К чему приведёт излишняя толерастия.
"Ганс Шварц, офисный планктон тридцати пяти лет от роду, собирался на работу.Подготовка к походу в офис, находящемуся в центре города, уже давным-давно стала у Ганса долгим и осмысленным действом, сродни тому, как разведчик собирается в глубокий тыл врага.
Для начала Ганс облачился в дешёвый, грязный и донельзя заношенный костюм.
Обулся Ганс в старые стоптанные туфли, найденные на помойке. Сродни обуви были и носки – дырявые и заскорузлые.
Сегодня Ганс решил совершить стремительный марш-бросок на работу в образе бродяги-беженца из Ирака.
Шварц достал тональный крем и привычными движениями добился нужной смуглости открытых участков кожи.
Затем – нацепил чёрный парик и тщательно дёрнул его, проверяя – не слетит ли.
Не слетел.
Шварц облегчённо вздохнул и решил, на всякий случай, потренировать разговорную речь.
- О-о-о, нихт ферштейн, - завыл Ганс, скалясь в деланной улыбке и поглядывая на листок с арабскими словами, прикреплённый к зеркалу, - Эсмик э…Айза акль…Ахлан вассайлан…
Затем Ганс не выдержал и сплюнул.
- Вот же угораздило, - сказал Шварц и сплюнул ещё раз.
Справедливости ради надо отметить, что угораздило не только одного Ганса. Угораздило – всю Германию.
Много-много лет назад в городе появились пришлые из Африки и Ближнего Востока.
С годами жилые дома на окраинах превратились в копилки разношерстного сброда, предпочитающего не работать, а воровать и грабить, терроризируя местное население.
Власти привычно закрывали на это глаза, призывая местных жителей быть толерантнее и добрее, даже когда тебе водят ножом по горлу.
Шварц вздохнул, выдохнул, а затем осторожно приоткрыл дверь и выглянул на лестничную площадку.
Никого.
Стараясь не шуметь, Ганс тенью, вжимаясь в стену, заскользил по ступенькам вниз.
Внимательно оглядел двор. Наблюдателей-арабов, которые привычно ошивались под домом, высматривая лёгкую добычу, видно не было.
Шварц шагнул на улицу. Сердце колотилось, во рту пересохло, в ушах звенело. Но немец мужественно зашагал вперёд, не забыв по дороге, исходя из конспирации, заглянуть в мусорные баки.
Где, сливаясь со стенами домов, а где, откровенно прячась в кустах, Ганс, наконец, дошёл до метро.
Полностью войдя в образ, Ганс перемахнул через турникет, ибо настоящий беженец за метро никогда не платит, и ступил на эскалатор.
Только здесь немец смог перевести дыхание.
Метро, безусловно, таило свои опасности, но были они менее значимы, нежели путь на работу или с неё.
Метро было чётко поделено между арабами, неграми, азиатами.
В метро, где крутились большие деньги: наркотики, фальшивые документы, оружие, беспредел не допускался.
Каждая группировка стригла исключительно свою поляну.
Деньги у Шварца были надёжно спрятаны в трусах, в потайном кармане, и поэтому Ганс был относительно спокоен.
Он настолько расслабился, что даже позволил сосредоточиться не на окружающих, привычно вычисляя, кто может представить для него внезапно большую опасность - негры или арабы, а на рекламном плакате, где была изображёна новая книга, наделавшая столько шума в стране.
Книга называлась просто «Арабская самобытность Рура и Верхней Силезии».
Как человек любопытный Шварц, безусловно, уже ознакомился с объёмным трудом некоего Аль-Низами, самоназванного «лидера арабского большинства в стране», как он сам себя называл.
Книжонка, надо сказать, была так себе, но пафосом превосходила Библию.
По Аль-Низами выходило, что основной миссией арабов в Германии является просвещение аборигенов и что диаспора, безусловно, «за последние двадцать лет внесла неоценимый вклад в науку, образование и культуру страны». Правда, какой именно вклад Аль-Низами не пояснил. Видимо, из природной скромности.
Это сделал за него видный местный учёный-филолог, турок Дабу-оглу, буквально сразу же припечатавший детище Аль-Низами своим бессмертным трудом – «Турецкая Германия: правда и вымысел».
В свойственной ему саркастической манере господин Дабу-оглу уточнил, что его уважаемый коллега под вкладом в науку и культуру страны, безусловно, имел в виду: наркотики, грабежи, воровство и публичные дома, где трудились женщины из Украины, создаваемые арабской диаспорой в неограниченных количествах.
Не по детски приложив оппонента в первой части своей книги, Дабу-оглу явил миру истинную сенсацию – во второй.
Турок представил научному сообществу древние каменные списки, найденные дорожными строителями-турками в Шлезвиг-Гольштейне, которые однозначно свидетельствовали, что прародителями всех германцев были исключительно турки.
За такими размышлениями Шварц доехал до своей станции.
Офис был рядом с метро, и клерк быстро заскочил в помещение.
Коллеги уже были в комнате.
Сабрина Клюге привычно скидывала паранджу.
После того, как Сабрину изнасиловали трое залётных из Франции арабов, а сама Сабрина едва не «присела» лет на пять, ибо известный немецкий адвокат Аль-Баради убедительно доказал суду, что все немецкие женщины – исключительно проститутки, а молодые немецкие девушки – сплошь падшие женщины, заманивающие в свои грязные сети невинных арабских ребят, не испорченных христианским развратом и пороком, Сабрина передвигалась по городу исключительно скрыв себя полностью.
Лишь руководителю фирмы – носившим когда-то имя Мартин Берг, таиться и прятаться в родном городе было без нужды.
Пронырливый Мартин каким-то невиданным образом выправил документы, что он является представителем малочисленной горной народности в сердце Азии, какой в мире осталось не более трёхсот голов, и они – эта народность - особо охраняемы и оберегаемы мировым сообществом.
Так что Мартин, а ныне Осман-Сулейман-Тофик-Гафур ибн Заде-Аль-Кудэ, клал не только на всех «понаехавших» арабов и негров, но и собственно на всех полицейских Германии вместе взятых, которые привычно обслуживали интересы тех же арабов и негров."
