неуправляемых толп, которые несутся друг на друга по выжженным равнинам, потрясая импровизированными палицами и скандируя хриплыми, неразборчивыми голосами искажённые псалмы и литании, в то время как безумные лица бойцов буквально испускают волны сокрушительной веры. Тем не менее, порой один из кардинал-милитантов, недовольный текущим положением вещей, решается на низкий, бесчестный поступок, заключая сделку с нечистыми обитателями Вопящего вихря. Раскрыв сокровищницы, он покупает у иномирцев оружие, которое, несмотря на относительно скверное качество, всё же невероятно превосходит копья и дубины святых воинов. Очевидно, что подобные драгоценные реликвии вручаются лишь прославленным чемпионам, и за плохонький лазпистолет, утраченный в час гибели его обладателя, вспыхивают целые войны.
Вожди народа нередко обещают славу– самую мимолётную из наград – тем, кто пал на Мамоне во имя Императора, но нескончаемые сражения не оставляют времени на пышные похороны, неважно, насколько высоко вознесся тот или иной воин при жизни. Никчемнейший ребёнок-солдат и самый высокопоставленный кардинал- милитант оказываются одинаково забыты вмиг их гибели. В память о них не воздвигают памятники и не сохраняют их подвиги в летописях. Если тела мертвецов не пойдут на прокорм новому поколению воинов, их просто втопчет в грязь следующая волна атакующих в следующей битве следующей войны.
Размах и глубина религиозности обитателей Мамоны не перестает восхищать их соседей по Вихрю. Этот мир ценят как живое произведение искусства, посвящённое одновременно неудержимой силе человеческой веры и унижению верных рабов Императора. В многочисленных гипотезах еретики перечисляют истинных гениев, одному из которых мог оказаться под силу фундаментальный труд сотворения столь великого противостояния, и всех поражает могущество разума, способного поддерживать баланс на планете, невзирая на тысячелетия кровопролитий и ненависти.
Среди энтузиастов, воспринимающих Мамону в качестве постоянно развивающегося представления, звучит немало идей о том, какая именно сила стоит за сохраняющимся положением на проклятом мире. В них упоминаются князья демонов, а порой и сами Тёмные боги. Защитники последней версии указывают на невероятную сложность фарса, роли в котором исполняют умалишённые обитатели планеты, погруженной во мрак невежества. Безусловно, большинство гипотез, основанных на изучении столь превосходно и хитроумно сработанного творения, отдают предпочтение одной из нескольких великих сил, возможно, стоящих за бесконечным круговоротом насилия.
Одна из наиболее распространенных теорий объявляет кроваворукого Кхорна вдохновителем бесконечной войны, разыгрывающейся на поверхности Мамоны. Другие видят в происходящем на проклятом мире грандиозный эксперимент Архитектора судеб, благодаря которому Тзинч узнаёт, как действуют марионетки Бога-Трупа в совершенно невыносимых условиях. Некоторые заявляют, что лишь Дедушка Нургл способен создать настолько зловонное болото духовного, общественного и телесного разложения. Впрочем, чаще всего в дискуссиях о Мамоне, как о триумфе истинного художника, упоминается имя Князя наслаждений, самой показной из всех великих сил. Умениями, необходимыми для того, чтобы поставить целый мир на острую грань благочестивого экстаза, бездумного поклонения и увести его дальше, окунув в самые глубины идеальной веры, может обладать лишь Слаанеш.
Каким бы ни был источник видения, воплощённого в Мамоне, нынешнее положение дел на планете намного сильнее занимает высокопоставленных еретиков Вопящего вихря. Излюбленной темой среди них являются произносимые шёпотом истории о внушающих ужас Несущих Слово, которые непрерывно стремятся достигнуть новых крайностей поклонения и веры, одновременно унижая слуг Императора. Эти древние воины хорошо известны в Вихре, как и их ненависть к сторонникам Бога-Трупа, и неутолимая жажда раздвигать границы религиозности до самых кровавых и безумных пределов. Многие предполагают, что Несущие Слово используют Мамону в качестве вербовочного мира для пополнения армий своих ручных культистов, обращая вопящих праведников в кровожадных убийц, утративших веру и лишившихся идеалов.
Многие еретики не могут представить себе более преданного последователя, чем бывший приверженец Империума, с глаз которого безжалостно сорваны покровы лжи. Исходя из простой истины, утверждающей, что нет фанатика яростнее, чем новообращённый, они прибывают на Мамону с единственной целью – отыскать самых могучих воинов, захватить в плен и заставить осознать бессмысленность прежних жизней, продемонстрировав им истинное положение планеты. Узнав жестокую правду, большинство пленников испытывают мощнейший срыв, превращающий их в безмозглых хныкающих ничтожеств, обречённых пребывать в таком состоянии до самой смерти.
Немногие, впрочем, восстают из руин прежнего существования, преисполненные пылающей ярости и праведного рвения, зовущего их низвергнуть Императора, оставившего свой народ тысячелетиями прозябать в скотском ничтожестве. Эти мужчины и женщины, создания почти абсолютно чистой веры, переносят свое искреннее поклонение на новых господ и служат им с той же бездумной верностью, с которой в прошлой жизни пресмыкались перед Богом-Трупом. Именно существование таких фанатичных последователей используется многими в качестве доказательства того, что Мамона – грандиозная лаборатория Несущих Слово, в которой они с изяществом истинных мастеров своего дела манипулируют верой и праведностью.
Еретики стекаются со всего Вопящего вихря, чтобы своими глазами полюбоваться на впавших в ничтожество «имперских праведников», видя в истинно верующих обитателях Мамоны олицетворение того, до чего способны довести жертвенность и ощущение собственной греховности. Довольно часто военачальники используют планету в качестве тренировочного полигона, демонстрируя бойцам опасности сражения с фанатичным противником. Другие же стремятся пополнить ряды своих отрядов святыми воинами с истерзанного мира и выстраивают хитроумные планы по введению аборигенов в заблуждение – те, кто попадается на удочку, впоследствии искренне верят, что сражаются за правое дело вместе с благородными собратьями.
Порой могучий военачальник, колдун или другой еретик для собственного развлечения обрушивают на жителей Мамоны новые беды, одаряя враждующих чемпионов демоническим оружием или иным мощным артефактом Тёмных богов, обещая, что с его помощью воины смогут нарушить вечное равновесие и принести победу своей стороне. Разумеется, эти бессердечные посулы оборачиваются для обитателей Мамоны лишь новыми мучительными страданиями, а использование дара приносит избранному чемпиону лишь смерть. Война же идёт своим чередом. Как правило, дарители возвращают себе артефакты и вооружение, переданные святым воинам, но порой размах насилия и кровавой бойни оказывается столь грандиозным, что еретики вынуждены покориться превратностям судьбы и смириться с потерей. Впоследствии на почве подобных случаев произрастают слухи о том, что многие кардиналы - милитанты хранят в своих сокровищницах предметы немыслимой мощи, об истинной силе которых даже не подозревают.
Наиболее мрачным фактом из всех, относящихся к бесконечно развивающемуся представлению на Мамоне, является постоянный подспудный страх в сердцах и разумах тех, кто восхищенно наблюдает за проклятым миром. Порой, когда события на самой планете или в прочих областях Вихря принимают странный оборот, начинают слышаться голоса, утверждающие, что длань Императора коснулась Мамоны, что бесконечные мучения её обитателей всё же привлекли внимание Бога-Трупа. Восстав в гневе, он снизошел на проклятый мир в сиянии праведной ярости, сокрушив создателей жестокого представления и навечно прибрав души верных к себе. Подобные слухи всегда встречают с весёлым смехом, в котором, тем не менее, звучат тревожные нотки. Ведь, раз уж вера изменяет реальность внутри Вихря, то, безусловно, абсолютная уверенность жителей Мамоны в пришествие Императора рано или поздно обернётся истиной, и, если так, то какое воздаяние, кроме полного уничтожения, может ожидать тех, кто столь жестоко измывался над его подданными?
Источник: Black Crusade. Tome of Excess.
-ну, что? готовы к новой кампании? про что на этот раз поиграем? *спрашиваю я у игроков*
-давай на этот раз в простенькое приключение с поиском сокровищ и духом авантюризма, хватит пока твоих хорроров и лавкрафтовщины, пожалуйста... *отвечают игроки*
-кхм... так вы хотите в Роуг Трейдер что-ли с ДХ переползти? окей.
-нет! мы хотим остаться в ДХ!
-эм... окей... *отвечаю я и вдохновляясь комиксом Служители Империума начинаю пилить модуль, который запланирован на это воскресенье и по которому потом запилю сюда пост*
инквизитор Фрэнсис Кидд один из членов достаточно малочисленного ордоса инквизиции Ордо Цезарус. пускай на первый взгляд и может показаться, что задача этого ордо проста и безопасна, но на поверку это оказывается совсем не так. однажды поклявшись отыскать и вернуть в лоно Империума все утраченные сокровища, инквизиторы этого ордо бросаются из огня в пламя лишь бы найти очередную карту, очередную зацепку, указывающую на заветный клад, что сокрыт световыми годами безграничного и отнюдь не гостеприимного космоса.
пускай в ожесточенном бою, в который раз за разом встревают члены ордо, удача, храбрость, авантюризм и меткий глаз позволяют выживать какое-то время, но и у этих сорвиголов рано или поздно заканчивается лимит везения... так случилось и с инквизитором Фрэнсисом Киддом. он путешествовал в след за тайнами галактики на своем фрегате «Сент Роз» в сопровождении доверенных аколитов в лице наемника Дрейка Миллера, личного священника , что призван сохранять души агентов трона в чистоте, а в случаи чего и проводить в последний путь до Золотого Тронна Императора, псайкера чье чутье на запретное неоднократно помогало на пути к желанному и металликанский стрелок, что своей жаждой наживы порой затмевает даже инквизитора, но на последней миссии все сильно изменилось... орочья граната, что кинул мек зеленокожих под ноги Фрэнсису, буквально откусила силовыми полями все что ниже груди амбициозного инквизитора, лишь воля Императора позволили Кидду дотянуть до срочного медицинского вмешательства и за счет чего он остался жив. ныне он прикован к инвалидному креслу в которое встроены системы жизнеобеспечения, позволяющие продолжать служение Золотому Трону и хоть его жизнь, как жизнь опасного воина, осталась в прошлом, его самое грозное оружие осталось при нем - ум, смекалка, азарт, амбициозность и своеобразное чувство юмора...
ныне Фрэнсис Кидд и его доверенные аколиты ведут охоту на сокровища давно почившего в небытие ужасающего пирата Блэк Санда. по информации что удалось выудить из архивов, в его коллекции сокровищ хранится древний мануал демонического происхождения и нельзя допустить что бы однажды случайно или по злому умыслу он попал не в те руки, его нужно найти и надежно скрыть в крепостях инквизиции. по другой проверенной информации, за обладание которой пришлось заплатить половиной тела, координатами сокровищницы Блэк Санда владеют темные магусы еретической секты, что базируется на мире-улье Форанас1, носит уровень угрозы Еретикус Минорис и что будет уже скоро уничтожен планетарными властями. на орбиту этого мира фрегат «Сент Роз» прибыл как раз вовремя, ровно за сутки до того как план по уничтожению культа вступит в свою финальную стадию. инквизитор проинструктировал своих аколитов, что их задача крайне проста. "вошли и вышли, миссия на 20 минут. проникаете на базу культа, находите магуса, узнаете координаты сокровищницы, выбираетесь и да - если вы окажетесь в гипотетической запертой комнате с единственным выходом за которым вас будет караулить демон, а в самой комнате будет активированный прибор самоуничтожения базы, который вы уже никак не успеваете отключить, то молитесь Императору и нажмите на эту красную кнопку *с этими словами он протягивает священнику маленький черный пульт с одной единственной кнопкой, красной кнопкой без подписей*".
-давай на этот раз в простенькое приключение с поиском сокровищ и духом авантюризма, хватит пока твоих хорроров и лавкрафтовщины, пожалуйста... *отвечают игроки*
-кхм... так вы хотите в Роуг Трейдер что-ли с ДХ переползти? окей.
-нет! мы хотим остаться в ДХ!
-эм... окей... *отвечаю я и вдохновляясь комиксом Служители Империума начинаю пилить модуль, который запланирован на это воскресенье и по которому потом запилю сюда пост*
инквизитор Фрэнсис Кидд один из членов достаточно малочисленного ордоса инквизиции Ордо Цезарус. пускай на первый взгляд и может показаться, что задача этого ордо проста и безопасна, но на поверку это оказывается совсем не так. однажды поклявшись отыскать и вернуть в лоно Империума все утраченные сокровища, инквизиторы этого ордо бросаются из огня в пламя лишь бы найти очередную карту, очередную зацепку, указывающую на заветный клад, что сокрыт световыми годами безграничного и отнюдь не гостеприимного космоса.
пускай в ожесточенном бою, в который раз за разом встревают члены ордо, удача, храбрость, авантюризм и меткий глаз позволяют выживать какое-то время, но и у этих сорвиголов рано или поздно заканчивается лимит везения... так случилось и с инквизитором Фрэнсисом Киддом. он путешествовал в след за тайнами галактики на своем фрегате «Сент Роз» в сопровождении доверенных аколитов в лице наемника Дрейка Миллера, личного священника , что призван сохранять души агентов трона в чистоте, а в случаи чего и проводить в последний путь до Золотого Тронна Императора, псайкера чье чутье на запретное неоднократно помогало на пути к желанному и металликанский стрелок, что своей жаждой наживы порой затмевает даже инквизитора, но на последней миссии все сильно изменилось... орочья граната, что кинул мек зеленокожих под ноги Фрэнсису, буквально откусила силовыми полями все что ниже груди амбициозного инквизитора, лишь воля Императора позволили Кидду дотянуть до срочного медицинского вмешательства и за счет чего он остался жив. ныне он прикован к инвалидному креслу в которое встроены системы жизнеобеспечения, позволяющие продолжать служение Золотому Трону и хоть его жизнь, как жизнь опасного воина, осталась в прошлом, его самое грозное оружие осталось при нем - ум, смекалка, азарт, амбициозность и своеобразное чувство юмора...
ныне Фрэнсис Кидд и его доверенные аколиты ведут охоту на сокровища давно почившего в небытие ужасающего пирата Блэк Санда. по информации что удалось выудить из архивов, в его коллекции сокровищ хранится древний мануал демонического происхождения и нельзя допустить что бы однажды случайно или по злому умыслу он попал не в те руки, его нужно найти и надежно скрыть в крепостях инквизиции. по другой проверенной информации, за обладание которой пришлось заплатить половиной тела, координатами сокровищницы Блэк Санда владеют темные магусы еретической секты, что базируется на мире-улье Форанас1, носит уровень угрозы Еретикус Минорис и что будет уже скоро уничтожен планетарными властями. на орбиту этого мира фрегат «Сент Роз» прибыл как раз вовремя, ровно за сутки до того как план по уничтожению культа вступит в свою финальную стадию. инквизитор проинструктировал своих аколитов, что их задача крайне проста. "вошли и вышли, миссия на 20 минут. проникаете на базу культа, находите магуса, узнаете координаты сокровищницы, выбираетесь и да - если вы окажетесь в гипотетической запертой комнате с единственным выходом за которым вас будет караулить демон, а в самой комнате будет активированный прибор самоуничтожения базы, который вы уже никак не успеваете отключить, то молитесь Императору и нажмите на эту красную кнопку *с этими словами он протягивает священнику маленький черный пульт с одной единственной кнопкой, красной кнопкой без подписей*".
Anal transit
Anal expedition
Anal expedition
Anal excursion...
а еще был Escape
![4 ГоГ^П
ф [Ледер подземелья] [Всмайслоу-СвежевЗтельДуш]: АХХАХАХА [Подземелье] [Простохиля]: [Великое исцеление]ануса)
У] [Лидер подземелья] [Всмайслоу-Свежеватель [Хан] АНУСА [Подземелье] [Турбофреш-Подземье]: [Маленькие хитрости] ануса —[Подземелье] [Бандоз-СвежевательДуш]: бляяя [Подземелье]](https://img2.joyreactor.cc/pics/comment/без-перевода-авто-приколы-песочница-4726170.jpeg "без перевода,авто приколы,песочница")
В общем, недавно случилось очень важное для меня событие. Уверен, что никто это нафиг читать не будет, но хочется поделиться. Может, у кого-то было в детстве похожее место\воспоминания.
Далеко-далеко на Урале (сам я давно переместился в центральную часть России) есть крошечный кусочек очень дорогой моему сердцу земли. Именно эти 400 квадратных метров я считаю своей настоящей Родиной.
Не могу сказать, что я прямо-таки вырос на даче у бабушки и дедушки. Возможно, если подвести сухой итог, я провёл там суммарно даже не большую часть детства. Но вы сами знаете, как в юном возрасте причудливо работает память, и что время течёт совершенно иначе. Так, по моим ощущениям, львиная доля жизни до переезда в Тулу прошла именно там. И это была самая счастливая её часть.
Я никогда не был особо социальным ребёнком, но это не было для меня проблемой. Дача, куда я отправлялся летом, была для меня целым миром, наполненным загадками, приключениями, путешествиями и всем остальным, что жизненно необходимо растущему организму.Маленький участок, состоящий из двух террасок, домик и того меньше (как я понимаю сейчас, а тогда он мне казался вполне себе поместьем). Не знаю, как охарактеризовать этот тип ландшафтного дизайна — особенно с учётом того, что слов таких в нежном возрасте я и не знал — но зелёные насаждения вокруг дома скорее были ближе к саду, нежели к огороду. Нет, там росло некоторое количество овощей, были две теплицы, но всё вокруг утопало в зелени и цветах, не было ни намёка на перепаханные поля грядок и картошки. Вернее, оно всё было, но в 20 километрах, на отдельном участке, который взрослые называли незнакомым словом «фазенда». Но речь не о ней.
Дача сильно обветшала, заросла, но при этом почти все плодовые деревья кем-то уже вырублены.
Когда я говорил, что дом утопал в зелени, я нисколько не преувеличивал: добрая половина дома, а то и бОльшая часть была оплетена диким виноградом. Самая высокая стена дома (он, в силу ландшафта, имел специфической формы фундамент) была натуральной живой изгородью, и заросли ползли дальше, до самого конька крыши. Из винограда была живая арка-навес над лестницей, спускающийся к нижней терррасе участка, им было укутано крыльцо... Это не только выделяло зелёный домик среди остальных вокруг, но и делало его просто сказочно уютным.
Слева - как раз заросшая виноградом стена дома. Справа - поросшая бурьяном баня.
Внизу, словно в каньоне между более высоких соседних участков, раскинулась банька, поленница, малинник, отделённая гнивка. Был здесь небольшой загончик, в котором летом жили черепашки, большая и малая теплицы... Перечисляя сейчас эти угодья, я просто диву даюсь, как это всё уместилось на столь крошечном участке! Но оно настолько было органично вписано в окружающую местность, что даже помыслить об иной планировке невозможно.
Когда-то здесь была та самая арка из винограда. Теперь от неё остались лишь две оглобли.
Чем ещё этот участочек выделялся среди прочих — у него была очень необычная карта высот. Нижняя терраска отнюдь не была ровной, а шла под уклон и имела несколько возвышений, площадок и троп. Не знаю, было ли это удобно, но крутым мне это кажется до сих пор.
Дом, несмотря на размер, тоже таил в себе много секретов и локаций. Во-первых, он был, считая мансарду, 2,5 этажным: из-за того, что он стоял под уклон, часть фундамента имела высоту полноценного этажа, и там был очень интересный подпол. Там дед хранил вёсла и всякий скарб. А в самом углу подпола был отдельный вход, крошечная скрытая дверца, замаскированная под облицовочную доску вокруг, где была Яма. Меня туда никогда не пускали, чтобы я не сломал себе ненароком шею, но даже знание про существование Тайной Дверцы многого стоило в возрасте 7 лет.
На крыльце, рядом с дверью, была будка Динары — небольшого, но очень доблестного пушистого двортерера, охранявшего наш покой. Пожалуй, единственная собака, которую я вспоминаю с теплотой в сердце. Небольшой белый комок шерсти, единственным тёмным пятном которого был чёрный нос, глаза всегда закрыты длинной чёлкой, я язык тёпл и шершав. Она бесконечно любила бабушку, дедушку, меня и, внезапно, нашего кота. Я запомнил её исключительно добрым и верным другом.
Сразу за входной дверью — длинный коридор вдоль всего дома, дальняя часть которой была кухней. Несмотря на то, что окна были на протяжении всей стены, здесь всегда царил лёгкий полумрак , так как именно эту стену закрывал дикий виноград. Особенно здорово было то, что сквозь стекло и листья можно было, хоть не без труда, разглядеть, что происходило внизу, на улице, а вот снаружи стена выглядела изумрудно-растительным монолитом.
Нынче там бардак, всё словно выпотрошенно, чего никогда не было при жизни дедушки и бабушки.
Слева, посередине коридора — дверь в жилую часть. Сразу справа от неё — резка лестница на второй этаж, о котором расскажу отдельно, шкаф-под-летницей (нечто вроде гардероба) и печка, разделяющая помещение на две небольшие комнаты.
Справа была комната дедушки, слева — бабушки (и, по совместительству, моя). Рядом со входом, напротив печки, находился старый телевизор, расположенный так, что его можно было комфортно смотреть с кроватей любой комнаты. Под телевизором стоял какой-то самодельный блок управления напряжением, трансформатор или стабилизатор, который нужно было включить перед тем, как оживить телевизор. После щелчка тумблера стрелка напряжения на деревянном приборе делала скачок вбок, а он начинал тихонько гудеть.
Именно на этой кровати... хотя, теперь я понимаю, что это скорее был разложенный диванчик, я спал. На тумбочке слева, где валяется спас-жилет, раньше стоял телевизор.
Я до сих пор помню, как сначала был слышен звук, а затем на выцветшем экране появлялась картинка. Прекрасно помню и то, что мы смотрели... комиссар Рекс, Лэсси, Флиппер, классическую и не очень научную фантастику, Дисней-клуб по выходным, Подводную одиссею команды Кусто... а заглавная тема «в мире животных» в то время вгоняла меня в экстаз! Как, впрочем, и сама передача.
Но кроме телевизора я отчётливо помню и радио Маяк, которое в те времена часто играло фоном. Размеренный голос диктора, рассказывающего какие-то истории, успокаивал, даже убаюкивал. Радио добавляло какую-то фоновую уютность. Хотя отчётливо помню, как поздно вечером я услышал из радиоприёмника страшную историю про какую-то королеву, которую казнили, подняли её голову над эшафотом — и она открыла глаза. Живое детское воображение моментально нарисовало эту картину, которая и спустя 20 лет не идёт из головы... и ровно в тот момент дед дал мне наказ дойти до соседей и что-то им передать. Идти было всего ничего, но в каждом кусте, за каждым забором мне виделась отрубленная голова с выпученными на меня глазами!
Впрочем, я отвлекаюсь.
Моя комната состояла из двух кроватей, расположенных друг напротив друга, и небольшого стола перед выходящим во двор окном. На стенках висело нечто вроде ковров, но не тех, к которые обычно приходят на ум, а другого рода, нечто вроде тканых, с каким-то причудливым геометрическим узором. За этим столом я играл в конструктор (впрочем, это я делал везде), читал, писал, придумывал истории. Но бабушкина лежанка, находящаяся как будто в нише между стеной дома и печкой, с тёплой надкроватной лампой, лекарственной шкафом-полкой, вкусно пахнущей валерьянкой и прополисом, была просто ультимативно уютным местом.
Дедушкина комната хоть и выполняла функции столовой, была целиком его царством. Дед был самым ярким примером настоящего Патриарха семейства (без примеси религиозного, конечно). В изголовье массивной кровати, которую ночью закрывали марлевым пологом от комаров и мух, стояло Ружьё — двустволка Иж-58М, которая определила мою любовь к оружию. В лихие 90ые наличие ружья в доме, особенно за городом, было не блажью, а необходимостью, и однажды на моей памяти дед его использовал, накормив солью (без хлеба) незваных гостей. Я, конечно, и пальцем не смел тогда прикасаться к Ружью, хотя не помню прямых на то запретов — авторитет деда был абсолютен и не подвергался сомнению. Я вообще не помню, чтобы дедушка или бабушка меня ругали, что-то запрещали... просто были некоторые правила, которые работали получше библейских заповедей. Одно из таких правил было не трогать дедушкины вещи, по крайней мере без спроса, и тем более Ружьё. Пытаясь осознать это сейчас, я не понимаю, как оно работало, но, тем не менее, работало оно без сучка и задоринки.
Репродукция "трёх охотников" висела в той комнате, сколько себя помнил. Она и до сих пор там висит, что меня очень радует.
Деда я хоть и побаивался, но очень сильно любил; он, несмотря на то, что, в общем-то, не был склонен к сентиментальности и проявлению чувств, отвечал мне взаимностью. Тогда это казалось само собой разумеющимся, но уже много позже смерти деда я узнал, что дедушкиной любовью не могли похвастаться остальные многочисленные отпрыски семейства Павленко, в том числе и Большая часть его собственных. В вопросах семейных дед был очень суров, непреклонен и далеко не всегда справедлив. Но меня это всё минуло стороной - не знаю, чем заслужил его лояльность, но для меня этот немногословный человек стал одним из ориентиров по жизни. Вернее, не совсем ориентиров — мне никогда не хотелось быть похожим на него, но мало к кому в своей жизни я испытывал такое огромное уважение.
С бабушкой же у нас было абсолютно взаимное обожание. Она довольно прохладно относилась ко всем моим многочисленным двоюродным и троюродным сёстрам, но во мне просто души не чаяла. Мне не хватает слов нежности и признательности для того, чтобы выразить свои чувства к бабушке Вере. Без преувеличения, это вторая главная женщина в моей жизни после мамы и третий человек вообще, после отца. Она оказала колоссальное влияние на формирование моей личности, никогда не ограничивала полёт моей детской безудержной фантазии и всегда помогала словом и делом. Мне очень не хватает её и дедушки. Я бы с радостью написал про них нечто отдельное, но когда я пытаюсь подобрать слова, ком подступает к горлу, и мне остаётся лишь глупо молчать. Это слишком личное и глубокое, чтобы облекать в текст. Поэтому я вернусь к даче.
Помните, я упоминал лестницу на второй этаж? Самое время к ней вернуться. Ведь мансарда была моей любимейшей частью дома, моим крошечным царством.
Вы поднимаетесь по лестнице, делаете резкий поворот, пытаясь не сшибить умывальник и висящие над ним шляпы-котелки, после чего снова резкий подъём наверх... массивный деревянный люк открыт, и в нос бьёт вкусный запах старых опилок.
Здесь хранятся инструменты, удочки, снасти, разложенные по полкам вдоль стен. Вернее, это не совсем полки, это и есть сами стены, нижняя часть которых значительно шире верхней в силу наклона четырёхскатной крыши. А для 6-7 летнего ребёнка это ещё и лабиринт из коробок, ящиков и банок в недрах дома, тайные ходы и укромные места... да о чём ещё тогда можно мечтать?!
Среди всего этого бесценного хлама постоянно находились различного рода артефакты, карты... Но самое главное сокровище, которое я там обнаружил, были подшивки старых советских журналов: Знание — Сила 70-80хх, послевоенная Техника Молодёжи, Крокодил 58-59го года, Вокруг Света до начала 90хх и, самое главное, приложение к последнему, небольшой литературный журнал «Искатель», где публиковали наши и зарубежные фантастические рассказы.
Там, наверху, я зачитывался всеми этими изданиями дотемна, пока бабушка не загоняла меня в кровать. Это были мои окна не только в другие страны, но и в другую эпоху, в светлый мир коммунистического ретрофутуризма, который так никогда и не был построен. Я слишком мало прожил под красным флагом, чтобы иметь даже субъективное мнение о настоящей советской власти, но тогда, в детстве, СССР представлялось мне какой-то далёкой и бесконечно светлой страной, люди в которой живут исключительно ради прогресса и общего блага. Я с одинаковым упоением читал про строительство принципиально новых комбайнов (не отдавая себе отчёт, что на момент чтения они морально устарели на полвека), про освоение космоса и про самый разгар холодной войны. Я очень переживал за Европу, в доме которой коварное НАТО с торчащим из кармана американским флагом развешивало на люстре атомные бомбы.
Но, что удивительно, даже в тех карикатурах и статьях я не видел лютой ненависти и яда, который сочится сейчас со страниц любого СМИ. Я рос на сатирических журналах времён разгара холодной войны, но у меня не зародилась даже искорка нелюбви к американцам. Я до сих пор помню общую канву того идейного противостояния: разность политических строев, разность идей элиты и сочувствие к простому народу капиталистических стран, всяческая поддержка и уважение к людям. И, что удивительно, даже несмотря на идейное противостояние, были статьи об успехах американских учёных, о потенциальном сотрудничестве и немало — о дружбе народов. В конце концов, был какой-то этический ценз, который не позволял писать откровенную грязь даже тогда, когда тема к этому располагала. Я скучаю по этой школе журналистики, которая, боюсь, утрачена навсегда. Статьи в тех журналах приятно читать даже спустя полвека после их написания, в то время как современная, даже профильная периодика часто не стоит бумаги, на которой напечатана.
Но я опять отвлекаюсь, да и не хочу лезть в политику, тем более в таких светлых воспоминаниях. Что ещё нужно обязательно добавить про Второй Этаж? Одно из окон выходило на реку. Нет, не так. На Реку.
Сейчас разросшиеся деревья частично скрывают вид, но реку всё ещё видно.
Главное достоинство дачи было в том, что она построена на самом берегу полноводной Сылвы, да ещё и на крутой излучине, недалеко от места, где она сливается с Чусовой. Именно после Сылвы я не могу больше считать за полноценные реки водяные артерии, шириной менее полукилометра.
~20 метров от Дачи.
Представьте себе могучую судоходную реку, скалистые берега которой поросли смешанным, преимущественно сосновым лесом. Полтора километра водной глади отделяют тебя от абсолютно дикой природы, вечной и чистой природы, настоящей чащи. А чуть левее, где река изгибается, так и все пять километров — другой берег едва-едва виднеется. Береговая линия благодаря изгибу просматривается очень далеко. И где-то там, в нескольких километрах от деревни, стоит выброшенный на мель заброшенный многопалубный теплоход с огромными гребными колёсами, корабль-призрак.
Ещё раз. Вам — семь лет. Недалеко от дачи, где вы живёте, грёбанный. Заброшенный. ТЕПЛОХОД. Желание добраться до него и раскрыть его тайны было просто непреодолимым, но это уже совсем другая история.
А кроме него время от времени попадаются полузатонувшие кораблики поменьше...
Но вернёмся обратно к месту, на котором стоит дача. Узкая тропинка-лесенка от неё ведёт вниз, вдоль обрыва, к которому вплотную подходит вода. Волны лениво разбиваются о бетонные кольца, которые не дают им размывать берег, на воде покачивается несколько понтонов.
На понтоны можно добраться по доскам-мосткам, а с них уже можно купаться, удить рыбу или отправиться плавать на лодке. Мы часто удили с дедом рыбу и с понтонов, и с лодки, а иногда даже переплывали на другой берег.
Собственно, плавать я научился именно на даче, когда деда выкинул меня с понтона. А так как глубина там была несколько больше моего тогдашнего роста, я очень оперативно научился держаться на воде, а чуть позже и плыть к берегу. При этом какой-то нелюбви к воде у меня не возникло — с тех пор из речки меня выгнать могла только лютая непогода.
Впрочем, даже её я любил на даче. Сидеть на втором этаже во время шторма, слушать шелест дождя по шиферу и смотреть на скачущих по волнам барашков, чувствовать этот запах грозы и дождя, под доносящиеся издалека раскаты грома...
Я очень долго могу рассказывать про то место и время, но общий лейтмотив вы, пожалуй что, уловили — та дача для меня бесконечно дорога. Один мой знакомый очень верно подметил, чем она является для меня. Это моё Место Силы. У каждого оно своё. Мне даже не обязательно быть там постоянно, чтобы подпитываться от него, достаточно знать, что оно где-то есть.
К сожалению, очень мало родственников разделяет мои чувства. Даже несмотря на то, что львиная доля живых наследников участвовала в её строительстве вместе с отцом (как раз моим дедушкой), для них это всё равно не более чем далеко расположенный земельный участок. Отец согласился расстаться со своей долей в мою пользу, но до сих пор не понимает, зачем мне развалившийся дом в полутора тысячах километров от места жительства; да и для почти всех Пермских родственников участок дорог лишь как материальная ценность.
Дедушкина лодка. Вернее то, что от неё осталось...
Я очень долгое время пытался собрать наследство бабушки и дедушки воедино, собрав доли всех наследников. В силу характера моего семейства, юридических препон и разных других нюансов двигалось это медленно, с частыми и долгими затыками. Но в конце концов я победил. Спустя многие-многие годы я собрал паззл, выкупил все доли и, наконец-то, оформил всё на себя. Теперь я обладаю не просто домом и участком, а кусочком своего прошлого. В нём нет абсолютно никакого практического смысла, навещать я это место смогу от силы раз в год, и то на неделю-две, но всё это меня волнует в последнюю очередь. Я просто рад тому, что смог обрести кусочек своего детства)
И да, если это кто-то смог дочитать, респекты ему.
Далеко-далеко на Урале (сам я давно переместился в центральную часть России) есть крошечный кусочек очень дорогой моему сердцу земли. Именно эти 400 квадратных метров я считаю своей настоящей Родиной.
Не могу сказать, что я прямо-таки вырос на даче у бабушки и дедушки. Возможно, если подвести сухой итог, я провёл там суммарно даже не большую часть детства. Но вы сами знаете, как в юном возрасте причудливо работает память, и что время течёт совершенно иначе. Так, по моим ощущениям, львиная доля жизни до переезда в Тулу прошла именно там. И это была самая счастливая её часть.
Я никогда не был особо социальным ребёнком, но это не было для меня проблемой. Дача, куда я отправлялся летом, была для меня целым миром, наполненным загадками, приключениями, путешествиями и всем остальным, что жизненно необходимо растущему организму.Маленький участок, состоящий из двух террасок, домик и того меньше (как я понимаю сейчас, а тогда он мне казался вполне себе поместьем). Не знаю, как охарактеризовать этот тип ландшафтного дизайна — особенно с учётом того, что слов таких в нежном возрасте я и не знал — но зелёные насаждения вокруг дома скорее были ближе к саду, нежели к огороду. Нет, там росло некоторое количество овощей, были две теплицы, но всё вокруг утопало в зелени и цветах, не было ни намёка на перепаханные поля грядок и картошки. Вернее, оно всё было, но в 20 километрах, на отдельном участке, который взрослые называли незнакомым словом «фазенда». Но речь не о ней.
Дача сильно обветшала, заросла, но при этом почти все плодовые деревья кем-то уже вырублены.
Когда я говорил, что дом утопал в зелени, я нисколько не преувеличивал: добрая половина дома, а то и бОльшая часть была оплетена диким виноградом. Самая высокая стена дома (он, в силу ландшафта, имел специфической формы фундамент) была натуральной живой изгородью, и заросли ползли дальше, до самого конька крыши. Из винограда была живая арка-навес над лестницей, спускающийся к нижней терррасе участка, им было укутано крыльцо... Это не только выделяло зелёный домик среди остальных вокруг, но и делало его просто сказочно уютным.
Слева - как раз заросшая виноградом стена дома. Справа - поросшая бурьяном баня.
Внизу, словно в каньоне между более высоких соседних участков, раскинулась банька, поленница, малинник, отделённая гнивка. Был здесь небольшой загончик, в котором летом жили черепашки, большая и малая теплицы... Перечисляя сейчас эти угодья, я просто диву даюсь, как это всё уместилось на столь крошечном участке! Но оно настолько было органично вписано в окружающую местность, что даже помыслить об иной планировке невозможно.
Когда-то здесь была та самая арка из винограда. Теперь от неё остались лишь две оглобли.
Чем ещё этот участочек выделялся среди прочих — у него была очень необычная карта высот. Нижняя терраска отнюдь не была ровной, а шла под уклон и имела несколько возвышений, площадок и троп. Не знаю, было ли это удобно, но крутым мне это кажется до сих пор.
Дом, несмотря на размер, тоже таил в себе много секретов и локаций. Во-первых, он был, считая мансарду, 2,5 этажным: из-за того, что он стоял под уклон, часть фундамента имела высоту полноценного этажа, и там был очень интересный подпол. Там дед хранил вёсла и всякий скарб. А в самом углу подпола был отдельный вход, крошечная скрытая дверца, замаскированная под облицовочную доску вокруг, где была Яма. Меня туда никогда не пускали, чтобы я не сломал себе ненароком шею, но даже знание про существование Тайной Дверцы многого стоило в возрасте 7 лет.
На крыльце, рядом с дверью, была будка Динары — небольшого, но очень доблестного пушистого двортерера, охранявшего наш покой. Пожалуй, единственная собака, которую я вспоминаю с теплотой в сердце. Небольшой белый комок шерсти, единственным тёмным пятном которого был чёрный нос, глаза всегда закрыты длинной чёлкой, я язык тёпл и шершав. Она бесконечно любила бабушку, дедушку, меня и, внезапно, нашего кота. Я запомнил её исключительно добрым и верным другом.
Сразу за входной дверью — длинный коридор вдоль всего дома, дальняя часть которой была кухней. Несмотря на то, что окна были на протяжении всей стены, здесь всегда царил лёгкий полумрак , так как именно эту стену закрывал дикий виноград. Особенно здорово было то, что сквозь стекло и листья можно было, хоть не без труда, разглядеть, что происходило внизу, на улице, а вот снаружи стена выглядела изумрудно-растительным монолитом.
Нынче там бардак, всё словно выпотрошенно, чего никогда не было при жизни дедушки и бабушки.
Слева, посередине коридора — дверь в жилую часть. Сразу справа от неё — резка лестница на второй этаж, о котором расскажу отдельно, шкаф-под-летницей (нечто вроде гардероба) и печка, разделяющая помещение на две небольшие комнаты.
Справа была комната дедушки, слева — бабушки (и, по совместительству, моя). Рядом со входом, напротив печки, находился старый телевизор, расположенный так, что его можно было комфортно смотреть с кроватей любой комнаты. Под телевизором стоял какой-то самодельный блок управления напряжением, трансформатор или стабилизатор, который нужно было включить перед тем, как оживить телевизор. После щелчка тумблера стрелка напряжения на деревянном приборе делала скачок вбок, а он начинал тихонько гудеть.
Именно на этой кровати... хотя, теперь я понимаю, что это скорее был разложенный диванчик, я спал. На тумбочке слева, где валяется спас-жилет, раньше стоял телевизор.
Я до сих пор помню, как сначала был слышен звук, а затем на выцветшем экране появлялась картинка. Прекрасно помню и то, что мы смотрели... комиссар Рекс, Лэсси, Флиппер, классическую и не очень научную фантастику, Дисней-клуб по выходным, Подводную одиссею команды Кусто... а заглавная тема «в мире животных» в то время вгоняла меня в экстаз! Как, впрочем, и сама передача.
Но кроме телевизора я отчётливо помню и радио Маяк, которое в те времена часто играло фоном. Размеренный голос диктора, рассказывающего какие-то истории, успокаивал, даже убаюкивал. Радио добавляло какую-то фоновую уютность. Хотя отчётливо помню, как поздно вечером я услышал из радиоприёмника страшную историю про какую-то королеву, которую казнили, подняли её голову над эшафотом — и она открыла глаза. Живое детское воображение моментально нарисовало эту картину, которая и спустя 20 лет не идёт из головы... и ровно в тот момент дед дал мне наказ дойти до соседей и что-то им передать. Идти было всего ничего, но в каждом кусте, за каждым забором мне виделась отрубленная голова с выпученными на меня глазами!
Впрочем, я отвлекаюсь.
Моя комната состояла из двух кроватей, расположенных друг напротив друга, и небольшого стола перед выходящим во двор окном. На стенках висело нечто вроде ковров, но не тех, к которые обычно приходят на ум, а другого рода, нечто вроде тканых, с каким-то причудливым геометрическим узором. За этим столом я играл в конструктор (впрочем, это я делал везде), читал, писал, придумывал истории. Но бабушкина лежанка, находящаяся как будто в нише между стеной дома и печкой, с тёплой надкроватной лампой, лекарственной шкафом-полкой, вкусно пахнущей валерьянкой и прополисом, была просто ультимативно уютным местом.
Дедушкина комната хоть и выполняла функции столовой, была целиком его царством. Дед был самым ярким примером настоящего Патриарха семейства (без примеси религиозного, конечно). В изголовье массивной кровати, которую ночью закрывали марлевым пологом от комаров и мух, стояло Ружьё — двустволка Иж-58М, которая определила мою любовь к оружию. В лихие 90ые наличие ружья в доме, особенно за городом, было не блажью, а необходимостью, и однажды на моей памяти дед его использовал, накормив солью (без хлеба) незваных гостей. Я, конечно, и пальцем не смел тогда прикасаться к Ружью, хотя не помню прямых на то запретов — авторитет деда был абсолютен и не подвергался сомнению. Я вообще не помню, чтобы дедушка или бабушка меня ругали, что-то запрещали... просто были некоторые правила, которые работали получше библейских заповедей. Одно из таких правил было не трогать дедушкины вещи, по крайней мере без спроса, и тем более Ружьё. Пытаясь осознать это сейчас, я не понимаю, как оно работало, но, тем не менее, работало оно без сучка и задоринки.
Репродукция "трёх охотников" висела в той комнате, сколько себя помнил. Она и до сих пор там висит, что меня очень радует.
Деда я хоть и побаивался, но очень сильно любил; он, несмотря на то, что, в общем-то, не был склонен к сентиментальности и проявлению чувств, отвечал мне взаимностью. Тогда это казалось само собой разумеющимся, но уже много позже смерти деда я узнал, что дедушкиной любовью не могли похвастаться остальные многочисленные отпрыски семейства Павленко, в том числе и Большая часть его собственных. В вопросах семейных дед был очень суров, непреклонен и далеко не всегда справедлив. Но меня это всё минуло стороной - не знаю, чем заслужил его лояльность, но для меня этот немногословный человек стал одним из ориентиров по жизни. Вернее, не совсем ориентиров — мне никогда не хотелось быть похожим на него, но мало к кому в своей жизни я испытывал такое огромное уважение.
С бабушкой же у нас было абсолютно взаимное обожание. Она довольно прохладно относилась ко всем моим многочисленным двоюродным и троюродным сёстрам, но во мне просто души не чаяла. Мне не хватает слов нежности и признательности для того, чтобы выразить свои чувства к бабушке Вере. Без преувеличения, это вторая главная женщина в моей жизни после мамы и третий человек вообще, после отца. Она оказала колоссальное влияние на формирование моей личности, никогда не ограничивала полёт моей детской безудержной фантазии и всегда помогала словом и делом. Мне очень не хватает её и дедушки. Я бы с радостью написал про них нечто отдельное, но когда я пытаюсь подобрать слова, ком подступает к горлу, и мне остаётся лишь глупо молчать. Это слишком личное и глубокое, чтобы облекать в текст. Поэтому я вернусь к даче.
Помните, я упоминал лестницу на второй этаж? Самое время к ней вернуться. Ведь мансарда была моей любимейшей частью дома, моим крошечным царством.
Вы поднимаетесь по лестнице, делаете резкий поворот, пытаясь не сшибить умывальник и висящие над ним шляпы-котелки, после чего снова резкий подъём наверх... массивный деревянный люк открыт, и в нос бьёт вкусный запах старых опилок.
Здесь хранятся инструменты, удочки, снасти, разложенные по полкам вдоль стен. Вернее, это не совсем полки, это и есть сами стены, нижняя часть которых значительно шире верхней в силу наклона четырёхскатной крыши. А для 6-7 летнего ребёнка это ещё и лабиринт из коробок, ящиков и банок в недрах дома, тайные ходы и укромные места... да о чём ещё тогда можно мечтать?!
Среди всего этого бесценного хлама постоянно находились различного рода артефакты, карты... Но самое главное сокровище, которое я там обнаружил, были подшивки старых советских журналов: Знание — Сила 70-80хх, послевоенная Техника Молодёжи, Крокодил 58-59го года, Вокруг Света до начала 90хх и, самое главное, приложение к последнему, небольшой литературный журнал «Искатель», где публиковали наши и зарубежные фантастические рассказы.
Там, наверху, я зачитывался всеми этими изданиями дотемна, пока бабушка не загоняла меня в кровать. Это были мои окна не только в другие страны, но и в другую эпоху, в светлый мир коммунистического ретрофутуризма, который так никогда и не был построен. Я слишком мало прожил под красным флагом, чтобы иметь даже субъективное мнение о настоящей советской власти, но тогда, в детстве, СССР представлялось мне какой-то далёкой и бесконечно светлой страной, люди в которой живут исключительно ради прогресса и общего блага. Я с одинаковым упоением читал про строительство принципиально новых комбайнов (не отдавая себе отчёт, что на момент чтения они морально устарели на полвека), про освоение космоса и про самый разгар холодной войны. Я очень переживал за Европу, в доме которой коварное НАТО с торчащим из кармана американским флагом развешивало на люстре атомные бомбы.
Но, что удивительно, даже в тех карикатурах и статьях я не видел лютой ненависти и яда, который сочится сейчас со страниц любого СМИ. Я рос на сатирических журналах времён разгара холодной войны, но у меня не зародилась даже искорка нелюбви к американцам. Я до сих пор помню общую канву того идейного противостояния: разность политических строев, разность идей элиты и сочувствие к простому народу капиталистических стран, всяческая поддержка и уважение к людям. И, что удивительно, даже несмотря на идейное противостояние, были статьи об успехах американских учёных, о потенциальном сотрудничестве и немало — о дружбе народов. В конце концов, был какой-то этический ценз, который не позволял писать откровенную грязь даже тогда, когда тема к этому располагала. Я скучаю по этой школе журналистики, которая, боюсь, утрачена навсегда. Статьи в тех журналах приятно читать даже спустя полвека после их написания, в то время как современная, даже профильная периодика часто не стоит бумаги, на которой напечатана.
Но я опять отвлекаюсь, да и не хочу лезть в политику, тем более в таких светлых воспоминаниях. Что ещё нужно обязательно добавить про Второй Этаж? Одно из окон выходило на реку. Нет, не так. На Реку.
Сейчас разросшиеся деревья частично скрывают вид, но реку всё ещё видно.
Главное достоинство дачи было в том, что она построена на самом берегу полноводной Сылвы, да ещё и на крутой излучине, недалеко от места, где она сливается с Чусовой. Именно после Сылвы я не могу больше считать за полноценные реки водяные артерии, шириной менее полукилометра.
~20 метров от Дачи.
Представьте себе могучую судоходную реку, скалистые берега которой поросли смешанным, преимущественно сосновым лесом. Полтора километра водной глади отделяют тебя от абсолютно дикой природы, вечной и чистой природы, настоящей чащи. А чуть левее, где река изгибается, так и все пять километров — другой берег едва-едва виднеется. Береговая линия благодаря изгибу просматривается очень далеко. И где-то там, в нескольких километрах от деревни, стоит выброшенный на мель заброшенный многопалубный теплоход с огромными гребными колёсами, корабль-призрак.
Ещё раз. Вам — семь лет. Недалеко от дачи, где вы живёте, грёбанный. Заброшенный. ТЕПЛОХОД. Желание добраться до него и раскрыть его тайны было просто непреодолимым, но это уже совсем другая история.
А кроме него время от времени попадаются полузатонувшие кораблики поменьше...
Но вернёмся обратно к месту, на котором стоит дача. Узкая тропинка-лесенка от неё ведёт вниз, вдоль обрыва, к которому вплотную подходит вода. Волны лениво разбиваются о бетонные кольца, которые не дают им размывать берег, на воде покачивается несколько понтонов.
На понтоны можно добраться по доскам-мосткам, а с них уже можно купаться, удить рыбу или отправиться плавать на лодке. Мы часто удили с дедом рыбу и с понтонов, и с лодки, а иногда даже переплывали на другой берег.
Собственно, плавать я научился именно на даче, когда деда выкинул меня с понтона. А так как глубина там была несколько больше моего тогдашнего роста, я очень оперативно научился держаться на воде, а чуть позже и плыть к берегу. При этом какой-то нелюбви к воде у меня не возникло — с тех пор из речки меня выгнать могла только лютая непогода.
Впрочем, даже её я любил на даче. Сидеть на втором этаже во время шторма, слушать шелест дождя по шиферу и смотреть на скачущих по волнам барашков, чувствовать этот запах грозы и дождя, под доносящиеся издалека раскаты грома...
Я очень долго могу рассказывать про то место и время, но общий лейтмотив вы, пожалуй что, уловили — та дача для меня бесконечно дорога. Один мой знакомый очень верно подметил, чем она является для меня. Это моё Место Силы. У каждого оно своё. Мне даже не обязательно быть там постоянно, чтобы подпитываться от него, достаточно знать, что оно где-то есть.
К сожалению, очень мало родственников разделяет мои чувства. Даже несмотря на то, что львиная доля живых наследников участвовала в её строительстве вместе с отцом (как раз моим дедушкой), для них это всё равно не более чем далеко расположенный земельный участок. Отец согласился расстаться со своей долей в мою пользу, но до сих пор не понимает, зачем мне развалившийся дом в полутора тысячах километров от места жительства; да и для почти всех Пермских родственников участок дорог лишь как материальная ценность.
Дедушкина лодка. Вернее то, что от неё осталось...
Я очень долгое время пытался собрать наследство бабушки и дедушки воедино, собрав доли всех наследников. В силу характера моего семейства, юридических препон и разных других нюансов двигалось это медленно, с частыми и долгими затыками. Но в конце концов я победил. Спустя многие-многие годы я собрал паззл, выкупил все доли и, наконец-то, оформил всё на себя. Теперь я обладаю не просто домом и участком, а кусочком своего прошлого. В нём нет абсолютно никакого практического смысла, навещать я это место смогу от силы раз в год, и то на неделю-две, но всё это меня волнует в последнюю очередь. Я просто рад тому, что смог обрести кусочек своего детства)
И да, если это кто-то смог дочитать, респекты ему.
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме в поисках утраченных слов (+1000 постов - в поисках утраченных слов)
Интересно, что они в таком случае скажут, когда кто-нибудь подожжет их собственную хату и спалит её к хуям? Сами же они ведь не сгорели, чё такого то?