доктор войд

Останки

http://scpfoundation.ru/relics

Жрец переступил через труп охотника за сокровищами и горестно помотал головой. Впустую жизнь пропала. И те, которых нашли в руинах, могли бы пополнить их ряды, но к сожалению жажда отыскать сокровище пересилила в них мудрость. Они напали сразу, как прибыл Протекторат, и Крестоносы быстро с ними разделались - ножи и дубины ничего не стоили против пороха и дроби.

Ветер трепал края бело-красной сутаны жреца. Раскрашенная маска под капюшоном отфильтровывала из воздуха пыль с каждым вдохом, а также обозначала его положение полного жреца Третьего Ордена Протектората. На спине его был символ протектората - два кольца, одно внутри другого, и три стрелки, направленные внутрь. Знак вечности, знак силы, нерушимый знак.

Жрец шевельнул рукой, повелевая послушнику в серой робе пойти за ним. Все остальные члены группы уже обыскивали руины, хранители летописей записывали всё, что могли найти, крестоносы зорко осматривали окружающую местность и были готовы отразить любую атаку живущих в Пыли дикарей.

Разверстый зев обвалившихся развалин возвышался над жрецом. Твёрдые и свилеватые деревья вгрызались корнями в землю, а их листва не давала приюта от солнца и пылающих облаков. За воротами в мрачных глубинах находились жуткие тайны, те тайны, за которыми его послали. В сердце жреца шевельнулся страх; Высший Совет собирался нечасто, а если и звал кого на службу, то этот зов подкреплялся авторитетом всех восьми Орденов Протектората. За неудачу по головке не погладят.

Внутри же разруха была далеко не так сильна, как на поверхности. Сохранилась большая часть комнат и коридоров, но их содержимое грозило вот-вот превратиться в ту же пыль, что толстым одеялом устилала стены и пол. Здесь должны будут потрудиться хранители летописей.

Жрец шёл всё ниже и ниже, ведомый мерцающим светом своей лампы. Это место было гробницей, но не задумывалось как гробница. На стенах до сих пор были опалённые пятна и дыры от вонзившихся многие века назад пуль. Иногда на пути попадался почерневший скелет, уже превращающийся в песок. Некоторые проходы завалило начисто, другие же были исписаны предсмертными надписями или заляпаны чудом сохранившейся кровью. Некоторые эпитафии жрец мог разобрать, и по спине его пробежала непрошеная дрожь.

А они всё спускались, пока не дошли до этажа с огромными дверями. Некоторые были до сих пор закрыты, несмотря на все пролетевшие годы. Большая часть камер была открыта и пустовала, то, что там некогда хранилось, либо было разрушено во время Раздробления, либо потерялось в том хаосе, что начался потом.

Жрец остановился у одной из дверей. Она была сорвана с петель и лежала на полу, в её центре была огромная вмятина. На стене виднелась металлическая пластина. Жрец смахнул с неё пыль и прочитал надпись. Да, именно это он и искал.

- Как войдёшь - ничего не говори, и смотри туда и только туда, пока я не начну ритуал. - обратился он к послушнику.

Войдя в пустой зал, жрец поднял лампу. У дальней стенки стояло нечто, что-то вроде статуи. Статуя была в рост человека, с огромной головой и гротескными, действующими на нервы, чертами тела. Она была сделана из чего-то вроде камня, кое-где из-под пожелтевшей кожи торчали железные прутки. Статуя не шевелилась, как и все другие статуи на свете.

Жрец поглядел статуе в глаза. Об этом демоне писали в священных манускриптах - Незрячий Идол, Дин-Сиэмь Тар-йи. Раздробление Мира было делом рук именно этого падшего бога. Древних застали врасплох, они были заняты другими делами, и именно тогда Незрячий Идол нанёс сокрушительный удар. Дин-Сиэмь Тар-йи тогда изгнал из мира всех старых богов, как добрых, так и злокозненных, и теперь они существовали в пласте реальности очень далеко от своего раздробленного мира.

Жрец не сводил со статуи глаз. Засунув руку в рюкзак, он извлёк маленькую стеклянную банку. Внутри неё в прозрачной жидкости плавал глаз и несколько прилипших к нему кусков серой плоти. Несколько нервов намоталось на амулет размером с ладонь с рубином в центре. Держа останки древнего бога Брыта Ныне-Живущего перед собой, словно защиту, жрец медленно моргнул.

Он открыл глаза, и был совершенно цел. Немигающий глаз Брыта Ныне-Живущего защитил его. Жрец вручил банку послушнику, достал из рюкзака толстый фолиант и начал читать.

- Именем Эс-сепи и Гёк, Брытом и Альклефом, Райз и Ханом Пи-Тароск-Ро заклинаю тебя, во имя всех старых богов, покорись священной воле Протектората и Третьего Ордена жрецов, ты, демон, имя которому - Незрячий Идол. Ныне связываю тебя святой волей, настал час расплаты за всё совершенное тобой зло, и пощады тебе не будет. Ничего более ты не испортишь и не разрушишь. Никто более не умрёт от твоей руки. По воле Протектората будешь ты вечно содержаться в Фондаменте мира, в подземельях храма Пар-Дэрил до той поры, пока не кончится само время, и Всетворец не вернётся к делу рук своих и не воздаст тебе по делам твоим.

Жрец закрыл книгу и забрал у послушника Глаз Брыта .

- Ступай, приведи мне десять крестоносов, верных, с несгибаемой волей. Быть им стражами Дин-Сиэмь Тар-йи до конца дней своих. Да будет сказано, что приняли они славную смерть в бою с силами тьмы. Никому не должно быть это ведомо. Когда это будет сделано, я пошлю за тобой, и ты оставишь свою жизнь, получив новую жизнь в Ордене.

Послушник поклонился и устремился прочь. Жрец снова поднял взгляд на статую, держа в руках Глаз. Страх снова вернулся в его разум. То, что когда-то случилось, не должно повториться. Круг судьбы может снова пробудить других злокозненных богов, с которыми сражались древние. Жрец отмёл эти мысли прочь; о таком должен думать Совет.

В банке по синапсам останков древнего мозга проскочил импульс. По нервам прошла единственная мысль, пронизанная цинизмом и усталостью:

"Опять началось…"

Как напугать кота?

Эту историю рассказал мне товарищ по работе, назовем его Андреем.

Лето, деревня, время суток день. Сидел он дома один и скучал. Знакомые все разъехались, друзья тоже куда-то свалили, родня умотала в магазин. В поисках попытки хоть как-то себя развлечь мозг уже начал дымиться.

И вот ему на глаза попадает старый противогаз (слоник). Причем надо заметить, что был у него и кот, который из-за тех же проблем, что и у хозяина (отсутствие развлечений) сидел на сундуке перед окном и тупо смотрел в одну точку на улицу не двигающимся взглядом.

Дальше с его слов: Ну значит голова уже окончательно перестала варить, решил я напугать кота. Надел противогаз, аккуратно пробрался к выходу, прополз почти по-пластунски до окна, в которое смотрел кот, и резко встал. Получилось так, что мы с ним смотрим друг другу в глаза и разделяет нас только тонкое оконное стекло.



Реакция кота была просто неописуемая. Он молча, расширив глаза, так и сидя на пятой точке, начал отталкиваться передними лапами и потихоньку удаляться. Когда сундук под его пятой точкой кончился, он так же молча мгновенно ушел вниз.Со стороны это было очень даже весело. Но осознав, что возможно своими приколами я немного подпортил психику коту, я решил пойти и немного его успокоить. Но я себе даже и представить не мог, насколько для него это было шокирующе. Войдя в дом, я осмотрелся, но кота нигде не наблюдалось. Только одна новая деталь дополняла картину. На середине сундука было пятно, а от него к краю, потом на пол и пересекая по прямой всю кухню и до шкафа тянулаась мокрая (и не только) полоса.

А кот сидел под шкафом в той же позе, с широко открытыми глазами. Он от сундука так и дополз на заднице, не вставая, отталкиваясь только передними лапами.

Вот такая вот история. Так что, народ, знайте, у кошаков тоже нервы не железные!

P.S. А кошак через полчаса оклемался и вроде стало все как всегда. Только вот к этому злополучному окну его теперь и на аркане не подтащишь!

На съемках фильма "Собачье сердце", 1988 год, Ленинград

Во время съемок сцены, в которой Шариков устроил потоп, второй режиссер Юрий Вертлиб дубль за дублем выносил на себе Евгения Евстигнеева, чтобы тот не намочил ноги и не заболел.
Евгений Евстигнеев был не первым кандидатом на роль Преображенского, до него на нее пробовались такие звезды, как Леонид Броневой, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев. Но Евстигнеев оказался точнее и органичнее. В тот момент он переживал не лучшие времена: после раздела МХАТа перенесший инфаркт Евстигнеев попросил худрука Олега Ефремова не занимать его в новых спектаклях, и скорый на расправу Ефремов, посчитав подобную просьбу предательством, попросту отправил блестящего актера на пенсию. Роль Преображенского стала для него отдушиной. Но на съемках не все было гладко. Снималась картина в Ленинграде, и Евгению Александровичу с Борисом Плотниковым, сыгравшим доктора Борменталя, приходилось ночами мотаться на съемки в "Красной стреле". Едва войдя в купе, народный артист СССР ставил на стол бутылку коньяка и заводил долгий разговор.
Не брезговал он опрокинуть рюмку и на площадке. Однажды в перерыве Бортко застал Евстигнеева спящим в декорациях на диване и, растолкав, обнаружил, что тот мертвецки пьян. В ответ на сделанное постановщиком внушение темпераментный актер взвился, заявив, что уйдет из фильма, но так же быстро пришел в себя. Это был первый и последний их конфликт, и с тех пор на работе Евгений Александрович спиртного не употреблял.

«Работа»


Он шел через лес. Откуда-то, из глубинны зеленной чащи, исходил яркий свет. Как будто в ночном лесу включили прожектор.
- Остановка сердца!
Он брел на свет как мотылек. Он любовался им. Свет манил его, звал к себе, тянул словно магнит. Он не мог сопротивляться.
- Кислородную маску, непрямой массаж сердца!
Черные, высокие деревья окружали его. Но он не видел их. Он просто шел вперед и все. Невидимый и не досягаемый прожектор манил его.
- Не помогает!
- Дефибриллятор! Разряд!
Грудь прошила резкая боль. Скованный её он на мгновение остановился. Но свет звал. Он сделал шаг, еще…
- Разряд!
Лес плыл перед его глазами. Он не мог дальше идти. Он полз к свету, цепляясь за ветки, траву, вцепляясь ногтями в землю.
- Еще разряд!
Свет манил, звал, но сил даже ползти уже не было. Рука тянулась туда. Туда где ждало счастье. В его понимании счастье. Он надеялся, что там он станет счастливым. Но что там, не знает никто. Никто из живых.
- Еще разряд!
Свет гас, уступая место тьме….
Монитор показывал стабильное сердцебиение. Угроза жизни миновала. Пациент мирно спал.
- Лена, - потирая переносицу, проговорил доктор. – Ты хорошая девочка и подающие прекрасные надежды медсестра. Но пожалуйста, смотри поменьше всяких там фильмов про скорую помощь.
- Извините, я не хотела. – Стыдливо опустила глаза молоденькая медсестричка.
- Страшного ничего нет. – Печально улыбнулся доктор. – Просто, на практике никто не кричит на все отделение: «Быстрее, мы его теряем!», понимаешь? Все-таки мы работаем в кардиологии.
- Понимаю. – Ответила Лена.
- Ладно, закончим разбор полетов. – Устало сказал доктор. – Понаблюдай за ним, - кивнул он в сторону пациента. – Я буду у себя.
Войдя в кабинет, он устало опустился в кресло.
- Чего жмешься у окна? – Проговорил он. – Проходи.
- Благодарю, мне и здесь удобно. – Ответила та, к которой обращался хозяин кабинета. Стройная, одетая в строгий черный костюм, обтягивающий фигуру, кружевную серую блузку. Длинные черные волосы. Лицо скрывал полумрак кабинета.
- Давно не виделись. – Проговорил он.
- Зачем ты его вернул? – Спросила она. – Он должен был уйти со мной.
- Да? – Удивился доктор. – А не рановато ли? Сколько ему? Тридцать? Тридцать пять?
- Тридцать семь. – Ответила она.
- И ты хочешь сказать что пора?
- Почему бы и нет. – Пожала она плечами. – Все, рано или поздно, уйдут со мной. Смысл твоей… работы?
- Знаешь, - глядя в сторону, начал он. – Вот ты сказала, рано или поздно. А я предпочитаю отдавать тебе попутчиков поздно.
Она лишь усмехнулась.
- Учти, придет время, и я приду за тобой.
- Так может, не будем ждать. – Предложил он. – Забирай.
- Что это? – Удивилась она. – Попытка самопожертвования?
- Обмен. – Спокойно сказал он. – У меня в третьей палате тяжелый пациент: пенсионер третьи сутки в сознание не приходит.
- О, тяжелый случай. – Проговорила она. – Не переживай, ближайшее время мы с тобой не пересечемся.
- Ближайшее, это сколько? – Спросил доктор.
- Что ж вы все так сроки любите! – Всплеснула руками она.
- Понимаешь, улыбнулся он, - у тебя вся вечность, а мы строго ограничены во времени.
- Понимаю, - кивнула она, - но и ты пойми: что б я и о сроках говорила…
- Ясно с тобой, - махнул рукой доктор. – Так почему не хочешь меня забирать? Я интересный попутчик. Со мной не соскучишься.
- Спасибо за предложение, - проговорила она. – Как-нибудь проверим. А если честно, не нашла еще пока такого же дурака как ты.
- Что ж приятно это слышать. – Кивнул он. – Причем от тебя.
- Рада, что хоть кому-то сделала приятно.
Другого бы передернуло от такого откровенья, но доктор давно привык к обществу собеседницы. Он хотел еще кое что сказать. Но её уже не было: подоконник пустовал.
- Доктор! – В кабинет ворвалась медсестра.
- Лена, что случилось?- Встревожился доктор.
- Пациент в себя пришел! – Радостно ответила Лена.
- Ну и славно, - улыбнулся доктор.