маленькая девочка ротик

Пионеры! Соблюдайте ТБ в общении с кошкодевочками!

В честь выданной медальки - маленький пародийный хентайчик. Предположительно - преждевременная концовка рута.

Предыстория - Семен удрал из лагеря к Юле, и они устроились передохнуть в бункере.

***

Мы повалились на кровать и собирались как следует задрыхнуть - я-то с раннего утра бегаю по лесам, а Юля - где вы видели кошку, которая отказывается поспать?

В общем, я вытянулся на койке, Юля легла рядом, закинув на меня ногу и закрыла глаза. Прикосновения тёплой груди и бедра взволновали меня и не давали забыть о том, что она, как ни крути, девушка, хоть и с ушами с хвостом. В общем, сон куда-то пропал. Зато захотелось отлить.

Я высвободился из-под Юлиной ноги, открыл дверь и пристроился у стены, подальше от кабелей - вдруг они под напряжением? Струя с журчанием ударила в бетонный угол. Каааайф!

Юля: "А что ты там делаешь?"

- раздался голос за спиной.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Хорошо, что я уже закончил.

Юля: "Ааа, понятно."

- сказала она, пристально меня разглядывая.

Юля: "Интересно у тебя там устроено. Будто вымя."

От такого сравнения я офигел.

Семен: "Вымя?!"

Юля: "Ага. Как у козы. Или коровы. Тут раньше недалеко паслись, за забором."

Ну... Наверное логично, что где-то неподалёку есть деревня, или целый колхоз, и в нем держат скот.

Юля: "А молоко у тебя есть? Я люблю молоко!"

Дьявольская идея возникла в моём мозгу. А что, почему бы и нет? Она чему угодно поверит, неразумное создание.

Семен: “Молоко, говоришь… Есть, но его довольно сложно надоить.”

Юля стала в нетерпении подпрыгивать на месте.

Юля: “Молоко! Хочу молока!”

Семен: “Ну если так просишь… пойдем, я расскажу, как”

Мы вернулись обратно в убежище и расположились на нижней койке. Не тратя времени даром, я спустил шорты и трусы, выпустив на волю своего бойца. Пока вяловатого, но скоро все изменится.

Семен: “Вот, смотри. Сначала надо взять его ладошкой и аккуратно двигать вверх-вниз, пока не потвердеет”

Юля недоверчиво посмотрела на меня, но все же взяла его в руку -

Юля: “Вот так?”

- и сделала несколько движений на пробу.

Эффект не замедлил проявиться - прежде шатающийся боец подобрался и стал по стойке смирно. Я важно кивнул.

Семен: “Да, вот так. Попробуй еще, только аккуратно”

Нежные, прямо-таки кошачьи касания маленьких ладошек, пальцы с длинными коготками, обхватившие ствол, и заинтересованно глядящие желтые глаза - все это доставляло неземное наслаждение. Юля явно увлеклась происходящим - она почувствовала как наливается жизненной силой мой жезл и ожидала продолжения. Время для второго этапа.

Семен: “А теперь, когда он уже твердый, надо сделать вот что. Сначала оближи его сверху…”

Шершавый язычок коснулся головки. Я охнул, а боец стоял, как какой-нибудь часовой у Вечного Огня, и был готов к любым подвигам.

Семен: “Еще….”

- простонал я.

Волны возбуждения разливались по всему моему телу, вперемешку с дрожью и щекоткой. Юля старалась очень усердно, и следовало двигаться дальше

Семен: “А теперь попробуй взять его в рот целиком - только с зубами аккуратнее

Юля: “Фов вак?”

Семен: “Дааааа, таааак…. и двигайся...”

- я положил ладонь ей на голову и изобразил движение “к себе-от себя”. Юля послушно повторила.

Семен: “Оооу… да, вот так, и рукой обхвати пониже… И двигайся еще, скоро будет…”

Невероятные ощущения, казалось, будто все мои нервные окончания переместились именно туда, к нежному языку и губам. Я весь дрожал в такт ее движениям, и буквально через минуту понял, что уже почти готов.

Семен: “Ооооххх.. да, Юля.. сейчас будет… будет.. молокооооооо….”

Первый вал наслаждения могучим прибоем излился в ее ротик. Предвкушающее выражение лица сменилось недоумевающим, а потом и удивленным. Она в шоке открыла рот, но плотину уже было не заткнуть - белая жизкость толчками выплескивалась ей на лицо, волосы, плечи, что-то даже попало на спину. Я разлегся на кровати, безучастно следя за сменой эмоций на ее лице.

Юля: “Это.. это… ЭТО НЕ МОЛОКО!” - кажется, она разозлилась.

Шиза: “Слушай, я забыл…  я тебе уже говорил, что ТЫ ЧЕРТОВ КРЕТИН?!?!”

Боль. Адская всепоглощающая боль, без возможности даже закричать. Как оказалось, эти милые коготки по остроте могут посоперничать с закаленной сталью. Уже угасающим сознанием я отметил быстро расходящуюся лужу крови на полу под кроватью. Черт, кажется она мне заодно и бедренную артерию…

Achievment unlocked “И кошки обглодают твое лицо.”

"Оригинал, страница 331"

Ну что сказать, времени у меня совсем нет, сессия всё ближе, заранее переведённый текст закончился, хобби начало превращаться в работу (перевод). В общем я как поистине ленивый студент решил взять перерыв... Где-то до января - февраля. Переведённые пять страниц выкладываю (подумал нехорошо просто текст выкладывать), но не думаю, что я их хорошо перевёл, когда вернусь как минимум 332 и 334 я переделаю, 333, возможно, если будет время придумать нормальный текст под ритм (что вряд ли). По секрету: я не очень хороший стихоплёт, а песнесочинитель - ещё хуже.

В общем читайте и ждите, ну или не очень.

Т.к. 332 и 334 страницы были сделаны на отвали (332 так вообще отвратительно на мой взгляд, наверно, не стоило вообще их выкладывать) в ограниченном количестве времени ожидаю отгрести кучу минусов (но я не настаиваю...)

З.Ы. 331, 333, 335 делались без недостатка во времени.
З.З.Ы. Я не смог разобраться, кто такой PF.

страницы 331-335 (гостевые)

Давно ничего не писала:3 ну и ладненько:3 вот обновки. В школку хожу, времени совсем теперь нет=( а вообще родители купили мне новый принтер, у него качество очешуенное *~* все детальки видно... Нравится очень:3

Чувствую влечение к транссексуалам. хочется трахнуть отличную жопу и чтобы член у нее болтался от ебли. хотя всегда только к девочкам тянулся. что со мной такое, помогите выбраться или затягивайте еще глубже

Сначала ты фапаешь на женщин. На сиськи, на красивый ротик, на попку, на ноги. Потом тебе это надоедает, и ты начинаешь фапать на 16-летних девушек, потом на девочек. Когда и это тебе надоедает, ты фапаешь на хентай, бдсм, гуро. Потом на старух, потом на совсем маленьких детей. Потом на трапов, кавайных мальчиков, накачанных мужиков. Потом на своих родственников. Потом на животных. На собак, котов, лошадей, кроликов. На роз, одуванчиков, надвуного Ийсуса, деревянную мебель, банановую кожуру, кукол, плюшевых игрушек.

На музыку Моцарта, романы Кафки, доктора Хауса, шоколад Аленка, статуэтку Будды.
И внезапно! Ты оглядываешься вокруг себя, и понимаешь, что фапать больше не на что.

Ты уходишь в нирвану битарда.

Нашел тут старый комикс, начало интересное, так что пусть будет, если не было конечно.
Перевод стащен с табуна.
Часть 1.

Женщина, которая съела 100 младенцев

Перед вами лицо(в конце) Амелии Дайер, женщины, жившей в Англии в викторианскую эпоху. Холодный взгляд, который буквально пронизывает своим жестоким безразличием, говорит лишь о том, что перед нами личность, лишённая всякого сочувствия и сострадания. И первое ощущение, которое возникает абсолютно у всех, при взгляде на эту женщину, не обманывает. Амелия Дайер – воплощение абсолютного зла. Эта женщина ответственна за смерть сотен младенцев. Не было в истории более подлого и жестокого убийцы. И тем, более удивительно, что совершала эти злодеяния женщина. Вот её история.

РАННИЕ ГОДЫ АМЕЛИИ ДАЙЕР

В отличие от многих людей её поколения, живших в то непростое время, Амелия не росла в нищете. Она была младшим ребёнком из пяти детей (с тремя братьями: Томасом, Джеймсом и Уилльямом, и сестрой Энн) в семье сапожника Сэмюэля Хобли, и Сары Хобли, урождённой Уэймут. Жили они в небольшой деревушке Пайл Марш, к востоку от Бристоля. Ныне это один из районов Бристоля. Её относительно беззаботное детство было омрачено психическим заболеванием матери, вызванным тифом. Амелия была свидетельницей многочисленных припадков матери, и была вынуждена заботиться о ней, пока та не умерла в 1848 году. Исследователи отмечают, что это впоследствии могло повлиять на психику Амелии. После смерти матери Амелия некоторое время жила с тетей в Бристоле. Её отец умер в 1859 году. Старший брат, Томас, унаследовал семейный бизнес. В 1861 году, в возрасте 24 лет, Амелия отстранилась от семьи, по крайне мере она перестала общаться с одним из братьев, Джеймсом, и переехала на Тринити-Стрит в Бристоле. Там она вышла замуж за Джорджа Томаса. Джорджу было 59 лет, и им обоим пришлось солгать о разнице в возрасте. Джордж отнял 11 лет от своего возраста, Амелия добавила себе 6 лет. Из-за этого в дальнейшем было много путаницы, так как разные источники сообщали о разном возрасте Амелии.

РАБОТА МЕДСЕСТРОЙ

После замужества, Амелия несколько лет училась на медсестру. Амелия начинает использовать свой дом, обеспечивая жильём молодых женщин, которые, которые рожали внебрачных детей, и в дальнейшем обещала им устроить младенцев в приёмные семьи. На самом деле, Дайер не заботилась о детях, и те просто умирали от истощения или голода. Эллен Дейн вскоре, после встречи с Амелией, была вынуждена уехать в США, чтобы избежать внимания властей Дело в том, что по закону от 1834 года, с отцов внебрачных детей снималась всякая финансовая ответственность за их содержание. Несчастные матери таких детей, которые были обычно бедны, вынуждены были отдавать детей на воспитание государству, часто подвергаясь при этом гонениям и презрению общества. Многие до последнего скрывали свою беременность, пользуясь услугами таких медсестёр, как Амелия Дайер, выплачивая им ежемесячные или единовременные платежи. В такой бизнес и была вовлечена бездушная Амелия Дайер. Если родители были зажиточными, и отец пытался скрыть факт незаконнорожденного ребёнка, то единовременный платёж мог составить около 80 фунтов, очень хорошие деньги по тем временам. Естественно, что ребёнок, попадая в руки недобросовестного опекуна, не получал надлежащего ухода. И дети просто умирали. Матери, как правило, были напуганы и боялись сообщить полиции об исчезновении детей, опасаясь дальнейшего позора и осуждения. Да и смой полиции было трудно расследовать в то время такие дела. Амелии на какое-то время пришлось прекратить заниматься Бэби-фармингом после рождения дочери, Эллен Томас. Но в 1869 году пожилой Джордж Томас умер, и Амелии снова понадобились деньги.

УБИЙЦА АНГЕЛОВ

Амелия вернулась к Бэби-Фармингу. Она давала объявления в газеты, где сообщала, что обеспечит временный уход за детьми с последующим усыновлением. На встречах с клиентками она заверяла, что является респектабельной, замужней женщиной, и обеспечит ребёнку безопасность и любящее окружение. Пока Амелия не убивала детей, а просто давала им умирать, не заботясь о них. Какое-то время, ей удавалось избежать внимания властей. Однако в 1879 году, врач, вызванный в дом Дайеров, фиксировать акты смерти, заподозрил неладное из-за количества этих смертей. Тем не менее, Дайер не осудили за убийства или причинение смерти по неосторожности, её приговорили к шести месяцам каторжных работ, за халатность. После освобождения, Амелия Дайер снова возобновила “карьеру” Бэби-фермера. Обозлённая, она теперь начала по-настоящему убивать детей, в какой-то момент, перейдя черту, и отказавшись от расходов на детей, забирая все полученные деньги себе. Она рассудила, что не имеет смысла больше вызывать врача для фиксации акта смерти ребёнка, а лучше просто незаметно избавляться от младенцев. Видимо, в начале убийств, её ещё мучила совесть, потому что именно тогда она стала злоупотреблять алкоголем и наркотическими препаратами. Многие считают, что в этот период она лишилась рассудка, потому что стала частой клиенткой психиатрических клиник, однако, по-нашему мнению, Амелия умело инсценировала сумасшествии. Как медсестра она знала, как нужно вести себя, чтобы обеспечить себе достойное существование и уход в подобных заведениях. И попадала она в них по собственной воле, когда ей нужно было скрыться от внимания властей, так сказать, залечь на дно. В 1890 году Дайер взяла на временное содержание незаконнорождённого ребёнка гувернантки. Вернувшись, чтобы увидеть ребёнка, гувернантка сразу что-то заподозрила и раздела ребёнка, чтобы увидеть, есть ли у того родинка на одном из его бёдер. Родинки, конечно, не оказалось. Поднялся большой скандал, и Дайер выпила одну за другой две бутылки настойки опиума. Возможно, это была искренняя попытка , покончить с собой, однако, её организм к тому времени выработал иммунитет к опиуму, и она выжила. После этого, она снова вернулась к Бэби-фармингу. Но теперь, оставаться в родном городе для неё не было никакой возможности. Внимание со стороны полиции усиливалось, а также увеличивалось количество родителей, которые пытались вернуть своих детей. Их семья стала переезжать с места на место, чтобы снова обеспечить себе анонимность, и продолжать своё “дело”. На протяжении многих лет Дайер сменила множество адресов и использовала целый ряд псевдонимов, уходя от возмездия, и продолжая убивать детей. В 1893 году Дайер в последний раз оказалась в психиатрической лечебнице в Уэллсе. А два года спустя Дайер переехала в Кэвершэм, Беркшир, в сопровождении ничего не подозревающей помощницы, «бабушки» Джейн Смит, которую Амелия наняла после короткого собеседования в работном доме, и своих дочери и зятя, Мэри-Энн (известной как Полли) и Артура Палмера. Позже в том же году последовал переезд в Кенсингтон-роуд, Рединг, Беркшир. Амелия убедила Смит называться её «матерью» перед ничего не подозревающими женщинами, отдающими им своих детей. Это была попытка создать видимость того, что они являются заботливыми матерью и дочерью.

УБИЙСТВО ДОРИС МАРМОН И РАЗОБЛАЧЕНИЕ ДАЙЕР

В январе 1896 года, в колонке “Разное” газеты “Бристоль Таймс” появилось объявление. «Ищу респектабельную женщину, готовую взять маленького ребёнка» Объявление разместила 25-летняя Эвелина Maрмон, которая два месяца назад, в январе 1896 года, родила в пансионате Челтнем девочку, которую назвала Дорис. Эвелина была дочерью богобоязненный фермера. Она покинула ферму и уехала в город, где стала работать буфетчицей в салуне “Plough Hotel”, старого постоялого двора. Светловолосая, пышногрудая барышня была популярна среди клиентов-мужчин, однако от кого она забеременела осталось неизвестным. И теперь она осталась одна, с ребёнком на руках, которого любила, но понимала, что не сможет поднять самостоятельно.Ей, в любом случае, нужно было найти детский дом для своей малютки, и вернуться к работе, в надежде, что когда-нибудь, она сможет забрать свою дочь.Совершенно случайно, рядом с ее собственным объявлением, оказалось следующее: «Супружеская пара без семьи примет здорового ребёнка; хороший загородный дом с удобствами; 10 фунтов».Казалось, это был ответ на её молитвы, и она немедленно связалась с некой миссис Хардинг. Через несколько дней она получила ответ из Оксфорд-роуд в городе Рединг, миссис Хардинг писала: “Я была бы рада взять милую, маленькую девочку, которую я могла бы воспитывать и называть своей”. Она описала свою ситуацию. “Мы простые, домашние люди, и у нас довольно хорошие условия. Ребёнок нужен мне не ради денег, а ради компании и домашнего уюта”. “Мы с мужем нежно любим детей. У меня нет своих детей. Ребёнок у меня получит хороший дом и материнскую любовь”. Миссис Хардинг, казалось, была именно той женщиной, которую надеялась найти Эвелина для своей дочери Дорис, и она сразу же написала ей, умоляя, больше никого не искать, пока они не встретятся. Ответ пришел быстро: “Будьте уверены, я буду выполнять свой долг для этого дорогого ребёнка, и буду для неё матерью, насколько это будет в моих силах. У нас здесь прекрасная, здоровая и приятная обстановка. Напротив наших дверей есть сад”. Также женщина заверила, что Эвелина может посещать их в любое время, когда захочет. Единственное разногласие между женщинами возникло в том, что Эвелина хотела вносить еженедельную плату за свою дочь, в то время как миссис Хардинг настаивала на единовременной выплате в 10 фунтов стерлингов. “Я возьму полную плату, и она в дальнейшем не будет вам ничего стоить”. Неохотно, отчаявшаяся мать согласилась на условия миссис Хардинг, и та через неделю, сжимая в руках тёплый платок, которым она собиралась спеленать ребёнка в поезде, так как было уже холодно, прибыла в Челтнем. Эвелина с удивлением обнаружила, что женщина оказалась более пожилой, чем она предполагала, но она проявила ласку к её дочери, пеленая её в шаль. Эвелина передала ей картонную коробку с одеждой для девочки: подгузники, рубашки, юбки, платьях, ночные рубашки и пудреницы – и 10 фунтов, получив взамен расписку. Она проводила миссис Хардинг до станции Челтнем, а затем до Глостера, плача и задыхаясь от паров поезда, который в 17:20 навсегда увёз от неё её девочку. Домой она вернулась сломленной женщиной.

Через несколько дней, она получила письмо от миссис Хардинг, в котором сообщалось, что всё хорошо. Эвелина сразу же написала ответ. Но больше ей никто не писал. “Миссис Хардинг” был одним из многих псевдонимов Амелии Дайер. В 9 вечера, поезд из Глостера прибыл на вокзал Паддингтон в Лондоне, не в Рединг, как было сказано матери Дорис. Дайер с трудом несла саквояж, коробку детской одежды и самого ребёнка, завёрнутого в шаль. Она села на автобус до Уиллсдена, и вышла в Майо-роуд. У дверей дома под номером 76 её встретила ее дочь Полли, которой было уже 23 года, и она была взрослой, замужней женщиной. Оказавшись внутри снимаемой комнаты, Дайер открыла крышку корзины и стала рыться среди разных ниток, клубков и наперстков, достав белую ленту, используемую при шитье. Её длины оказалось достаточно, чтобы дважды обернуть вокруг шеи Дорис и завязать в узел. Ручки и ножки младенца ослабли, и девочка в последний раз открыла и закрыла ротик, в попытке продлить свою короткую жизнь. Затем её душа присоединилась к жертвам Дайер – которых к тому моменту было уже не сосчитать. Две женщины обернули тело в салфетки, кое-какие вещи ребёнка они использовали для обёртывания, хорошие вещи они отнесли в ломбард. Уже на следующий день, в среду, 1 апреля 1896 года, еще один младенец, 13-месячный Гарри Симмонс, был доставлен в Майо-роуд, взятый за те же 10 фунтов. Потом Дайер доехала с ним на автобусе до Паддингтона, и на поезде до Рединга. Там она дотащила тяжёлый груз до реки, в пустынное место, которое она хорошо знала. Рядом с плотиной у Кэвершэмского шлюза, она выбросила саквояж через ограждение в реку Темзу. Когда она повернулась, чтобы уйти, мужчина, спешащий домой, прошёл мимо неё и сказал “Добрый вечер”. Позже, его показания в суде помогут отправить 58-летнюю Дайер на виселицу.

30 марта 1896 года, матрос баржи возле Рединга заметил бумажный сверток, лежащий в мелководье недалеко от берега. Он задел его багром, оттуда показалась маленькая ножка и крохотное тельце. Полицейский осмотр показал, что это был труп маленькой девочки, в возрасте от шести до 12 месяцев. Шея у неё была обмотана белой лентой. Один кусок оберточной бумаги имел железнодорожную этикетку “Станция Темпл Мидс Бристоль”, и малоразборчивую надпись. Полицейские смогли разобрать надпись: Миссис Томас – и адрес в Рединге.

Четыре дня спустя, 3 апреля в Страстную пятницу, полиция провела рейд, посетив этот адрес, и они были поражены зловонием, которое стояло в доме, хотя ни одного тела не было найдено, это совершенно точно был запах разложившейся плоти. Однако они обнаружили швейную корзину с белой обёрточной лентой внутри и целые стопки телеграмм с просьбами об усыновлении, залоговые квитанции на детскую одежду, рекламные объявления и письма от матерей, с вопросами об их детях. Они определили, что за последние месяцы, по крайне мере около 20 детей, оказались на попечении “Миссис Томас”, которая, как было выявлено, была Амелией Дайер. Полиция прибыла как раз вовремя, так как Дайер в очередной раз собиралась скрыться, на этот раз в Сомерсет. Тело, которое обнаружил матрос, как оказалось, принадлежало Елене Фрай, внебрачной дочери Марии Фрай, служанки из Бристоля и зажиточного местного купца. Ребенок был передан Дайер на станции Темпл Мидс в Бристоле, 5 марта. Но, когда Дайер в тот вечер вернулась домой, в руках у неё был лишь коричневый бумажный пакет, длинной в полметра. Она прятала его в доме, до тех пор, пока через три недели запах разложения стал невыносим. Тогда она вынесла его, и выкинула в Темзу. Но в отличие от тяжёлого саквояжа, пакет всплыл, и его обнаружил матрос. Полицейские прочесали дно реки и обнаружили саквояж с телами Дорис и Гарри Симмонса, ее последних жертв. На следующий день, Эвелина Мармон, чьё имя было найдено среди писем Дайер, была доставлена в Рединг, и она опознала тело своей дочери в морге. Прошло всего 11 дней, с тех пор, как она отдала дочку на попечение “Миссис Хардинг”. “Она была в полном здравии, когда я отдала её”,- это было единственное, что смогла произнести обезумевшая от горя женщина.

СУД И КАЗНЬ

Дайер была повешена в тюрьме Ньюгейта, после суда. Попытки признать её невменяемой провалились. Ее дочь дала красочные, свидетельские показания в суде против матери, которые помогли вынести ей приговор. Дочь заявила, что в детстве, когда она стала интересоваться, почему в доме появляется и исчезает так много младенцев, мать ответила ей, что она “создательница ангелов”, и отправляет младенцев к Иисусу, который сможет лучше позаботиться о них, чем их матери. Тем не менее, не совсем ясно, почему дочь Дайер тоже не была осуждена как соучастница преступлений. Вероятно, потому что Амелия перед смертью, покаялась в письме, взяв на себя всю ответственность, за ужасные злодеяния, которые она творила на протяжении десятилетий. Присяжным понадобилось лишь четыре минуты, чтобы признать Амелию Дайер виновной и приговорить её к смертной казни через повешение. Приговор был исполнен 10 июня 1886 года. На эшафоте, когда её спросили, желает ли она что-то сказать, Амелия Дайер ответила лишь: “Мне нечего сказать”.

ПОСЛЕДСТВИЯ

Дело Амелии Дайер вызвало настоящий скандал. Законы по усыновлению детей были ужесточены, давая местным властям право строгого наблюдения за бэби-фермерами в надежде искоренить подобные преступления. Но ужас не прекратился. Самое страшное в этой истории то, что случай с Амелией Дайер не уникален. Бэби-фарминг стал настоящей трагедией Викторианской эпохи, и за умышленное умерщвление детей тогда было осуждены многие другие: Джесси Кинг, Энни Тук, Маргарет Уотерс и т.д. Но имя Амелии Дайер, безусловно выделяется на этом фоне. По самым скромным подсчётам полиции, она могла быть ответственна за смерть от 200 до 400 младенцев. Несмотря на ужесточение законов, убийства младенцев не прекратились.Через два года после казни Дайер работники железной дороги, осуществлявшие проверку вагонов в Ньютон Эббот, Девон, нашли посылку. Внутри была трёхнедельная девочка, холодная и мокрая, но живая. Дочь вдовы, Джейн Хилл, она была отдана на временное содержание «миссис Стюарт» за 12 фунтов. Эта «миссис» взяла ребёнка на Плимуте и, видимо, бросила девочку в следующий поезд.

Предполагают, что «миссис Стюарт» была Полли, дочь Амелии Дайер. Зло никогда не умирает.

А эта посимпатичнее будет, а, Грег? – игриво произнесла жирная тётка, распластавшая сиськи по моим ногам. Ниточка слюны протянулось от её рта, и я разглядел в ней крошку бисквита. Меня передёрнуло. Ага! – произнес я, чтобы она вернулась к минету и я бы не видел больше её мерзотной рожи.
Внизу, в чулане, сидела русская. Мысль о том, что я сделаю с ней, и что сделает с ней эта жирная корова, Джоанна, возбуждала так, что даже Джоанна выглядела… приемлемой.
-Русские самые красивые, ты же знаешь, дорогой, поэтому я и стараюсь для нас. – она опять оторвалась от его члена и встретилась с ним глазами. Глубоко внутри багровым узлом вспухла ярость и Грег, намотав волосы толстухи на руку, рванул её голову вниз так, что губы, все в крошках от кекса, лежащего рядом на столике с кроватью, уперлись в лобок. Жирная корова – подумал он, прижимая голову, не давая ей вздохнуть. Его глаза, водянистые, светло зеленые глаза встретились с её, выражавшими глупый детский испуг. Он представил, что на его члене, задыхаясь, умирает маленькая, русская, светловолосая девочка и от этой мысли сразу же кончил, прямо в глотку этой тупой рыхлой бабы.
Её испуг сразу прошёл, сменившись обожанием. Она, хоть ей уже и не хватало воздуха, не вырывалась. Она верила ему. Он нехотя приподнял её голову.
Были сложности с удочерением, Джоанна?
Какое там – русских, по-моему, даже бомжам дадут. Но они обычно уродливее..

Я сидела, уставившись в темноту. Эти родители были вторыми за месяц.. Предыдущие были помешаны на двух вещах – выпивке и порке. Вздохнув, я поерзала на полу, чтобы рубцы, ещё не зажившие после порок тех ублюдков, не так саднило, и расслабилась. Моё я скользнуло вглубь меня и наружу, пока я не столкулась взглядом с парой странных, жутковатых глаз в форме крестов…

Оторвав взгляд от его члена, я встретилась с ним глазами. Он как всегда, был жуток и прекрасен. Его чудные зеленые глаза пугали меня, и это заставляло течь. Течь как последнюю, грязную суку. Я стала слизывать грязь с него, но он оттолкнул меня. Боже, как же я хотела его сейчас. Но ему нужна та сучка. Та маленькая, грязная тощая русская шлюха.
-Дорогой, хочешь виски? – я преданно заглянула в его глаза, глубоко, до горла погружая в себя его достоинство…

Эта сука преданно пялилась на меня. Может, виски и поможет, как знать.. Может, мне не будет так противно её трахать. Бросить бы её, но мне не дадут на удочерение никого вообще, даже русских, я ведь осужден.. Но она – она отлично находит девочек. Я припомнил последнюю, маленьку черную сучку, которая под конец исполняла малейшие мои прихоти, пока я не порвал ей зад. Сраная жопа заболела и умерла, пришлось добавить ещё один камеь на задний дворик, в ряд с другими семью. Семь разных девок, 21 разная дырка. Я усмехнулся, наслаждаясь воспоминаниями. Русская, чтобы там эта корова Джоанна не говорила, была редким, штучным товаром. Я успею до неё добраться.
-Угу, тащи виски, маленькая сучка. -Джоан выпустила член, захихикала и убежала, потряхивая телесами.

Я глядела наверх её глазами. Жирная американка ускакала, похоже, за виски. А тощий вонючий мужик с торчащей палкой развалился на постели, задумчиво двигая рукой вверх-вниз. Джоанна – так зовут жирную, поняла я. А тощего – Грег. И они – педофилы. Прошлые были убийцами, а эти – педофилы. Я хихикнула, тихо, беззвучно, с удовольствием. Я обожаю людей, развлечение которых приносит пользу и мне. Кого же мне первого поиметь, его или её? Мурлыкнув, я позволила себе уснуть.

Я взял очередную порцию, чокнулся с жирной, и выпил. «Я буду трахать вас так: тебя поставлю раком, её вниз и пусть лижет тебя и мои яйца своим грязным маленьким языком.» - посмотрев на неё, я представил себе эту сцену и невольно выдвинул челюсть вперед, наслаждаюсь ощущениями, предвкушениями и мыслями. Да, да дорогой, подобострастно воскликнула она, наливая мне ещё стаканчик. Все таки хорошая коровка, подумал я. Хорошая коровка.. Хорошая…. На это мысли я и уснул.

Грег наконец уснул. Я сползла с койки, икнула, и пошла в чулан. Время припугнуть эту паршивую русскую сучку. Я рывком распахнула дверь и сразу же встретилась с это стервой глазами. При-и-и-и-и-ивет - протянула она… Я хорошо помнила тот вечер. Мы насиловали ту девочку, сломали её волю, сломали её тело. Мы убили её, когда ей было 19, после того, как заработали на её теле. Грег оказался тряпкой, слабой, дешевой тряпкой. Нализавшись, он проболтался. Я нужна была ему для девок.. только для этих маленьких, тупых, похотливых шлюх. Я похудела, сделала пару подтяжек, купила сиськи. На меня вешались мужики, я стала богатой, видной 36-летней блондинкой. И все на деньги, заработанные на той шлюхе. По городу я перемещалась на такси, щедро раздавая чаевые, нслаждаюсь затаенной похотью в глазах водителей. Тут моё такси остановилось. Я недоуменно выглянула – мы были в каком то гетто, и спросила: В чём дело?
Негр, которы был за рулем, ничего не ответил, только заржал, и вышел из машины. Дверь рывком распахнулась, и в лицо мне прыгнул асфальт. Я повернула голову, больно скребнув зубами по асфальту, и увидела громадного негра, улыбающегося мне в глаза. Он произнес: Помнишь меня, девочка? Помнишь дядю Френка, который угощал тебя кексами? И я вспомнила. Вспонила, как сосала ту длинную черную палку. Вспомнила, как дядя Джо кормил меня кексами, вспомнила боль в попке, когда он надел меня на неё. Я застонала, завопила, задерглась, и ощутила, как трусики сползают с моей попки. Нет, дядя Френк, нет, только не в попку, только не туда. И боль расцвела во мне, как роза.

Я проснулся, мучаясь головной болью. Джо!! Заорал я – Тащи аспирин. Через пару минут тишины я понял, что за аспирином придется тащиться самому. Видно, жирная слиняла на работу. Кое-как встав, я потащился на кухню. Из чулана раздавался тихий плач. Похоже, русская сдалась быстрее, чем я думал, решил Грег, и напевая, подхватил кекс и заглянул в чулан. «Что, проголодалась?» спросил я, и показал ей кекс. Если хочешь, придётся поработать, да.. Я расстегнул ширинку, достал член, и сунул е его под нос.
Да, дядя Гренк, произнесла она, обхватывая своими маленькими губками мой ствол, конечно, я буду работать, и начала неумело двигать головой. Но мне было мало. Я схватил ей за пояс, дернул, прижал к полу, и сдернул трусы. Колечко ануса пульсировало, дрожало и сжималось. Нет, дядя Френк, закричала она, только не туда, только не в попку, но я уже себя не контролировал. И с хохотом воткнул в неё свой член. Её крики постепенно перешли в рыдания, а те – в хныканья, а когда я кончил, она уже не двигалась, колыхаясь как кукла. И перед моими глазами вместо роскошного девичьего зада оказалась окровавленная сиська Джоанны, все перемазанная моим семенем. А в руке, вместо кекса, лежал нож. Окровавленный нож. Я услышал за спиной смешок и медленно повернулся.

Что, дядя Гренк, - смешливо спросила я – так хотелось моих губ у себя на члене? Ну так попросил бы. И я взяла в рот его штуку, перемазанную в крови и сперме.

Я не мог поверить. Девка сама – САМА – встала на колени и принялась работать ртом. Я восхитился тем, какой горячий у неё был ротик. Даже СЛИШКОМ горячий. Потом бросил взгляд вниз и увидел пакет с шёлоком, в который я пихал член. Боль была кошмарной, ужасающей, и моё сознание начало угасать, а потом выправилось. В мои глаза заглядывал кто-то огромный и страшный, и он проскрипел: Не выключайся, а то как же ты сердчишко то порвёшь? Я ощутил маленькую, тянущую боль в груди, а потом холод. И понял, что умираю.
Я глядела на дергающееся тело у себя под ногами. Было приятно надевать на его член пакет с щелоком, представляя, что это моя голова. Очень приятно. Я заставила себя войти в истерику и набрала 911.

Спустя несколько часов, дав полицейским и психиатрам себя успокоить, я отвечала, что проснулась в чулане, ночью, от стука, вошла Джоан и выгнала меня, а я устроилась на кухне, подложив под голову мешок с каким то химикатом. Второй раз проснулась от криков Грега, который звал меня. Я пришла, по странности прхватив с собой этот глупый мешок, а он отобрал его и…и… я снова разрыдалась. Полицейские переглянулись и один произнес – нда, есть же уроды. Я вздохнула про себя. Ещё двое, сказала я себе. 18885 плюс 2 – 18887. Я стала напряглась, заставив себя стать блондинкой, а тело помолодеть на год и переместиться на сотню километров к востоку. Пришло время побыть маленькой развратной шведкой. Хочу ещё одну мачеху-педофилку, сказала я себе на шведском. Надеюсь, эта хоть посимпатичнее будет.