Результаты поиска по запросу «
кожа, скорость, ветер, лодка
»
Тайфун «Майсак» Владивосток Россия ветер гифки
Визуальные новеллы фэндомы Линия жизни Семен(БЛ) Мику(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Лена(БЛ) очередной бред лодка(БЛ) Дубликат(БЛ) Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN
Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Глава 5. http://vn.reactor.cc/post/2704406
Продолжение
VI
Дивергенция
Утро. Теплое. Первый раз я рад жаре, уже четверо суток душащей лагерь, просто потому что ночевать было не холодно, даже не в домике, даже около воды, даже на острове. Градусов двадцать пять, не меньше. Мику чувствует, что мой теплый бок куда-то исчез, недовольно сопит и шарит рукой по тому месту, где я только-что был.
– Мику-моя, солнышко встало – муравейник проснулся, и ты вставай потихоньку.
Ну и поцеловать ее, конечно. Мику что-то ворчит, потом откидывает одеяло и садится на «постели». Собственно «постель» это все та же портьера из музыкального кружка и покрывало Мику сверху. А я любуюсь этой сонной, чуть опухшей и лохматой девушкой, которая пытается разлепить глаза.
– Сенечка, я некрасивая сейчас, отвернись.
– Доброе утро. Микусь, если ты некрасивая, то кто же тогда красивый?
– Все равно не смотри, я стесняюсь.
Так и запишем: «По утрам мы стесняемся». Мику набрасывает рубашку на плечи, достает из рюкзака мои полотенце и мыло, откуда-то, непонятно откуда, выуживает гребень и зеркало, и отправляется за кусты умываться. А я развожу на берегу костер, захожу подальше в реку и набираю в солдатский котелок воды. Что здесь хорошо, так это вода, прозрачная и абсолютно не отравленная промышленными стоками, отойди подальше, чтобы песка не нахватать, набирай и пей – проверено. За котелком, кстати, пришлось лазить в бомбоубежище, сейчас думаю: брать с собой или бросить его в лагере. Котелок повесить над огнем, одну банку консервов, оказалась – рис с мясом, открыть и приткнуть рядом с костром, так, чтобы грелась, но не горела, распечатать пакет с сухарями, и, пока Мику умывается, можно доделать лодку. А там доделывать-то, только парус привязать к рейку и… и всё. Остальное сделал еще с вечера. Наши руки, как известно, не для скуки.
Вчерашний день прошел в нудных подготовительных хлопотах. Настолько были заняты, что и не заметили, как этот день закончился. Как и планировал утром пошел к кибернетикам и пару часов пилил у них всякие железки для крепления мачты и паруса. Пока я пилил, Мику, улыбаясь, болтая и строя глазки, раскрутила обоих наукоидов на бухту репшнура, они, бедные, были настолько подавлены ее натиском, что не спросили даже, зачем руководителю музыкального кружка пятьдесят метров альпинистской веревки. А вообще, сложилось такое впечатление, что все всё знали, но делали вид, что все хорошо, все идет по плану и, поэтому, старательно не замечали ни Мику, с бухтой веревки через плечо, ни Семена грузящего барахло в лодку. Пока не было команды «Фас!» мы никого не интересовали, а вожатая, способная дать такую команду, куда-то исчезла.
Сплавали на остров, чтобы перевезти все это барахло и еще мой рюкзак. И, когда стемнело уже, отчалили на остров сами. Ольга, так и пряталась до самого вечера, и только Лена, с которой мы пересеклись на площади, вполне осознанно кивнула нам на прощание.
А уже на острове оказалось, что время очень эластичная вещь. Оно послушно растянулось и нам хватило его на всё: на устройство временного лагеря, на установку мачты, на ужин («Сенечка, как это замечательно, мой мужчина работает, а я, в это время, готовлю ему ужин.»), на купание и, главное, друг на друга. Это стало традицией, но мы, вместо того, чтобы шептать нежные слова, опять ржем, как сумасшедшие. Где-то читал, что смех убивает желание – врут, всё врут. Да! Растянувшегося времени нам хватило еще и на то, чтобы выспаться.
Закончив возиться с парусом тяну за фал, проверяя, как ходит реек по мачте. Хорошо ходит, без заеданий. Поднятый парус сразу ловит ветер, парусина (теперь это уже парусина, а не старая портьера) надувается и лодку здорово качает. Возвращаю все в прежнее положение, технически я готов, осталось только позавтракать. Приходит Мику умытая и причесанная, одетая исключительно в пионерскую рубашку. Гм, в мою, кстати, рубашку.
– Чудо моё, кушать подано. Извини за походный рацион, но до вечера больше ничего не будет. Может еще только сухари в поезде погрызем.
А вечера для нас просто не будет. Так что это наш последний совместный завтрак, вообще, последние часы, когда мы вместе, последние разговоры, касания, поцелуи, много-много последнего. Но и первого одновременно, вот как эта наша ночь. Вся ночь. Как это чудесно, просыпаться и первое, что видишь – дорогой человечек. Банальность, но хуже от этого не становится никому.
Мику утвердительно кивает и подсаживается к костру завтракать. Кружка у нас одна на двоих, банка с кашей одна на двоих, ложка тоже одна на двоих, поэтому пока один жует, второй делает глоток чая. Ну и светская беседа, конечно. Куда без нее?
– Сенечка, скажи, я себя вчера прилично вела?
У меня чай попадает не в то горло.
– Знаешь Мику-моя, если бы кто-нибудь засел тут в кустах с видеокамерой, то кино получилось бы такое, что нам бы все завидовали. Когда речь идет о счастье двоих, слова «прилично» и «неприлично» нужно выкинуть на помойку, я так думаю.
– Да, милый.
И вот эта простая фраза: «Да, милый» подбрасывает мой пульс до двухсот ударов в минуту и заставляет поверить, что цикл прожит не зря. Но Мику продолжает.
– Понимаешь, Сенечка. Я вчера поняла, что если сегодня вечером мы расстаемся, то я должна успеть всё. И получить и отдать. Чтобы не жалеть оставшееся мне время. А еще я, пока мы вчера плыли сюда, подумала о той Мику, которая завтра проснется в автобусе и посмотрит на мир моими глазами. Может быть у нее останется хоть чуть-чуть моего счастья, может быть и ей повезет с таким же как ты высоким неулыбчивым мальчиком, пусть он даже и не побежит сразу же к ней в клуб, а придет с обходным на второй день.
Мику замолкает и прислушивается.
– Кто-то гребет, слышишь весла, плещут и чуть скрипят?. Неужели Лена? Решила тебя проводить? Знаешь Сенечка, ты, оказывается, очень популярный мужчина. Лене понравился, Алисе понравился, Ульяне понравился, даже Ольга Дмитриевна смотрит на тебя благосклонно и прощает то, что другому пионеру не простила бы.
Я поднимаюсь на ноги и смотрю, сквозь негустую березовую рощу, на протоку и дальше на пристань. Преодолев уже большую часть протоки к нам плывет…
– Мику-моя, вот, кстати, об Ольге Дмитриевне. Ты не хочешь принять облик порядочной пионерки? Ну или вернуть мне рубашку, а самой надеть хотя бы купальник? Или, рубашку не возвращать, но тогда надеть, как минимум, низ от купальника. У тебя еще минут десять времени на размышления.
Последние два предложения я договариваю уже в спину любимой девушке. Микуся испуганно пищит, скидывает мою рубашку, хватает купальник, я, в этот момент, откровеннейше пялюсь на нее, и исчезает в кустах. Я споласкиваю кружку в реке, опустошенную консервную банку кидаю в костер, пусть обгорит, потом закопаю перед отплытием, набираю еще котелок воды, опять вешаю его над пламенем и сажусь на бревнышко ждать вожатую.
Слышу, как причалила лодка на той стороне острова. Снова встаю на ноги и жду гостей, Мику, уже в купальнике и уже в своей рубашке, подходит и становится рядом, взяв меня за руку. Именно рядом, а не спрятавшись за меня.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, здравствуй, Лена.
– Доброе утро, Семеныч. Я тут подумала, что было бы неправильно отпускать вас, не попрощавшись.
Лена и Мику сразу же уходят поговорить, куда-то за пределы слышимости, а Дмитриевна разглядывает мою лодку, трогает мачту из весла и пытается раскачать ее, трогает реек и гик из еловых стволиков, трогает такелаж из репшнура и парус из портьеры, поворачивается ко мне.
– Знаешь, Семеныч, турклуб моего института вцепился бы в тебя всеми руками и ногами.
Я застенчиво опускаю глаза и ковыряю песочек большим пальцем правой ноги.
– Чаю хотите, Ольмитревна? Вот только кружка одна, извините, так что компанию вам не составлю. Чай даже с сахаром и с сухарями, между прочим.
Ольга усаживается на то же бревнышко, я устраиваюсь рядом, на расстоянии вытянутой руки, и жду продолжения разговора. А пока смотрю на текучую воду, на пламя догорающего костра, почти невидимое на ярком солнце, на противоположный берег, на мост вдалеке, выделяющийся на фоне неба ажурными фермами. Скоро отплывать. Еще полчаса-час и пора.
– Меня удивляет, Оль, твоя снисходительность, к нашим с Мику отношениям.
– Семеныч, если бы Мику грозила беременность, и меня бы линчевали за это в райкоме, то я, наверное, все равно, закрыла бы на вас глаза, в наших условиях. А еще, я раскусила тебя, сосед, ты такой же, как я. Ты все еще пытаешься дать хоть кому-то здесь, хоть немного счастья и радости. Смотришь на их серое, унылое житье и пытаешься, каждый раз. Я права?
Права, ох права, Дмитриевна. Кто там посмеивался над идеализмом и максимализмом Микуси? Сам тоже хорош.
Дмитриевна допивает чай, споласкивает кружку в реке, возвращается на место и продолжает.
– Вот Мику и получила свой кусочек счастья, и удвоив, поделилась им еще и с тобой. И даже то, что Славя теперь запирается и плачет на складе – меньшее зло для Слави, чем то существование, какое у них была до твоего приезда. Как раз такие вещи и делают из них личности.
– Интересно мне, что еще знает монитор об устройстве этого мира и об одном своем знакомом пионере, – задумчиво произношу я.
– Многое, Семеныч, но не все. В основном – никому не нужные служебные индексы. А у тебя есть шансы приобщиться, когда дозреешь. Мой совет – не соглашайся, больше ничего не скажу.
Ну, не скажет, так не скажет, значит я так и не узнаю, как сюда попадают люди, но почему-то мне это сейчас безразлично.
– Мне было приятно общаться с тобой, Оль. Я стал лучше относиться к пионервожатым.
– А я стала лучше относиться к залетным пионерам. И, знаешь, очень не хватало просто поговорить. За это тебе тоже отдельное спасибо.
– Я понимаю. Статус начальника подразумевает одиночество в коллективе. Проследишь за Мику?
– За всеми прослежу. Должность у меня такая. Поганая должность, если честно, но мне нравится когда кто-то из вас вдруг созревает и срывается с места. Знаешь, как семечко у одуванчика. Только семечек у одуванчика много, а такие, как вы, это такая редкость. Циклов через пятнадцать восстановится ментор, вот тогда пионеры у него побегают, а пока за него отдувается добрый монитор, а монитор слишком откровенно хочет счастья, для всех и каждого.
Тут я просто не знаю, что ответить, поэтому отмалчиваюсь, а Ольга, продолжает.
– Не засиживайтесь здесь. Вещи ненужные мы заберем, костер тоже потушим. Если протормозишь, то, видишь облако? Через час погода начнет портится и начнется все с усиления ветра. Вам будет обидно пойти на дно, а регенерация утопленников дело нудное и для тебя чреватое откатом. Так что лучше не барахтайся, а сразу тони. Меньше риска потом будет.
– Понятно. Тогда, как девочки подойдут, так сразу и отходим. Оль, как Лена то с тобой оказалась?
Начинаю грузить вещи в лодку: мой рюкзак, спортивная сумка Мику («Конечно жалко было чемодан бросать, но, Сенечка, прости меня, я Лене рассказала, что мы убегаем и попросила ее чемодан забрать, а там ее встретят. Сенечка, я тебе верю, но чемодан все равно жалко. Да и другой Мику он еще пригодится. Я надеюсь она встретится с этим чемоданом»), одно одеяло (Ольга при виде одеяла морщится, но потом машет рукой), разбросанные мелкие вещи собираю в один пакет и тоже уношу в лодку. Пока гружусь Ольга рассказывает про Лену.
– Микуся твоя Лене проболталась, вот та и решила тоже вас проводить. Они все-таки подруги, при всей их несхожести. А может благодаря несхожести. Ну, а на пристани мы встретились и едва друг-друга в воду не побросали. Потом договорились.
Подходят пионерки. У Мику в руках бумажный кулек с земляникой. Улыбаются. Но видно, что перед этим плакали.
– Сенечка, ты уже собрал все? Молодец, а я хотела попросить поторопиться, чтобы пораньше отплыть, а то одно расстройство.
Садимся все вчетвером на бревнышко и некоторое время просто молчим.
– Ну что, яхтсмены, вам пора отчаливать. Залезайте в лодку, мы с Леной вас оттолкнем.
– Ну что вы, Ольмитревна, сами справимся, дело привычное.
– Залезайте говорю!
– Семен, не спорь. Конечно оттолкнем. И давайте прощаться уже.
Я бы простился еще с Рыжими, но, видимо, не судьба. Надеюсь, записку от меня, придавленную Ульянкиной сандалией, они найдут. Обнимаю Лену, обнимаю Ольгу.
– Прощай, Семеныч. – И дальше загадочно. – Не всё мы запомним, но все мы изменимся.
– Прощайте. Мы больше не встретимся, но…
Не могу придумать, что «Но», поэтому еще раз говорю: «Прощайте.» Мику садится в лодку, я сталкиваю лодку с песка и разворачиваю ее носом к противоположному берегу. Пока я так развлекаюсь, провожающие сбрасывают пионерскую форму и, оставшись в купальниках, подходят к лодке. Я, переваливаюсь через транец и усаживаюсь на кормовую банку, лодка при этом раскачивается, а спущенный парус мотает туда-сюда. Ольга с Леной, сопровождая лодку, заходят по пояс в воду и с силой отталкивают нашу «Форель» дальше от берега, я рулевым веслом чуть корректирую курс, дотягиваюсь до фала и смотрю на грустные-грустные лица вожатой и Лены. Черт, мне хочется, чтобы они хоть на секунду, но улыбнулись, поэтому я, прежде чем поднять парус, громко командую сам себе голосом гениально сыгранного мультяшного персонажа.
– Поднять якорь! На гафель-гарделях, топсель-фалах и оттяжках! Паруса поднять! Полный… Что? А, да! Полный вперед!
– Семеныч, ты клоун! – Кричит вслед Ольга.
А парус уже поднят, я еще доворачиваю веслом лодку до галфвинда, протравливаю шкот, пока парус не начинает полоскать и затем чуть подтягиваю шкот к себе. Лодка кренится от ветра, набирает скорость, Мику садится рядом со мной на наветренный борт и мы смотрим на провожающих, пока еще можно разглядеть лица.
– Грустно, Сенечка. Лена сказала, что так люди не должны расставаться.
– Ты все Лене рассказала?
– Да. Она не поверила, но сказала, что если мы считаем это правдой, то и должны поступать так, как будто это правда. А еще, знаешь, я попыталась вспомнить свою школу в Японии и не смогла.
– Может ты просто так сильно мне поверила, что сама себя убедила?
– Сенечка, но ты же не мог мне соврать!
Вот тут ты права, Мику-моя. Может, я думаю, что лучше бы смог. Не переживал бы так за тебя, не было бы так муторно на душе. Со своим бы «муторно» я бы справился – привык, а теперь вот приходится еще с твоим справляться. Мику чувствует мое настроение, а может и мысли читает.
– Сенечка, ты опять сам себя грызешь изнутри! Я хочу чтоб ты помнил всегда, что я тебе бесконечно благодарна, только за одно то, что ты мне про себя, про нас рассказал. Даже если бы между нами ничего больше не было. И, Сенечка, мы еще обязательно встретимся. Неправильно это, чтобы все закончилось вот-так.
Дальше уже серьезных разговоров не ведем. Болтаем о разных пустяках, разглядываем лес покрывающий берега и изредка прерываемый оврагами в тех местах, где в реку впадают ручьи. Лагерь уже не видно, он скрылся за мысом, а мост уже заметно приблизился. Слышно как шипит вода за бортом, как чуть свистит ветер в вантах, как шлепают волны о борт лодки, лодка при этом чуть вздрагивает. Пускаю Мику на свое место, показываю как управлять лодкой. Мику-моя в полном восторге. Да, я понимаю ее, я, случается, просыпаюсь по ночам от ощущения подрагивающего в ладони шкота, это, наверное, навсегда.
– Сенечка. Она! Она, оказывается, живая! Почему ты раньше мне это не показал!
Это про лодку, если кто не понял. Живая? Ну, можно сказать и так, почему нет? Дальше, как только первый восторг проходит, Мику уже пытается анализировать: «Вот ты знаешь, когда плывешь на катере, ты с водой борешься, с водой и ветром. Когда гребешь веслами, ты частичку себя отдаешь, чтобы вода и ветер тебя пропустили. А тут, ты в гармонии с водой, которая вокруг тебя и с ветром, который над тобой. Знаешь, жалко, что мы не взяли с собой даже гитары. Я бы сейчас сыграла, как мы с тобой вдвоем балансируем на кусочке дерева, на границе между Водой и Воздухом и не хватает только Огня для полного набора Стихий! Зажигалка, говоришь, есть? Ну тогда полный набор!» Я только надеюсь, что этот восторг, это счастье, которое я, кажется, сумел подарить девушке, они передадутся в следующие циклы, пусть там и не будет Мику-моей, но там будет другая талантливейшая девочка, которая однажды сумеет выразить в нотах свои сны о том месте где сходятся все Стихии. И, вторым слоем, присутствует уж совсем сумасшедшая надежда на то, что и для меня в этих нотах найдется место.
Мост уже нависает над нашими головами и к запахам реки добавляется запах креозота от шпал.
– Пусти меня за руль, Мику-моя. Мы уже почти на месте.
Уваливаюсь под ветер, распускаю шкот, а метров за двадцать до берега спускаю парус. Лодка по инерции проходит эти метры и утыкается форштевнем в небольшой пляжик. Всё, речная часть путешествия закончилась.
А небо, действительно, темнеет. Облако, на которое показывала Ольга разрослось и ветер посвежел, так и до дождя не далеко, ну, нужно же как-то компенсировать ту жару, которая стояла последние четыре дня. До поезда еще около часа, поэтому можно не торопиться. Мику переукладывает сумку, я, не торопясь, отвязываю парус и он опять превращается в испорченную портьеру, снимаю, на этот раз, нужные мне самодельные детали с лодки и прячу их в рюкзак, возвращаю весла на прежнее место, вытаскиваю лодку подальше на песок и переворачиваю ее, спрятав весла под лодку, вдруг она кому пригодится.
– Микуся, видишь тропку? Нам по ней. Через полчаса паровоз подадут.
Микуся молодец.
– Давай сумку, тяжело же.
– И не мечтай, сумку ему. Может сумка, Сенечка, это самое дороге, что у меня есть.
– Ну да. Я забыл, все же затевалось для того, чтобы тебе сумку к поезду доставить.
– Спасибо, милый, но лучше я буду уставшей, чем ты с рюкзаком и сумкой – упавшим.
Карабкаемся наверх, на насыпь, на насыпи уже идем вдоль рельсов к платформе, около заколоченной кассы бросаем рюкзак и сумку, и садимся на них, чтобы отдышаться.
– Руки не отвалились, Мику-моя?
– Руки нет, но каблук, кажется, вот-вот.
Ну, сама на каблуках туфли надела, хотя я предупреждал. Хорошо – не на самых высоких.
– Это ты страдаешь так, чтобы быть красивой. Согласно поговорке. Хотя ты и так самая красивая. Надо было чего попроще и покрепче на ноги.
– Сенечка, ну а как бы я выглядела в этом платье и в кроссовках? Подумай сам.
Мику пододвигается ближе и кладет голову мне на плечо.
– Микусь, я тебе сочувствую. Мне тебя, в части сломанных каблуков не понять, наверное, никогда, но ты огорчилась, и мне тоже плохо.
– Да понимаю я. Интонации тебя выдают с головой.
Начинает накрапывать дождик. Прижимаемся к самой кассе, чтобы хоть чуть-чуть укрыться, я размышляю – не пора ли доставать парус и укрываться им, но уже слышно гудок тепловоза. Вовремя он, еще минут пятнадцать и было бы на платформе два мокрых пионера, укрывайся они или нет.
Вагон ни сколько не изменился: та же масляная краска, те же дермантиновые лавки, тот же лоток с расписанием. Провожу Мику к своему привычному месту, нахожу выцарапанную мною же метку – ничего не изменилось.
– Занимайте места согласно купленным билетам. Провожающим просьба покинуть вагон.
– Жутковато, Сенечка. Четыре совершенно пустых вагона. Кажется даже машиниста нет.
А я привык уже. Поезд трогается, мы садимся сначала напротив друг-друга и таращимся в окно на однообразный усыпляющий пейзаж, потом Мику пересаживается ко мне и начинает искать удобное положение. Самым удобным положением оказывается скинуть туфли и лечь головой к проходу упершись мне левое бедро своими ступнями. Я прижимаю ее стопы к себе и начинаю машинально перебирать пальцы у Мику на ногах. Я знаю, что сейчас произойдет. Какое-то время Мику еще откликается, сжимая или растопыривая пальцы и мурлыкая, в зависимости от ощущений, а потом отключается. Вот и всё.
Ветер выстудит тепло,
Данное тебе и мне.
Море смоет все следы,
На песке, в моей судьбе.
Можно не гореть,
Но тогда не будет и огня.
Можно и не петь,
Но тогда не будет и меня.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
За окнами постепенно темнеет, а я все смотрю на Мику и все перебираю ее пальцы.
Воздух даст мне кислород,
Чтоб еще я мог дышать.
Небо позовет к себе,
Чтобы научить летать.
Можно умереть,
Но тогда не будет виден тот последний миг
Можно улететь,
Но внизу не будет слышен даже крик.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
– Сенечка! – Не просыпаясь восклицает Мику.
– Я здесь, родная.
Мику ворчит что-то неразборчивое, успокаиваясь.
Незаметно отключаюсь и я.
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Глава 5. http://vn.reactor.cc/post/2704406
Продолжение
VI
Дивергенция
Утро. Теплое. Первый раз я рад жаре, уже четверо суток душащей лагерь, просто потому что ночевать было не холодно, даже не в домике, даже около воды, даже на острове. Градусов двадцать пять, не меньше. Мику чувствует, что мой теплый бок куда-то исчез, недовольно сопит и шарит рукой по тому месту, где я только-что был.
– Мику-моя, солнышко встало – муравейник проснулся, и ты вставай потихоньку.
Ну и поцеловать ее, конечно. Мику что-то ворчит, потом откидывает одеяло и садится на «постели». Собственно «постель» это все та же портьера из музыкального кружка и покрывало Мику сверху. А я любуюсь этой сонной, чуть опухшей и лохматой девушкой, которая пытается разлепить глаза.
– Сенечка, я некрасивая сейчас, отвернись.
– Доброе утро. Микусь, если ты некрасивая, то кто же тогда красивый?
– Все равно не смотри, я стесняюсь.
Так и запишем: «По утрам мы стесняемся». Мику набрасывает рубашку на плечи, достает из рюкзака мои полотенце и мыло, откуда-то, непонятно откуда, выуживает гребень и зеркало, и отправляется за кусты умываться. А я развожу на берегу костер, захожу подальше в реку и набираю в солдатский котелок воды. Что здесь хорошо, так это вода, прозрачная и абсолютно не отравленная промышленными стоками, отойди подальше, чтобы песка не нахватать, набирай и пей – проверено. За котелком, кстати, пришлось лазить в бомбоубежище, сейчас думаю: брать с собой или бросить его в лагере. Котелок повесить над огнем, одну банку консервов, оказалась – рис с мясом, открыть и приткнуть рядом с костром, так, чтобы грелась, но не горела, распечатать пакет с сухарями, и, пока Мику умывается, можно доделать лодку. А там доделывать-то, только парус привязать к рейку и… и всё. Остальное сделал еще с вечера. Наши руки, как известно, не для скуки.
Вчерашний день прошел в нудных подготовительных хлопотах. Настолько были заняты, что и не заметили, как этот день закончился. Как и планировал утром пошел к кибернетикам и пару часов пилил у них всякие железки для крепления мачты и паруса. Пока я пилил, Мику, улыбаясь, болтая и строя глазки, раскрутила обоих наукоидов на бухту репшнура, они, бедные, были настолько подавлены ее натиском, что не спросили даже, зачем руководителю музыкального кружка пятьдесят метров альпинистской веревки. А вообще, сложилось такое впечатление, что все всё знали, но делали вид, что все хорошо, все идет по плану и, поэтому, старательно не замечали ни Мику, с бухтой веревки через плечо, ни Семена грузящего барахло в лодку. Пока не было команды «Фас!» мы никого не интересовали, а вожатая, способная дать такую команду, куда-то исчезла.
Сплавали на остров, чтобы перевезти все это барахло и еще мой рюкзак. И, когда стемнело уже, отчалили на остров сами. Ольга, так и пряталась до самого вечера, и только Лена, с которой мы пересеклись на площади, вполне осознанно кивнула нам на прощание.
А уже на острове оказалось, что время очень эластичная вещь. Оно послушно растянулось и нам хватило его на всё: на устройство временного лагеря, на установку мачты, на ужин («Сенечка, как это замечательно, мой мужчина работает, а я, в это время, готовлю ему ужин.»), на купание и, главное, друг на друга. Это стало традицией, но мы, вместо того, чтобы шептать нежные слова, опять ржем, как сумасшедшие. Где-то читал, что смех убивает желание – врут, всё врут. Да! Растянувшегося времени нам хватило еще и на то, чтобы выспаться.
Закончив возиться с парусом тяну за фал, проверяя, как ходит реек по мачте. Хорошо ходит, без заеданий. Поднятый парус сразу ловит ветер, парусина (теперь это уже парусина, а не старая портьера) надувается и лодку здорово качает. Возвращаю все в прежнее положение, технически я готов, осталось только позавтракать. Приходит Мику умытая и причесанная, одетая исключительно в пионерскую рубашку. Гм, в мою, кстати, рубашку.
– Чудо моё, кушать подано. Извини за походный рацион, но до вечера больше ничего не будет. Может еще только сухари в поезде погрызем.
А вечера для нас просто не будет. Так что это наш последний совместный завтрак, вообще, последние часы, когда мы вместе, последние разговоры, касания, поцелуи, много-много последнего. Но и первого одновременно, вот как эта наша ночь. Вся ночь. Как это чудесно, просыпаться и первое, что видишь – дорогой человечек. Банальность, но хуже от этого не становится никому.
Мику утвердительно кивает и подсаживается к костру завтракать. Кружка у нас одна на двоих, банка с кашей одна на двоих, ложка тоже одна на двоих, поэтому пока один жует, второй делает глоток чая. Ну и светская беседа, конечно. Куда без нее?
– Сенечка, скажи, я себя вчера прилично вела?
У меня чай попадает не в то горло.
– Знаешь Мику-моя, если бы кто-нибудь засел тут в кустах с видеокамерой, то кино получилось бы такое, что нам бы все завидовали. Когда речь идет о счастье двоих, слова «прилично» и «неприлично» нужно выкинуть на помойку, я так думаю.
– Да, милый.
И вот эта простая фраза: «Да, милый» подбрасывает мой пульс до двухсот ударов в минуту и заставляет поверить, что цикл прожит не зря. Но Мику продолжает.
– Понимаешь, Сенечка. Я вчера поняла, что если сегодня вечером мы расстаемся, то я должна успеть всё. И получить и отдать. Чтобы не жалеть оставшееся мне время. А еще я, пока мы вчера плыли сюда, подумала о той Мику, которая завтра проснется в автобусе и посмотрит на мир моими глазами. Может быть у нее останется хоть чуть-чуть моего счастья, может быть и ей повезет с таким же как ты высоким неулыбчивым мальчиком, пусть он даже и не побежит сразу же к ней в клуб, а придет с обходным на второй день.
Мику замолкает и прислушивается.
– Кто-то гребет, слышишь весла, плещут и чуть скрипят?. Неужели Лена? Решила тебя проводить? Знаешь Сенечка, ты, оказывается, очень популярный мужчина. Лене понравился, Алисе понравился, Ульяне понравился, даже Ольга Дмитриевна смотрит на тебя благосклонно и прощает то, что другому пионеру не простила бы.
Я поднимаюсь на ноги и смотрю, сквозь негустую березовую рощу, на протоку и дальше на пристань. Преодолев уже большую часть протоки к нам плывет…
– Мику-моя, вот, кстати, об Ольге Дмитриевне. Ты не хочешь принять облик порядочной пионерки? Ну или вернуть мне рубашку, а самой надеть хотя бы купальник? Или, рубашку не возвращать, но тогда надеть, как минимум, низ от купальника. У тебя еще минут десять времени на размышления.
Последние два предложения я договариваю уже в спину любимой девушке. Микуся испуганно пищит, скидывает мою рубашку, хватает купальник, я, в этот момент, откровеннейше пялюсь на нее, и исчезает в кустах. Я споласкиваю кружку в реке, опустошенную консервную банку кидаю в костер, пусть обгорит, потом закопаю перед отплытием, набираю еще котелок воды, опять вешаю его над пламенем и сажусь на бревнышко ждать вожатую.
Слышу, как причалила лодка на той стороне острова. Снова встаю на ноги и жду гостей, Мику, уже в купальнике и уже в своей рубашке, подходит и становится рядом, взяв меня за руку. Именно рядом, а не спрятавшись за меня.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, здравствуй, Лена.
– Доброе утро, Семеныч. Я тут подумала, что было бы неправильно отпускать вас, не попрощавшись.
Лена и Мику сразу же уходят поговорить, куда-то за пределы слышимости, а Дмитриевна разглядывает мою лодку, трогает мачту из весла и пытается раскачать ее, трогает реек и гик из еловых стволиков, трогает такелаж из репшнура и парус из портьеры, поворачивается ко мне.
– Знаешь, Семеныч, турклуб моего института вцепился бы в тебя всеми руками и ногами.
Я застенчиво опускаю глаза и ковыряю песочек большим пальцем правой ноги.
– Чаю хотите, Ольмитревна? Вот только кружка одна, извините, так что компанию вам не составлю. Чай даже с сахаром и с сухарями, между прочим.
Ольга усаживается на то же бревнышко, я устраиваюсь рядом, на расстоянии вытянутой руки, и жду продолжения разговора. А пока смотрю на текучую воду, на пламя догорающего костра, почти невидимое на ярком солнце, на противоположный берег, на мост вдалеке, выделяющийся на фоне неба ажурными фермами. Скоро отплывать. Еще полчаса-час и пора.
– Меня удивляет, Оль, твоя снисходительность, к нашим с Мику отношениям.
– Семеныч, если бы Мику грозила беременность, и меня бы линчевали за это в райкоме, то я, наверное, все равно, закрыла бы на вас глаза, в наших условиях. А еще, я раскусила тебя, сосед, ты такой же, как я. Ты все еще пытаешься дать хоть кому-то здесь, хоть немного счастья и радости. Смотришь на их серое, унылое житье и пытаешься, каждый раз. Я права?
Права, ох права, Дмитриевна. Кто там посмеивался над идеализмом и максимализмом Микуси? Сам тоже хорош.
Дмитриевна допивает чай, споласкивает кружку в реке, возвращается на место и продолжает.
– Вот Мику и получила свой кусочек счастья, и удвоив, поделилась им еще и с тобой. И даже то, что Славя теперь запирается и плачет на складе – меньшее зло для Слави, чем то существование, какое у них была до твоего приезда. Как раз такие вещи и делают из них личности.
– Интересно мне, что еще знает монитор об устройстве этого мира и об одном своем знакомом пионере, – задумчиво произношу я.
– Многое, Семеныч, но не все. В основном – никому не нужные служебные индексы. А у тебя есть шансы приобщиться, когда дозреешь. Мой совет – не соглашайся, больше ничего не скажу.
Ну, не скажет, так не скажет, значит я так и не узнаю, как сюда попадают люди, но почему-то мне это сейчас безразлично.
– Мне было приятно общаться с тобой, Оль. Я стал лучше относиться к пионервожатым.
– А я стала лучше относиться к залетным пионерам. И, знаешь, очень не хватало просто поговорить. За это тебе тоже отдельное спасибо.
– Я понимаю. Статус начальника подразумевает одиночество в коллективе. Проследишь за Мику?
– За всеми прослежу. Должность у меня такая. Поганая должность, если честно, но мне нравится когда кто-то из вас вдруг созревает и срывается с места. Знаешь, как семечко у одуванчика. Только семечек у одуванчика много, а такие, как вы, это такая редкость. Циклов через пятнадцать восстановится ментор, вот тогда пионеры у него побегают, а пока за него отдувается добрый монитор, а монитор слишком откровенно хочет счастья, для всех и каждого.
Тут я просто не знаю, что ответить, поэтому отмалчиваюсь, а Ольга, продолжает.
– Не засиживайтесь здесь. Вещи ненужные мы заберем, костер тоже потушим. Если протормозишь, то, видишь облако? Через час погода начнет портится и начнется все с усиления ветра. Вам будет обидно пойти на дно, а регенерация утопленников дело нудное и для тебя чреватое откатом. Так что лучше не барахтайся, а сразу тони. Меньше риска потом будет.
– Понятно. Тогда, как девочки подойдут, так сразу и отходим. Оль, как Лена то с тобой оказалась?
Начинаю грузить вещи в лодку: мой рюкзак, спортивная сумка Мику («Конечно жалко было чемодан бросать, но, Сенечка, прости меня, я Лене рассказала, что мы убегаем и попросила ее чемодан забрать, а там ее встретят. Сенечка, я тебе верю, но чемодан все равно жалко. Да и другой Мику он еще пригодится. Я надеюсь она встретится с этим чемоданом»), одно одеяло (Ольга при виде одеяла морщится, но потом машет рукой), разбросанные мелкие вещи собираю в один пакет и тоже уношу в лодку. Пока гружусь Ольга рассказывает про Лену.
– Микуся твоя Лене проболталась, вот та и решила тоже вас проводить. Они все-таки подруги, при всей их несхожести. А может благодаря несхожести. Ну, а на пристани мы встретились и едва друг-друга в воду не побросали. Потом договорились.
Подходят пионерки. У Мику в руках бумажный кулек с земляникой. Улыбаются. Но видно, что перед этим плакали.
– Сенечка, ты уже собрал все? Молодец, а я хотела попросить поторопиться, чтобы пораньше отплыть, а то одно расстройство.
Садимся все вчетвером на бревнышко и некоторое время просто молчим.
– Ну что, яхтсмены, вам пора отчаливать. Залезайте в лодку, мы с Леной вас оттолкнем.
– Ну что вы, Ольмитревна, сами справимся, дело привычное.
– Залезайте говорю!
– Семен, не спорь. Конечно оттолкнем. И давайте прощаться уже.
Я бы простился еще с Рыжими, но, видимо, не судьба. Надеюсь, записку от меня, придавленную Ульянкиной сандалией, они найдут. Обнимаю Лену, обнимаю Ольгу.
– Прощай, Семеныч. – И дальше загадочно. – Не всё мы запомним, но все мы изменимся.
– Прощайте. Мы больше не встретимся, но…
Не могу придумать, что «Но», поэтому еще раз говорю: «Прощайте.» Мику садится в лодку, я сталкиваю лодку с песка и разворачиваю ее носом к противоположному берегу. Пока я так развлекаюсь, провожающие сбрасывают пионерскую форму и, оставшись в купальниках, подходят к лодке. Я, переваливаюсь через транец и усаживаюсь на кормовую банку, лодка при этом раскачивается, а спущенный парус мотает туда-сюда. Ольга с Леной, сопровождая лодку, заходят по пояс в воду и с силой отталкивают нашу «Форель» дальше от берега, я рулевым веслом чуть корректирую курс, дотягиваюсь до фала и смотрю на грустные-грустные лица вожатой и Лены. Черт, мне хочется, чтобы они хоть на секунду, но улыбнулись, поэтому я, прежде чем поднять парус, громко командую сам себе голосом гениально сыгранного мультяшного персонажа.
– Поднять якорь! На гафель-гарделях, топсель-фалах и оттяжках! Паруса поднять! Полный… Что? А, да! Полный вперед!
– Семеныч, ты клоун! – Кричит вслед Ольга.
А парус уже поднят, я еще доворачиваю веслом лодку до галфвинда, протравливаю шкот, пока парус не начинает полоскать и затем чуть подтягиваю шкот к себе. Лодка кренится от ветра, набирает скорость, Мику садится рядом со мной на наветренный борт и мы смотрим на провожающих, пока еще можно разглядеть лица.
– Грустно, Сенечка. Лена сказала, что так люди не должны расставаться.
– Ты все Лене рассказала?
– Да. Она не поверила, но сказала, что если мы считаем это правдой, то и должны поступать так, как будто это правда. А еще, знаешь, я попыталась вспомнить свою школу в Японии и не смогла.
– Может ты просто так сильно мне поверила, что сама себя убедила?
– Сенечка, но ты же не мог мне соврать!
Вот тут ты права, Мику-моя. Может, я думаю, что лучше бы смог. Не переживал бы так за тебя, не было бы так муторно на душе. Со своим бы «муторно» я бы справился – привык, а теперь вот приходится еще с твоим справляться. Мику чувствует мое настроение, а может и мысли читает.
– Сенечка, ты опять сам себя грызешь изнутри! Я хочу чтоб ты помнил всегда, что я тебе бесконечно благодарна, только за одно то, что ты мне про себя, про нас рассказал. Даже если бы между нами ничего больше не было. И, Сенечка, мы еще обязательно встретимся. Неправильно это, чтобы все закончилось вот-так.
Дальше уже серьезных разговоров не ведем. Болтаем о разных пустяках, разглядываем лес покрывающий берега и изредка прерываемый оврагами в тех местах, где в реку впадают ручьи. Лагерь уже не видно, он скрылся за мысом, а мост уже заметно приблизился. Слышно как шипит вода за бортом, как чуть свистит ветер в вантах, как шлепают волны о борт лодки, лодка при этом чуть вздрагивает. Пускаю Мику на свое место, показываю как управлять лодкой. Мику-моя в полном восторге. Да, я понимаю ее, я, случается, просыпаюсь по ночам от ощущения подрагивающего в ладони шкота, это, наверное, навсегда.
– Сенечка. Она! Она, оказывается, живая! Почему ты раньше мне это не показал!
Это про лодку, если кто не понял. Живая? Ну, можно сказать и так, почему нет? Дальше, как только первый восторг проходит, Мику уже пытается анализировать: «Вот ты знаешь, когда плывешь на катере, ты с водой борешься, с водой и ветром. Когда гребешь веслами, ты частичку себя отдаешь, чтобы вода и ветер тебя пропустили. А тут, ты в гармонии с водой, которая вокруг тебя и с ветром, который над тобой. Знаешь, жалко, что мы не взяли с собой даже гитары. Я бы сейчас сыграла, как мы с тобой вдвоем балансируем на кусочке дерева, на границе между Водой и Воздухом и не хватает только Огня для полного набора Стихий! Зажигалка, говоришь, есть? Ну тогда полный набор!» Я только надеюсь, что этот восторг, это счастье, которое я, кажется, сумел подарить девушке, они передадутся в следующие циклы, пусть там и не будет Мику-моей, но там будет другая талантливейшая девочка, которая однажды сумеет выразить в нотах свои сны о том месте где сходятся все Стихии. И, вторым слоем, присутствует уж совсем сумасшедшая надежда на то, что и для меня в этих нотах найдется место.
Мост уже нависает над нашими головами и к запахам реки добавляется запах креозота от шпал.
– Пусти меня за руль, Мику-моя. Мы уже почти на месте.
Уваливаюсь под ветер, распускаю шкот, а метров за двадцать до берега спускаю парус. Лодка по инерции проходит эти метры и утыкается форштевнем в небольшой пляжик. Всё, речная часть путешествия закончилась.
А небо, действительно, темнеет. Облако, на которое показывала Ольга разрослось и ветер посвежел, так и до дождя не далеко, ну, нужно же как-то компенсировать ту жару, которая стояла последние четыре дня. До поезда еще около часа, поэтому можно не торопиться. Мику переукладывает сумку, я, не торопясь, отвязываю парус и он опять превращается в испорченную портьеру, снимаю, на этот раз, нужные мне самодельные детали с лодки и прячу их в рюкзак, возвращаю весла на прежнее место, вытаскиваю лодку подальше на песок и переворачиваю ее, спрятав весла под лодку, вдруг она кому пригодится.
– Микуся, видишь тропку? Нам по ней. Через полчаса паровоз подадут.
Микуся молодец.
– Давай сумку, тяжело же.
– И не мечтай, сумку ему. Может сумка, Сенечка, это самое дороге, что у меня есть.
– Ну да. Я забыл, все же затевалось для того, чтобы тебе сумку к поезду доставить.
– Спасибо, милый, но лучше я буду уставшей, чем ты с рюкзаком и сумкой – упавшим.
Карабкаемся наверх, на насыпь, на насыпи уже идем вдоль рельсов к платформе, около заколоченной кассы бросаем рюкзак и сумку, и садимся на них, чтобы отдышаться.
– Руки не отвалились, Мику-моя?
– Руки нет, но каблук, кажется, вот-вот.
Ну, сама на каблуках туфли надела, хотя я предупреждал. Хорошо – не на самых высоких.
– Это ты страдаешь так, чтобы быть красивой. Согласно поговорке. Хотя ты и так самая красивая. Надо было чего попроще и покрепче на ноги.
– Сенечка, ну а как бы я выглядела в этом платье и в кроссовках? Подумай сам.
Мику пододвигается ближе и кладет голову мне на плечо.
– Микусь, я тебе сочувствую. Мне тебя, в части сломанных каблуков не понять, наверное, никогда, но ты огорчилась, и мне тоже плохо.
– Да понимаю я. Интонации тебя выдают с головой.
Начинает накрапывать дождик. Прижимаемся к самой кассе, чтобы хоть чуть-чуть укрыться, я размышляю – не пора ли доставать парус и укрываться им, но уже слышно гудок тепловоза. Вовремя он, еще минут пятнадцать и было бы на платформе два мокрых пионера, укрывайся они или нет.
Вагон ни сколько не изменился: та же масляная краска, те же дермантиновые лавки, тот же лоток с расписанием. Провожу Мику к своему привычному месту, нахожу выцарапанную мною же метку – ничего не изменилось.
– Занимайте места согласно купленным билетам. Провожающим просьба покинуть вагон.
– Жутковато, Сенечка. Четыре совершенно пустых вагона. Кажется даже машиниста нет.
А я привык уже. Поезд трогается, мы садимся сначала напротив друг-друга и таращимся в окно на однообразный усыпляющий пейзаж, потом Мику пересаживается ко мне и начинает искать удобное положение. Самым удобным положением оказывается скинуть туфли и лечь головой к проходу упершись мне левое бедро своими ступнями. Я прижимаю ее стопы к себе и начинаю машинально перебирать пальцы у Мику на ногах. Я знаю, что сейчас произойдет. Какое-то время Мику еще откликается, сжимая или растопыривая пальцы и мурлыкая, в зависимости от ощущений, а потом отключается. Вот и всё.
Ветер выстудит тепло,
Данное тебе и мне.
Море смоет все следы,
На песке, в моей судьбе.
Можно не гореть,
Но тогда не будет и огня.
Можно и не петь,
Но тогда не будет и меня.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
За окнами постепенно темнеет, а я все смотрю на Мику и все перебираю ее пальцы.
Воздух даст мне кислород,
Чтоб еще я мог дышать.
Небо позовет к себе,
Чтобы научить летать.
Можно умереть,
Но тогда не будет виден тот последний миг
Можно улететь,
Но внизу не будет слышен даже крик.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
– Сенечка! – Не просыпаясь восклицает Мику.
– Я здесь, родная.
Мику ворчит что-то неразборчивое, успокаиваясь.
Незаметно отключаюсь и я.
Лето на острове d00m длиннопост
Лето на острове, часть девятая.
Всем привет.
Сегодня постараюсь закончить сезон 2015. Впереди примерно два месяца спасработ и приключенек, жизни на острове. Пачка картинок, много букв, так что те, кто еще не заблочил тег "лето на острове" можете сделать это до того, как полезете под кат, картинок и текста будет много. Остальные могут на тот же тег подписаться и приятного просмотра\чтения. Жду вас в комментах.
Прошлая часть(http://joyreactor.cc/post/3517718) закончилась эпическими спасработами с байдарочниками и капитаном Мариной, появлением у нас в лагере очередного кодекса, который закономерно был спизжен зимой и всем-всем-всем.
Примерно в начале августа я переехал из своей палатки на второй этаж адмиралтейства
Жилплощадь стала больше, появился балкон, с которого можно было выйти прямо в бар "Дрова". Вид из "окна", опять же.. Кстати, бар "Дрова": Барную стойку шлифовали вручную, искуственно состаривали, жгли, покрывали лаком, в общем, издевались, как могли. Получилось годно.
Сделали путевой столб
И монетоприемник на нужды острова. Туда мы с товарищем скидывали 10% от нашей добычи с покатушек. Предполагалось, что деньги оттуда будут падать на еду\бензин прочие нужные штуки. Но после того, как народ начал таскать оттуда деньги на такси и сигареты "десятину" мы уплачивать перестали..
Часть досок с адмиралтейства пошла на строительство "гнезда"
В общем, начало августа выдалось весьма строительным.
7 Числа совершили набег на катер, стоявший на рейде неподалеку от острова, добычу выпили прямо там же вместе с экипажем захваченного катера, поехали дальше за водой для острова
А уже через пару дней всё пошло по пизде. Впервые был сломан шверт на баркасе. Сделанный из 40мм листа фанеры, он обломился при повороте и всплыл слева по борту. До острова мы, конечно, дошли, но у нас появилась проблема: новый шверт стоил 21к, лист фанеры нужной толщины примерно в два раза дешевле, но таких денег у нас всё равно не было. В итоге мы очень потеряли в курсовой устойчивости при ходах против ветра и шли больше боком, чем вперед. Было найдено временное решение в виде шверта от СК-20, он был стар, лаковое покрытие с него уже давно слезло и он был короче чем было нужно. Но в не очень сильный встречный ветер он все-таки работал как надо. Хоть и хуже предыдущего. (С этим временным решением нам пришлось отходить еще два года, денег нет, но мы держитесь, всё такое.. Товарищ капитан, который сломал старый шверт, обещался сделать новый шверт для баркасика и даже договорился про фанеру с другим товарищем капитаном, отпилил сколько нужно и сделал шверт для своего катамарана, после чего уехал на белое море, такие дела)
Уже на следующий день случились очередные спасработы, с острова пришлось вывозить 11 человек, с "гей-пати"(кто не в теме, читайте лето на острове, ч.5), за которыми не приехал их катер. Ничего, хоть и без шверта но на попутном ветре, а обратно под моторчиком, баркасик справился с задачей. Даже удалось немного заработать на покупку нового шверта.
А еще в августе на нас напала лень. Мы играли в HoMM3 по по выходным. Даже устраивали небольшие турнирчики, благо изображение можно было вывести на стену адмиралтейства. По вечерам смотрели кино, в целом это была пара ленивых островных недель, когда можно было расслабиться и делать, что хочется. Шверта-то всё равно на тот момент еще не было)
Тут должна быть шутка про туристов из Австралии
Погоды стояли самые разнообразные. Дождь всё так же мог легко смениться солнцем и наоборот.
В одну из таких резких перемен у нас залило запасы туалетной бумаги и чтобы добро не пропадало, было решено попробовать сделать из них факел. Бумагу отжали, пропитали смесью бензина и масла и затолкали в банку, после чего подожгли. Горит довольно долго и довольно неплохо. Решили так и оставить.
Приехал "новый" шверт. Отдали за него три тысячи заработанных денег, Можете сравнить насколько он короче предыдущего, он кончается ровно там, где обломился синий шверт. Он короче ровно на металлическую пластину.
Примерно так и закончился август. На острове почти никого не осталось. Кроме нескольких человек наиболее отчаяленных. Начинаем понемногу сворачивать лагерь. Поймали мышку Машку. Она чувствовала себя вполне комфортно в контейнере с ништяками. Но совершила дерзкий побег в одну из ночей, когда со второго этажа адмиралтейства на нее упал макромех, проломил крышку контейнера и опрокинул его.
В начале сентября к нам понаехали друзья-знакомые, подвезли продуктов и бензина, устроили себе пикник, им экскурсию по лагерю и острову. Хоть на дворе уже сентябрь, лето еще не закончилось..
Готовимся возвращаться на остров. Ветер довольно крепкий, так что берем первую полку рифов и штормовой стаксель. Ветер дует в морду, придется уваливаться вдоль берега и набирать высоту.
На остров понаехали гости на своих парусниках. Назавтра должна была состояться 30мильная гонка. К гонке надо готовиться, причем уже сегодня. Пошел устраивать диверсию, сказал, что "там, на берегу, есть магазин с вкусным вермутом", смог убедить 4х капитанов, что вермут очень вкусный, хоть и челябинский, организовались в пьяную гонку и открыли старт. По условию нужно было добраться до берега, купить вермута и вернуться на косу. До берега дошли первыми, купили вермута, кто первым финишировал на косе не помню. Но шалость однозначно удалась!
К вечеру погода испортилась, прошел дождь, видимость снизилась. Но планы на рыгату остаются в силе.. Даже несмотря на смски от МЧС о штормовом предупреждении и порывах ветра до 23м\сек.
![ ^Рувп Л ^НвКд/Х. Г'^>чвту ß / ‘ «3 ГГ/ lid
tThLi ЛХ* И| * VL дРр^ДтЖу ^fiUT • Э> 1 яЧ • 1 V * ]|гЯ^71Н <§ ' ¿jí* *s* |ОГ i / fraBfr
[7 ^1 * \* >Л&' qV^-b^ A Ä • 9^Я%
4j9 ’ Ü^VflUvI *j ЛЙя ' Я т *■ E& •- ;
рл. , р|цг . хЯ шЖЯжМЖ8г^ i j «Г‘^Р V ^ .- уЯГЗШ lL «.](http://img0.joyreactor.cc/pics/post/full/%D0%9B%D0%B5%D1%82%D0%BE-%D0%BD%D0%B0-%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B5-d00m-%D0%B4%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82-4524516.jpeg "Лето на острове,регата,d00m,длиннопост")
Утро выдалось не таким хмурым, как могло бы быть, добрался до косы, заявился одиночкой на гонку. Долго срался с главным судьей, он хотел дать мне в нагрузку еще 1-2 человека в экипаж, я возражал, в итоге убедил его заявить меня одного. Убедился, что вчерашний вермут пошел на пользу капитанам и начал готовить корабль к гонке. Снял лишнюю нагрузку, накачал баллоны, подбил паруса. Ветер к старту гонки так и не пришел. Перенесли старт на полчаса, включил музыку на корабле, поднял настроение регате. Походил по экипажам, спросил есть ли хоть какая-нибудь лишняя летучка, получил ответ, что у самих нет нихуа, почуял неладное, но виду не подал. Хлебнул кофе после короткой ночи, развернул Баркас носом к морю. Я был готов взять хоть геннакер от Соловья, но мне казалось,что он уехал вместе с Соловьём Оказалось,что он спокойно лежал себе в адмиралтействе..). Настроение боевое, готов ко всему.
На рыгату приехала и капитан Марина, насмотревшись на меня, тоже заявилась в одиночку(тогда еще никто не понимал, какой это пиздец, но смутное ощущение уже было). Наконец-то задул слабый ветерок(это прям очень громко сказано, вода была гладкая, как зеркало), дали старт и гонка началась. Все разом стартовали и стали уверенно стоять в сторону финиша. Начал подманивать капитанов запасами вермута. Реакция была неоднозначной. Всё-таки не все испытали на себе его действие вчера, поэтому подвоха не ощущали.
В напряженной борьбе за кисляки выходим к первой точке,проходим Диету, поворачиваем и берем курс на Боровские. Пришлось поставить шверт, понимая, что метров через 500 будет задувать уже галфвинд,а не бейдевинд. В итоге на попутняках шел с поставленным швертом( Ну не убирается он сам по себе на Баркасе,такие дела,только контактным методом. Да и вообще, там стоит шверт от сибката-21, коротыш,в общем.) где-то позади осталась Натаха на утёнке,Одиссей, Марина, сибкат Веревкина и Диета. Остальные корабли поставили свои читерские летучки и побежали на Боровские. Я за неимением летучек шёл на чем придется. N часов спустя меня догнала Диета, включил им танго(любят они там танго на этой своей диете), не оценили, даже не танцевали, выключил танго обратно.
Катамаран с парусом К-1, корабль капитана Марины.
Так началась часть первая гонки:Туда.
Пришлось изобретать летучку из чего придется. Изобразил бушприт из весла, достал штормовой стаксель и поднял его по фалу, получился такой почти кливер, мелочи, а приятно. хоть немного, но пошел быстрее.
Вообще, припомнив опыт прошлой моей 30-мильной гонки,взял с собой тёплую шкуру без рукавов(эдакая шуба: снаружи кожа, внутри мех, если вывернуть её наизнанку, смотрится очень занятно.) и плащ пожарного, три пары носков, еды,воды,фонарь,электричество и всёвсёвсё.
Дали более-менее нормальный ветерок, рыгата бодрыми темпами двигается к Боровским островам, через несколько часов они уже стали видны.
Ветер потихоньку заканчивался, впереди уже были видны Боровские острова. Решил поиграться со стакселем: отцепил его от штага, привязал к нижнему люверсу чалку и использовал его как летучку. Всё равно ветра немного было,а так хоть делом занят был. Очень хочется спать. Ветер кончается окончательно. Пока нет ветра, ставлю чайник,раздеваюсь и ныряю под корабль, убираю шверт в петлю, залезаю обратно. Вода,кстати, тёплая, если б не гонка,можно было бы и подольше поплавать. Позавтракал, подошёл к Одиссею. Странные ребята и поведение у них неспортивное: остро иду правым галсом, практически на грани заполаскивания стакселя, они догоняют меня с подветренной стороны, обходят на полкорпуса и приводятся,оттирая меня еще правее,вынуждая сменить галс. Ну и ладно, сменил галс,пошёл набирать высоту. Ветер понемногу усиливается, высота понемногу набирается. До боровских островов уже не так далеко. Ветер наконец-то зашёл с выгодной для Баркаса стороны: остальные убирают летучки,я ставлю шверт, теперь погоняемся..
Начинается мерзенький мелкий дождь, за мной увязались какие-то рыбаки на надувной моторке, сначала шли наперерез,потом отстали, интереса ради включаю спидометр на телефоне. На 16 км\ч Баркас начинает потряхивать, корабль просится на один баллон, соблюдаю культуру крена, отыгрываю порывы, догоняю Бурундука, на спидометре 18. Диета зарифилась и воткнулась в берег за островом. На спидометре 21 я в ахуе и все еще не перевернут, обогнал Бурундука. Снова кончается ветер, снова начинается дождь. Обогнул остров, теперь предстоит дорога домой.
Часть вторая. Обратно.
Бурундук обогнал меня обратно на кисляках,включил свою читерскую летучку и пошёл в сторону Тань-Ваня. Я встал на генералку, шел со скоростью 8-10 км\ч. Кругом серое ничего, долгое время не мог догнать катамаран Веревкина, шел за ним на расстоянии 50-70 метров. В процессе выяснил,что недоставил шверт, доставил его, но существенно это ничего не изменило: короткий шверт-горе в семье. Ушел набирать высоту, случайно обогнал Верёвкина, Бурундук ушёл куда-то под бердский берег. Начал догонять Натаху. Где-то на горизонте началась гроза. Экспедиция поймала по рации каких-то дальнобойщиков, какого-то Лёху отправили за беляшами в Матвеевку. В общем было весело и интересно, ребята развлекались, как могли. Уже виднеется родной остров, ветер снова стихает, я где-то ближе к левому берегу, до Натахи 300-500 метров, где-то позади Веревкин,Одиссей,Бурундук и Марина. Снова дают ветер, сначала слабый ветерок, потом всё сильнее и сильнее, поднимается волна, под о.Хреновым ветер усиливается настолько,что я решаю зарифиться, т.к. из-за высокой волны и короткого шверта меня сильно сносит вбок. Несмотря на это иду то ли вторым, то ли третьим в своем классе.
Только зарифился, звонит Марина, говорит,что там всё плохо,сильный ветер,темнеет,гроза и надо её оттуда забрать. Обещаю перезвонить и связываюсь с островом, объясняю им ситуацию, мне обещают перезвонить.
Перезванивают, говорят,что у Диеты(Она на время рыгаты была объявлена спасательным судном) не заводится мотор, так что идти за Мариной придется мне. Расстояние между нами порядка 7 километров, у Сармы паруса яркие, видно издалека, но начинает темнеть, так что это ненадолго. Схожу с дистанции и начинается
Часть третья. Пздц тчк.
Разворачиваю Баркас, ветер продолжает усиливаться, рублю стаксель, грот, завожу мотор, начинается Эпика: стою на палубе, одной рукой держусь за ванту, второй за румпель. Темно, волны уже больше метра, льёт ливень, сверкают молнии, мокрая шкура развевается на ветру и хлопает полами за спиной. И вот я такой весь героический иду в сторону левого берега и пытаюсь найти там Сарму. А Сарма героически не находится...
Дошёл до левого берега, там темно и нихрена не видно,кроме огней на берегу, ветер и не думает слабеть, волны уже двухметровые, бьют в борт будь здоров, в баке кончается бензин. Разбавляю литр из канистры,доливаю. У Марины сел телефон. Последнее о чём говорили, чтобы она светила фонарём в парус. В какой-то момент она сказала, что на ГЭСе она ночевать не хочет и идет в Бердск(это Марина, Марина и логика - две не всегда совместимые вещи. 500-1000 метров до берега или 7-10км до противоположного по штормам? угадайте, какой вариант она выбрала?) Она собиралась двигаться куда-то в сторону Бердска, разворачиваю Баркас, звонит судейская, говорит,чтобы я возвращался, я пытаюсь. В темноте вижу огни вшивой горки(местный ориентир), пытаюсь вырезаться туда, ветер и волны против меня, на траверзе ГЭС. Ветер и волны пытаются развернуть меня куда-то в сторону Боровских островов, подворачиваю мотором и рулём, ветер сносит носы в сторону бердского пляжа - Тройки(еще один ориентир), острее идти не получается. На траверзе ГЭС. Пытаюсь выжать все обороты из мотора, носы разворачиваются еще дальше от генерального курса. Решаю,что тройка, как генералка- тоже неплохо,в принципе, пытаюсь прорваться туда, пробую привестись острее при помощи грота, беру верхнюю полку рифов, набиваю грот по фалу, подтягиваю гротошкот, привожусь острее, как и хотел, влетаю на первую же волну и решаю смайнать его обратно т.к. ветер слишком сильный: Первый баллон поднялся на волну, волна поднимает второй баллон, а первый баллон продолжает висеть в воздухе.. Нахуй-нахуй.. Убираю грот, в процессе ловлю еще одну волну в борт и упускаю гротофал с карабином, тот взлетает вверх и повисает параллельно горизонту. Я понимаю,что схватиться за фал я смогу нескоро. Проходит полчаса, на траверзе ГЭС. Я вообще двигаюсь? Двигаюсь, только не туда, уваливаюсь сильнее. проходит еще час, я на траверзе ГЭС, звонит судейская, говорит,что Марина нашлась, всё в порядке. Она умудрилась под полной парусиной долететь до Бердска и заночевать где-то то ли в санатории, то ли в детском лагере(Удивительного везения женщина.) Бердские берега понемногу приближаются, звоню судьям, говорю, что попробую воткнуться в берег. К берегу я подобрался где-то в районе БЭМЗа(очередной ориентир) судя по всему, берег встретил меня высокими деревьями,стоящими на обрыве высотой метров 15,втыкаться туда бессмысленно и безполезно, но есть плюс, волн почти нет и ветра поменьше, поворачиваю Баркас и иду вдоль берега к Тань-Ваню.
Вот уже и хреновый маячит поблизости, внезапно слышу удар и звук мотоа меняется на пронзительный рёв,секунд пять туплю,поворачиваю голову назад, мотор как хвостовой винт на вертолётах задран вверх, а за кормой перевернулась и затонула немаленькая такая коряга.. Погружаю мотор обратно в воду и продолжаю движение. За потопленную корягу надо будет на Баркасе отдельно звёздочку нарисовать. Добираюсь до хренового: рядом небольшая искусственная бухточка, вот эта бухточка мне все планы и попортила, т.к. прикрытие берега кончилось и снова появился ветер, минут 5-10 пытался выбраться за нее, но порывы раз за разом разворачивали Баркас то в одну сторону,то в другую, а чтобы развернуть его против ветра, мотору не хватало оборотов, в итоге решил втыкаться в берег, благо там намыло полоску песка метров 5 в глубину.
В двух метрах от берега прыгаю в воду, там внезапно оказывается по пояс, вытаскиваю Баркас на берег, насколько хватает сил, сооружаю из двух чалок одну и вяжу корабль к арматуре,торчащей из бетонной плиты. Наконец-то твёрдая поверхность! Отзваниваюсь судьям, говорю,что со мной всё в порядке, ночую за Хреновым. Походил по берегу, дров либо нет, либо там неподъёмные брёвна, насобирал каких-то кедровых иголок с обрубками веток, штук 10 пластиковых бутылок и какое-то бревно. На улице холодно, ветер, одежда мокрая, в общем весело и интересно, собрал из этих эрзац-дров костёр, перекапываю Баркас на предмет зажигалок, с пятой зажигалки костёр,щедро смоченный бензином, наконец-то загорается, становится по крайней мере тепло. Откуда-то из темноты выходят два мужика, проходят мимо меня, хватают огромное бревно и уходят обратно в темноту. Ни здрасьте, ни досвидания, еще и бревно утащили. Под дождём одежда сохнет крайне плохо, поэтому я погрел свои кости, плюнул на всё, засыпал угли мокрым песком и пошел устраиваться спать.
В палатке у Баркаса обнаружил большую лужу воды, надежда на тёплые носки рухнула: они плавали ровно посередине, кстати, рядом с павербанкой, из неё воды вообще с полстакана вылилось, в той же луже обнаружился мой фотоаппарат, который,кстати, чудом выжил, но батарейка в нём разрядилась в ноль. Учитывая,что до этого я почти двое суток не спал, рубило меня конкретно.Затащил внутрь палатки камбуз, накидал поверх лужи побольше спасиков, нашел в драйбэге два детских спальника и куртку, замотался во всё это, один из спальников при этом автоматически промок и вырубился спать. Несколько раз просыпался, когда короткие спальники переставали греть или капюшон сползал с лица. Закапывался глубже в оставшиеся тряпки и переползал на возвышенность в палатке.
Проснулся я примерно в восемь-полдевятого, через инвертор поставил телефон на зарядку, инвертор мерзко запищал, предупреждая меня о том, что аккум разряжен, но при этом телефон заряжать не переставал. В 0840 выглянул в иллюминатор и убедился,что берег еще здесь, посмотрел в другой иллюминатор и увидел Катран, идущий куда-то вдоль берега, видимо за Сармой. Вылез из мокрых тряпок, отвязал Баркас, толкнулся и вышел в море. Через 300 метров, с другой стороны бухточки в берег ткнулся катамаран Веревкина. Они тоже не дошли до острова в ту ночь. Мотор наконец-то смог выйти на высокие обороты, у меня получилось эффективно ползти против ветра и волн, всё-таки полметровые волны не чета двухметровым.. Бензин кончился,когда до лагеря оставалось метров 70, дозаправился из канистры. Пока дозаправлялся, Баркас куда-то бодро гнал своим ходом, против ветра и волн.. Почему он так не делал вчера,хрен его знает.. Завёл мотор, финишировал в лагере, глотнул горячего чая у Тимофея, отхлебнул кофе и откусил конфету у Марины, снял мокрую Серегину куртку и накинул мокрый плащ пожарного. Мерзенько, холодно и мокро.. Дошёл до косы, отметился о финише. Очередная 30-мильная гонка для меня подошла к концу. Очередные 15 часов за румпелем, в этот раз без матроса, наедине с самим собой и лютой-бешеной стихией. Всё бы хорошо, только холодно и мокро. И шея устала быть повернутой в одну и ту же сторону по несколько часов. Кругом все ходят в резиновых сапогах, шапках, чуть ли не в пуховиках. И я, на контрасте: шлёпки на босу ногу,мокрые штаны,сухой китель,тельник и шарфошапка(не знаю,как это назвать, растягивающаяся полоска ткани, теплая и мягкая) и плащ пожарного, благодаря которому, собственно китель и не промок. Посмотрел погоду на следующий день, а там +6 и мокрый снег.. В общем весело и интересно.
Вернулся Веревкин, вернулся Катран с Сармой. У сармы штаг держался на последней волосинке троса, как дошла- непонятно. Если бы во время вчерашнего шторма она осталась без мачты, это был бы полный ахтунг, словить волну парусами, болтающимися в воде- неплохой шанс остаться без корабля. Так что будем считать,что Марина дошла на одной злости, говорят, что не в первый раз уже. Потом было награждение, раздача грамот и кубков. В моём классе финишировало только два корабля: Катран и Экспедиция, я мог бы быть третьим, чёрт возьми, финиш был совсем близко..но спасработы есть спасработы. В конце концов грамота за самоотверженность-тоже результат. 
Из 14 кораблей вышедших в гонку, финишировало только семь, остальные либо вернулись под мотором, либо ночевали кто где. Если в следующем году у меня будет корабль, будут очередные 15 часов за рулём, я буду готов. У меня будет много парусов, нормальный шверт, водонепроницаемые носки. Я выгравирую своё имя на этом кубке! И никто меня не остановит.
Потом традиционная пьянка после рыгаты, капитаны разъезжаются по своим городам, я остаюсь на острове. Островной сезон подходит к концу. Продолжаем потихоньку сворачивать лагерь. Пока с товарищем ездили на берег за водой, он где-то добыл полкило оленины, на ужин шикуем.
Закрываем сезон, традиционно, туркестан, благодарности, осень..
Большая часть лагеря вывезена на катамаране "экспедиция", несгораемый мусор был вывезен до ближайшей мусорки, сгораемый был предан огню.
При разборе моей палатки была поймана еще одна Машка. Не знаю, сколько она там жила, но чувствовала она там себя как дома.
Адмиралтейство было разобрано и заныкано по секретным кустам.
Остатки лагеря были погружены на баркасик, но все равно влезли не все. Остатки были погружены на лодку. Баркасик отправился в последний рейс в сезоне 2015.
В кузове грузовичка сам баркасик и остатки лагеря. Большая часть этого отправилась в мою комнату на зимних квартирах, ждать, пока всякие забывашки заберут свои вещи, Баркасик и остальное отправилось ко мне в гараж.
Сезон-2015 подошел к концу, впереди долгие 9 месяцев без моря и парусов.
Спасибо за внимание и терпение.
twitter Trump политика глобальное потепление
Достойный ответ
Трамп: На прекрасном Среднем Западе температура на ветру достигает минус 60 градусов, самые холодные показатели за всю историю наблюдений. В ближайшие дни ожидается что будет еще холоднее. Люди не могут находиться снаружи даже в течение нескольких минут. Что, черт возьми, происходит с глобальным потеплением? Пожалуйста, возвращайся, ты нам очень нужно!Noel Casler: Изменение климата, объяснение для Трампа: потепление океанов приводит к более холодному климату ... это как русская проститутка (или две) мочится на твоей кровати: моча теплая, когда впервые попадает на твое лицо, но когда она остывает, она делает кровать холодной и мокрой. Так понятно?
Вся ветка прекрасна:
https://twitter.com/realdonaldtrump/status/1090074254010404864?s=21
Отличный комментарий!