Камера-одиночка за глазами
О руки, его прекрасные руки из хладной меди и жгучей плоти, его руки, что могли создать самый тонкий механизм и сплести самые сложные чары пальцами правой десницы сейчас могла лишь неловко сжиматься в кулак! Его трехпалая левая шуйца, пред которой не было не было преград и не было неподъемных тяжестей сейчас едва могла поднять травинку! Ох его руки, что раньше были жемчуженой его коллекций, опусом Магнусом теперь были хламом, что постеснялась бы самая захудалая мастерская на свалках Ишкаула-Жэйн! И всё из-за нее, проклятущей, что пялится на них сверху, обливает ядовитым светом.
Он ощущал себя как та стайка несчастных, что впервые углубились в степь, без защиты и понимания, полагаясь исключительно на то, что их достаточно много, чтобы хоть кто-то вернулся к родным стенам. Вот только, теперь он один, в ловушке своего убежища, коротает гвэ и дни, понимая, что даже если его не прикончит голод, если холод пустоты его существования не смешает мысли - то он все равно не успеет пересечь равнину, все равно его настигнет безумный взгляд сверху.
Печально? Вот уж нет! Оранжевыми огнями сверкнуло стекло на шаре, что люди принимали за его голову. Он так быстро не сдастся. У него все еще остался верный друг, эфирная гончая, от которой, конечно, толку тут мало, но а вдруг? Вдруг она успеет, сможет пересечь пустошь меньше чем за две седмицы и не превратится в ходячее кровоточащее мясо, которым стали его друзья и приведет хоть кого-нибудь, у кого есть глаза сюда? Но решать придется еще не скоро. А пока над головой ветки, голод и все вокруг пустота, пустота, пустота. Холодно, холодно, холодно... Мерзкие, отвратительные издержки жизни в ходячем гробу.
