Знаменитости кортика

2 сентября 1926 года родился Леонов Евгений Павлович - выдающийся советский и российский актёр театра и кино, Народный артист СССР и просто всенародный любимец.

Все свои работы Евгений Павлович делал, прежде всего, для зрителей. В каждой его роли сквозит любовь к людям. Это был очень добрый человек. Его знаменитые персонажи дарят зрителям радость, заставляют смеяться или грустить, задуматься, переоценить свои действия, но никогда не оставляют равнодушными. Появление этого известнейшего актера на экране вызывает ощущение теплоты в груди, останавливает суету повседневности и дает массу положительных эмоций.

В Московскую театральную студию будущую знаменитость взяли из-за стихотворения Блока. Евгений Павлович с 5 класса занимался в драматических кружках. Ему нравилось играть разные роли, читать стихи известных поэтов и отрывки из произведений. Поэтому на 3 курсе училища он решил поступить в театральную студию. Взяв у старшего брата пиджак и приготовив все, что читал ранее, будущая звезда кинематографа отправился на экзамен. После его прочтения Чехова и Зощенко стояла тишина, а потом его спросили, может ли он прочитать еще что-то. «Могу, но это еще хуже», — ответил Леонов. И стал читать стихотворение Блока «В ресторане». Как вспоминает сам актер, он побелел, внутренне собрался и решил, что «тут такая любовь в стихотворении, такая невозможная любовь, что я должен читать не как я, а как роковой красивый мужчина, ну очень красивый, понимаете, и очень-очень роковой…». Члены комиссии и плакали, и смеялись, и сомневались, но зачислили смешного и неуклюжего юношу в студию. Так Леонов и пришёл в искусство.

Маршал Финляндии

Слева - знаменитый финнский маршал Густав Маннергейм. А справа - актер, который сыграл его в фильме "Маршал Финляндии". Удивительное сходство.

Невиновный, гл1 Вечер у Рентагов

— Гельментово семя, больно! — немолодой уже мужчина с тронутыми серебром висками рефлекторно выронил металлическую пластину на пол, пачкая паркет и полы мягкого халата кровавыми пятнами. Приглашение пришло в металлическом конверте, о края которого Насвер порезался почти до мяса. Края были заточены до бритвенной остроты, и кровь, стекая вниз, собралась в гербовый узор. Старинный шлем-ланевер*, знак семьи од Рентаг. Хмыкнув и облизав неестественно длинным для людей языком ранку, Насвер самолично распечатал письмо. То, что он и думал. Его, адмирала пятого астероидного флота, выбрали на ежегодный званый ужин у четы од Рентагов. В обратном адресе нужды не было — все и так знали, где находится утопающий в зелени особняк. Насвер отложил в сторону поранившее его письмо и окунул поврежденный палец в морфик-гель, баночку с которым принес ему старый верный слуга и помощник. Тонкая жилка крови окрасила бесцветное содержимое. Но ранка заросла за считанные секунды, и только полоска розовой кожи напоминала о порезе. Вечером, на приёме, уже не будет видно и ее. Отставной адмирал пятого астероидного флота впервые за последние месяцы решил выйти в свет.

***

Самоходные экипажи съезжались к особняку в назначенное время. В этом году – семеро. Пятеро мужчин и две женщины, все люди. Конечно, звери прибудут совершенно иным способом. Особняк окутывала стена зелени, в которой вязли все звуки, как приходящие с улицы, так и покидавшие уютный сад вокруг здания. Перебрасываясь ничего не значащими фразами с вновь прибывшими, Насвер первым вошел в распахнутые ворота. Странно, их никто не встречал. Разговор сам собой сошел на нет, несмотря на умиротворяющую атмосферу осеннего Регулиса(2), сменившись недовольными репликами гостей. И только адмирал молча поглаживал свою седую бородку.

— Вам не кажется, что это крайне возмутительно, даже со стороны этих зазнаек козлорогих? – тишину прорезал скрипучий голос Изаны, в прошлом известной светской львицы, а ныне являющейся малопримечательной и скучающей салонной матроной.

— Да, что эти зверолюды себе позволяют! Я не потерплю к себе такого отношения от каких-то там рогатых козл...! — развернулся Сингал, богатый негоциант и меценат. Но славился он не своими щедротами и поддержками благих начинаний, а прямо-таки чудовищной нетерпимостью к зверям, особенно, знатного происхождения. — Еще и этот дождь, послал же Гельмент погодку…

— Жду еще пару тонов(3) и ухожу…,— Вот несколько из вновь прибывших уже разворачивались с намерением уехать восвояси, но их движение вдруг прервал душераздирающий скрип дерева о камень.- Почти гвэ же уже их ждем, никакого уважения!

— Приветствую в-вас, господа и дам-мы! — раздался громкий, хорошо поставленный голос, хоть и с довольно сильным блеющим акцентом.

Разговор был прерван внезапно открывшейся дверью, и хозяева вечера соизволили выйти к своим гостям. Изысканные одежды и ухоженная шерсть сильно контрастировали с выражениями их лиц. Все ожидали увидеть холодное безразличие, отстранённую гордыню затворников, но они почти что излучали спокойное умиротворение. Казалось просто неприличным скандалить с ними из-за такой мелочи, и люди все же решили принять изъяны гостеприимства за причуды этой пары козлорогих.

Ярко освещенный холл подавлял и восхищал. Несмотря на сравнительно скромные размеры, помещение производило давящее впечатление старинных храмов Гельмента. Четыре гнетущих своей толщиной и сумбурной массивностью колонны поддерживали второй этаж, нарочито выделяя своею грубостью лестницу, ведущую наверх. Высокий потолок нависал над человеческими фигурами массивными ребрами каменных балок, а лестницу украшали бронзовые статуэтки семнадцати апостолов(3). И на все это мрачное великолепие сурово взирали доспехи, которые спрятались в альковах, подобно приготовившимся к бою стражам. И это в жилище зверелюдов, уму не постижимо! Атмосфера, несмотря на яркий свет и спокойствие хозяев этого места, была тревожна. Парочка приглашенных инстинктивно пыталась не смотреть на доспехи, чувствуя, будто те пристально следят за ними.

— Дамы и господа, вам нечего боятся, это не голем-мы. Смотрите, ни единой руны, — Звемаг од Рентаг подошел к одному из истуканов и поднял перчатку доспеха. Совершенно чистый металл, не считая длинной царапины, рассекающей латный щиток. Насвер мимолетно прикоснулся к эфесу кортика. Он подумал, что мог бы нанести точно такую же. — Видите, совершенно ничего страшного.

— Муж мой, м-мы кажется и так сильно испытываем терпение господ, — Анмель положила руку на плечо Звемага, в теплом свете живого огня мягко блеснули бархатные ленты на прямых рогах обоих зверей, — В конце концов, мы их позвали не для того, чтобы любоваться нашими архитектурными изысками. Пожалуйста, следуйте за мной — бал уже скоро начнётся.

— Пора бы… — тихо пробурчал под нос за спиной у Насвера некий обладатель приятного баритона. — Заждались уже...

Остальные помещения этого особняка не вызывали у гостей столь сильно негативной реакции. Самые обычные коридоры и комнаты, богато украшенные полотнами на религиозные темы. Здание являло собой шедевр совмещения зверолюдской архитектуры и чисто Арконского понятия о прекрасном, бесконечные колоннады сливались в прихотливой смеси с тесными дольменами, путая людские разумы неестественными переходами дикого и технологичного. Таким же прекрасным смешением стиля являлся каждый уголок и каждая галерея этого Дома. Но шли они явно не в бальную залу — звуки музыки всё удалялись и удалялись. И вот они оказались в дальнем крыле особняка, расходящимся коридорами-тупичками, похожими чем-то на причудливую колдовскую печать, коими пользовались магики хтона.

— Но сперва мы покажем вам ваши покои и ваши новые наряды. Пройдем-мте.

Гости одобрительно зашумели. И правильно, ведь не намерены же эти зверолюды гнать своих гостей на ночь глядя в такую погоду по окончанию торжества? За окном уже не было видно сада - вовсе не от тьмы, потоки небесной грязи и воды уже затопили первый этаж, отрезая их от улицы. Тем более, их заинтриговали слова о каких-то нарядах — ну не могли же Рентаги заранее предугадать, кто к ним явится из приглашенных, и приготовить одежду по размеру. Чета Рентагов вновь повела их прямыми коридорами-галереями, но уже второго этажа, указывая путь и раздавая ключи от гостевых комнат, где им предстояло провести эту ночь. Вот парадокс- и правда, в каждой комнате их уже ждали парадные одежды. Апартаменты были на диво уютными и теплыми, везде лежали толстые ковры и шкуры животных, создавая атмосферу защищенности и полностью располагая к хозяевам. Даже не было видно вездесущих доспехов, заместо них потрескивали жаркие камины. В отличие от довольно скверного и мрачного холла, Насвер был не прочь остаться тут и на два, а то и три дня. Уж очень приглянулась ему его комната, сравнительно маленькая, но комфортная, и настолько претила ему даже сама мысль вернуться в постылые стены, где его ждет хоть и верный, но приходящий слуга, да не менее стылый ветер вечного сквозняка, пусть горит в Негаснущих Огнях душа каменщика создавшего все те щели, что уж почти доконали почетного ветерана.

В центре помещения стояли манекены, полностью повторявшие пропорции тех господ, которым отводилась каждая из опочивален. Тут их впервые пробрал холодок. Откуда Рентаги знали о них такое? За ними следили? Убранство комнат, картины, фасон и размер... Они даже подобрали цвета тканей под вкус их будущих владельцев! Насверу достался полувоенный, подобный мундиру, костюм, широкий и расшитый сапфировыми и антрацитовыми, нитями, идеально сидящий на отставном офицере. Даже он смог оценить красоту этого наряда, но это же и царапнуло его неясной тревогой. Мало что было о Рентагах известно, хоть и они слыли одним из древнейших родов Старой Арконии. Но это были лишь слухи. По-настоящему историю этой семьи можно проследить только на пять поколений назад, когда они с помпой переехали в столицу тогда еще просто Арконии, где обосновались как обычный знатный род. Участвовали в жизни столицы наравне с остальными семьями, но по-настоящему ни в чем их не превосходя. Одни из многих, но имеющие занятную традицию. Каждый цикл, аккурат через два дня после Большого Огня, они устраивают званные вечера и балы, отправляя приглашения нескольким избранным былым богатеям и знаменитостям столицы. Говорят, однажды они даже пригласили кого-то из самих Нагренов, задолго до Дня Карантина. Но никто никогда не упоминал подобных странностей. Решив проигнорировать эти в крайней степени тревожные мысли, он поспешил к остальным гостям, уже отправившимся за козлолюдами, туда, где уже звучала музыка. Рентаги остановились у высоких дверей, останавливая и гостей, шедших за ними подобно стайке пестрых птиц. Даже вечно хмурая в своем величии Изана была заинтригована и добронастроена, что заставило Насвера усомниться- не припрятан ли тут кристалл живого газа?

— Гости, минутку внимания. Настало время того, ради чего мы вас здесь собрали!

— Бал в честь наших достопочтенных гостей этого дома и этого города! —торжественно и хором договорила чета од Рентаг.

И двери распахнулись. И гости, богачи и потомственные аристократы, высшие, хоть и отставные, чиновники и офицеры, были поражены. Да, все знали, что зверолюды строили свои дома частично в зазвездье, но даже повидавшая разное Изана ахнула от роскоши представшего перед ними зрелища. Огромная зала казалось была под открытым небом - настолько высокими были потолки. Музыкантов не видно, хозяева явно расстарались и подготовили целую систему музыкальных заклятий, создавая ощущение, будто звуки шли отовсюду, достаточно громко, чтобы не быть раздражающим шелестом на грани слышимости, но и не перекрывать разговоры гостей. Но не это впечатлило людей. Не роскошные серебряные колонны, украшенные и больше похожие на деревья. Не в золотом сиянии убранства. Целых три баснословно дорогих портала переливались перламутром и пропускали через себя все новых и новых приглашенных. Но несмотря на это, торжество уже было в самом разгаре, и Рентаги тут же отправились их привечать. Ясно было, что с таким потоком прибывающих вовремя всех встретить — тот еще фокус, особенно учитывая, что слуг в этом доме так и не увидел никто. В целом же, торжество ничем кроме своих масштабов, и, пожалуй, тем фактом, что редко когда зверолюды и люди устраивали смешанные празднества, ничем не отличалось, и уже совсем скоро музыка начала утихать, а потоки игристого вина — иссыхать. А ведь все это в честь них и только них, момент их славы. И что только тут забыл Кулхам, он же отнюдь не закатившийся ветеран, молодой и полный сил постановщик модных представлений с уникальным товаром. Уж на его постановки люди и нелюди толпами валят, не каждый чес зверолюдки на сцену выходят.

Бал завершался и плавно перетекал в званый ужин для гостей людей и парочки оставшихся зверолюдов. Стол, богатый на мясные блюда, не характерные для зверолюдской кухни, радовал взоры людей. Приятные и экзотические приправы удачно оттеняли яства, добавляя привычной пище пикантные нотки. Гости и хозяева во всю предавались богатому столу и интересной беседе. Никто уже не вспоминал о тех тонах ожидания у ворот особняка Рентага. Вина лились рекой, смешиваясь с беседой, завязавшейся между людьми и зверолюдами. Бал и следовавший за ним званый ужин плавно перетек в уютный пир с обсуждением политики и цен на последние новинки из хтона. Даже Сингал откинул на время свои предрассудки и завязал плотный диалог с явно настроенным по-деловому όлену (4). И разговор был уж точно не только про внешнюю политику Ирконара и ее влияние на торговые пути. Лишь только Аукшера сидела мрачнее самой мрачной тучи, не проронив ни слова помимо приличествующих приветствий, да ничего не значевщих вопросов ответной вежливости. От нее веяло духом даже худшим, чем от стола некромага, что всяк пытался обойти восьмым путем.

Но всему настает конец, вот и завершился вечер, и Рентаги торжественно объявили об окончании пира. Практически ничего не соображавшие после празднества почётные гости расходились по своим опочивальням. Никто из гостей-людей не захотел возвращаться домой в столь поздний гвэ, да еще и по такой погоде все же приняли предложение Анмель остаться и переночевать здесь. Особенно это хорошо было заметно по купцу и светской матроне, которые, будь их воля, не то что из дома, из-за стола не вышли бы. Даже выносливый Насвер, привыкший и к тяготам войн, и к безудержным балам, не чуял под собой ног и шел к своей комнате, практически не разбирая дороги. О возвращении в таком состоянии не могло идти и речи. Но, несмотря на усталость, следуя своей давней привычке, не раз спасшей его жизнь, отставной адмирал заложил кортик в изголовье постели. И тут же, едва успев частично раздеться, рухнул в постель, уснув еще до того, как его голова коснулась подушки. Все-таки не стоило ему пить столько вина, он уже далеко не так вынослив, как в юности.

***

Насвер очнулся от того, что стало трудно дышать. Все тело занемело, как будто объятое сонным окоченением, которое донимало его в детстве. Но спустя пару секунд окончательно осознал, что паралич вовсе не сонный. В еде был медленный паралитический яд. Тело отказывалось повиноваться, и даже дыхание давалось с огромным трудом. К счастью для него, он предпочитал спать на боку, иначе вряд ли бы он когда-либо проснулся. Страх шелохнулся в его душе, он был в полной власти владельцев этого дома, и даже клинок, по старой привычке оставленный у изголовья постели, не смог бы ему помочь.

Но настоящий страх охватил адмирала, когда дверь в его комнату открылась и две тени проскользнули… издавая знакомый металлический лязг. Этот же лязг он слышал, когда Звемаг показывал им, что доспехи всего-навсего неодушевленные куски металла. Как оказалось — все было далеко не так просто. В дверях показался грузный темный силуэт. Насвер загривком ощутил, что ничего хорошего этот металлический истукан ему не принесет. Так и вышло.

Стальные рукавицы вцепились в его плечи и рывком подняли его с кровати. От боли и страха адмирал на пару мгновений вновь обрел контроль над своим телом и выхватил клинок из нагрудных ножен. Слава всем богам разом, что он не стал раздеваться и разоружаться, а в постель рухнул подобно бесчувственному бревну. Это, как он считал, был его единственный шанс на спасение. Но его возможностей хватило только на это отчаянное движение, и мышцы опять отказались слушаться. А доспех не упустил этот момент и перехватил адмирала под грудью и потянул того за руку, забирая не практически игрушечный наградной нож. Но, как оказалось, не такой уж бесполезный.

Насвер, из последних сил, пересиливая паралич, на чистой инерции мазнул клинком кортика, оставляя глубокую бороздку на металле, подобную уже виденной им. Лезвие окрасилось каплей крови, но доспех… а доспех ли? Не ослабил ни на йоту своей хватки. Силы окончательно покинули седобородого и он посмотрел вверх, туда, где за глухим забралом шлема, как оказалось, прятался живой разумный. И, как ему показалось, узнал глаза, того, кого знал кажется целое столетие назад. Увидел и окончательно обмяк в стальных объятиях живого доспеха. С металлическим звоном кортик упал на паркет. Что было дальше, он воспринимал смутно, как будто сквозь сон. Он помнил только, что его долго несли, и что холод пробирал его до костей несмотря на теплую одежду, и огни не затухавших на ночь каминов.

И тут, по пути, славного адмирала пятого астероидного флота осенило. Их никто не хватится. У него и еще троих из «приглашенных» просто нет семей и близких. Еще у двоих - родственники живут в провинциях и давно потеряли контакт с ними. А род Изаны был готов даже заплатить за то, чтобы ее кости глодали вараны из звероямы на какой-нибудь занюханной ферме. И они явно не первые и не последние жертвы этого странного места. Скорее всего, этот особняк им покинуть уже не суждено. Все это Насвер уже обдумывал, пока «оживший доспех» нес его в подвал. Кто бы сомневался, он не удивится, если их просто принесут в жертву каким-нибудь зверолюдским богам во имя мнимого благополучия убийц. Как же банально… но откуда тогда у доспеха глаза его первого капитана, славную Женра Истребителя, который так неожиданно уехал в свое дальнее поместье и даже носа не казал оттуда, но стабильно присылал письма. Об этом говорил в том числе и обратный адрес на конвертах и точное описание тех мест.

Его безжалостно протащили по коридорам, несмотря на слабое сопротивление и попытки зацепиться за колонны, за дверные косяки и всякие иные выступающие объекты. Но, несмотря на небрежное отношение к его телу, особых травм он не получил — шли они медленно и даже немного торжественно. По пути к ним присоединились и остальные из их «компании», их, так же парализованных, выволокли за воротники в коридор и тащили в неизвестном направлении «ожившие» доспехи. Надежды не было, безмолвный ужас царил в помещениях особняка, и только лязг доспехов и шуршание ткани о ковры нарушал тишину. В конце концов их всех донесли до неприметной двери, которую в первый раз никто даже и не заметил, настолько ничем не выделяющейся из общего интерьера она была. Там их уже ждали хозяева этого страшного места.

— А воот и наш-ши дражайшие гоО-ости — пропела-проблеяла Анмель.

— Ка-ак м-мы вас заждались-то! — глухо мемекнул Звентаг в не то шлеме, не то в полновесной стальной маске. — Мы вам так самого главного и не показали вчера!

— Но это упущение мы исправим, — закончила за него зверолюдка и отворила темную, почти черную дверь в конце коридора. За ней, в густой темноте, показалась часть винтовой лестницы, круто уходящей вниз.

Никто из гостей все еще не мог пошевелиться, и доспехи, точнее, неизвестные в доспехах, подобно автоматонам магиков, волоком потащили их вниз, не сильно заботясь о комфорте «груза». Каждая ступенька отдавалась острой болью в конечностях, которые висели безвольными плетями. Лестница казалась бесконечной. Но только казалась, и закончилась она толстой, стальной дверью. Открытой, пока что. И то, что было за ней поразило, гостей подобно тому, как поразил их бал, но поразило их ужасом. Вся мебель, вся утварь имела всего лишь одну цель, это было видно издалека. Приносить боль. В подвале од Рентагов царила самая банальная, но от того не менее подавляющая, атмосфера. Привычные и экзотические, человеческие и зверолюдские, магические и чисто физические, все они не сулили гостям ничего хорошего. Каждого посетила мысль, что этих стен живыми они не покинут. Как и вопрос, а собственно, зачем и почему их здесь собрали. Послышалось испуганное мычание. Кажется, срок действия паралитической смеси в их крови прошёл, и вместе с тем нарастала боль в отбитом теле. И впереди их не ждало ничего хорошего.

Обезьяна всегда звонит дважды.

На этой неделе все прогрессивное человечество России хоронило своего флагманского богатыря Моторолу, чья смерть вдохнула жизнь в минские соглашения, нормандский формат, инклюзивный диалог и выездную сверку часов Владимира Путина с миром людей. В итоге случилось так, что часы Путина традиционно показали на полшестого прямо в Берлине, а вот пламенного Арсена было уже не вернуть."Вот и сегодня ДНР скорбит, оплакивает павшего Героя. Арсений Павлов взрывом был убит, жизнь командира выбита из строя", - проникновенно пишет русский поэт Сопелкин, особо отмечая, что "не в бою Арсений замолчал и мир живущих навсегда покинул. В стенах родного дома враг достал - исподтишка, в лифте, ударом в спину". Принимая во внимание тот факт, что бомба была закреплена на тросе лифта, то есть сверху, убить замолчавшего Арсения в спину она могла только в том случае, если тот зачем-то стоял в кабинке под углом 90 градусов. То ли телохранитель Гоги, с которым Моторола уединился в лифте, исполнял свои обязанности чересчур многогранно, как будто очутился в одноименном фильме про Уитни Хьюстон и ее знаменитую песню, то ли Моторола с присущим ему инстинктом естествоиспытателя просто пытался откусить зубами кнопку первого этажа, одновременно нажимая носом на третий. Теперь это, впрочем, уже неважно - главное, что вокруг великого Арсена родилась еще одна красивая легенда.Красивыми легендами Моторола обильно оброс еще при жизни, но по-настоящему буйным цветом они расцвели только после того, как куски героя собрали в ведро, а на две железяки, оставшиеся от злополучного лифта, повязали георгиевскую ленточку и сказали, что это такой мемориал. Всю неделю русские люди, открыв рот и наливая в него водку, внимали захватывающим дух историям о бесчисленных воинских подвигах и стратегических операциях Арсена Павлова, на фоне которых в гробу бледнел сам маршал Жуков, а безутешная вдова героя Канистра Коленкина даже начала сомневаться, тому ли она дала, и там действительно вышла очень запутанная история.Рассказывают, что однажды Моторола разделся догола и пришел в расположение укров, притворяясь сбежавшей из зоопарка обезьяной, чтобы незаметно выведать расположение секретных аэродромов, потому что кто же заподозрит обезьяну. Укры действительно ничего не заподозрили, и не успел Моторола подцепить хвостом первую банку тушенки, как его отправили в клетку, где он сделал головокружительную карьеру, завоевав авторитет у часового умением считать до трех с помощью веточек и исполнять несложные танцы под барабан.В это время, по странному совпадению, из зоопарка сбежала настоящая обезьяна и приблудилась к ополченцам ДНР, где ее приняли за вернувшегося из разведки Моторолу, одели в полковничий мундир и назначили командовать батальоном "Спарта". На этом поприще обезьяна достигла таких успехов, что многие даже усомнились, действительно ли она раньше работала простым автомойщиком. Командир конкурирующего батальона "Сомали" ополченец Гиви слегка завидовал популярности соратника, но в глубине души признавал, что мнимый Моторола значительно превосходит его полководческим талантом; кроме того, Гиви импонировало, что после той разведки Моторолу будто подменили: он стал меньше прыгать по деревьям, издавать дикие вопли и бросаться грязью в окружающих, а подшучивать над боевыми товарищами, незаметно тыкая их ножом в живот и стреляя из гранатомета по окнам казармы, перестал вовсе. Канистра Коленкина, в свою очередь, обрела, наконец, бабье счастье, и только глубокой ночью, нежно поглаживая лапку мирно сопящего на антресолях суженого, с легкой тревогой думала, что же такого хорошего случилось с ним в той знаменитой разведке, и зачем он нацеплял на себя столько блестящих медалек, кортиков и пивных крышек.Увы, счастье не могло длиться вечно. Однажды ночью Моторола, вконец измученный попытками часовых научить его считать до четырех, сбежал из застенков укроповского зоопарка, по дороге ошибочно искусав кравшуюся к противнику диверсионную группу спецназа ГРУ и спровоцировав таким образом безобразную поножовщину между командиром группы и его подчиненными, списанную впоследствии на масштабное наступление укров по всей линии фронта. Примчавшись в родную квартиру, Моторола вскрыл подмену, но было поздно: обезьяна ушла через шахту лифта, зачем-то размахивая самодельным взрывным устройством, а у Канистры родился маленький сын. Подумав, Моторола решил никому ничего не говорить, чтобы не дать украм повода для провокаций, но на Коленкину с того времени начал поглядывать косо, да и с друзьями опять разладилось.До сих пор непонятно, как такой гениальный стратег и умелый тактик, как Моторола, дал себя убить в спину в лифте. В конце концов, не обезьяна же заложила ту проклятую бомбу, кто же заподозрит обезьяну, а больше у Арсена врагов в Новороссии не было. Таким образом, если отбросить все невозможные варианты, остается единственно правдоподобный, а именно - геополитический самоподрыв с целью увеличения величия России в мире.Не далее чем на прошлой неделе в Кремле уверенно заявляли, что ни на какую встречу к противной Меркель и национал-предателю Олланду, не говоря уже о несостоявшемся кондитере Порошенко, Владимир Владимирович ни за какие коврижки не поедет, и пусть даже не просят: условия не созрели. Однако за день до "берлинской вечери" Кремль внезапно сообщает, что Путин дал свое согласие на поездку в Германию и уже пакует чемоданы с двойниками.За это время единственным изменением обстановки на Донбассе стала героическая смерть великого Моторолы, который, очевидно, заранее просчитал ситуацию и решительно положил весь свой гигантский мировой авторитет на алтарь минских соглашений, спасения нормандского формата и сверку часов, под предлогом которой Владимир Владимирович, собственно, и решился на эту бессмысленную потерю времени. Как и следовало ожидать, переговоры в итоге окончились ничем, но Путин хотя бы поучаствовал . "В украинских и западных СМИ перед встречей звучали прогнозы, что нормандский формат отживает свое, что, возможно, Берлин станет последним аккордом, мол, все равно ощутимых результатов нет. Владимир Путин сообщил об общем настрое на дальнейшую совместную работу в прежнем составе, на прежней основе", - порадовалось НТВ. Очень уж нравятся Владимиру Владимировичу такие плодотворные переговоры. Украинские и западные СМИ Путина в дверь, а он в окно. Мир спасает. А все благодаря Мотороле.Конечно же, на встрече в Берлине, вопреки многочисленным пророчествам телевизионных деятелей искусств, Владимир Владимирович про Моторолу и словом не обмолвился, а то бы у него наверняка спросили, не из России ли, случаем, приехал знаменитый шахтерский командир, которому украинская власть не давала читать Пушкина на его автомойке в Ростове-на-Дону. Однако память о беспримерном подвиге мобильного героя навсегда осталась в сердцах донецкого народа. Говорят, что на закрытой церемонии прощания с запчастями Моторолы в Донецком оперном театре танцевал "Лебединое озеро" сам Вадим Писарев, через гроб усопшего печально прыгали заплаканные земляные зайцы и Сергей Бубка, а в особой ложе стенала под вуалью Людмила Янукович. В первом ряду партера щеголяла траурными кожаными штанами убитая горем вдова героя Канистра Коленкина. Рядом со вдовой, незаметно пощипывая несчастную за пышные формы, сидела странно знакомая обезьяна, и вид у нее был очень довольный. Встретившись с ней глазами, ополченец Гиви почувствовал, как его прошиб холодный пот, но так и не понял, почему. И неудивительно. Кто же заподозрит обезьяну.