литературная девушка

Современный ситуэшн

В дверь позвонили. Не люблю, когда приходят неожиданныегости. Я лежал на диване, кот спал на моем пузе. Не, не встану. Звонок позвонилеще раз. Я вздохнул, кот недовольно поднял голову и посмотрел на меня.

- Братиш, если после третьего звонка обычно все уходят, я невстану. Лежи спокойно.

Кот вздохнул, но обратно не лег. Позвонили в третий раз. Котпосмотрел на меня.

- Ща уйдут, не волнуйся.

Котейка скептично «мявнул». Я его почесал за ухом. Четвертыйзвонок, твою мать! Они знают, что я дома? Кот посмотрел на меня и спрыгнул напол, направившись в коридор. Блин ну если коту стало интересно, кто за дверью,мне уж тем более надо посмотреть.

Пятый звонок. Да блин иду я, иду! Кот сидит у двери, и пилитее взглядом. Подхожу открываю и… Охреневаю… На пороге мент… Точнее мент… Полицейская…Волосы собраны в пучок, милое лицо с небольшими морщинками, карие глаза,улыбается. Форма отутюжена, в руке папка с документами. На нашивке фамилияИлонова М.С.

- Алексей Иванович. Я могу войти?

В голове, а че я сделал?

- Простите, а по какому поводу?

- Это очень долгий разговор будет – улыбается она – Так ямогу войти?

- Меня в чем то обвиняют? Я не связан ни с каким криминалом.

- Я знаю, но дело, по которому я к вам пришла, оченьсерьезное.

- А с чем оно связанно?

- Да еп тебя дери… - вздыхает девушка и оттолкнув менявходит в квартиру.

Осматривает коридор, кидает небрежный взгляд на кота.

- Пройдемте на кухню.

Снимает туфли, надевает тапочки для гостей, идет на кухню. Ясмотрю на кота, кот делает удивленное «мя?» и идет за ней следом. Я закрываюдверь, иду на кухню. Полицейская сидит за столом, папка перед ней, руки сложеныв замок, улыбается.

- Разговор будет долгим, приготовьте чай.

- Что происходит?

- Приготовьте чай и покормите кота, вы же его в это времякормите обычно.

- Что?

Девушка смотрит на меня и улыбается, ну раз без чая разговорневозможен, беру заварник.

- Только заварите свежий, этому чаю 2 дня уже.

- Откуда вы?..

Смотрю на нее, она переводит взгляд на папку, потом на меняи усмехается.

- И сделайте чай «по английски», вы же умеете.

- Так, какого хер… черта тут происходит? – эта ситуация уженачинает раздражать.

- Просто устала на работе и хочу свежего чаю. Вамприготовить не сложно, а мне приятно.

- Что происходит? Это что, какие то ваши полицейские методы провокации?

- Да приготовь ты уже чай! Сука! – ее лицо становитсясуровее, удар по столу.

Херасе… Ладно… Завариваю новую порцию чая «по английски»,фраза то какая… Стоп! А откуда она знает, что я умею? Черт! Что происходит? Слышунегромкое «мя», кот! Надо покормить. 15 минут чай разлит по чашкам, ставлю однуперед девушкой, на ее лице опять появляется улыбка. Сажусь напротив, она кладетв чай 2 сахара, размешивает, не звякает ложкой об кружку, манеры. Отпивает,выдыхает. Смотрит мне в глаза.

- Кроткий Алексей Иванович, восемьдесят девятого годарождения. Адрес проживания…

- Может ответите, что происходит и к чему это все? –прерываю я ее.

Она смотрит на меня, улыбается, в глазах какая то страннаяискорка.

- Я ваш надзорный офицер.

- Что?

- Надзорный офицер, то есть представитель полиции, которыйследит за вашими действиями в интернете.

- Что?! Какого хрена?

- А вы думайте, что за вами не следят? Следят за всеми, ноне за всеми приходят.

- Приходят?

- Ну вы понимаете… - она слегка кивает в левую сторону –кхм-кхм-ный… Поняли?

- Так! Стопэ! Я никакого отношения к этому не имею!

- Успокойтесь, я знаю. Я знаю, что вы просто читали егопаблик в ВК, но комментариев не оставляли и вообще провели там минут 10. Вам нео чем беспокоится, уверяю вас. Вы самый невинный из моих поднадзорных.

- Что? А за кем вы еще следите?

- А вот это уже секретная информация, за нее и вас и менямогут пристукнуть.

- Может, вы уже скажете, зачем вы здесь?

Полицейская выпрямляется, блин, а сиськи у нее зачетные, очем я думаю!

- Я хочу, что бы вы женились на мне.

Минуту сижу в ахуе.

- Чего? – голос перешел на фальцет, я испугался.

- Я, хочу, что бы, вы, женились на мне – говорит она срасстановкой.

Я все еще в ахуе…

- Что за стремное аниме?

- Это не аниме, это реальность – она улыбается – но вот эччи,вам бы надо исключить из своего виш-листа.

- Эччи?

- Эччи и еще парочку жанров.

«Я в ахуе» - потихоньку начинает проходить.

- Стоп! Офицер по надзору?

- Надзорный офицер, это большая разница.

- И в чем она?

- Звучит менее угрожающе.

- Ага… Бляха! Вы следите за мной в интернете!?

- Успокойтесь и не только за вами. За вашими соседями,родителями, вашим братом.

- У меня нет брата.

- Есть, он живет в трех кварталах от вас, но с ним лучше несвязываться, он алкаш и у него долги по кредитам – она картинно спохватывается –Ой! Я болтнула лишнего, но ты же меня не выдашь, семпай?

Полицейская изображает саму невинность.

- Брат? У меня есть брат?

- Да забудьте об этом алкаше! Давайте поговорим о нас.

- О нас?

- Ну конечно. Я же здесь для этого!

- Нет никаких нас.

- Не сказала бы, у нас много общих интересов.

- Каких?

- Мы оба любим старую фантастику, драму. Альфреда Хичкока. Кинга,Геймана.

- Я не люблю драму!

- Ой, да ладно! А кто три дня назад смотрел «Форму воды» иплакал в финале?

- Я не смотрел этот фильм!

- Смотрел и даже могу сказать, с какого сайта, ты его скачали какой коммент ты там оставил, «Лучший фильм за последние годы, в финалеплакала, такая любовь, такие чувства». Кстати, почему ты оставляешь комментарииот женского лица? Стесняешься?

- Я… Я... Ч… Чего мне стеснятся?

- Неважно. Просто пойми, я слежу за тобой уже 3 года. Я знаювсе о тебе, что ты не можешь позволить себе завести собаку, поэтому завел кота.Ты покупаешь компьютерные игры, и в тайне мечтаешь когда-нибудь, поиграть в нихвместе с сыном.

- Что?

- Не отрицай, я много раз видела твою игру в воображайку,про жену сына и собаку, как вы все сидите за столом и ужинаете.

- Воображайку?

- Ну да, правда это первый признак того, что кукуха едет. Одиночество постепенно губиттебя. Ты милый добрый и отзывчивый, просто озлоблен на окружающих.

- Нифига!

- Фиг-фига! Вчера ты дал бомжу сотню, хотя он просил мелочь.

- Так стоп! Это же не было в интернете!

- Ну, твой смарт подключен к интернету, и я прослушивала черезнего.

- Какого ху…

Полицейская, хлопнула по столу ладонью.

- Я понимаю, для тебя это стремно. Да и выглядит это какговеный исекай…

- Это ни хрена не исекай. Это другой жанр.

- А какой?

- Что какой?

- Какой жанр?

Я пытаюсь взять ситуацию в свои руки.

- Так! Вы три года следите за мной в интернете…

- Не только за вами…

- Насрать! Следите за мной три года! А теперь заявились сюда,с фразой «Женись на мне»! Вы ебанулись?

- Нет. Это ты скоро ебанешься от одиночества. А я тебяспасу.

- Спасибо, блядь, огромное! Вы кто? Как вас зовут?

- Илонова Мария Сергеевна. Я на 3 года вас младше. Люблюстарые американские фильмы, за их наивность и шарм. Люблю советскую фантастику.Обожаю Звездные войны!

- Я не люблю Звездные войны.

- Да, ты любишь Вавилон 5 и Светлячок и перечитал весь лорСтар-трека.

- Значит у нас не так много общего.

- Враги Императоранастолько осквернены, что не замечают ужаса и ущербности своих собственныхжалких жизней. Убийство настолько опустившихся существ может показаться актоммилосердия, кровавым благословением. Но так думать нельзя…

- Ибо еретик, чужойи предатель не заслуживают подобных благословений.

«Я в ахуе»вернулось. Несите кольцо! СТОП! КАКОЕ КОЛЬЦО! ТЫ ЁБНУЛСЯ!

- Впечатляет?-  Она с интересом рассматривает моюреакцию.

Я смотрю в окно…Солнце садится, из-за соседней многоэтажки плывут, в лучах заката, розовыеоблака. Голуби стаей взлетели с соседнего балкона. Я отвернулся от окна.

- Ваха? Серьезно?

Она вздохнула.

- Ну не вся ваха, аименно 40к. Мне нравится ее брутальный и бескомпромиссный стиль, особенно в артах.

- Я точно несвихнулся на почве моих… этих…

- Воображалок? Нет.

- А разве то что выделаете… Ну… Что вы вот так пришли ко мне…

Ее лицо сталосерьезным.

- Конечно, это непоощряется, мне даже влетит по полной за такое. Многим влетало. Но посмотритена меня. Я на три года вас младше, на меня уже коллеги косятся. Целок в таком коллективене любят.На меня уже коллеги смотрят как на прокаженную.

- И вас устраиваетво мне все? Даже…

- Хаспаде! – она закатываетглаза – Тринадцать сантиметров, это нормально! Ну смотрел ты гей-порно пару,тройку, десять раз, ты же не возбудился даже, хотя как ты дрочишь с отвращениемна лице это была реальная ржака. Хочешь покажу твое лицо во время оргазма?

Она изображаетбудто сейчас чихнет, правый глаз прикрыт, губы поддёргиваются. «В ахуе» делаетбросок с прогибом, голова кружится. Я массирую виски.

- Поверь мне. То,что я предлагаю, не самый худший вариант. Через год к тебе начали бы применятьплан «Хуевый сосед».

- Хуевый сосед?

- Это вброс инфысоседям, что ты извращенец или педофил. И тебя бы изжили их руками.

- Зачем это?

- Ты одинок,подруги нет, друга тоже. Вечеринки у тебя редкое явление, только еслиродственники уговорят что то устроить. А квартира у тебя ниче так. Тебя обнуляют,а квартиру перепродают другому, под новую ипотеку.

- А родственники?

- А чтородственники? Маме и папе говорим не рыпаться, им выплачивают им какую-то компенсациюпо страховке и все.

- То есть это такаявот помощь от мента, который следил за мной 3 года и теперь хочет меня подкаблук посадить? Ахуенный расклад!

- Уж какой есть.Пойми, мне тоже надо выглядеть «добропорядочной». Иначе так и буду до конца жизни, следить задрочерами, вроде твоего соседа снизу. Выбирать среди коллег таксебе удовольствие. Там все друг другу братья по камере, если понимаешь о чем я.Связываться с ними это мрак еще тот. Это надо влится в круг, быть как они…

- А ты, значит,честный мент, да?

- Нет конечно. Но яне хочу закончить подстилкой какого ни будь начальника, или хуже того бытьподарком братьям по камере.

Солнце скрылось задомами, мрак постепенно заполняет кухню. Я смотрю в остывший чай. Кот начал теретьсяоб ногу требуя внимания. Я посмотрел ей в глаза.

- Видишь – она вздохнула– в данной ситуации для нас это лучший расклад, пусть даже он и не выглядиттаковым.

- А если яоткажусь?

- Твоему коту будеточень одиноко. Ты, пока подумай, как жить дальше будем. А я пока фильмецскачаю. Посмотрим вместе, без всяких воображалок – она обернулась на пороге –Ты мне нравишься и только по этому я так поступила, ты славный и незаслуживаешь быть один.

Она вышла из кухнив комнату, кот пошел за ней. Я сидел, смотрел в чай. «В ахуе» продолжало беспощаднопиздить меня. Бляха… Я, в каком то сраном аниме… Что делать? Звонить ментам?Что сказать? У меня тут ваша сотрудница, надзорный офицер… Такой тупизм…Выпиваю чай, холодный, горький, бодрящий. Только вот не бодрит нихера.

Я встаю, мою своючашку, рассматриваю чашку, из которой пила она. След от помады, красный, но неяркий. Мне такой нравится. Мою чашку. Если фильм будем смотреть надо пивавзять. Беру две бутылки из холодильника. Иду в спальню. Она лежит на кровати, вмоей футболке. Кот свернулся, лежит у нее на животе. Ее одежда аккуратносложена и повешена на стул у компа. Она смотрит на меня.

- Какой фильмсмотреть будем? – спрашиваю я.

- Какой-то новыйфильм про зомби и ограбление.

Я отдаю ей бутылкупива, аккуратно, чтобы не расплескать свое и не тревожить кота, ложусь рядом. Внос ударяет легкий аромат духов, ромашка и лилия. Она заводит мою руку себе заголову и устраивается на моем плече. Она поднимает свою бутылку пива.

- Ну, за новуюжизнь.

Я легонько бью еёбутылку своей. Отпиваю. Сколько раз я воображал эту сцену? Во всех подробностях.С Машкой из третьего подъезда. С Дашей с работы. Со своей училкой английского…

- Это точно все взаправду?

Она слегканапрягается, раздается негромкий звук. Через пару секунд в нос ударил запах.

- Это все точновзаправду – говорит мне она.

Мы лежим, смотримкино.

Бля-а-а-а-а-а-а…

Девушка, которая поедала песочные замки

Она вошла в мою жизнь как паучиха – медленно и спокойно, отчетливо понимая, что жертва надежно застряла в паутине. Но не в моих правилах выпутываться. Ее джинсовый комбинизончик с солнышком на левой петельке не внушал доверия, но взгляд… за этот взгляд можно отдать все что угодно.

— Привет, - произнесла она томно и слегка картавя.

Я не ответил - был занят. Большая Мамочка не прощает ошибок. Эти куличики должны быть идеальными.

— Как тебя зовут? - она наклонилась, и ворох ее рыжих волос заискрился в солнечном свете. На этот раз моя воля дала сбой.

— Саша. – ответил я, встретившись лицом к лицу с самой роковой женщиной в моей жизни. Глубоко внутри я понимал - вот он, тот самый поворотный момент. Назад пути нет. Я погряз в алчности и продажности, глубоко внутри системы потребления. И она это знала. И это знал Сережа, - Ты и он…

— Он? – голубые глаза округлились от удивления, но я знал – она врет. Все врут. Даже Большая Мамочка. – Кто?

Я сделал вид, что не заметил ее вопроса, и продолжил сыпать грязный песок в ведерко, раз за разом опуская лопатку в самую гущу тьмы и предательства. Ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что скрывается под покровом желтого песка – забытая машинка, старый фантик или кошачьи какашки. Песок – это жизнь. И я брал эту жизнь и лепил песочные замки.

— Я Маша, - ее не волновало мое безразличие, у нее была цель, и она шла к ней напролом, сквозь людей и их судьбы. – Красивые тортики. Можно мне один?

Засунув изящную ладошку в нагрудный карман, она достала свежесодранную купюру.

— На.

Она знала, мне нужны были деньги, что не хватает совсем чуть-чуть до новой дозы. Знала. И это знал Сережа. Он хотел мои деньги. И он улыбался, глядя на нас с высоты своих качелей.

— Этот, - я указал лопаткой на один из самых дорогих мне башенных комплексов. Большая Мамочка будет в ярости от того, что я покинул свою клетку из дерева и песка, но я не мог иначе - я погряз в качелях, как муха в паутине у паука. Паука по имени Сережа, который был выше всех в этом мрачном месте, полным боли и страданий.

Я схватил протянутую мне зелень и помчался оплачивать у Сережи еще один заход настоящего, неподдельного чувства полета. Уже там, на вершине наслаждения, я наблюдал за меняющимся от удивления лицом Сережи, обнаружившего вместо новеньких купюр завядшие вчерашние листики, и за полным ужаса и омерзения лицом Маши, нашедшей в своем торте «сюрприз из песочницы». Я наблюдал и наслаждался жизнью под редким в этом городе Солнцем.

Ведь не в моих правилах было выпутываться из паутины.

Автор: Иван Абрамов

Dead West

upd: исправил пробелы

Посреди ночи меня разбудил стук в дверь. Николас,негр-слуга мистера Абернатти, в доме которого я жил, открыл, и в тишине ночи донесся взволнованный голос шерифа Стивенса:

– Николас, позови мистера Макферсона, это важно.

Теперь мне стало казаться, что я слышал сквозь сон выстрелы.

Так уж получилось, что я был экспертом в истреблении живого, и если шерифу нужна была помощь, значит, он не мог кого-то убить.

Когда Николас постучал мне в комнату, я уже надевал штаны.

– Передай шерифу, что я сейчас спущусь.

Я застегнул пояс с револьвером, накинул пальто и снял со стойки винтовку Шарпа – для всего, чему не хватит револьвера. Оставив шляпу дома, я спустился к Стивенсу.

Крайне озадаченный он ждал внизу вместе с двумя помощниками. Я подавил зевок, сделав вид, что приглаживаю усы, кивнул им в знак приветствия и спросил:

– Чем могу помочь, джентльмены?

– Пойдемте, мистер Макферсон, я расскажу по дороге, –сказал шериф.

Шериф был уже немолод, если не сказать стар. Его должность в Элдридж-сити была чисто номинальной, на деле же реальной властью он не обладал и нужен был больше для установленного порядка. Всем заправлял Абернатти, серьезными делами занимался я, шериф только закрывал в кутузку бузотеров и пьянчуг. И, Боже, как повезло этому городу, что Уильяма Абернатти не интересовало обогащение или наслаждение непререкаемой властью – он строил рай на земле в соответствии со своими представлениями о добре и зле, и, надо сказать, они были весьма хороши. Да, он всё контролировал, но деспотом и тираном не был. Кто-то может сказать, что он играл в Бога, но какая к черту разница, если получалось у него хорошо.

Не важно, как он заработал свои деньги, важно, кем он был сейчас. Многие в этом городе оставили позади бурное прошлое, и поклялись встать на защиту друг друга, если оно вернётся. Меня не разыскивали в нескольких штатах только благодаря протекции мистера Абернатти, но и, положа руку на Библию, я мог поклясться, что откровенного зла не совершал, а Абернатти ни разу не посылал меня убить человека.

– Это очень странное дело, мистер Макферсон, – начал шериф. – К миссис Эбнер в курятник залез вор, и когда она попыталась застрелить его, он не умер.

Спичка у меня в руке застыла на полпути к черуте.

-То есть?

-Вы сейчас сами увидите.

Я всё-таки закурил, и, выбросив спичку, сказал:

– Шериф, мне не нравится, куда это идёт.

– Я понимаю не больше вашего.

Мы подошли к амбару, помощники шерифа зажгли лампу.

– Смотрите, – шериф приоткрыл створку двери.

В нос ударил металлический запах. В углу спиной к нам сидела фигура. Помещение больше напоминало бойню – повсюду валялись растерзанные тушки куриц. Человек в углу рвал их на части и отвратительным чавканьем жевал сырое мясо.

– Он не реагирует на оклики, на выстрелы, и не умирает от них. Его как будто вообще ничего не интересует, кроме куриц.

Присмотревшись, я заметил, что вся одежда незнакомца продырявлена пулями.

– Это вы стреляли?

– Да, и миссис Эбнер.

Я вытащил револьвер и взвел курок.

– Если это какая-то шутка, то лучше прекращать сейчас, пока никто не пострадал, потому что я выстрелю в него.

– Стреляйте, ради Бога.

И я разрядил барабан. А потом понял шерифа.

Так не бывает. Люди умирают, если в них стреляют.Фигура шаталась, но не падала.

Я забрал лампу у помощника и осторожно приблизился.К запаху крови добавился запах гнили и разложения.

Нет, так не бывает. Если и винтовка не поможет, то придётся сжечь весь амбар.

Зарядив винтовку, я направил дуло в шею, чтобы выстрелом снести большую часть головы, и спустил курок. Человек упал и больше не двигался.

– Заверните его во что-нибудь, – приказал я,возвращаясь, – утром спросим доктора, как это возможно.

Вернувшись к дому, я увидел стоявшую у дверей Дороти, дочь Уильяма.

– Юджин, что случилось? Я слышала выстрелы.

Я погладил её по щеке.

– Ничего страшного, всё в порядке. Иди спи.

Но она знала, что я соврал. Выстрел из Шарпа слишком громкий, в ничего страшного из него не стреляют.

В комнате я оставил оружие на столе и, вымыв пороховую гарь из носа, снова залез под одеяло, но сон не шёл. Поэтому, как только встало солнце, я почистил винтовку и вышел на веранду с чашкой кофе и револьвером, чтобы продолжить на свежем воздухе. Дороти уже ждала меня.

– Ну?

Я усмехнулся в усы. Её крупноватое лицо выражало крайнюю заинтересованность. Она любила разные приключения. Я даже научил её стрелять тайком от отца.

– Я ещё не знаю, – ответил я, раскладывая инструменты. – Сегодня доктор должен нам с шерифом всё объяснить. А где Уильям?

– Уехал договариваться с железнодорожной компанией.К нам проложат дорогу.

– Не знаю, стоит ли, нам вроде и так хорошо.

– Ты просто очень консервативный. Доброе утро, шериф Стивенс.

На веранду, звеня шпорами, поднялся шериф.

– Мисс Абернатти, мистер Макферсон, – он коснулся края шляпы. – Ко мне приходил преподобный Коллинз, на кладбище кто-то раскопал могилу старины Уэбстера.

– Снаружи или изнутри? – спросил я, со щелчком вставляя барабан на место. – Земля свалена на краю или ссыпается внутрь?

Дороти прерывисто вздохнула, она уже почувствовала азарт приключения.

– Как-то я не догадался такое спросить.

– Давайте тогда послушаем, что скажет доктор Моррисон.

Я поднялся и убрал револьвер в кобуру.

– Можно мне с вами? – спросила девушка. – Я тоже хочу.

– Не надо, – ответил я, надевая шляпу. – Там нет ничего такого, что стоит видеть молодой леди. Всё мерзко и грязно. До скорого.

Она недовольно прищурилась мне вслед.

Помощники шерифа притащили холщовый мешок с останками как раз, когда мы подходили к дому доктора. В окнах на улице начали появляться любопытные взгляды.

В доме тело разложили на столе и сгрудились вокруг,ожидая вердикта Моррисона.

– Я точно могу сказать, что этот человек давно мёртв.

– Спасибо, доктор, – усмехнулся я.

– Вы не поняли, – он бросил на меня строгий взгляд поверх очков. – Вы стреляли в мертвое тело, и, судя по состоянию, стреляли именно вы. 

– Тогда нам хотелось бы знать, как это возможно,чтобы мертвое тело забралось в курятник и съело куриц миссис Эбнер живьем.

– Это невозможно.

– И тем не менее это произошло.

Доктор Моррисон задумался. Он не мог просто так заявить, что я вру.

– Как вы говорите, всё произошло? – спросил он,снова начиная осматривать тело.

– Этот кто-то залез в курятник к миссис Эбнер, а когда она в него выстрелила, и ничего не произошло, она пошла за шерифом, потом всё повторилось с шерифом и помощниками, и позвали меня.

– Во время чрезвычайного напряжения человек может не чувствовать боли или даже превысить свои возможности, но из того, что я вижу,многие ранения должны были быть смертельными для живого человека. А по состоянию тела я могу сказать, что оно мертво уже несколько дней. Я не знаю, зачем вам понадобилось стрелять по старику Уэбстеру, но я знаю, что ещё при жизни он очень любил курицу, – грустно заключил Моррисон.

Всё-таки это старина Уэбстер. Даже после смерти тыне нашёл покой.

– Нам не стоит никому ничего рассказывать. Похороним Уэбстера и постараемся забыть...

Но меня прервал раздавшийся на улице истошный вопль.

– Если это то, что я думаю, то вы сейчас сами всё увидите, доктор.

Мы высыпали наружу, держа наготове револьверы. По центру улицы, пошатываясь и издавая нечленораздельные звуки, шёл человек.Точнее, то, что когда-то было человеком. Я выстрелил первым, и следом, как по команде, начали стрелять шериф с помощниками. Впервые улицы нашего тихого городка оглушила стрельба. Мы разрядили четыре револьвера за несколько секунд,но это не произвело никакого эффекта. Я откинул дверцу Абади и быстро прокрутил барабан, вытряхивая гильзы. Зарядил один патрон и выстрелил мертвецу в голову.

Мы застыли. Наступила секунда ужаса. Весь город видел, нашу беспомощность.

– Юджин!

Дороти бросила мне винтовку.

– Она заряжена!

Я поймал её, сунул револьвер в кобуру, и моментально снёс трупу голову.

Только после этого тело без движения упало на дорогу. Гильза выпала из Шарпа с оглушительным звоном. Весь город замер. Весь город осознал, какая нам угрожает опасность. Если эти существа решат перейти от куриц к людям, то мы мало что сможем противопоставить.

Позже мы собрались в участке шерифа, чтобы решить,что делать. Винтовка у меня была только одна, и отдавать я её не хотел.

Среди бела дня...

Я снял со стойки с оружием двуствольное ружьё,раскрыл его и заглянул в казённик.

– Вот это может нам помочь. Набейте патроны крупной картечью, цельтесь в голову и стреляйте сразу из обоих стволов с близкого расстояния. Дежурить будем посменно.

Всех это устроило, поэтому я решил наведаться на кладбище осмотреть могилу Уэбстера и поговорить с преподобным. Одного взгляда хватило, чтобы понять – выкапывались изнутри. Ничего более, однако, это не принесло.

В церкви у дверей меня встретил преподобный Коллинз.

– Добрый день, мистер Макферсон, вы нечастый гость.

– Да, пожалуй. Мне нужно с вами поговорить.

Он жестом пригласил меня внутрь. Сел на скамью сам и усадил меня напротив.

– Я думаю, вы уже слышали, что в городе начали происходить странные вещи.

– Да, разрытая могила, слухи о мертвецах...

– Это не слухи, преподобный. Прошлой ночью мне пришлось застрелить Уэбстера. Сегодня днём был кто-то ещё, не знаю точно кто.Поэтому у меня есть к вам просьба: по возможности успокойте людей, я не занимался ничем подобным со времён, когда я был помощником маршала, но я что-нибудь придумаю. Меньше всего сейчас нужна паника и охота на ведьм.Выкапывать и обезглавливать тела тоже не стоит. Мне нужен ваш совет. Что я должен искать? Я думаю, не ошибусь, если скажу, что происходящее вышло за рамки обыденного, а в подобных вещах лучше всех разбираетесь вы, святой отец.

– Святое писание ничего не говорит о том, что делать с живыми мертвецами, но оно может подсказать, откуда они берутся. Это деяние рук человека и его злой воли. Я не думаю, что кто-то из моих прихожан способен на такое.

– А что вы скажете об индейцах? Я слышал, они могут быть способны на что-то такое. Или может быть земля, на которой построен город?

– Нет, ничего такого я не знаю.

– Спасибо, святой отец.

Коллинз благословил меня в моём начинании, и я направился домой, чтобы немного поразмыслить.

Вечером я пригласил шерифа и его помощников в дом Абернатти. Положил на стол в гостиной карту окрестных земель.

Нам предстояло в ближайшие несколько дней обыскивать территорию вокруг города по все увеличивающемуся радиусу. Должны были собраться добровольцы и взять на себя запад, юг и восток. Каньоны на севере знает Дороти,я буду её подстраховывать. Мы ищем чужака, кого-то не местного, возможно прячущегося, но всё же всех незнакомых сразу линчевать не стоит. Под федеральный суд мы вряд ли его сможем отдать, но самим провести процесс по всем правилам ничего не мешает. Нужно обращать внимание на стоянки, свежие следы,лагеря…

Следующие ночи разрывались выстрелами. Мы научились справляться с мертвецами, теперь оставалось только найти их источник. Люди были напуганы и старались не выходить из домов. Жизнь города почти остановилась.

После дежурств шериф с помощниками собирали свои группы и уходили прочесывать окрестности. Мы с Дороти брали лошадей и ехали на север. Она обвязывала себя веревкой и спускалась в каньон, я шёл чуть на отдалении от края и стравливал или выбирал страховку по мере надобности. Хотя и казалось, что особой необходимости в ней не было – Дороти скакала по уступам,как горная коза, но всё же... Шшух. Руки мгновенно сжали верёвку, грубый канат впился в ладони. "Ой", – донеслось снизу. Вот тебе и ой.

В одну из ночей у меня случился казус. Я заметил движение в конце улицы и направил туда лошадь. По дороге плелось нечто в лохмотьях. Особо не задумываясь, я выстрелил из револьвера, и к моему удивлению оно издало человеческий вскрик и упало. Спешившись, я снял лампу с лошади и подошёл ближе. В тряпье с трудом узнавалась тюремная роба. Я добил безымянного беглеца, и, выругавшись, пошёл к гробовщику, чтобы похоронить его по-человечески. Никто не задавал вопросов, а я особо не распространялся.

Так шёл день за днём, поисковые отряды возвращались ни с чем. Ночью стрельба, а утром кофе, еда и снова в ущелья.

И однажды нам улыбнулась удача.

– Кажется, я что-то нашла.

– Что там?

– Пещера, сейчас. Здесь можно спуститься.

Я осторожно заглянул за край. Сверху вход скрывала нависающая глыба.

Дороти поднялась наверх по узкой тропинке. Мы взяли лампы, девушка надела пояс с револьвером и повела меня к входу.

В нависавшем камне было прилажено что-то вроде подъёмника, снизу на дне ущелья стояла телега. Я немного прикрутил лампу и первым вошёл в пещеру. Некоторое время мы двигались молча. Неприятный запах,исходивший  из глубины, всё усиливался.

За спиной раздался резкий вздох, застучал покатившийся камень.

– Кажется, я подвернула ногу, – прошептала Дороти.

– Идти сможешь?

– Пока что да.

Мы вышли в освещенное помещение. Одного взгляда хватило, чтобы понять – это было именно то, что мы искали.

Вдоль стен стояли стеллажи с заспиртованными уродами в банках, органами, искореженными частями тел. Нестерпимо воняло разложением и гнилью.

В дальнем конце у стола копался человек.

Подойдя ближе, я окликнул его. Он обернулся,открывая лежавшую на столе абоминацию. В широко распахнутых глазах застыло порочное злое безумие.

Его ничуть не смущало, что на него направлено два револьвера.

– Я больше не опозорю свой род! Юг снова буд…

Дороти выстрелила первой. Я по-ковбойски разрядил весь барабан, но это было лишним – это был всего лишь человек. Не в силах больше выносить вида лежащего на столе месива, я метнул в него лампу. Быстро занялось пламя.

– Пойдем, быстрее.

Дороти обняла меня за пояс, и мы быстро вышли к входу. Поднявшись наверх, я спустил ей веревку, и она, помогая себе руками и здоровой ногой, вскарабкалась. Я подсадил её на лошадь, и мы направились прочь от этого места. Если бы у меня был с собой динамит, стоило бы его взорвать.

Несколько минут прошло в молчании, но я всё решил спросить:

– Ты как?

– Терпимо, но пару недель будет болеть.

– Я не об этом.

Немного подумав, она ответила:

– Мне страшно, но мне кажется, что я сделала правильную вещь, и это меня успокаивает.

– Все правильно, так и есть.

Когда мы вернулись, у дома стояла лошадь Уильяма.

– И как мы всё объясним моему отцу?

– Не знаю, но это точно будет долгий разговор.

Волтэмская история

Часть 1

Часть 4

***

Часть 5

***

***

Часть 6 и последняя

Волтэмская история

Часть 1

Часть 2

***

Часть 5

Волтэмская история

***

Часть 2

Театр

— Семен!

Желтый луч садящегося фонарика с трудом прорезал густую темень подвала заброшенной школы. Родион буквально чувствовал, как стены смыкаются у него за спиной в попытках поглотить маленького перепуганного подростка и обречь его на бесконечные страдания, как уже совершили это с остальными пропавшими.

— Семен, ты где?!

Говорят, их было ровно двадцать. В разное время, на протяжении десяти лет, эта развалюха унесла жизни двадцати человек. Говорят, многих находили мертвыми в пустых, размалеванных граффити классах, в лужах собственной крови. Иногда они приходят обратно дабы попытаться вернуть свою кровь, а если застать их за этим делом, то они заберут и твою.

— Семен! Это не смешно! Отзовись!

Говорят, еще больше мертвецов было найдено в петле и их души до сих пор заточены в трубах этого самого подвала, через которые они перекидывали свои пеньковые веревки.

Говорят, говорят, говорят… Много чего говорят городские легенды, рассказанные за последней партой во время скучного урока. Но факт остается фактом, здесь, в этом мертвом памятнике былых амбиций, действительно умирали люди.

А еще так же остается на месте тот факт, что Родион совершенно один, ночью, идет по подвалу и кличет своего давнего приятеля, а аккумуляторы в фонарике, к сожалению, не вечны.

Вообще-то, изначально, когда они входили в распахнутую черную пасть недостроенного заброшенного здания, их было пятеро. Весь первый этаж они прошли бок о бок, смеясь и подшучивая над игравшими нервишками, пока у Семена те окончательно не сдали.

— Семен?! Нахрена ты убежал! Если ты здесь, отзовись!

Каким невероятным образом во время поисков незадачливого искателя острых ощущений Родион попал в подвал, а так же то, как оказался совершенно один, он понятия не имел. На клаустрофобию он никогда не жаловался, бывало даже вместе с друзьями он лазил по катакомбам старинных руин, коих как грибов было огромное множество в окрестных чащобах, но сейчас… В какой-то мере он даже понимал сей необдуманный поступок Семена – ему тоже хотелось броситься от ужаса не разбирая дороги, только бы выбраться из этого проклятого места.

— Семен, сволочь, ты где?!

Похоже, у него тоже начали сдавать нервы.

Проклятое место… Столько слухов крутится вокруг этой школы. А ведь с виду, самый обычный долгострой без сроков сдачи. Никакого забора, никаких дверей, цепей или щитов. Только огромное четырехэтажное здание из необлицованного, отбитого временем и непогодой, красного кирпича с зияющими глазницами бездонных окон и дверей. В темноте спящего города оно напоминало череп исполинского монстра, убитого неизвестным и жестоким героем мифологической древности и оставленного на этом самом месте в назидание потомкам.

На самом же деле «черепу» не было и двадцати лет. Когда-то, когда деревья были большими, трава зеленее, а дела у городка шли куда лучше, было решено посторожить новую, современную школу для развивающегося и растущего как на дрожжах поселения. Но лопнувший пузырь экономики смел все благородные планы на нет, подарив городу Стир очередную руину.

Когда-то Родион прочитал одну очень умную вещь, которая как нельзя к кстати подходила этому месту: «Иные дома, подобно иным людям, способны однажды раз и навсегда снискать себе репутацию обиталищ сил зла. Наверное, все дело в своеобразное ауре злодеяний, свершившихся некогда под их крышами, — она то и пробуждает в вашей душе необъяснимый страх спустя много лет после того, как реальные злодеи во плоти и крови покинули этот мир. Флюиды темных страстей убийцы и предсмертного ужаса смерти проникают в ваше сознание, и вы, не имея никакого отношения к некогда свершенному здесь преступлению, внезапно чувствуете, как напряглись ваши нервы, забегали по телу мурашки и похолодела в жилах кровь…»

Но кто именно сказал эту умную вещь, он вспомнить так и не смог, хотя сам отрывок всплыл прямо слово в слово. В голове вертится только фамилия «Блэквуд», но он ли автор…?

Вообще, Род много читает. Очень много. А еще и сам сочиняет не плохие стихи и даже наигрывает песни на свои тексты. Но почему этот кусочек всплыл в его памяти, да еще и так отчетливо? Неужто это место настолько сильно влияет на него, что выворачивает наизнанку даже само его подсознание, извлекая оттуда информацию обособленными кусками?

Нужно выбираться отсюда!

— СЕМЕН!!!

И вот, спустя долгие мучительные минуты, что казались часами, проведенные в выложенным красным кирпичом однообразных стенах технических коммуникаций, Родион находит тупик. Ни Семена, ни выход, ни лестницу, а тупик, что оканчивался, наверно, единственной в этом здании дверью. Она было красной, в тон обшарпанным стенам, деревянной, целой и… чистой. Она казалась не от мира сего. И гораздо старее, даже нет, древнее самой кирпичной постройки. 

С неким необъяснимым страхом он дотронулся до гладкой деревянной ручки и повернул ее, открывая эту дверь… куда?

За дверью была лестница, много-много хлипких деревянных ступенек, покрытых лежалой пылью. А высокие стены тоже были деревянными, сухими, не крашенными. Они настолько разительно контрастировали с бывшим кирпичным окружением, что Родион на секунду потерял ориентацию и чуть не упал, но все же устоял на ногах. Придя в себя он всмотрелся в сумрак впереди, выше по лестнице – где-то там, наверху, должен быть выход из этого кошмара.

Только Родион ступил на первую ступеньку, как фонарик предательски заморгал. Постучав по нему, Род вернул себе спасительный свет, но и так уже довольно тусклый луч стал еще слабее.

Собравшись с духом, Родион пошел дальше.

Одна. Вторая. Третья… Десятая… Двадцатая. Двадцать первая. Последняя ступенька тихо скрипнула под его не таким уж и тяжелым телом. Теперь, вместо лестничного проема, перед ним простилался очередной коридор, утопающий во всепоглощающей тьме. Тонкий луч фонарика не доставал до противоположного конца, и Родиону казалось, что коридор тянется на многие километры, будто подземная железная дорога, ведущая далеко-далеко за пределы школы, за пределы провинциального города, сквозь многочисленные руины и останки былой цивилизации, в самое сердце непроходимого леса.

И вместо того, чтобы развернуться и пойти назад, чтобы хотя бы попытаться вернуться тем же путем обратно в пустые размалеванные классы, он сделал шаг вперед.

Когда ровно через десять метров коридор закончился, Родион понял, что ошибался. Коридор не был сверхъестественным порталом в параллельные адские миры, в его тени не скрывались души умерших людей, и ничего страшнее серой пыли в коридоре не обитало.

Перед ним была очередная дверь – точная копия предыдущей. Только теперь, в соответствующем ей окружении, она не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Привычным движением Родион потянул за деревянную ручку, отворил дверь на себя и заглянул внутрь.

Родион никогда не мог поверить в то, что страх может сковать человека, перевести управление на себя и с садистской улыбкой начать смотреть на мучения остолбеневшего подопечного. Было ли это показано в фильмах или же более подробно описано в книгах, Родион просто не мог понять, как это вообще может быть возможно. Теперь же он с уверенностью может сказать, что глубоко ошибался.

С тихим стуком фонарик упал на грубые половые доски. От разбитой лампочки его спас только проверенный временем металлический корпус, поэтому луч будто бы талого света дважды мигнул, разрывая тьму своими жалкими потугами, а затем замер на теле мертвеца.

Секунда. Вторая. Крик комком мокроты застрял у него в горле.

Еще секунда. Глаза смотрела на висящего буквально в метре от него тело неизвестной девушки в истлевшем, некогда желтом платье.

И только когда фонарик в очередной раз моргнул, Родион понял, что в который раз ошибся. У страха глаза велики, как говорит часть всем известной пословицы.

Подобрав выпавший и рук фонарик, Родион подошел к висевшему на гвоздю платью и стряхнул с него пыль, дабы удостовериться в том, что хотя бы на этот раз его глаза, с непосильной помощью воспаленного страхом разума, не играют с ним плохую шутку.

Откашлявшись от взметнувшейся пыли, Родион рассмотрел маленькую комнатушку. В ней была еще одна дверь, по правую сторону от той, через которую он вошел. А еще там было кресло, оббитое старой зеленой тканью, стоящее перед малюсеньким столиком у стены и настолько пыльным зеркалом, что оно ничем почти не отличалось от серой стены, на котором весело.

Фонарик опять моргнул. Родиону показалось, что на этот раз миг темноты был на порядок дольше, так что Род решил поторопиться.

Очередная дверь. Может быть эта выведет его на свежий воздух? И черт с ним с Семеном! Если честно, Родион уже забыл про него, поддался той тихой разновидности паники, которую не замечаешь и не воспринимаешь, даже когда тебе напрямую говорят о ней. Паника – вот самый лучший имитатор повседневного поведения человека.

С легким скрипом ржавых петель эта дверь явила Родиону пустоту. За ней была только непроницаемая тьма, в которой действительно не составило бы труда утонуть.

А может это и к лучшему? Шагнуть в омут, и не будет больше страха, не будет одиночества. Только Родион и Тьма вокруг него. Только он и она, наедине, без каких-либо уступок, обещаний или забот. Вечное блаженство. Вечный сон.

Вечность…

Закрыв глаза он шагнул вперед, в неизвестность. Темнота подхватила его, закружила в радостном танце. О радость, она приняла его, позволила слиться в едином порыве, позволила сопроводить его в вечность…

Но что-то пошло не так. Всего мгновение всепоглощающей эйфории, а потом вновь вернулся страх, на инстинктивном уровне заново перехватывая управление его бренным телом. И там, под ногой, где должна была быть бесконечная бездна, оказался твердый дощатый пол.

По началу Родион ничего не понял. И даже когда открыл глаза и узрел перед собой все то же царство теней, он все равно все еще пребывал в легком недоумении. Его бедный уставший разум абсолютно не хотел воспринять тот факт, что глаза в купе со слишком живым воображением в очередной раз играют с ним злую шутку. Может быть самую злую из всех. Ведь не может быть никакой Тьмы, не может быть вечного покоя, здесь, в старой заброшенной недостроенной школе. Здесь можно найти только одно – смерть. И поэтому нужно смотреть в оба, а не фантазировать о несбыточном.

О всяком бреде.

Бреде…?

Бреде!

Ведь перед ним была не бездна, нет, просто очень большое помещение. Если о-о-очень хорошо присмотреться, то можно различить ряды оббитых зеленым бархатом кресел, стоящих лицом к… тому, на чем стоял Родион. Это была сцена. Маленькая, узкая и не слишком широкая, но Родион довольно четко видел, где ровные сухие доски резко переходили в ничто.

Значит это… Театр?

Хотя какой к черту театр? Это же школа, а значит в ней обязан быть актовый зал.

А в школе ли он еще?

А важно ли это? Ведь это же сцена. Ибо если есть вход на сцену, то должен быть и вход для зрителей. Вон там, на противоположном берегу этого озера мест и рядов. И будь это даже не театр, а самый простой актовый зал, который просто обязан быть в каждой школе, то все равно у него должен быть выход, ведущий наружу.

Эти не хитрые умозаключения успокоили Родиона. Сердце перестало отбивать чечетку по его ребрам, а бедный разум слегка снизил скорость вращения своих шариков.

Ведь самое главное – он выбрался из этого жуткого подвала.

И ему даже стало смешно, вспомнив все, что творилось у него в голове за последнее время. Какая смерть? Какая Тьма? Это просто заброшенная недостроенная школа и ничего более. Что здесь могло с ним случится? Неужто это здание могло бы поглотить его, как в том страшном мультике, который он смотрел в детстве? Чушь да и только.

Страх ушел, как всегда, будто его и не было. Храбрость, самая трусливая из всех человеческих черт, вновь заняла свое положенное место на сердце Родиона. И усевшись на свой железный трон она толкнула длинную и вдохновляющую речь о неуязвимости и бесстрашии. Храбрость все росла и росла, да так, что Родион с победоносной улыбкой на лице уже направился к краю сцены, чтобы спуститься в зал и выйти через предполагаемую дверь на той стороне. Он уже нагнулся и…

Спасительный свет старого фонарика угас навеки, а вместе с ним ушла и храбрость, оставив Родиона наедине с самим собой, своим «водителем» страхом и всепоглощающей тьмой.

Всего одна секунда без света и неожиданный удар в спину перехватил дыхание. Страх настолько глубоко проник в него, что Родион даже не заметил, как потерял равновесие и упал на спину. И если секунду назад он был у края сцены, прямо перед проходом в центре зрительского зала, то теперь он понятия не имел, с какой стороны от него этот зрительный зал находился. Он лежал на спине и его мысли потихоньку умирали вместе с последними остатками надежды на спасение. Все, он погиб. Без света ему никогда не выбраться из этого проклятого места.

И темнота поглотит его.

Навсегда.

Тьма.

Тьма?

А почему в актовом зале нет окон? И почему вход на сцену пролегает через подвал? И места, оббитые зеленой тканью… Это же непрактично в таких местах, как актовые залы, обычно полные непослушных хулиганов и постоянно ерзающих детей?

Может быть потому что это не актовый зал, подсказал ему отдохнувший разум. Это Театр. Родион не знал, сколько он пролежал на подмостках этой пыльной сцены, но его бедные мысли вновь вернулись к нему. Может быть не все и может быть не те, что нужно, но Родион был рад и им.

Да, без света ему не выбраться из этой школы, но может быть друзья смогут найти его? Они наверняка уже нашли трусливого Семена и теперь, скорее всего, вовсю ищут и Родиона.

А как гласит первое правило потерявшегося? Стоять на месте и звать на помощь. Так быстрей всего можно дождаться своих спасителей даже в самых безвыходных ситуациях. Ведь его друзья же точно в курсе, что он где-то внутри одной из этих двадцатилетних помещений.

С горем пополам поднявшись с жесткого пола, Родион всмотрелся во мглу. Ведь если действительно очень долго в нее смотреть, то всегда, наконец, можно узреть, как она смотрит в тебя. Такова ее природа. Такова ее сущность.

Родион стоял на сцене и смотрел. Просто смотрел, а Тьма смотрела в него. И когда их взгляды встретились, он запел. Его стихи всегда были о ней, о Тьме. Про смерть и жизнь, про грусть и безысходность. Про все, что она воплощает в себе. Таит в своих недрах. Из чего она состоит. Он пел про свет, что люди утеряли. Он пел про фей, что потерял сей мир. Он пел про волшебство, что сгинуло в небытие. Он пел про правду жизни, смерти и свободы, про судьбы человеческого рода, про их безумство и отвагу, про счастье и что все это может значить. Он пел все то, что было на душе, и что легло на строки расчерченной бумаги. Он пел правду. Его собственную и нерушимую.

Он пел. Впервые для кого-то. Ему не хватало струн его акустического гитары, но это отнюдь не мешало ему.

Он пел для нее. Для Тьмы, чтобы она смилостивилась над ним.

Пел для них. Для друзей, чтобы те смогли его спасти.

Пел для себя. Чтобы не сойти с ума.

Он пел на сцене театра. И театр слушал его песни.

Когда же он закончил и открыл глаза, то вокруг уже не было тьмы. Вокруг не было и света. Вокруг была только пустота, безграничная и нереально знакомая. Это была всего лишь белая простыня жизни. А затем киномеханик бытия пустил фильм.

Он видел толпы, рукоплескавшие толпам. Он видел невероятные чудеса, что творили не менее невероятные существа, лишь только разумом одним похожие на людей. Он видел Театр. Он видел его рождение. Он видел, как миллионы, миллиарды артистов наделяли его жизнью. Они отдавали частичку себя, своего таланта, оживляя, одушевляя его. И Театр щедро благодарил их за этот дар.

А затем Родион увидел его смерть. Жестокую, беспощадную. Не только люди безумны и жестоки к тем, чью природу они не способны постигнуть. Так было всегда и так всегда будет. Театр был убит и закопан глубоко-глубоко под землю, чтобы никто из Живых никогда не смог его найти. А ведь Театр хотел лишь одного – жить и жизнью своей дарить радость другим.

Спустя бесконечную эру антракта белого экрана Родион увидел строителя. Простого монтажника без каски, что насвистывал незамысловатую мелодию. Этой творческой энергии было мало, но все же вполне достаточно, чтобы вновь оживить мертвого. Он был первый, кто подарил свою жизнь умершему Театру. И последний, который сделал это совершенно случайно.

Живые слишком смертны, их жизни слишком скоротечны, чтобы учиться на своих собственных ошибках. Но Театр научился.

Следом за нерадивым строителем на экране показалась молодая девушка, пока еще совсем девчушка. Она на год или два была младше самого Родиона. Она порезала себе вены и вывела кровью имя возлюбленного на грязном полу. А ведь она так хорошо рисовала… За нею шел наркоман, переборщивший с героином, под которым писал свои обдолбанные рассказы. А потом еще одна жертва жаждущего жить Театра. И еще одна. И еще. Все они были творческими натурами, мятежные души которых тянуло к расставившему свои сети Театру.

Их было ровно двадцать. Молодые и старые, но все они отдали весь свой талант вплоть до последней капли тому, кто просто хотел жить.

С каждой новой душой Театр поднимался из затхлой земли ровно на одну ступеньку своей старой деревянной лестницы. Она появилась на экране так четко, что можно было различить каждый сучок, каждую линию под слоем многовековой пыли.

Только после нее на экране появилась двадцать первая жертва. Худой пятнадцатилетний школьник, который, выкрикивая имя своего трусоватого друга, свалился в пустой лестничный пролет.

На нем то кино и закончилось, а Родион вновь очутился на сцене Театра. Фонарик больше был ему не нужен, чтобы увидеть всю красоту этого античного сооружения древних цивилизаций. Все его величие и безграничную мощь минувшего времени.

А еще он чувствовал в нем жизнь. И не мудрено, ведь теперь он был ее частью.

Но его песня кончилась, а вместе с ней и его время на сцене. Ему нужно освободить место для следующего артиста, что будет выступать на ее подмостках.

Спрыгнув в зал, Родион направился к сидящим на первом ряду зрителям. На нем сидели все те, чьи таланты теперь никогда не смогут покинуть этих прекрасных стен. Пройдя прямо перед ними и заглянув в их полные жизни глаза, он нашел свое место под номером «21» и с облегчением упал в него. Теперь он не артист. Теперь он просто зритель. Ему осталось лишь наблюдать, как со временем Театр восстанет из своей земляной могилы и посмеется над руинами городов тех неведомых существ, что решили похоронить его раз и навсегда. Для Родиона это теперь единственный способ выбраться из этой проклятой недостроенной школы.

И можно не бояться, что кто-то вновь решит их умертвить. Ибо то что мертво, умереть уже не сможет.

Автор: Иван Абрамов

Химерность бытия

Она была так прекрасна, что у меня не хватало слов, чтобы ее описать. Как нет слов, которыми можно было бы описать нежность цифры ноль, или же утонченность цифры один. Ни один разум, ни одна машина в этом или другом мире, не смогли бы создать что-либо более чистое, незамутненное, великолепное… идеальное. 

Девушка моей мечты. Любовь всей моей жизни. Я мог коснуться ее тела, провести дрожащими пальцами по всем ее линиям и изгибам, мог поцеловать, обнять, прижать, подарить ей ласку и обожание. Я стал бы ее рабом, если бы она пожелала. Возможно, я бы даже покончил с собой во славу ее Имени. 

Она была здесь. Рядом. 

И ее здесь не было. 

Я снял очки виртуально реальности и уставился на  руки, обтянутые тонким слоем тактильных перчаток. 

Цифры. Биты. Байты. 

Существуют ли они. А если и существуют, то отличаются ли их сочетания от фантазий и видений, порожденных больным ли, здоровым разумом? 

Я смотрел на свои руки и все пытался понять, что я ощущал, когда трепетно обнимал свою виртуальную любовь? Ее, гений чистой красоты и объект обожания моего сердца, или же холодную, мертвую ткань дорогих перчаток? 

Сердце радеет за первый вариант. Мозг за второй. 

А разум… 

Существует ли разум? Или он такая же химера этого мира, как и любовь, радость? 

И сильно ли он отличается от созданья из цифр и строк?

Эх.

Но разум есть здесь. А Она была там. За гранью, которая, в сущности своей  ни что иное, как очередная химера. 

Одна химера рассуждает о реальности других химер. Нелепо и глупо. Тщетно и безвозвратно. Но что еще нам остается делать?

Только что отбросить предрассудки, уйти в чистую, непреклонную логику и завязать со всем этим. Начать приносить пользу себе и другим. 

Жить? По-настоящему, без остатка отдаваясь уходящему времени? 

Или же еще раз окунуться в глубину с головой, в последний раз доставить чувство счастья утомленному разуму.

Надевая очки обратно, я безоговорочно для себя решил, что этот раз уж точно будет самым-самым-самым последним. 

Автор: Иван Абрамов

А что дальше?

И тут время замедлилось. Оно стало даже чуть ли не материальным, тягучим, медленным, как солнечный диск на небесах. Скорее всего это было сделано для того, чтобы я смог хорошо и тщательно рассмотреть да запомнить даже самую мельчайшую деталь: неглубокая царапинка на металлическом кожухе гранаты, чуть помятое кольцо, бисеринки пота на лбу убийцы... и только лишь в самое последнее мгновение я увидел в углу комнаты фигуру в черном балахоне и белой венецианской маске птицы. Эта "чумная тень" вальяжно стояла, прислонившись к книжному шкафу, явно дожидаясь определенного момента, притом, скорее всего, именно этого.

- Пойдем, выпьем, что ли?
Я согласился, ибо никакого другого выбора у меня просто не было.
В баре было немного прохладно. Хотя, это совсем не удивительно, учитывая его месторасположение и отсутствие окон, дверей и каких-либо осветительно-обогревающих приборов. Да и вообще здесь не наблюдалось даже элементарной техники - стойка, полки с напитками, столы да стулья - вот и все из неодушевленного. Хотя вся эта цветовая гамма, состоящая из красных или розовых цветов кажется мне до жути знакомой.
- Выбирай любой столик, я сегодня угощаю, - нос моего нового знакомого качнулся в сторону трех свободных столиков, а сам он пошел к стойке, за которой стоял одинокий бармен - получеловек-полузебра. И меня уже совершенно не волновало, кто меня угощает, чем меня угощает и кто данные угощения готовит - волноваться больше было не о чем и незачем. Все страхи остались далеко-далеко позади, а впереди... А что же все-таки ждет меня впереди?
Подойдя к столику и сев на стул, я стал ждать, освободив свой разум от всего, что было в нем.
Два стакана со странно светящимся темно-красным напитком, покинутые улыбающейся зеброй легко легли на стол. Что-то сказав бармену, мой спутник вместе с ним лихо расхохотался и неторопливо прошествовал ко мне.
- Угощайся. Сегодня у него отменный нектар.
Я взял стакан в руку. Стало намного теплее, и даже появилось такое ощущение, что этот странный внутренний свет начал впитываться мне в руку прямо сквозь стенку стакана, сквозь кожу, мышцы, кости... Прямо в душу.
Я сделал первый глоток.
- А что ждет дальше? - спросил я фигуру в черном спустя несколько лет, а может минут... секунд...? мгновений...?
- Тебе честно?
- Желательно.
- Тогда я не знаю - никогда там не был. Я не знаю точно, что и когда случится после. Есть лишь только слухи - все они противоречат друг другу, но это совсем не означает, что они не могут быть правдивыми. Они все - это только лишь вера, осознание, мечта. А вера вознаграждается, осознание дает полное представление, мечты сбываются. У каждого - свой путь и не мне решать, что будет дальше. Я знаю лишь, что это что-то точно есть, и что было уготовано тебе твоим же собственным воображением, то и свершится в твоей собственной вселенной, - чуть приспустив платок, закрывающий рот, "тень" отхлебнул еще, - И знаешь, я бы все отдал, чтобы очутиться на твоем месте.
Я вновь уставился себе в стакан. Два или три глотка были уже далеко позади, но ни вкуса ни наслаждения я не чувствовал. Только лишь с каждым мгновением окружающий мир все больше и больше начинал казаться нереальным, призрачным и... сущим.
- Почему я здесь? И почему мы здесь одни?
- На первый вопрос ответить легко - мне скучно и не с кем выпить. А вот на второй вопрос точного ответа я сказать наверное не смогу: здесь и никого нет, и есть все. Вон за тем столиком сидит пушистый фиолетовый кролик с головой ящерицы - у него весьма специфический и очень пошлый юмор, но с ним хоть не скучно. И одновременно на этом же стуле енот, верхом на дереве - у него трагичная история, связанная с личной жизнью. Рядом девушка из роддома - ее недовезли до... уже и не помню, куда ее там везли... И дэпээсник там же. Все мы здесь и всех нас нет. Места нет - и нас нет. Это Конец. Здесь нет атомов... а ведь весь мир состоит не только из атомов, - черная фигура с маской венецианского врача кивнула в сторону стоящего неподалеку животного за стойкой, - Мир вообще очень похож на вон ту зебру - она в основном белая, лишь черные полосы иногда пересекают ее шкуру. Так же и мир. Он состоит из Истинной пустоты, которая иногда содержит в себе маленькие кирпичики материи - атомы. Это и есть та самая грань между ничем, то бишь пустотой, и нашим миром - миром материи.
Мой собеседник замолчал и уставился своим длинным носом в стол, видно самостоятельно переваривая только что сказанную им же информацию. Я, не перебивая образовавшуюся паузу, лишь глотнул темно-красной, как впрочем и стол, жидкости из стакана. Этот "нектар", как выразился мой собеседник чуть ранее, слегка раззадорил мои вкусовые сосочки языка сладким привкусом и теплой волной отправился куда то вглубь желудка, благополучно минуя то, что располагается между.
- Ну так вот. Это, у вас смертных, называется Началом, но вот я бы назвал это... – слегка захмелевший доктор поднял на меня свой полный бескрайней пустоты взор, - А, уже... Ну что ж, тогда дам тебе свой последний совет: наслаждайся.
Но я уже не слушал его. Я был где-то на полпути к своим фантазиям и мечтам, переживаниям и воспоминаниям всей моей короткой жизни, составляя компанию экстракту опьяняющей легкости и жизненного наслаждения. А мир стал таким спокойным, легким, как облачко с красными фиалками и лютиками, полное маленьких ангелочков. В теле царил приятный холодок, а в голове понеслась музыка.
Музыка...
...музыка...

Автор: Иван Абрамов

На самом деле все не так

Многоэтажка подпирала небо, стоя на отшибе самого типичного города, возвышаясь над миниатюрными пятиэтажными хрущевками. Вдалеке на горизонте алел розовый рассвет. Пели сладкоголосые пташки. В раскидистых кронах тополей шумел ветер.

Было самое обычное тихое спокойное субботнее утро.

Слегка скрипнула дверь подъезда, когда Гоша вошел в здание. Не смотря на раннее утро, он уже был на работе и доставлял очередную посылку – небольшую и довольно-таки легкую белую картонную коробку, которую можно было без труда нести одной рукой под мышкой.

Консьержка с глазной повязкой как у пирата недоверчиво стрельнула левым глазом. Но, с недовольным прищуром прочитав платежку и квитанцию, она все же великодушно соизволила Гоше и дальше выполнять свои рабочие обязанности.

Только курьер подошел к лифтовой площадке, как двери малогабаритного «зверя» открылись, выпуская на свет немолодого мужчину в помятой футболке и маленьким шелудивым песиком на поводке.

Один взгляд не выспавшегося человека встретился с точно таким же взглядом.

Кивок.

Другой.

Войдя в лифт, Гоша нажал на кнопку двадцать второго этажа.

Закрылись двери. Лифт скрипнул, резко дернул вверх, а потом неспеша начал подъем.

Одна цифра на циферблате мучительно медленно сменялась другой.

А Гоша думал о том, что эта неделя курьера была у него последней. И, если очень сильно повезет, то и эта посылка будет самой-самой последней, которую он доставит в своей жизни. Все же разъезжать по всему району целыми днями и надрывать спину с тяжелыми ящиками в его тридцатник – это себя не уважать. Тем более за такие гроши.

Особенно когда дядя Толя уже пригрел ему хорошее местечко в автомастерской.

Лифт снова дернуло. Что-то где-то заскрипело. Снова дернуло, но уже ощутимее, и Гоше пришлось даже упереться руками в стенки узкой кабины, дабы не упасть. Коробка выпала из рук и глухо шлепнулась на недавно помытый консьержкой пол.

Мигнул свет.

Лифт остановился.

Свет вырубился окончательно.

Гоша понял, что застрял.



***

— Куда на мид попер, сука? Там же Рики! Да это я твою мамку со школы встречал, пидор очкастый!

Костик, больше известный как XxX_N4G1BATOR_MAM0K_05_XxX уже сидел за компьютером и рубился в мобу. Фоном качалась очередной сезон анимэ, подсказанной соседкой по парте Настькой. Что-то опять про школьную любовь.

Костик, вообще, такое смотреть не любил, но поболтать с Настькой иногда хотелось.

Да и школьницы в соблазнительных миниюбках с розово-фиолетовыми волосами на обложке были ничего так. На разочек. А может даже на два.

Но сейчас его голову занимали вовсе не они, и уж тем более не какая-то дуреха Настька.

— Коленька, завтракать!

— Да иду я мам, иду! – пацан зажал микрофон рукой и крикнул в сторону кухни.

Спустя полчаса криков и многоуровневых нецензурных выражений в сторону мамок своих сопартийцев, Колька сорвал с головы наушники и со всей злостью кинул их об светящуюся клавиатуру.

— Раки, нах…! – в сердцах кинул он в сторону экрана с разваливающейся башней цитадели и показал тому фак. И еще один. И еще, на всякий случай!

—  Коленька…!

— Да иду я, иду! Сказал же! Задолбала…

Ну ничего, сейчас он быстро бутербродов заточит с кофейком и покажет этим нубам, как нужно играть!



***

— Да бегу я уже, бегу, — кричала Надежда в сотовый, одновременно с этим надевая легкое пальто, закрывая дверь и нажимая кнопку лифта одной свободной рукой. Как у нее это выходило – даже она сама не понимала, — Скоро буду в офисе, Валентин Павлович!

Кнопка лифта загорелась желтеньким огоньком, но лифт почему-то не ехал и, Надя присушилась, даже не гудел.

— Да, Валентин Павлович, проект на моем рабочем столе компьютера. Да, в папке «проекты». Да, да, это тот файл.

Надя еще пару раз нажала на кнопку лифта. Тот все так же не хотел приезжать, не смотря на то, что внизу уже минут пять как ждало такси.

— Да, «Офис» тринадцатого года. Как не принимает? Блин! Да, Валентин Павлович, да-да, все есть. Распечатки у меня в нижнем выдвигающемся ящике стола. Нет, ниже. Еще ниже. Да, в этом.

Нервно нажав на кнопку еще раз десять, Надя кинула полный ненависти взгляд насмехающиеся-закрытым дверям лифта и, выбежав на лестничную площадку, стала аккуратно сбегать вниз в туфлях на высоком каблуке по узким крутым ступенькам.

— Да, Валентин Павлович… Алле?! А-а-аргх, долбанная связь! Ловись, ну же, ловись давай!



***

Кристина уже устала вся такая изнемогая лежать в самом лучшем и дорогом своем интимном белье на кровати прямо напротив входной двери в ожидании курьера. Он позвонил ей уже минут десять назад, сказал, что поднимается, и тут же пропал. По голосу – вполне миловидный молодой мужчина.

Во всяком случае голос у него был куда сексуальней доставщика из другой компании.

Кристина посмотрела на часы. Было всего без девяти десять.

— Ну же, сладенький, — Кристина вальяжно провела ладонью по своей хоть и не совсем идеальной, но вполне соблазнительной фигуре, поддерживая в себе необходимый настрой, — Ну где же ты? Я тебя жду!

А курьер все не шел и не шел.

Где-то за стеной у соседей орал грудной ребенок. Или уже не грудной, но все равно очень громкий.

Без восьми минут десять.

На пару этажей ниже кто-то сверлил стену. В субботу утром.

Без семи минут десять.

За окном завывал ветер на фоне надвигающихся черных как смоль туч.

Плюнув на все, Кристина встала с кровати, накинула толстый махровый халат и, подойдя ко входной двери, заперла ее на защелку. Все, настроение ушло окончательно.

Самостоятельно откупорив бутылку шампанского, стоящую у столика, он налила себе шипучего золота.

«Хоть бы посылку из сексшопа доставил, ирод! Неужто еще и вечер не удастся?» — подумала она, залпом осушая бокал.



***



— Аха-ха! Смотри, какие кишки ненатуральные! – заржал Никитос и загреб лапищей сразу половину тарелки попкорна.

— Ага, какой-то шланг резиновый в кетчупе! — вторил ему Сашка, открывая уже вторую пачку чипсов.

Многомиллионный блокбастер еще только начался, но два закадычных друга уже нашли в нем около двадцати несостыковок и придирок. И это еще пока без анализа сценария, который, по определению, просто не мог быть хорошим. Современный блокбастер жеж!

— Блин, эта девка совсем играть не умеет, – Сашка толкнул друга в толстый бок, указывая на ее выдающиеся формы, — Зато я знаю, как она в этот фильм попала!

Парни снова заржали.

— Блин! – Никитос поставил фильм на паузу.

— Что?

— Я пиво забыл в холодильник поставить!

— Бли-и-и-ин!

— Да, ща, я быстро…

Никитос встал с кровати, но не успел сделать и шаг. Он застыл, смотря в окно и не веря своим глазам. Всего одно единственное мгновение, и на его лице можно было прочитать дикий ужас. Домашний кинотеатр, голые стены с серыми обоями, куча закусок на столе, початая бутылка пива и закадычный друг, уже полезший в телефон, да и он сам — все с каждым мгновением все больше и больше окрашивались сначала в желто-оранжевые, а потом в кроваво-красные цвета.

А в глазах киномана отразился огромный ядерный гриб, выросший над просыпающимся городом.

Взрывная волна снесла многоэтажку как пылинку, испарила метал, стекло и бетон в одну тысячную миллисекунды вместе со всеми ее жителями и обитателями, со всеми их проблемами, планами, желаниями. Жизнями.

Гоша, Костик, Надя, Кристина, Никита, Саша…

Одно мгновение…



— Я сейчас!

Пауза.

— Ксюш, ты куда?

Вася посмотрел на жену, которая встала с дивана посреди фильма и направилась куда-то в коридор.

— В туалет, куда же еще? Я быстро! – донеслось уже из-за закрытой двери.

— Хорошо!

Василий взял в руки телефон и вновь посмотрел на обложку фильма, который он скачал для совместного просмотра. Полуголые красавицы за баранками ржавых, но невероятно крутых постапокалиптических автомобилей, парень с большим карабином на плече и «плейбойной» улыбочкой на миллион долларов, а так же пафосное название: «Демоны ядерных пустошей».

Треш, угар и содомия. Вот что обещала эта обложка, и вторила ей аннотация. Эдакий отечественный ответ «Безумному Максу», только на минималках, но с не меньшей фантазией, насилием и крутотой. Легкий фильмец под попкорн дабы поугорать и расслабиться.

Да и отзывы и оценки зрителей на сайте говорили именно об этом.

Вася с Ксюшей любили провести время друг с другом именно таким неординарным образом.

Только вот начало фильма немного не вязалось со сложившимися ожиданиями. Все было слишком… с социальным подтекстом, чтоли? Слишком тяжелым для дешёвенького трешака. Да еще и отечественного.

Но да ладно, ядерный взрыв есть, значит и пустоши скоро начнутся.

В ожидании жены, поставив телефон на зарядку, Василий подошел к окну и стал смотреть на прекрасный закат. С их семнадцатого этажа был отличный вид на спальный район, а так же бескрайние земли частного сектора неподалеку.

В открытую на проветривание форточку доносилось пение птиц. Шумел ветер, запертый в плотной застройке.

Засмотревшись, он проморгал возвращение любимой девушки.

— А все же видно, что бюджет у них совсем мелкий был. Ядерный взрыв так не выглядит. Я документалки смотрела – на самом деле все не так. И форма, и волна, и цвета…. —  Ксюша плюхнулась на диван и взяла в руки пульт, — Ну что, ты идешь?

Но Василий уже не мог отвести взгляда от окна.

— Вась?

Он отчетливо понял, что его жена, впервые в жизни, была не права.

Ибо он только что воочию смог убедиться, что на самом деле ядерный взрыв выглядел именно так, как было показано в фильме.

Автор: Иван Абрамов