Выпала грудь на публике

Как мягко формулируют СМИ: "выпала"... Когда у врача не остаётся аргументов, точнее, когда врача не слышат

Взглянув в последний раз в зеркало перед выходом из квартиры, почувствовал, как сердцебиение участилось. Причина этого сама собой возникла в мыслях как будто только и ждала удобного момента на границе сознания и подсознания.
От одной мысли, что нужно идти в институт, меня накрыло волнение – небольшое переживание, очень похожее на то, что называют страхом перед публикой. Только мой страх другого рода – я боюсь, что люди узнают правду обо мне, что я выдам себя. Я боюсь, что все узнают, что на самом деле я не коммуникабельный и веселый парень, а застенчивый и совершенно неопытный в общении с людьми, особенно с девушками. С каждым разом все тяжелее придерживаться легенды. Вообще, на чем она стоит? – на тоннах пошлых шуток и развязном поведении? Разве это надежный фундамент для сцены моего театра?
Чем дольше лжешь, тем невыносимее становится правда.
Идя по улице, всегда надеваю наушники – возможно просто привычка, но, скорее всего это из-за глубокой неприязни к городскому шуму. Хаотичные звуки двигателей, обрывки фраз случайных прохожих, говорящих по телефону, лай бездомных псов, отдаленное жужжание перфоратора – и много других безобразных и навязчивых звуков, сливающихся и в то же время грубо диссонирующих. Еще музыка отвлекает от мыслей – это важно.
Подхожу к стенам института, опять волнение. Походка немного запинается, надеюсь со стороны незаметно, насколько неловкими стали шаги. Нервно озираюсь – не идет ли кто знакомый. Нет. А если и да – кому какое дело как я хожу? Если спросят – просто улыбнусь загадочно, как всегда, безмолвно намекая на бурную вчерашнюю ночь. Как они вообще ведутся на мою легенду? Ведь вся бурность ночи заключалась в чтении Лавкрафта допоздна, в полном одиночестве.
Уже походя к двери нужной аудитории, я замедляю шаг и начинаю что-то вроде включения в образ. Процесс этого включения нехитрый – просто нужно сделать взгляд понаглее и походку более степенную, неспешащую, как будто я тут чувствую себя как дома, будто это моя территория. Еще в зависимости от желания и настроения можно нацепить легкую насмешливую улыбку. Но не в этот раз.
Всегда, заходя в какую-нибудь комнату с людьми, возникает ощущение, будто я голый на подиуме, ведь в этот момент, когда человек входит в дверь, все взгляды устремляются на него. Вот тут и нужно начинать по-настоящему работать на публику. Смотря мимо всех, бросаю небрежное «Привет» и медленно прохожу к своему месту. Место у меня особенное – тоже часть легенды, ведь сижу я возле очень красивой девушки, хотя не могу сказать, что чувствую себя на этом месте комфортно.
Так сложилось, что общаюсь я преимущественно с девушками, конечно, общением это сложно назвать – оно почти не выходит за рамки института. Тут причин несколько – с самого начала учебы, еще пару лет назад, я начал свое влитие в группу именно из попыток выставить себя поинтереснее перед женской половиной коллектива и еще, девушки более чистые, более мягкие и легче поддаются обману. Но так как, будь я искренним, интересного ничего не представлял бы из себя в их понимании, то и возникла необходимость в создании образа. Получилось криво, но как по мне, терпимо – я загадочный ловелас, дебошир и эксцентричный пошляк, всегда веселый и всегда самоуверенный. Сажусь на свое место и, наконец, волнение отступает, чувствую себя отлично, ведь вижу, что моей лжи верят – меня видят именно таким, каким мне нужно. Конечно, ничего не получилось бы, без соответственной внешности – я высокий и, в принципе, достаточно симпатичный.
Как язык стремится к месту выпавшего зуба, так и я стремлюсь к привлечению внимания. Сколько раз себя укорял в такой слабости. Но ведь постоянно нужно проверять, не раскусили ли меня? Нет. Не сегодня – сегодня так же внимательно все слушают то, что я говорю, и так же кормят мою самовлюбленность своим вниманием и подпитывают свою веру в мою легенду.
Прошло две пары, и вот, еще один перерыв. Возможно, стоит пойти попить кофе? Или просто пойти прогуляться? Но не самому ведь – я не могу оставить девушек, сидящих в радиусе двух метров от меня без внимания, они могут что-то сказать обо мне, чего я не буду знать, возможно, они в разговоре между собой поймут, что я только шут и горе-актер. Ну что же, предлагаю нескольким, наиболее привлекательным пойти со мной. Конечно, они идут, почему бы и нет. Ведь предлагает им размять свои милые ножки самоуверенный и остроумный парень, которого они знают давно и, возможно, к которому питают симпатию.
Одна из девушек, очень хорошенькая, к слову, проходя мимо, как бы невзначай, будто решая отдохнуть перед дорожкой, присаживается мне на колени и обнимает за шею. Сейчас, как никогда, важно сохранить самоуверенный и наглый взгляд, ни в коем случае не дать увидеть, как задрожали руки от такой близости женского тела. Пугающее событие, ведь миф в таких случаях на грани разоблачения – одно неуверенное движение, неудачное слово и все поймут, что я не тот за кого себя выдаю, что я робкий и стеснительный, а мои пошлые шутки – это прикрытие, что-то вроде тактического хода.
Я хороший лжец. Делаю вид, что ничего и не случилось, продолжая вести непринужденный разговор, мягко обнимаю сидящую на руках девушку. Я знаю, что нравлюсь ей, ведь она уже не раз проявляла ко мне знаки чрезмерного внимания. И что же я сделал, что бы развить ситуацию? Ничего. Леденящий страх разоблачения моей неопытности вынуждает меня действовать совершенно не так, как бы я хотел. Я не приглашу её на свидание, не провожу домой, даже не напишу сегодня. В соответствии с моей легендой, девушка у меня на руках, прижимающаяся ко мне и смотрящая мне в глаза практически прикасаясь своим носиком к моей небритой щеке – обыденность и совершенно привычное для меня дело. Поэтому, я невозмутимо сижу вот так, а сам пытаюсь представить, что растворяюсь в её волосах, её дыхании, жадно скользя глазами, пытаюсь насладиться каждой линией, каждым изгибом её тела, и тут, с отвращением понимаю, что всего лишь инстинкт размножения разыгрался во мне, банальное сексуальное влечение в костюме романтики. Спустя пару минут мы все уходим, а я прикидываюсь, что ничего особенного и не произошло.

Ужасающее чувство пустоты и одиночества наполняют меня, когда иду домой. Вполне реальное, удушающее, тяжелое. Я почти уверен, что это боль, хотя боли и нет. Именно в том месте в груди, которое первым приходит на ум при слове «душа». В мыслях перебираю все, что случилось в институте, наверное, единственном месте, где эксперимент с «социализацией» удался. Я выдержал свою роль еще один день.