Реактор познавательный

Наука о любви: Гарри Харлоу и природа привязанности

Американский психолог Гарри Харлоу заработал своими опытами зловещую репутацию даже у коллег. Парадокс в том, что он тем самым добыл для науки данные, доказавшие необходимость более теплого отношения людей друг к другу. Это случилось в 50-е годы. Первоначально Харлоу занимался разработкой теста интеллекта для обезьян. Он показал, что они способны решать задачи гораздо более сложные, чем считали авторы более ранних исследований. Изучая макак-резус, Харлоу изолировал детенышей от матерей и их сверстников. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в том, что он натолкнулся на открытие, принесшее ему славу.

Он заметил, что обезьянки, когда их разлучали с матерью, делались чрезвычайно привязанными к махровым полотенцам, которыми устилали пол клетки. Они стискивали их в своих кулачках, обнимали их и впадали в истерику, когда полотенце отнимали. Что происходило? Привязанность в то время понималась исключительно в терминах пищевого подкрепления. Младенец любит мать, потому что она утоляет его голод. Харлоу кормил детенышей из рук, из маленьких бутылочек. Когда он бутылочку убирал, обезьянки просто отворачивались. Но когда он пытался отобрать у них полотенце, происходило нечто совершенно иное: макаки начинали истошно визжать, кидались на пол и вцеплялись в полотенце мертвой хваткой.

Харлоу смотрел на вопящих обезьян и думал о том, как возникает любовь. К нему пришла неожиданная мысль. Как пишет его биограф Блюм, лучший способ понять сердце – разбить его.

Вскоре Харлоу приступил к своим знаменитым экспериментам. С помощью ножниц по металлу и паяльника он соорудил из проволочной сетки «суррогатную мать». К ней крепился сосок, из которого вытекало обезьянье молоко. Кроме того, он сделал мягкую суррогатную мать, обернув ее корпус махровой тканью. У второй матери не было соска. Новорожденных детенышей сажали в клетки с двумя суррогатными матерями. Взрослые обезьяны, у которых отняли детей, визжали и бились о стенки клеток; малыши стонали, попав в отдельное помещение. Это продолжалось час за часом, лаборатория наполнялась криками отчаяния и вонью: жидкий стул, как писал Харлоу, указывает на высокую степень эмоционального напряжения.

Однако затем начали происходить удивительные вещи. Спустя несколько дней детеныши переносили свою привязанность с настоящих матерей, которые теперь были недоступны, на матерчатых суррогатных; за них они цеплялись, по ним ползали, ласкали их «лица» своими маленькими лапками и проводили многие часы, сидя у них на спинах и животах. Матерчатая мать не могла их накормить молоком, и когда детеныши испытывали голод, они забирались на проволочную мать, но затем снова возвращались к матерчатой.

По прошествии некоторого времени Харлоу помещал маленьких макак в незнакомую комнату вместе с одной из суррогатных матерей. Если с ними была кормящая мать, детеныши дрожали от страха, плакали и сжимались в комок на полу. Если в комнате оказывалась матерчатая суррогатная мать, их поведение было другим: обезьянки чувствовали себя в безопасности, с интересом изучали комнату и предметы, расположенные в ней.

Харлоу выступил с докладом, который назвал «Природа любви» и который стал классикой: «Мы не удивились, когда обнаружили, что комфорт, который приносит контакт, является базисом таких переменных, как привязанность и любовь, но мы не ожидали, что он полностью заслонит такой фактор как питание; действительно, различие оказалось настолько большим, что заставило предположить: главная функция кормления – обеспечение частого и тесного телесного контакта детеныша с матерью… Любовь к настоящей и к суррогатной матери выглядят очень сходно. Как показывают наши наблюдения, привязанность детеныша обезьяны к настоящей матери очень сильна, но ей ничем не уступает любовь, которую в условиях эксперимента детеныш проявляет к суррогатной матери из ткани».

В 1930-1950 годы господствовала теория воспитания, согласно которой не следует баловать ребенка тактильным поощрением, обнимая его и беря на руки. Харлоу показал, что прикосновения матери ребенку жизненно необходимы. Он представил данные, которые ясно показывали: матерчатая суррогатная мать важнее для малышей, чем кормящая. Его успех оказался триумфальным и произвел революцию. В 1958 году Харлоу был избран президентом Американской психологической ассоциации. О нем сняли документальный фильм. Его работы повлияли на промышленность, выпускающую детские товары: особенное распространение получили рюкзаки, в которых родители могли носить детей. Приюты и родильные дома изменили свою политику: младенцу мало бутылочки с молоком, его нужно брать на руки, качать, смотреть на него и улыбаться.

Однако вскоре стало понятно — все сложнее. Суррогатная матерчатая мать обеспечивала тактильный контакт не хуже настоящей, но в течение следующего года Харлоу заметил, что выросшие обезьянки были не вполне нормальны. Когда он выпускал их из клеток, чтобы они могли поиграть друг с другом и образовать пары, они яростно избегали общения. Самки нападали на самцов. Некоторые проявляли что-то похожее на аутизм: они раскачивались, кусали себя до крови и отгрызали собственные пальцы.

В последующих статьях Харлоу мужественно признал, что выращенные суррогатными матерями детеныши страдают эмоциональными нарушениями, и указал, что помимо прикосновений необходимо хотя бы полчаса в день игры детенышей друг с другом.

Для доказательства этого положения ему потребовались наблюдения за десятками обезьян. Первые макаки, выросшие в изоляции, так и не научились играть и спариваться. Однако самки достигли зрелости, у них начали созревать яйцеклетки. Харлоу хотел получить от них потомство, потому что у него появилась новая идея. Его интересовал вопрос, какими матерями окажутся эти обезьяны. Все попытки подсадить к ним опытных самцов не принесли успеха – самки вцеплялись им в морды. Тогда он придумал приспособление, которое назвал «рамой для изнасилования»: зафиксированная в нем самка не могла воспротивиться тому, чтобы на нее залез самец. Это принесло успех. Двадцать самок забеременели и произвели на свет потомство. Часть из них убили своих детенышей, другие были к ним равнодушны, только немногие вели себя адекватно.

Очень классная идея - делать дороги из солнечных батарей, да еще и со светодиодной подсветкой, да еще и с подогревом (для растапливания льда и снега), и даже с датчиками давления.

Недавно интернет, как говорится, "взорвали" видео о людях, которым вернули зрение. Предлагаем вам немного информации на эту тему.

«… мы обычно не отдаём себе отчета в том, что умению видеть учатся, что оно не приходит автоматически. Мы смотрим глазами, а видим сознанием. Мы осознаём это лишь тогда, когда видим то, чего на самом деле нет, или не видим того, что реально существует.
И то и другое достаточно частое явление.

Мы знаем, что существует «обман зрения», но мы не всегда осознаём его важность.
Как можно ввести глаза в заблуждение? Если это возможно, то когда мы должны им верить, а когда нет?

Особенно ярко роль обучения как компоненты восприятия обнаруживается у слепых от рождения и в зрелом возрасте подвергнувшихся операции, вернувшей им зрение.
В последние годы освоены операции катаракты (помутнение хрусталика, резко ухудшающее зрение). В те годы, когда операция была впервые осуществлена, было много взрослых слепых от рождения из-за катаракты, и операция позволила восстановить им зрение.

Джон Янг описал впечатление людей, ставших зрячими:
«Что увидит такой человек; что он скажет, впервые увидев новый для него мир? В нашем веке эта операция была осуществлена многократно, и можно собрать систематические и точные сведения об этом.

Пациент, впервые открывая глаза, не получает никакого удовольствия на самом деле, эта процедура оказывается для него довольно болезненной.
Он говорит только о вращающихся массах света и цветов и оказывается совершенно неспособным зрительно выделить объекты, распознать или назвать их.
Он не имеет представления о пространстве и расположенных в нём объектах, хотя ему всё известно об объектах и их названиях на основе осязания.

«Конечно, - скажете вы, - ему требуется некоторое время, чтобы научиться распознавать их по внешнему виду». На самом деле не некоторое время, а очень очень долгое время, годы. Его мозг не был обучен правилам видения.
Мы не осознаём, что такие правила вообще существуют, и считаем, что видим, как говорится, «естественно».

Однако на самом деле мы в детстве обучились целому ряду правил видения. Если наш слепой должен использовать зрение, он также должен обучить этому свой мозг.

Как это сделать? Если только он не будет достаточно умен и очень упорен, он может вообще никогда не научиться пользоваться зрением. Сначала он только воспринимает массы цвета, но постепенно обучается различать формы.
Когда ему показывают полоску одного цвета, наложенную на фон другого цвета, он быстро увидит, что есть разница между полоской и её фоном. Он не сможет заметить того, что видел эту конкретную форму прежде, не сможет он и правильно назвать её.

Например, один пациент, когда ему показали апельсин спустя неделю после того как он начал видеть, сказал, что он золотой. На вопрос «Какой он формы?» он ответил: «Дайте мне пощупать его, и я скажу». Ощупав его, он сказал, что это апельсин. Затем он долго вглядывался в него и сказал: «Да, я вижу, что он круглый».
Когда затем ему показали синий квадрат, он сказал, что это синий круг. Когда ему показали углы, он сказал: «А, да, теперь я понимаю, можно увидеть, каковы они на ощупь».

В течение многих недель и месяцев после того, как он начал видеть, человек может лишь с большим трудом различать простейшие формы, такие, как треугольник и квадрат. Если задать ему вопрос, как он это делает, он может ответить: «Конечно, если присмотреться, видно, что у одного светового пятна по краям три острых угла, а у другого - четыре». Однако он может добавить брезгливо: «Только с чего вы взяли, что знать это полезно? Различие весьма незначительно, а увидеть его мне довольно трудно. Я гораздо лучше справляюсь с этим при помощи пальцев».
И если вы назавтра покажете ему опять эти две фигуры, он не сможет сказать, что - треугольник, а что - квадрат. Пациент зачастую обнаруживает, что новое чувство приносит лишь ощущение неуверенности, и может отказаться от попыток его использования, если его не принуждать к этому.

Он не замечает деталей очертаний самопроизвольно, как зрячие люди. Он не обучился правилам видения, не знает, какие черты важны и полезны для распознавания объектов и в обыденной жизни.

Напомним, что прежде он распознавал очертания объектов, только ощупав расположение их граней. Тем не менее, если вы убедите его, что его усилия не напрасны, то спустя несколько недель он будет узнавать простые объекты.

Сначала они должны быть одного цвета и видны под одним и тем же углом. Один пациент, научившись зрительно распознавать яйцо, помидор и кусок сахара, не смог узнать их, когда их осветили желтым светом. Кусок сахара он узнавал, когда тот лежал на столе, но не узнавал, когда его подвешивали в воздухе на нитке.

Тем не менее такие люди могут постепенно обучаться; если их достаточно побуждать, то через несколько лет они будут обладать полноценным зрением и даже смогут читать».

Очевидно, зрительное восприятие, которое, как считается, дает нам факты наиболее непосредственно, - результат обучения, а не способность

                                    

                                     Запрещенные фотографии из Северной Кореи.

Фотограф Эрик Лафорг посещал Северную Корею шесть раз. На картах памяти ему удалось вывезти из страны те свои снимки, которые не должны были попасть в печать.

  При съемке Лафорг стремился показать, что жители Северной Кореи — это, в первую очередь, несчастные люди, а не те бездушные роботы, которыми они кажутся на парадных фотографиях.

  "- Мне был запрещен въезд после поездки в сентябре 2012 года, когда я опубликовал несколько фотографий в интернете. Северные корейцы увидели их и попросили удалить, сочтя их оскорбительными. Я отказался, потому что полагал несправедливым не показывать действительность их страны."

 

  По его словам, местным жителям приходится тяжело за пределами Пхеньяна и крупных городов.

- Жизнь жестока во многих местах Северной Кореи, далека от западных стандартов, - рассказывает фотограф.

В маленькой рыбацкой деревушке его принимали как почетного гостя. В этом поселении никогда не видели мобильного телефона. Его жители целыми днями заняты рыболовством и выращиванием водорослей.

Даже при такой тяжелой жизни они говорили мне со слезами на глазах, что почитают своих уважаемых руководителей... даже если иногда им не хватает еды .

Женщина, стоящая в толпе солдат. Власти запрещают фотографировать военных.

Говорят, что северокорейская армия — одна из мощнейших в мире. Это не мешает ее солдатам заниматься черной работой, например, помогать крестьянам.

Подобные сцены весьма распространены за пределами городов.

Пхеньянское метро — самое глубокое в мире, потому что оно спроектировано и как бомбоубежище. Эту фотографию Лафоргу запретили публиковать, ссылаясь на то, что на ней виден въезд в тоннель.

Северокорейские чиновники терпеть не могут подобных снимков, по словам Лафорга. Даже когда фотограф пытается объяснить, что бедность существует во всем мире, включая США, чиновники запрещают такие фотографии.

В стране очень долго запрещен черный рынок продуктов. Такие «серые» продавцы зарабатывают, продавая сладости и сигареты.

На фестивале в честь Ким Чен Ира тысячи северокорейцев стоят в очереди к различным памятникам.

Пхеньян считается витриной Северной Кореи, поэтому фасады зданий поддерживаются в хорошем состоянии. С внутренней стороны эти дома выглядят иначе.

Хотя в Пхеньяне появляется все больше автомобилей, крестьяне еще не совсем привыкли к ним. Дети играют посреди улицы так же, как и до появления машин.

Однажды ночью автобус Лафорга, возвращавшегося в гостиницу, изменил маршрут из-за перекрытия улиц. В этом квартале проводник просил его не снимать со вспышкой — по словам проводника, чтобы не напугать жителей.

Посещение сельского дома. Дома и жители деревень для подобных съемок тщательно отбираются правительством. Но иногда какая-нибудь деталь, например, ванна в качестве резервуара для запаса вод, показывает, что жизнь здесь довольно трудна.    

Общественного транспорта для межгородского сообщения почти нет. Граждане должны получать разрешения на перемещение из одного места в другое. На этой фотографии вы можете видеть солдат, голосующих на шоссе.

Показывать бедность запрещено, но и показ богатства тоже под запретом. Этот автомобиль Лафорг сфотографировал в воскресенье в одном из парков Пхеньяна. Владельцы «Мерседеса» устраивали барбекю.

Фотографии солдат на отдыхе тоже запрещены.

И свидетельства недоедания запрещены.

Все виды пищи и питья можно купить в двух валютных супермаркетах Пхеньяна. Оплата принимается в евро и южнокорейских вонах. Там есть даже вода Evian! Посещение этих магазинов позволено только элите.

Это не циркачи, а рабочие, не соблюдающие технику безопасности.

В пхеньянском дельфинарии можно фотографировать животных, но не посетителей, 99% которых составляют солдаты.

У северокорейцев развито параноидальное мышление. Когда Лафорг сделал на ярмарке этот снимок матери и ребенка, отдыхающих на скамейке, проводники настойчиво просили его удалит фотографию. Они были уверены, что фотограф напишет, что это бездомные.

Подобного не должно было бы случиться: веник кощунственно опирается на постамент памятника Ким Ир Сену.

Такая картинка очень популярна на Западе: фотографы поясняют, что люди собирают траву для еды. Проводники приходят в ярость от этого сюжета.

При посещении семей проводники поощряют фотографировать компьютеры, которые есть у детей. Но они почему-то не рады, когда на снимках видно, что в доме нет электричества.

Совершенно запрещено фотографировать статуи Ким Ир Сена со спины. Это считается очень грубым.

Стояние в очередях — национальный спорт Северной Кореи. Это очередь на троллейбус.

Иногда общественный транспорт ломается.

В художественном центре в Пхеньяне отключили электричество. Это случается каждый день, но северокорейцы не хотят показывать это миру. Когда электричество отключается, они говорят, что виноваты американцы. 

Magic, Mother Fucker!