Название не очень оригинальное - "не для слабонервных"
*****************************************************************************************************************
Через час после начала прогулки Наташке надоело лепить куличики собственной лопаткой. Доча деловито засеменила к скамейке, с которой я зорко блюла за песочницей, и доверила мне на хранение свое красно-желтое орудие труда. Вернувшись под грибок, моя двухлетняя умница-разумница, молча экспроприировала голубенькую лопатку у трехлетнего Паши, растерявшегося от подобной наглости настолько, что он даже не заревел на весь двор, привлекая внимание мамы, находящейся неподалеку в постоянной боевой готовности. Наташка деловито утрамбовывала песочек в формочки, не обращая внимания на лицо мальчишки, скривившееся в горестной гримасе человека, внезапно познавшего женское коварство.
Малолетние разбойники, по обыкновению, развили на площадке бурную деятельность: турники были увешены пинающимися детьми, с горки доносились радостные визги, а под деревьями девчонки расстелили на траве одеяла, подстерегая жертв для игры в дочки-матери. Детишки нежного возраста оккупировали песочницу, периодически устраивая под грибком дождик из песка и драки на лопатках, наслаждаясь истерическими воплями родительниц.
Она появилась из ниоткуда. Опустилась черной тенью на скамью рядом со мной и уставилась невидящим взглядом прямо перед собой. Изможденное лицо землистого цвета ничего не выражало, поражая отрешенностью и бесстрастием.
Пете, наконец, пришла в голову светлая мысль о мести, и он торжественно опустил ногу на ближайший куличик. Наташка не осталась в долгу и с яростным кличем команчей перешла в наступление, вооружившись лопаткой и ведерком. Мы с Петиной мамой немедленно подавили конфликт в зародыше путем педагогического внушения по попе и разошлись по своим скамейкам.
Женщина вздрогнула и оттянула тугой ворот черной водолазки, когда я плюхнулась на место, вытряхивая песок из босоножек. Ее руки белым пятном выделялись на фоне траурных одежд. Она повернулась ко мне лицом и, с трудом выговаривая слова, произнесла:
– Теть Паня была жуткой неряхой… И такой же нелюдимой. Ее раздувшийся труп нашла полиция, когда соседи начали задыхаться от зловония разлагающейся плоти.
Она смотрела на меня спокойно, словно мы были с ней давно знакомы.
– После похорон мы вытащили из квартиры огромную кучу хлама. Можно было подумать, она специально бродила по помойкам, в поисках того, от чего другие стремятся избавиться. Старые драные пальто, заплесневевшие стопки журналов, коробки, наполненные ветхим тряпьем, прожженные одеяла и матрасы, тощие подушки и линялые обрывки меха. В этих горах мусора копошилась различная живность, чувствовавшая себя в этом дерьме, как дома. Сороконожки, ныряли в щели под плинтусы, целое гнездо мерзких новорожденных крысят, голых и розовых, обтянутых полупрозрачной кожей, муж отправил прямиком в унитаз. Огромные обнаглевшие тараканы даже не пытались спрятаться. Их тушки смачно хрустели под ногами.
Женщина говорила тихо. Можно было подумать, что мы просто возобновили прерванную беседу.
– Почти три недели мы приводили квартиру в божеский вид. Выкидывали, мыли, скребли, затыкали щели, переклеивали обои и вытравливали насекомых. Я была уже на шестом месяце беременности и с удовольствием мечтала о том, как наш малыш будет жить в чистой светлой комнате, заваленной игрушками и книжками, с шуршащими занавесками на окнах. Собственной комнате. Мы с мужем были счастливы от того, что закончилось, наконец, наше бесконечное мыканье по углам и съемным квартирам. Что теперь здесь все наше.
Женщина опустила взгляд. Я молчала, чувствуя себя неловко.
– А потом у Юры начались приступы удушья. Он с криками просыпался среди ночи, отбиваясь от невидимых врагов, выпрыгивал из кровати и мчался в ванную, стаскивая на ходу одежду и ероша волосы. Я засыпала под журчание воды, он возвращался в постель, а через некоторое время все повторялось снова. Мы перестали выключать на ночь свет. Муж осунулся, у него начали дрожать руки, а наша жизнь превратилась в череду кошмаров. Он пачками пил снотворные, просыпаясь утром едва дыша. Он никогда не рассказывал мне, что же ему снится, отмахиваясь от моих вопросов и осторожных советов пойти к врачу. А я с ужасом наблюдала за тем, как самый близкий мне человек превращается в угрюмое существо, постоянно прислушивающееся к самому себе, бормочущее себе под нос. Юра перестал бриться и следить за собой. Он мог остановиться прямо посреди дороги и начать всматриваться в собственные ладони, словно видит их впервые и теперь пытается разглядеть что-то под собственной кожей. Однажды я проснулась от того, что он прижался ко мне, гладя мой живот, возвышающийся под одеялом, и лихорадочно шептал: «Не позволяй им смотреть на тебя…»
Женщина снова подняла взгляд: ее ввалившиеся глаза были полны такой муки и тоски, что у меня сжалось сердце.
– Я так испугалась... А потом была та ночь… – она хрустнула суставами. – Сначала я подумала, что у Юры очередной кошмар: он выгибался дугой, до крови царапая шею и грудь скрюченными пальцами. В тусклом свете ночника я видела, что лицо его побагровело, глаза с полопавшимися сосудами вылезли из орбит, а в уголке рта появилась струйка слюны. Я метнулась к нему, путаясь в простынях, трясла за плечи, пытаясь разбудить, а он лишь хрипел, закатывая глаза так, что в узкие щелочки между веками были видны одни лишь белки. Я бросилась к телефону, едва попадая пальцами по кнопкам. Не помню, какой бред я несла в трубку, чувствуя, как по ногам что-то течет. Я стояла, опираясь о стену, придерживая живот, и ревела в голос, глядя на корчившегося мужа. Когда приехала «скорая», он уже не двигался, а я ползала в луже крови и отошедших вод, кусая губы от боли, накрывающей раз за разом со все большей силой. Медики суетились вокруг, пока санитары укладывали тело мужа в черный полиэтиленовый мешок. И что-то сломалось у меня внутри, когда один из санитаров отшатнулся, тихо чертыхнувшись: из полуоткрытого рта мужа начали выползать тараканы. Они лезли и лезли – через ноздри и уши – нескончаемым потоком, шелестя хитиновыми панцирями и, в полной тишине, шурша, сыпались на пол, разбегаясь по углам. Я закричала.
Женщина замолчала, а я чувствовала, как тошнота подкатывает к горлу. Руки мои похолодели, и я словно вмерзла в скамейку, не смея прервать рассказ.
– Мы с малышкой вернулись из больницы через три недели. Она была моей маленькой сморщенной лысой девочкой, со смешным хохолком на темечке. Моей апельсинкой. Я целовала ее крошечные пальчики, касаясь нежных складочек. Я купала ее в ванночке, вытирала розовые пяточки, а она улыбалась мне широкой беззубой улыбкой. Ее плач больше напоминал мяуканье котенка, просящего ласки, чем нормальный детский крик. На ночь я укладывала ее рядом с собой, прислушиваясь к ровному дыханию, глотая слезы нежности, разрывающей мне сердце. Теплый живой комочек, помогающий мне жить…
Я проснулась, таращась в темноту, пытаясь унять сердцебиение, не слыша ее дыхания. Всей кожей, всем своим существом я чувствовала чей-то взгляд из темноты. Протянув руку, я нащупала на стене выключатель ночника… – женщина сглотнула, и я почувствовала, как липкие щупальца страха опутали мои внутренности и скрутили их в тугой комок. – Поначалу я просто ничего не поняла. Только смотрела на ее распашонку. Окровавленную распашонку… носочек валялся рядом. У моей малышки не было глазок. Две пустые кровавые раны… и носик… изорванные щечки… В ее внутренностях копошились две огромные жирные крысы, с визгом вырывая друг у друга лакомые куски. Они обглодали ее пальчики… ее маленькие ушки… тонкие косточки… Они сожрали мою девочку…
Женщина растянула потрескавшиеся губы в жуткой улыбке, а в глубине темных провалов ее глаз лихорадочно поблескивали зрачки. Она медленно встала и пошла. До меня словно издалека доносились детские голоса. Не в силах сдвинуться с места, я смотрела вслед черной фигуре, пока она не скрылась за домом. И уже краем ускользающего сознания уловила две серые тени, шмыгнувшие следом…
**************************************************************************************************************
**************************************************************************************************************
*****************************************************************************************************************
Через час после начала прогулки Наташке надоело лепить куличики собственной лопаткой. Доча деловито засеменила к скамейке, с которой я зорко блюла за песочницей, и доверила мне на хранение свое красно-желтое орудие труда. Вернувшись под грибок, моя двухлетняя умница-разумница, молча экспроприировала голубенькую лопатку у трехлетнего Паши, растерявшегося от подобной наглости настолько, что он даже не заревел на весь двор, привлекая внимание мамы, находящейся неподалеку в постоянной боевой готовности. Наташка деловито утрамбовывала песочек в формочки, не обращая внимания на лицо мальчишки, скривившееся в горестной гримасе человека, внезапно познавшего женское коварство.
Малолетние разбойники, по обыкновению, развили на площадке бурную деятельность: турники были увешены пинающимися детьми, с горки доносились радостные визги, а под деревьями девчонки расстелили на траве одеяла, подстерегая жертв для игры в дочки-матери. Детишки нежного возраста оккупировали песочницу, периодически устраивая под грибком дождик из песка и драки на лопатках, наслаждаясь истерическими воплями родительниц.
Она появилась из ниоткуда. Опустилась черной тенью на скамью рядом со мной и уставилась невидящим взглядом прямо перед собой. Изможденное лицо землистого цвета ничего не выражало, поражая отрешенностью и бесстрастием.
Пете, наконец, пришла в голову светлая мысль о мести, и он торжественно опустил ногу на ближайший куличик. Наташка не осталась в долгу и с яростным кличем команчей перешла в наступление, вооружившись лопаткой и ведерком. Мы с Петиной мамой немедленно подавили конфликт в зародыше путем педагогического внушения по попе и разошлись по своим скамейкам.
Женщина вздрогнула и оттянула тугой ворот черной водолазки, когда я плюхнулась на место, вытряхивая песок из босоножек. Ее руки белым пятном выделялись на фоне траурных одежд. Она повернулась ко мне лицом и, с трудом выговаривая слова, произнесла:
– Теть Паня была жуткой неряхой… И такой же нелюдимой. Ее раздувшийся труп нашла полиция, когда соседи начали задыхаться от зловония разлагающейся плоти.
Она смотрела на меня спокойно, словно мы были с ней давно знакомы.
– После похорон мы вытащили из квартиры огромную кучу хлама. Можно было подумать, она специально бродила по помойкам, в поисках того, от чего другие стремятся избавиться. Старые драные пальто, заплесневевшие стопки журналов, коробки, наполненные ветхим тряпьем, прожженные одеяла и матрасы, тощие подушки и линялые обрывки меха. В этих горах мусора копошилась различная живность, чувствовавшая себя в этом дерьме, как дома. Сороконожки, ныряли в щели под плинтусы, целое гнездо мерзких новорожденных крысят, голых и розовых, обтянутых полупрозрачной кожей, муж отправил прямиком в унитаз. Огромные обнаглевшие тараканы даже не пытались спрятаться. Их тушки смачно хрустели под ногами.
Женщина говорила тихо. Можно было подумать, что мы просто возобновили прерванную беседу.
– Почти три недели мы приводили квартиру в божеский вид. Выкидывали, мыли, скребли, затыкали щели, переклеивали обои и вытравливали насекомых. Я была уже на шестом месяце беременности и с удовольствием мечтала о том, как наш малыш будет жить в чистой светлой комнате, заваленной игрушками и книжками, с шуршащими занавесками на окнах. Собственной комнате. Мы с мужем были счастливы от того, что закончилось, наконец, наше бесконечное мыканье по углам и съемным квартирам. Что теперь здесь все наше.
Женщина опустила взгляд. Я молчала, чувствуя себя неловко.
– А потом у Юры начались приступы удушья. Он с криками просыпался среди ночи, отбиваясь от невидимых врагов, выпрыгивал из кровати и мчался в ванную, стаскивая на ходу одежду и ероша волосы. Я засыпала под журчание воды, он возвращался в постель, а через некоторое время все повторялось снова. Мы перестали выключать на ночь свет. Муж осунулся, у него начали дрожать руки, а наша жизнь превратилась в череду кошмаров. Он пачками пил снотворные, просыпаясь утром едва дыша. Он никогда не рассказывал мне, что же ему снится, отмахиваясь от моих вопросов и осторожных советов пойти к врачу. А я с ужасом наблюдала за тем, как самый близкий мне человек превращается в угрюмое существо, постоянно прислушивающееся к самому себе, бормочущее себе под нос. Юра перестал бриться и следить за собой. Он мог остановиться прямо посреди дороги и начать всматриваться в собственные ладони, словно видит их впервые и теперь пытается разглядеть что-то под собственной кожей. Однажды я проснулась от того, что он прижался ко мне, гладя мой живот, возвышающийся под одеялом, и лихорадочно шептал: «Не позволяй им смотреть на тебя…»
Женщина снова подняла взгляд: ее ввалившиеся глаза были полны такой муки и тоски, что у меня сжалось сердце.
– Я так испугалась... А потом была та ночь… – она хрустнула суставами. – Сначала я подумала, что у Юры очередной кошмар: он выгибался дугой, до крови царапая шею и грудь скрюченными пальцами. В тусклом свете ночника я видела, что лицо его побагровело, глаза с полопавшимися сосудами вылезли из орбит, а в уголке рта появилась струйка слюны. Я метнулась к нему, путаясь в простынях, трясла за плечи, пытаясь разбудить, а он лишь хрипел, закатывая глаза так, что в узкие щелочки между веками были видны одни лишь белки. Я бросилась к телефону, едва попадая пальцами по кнопкам. Не помню, какой бред я несла в трубку, чувствуя, как по ногам что-то течет. Я стояла, опираясь о стену, придерживая живот, и ревела в голос, глядя на корчившегося мужа. Когда приехала «скорая», он уже не двигался, а я ползала в луже крови и отошедших вод, кусая губы от боли, накрывающей раз за разом со все большей силой. Медики суетились вокруг, пока санитары укладывали тело мужа в черный полиэтиленовый мешок. И что-то сломалось у меня внутри, когда один из санитаров отшатнулся, тихо чертыхнувшись: из полуоткрытого рта мужа начали выползать тараканы. Они лезли и лезли – через ноздри и уши – нескончаемым потоком, шелестя хитиновыми панцирями и, в полной тишине, шурша, сыпались на пол, разбегаясь по углам. Я закричала.
Женщина замолчала, а я чувствовала, как тошнота подкатывает к горлу. Руки мои похолодели, и я словно вмерзла в скамейку, не смея прервать рассказ.
– Мы с малышкой вернулись из больницы через три недели. Она была моей маленькой сморщенной лысой девочкой, со смешным хохолком на темечке. Моей апельсинкой. Я целовала ее крошечные пальчики, касаясь нежных складочек. Я купала ее в ванночке, вытирала розовые пяточки, а она улыбалась мне широкой беззубой улыбкой. Ее плач больше напоминал мяуканье котенка, просящего ласки, чем нормальный детский крик. На ночь я укладывала ее рядом с собой, прислушиваясь к ровному дыханию, глотая слезы нежности, разрывающей мне сердце. Теплый живой комочек, помогающий мне жить…
Я проснулась, таращась в темноту, пытаясь унять сердцебиение, не слыша ее дыхания. Всей кожей, всем своим существом я чувствовала чей-то взгляд из темноты. Протянув руку, я нащупала на стене выключатель ночника… – женщина сглотнула, и я почувствовала, как липкие щупальца страха опутали мои внутренности и скрутили их в тугой комок. – Поначалу я просто ничего не поняла. Только смотрела на ее распашонку. Окровавленную распашонку… носочек валялся рядом. У моей малышки не было глазок. Две пустые кровавые раны… и носик… изорванные щечки… В ее внутренностях копошились две огромные жирные крысы, с визгом вырывая друг у друга лакомые куски. Они обглодали ее пальчики… ее маленькие ушки… тонкие косточки… Они сожрали мою девочку…
Женщина растянула потрескавшиеся губы в жуткой улыбке, а в глубине темных провалов ее глаз лихорадочно поблескивали зрачки. Она медленно встала и пошла. До меня словно издалека доносились детские голоса. Не в силах сдвинуться с места, я смотрела вслед черной фигуре, пока она не скрылась за домом. И уже краем ускользающего сознания уловила две серые тени, шмыгнувшие следом…
**************************************************************************************************************
**************************************************************************************************************
Еще на тему
![- ■ V а VI 31 > /Г 1 1 Vf “ ] .] 1 .,, ' А ( ■*
Л у* \ *. . 1](http://img0.joyreactor.cc/pics/thumbnail/post-3785904.jpg "- ■ V а VI 31 > /Г 1 1 Vf “ ] .] 1 .,, ' А ( ■*
Л у* \ *. . 1")
« В тот вечер я задержалась на работе. Последний рабочий день – пятница. Надо было
доделать кое-какие дела. Когда я возвращалась домой, было около 12 часов ночи. Вот я подошла к пешеходному переходу. Рядом была еще одна женщина и двое парней. Машин практически не было. Горел красный свет. Женщина оглянулась по сторонам и решительно шагнула на дорогу. Я, недолго думая, шагнула вслед за ней. Признаюсь, я часто переходила дорогу на красный свет. Меня тогда это совершенно не смущало. Я убыстрила шаг, и мы с ней сровнялись. В тот момент, когда мы находились на середине дороги, откуда ни возьмись, выскочила огромная псина и бросилась прямо на меня! Первая мысль, которая пронеслась у меня в голове: «Господи! Бешеная собака! Так, только не покажи, что ты боишься… Спокойно». Говорят, в таких случаях главное - не бежать. Но у меня не было времени выбирать, и я с криками отскочила назад. Я очень испугалась. Я даже, когда вижу вдалеке бездомных псов, обхожу их метров за 100. А тут.… Не успела я отдышаться, как огромный черный джип на полном ходу сбивает эту женщину! Ее отбрасывает метров на 6. А джип даже не приостанавливается, просто проносится мимо. Все произошло за пару секунд.
Я просто оторопела. Огромное количество мыслей посещало меня в тот момент. Я стояла на краю дороги и не могла толком ничего сообразить. Парни, которые стояли рядом, начали суетиться, кто-то вызвал «скорую», кто-то пытался оказать первую помощь пострадавшей…. Все вокруг было, как в тумане. Ведь я неоднократно слышала о несчастных случаях на дорогах. Но я всегда была в стороне. Я была уверена, что если что-то случится, то только не со мной. Когда я немного пришла в себя, то вокруг были полицейские машины, машина «скорой»…Тут подошел полицейский, спросил, как я себя чувствую. Он сказал, что я была практически в бессознательном состоянии. Потом я вместе с этими парнями поехала составлять протокол. Когда я вышла из полицейского участка, то…я увидела этого пса. Он сидел около мусорного бака и смотрел на меня. Только в тот момент я поняла, что не выскочи тогда эта собака, я бы составила компанию той женщине. Я подошла к нему (несмотря на то, что я жутко боюсь бездомных псов), присела на корточки и сказала : «Ну что же, спасибо. Получается, ты мне жизнь спас». Собака была очень истощена. Кости так и выпирали из-под кожи. Ко всему прочему, я заметила, что у нее опухоль у шеи. Пересилив свое отвращение и страх подцепить какую-нибудь дрянь (собака грязная, блохи, глисты и т.д., мало ли что там у нее?), я привела пса домой. Я бешено устала и сразу завалилась спать. Пес ночевал у меня в квартире.
На утро я повела пса к ветеринару. Оказалось, что это мальчик. Ему сделали все необходимые прививки, вкололи что-то против опухоли. Я еще долго его лечила. Когда я первый раз забрала его домой, у меня и в мыслях не было оставлять его себе. Но, со временем, я очень привязалась к нему и уже не могла его бросить. Я назвала его Сэйвор (Savior –англ.). Конечно, имя странное и глупо звучит, но в переводе с английского это «спаситель». Сокращенно просто – Сэви. Это была помесь овчарки и еще кого то. Но меня это не волновало. Я уже полюбила его. Еще я узнала, что та женщина скончалась. Я чувствовала долю своей вины. Ведь меня спасли, а ее нет. Почему? На этот вопрос я не могу найти ответ и сейчас.
С тех пор прошло 2 года. Сэви до сих пор живет у меня. И до сих пор я задаюсь вопросами, вопросами мучающими меня. Почему он выбрал именно меня? Почему спас меня? Почему после того, как бросился, не кинулся еще раз? Значит, он был не бешеный. Видимо, им руководило нечто другое…нечто человеческое»
*******************************************************************