sfw
nsfw

Результаты поиска по запросу "в этой комнате темноте пустоте"

Первый страх

Предисловие:
Окей, мой прошлый пост оказался закидан минусами за упоминание сайта на букву "П", однако у меня есть ещё один вечер (и ночь, и немного утра) жизни, так что попробую накатать что-нибудь последовательно-автобиографичное на тему социофобии. В конце-концов именно на это был запрос в комментах к первой теме.
Вообще-то жизнь интроверта с кучей фобий не изобилует событиями и яркими деяниями, так что это скорее экспериментальный формат.
Текст:
Как и многие реакторчане, я родился в простой семье в непростые времена. Рос в старом деревянном доме на окраине промышленного города в Сибири. Под одной крышей уживались мои родители и прабабушка. Последняя, седая полуслепая старушка с суровым видом и добрым сердцем, долгое время была моим единственным другом вне детского сада.
Поскольку наш район считался не очень благополучным, родители долгое время не отпускали детей гулять одних за пределы высоких деревянных ворот даже днём. Мелкого меня это особо не заботило. Несмотря на общую болезненность, несмотря на отсутствие таких благ, как электричество и водопровод (а иногда и еда), я был счастлив. 
Когда родители уходили на работу, прабабка оставалась следить за мной. Иногда мы играли. Преимущественно в карты старой, выцветшей колодой. По особым дням прабабка садилась в угол напротив печи и раскладывала карты перед собой. Играть с ней в это время было нельзя, да и в принципе её беспокоить. 
Иногда к нам приходила соседка баба Тася, пыталась продать козу. У бабы Таси в хозяйстве было много коз, но нам она почему-то предлагала именно чёрную. Прабабка не любила её, ругалась с ней, и всякий раз просила меня спрятаться при появлении соседки. Страшно не было, скорее любопытно. Сквозь призму времени расплывчатые обрывки их диалогов звучат как скрытная битва экстрасенсов.
Страшное начиналось с закатом. Как я и упоминал, район мой считался неблагополучным, а прабабка помнила ещё послевоенные времена, когда её семье приходилось отбиваться от мародёров. Потому с наступлением темноты ставни на окнах закрывались на замки, и в доме воцарялась кромешная тьма.
Все ложились по кроватям. Опять же, мне не было особо страшно, поскольку я спал с родителями. Но однажды они отправились ночевать у друзей, решив, что в 5 лет я уже могу переночевать один. И действительно, как только прабабка меня уложила, я быстро уснул, но в определённый момент начался сильный дождь с грозой.
Замки бряцали о ставни, в щели то и дело рвался бледный свет молний, а за ними следовали, сотрясающие землю, раскаты грома. 
Надеясь найти поддержку, я встал с кровати, и стал звать прабабушку. Она не отвечала. Тогда я на ощупь стал пробираться к её комнате. Под моими детскими пальцами проскользила гладкая спинка тахты, дверной косяк, затем шершавая стена, покрытая извёсткой. Чем дальше я шёл, тем острее становились мои чувства. Постепенно ухо стало различать отдельные фрагменты какофонии. В сомне звуков, заполонивших дом, один выделялся. Он был тихим, монотонным, в чём-то пугающе знакомым. А главное - он исходил изнутри дома, а не снаружи.
Нащупав нужный дверной косяк, я сделал то, чего она вообще-то мне никогда не разрешали делать - сам открыл дверь в комнату прабабки (Иногда она вот так закрывалась, запрещая к ней заходить. Мне объясняли, что это она так болела). Старушка не спала, её явно не было в тахте. Тот монотонный звук оказался чем-то вроде молитвы. Очень странной молитвы, которую я не смогу воспроизвести, но точно могу сказать, что упоминались в ней не только святые. 
Очередная вспышка молнии ворвалась в комнату старушки. Она сидела в кресле, еле шевеля губами и смотря выцветшими глазами в пустоту перед собой. На коленях у неё лежал топор, в ногах её лежала кошка Муська, и со скучающим видом смотрела на меня. 
Я попытался позвать прабабушку вновь, но голос подвёл меня. Картина, раскрытая на миг небесным сиянием, выбила почву у меня из-под ног. Я по памяти подбежал к креслу, схватил прабабку за руку, и легонько потряс. Она не реагировала, лишь продолжала что-то бормотать. Так продолжалось некоторое время. По ощущениям прошло не меньше минуты, мне даже успелось почудиться, что она умерла. Внезапно старушка замолчала и резко схватила меня за руку.
Сильно ругаясь, она оттащила меня за ухо в родительскую комнату, и наказала больше её не тревожить. Раскрасневшийся от обиды и плача, я долго не мог уснуть. 
Дождь закончился, ухо перестало болеть, но прабабка, даже находясь в другой комнате, всё равно напоминала о своём присутствии. На этот раз заливистым храпом. В доме стало ничуть не тише, чем было во время грозы. Тем не менее, страх отступил. На время. 

Делимся любимыми стихами, если такие конечно есть

Кристофер Марло

Причин не знаем. Ясно лишь для нас —
Любовь приходит сквозь цензуру глаз.
Рассудочность не зажигает кровь.
Не вечно ль первый взгляд родит любовь?

Н. Заболоцкий

А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
,стихи,много текста

За покровом ночи

Сократить путь через ночной лес поначалу показалась мне не такой уж и плохой идеей. И только несколько минут спустя во мне проснулись первые сомнения в адекватности данной затеи.
Накрапывал дождь, тусклая луна еле-еле освещала бетонную тропинку, и незаметные в темноте намокшие еловые лапы склонились к земле так низко, что все время норовились залепить в лицо мокрыми иголками.
Но это ничего — где моя не пропадала? А вот гнетущая тишина наводила на тревожные мысли.
Что-то было не так. Что-то было не то.
Где-то глубоко внутри начинала нарастать необоснованная паника. Хотелось бежать, скорее, быстрее, подальше отсюда. Будто здесь таилось Зло. Настоящее, древнее, хтоническое, не отягощенное моралью Зло.
А потом ударил свет. Ослепляющий, проникающий сквозь веки и будто выжигающий сетчатку. Вместе с ним пришел трубный вибрирующий гул, разрывающий уши и выбивающий мысли из головы.
Свет и звук. Звук и свет.
И я полетел. Мое бренное тело оторвалось от земли, я почувствовал отсутствие оков гравитации этой массивной голубой планеты, и меня понесло, перевернуло вниз головой, слово я начал падать куда-то вверх, в пучину зияющей пустоты.
— Нет! — заорал я, боясь открыть горящие огнем глаза. Страх поглотил сознание, поглотил душу. Я шарил руками в пустоте, искал, брыкался, орал в забытье какие-то бессвязные обрывки фраз, пока холодные пальцы не наткнулись на что-то плотное, мокрое и скользкое, противное и неприятное, но находящееся вне этого луча ослепительного света.
Грязная кора и колючие иголки впились в ладони, но от резкой боли я только крепче сжал еловую ветвь и потащил ее на себя. Изо всех сил, изо всех жил, задействовав до изнеможения, до судороги каждую мышцу тела.
И ветвь поддалась, пошла на меня, все ближе, ближе и ближе, а свет в глазах с каждым миллиметром становился все тише, тусклее. Я уже даже мог, наверное, открыть глаза, но не осмеливался это сделать и продолжал тянуть ветку на себя, тем самым вырываясь из пут бесконечного света.
Земля резким рывком потянула меня обратно, ударив под дых неудачно подвернувшимся корнем.
Я был свободен. От лап луча, от боли света, от нежности полета.
Но не от заполняющего разум страха, тягучего и черного, как мазут.
Этот страх взялся за руль моего бытия и скомандовал: «Бежать!». И я побежал. Почти вслепую, вытянув руки вперед, наплевав на сумки из магазина и сорвавшийся с плеч рюкзак — подальше от луча, как можно дальше вглубь редкого леса.
Прочь!
Ударяясь о стволы деревьев, спотыкаясь на кочках.
Прочь!
Глаза все еще болели, в ушах стоял тяжелый гул, не пропускающий ни единого звука извне. Низкие ветки били по лицу и груди, но я бежал.
Прочь! Скорее! Быстрее!
Резко сменив направление, поскользнувшись на сырой земле, я нырнул в ближайший куст, упал и затаился в небольшом овражке.
В этот момент инстинкты нагло выдернули страх из кресла пилота, вышли на первый план и стали править моим разумом и телом. Их было много, они верещали, орали, стонали и перебивали друг друга. Но все сходились в одном мнении: «Нужно переждать. Нужно схоронится. И может не заметят. Может пронесет.»
Стараясь дышать как можно тише, я наконец проморгался. Глаза слезились, все еще саднили и чесались, но я хотя бы мог видеть очертания темных деревьев на фоне горящего разноцветными огнями НЛО. Оно висело прямо надо мной, а слепящий луч света бил из центра овального блюдца и с бешеной скоростью рыскал по лесу, крутясь на гибкой подводке.
А потом я услышал их. Низкий горловой рокот, тихо раздающийся где-то справа от моего схрона. Рык, заставляющий кровь застывать в жилах, а воздуху сгущаться в легких. Шуршали низко висящие еловые лапы, когда огромные, судя по звукам шагов, туши обладателей мощных глоток шли по сырому лесу.
Они искали меня.
Сорвавшегося с крючка наглого карася.
Надкушенный бутерброд.
Я затаил дыхание. Сердце превратилось в отбойный молоток и старалось пробиться сквозь грудную клетку, свитер и куртку, дабы убежать прочь, подальше отсюда, спастись!
Но ноги уже сковало отвратительной липкой паникой.
Шаги и рокот становился все ближе и ближе, а разум уже был готов взорваться от напряжения. В голове носились тысячи, миллиарды всевозможных картин исходов того, что произойдет, если они найдут меня.
А потом я увидел, как одинокая капля осеннего дождя сорвалась с моей куртки и понеслась ввысь. И за ней еще одна.
Сердце пропустило удар.
Рык раздался у меня над головой, зубастая пасть с длинными слюнявыми жвалами склонилась над моим телом, и следом за ней обрушилась темнота, поглотившая меня с головой в свои нежные объятия.
Я очнулся с горящей пламенем головой в холодной стальной комнате. Ослепительный, но не такой болезненный как прежде, свет бил в глаза, не давая рассмотреть что-то хоть чуть дальше полуметра от себя. Но и этого вполне хватало, чтобы весь масштаб ситуации: я лежал на каменном операционном столе, абсолютно голый, хорошо зафиксированный стальными ремнями на всех сочленениях, а неподалеку от меня, прямо на грани видимости, стоял силуэт существа с длинной тонкой шеей и огромной головой.
Я заморгал глазами, стараясь как следует разглядеть инопланетянина, но тот успокаивающе поднял руку вверх и согнул три пальца из семи.
— Не боися, зем-ляни-н, — с жутким, будто компьютерным акцентом произнес инопланетянин, — Мы не приче-ни-м тебе вриед-а.
— Вы че делаете, ироды! — заорал я в пустоту вокруг меня, обращаясь к остальным собравшимся в лаборатории космического корабля, — Совсем оборзели?!
— Мы при-шл-и с ми... — начал было не растерявшийся инопланетянин, но я нагло перебил его, перейдя на общекосмический.
— Вы своего поймали, придурки! Вы на сканеры смотрите вообще?
— Мы при-шл-и с... — ученого инопланетянина как будто заело.
— Так, отпустите меня, гады! Я подполковник третьего отдела Галактической Ассоциации! Сейчас всю вашу лавочку прикрою к Цефеевой матери, и никакие ремни меня не удержат! А ну быстро, цыгель-цыгель! И вырубите этот чертов свет!
Свет не вырубили, но ремни растаяли в воздухе.
Вскочив с операционного стола с нечеловеческой скоростью, я вышел за границы блокиратора зрения, осмотрел собравшийся консилиум из серокожих пихианцев, ящероподобных нибурийцев и зубастых громил центаврийцев в виде санитаров.
По наглой жвалистой морде узнав из последних своего похитителя, я хорошо вломил ему меж жвал с третьей ноги.
— Чтобы знал, как в следующий раз ценную человеческую оболочку портить! Если хоть стрелку на затылке найду...!
— Уважаемый, — очнулся один из ученых нибурийцев — маленького роста и с нетипично голубыми глазами, — Будьте любезны предоставить докум...
— Документы?! — я вошел в раж и перевел фокус ярости на этого зануду в линзах, — лапы и хвост, вот мои документы!
Я моргнул третьим веком и сделал пару дырок взглядом в стене операционной рядом с головой докучливого бюрократа.
Это подействовало получше моих военных корочек.
Уже вновь стоя на земле, отходя после наведенного психотропного страха и провожая глазами ну прямо совсем не пылящееся на фоне темного неба блюдце с фейерверками, я сочинял в уме разгромный рапорт на всю безалаберную ученую комиссию по изучению планеты Земля.
И не чурался обсценной лексики.
Ибо ну вот совсем страх потеряли, сволочи!

тьма.

Тьма. Беспросветная тьма вновь начала наползать  сквозь щели дверей и окон, забиваясь  сначала в самые дальне уголки моей комнаты.Она всё прибывала, и становясь смелее, выходила всё дальше из своих далеких убежищ,заполняя пространство комнаты, своей липкой и холодной пустотой. я вновь окутанразмышлениями. мыслями о природе своего существования, и проклятье собственногоодиночества.  Со временим, я началнаходить его даже забавным, начал упиваться трагичностью всей этой ситуации. Разве не мило? Когда ты сам в себе, в любую минуту можешь найти поводы идля радости, и для черной тоски?!.  Но вместе с тем, в мою голову  постучаласьона, мысль о том как я устал, мыслить об одном и том же. в этой бесноватойтьме. Как же тяжело оставаться быть на границе знания и не незнания. когда тыуже знаешь больше чем все, но меньше чем нужно. когда твои же чувства,становятся твоими же злейшими врагами. Ещё эта фотка, той знакомой. она далеко, дальше чем ты можешьдотянуться.  но стала такой родной, такойблизкой, за столько лет общения. а тут эта фотка, с рукой другого, и блаженным  выражением на лице.  и кол, прямо в сердце, казалось давно забытойревности.  нет! прочь! не надо этихмыслей. я слишком далеко ушел от той, нормальной, жизни. для меня уже нет путиназад. моя учесть навечно оставаться здесь среди мёртвой холодной темноты.

-Но почему?!
-Потому что я сам себя на неё обрек.
- Но зачем ты сделал это?
- Меня заставили.
-Кто?
-Мои же собственные страхи, сомнения, комплексы.
-Так избавься от них! зачем они тебе.
-кроме них во мне давно ничего не осталось. Если уйдут они, уйду уже и я.
-Сколько лет прошло с тех пор?
- Я не помню. Слишком много, что бы запомнить. Пять, десять, пятнадцать лет?!. я не знаю. хотя точно больше десяти.соседская дочурка была совсем маленькой, когда я впервые встретил тьму.  А недавно они играли свадьбу.  Было шумно, весело.  Тогда это даже почти отвлекло меня.
-Это ужасно. но я всё равно не могу понять почему?!
- Я сам не могу этого понять дружище.  ибоюсь, этого никто не сможет сделать.
-А как же любовь? ты ведь ещё определенно не стар! ты можешь ...
- не могу... ничто не проходит бесследно, тем более тьма. меня давно не возбуждаетвид женщины. ни одетой ни раздетой.  собственноменя уже ничего не возбуждает.
-Может быть мужчина? или что-то другое? загляни в сеть, там полно вариантов!
-Ты думаешь я не заглядывал? я все их знаю наизусть.  все эти отвратительные и богомерзкиеизвращения, забавляли меня не дольше недели каждый.  там давно уже не осталось  того, что я не видел.  я даже долго баловался женскими страницами. покаэти озабоченные идиоты не наскучили мне. я был и девочкой и старой опытнойшлюхой. Хватит.
-Тогда зачем тебе нужен я?
- Не знаю, просто я сошел с ума, от бессилия и одиночества. и ты это всего лишьостатки разума в моей голове, которые отчаянно пытаются выжить, в этом морехаоса.
    Тьмауже окутала большую часть комнаты. И не спеша, как она это любит, начала поглощать  моё тело. Зачем она уходит каждое утро? почему оставляет меня одного. среди всейэтой какофонии звуков.  И она всегдамолчит. я знаю, она умеет говорить. Она уже говорила со мной.  когда то давно. но сейчас молчит.
- Почему бы тебе просто не поспать?
- я не усну. я никогда не сплю в полную силу. всё на что я способен, это лёгкая дрёма, с первыми лучами рассвета.
- ты болен.  упиваешься жалостью к себе икак несправедлив мир. но ничего не делаешь.
- я знаю что я болен, но увы не саможалостью.  Всё намного более серьезно.  А жалость. это единственная эмоция, которая не вызывает приступа боли в моём теле.кроме неё ничего не осталось.
- но я видел тебя! полным сил! жизнерадостным! яростным!  и страшно веселым!
- Очередные маски, мой друг. Маски и не более. За столько лет пустоты, янаучился имитировать любую эмоцию, я настолько научился подражать живым, чтоиногда даже сам начинаю в это верить. Правда ровно до того момента, как я невернусь в пустоту.  А я всегда в неёвозвращаюсь. Она всегда сама находит и настигает меня, как бы я не пыталсябежать. И не важно где и с кем я. От неё бесполезно бежать, остается толькопринять и насладиться. Насладиться тем, что я не такой как все, насладитьсясвоей особенностью и мнительной исключительностью. Наслаждаться и наблюдать заживыми людьми.
-Зачем наблюдать?
- Не знаю, а зачем наблюдают за рыбками в аквариуме?! просто потому что этозабавляет и успокаивает.
- Но может ты займешься лучше, чем либо интересным и полезным?!  у тебя куча времени же.
-Я занимался, мой друг, ещё в первые годы. я учил языки, изучал психологию философию психоанализ, физику, теологию,эволюционную биологию, археологию. и бог весть что ещё,. просто что бы недумать, не думать о пустоте. я старался найти логический выход, лекарство отнеё.  Но потерпел неудачу.
-Может в этом твоя проблема, что ты слишком много думал, и слишком мало знал?Не зная всей картины. очень легко прийти к неверному выбору.
- Возможно, мне тоже приходила такая мысль. и я стремился заполнить пустоту знаний. но, главного увы я заполнить несмог. пустоты... и тьмы...
-а девушка? ты не пробовал завести девушку?! сейчас  такое время, что кого только не ебут. и дажена тебя вполне может найти особа. ведь главное хорошо поискать.
- Были попытки, один раз даже почти успешные. почти любовь.  принесшая мне столько страданий  в последствии.  Но даже бог с ними, я готов бы повторить хотьсейчас. но увы все остальные попытки, были хуже и хуже.  уже к концу третье го года, я перестал испытыватьнадежду.  
-НО твоя знакомая!  о которой ты упоминалты же её давно знаешь. почему бы не связаться с ней. да далеко, но тебе женечего терять.  даже твоя собственнаяжизнь. для тебя не ценнее  сломаннойкопейки.
-Знакомая?! хм, она никогда не знала меня. ей нравиться та маска, которую яслепил для неё.  красивая но холодная. ейплевать на меня, потому что я не тот кем ей кажусь. у неё другая жизнь, которуюя не могу поддержать, и более того, не хочу поддерживать.  Но я слишком привязался к ней, для меня этоопасно. я чувствую что буду много страдать потом.
-тогда почему не порвать сейчас?
-Поздно, я пытался. но боль уже  тогдасхватила меня в свои цепкие лапы. и я не смог. я пытался много раз, несколькораз в год, но с каждым разом было ещё больнее.
- может тогда перебороть? как ты умеешь! стиснуть зубы и пойти напролом.
-я этого уже не переживу. я смог сделать это лишь единожды,  и то не зная через что мне придется пройти.
-Хорошо, но повторю вопрос, зачем тебе нужен я?
-Разве это не очевидно?. что бы записать всё что я говорю, пока тьма пожираетмоё тело.
- ты когда нибудь вернешься?
-Уже нет. этот раз последний.
-Что ты хочешь сделать?!
-Я просто усну,  в этой убаюкивающей тьме.  меня не найдут.  я об этом позаботился.
-Разве тебя не будут искать? работа? друзья? родные?
- Наврятли, кто-то из них будет искать меня. Они будут искать маски, которые ядля них делал. но очень быстро найдут им замену.
-Даже твоя знакомая?
-Даже она. возможно поплачет пару дней, когда догадается. но я уверен, чтобудет в порядке.
-Прощай друг, я сделаю как ты просишь меня.
-Прощай. 
Тьма заползла на остаток тела, лежащего посреди комнаты.  мерная, спокойная, как всегда непоколебимая.  унесшая души сотен до него, и тысячи после. вэтот день, одним слабым звеном, этого общества стало меньше.  А вам, читающие это, я передам, не бойтесьжить. пока это ещё возможно.

Ночью заиграла музыка.

Очень знакомая, печальная и слишком неуместная в два часа ночи, когда все уже спят.

Come to me,
Feel with me,
See with me:
This world has changed…

Чёрт! Я села на постели, стала оглядываться. Мелодия доносилась со столика, на котором лежал мой сотовый телефон. Точно. Это плеер включился вдруг сам собой, и заиграл «Diary of Dreams». Он всегда почему-то играет это первой мелодией, даже если выбрано случайное проигрывание.

Передёрнув плечами, я включила ночник, осторожно подошла к столику, взяла телефон. Задумчиво покрутила в руке. На ночь я его всегда выключаю, а он почему-то включился и заиграл. Чертовщина какая-то, которую проще списать на свою рассеянность.

Выключив телефон и свет, я легла спать. Но тревожность не давала мне даже задремать. Я лежала и прислушивалась к темноте и шорохам в ней. Темнота действительно шептала голосами сквозь телефонные помехи.

Я вскочила. Меня затрясло от страха.


Продолжение в комментариях.
Какая вышла напряжённая неделя. Пока нет сил даже что-то написать, только фоточку обработал. Поэтому прикладываю одно моё старое сочинение двадцатилетней давности. Сисечки - любителям сисечек, текст - любителям почитать. Возможно немного депрессивно, может подосрать в настроение. Я предупредил.
Комната... Тусклого света запылившейся настольной лампы едва хватает, чтобы осветить предметы, находившиеся в ней. На столе кроме лампы находится рамка с фотографией, на которой изображен молодой человек лет двадцати. Шторы на окнах открыты, за окнами уже давно стемнело. Возле окна, рядом со столом расположился стул, развернутый в сторону дальней стены, на которой висит белая простыня, служащая экраном. Посреди комнаты, под тем местом, где должна находиться люстра, одиноко стоит проектор. Он включен. Слышно движение механизма раскручивающего бобину с пленкой. Яркий свет, направленный на ткань, как будто борется со стеной, смотрящей на него, не давая ей упасть, ударяя в нее мощными потоками. На экране то и дело проскальзывают еле заметные черные полосы и точки, служащие доказательством того, что фильм смотрели много раз, и пленка уже сильно износилась. Человек, которому принадлежит эта комната, кажется, только что вышел и скоро вернется, но показ фильма продолжается. Точнее начинается.… Начинается обратный отсчет… Отсчет секунд до начала… Начала фильма, повествующего о жизни... Жизни человека лет двадцати. . .
На белом фоне все так же проскальзывают следы неровностей, похожие на капли дождя в середине осени, которые, попадая на линзу объектива, тут же исчезают и появляются в новом месте. Тонкая черная линия очерчивает черный круг, вырисовывая черные цифры в его центре, как на экране радара. Пять.… Четыре.… Три.… Два.… Один… Тьма…
Тьма. Ночной город. Время уже позднее, но на пустынных улицах все еще можно увидеть группы людей, как правило, располагающиеся возле круглосуточных магазинов. Лунный свет, изредка пробивающийся через толстую пелену туч, мокрая дорога, отражающая свет фонарей, и витрины магазинов, мигающие разноцветными огнями, освещают улицу, придавая ей некоторую загадочность, которую не увидеть днем. Ночь окрасила город в свои краски, скрыв ту правду, что видна при солнечном свете - разбитые стекла в домах, пустые урны, окруженные кучей мусора, изрисованные стены, пустые бутылки, шелуха семечек, скопившиеся в местах стойбищ.… В общем, нет того города, каким его делает современное поколение, обустраивающее его на свой извращенный вкус. Есть только ночь и дождь. Осенний дождь умывает этот город, словно метеоритным потоком прибивая пыль и снимая завесу серых будней, очищает воздух, сбивает мокрые пожелтевшие листья в лужи и оставляет их на суд ветра. И уже от него зависит, что будет с ними в следующий миг…
Где-то вдалеке, показался силуэт человека лет двадцати. Среднего роста, в распахнутом длинном осеннем пальто, под которым была уже насквозь промокшая рубашка навыпуск, брюки и тяжелые армейские ботинки на толстой подошве. Все черного цвета. Капли дождя, стекая по промокшим насквозь волосам, на долю секунды задерживаются на их кончиках, но этого короткого момента хватает, чтобы поразмыслить над их красотой. Окружающий мир приобретает причудливые формы, грани предметов наполняются полным спектром цветов в свете дня, но не сейчас. Сейчас капли либо переполняются бездонной тьмой, и становятся похожими на маленькие Черные дыры, заключенные в стеклянных шарах-сувенирах, которые разбиваются, падая на мокрый асфальт, либо на шары с целыми галактиками внутри - отраженным светом придорожных фонарей, которые уменьшаются до точки и исчезают во тьме. Глаза,  стараются проследить за каждой упавшей каплей, провожая ее взглядом, разыскивая некий смысл, как вечный вопрос. Дождь всегда погружал Его в мир, состоящий целиком и полностью из мыслей. Возможно, именно по этому Он любил это время года и такую погоду. Когда начинался дождь, всегда находился какой-нибудь повод выйти из дома, даже если это просто прогулка до магазина. Он всегда возвращался уже другим человеком. За столь короткий промежуток времени удавалось найти ответы на давно мучающие вопросы, которые проедали больное воображение, создавая мнимые иллюзии. Как это ни странно, но на самую параноидальную мысль или идею всегда найдется ответ или решение и они в это время кажутся абсолютно логичными и правильными, но не применимые, что осознается во время осуществления. Глаза вновь искали ответ в спасительном бисере воды, прокручивая в прозрачной тьме прошедшие события. Глаза, наполненные печалью и сильно уставшие. Уставшие не от напряженного дня, а от этого бесцельного существования в этом городе, не предназначающемся для этого человека.  Он потерял последнюю надежду. Надежду найти того, кто поймет и не осудит.  Кто  знает, может быть таких и нет вовсе. Может, он придумал свой мир и живет в нем, пытаясь реализовать. Может, он выбрал себе неформатную для этих мест роль, или кто-то помог ему в выборе, но эту роль он играет лучше всех. Может он надел маску, может это совершенно не свойственная ему личина, но она стала чем-то большим, чем просто маска. Она стала частью его, приросла, сдвинула его Я и теперь его Я не имеет права на голос. Может, он придумал себе никчемное Альтер-эго для повышения тонуса, а вышло наоборот – оно окутало его как кокон, завладело сознанием и поменяло взгляды на окружающую действительность, вселило ненависть к окружающим его людям и обволокло глаза черной пеленой. Ответ на все эти вопросы знал только он один.
Бесцельно бродя по ночному городу, он смотрел не на дорогу, а прямо перед собой - на то, что происходило у его лица - сквозь пролетающие во тьму картинки. Он довольно хорошо знал дорогу и не беспокоился, куда наступают ноги, будь то асфальт или лужа. Насквозь промокшему уже не страшна вода, а одежду все равно придется стирать. Каждый шаг, как паутина ветвей в кромешной тьме, прыгая по которой не знаешь, что будет дальше. Остановиться нельзя. Не известно, будет ли перед тобой крепкая ветвь, ведущая к стволу, или это будет шаткая безжизненная сухая ветка, коснувшись которой вероятность падения увеличивается в геометрической прогрессии. Закончится ли эта безумная игра прыжком в пустоту или там, в темноте, есть еще одно дерево, продолжающее эту ночную прогулку, бесконечную гонку в одиночестве… Жизнь - тропа к смерти. Ночная дорога – дорога, ведущая в пустоту. Во тьму. Неизвестность. Это единственное что ждет в конце пути. Какая из этих дорог длиннее. Может быть, они одинаковы и закончатся в одно и то же время, а может одна из них короче. Когда-нибудь станет известно какая.… И Он шел по этим двум дорогам, ожидая конца...
Пожелтевшие листья из одной лужи прилипают к ботинкам, ища спасения от неминуемой гибели, и бесследно смываются, оставаясь в другой. Струйки воды стекают вслед за ними, утрачивая свою небесную чистоту, приобретая подходящий для этих мест цвет, и растворяются в грязной луже. Все что попадает в этот мир вынуждено приспосабливаться к окружающему миру, вливаться в общество. Чистые капли дождя становятся грязной лужей.  Лишь малая их часть остается такой же, как и была, попадая на чистую поверхность, но… в конце пути она все равно окажется внизу или испарится.…
Одно из двух.
Остаться чистой каплей в этом мире невозможно.
Либо ты с ними, либо ты против них. Они же практически никогда не выделяются из своей массы. Всегда в своем кругу. Как шакалы, которые сбились в стаю, и ждут легкой добычи. Как составляющая одного целого, они - звено в цепи города. Одно среди тысячи таких же звеньев. Часть одной большой ржавой цепи...
Он шел по дороге, уже изрядно уставший и озябший. Он знал свою конечную цель и неминуемо приближал тот момент, когда она будет достигнута. Целью для Него являлось самое высокое здание в этом городе. Это жилой дом, расположенный почти в центре, с небольшим количеством квартир. С крыши можно было увидеть центр города и небольшую область, прилегающую к нему, с маленькими домиками и деревьями, посыпанными ровным слоем черной городской технической пыли и сажи, который не под силу смыть даже дождю. Иногда, ночью, сидя на краю крыши, Он видел крошечные фигурки людей, веселыми кучками проходящие недалеко от дома или стоящие в освещенных фонарями участках, слышал голоса в квартирах на верхних этажах и следил взглядом за яркими огоньками проезжающих в ночи машин. Он приходил сюда, чтобы остаться в одиночестве, хотя и среди большого числа людей вокруг, Он чувствовал себя так, как будто он один на целом свете. Не находя понимание в окружающих, Он отчуждался от них, потеряв надежду найти это понимание, Он перестал общаться… или скорее разучился это делать…
Вот и сейчас он поднимался на крышу, чтобы побыть наедине с собой, в какой то мере успокоиться и избавиться, наконец, от накопившегося в душе мусора, но в этот раз Он не сел на край как обычно... Он встал на край крыши так, что капельки воды стекали с носов ботинок и падали в бездну мимо спящих и еще горящих окон. Мокрый ветер порывами бил в спину и сбивал промокшие волосы к лицу, скрывая грустные глаза.… Некоторое время Он просто стоял молча, слушал свист ветра над головой и немного покачивался в такт его усилению…
Он стоял на краю. На краю двух дорог. Дорог, по которым Он шел все это время. Время, проведенное в одиночестве. В одиночестве, преследующем Его всю жизнь. Жизнь, лежащую на весах, в противовес которой был шаг.. .. ..
Шаг.… Всего один единственный шаг отделял Его от избавления от мучения длинною в жизнь. Кто-то скажет, что многие предпочли такую жизнь взамен своей, и будет прав. Многим досталась судьба гораздо хуже, просто люди иногда устают. Устают от всего. Апатия. Хочется покончить со всем этим и обрести покой. Пусть даже вместо этого пустота, тьма, ничего. Хочется решиться на тот самый один единственный шаг. Нить, соединяющая человека с жизнью, рвется, когда он решается на этот шаг…
…Ветер, продолжал бить в спину, но с удвоенной силой, как будто читая Его мысли. Стоя на краю крыши, Он смотрел вниз. Смотрел, как капли уменьшаются, стремительно приближаясь к земле, то исчезая во мгле, то появляясь вновь в лучах искусственного света. Смотрел сквозь них и был погружен в мысли и воспоминания. Хотелось вспомнить что-нибудь хорошее, но ничего не приходило в голову. Закрыв глаза, Он почувствовал, что ветер стал сильнее бить в спину. Развернувшись лицом к ветру, Он не ушел с края, а даже наоборот…. Теперь каблуки ботинок перестали опираться на  поверхность крыши, чувствуя внизу лишь бездну. Осталось дело за ветром, и он не заставил себя ждать. С новой силой ударил поток холодного воздуха, прибивая к груди капли воды как свинцовую дробь с запахом пороха. Словно от выстрела, по инерции, тело стало отклоняться назад, и Он открыл глаза, устремляя взгляд в бесконечность черного неба, поглощенного тучами…
Он часто представлял себе этот момент, но почему-то все оказалось немного не так, как в картине созданной его воображением. Небо не отдалялось с каждой секундой, а с невероятной скоростью приближалось, словно во время приземления весь мир будет сжат между небом и землей. Хотя, может, это была всего лишь последняя игра разума…
Капли дождя, первую часть вечности полета, пролетали мимо, били в лицо, скрывались где-то внизу, но по мере приближения  к земле уже все медленнее проносились вперед и уже более нежно касались лица. Перед глазами пролетали картинки, порожденные в глубинах сознания с каждой вспышкой горящих во тьме окон. Хотелось, чтоб этих окон было бесконечное множество, так прекрасны были абстракции в дисперсии дождя, но количество этих картинок приравнивалось к отчету шагов. Последних на дороге жизни.
Одна…дветричетыре…пятьшесть… Тьма…
Комната... Тусклого света запылившейся настольной лампы едва хватает, чтобы осветить предметы, находившиеся в ней. На столе кроме лампы находится рамка с фотографией, на которой изображен молодой человек лет двадцати. Шторы на окнах открыты, за окнами уже давно стемнело. На миг в окне показался силуэт, еле освещаемый светом настольной лампы и светом, отраженным от белой простыни, служащей экраном. На экране то и дело проскальзывают еле заметные черные полосы и точки, служащие доказательством того, что фильм смотрели много раз, и пленка уже сильно износилась. Человек, которому принадлежит эта комната, кажется, только что вышел и скоро вернется, но показ фильма продолжается. Точнее завершается.… Завершается отсчет… Отсчет секунд до конца… конца фильма, повествующего о смерти... Смерти человека лет двадцати...

Отличный комментарий!

/Довольные талассофильские звуки/

ОЧЕНЬ ДЛИННОПОСТ. Я серьёзно.

Обещанного три года ждут?

14 июля в 8:28 поступило предложение запилить пост про работу скорой помощи. http://joyreactor.cc/post/4426666#comment20988912 (Это был не первый случай, но после конкретно этого я задумался). Не имея уверенности в том, что это зайдёт, я уже начал думать над названием тега. Хотелось чего-нибудь оригинального и созвучного нику. «Байки Хермоуса Моры» ласкали слух, но слово «байки» подразумевало вымысел. «Быль из Апокрифа» звучало лучше, но рифма с пылью портила впечатление. Были игры слов с аллюзией на популярные сериалы, но в итоге, что есть.

Я был уверен, что в восторге от этой идеи не будет никто. Несмотря ни на что, игнорируя минуса, я хотел запилить три поста с самыми всратыми историями. Но вам зашло даже «превью», в котором, на мой взгляд, не было ничего интересного! 
А ваша поддержка вдохновила меня описывать больше и интересней. Даже поделиться личным переживанием, которое я до сегодня даже не обсуждал ни с кем.

Сегодня из историй будет только армейский религиозный опыт. 
Чтобы не возникло вопросов, почему под тегом «копилка историй скорой помощи» нет упоминания скорой, вот вам фото для привлечения внимания.
Начальство попросило выйти на подработку в ночь. Пришёл к восьми вечера, а там столпотворение. Эта машина сломана, мы с неё запасное оборудование берём, если основное разрядилось.

Пришла мне в голову гениальная мысль, написать предшествующие «Откровению» события, а затем уже выложить в экспонатном варианте текст моего трипа. Таким образом, все будут довольны. Сначала квинтэссенция сути, затем фото, затем полный текст.

Начать придётся издалека. 
Я очень люблю читать. В детстве я проглатывал все книги, до которых дотягивался. В школе ни один одноклассник не прочитал до конца список литературы, а читали так медленно, что пока они читали четвёртую строчку, я уже перелистывал страницу. Мне было неважно энциклопедии, беллетристика, детективы, курсы духовной практики или даже «Космополитан». 

В колледже меня называли маньяком и пророчили тюрьму или психушку. Я, в некотором роде, оправдывал своим поведением подобные заявления, но не могу сказать, что стоило быть такими категоричными. Иногда на обсуждениях я отстаивал неприемлемую точку зрения просто из упрямства, но, к примеру, эвтаназию поддерживал искренне. Шутки, основанные на игре слов, я понимал, но на розыгрыши вёлся как младенец. И почему-то все были уверены, что делал я это специально. 

В армии я поначалу скрывал свои вкусы и мировоззрение, но психолог на КМБ своим непрофессионализмом спровоцировала меня показать ей, что с работой она справляется плохо и не умеет настраивать «новодранцев» на нужный лад. Я рассказал ей о своих взглядах на суицид. Поначалу она восприняла это как попытку «списаться по дурке», но потом написала справку, чтобы меня не допускали к оружию. Кто бы эту справку ещё прочитал. На учениях мне и пострелять дали, и гранату бросить. 

После распределения меня забросило в мед роту. Дедовщины не было. Ну вот как её описывали: табуреткой по голове, висеть на турнике до потери сознания и тому подобная дичь. «Деды» отлынивали от работы, устраивали себе цирк, тренируя нас одеваться по тревоге, залезать на второй ярус кровати, уборкой кубаря, но никаких истязательств. Это были четыре лица явно не русской национальности. Один уволился в запас через месяц после нашего приезда, второй стал контрактником, третий был блатным и постоянно где-то пропадал. Четвёртый говорил, что он русский, но я не верю. Фархот Юнусович как-то не тянет на славянина.

Поскольку мои музыкальные вкусы варьировались от классической музыки до треша, вроде Васи Ложкина, Fleur, Сатана печёт блины и иже с ними, я знал много песен. И большинство им понравились. На одном из построений Фархот упомянул о моём «таланте», и один из офицеров нашей доблестной мед роты приказал мне спеть. Я спел Васю Ложкина «Про ослика». Офицера звали Заирбек Ширавович. И я попал к нему в немилость. 
Однако вскоре он решил, что я идиот, потому что выполнял его приказы дословно. Он был одним из дежурных врачей мед пункта, иногда давал приказ выгнать взашей симулянта или что-нибудь в таком духе. Дагестанцам, наверное, трудно держать свой темперамент в узде, но он очень старался, потому что, отдав однажды приказ «Въеби этому гандону», самому же пришлось меня отталкивать. После этого установилось перемирие и взаимное уважение. 

Остальные офицеры начали меня побаиваться, когда я на спор съел живую ящерицу. Да, меня, как и остальных «качали» и ставили в наряд вне очереди, но старались близко не подходить. 

В один из бесконечно длинных дней я попробовал гашиш. И так он мне понравился, что курил я его в течение месяца. Хорошо, что первая «плюха» пришлась на воскресенье, мой истерический смех спалил бы всех в роте. А наркотики на службе это даже не «губа» или «дизель», это тюрьма с приличным сроком. 
Каждый день мне было хорошо и весело. Неделю. Затем одна «плюха» уже не брала. А с двух я «словил бледного». Да испугался я до усрачки, но было очень интересно. Лица всех людей были одинаковыми, все тряслись как под напряжением, и абсолютно все смотрели на меня. 
Под конец месяца меня и три не особо брали, поэтому я завязал. Не хотел пускать деньги на ветер. 

Исследования ЛСД показали, что иногда возникают рецидивы галлюцинаций, даже без приёма наркотика. Возможно, у меня случилось то же самое.

Как именно я накосячил не помню, но в наряд меня оставили на неделю. К исходу этой недели я перестал спать вообще. Если поначалу я спал четыре часа перед тем, как поменять дежурного или дневального, то затем просто не мог уснуть.
Чтобы побороть усталость и сонливость я пил бензоат кофеина, который доставал из комнаты пополнения медикаментов. В итоге у меня развилась тахикардия за 200, после которой меня коротнуло. Я вспомнил все книги, которые успел прочитать. Их содержание и посыл сложили мозаику в моём сознании, а усталость дополнила это всё галлюцинациями. Я слышал, как дрожат атомы во всей Вселенной, и мне это показалось прекраснейшей музыкой.
Чтобы не забыть посетившее меня откровение я стал его записывать. В пять утра проснулся дежурный врач, и когда он шёл курить, обратил внимание на меня.
-Ты там донос что ли строчишь?
-Угу, - ответил я, продолжая писать. – Вам чем-то помочь?
По всей видимости, лихорадочный блеск в глазах был заметен и в темноте, офицер отшатнулся, и, не поворачиваясь ко мне спиной, вышел на крыльцо. Там он какое-то время поддерживал дверь ногой, опасаясь, что я пойду за ним. Но мне было не до него. Дописав последние строки я успокоился окончательно. 
Почувствовав недомогание, я померил температуру. 40. С наряда меня сняли и положили в лазарет, где я отсыпался до самого вечера, не проснувшись на обед и ужин. 

Несмотря на точное воспроизведение любого текста или полотна, всегда найдутся люди мечтающие взглянуть именно на оригинал. Сам такой же. А есть те, которым хочется выжимку, квинтэссенцию. Поэтому будет как в Библии. «Жена Лота обращается в камень не послушав Бога» - стих. 

Путешествие к Осознанию.
Следовательно, Субхути, слушай внимательно.

«Истина внутри нас. Основа всего – пустота»

Самый мистический и пугающий лабиринт моего сознания – комната, всё освещение которой исходит из стилистического изображения Феникса на потолке.
Нет дверей, нет окон. Стоит стул, стол, на столе зеркало, листок с цифрой «2» и пистолет с одним патроном. 
Вступить на Дао рядом с журчащим ручьём после спада адреналиновой волны. Этот ручей может смыть смерть со всего, что попадает в его воды. В то мгновение, когда что-то попадает в его воды, чтобы смыть смертность, пролетает вечность. Как при смерти мозга. При потере чувствительности, можно сначала ощутить всё, а затем утратить чувства. 
Честный человек проповедуя ложное учение делает его истинным. Лживый человек истинное учение низводит до ереси. Хотя бы в мыслях своих я честен.
Нигде кроме как в человеке не существует Феникса. Человек и есть Феникс, Зелёная Черепаха и Огненный Тигр.
Четвёртый Евангелист пишет: Иисус сказал: Тот, кому я дам сейчас хлеб, предаст меня. Преломил хлеб и дал Иуде. По этому знаку в Иуду вселился Легион и повёл его к Каифе, чтобы указать на Учителя.
Иуда не хотел предавать учителя, его руками действовала судьба, чтобы учение стало истиной.
Будда называет Нирваной – пустоту. Пустота есть основа всего. Кувшин из глины, но его сутью является пустота между стенками из глины. У дома есть стены, пол и потолок, но если бы не было между ними пустоты, он не стал бы домом.
Весь мир я представляю сном Бога. И стоит ему проснуться – исчезнет всё. В том числе и сам Бог. Он всемогущ лишь во сне. Когда я умру, о моём теле можно будет сказать: «Вода вернулась в воду». А моё сознание на миг приобретёт вечность. После этого я исчезну. Стану пустотой. Изначальной сущностью мира.
Саммасамадхи-Будда говорит, что истинная медитация это когда я одинок, потому что един со всем, что меня окружает.


«Характер – тюрьма. Тюрьма внутри. Свобода внутри. Счастье внутри. Есть лишь любовь»
Метафоры и притчи помогают описать то, на что не хватает обычных слов. Слова – указатель на дороге, но не сама дорога, и уж ни в коем случае не цель.
Когда Будда что-то делал, он делал это осознанно, не механически. Нужно осознавать каждое своё движении. Иметь уважение даже к предметам обихода. Не нужно одушевлять их, у них нет души. Но бережность и уважение необходимы.
Когда я задаю вопрос, что я хочу сделать с ответом? Изменить его под себя, отринуть или принять?
Добро необязательно возвращать, иногда его нужно передавать дальше.
Камень не думает и не шевелится, но он не медитирует, потому что не слышит и не слушает. Возможно.
Когда есть характер, есть и какой-то невроз. Делать нечто так-то и так-то. Каждый человек сходит с ума по-своему.
Характер – это тюрьма, в которую человек помещает сам себя, сам за собой следит и сам себя наказывает. Он шизофреник с раздвоением личности: надзиратель, палач и заключённый. Нужно это понять и уйти от этого. Войти в пустоту и понять, что всё – ничто.
Подлинный человек спонтанен. Он не спрашивает надзирателя, как поступить. Он делает. И если он подлинный, то делает хорошо.
Радостного человека невозможно сделать рабом. Не наркотики делают человека наркоманом, а потребность сбежать от реальности. Под наркотиками человек спонтанен. Но эта спонтанность не от истины, а от правдивой лжи. 
Я не свободен, но я счастлив, потому что мне повезло, в моей тюрьме есть окно в которое я вижу свободу.
Единственное истинное чувство – любовь. Все остальные – иллюзия. Когда я это осознаю, любая агрессия мне кажется смешной. Нас подняли в 2 часа ночи из-за раздражения, которое испытывал офицер. Мы тоже были раздражены. Я увидел Луну и облака. Они были прекрасны. Я был благодарен офицеру.
Я очень религиозен, но нет ни одной религии, над которой я не мог бы посмеяться. Религии – ложь; религиозность – не ложь, но ещё и не истина. Религиозность – воспитание, характер которого не является такой сильной тюрьмой, как обычные привычки. 


«Мысль изреченная есть ложь. Истина, оформленная в слова – ложь»
Излагая собственное мнение, человек вкладывает в слова душу, часть себя, если повторять чужое мнение без веры в него, каким бы верным оно не было, оно станет неискренним, ложным. Как мне познать Истину, если я её уже определил внутри себя?
Мне нужно отринуть то, что я знал, во что верил, тогда я смогу познать Истину.
Смысл в словах появляется в определённых ситуациях. Если они обращены к одному человеку, то в них другой смысл, чем если бы те же слова были обращены к собаке. Собака не поймёт, и слова теряют смысл.
Дающий должен быть благодарен. Его ношу облегчают другие. Совершая деяние, не нужно быть связанными идеей.
Истина – парадоксальна и противоречива.
Труд можно назвать священным. Когда нет желаний, нет смысла трудиться, но в Бхагават Гите говорится: Если нет притязаний на плоды своего труда, он хорош.
Иногда нужно попасть в эпицентр бури, чтобы узнать, что такое спокойствие. Принять психостимулятор, чтобы узнать умиротворение. Чтобы обновиться, нужно пережить смерть. Смерть старых привычек. Смерть ненужных мыслей.
Жизнь прекрасна. Но многие люди находят множество недостатков в своей жизни, и их жизнь - действительно дерьмо. 
Будда говорил о мирах, где мы перерождаемся. Мир демонов, мир богов, мир вечно голодных людей. А что если это метафора? Мир демонов и их способ получить Нирвану, стать лиловым дымом, - ярость и успокоение.
Мир богов и их становление алмазной пылью - умиротворение и укрепление этого чувства.
Мир оборотней и прыжок в радужный поток – лицемерие и отказ от лжи. 

«Люди стоят на берегу реки, они облеплены пылью и грязью. Им жарко, они хотят пить. Но у всех запорошены глаза. Никто не видит реки. Тогда они бьют соседа, пьют его кровь и ею же умываются, но когда кровь подсыхает, им ещё хуже и ещё больше хочется пить.
И приходит кто-то, кто искупался в реке. Влажными руками он протирает чьё-то лицо. Этот некто видит реку, но он её не доверяет, он её раньше не видел. Другой решает искупаться и принимает решение отправиться по течению. Третий помогает умывать остальных».


«Рай и Ад следуют за нами. Выбор - не навсегда»
Люди, ищущие Рай, везде создают Ад. Они и есть это Ад. Пока во мне нет Рая, я его нигде не найду.
Если в сердце живёт радость, она останется до конца. Человек станет радостью.
Если через флейту не идёт воздух – она не звучит. Но она – музыкальный инструмент. Следовательно, тишина исходящая от флейты тоже музыкальна. Если в музыке не будет тишины, пауз, во время которых мы понимаем контраст звука и тишины, музыка может стать уродливой.
Царство Божие внутри вас. Ученики Иисуса расспрашивали о иерархии Небес, а Иисус говорил: Бог внутри вас. 
Хай Нэнг услышал четыре строчки Алмазной сутры и стал Буддой. Порой достаточно одного слова сказанного с огнём. Значит и во сне можно стать осознанным, если сон спонтанен.
Самая лучшая проповедь, которую мне довелось слышать, состояла всего из двух слов. «Выбери снова». В Дзен такая концепция называется «Му» - возврат вопроса, «отрицание». Выбери снова. Снова выбери тему вопроса. Снова выбери любовь, а не ненависть. Чем длиннее речь, тем выше вероятность, что один (или даже точнее – все) что-то упустит, что-то интерпретирует под себя, или даже добавит от себя. Поэтому ученик Будды Ананда начинает сутры со слов «Так я слышал». Поэтому, чем короче проповедь, тем она лучше откладывается.
Поэтому выбери снова. Во что верить, как верить, как жить.
Желание и воображение свойственны человеку. Мечтать можно и нужно. Иначе можно лишиться человечности. Человечность не просто хорошее отношение к другим, но и совокупность чувств, желаний, или вернее будет сказать, мечтательности, когда она необходима. 
Мечты о воздушных замках создают лёгкую рябь на душе, позволяя очищаться от суеты. Желания что-то доказывать, покупать, добиваться создают бурю, топящую душу в зыбучих песках суеты.
Люди используют веру, как способ самоутверждения. Это легко доказывается религиозными фанатиками, религиозными войнами. Веру используют даже для оправдания действия или бездействия. 
«Я не могу идти в армию, моя религия запрещает мне убивать»


«Истина между слов»
Бхагават Гита настоятельно рекомендует ухаживать за коровами, и чтобы человек оставался добрым (оставался в гунне добродетели), ему нужно есть сочную маслянистую пищу (как растительного происхождения, так и животного, если это не наносит животному вреда).

Чтобы постич Будду, Истину,
Ты сперва должен вспомнить,
Что твои предки, мои предки,
Вместо туалетной бумаги
Использовали кору и листья деревьев.

Гуру наставляя ученика, говорит ему: «В дождливую погоду встань на холме и, разведя руки в стороны, смотри в небо до вечера». Вернувшись ученик сказал: «Я промок, продрог и почувствовал себя идиотом» - «Для первого раза очень даже неплохо» ответил учитель.

Как постичь Истину, если я её уже определил для себя?

Мысль изречённая - есть ложь.

Чтобы постичь Истину, нужно отринуть всё, что знаешь. Эти знания – балласт ума, боящегося стать пустотой. 
Дракон Пустоты смотря на предметы заставляет их исчезать. Он настолько постиг Нирвану, что суть предмета обнажается под его взглядом.
Всё, что мы видим, можно объяснить фотонами, атомами. Но между атомами есть пространство. Молекулы образуются, когда одни атомы становятся друг к другу ближе, чем другие, но между ними всё равно есть пустое место. Чем ближе атомы друг к другу, тем сильнее между ними отталкивание. Мы даже не можем дотронуться до чего бы то ни было. Сила отталкивания атомов не даёт соприкоснуться атомам даже между  поверхностью идеального зеркала и вакуумной присоски. Мы состоим из пустоты обрамлённой атомами. И Истина пытается выразиться словами, как пустота атомами. Суть Истины – пустота. Так же как суть воздушного шарика. Внутри шарика воздух. Внутри слов об Истине – пустота. Они лишь резиновая оболочка вокруг воздуха.


«Проблемы – ничто. Красота – всё»
Великого Мастера спросили:
-Помогает ли пост в духовном росте?
-Нет.
-А в духовных книгах говорят, что нужно поститься.
-Тогда поститесь.

Люди, которых лечили водой, говоря, что это лекарство, выздоравливали быстрей и дольше оставались здоровыми, чем те, кто принимал лекарства. У лекарств есть побочные эффекты, а у воды?

Если я верю в карму, она действует на меня. Если я в ней уверен, она действует и на окружающих людей.

Любовь – это когда ты любишь и внутренних демонов другого. Попытка изменить или убрать их доказывает фальшь чувств.
Армия – самый массовый Гей-парад, который мне доводилось видеть, о котором мне доводилось слышать. Можно сравнить пидорасов с мухами. Если их соитие происходит где-то, да и Бог с ними, - это геи. Если мухи желают продолжать потомство на моей голове – это пидорасы. В армии много гомофобии (спасибо понятию латентности Фрейда) и каждый стремится изнасиловать мозг другого. Если использовать мат, можно сократить количество сравнений и сделать речь понятней. Но мне не хочется засорять то, что я отсюда вынес подобной грязью. Доказали, что человек часто использующий мат вскоре перестаёт понимать других, если они не матерятся. Ужасен тот факт, что армия заставляет меня менять духовную ориентацию, и как славно, что я очистил здесь свою веру и понял, что тучи закрывающие Луну под крики офицера в два часа ночи прекрасны. Спасибо ему за это. Без него я бы не понял, что нет разницы какова причина пробуждения, стоит сравнить её со звёздами на небе, с облаками или с Луной – проблемы – ничто, красота – всё.
Говорят, война – не женское дело. Война – не человеческое дело. Война – это Колизей, где гладиатор бьётся за возможность патриция выиграть на ставке.


«Может смысл жизни в наслаждении жизнью?»
Однажды ученик спросил учителя: «можешь меня просветить быстро?». Мастер ответил сколько стоит кофе в Турции.

Любая собака может стать поводырём, если всё равно куда идти. 

К нищему обратился богач.
-Почему ты не работаешь? Ты смог бы открыть счёт в банке и к старости накопить пенсию, чтобы отдохнуть.
-Ты придумываешь много заморочек. Я уже отдыхаю.

Может смысл жизни в наслаждении каждым моментом? Верить можно во что угодно, главное, чтобы эстетика веры была приятна для души. В конце концов, когда перевернётся последняя страница книги жизни, любой смысл разлетится, как сухая солома. Смысл жизни – закладка, сухой листик с дерева, вложенный для удобства чтения. Вот он лежит рядом с книгой жизни, книга захлопывается и листик сдувает. Он больше не нужен. Книга кончилась. Многим он и вовсе не нужен. Хорошая память, на какой странице остановилось чтение.

Во всей Вселенной пахнет нефтью. Уильям Джеймс.

Экран телевизора – алтарь, на котором сжигаются наши души. Под видом свободы и счастья нам показывают пальто, сотовые, прокладки. В итоге под видом дружеской беседы мы впариваем друг другу всякий хлам. 

Мнение будто бы побочным явлением цивилизации является тот факт, что человеку нужно заботиться о заработке, чтобы не умереть от голода – не верное. Цивилизация устроена таким образом, что человек не думающий о деньгах сдохнет от голода.
Человек думает, что делает деньги для себя, но на самом деле, он делает их из себя. Тратит своё время и энергию. И получит немного в своё пользование, если произведёт гораздо больше для другого.


«Всегда найдётся триггер, который заставит вас вновь пережить самое ужасное или самое прекрасное событие вашей жизни»
Почему-то считают, что смерть ужасна. Святой Франциск из Ассизи на пороге смерти не мог остановиться от пения. И умер с песней. Он был песней.

Будда говорил, чтобы стать просветлённым, нужно всё делать осознанно. Но если для того, чтобы наслаждаться, мне придётся делать что-то не отдавая себе в этом отчёта, я лучше останусь на уровне неофита.
Возможно, что это он и пытался до нас донести?

Мне приснился сон в котором я был бабочкой. Проснувшись, я не понял: бабочка ли я, которой я снюсь. Или это я, который видел себя бабочкой.

Для того, чтобы избавиться от негативных эмоций и даже неприятных ощущений, достаточно признать их. «Обида, обида», «головная боль, головная боль». Они проходят моментом.

Истина в нас самих. Истина имеет не метафизическую, а химическую природу. До тех пор пока во мне достаточно жизненной энергии, для неё найдётся словесное выражение. Всегда можно будет составить заклинание, вызывающее в нейронных цепях мозга возбуждение, которое будет переживаться как священное дыхание Истины. А какими будут слова, не играет большой роли, потому что все слова равны друг другу – это просто зеркала, в которых отражается ум.


«Заключение?»
Символ ничто без системы. Система ничто без психического фона. Для умного человека, система всего лишь красивая обёртка, из которой давным-давно вылизали все шоколадные крошки.

Следовательно, Субхути, Слушай внимательно.

Никогда я ещё столь остро не чувствовал дуализма сознания. Долгое свидание с мамой и возвращение в опостылевшую казарму. Неужели в армии я смогу найти все восточные учения?

Мудра очарования на Востоке, приветствие сатанистов на Западе. Сразу виден Инь-Ян. 
Инь-Гегельян.

Почему-то конец сумерек - начало ночи самое тяжёлое время для моей психики. То, до чего я не могу дойти днём, в эти часы становится очевидным. Не нужно учения де Сада, Пьера Мазоха или Джона Крамера. Достаточно закрыть глаза ладонями и подумать о собственном ящичке с кошмарами, и все тайны и смыслы мира становятся трухой. Фосфорецирующей  в тьме моего сознания.
Это мультик, и я видел главного аниматора.
Можно поступить круче; проявить великодушие и человечность, чтобы простить Бога. Такое кидание понтов даже Empire V не снилось.
Самая лучшая месть – простить врага. Выковать меч дружбы и простить из него все внутренности.

Всем смеяться!

Я есть Огонь и Свет в тьме и холоде.
Всё окружающее меня – искры и ветер.
Иногда ветер уносит искры.
Иногда возвращает.
Через Зло я постигаю любовь.


P.S. Я регулярно перечитываю эту тетрадь. И всегда возникают вопросы о необходимости той или иной фразы, цитаты. Но менять я ничего не буду, возможно, тогда в них было больше смысла, и он мог сохраниться, нужно лишь вспомнить. Я поправил только синтаксис и пунктуацию. Это уважение к памяти. 

Фатумы. Рокот

Жанр: фэнтези, роман.
Глава тринадцатая. Финал.
Эльфы воистину невезучий народ. Когда-то давно почти весь Акар принадлежал им. Сейчас же от их могучего королевства остались лишь жалкие остатки в непроходимых северных лесах. Королевство Миронидол. Но, не смотря на все свое невезение, эльфы народ непреклонный. Ни перед захватчиками, ни перед богами. Эльфы, пожалуй, единственный народ на моей памяти, который намеренно отбросил веру в потусторонних сущностей, будь то боги, духи, демоны или что похуже. Да, она уважают своих предков, уважают магию. Но не покланяются. Еще поговаривают, что эльфы обладают своей собственной, тайной магической традицией. Вот только правда ли это, мне узнать так и не удалось. 
«Пешком по Акару» Фрата Белтозе, 912 с.о. 
Взгляд Норвана
28 день 6 лунного цикла 943 солнечного оборота. Близ одной из заброшенных шахт Фейнстона, день.
Кайрон оказался настоящим кладезем самых разных историй. Каждую ночь наемник слушал его истории о прошлых приключениях, о далеких землях, да и о просто интересных событиях и явлениях. Многое из того, что рассказывал трей, совершенно не укладывалось в голове Норвана. Да и говорил он иногда с такой, едва заметной ухмылкой. Может быть и не все, но часть его рассказов точно были ложью.
По общему соглашению, путники решили не заходить в город. Береженного боги берегут. Вместо того, чтоб дразнить судьбу, они сразу направились к нужной шахте. Туда, откуда все началось. 
Запустенье. Там, где раньше корпели рабочие, повисла тишина. Лагерь перед шахтой был свернут. Ни одной живой души. Оставалось надеяться, что мертвых душ тут тоже не найдется. 
Какая ностальгия. Давно уже Норвану не приходилось захаживать в древние руины. Посматривая на старые подпорки, Гаурус сказал:
- Удивительно, что рабочие не обрушили шахту. Я бы на месте Рорика так и сделал бы.
- Возможно, он приказал так поступить, - ответил Норван. – Да рабочие могли без присмотра просто забить. Это все же опасно. 
- Ну, значит, удача и судьба на нашей стороне, - вставил Кайрон. – Боюсь представить, сколько времени ушло бы на то, чтоб пробиться через завал. 
Вскоре непродолжительные блуждания по шахте вывели группу к участку свежих раскопок. Шахтеры раскопали какой-то древний коридор. Судя по всему, он являлся преддверьем хранилища по времена его полноценной работы. Вскоре обнаружилась и массивная, монументальная двустворчатая дверь из черного металла. Запирающим механизмом которой служила система множества колец, расписанных какими-то рунами и рисунками. 
- Хм, ее явно запирали в спешке, - заметил Шумейкер, после недолгого разглядывания. – Буквально слегка прикрыта. 
Рыцарь прикоснулся к двери. Сначала ничего не произошло, но вскоре кольца вздрогнули и пришли в движение. С грохотом они встали в нужные позиции. Створки, с душераздирающим скрежетом начали раздвигаться. 
Волна тяжелого, затхлого воздуха вырвалась на волю. Огонек в лампе затрепетал, но удержался. Уже хорошо знакомое нетерпение охватило наемника. Вот он вновь под землей, занят тем, что хорошо умел. Конечно, прошлая подобная вылазка стоила жизни всей его команды, но кто старое помянет. Дождавшись, когда двери полностью откроются, Норван, плечом к плечу с Гаурусом, шагнул в древнее хранилище. Навстречу будущему. Навстречу судьбе. В самую пасть неизвестному. И лишь небольшой огонек лампы разгонял мрак подземелья. Кайрон замыкал шествие, с любопытством посматривая вокруг. Глаза трея неестественно поблёскивали, отражая ровный свет, порожденный его заклинанием. В разуме пронеслись мысли Клина: «Бля, это же всамделешное хранилище. Ну и влипли же вы по итогу».
Короткий и широкий коридор вывел группу в просторную комнату, из которой вело еще восемь проходов. На каменном полу красовалось множество следов в пыли. 
- Нам в третий справа, – Кайрон указал на нужный проход. Единственный, по которому никто не ходил до этого. – Надеюсь, лестница еще не обвалилась. 
Нужный проход встретил вторженцев первыми ловушками. Точнее тем немногим, что от них осталось. Коридор окончился комнатой, в которой, судя по всему, обитала охрана, а так же массивной стальной дверью, хранящей за собой проход на нижние уровни. Магические ловушки на ней уже давно сломались, а с механическими, как и с замком, Норван смог справиться за несколько минут. Сложный механизм, но старый и даже по-своему знакомый. Внезапно в мыслях пронеслось: «Будьте осторожны. Я чувствую внизу что-то холодное и темное». От неожиданности, наемник вздрогнул. 
Второй уровень встретил путников похожей просторной комнатой. Запустенье оставило здесь более явственный след. Несколько проходов обвалились. Неестественный холод пронизывал до костей. Тьма неохотно отступала от огня фонаря и света заклинания. Слабый, почти неразличимый шепот коснулся чуткого слуха наемника. Или все же это просто сквозняк.
- Странно, - проговорил Кайрон. – Будьте осторожны. Кажется, один из артефактов мог вырваться. 
Ответить ему не успели. Тьма, что и до этого была будто бы «плотнее» обычного, сгустилась и, подобно темному приливу, обрушилась на Норвана. Сбоку Гаурус что-то выкрикнул, и сплошную черную волну отбросило прочь. Цельная стена черноты распалась не несколько темных призраков, кружащих на самой границе света. Недолго думая, наемник поджег и швырнул в них одну из алхимических бомб. Взорвавшись, она расцвела ярким огненным цветком. Твари с воплем бросились прочь. Рыцарь бросил им вдогонку пару огненных нарядов. Отступили, но не сбежали. Почти невидимые в темноте, они наблюдали. Озираясь по сторонам, Шумейкер сказал:
- Давайте спешить. Кайрон, куда нам?
- Центральный проход справа. 
Скорым шагом группа двинулась дальше. Рычание, шепот, и скрежет стали их спутниками. По середине комнаты тени вновь ринулись в атаку. Резкая вспышка ослепительно белого света не мгновение осветила всю комнату. Черно маслянистые тела тварей были буквально разорваны им в лоскуты. Выдохнув, Кайрон сказал:
- Так, пока мы не разберемся с артефактом, Алчущий достать мы вряд ли сможем. Так что давайте за мной.
Резвыми шагами маг направился в соседний с нужным им проход. Вскоре тени бросились за ними следом. Бросив им еще несколько бомб Норван ужаснулся. Их не становится меньше. Из каждого ошметка, из каждого кусочка, рождается новая тварь. Зачарованная сталь и огонь хоть и помогали, но ненадолго. Еще несколько ярких вспышек очистили дорогу впереди. Быстро оглядевшись, Норван заметил, что в коридоре, на равном удалении друг от друга, с обеих сторон идут ряды стальных дверей. В основном они были закрыты, но одна была раскрыта нараспашку. Как раз к ней и спешил трей, отбиваясь от целой своры теней, прокладывая себе путь шпагой и магией. 
- Ну да, конечно. Сломалось совсем недавно, – услышал Норван ворчание мага, когда тот все добрался до нужной двери. – Парни! Придержите их снаружи! Это не должно занять много времени.
Сказать было проще, чем сделать. Прикоснувшись к браслету, Норван вспомнил, как это было. Как его неуправляемая мощь обратила в пепел монстра. Сосредоточившись, наемник вновь зачерпнул то неукротимое пламя, бушующее в его недрах. Руку обожгло выходящее пламя. Вновь оно сформировалось в шестиконечную звезду. Вновь заныл ожог на лице. Вновь его сердце затрепетало от восторга. Привычно, будто делал это уже множество раз, Норван направил всю накопившуюся мощь на потусторонних тварей. С ревом пламя набросилось на теней, малейшим прикосновением рвя их на куски и жадно пожирая, не оставляя даже пепла. Мгновение, и весь коридор обратился морем пламени, в котором с воем метались сгорающие тени. Но, как и в прошлый раз, восторг проходил, уступая место холодному унынию. Но где то в глубине души Норван знал. Пламя вернется. 
Внезапно, неестественный холод, что не могло разогнать даже пламя, отступил. Из комнаты вышел Кайрон, держа в руках какой то мешок. Оглядев коридор, покрытый копотью, он сказал:
- Неплохая работа. Чудный все же твой браслет, Норван. Я кстати тоже закончил. 
Хоть трей и старался выглядеть так же бодро, но наемник приметил, что маг все же устал. Стоит, будто невзначай опершись о стенку. Руки едва заметно дрожат. Что бы он там не делал, далось ему это нелегко. Шумейкер же, кажется, не обратил на это внимание и сказал:
- Ну, раз закончили, то давайте поспешим. Кто его знает, сколько у нас еще есть времени. 
Так и поступили. Уже ближе к общему залу второго этажа, Норван приметил, что одна из дверей слегка приоткрыта. Буквально чуть-чуть. Не заметив никаких ловушек, наемник аккуратно попробовал открыть дверь. Та бесшумно поддалась. Комната за дверью оказалась небольшой, квадратной, в три-четыре метра от стенки до стенки. В центре стоял постамент из черного гранита, расписанный какими-то сложными геометрическими узорами. На постаменте покоилась стальная перчатка из черного железа. Тонкая работа. По всей поверхности, вдоль краев стальных пластин, шла едва заметная серебряная чеканка. В комнате стало немного светлее. Кайрон сказал, глядя через плечо Норвана:
- Если не ошибаюсь, это принадлежало одному наемному убийце из древности. Насколько помню из документов Ауреантов, он относительно безопасен. 
Норван поднял перчатку. На удивление, она оказалась легче, чем он думал. Немного повертев ее в руках, он остался в недоумении. Она была одинакова с обеих сторон, из-за чего наемник не мог понять, на какую руку ее вообще нужно надевать. Да и если приглядеться, там сям можно разглядеть множество зазоров в пластинах. Ну, скорее всего она просто подстраивается под конкретную руку. Немного подумав, наемник снял свою перчатку и надел артефакт на левую руку. С легким шелестом стальные пластины пришли в движение, плотно обхватив запястье. Резкая боль пронзила всю руку. Холодная сталь врезалась в плоть, рвя мышцы и ввинчиваясь в кости. Из многочисленных щелей потоком хлынула кровь. Агония повалила Норвана на пол, мир пошел кругом. Кто-то рядом кричал что-то. Кто? Где? Внезапно боль отступила, оставив лишь ощущение странного холода в запястье. Тяжело дыша, наемник кое-как сел и взглянул на левую руку. Весь рукав был покрыт кровью, а на месте кисти красовалась пятерня из черной стали. Больше не было ни одной щелочки, ни одного зазора. Лишь идеально подогнанные друг к другу детали. Трясущейся рукой, Норван попытался снять артефакт, но, как он и подозревал, тот не поддался. А Гаурус тем временем чуть было не кипел от гнева:
- Ты чем думал, дебил?! Нахрена ты его надел?! Это ж.. это… твою мать, Норван!
Взгляд рыцаря лихорадочно бегал из стороны в сторону, перепрыгивая от руки к постаменту, с него на лужу крови на полу, следом на бледное лицо наемника. Наблюдавший за всем этим Кайрон сказал:
- Гаурус, спокойнее. Все хорошо, насколько могу судить, - маг присел рядом с наемников и аккуратно принялся рассматривать его руку. – Хм, судя по всему, перчатка полностью заменила его запястье. Так просто снять не получится теперь. А в тебе силен дух авантюризма, Норван.
- В нем силен дух идиотизма, – проворчал в ответ Шумейкер. Он все еще был ужасно зол, но потихоньку успокаивался. – Ладно. Ты себя как чувствуешь?
- Странно, - ответил Норван, пошевелив стальными пальцами. – Сначала было больно, но сейчас лишь прохладно. 
Наемник попытался встать. На удивление, у него это получилось, и даже ничьей помощи не пришлось просить. Слабость стремительно проходила, уступая место разливающейся по телу силе. 
- Пойдемте, не будем еще больше времени терять. – сказал Норван, выходя в коридор. Они и так слишком уж задержались здесь. 
Вскоре Кайрон привел товарищей к очередной закрытой двери, почти ничем не отличающейся от прочих, окружающих ее. С ее замком пришлось изрядно повозиться как Норвану, так и Гаурусу. Мало того, что стоял механический, так еще и магический не утратил своей силы. Но совместная работа творит чудеса, и спустя десять минут дверь была открыта. 
Хранилище Алчущего ничем не отличалось от того, в котором прятали перчатку. Разве что постамент был больше. Кринок лежал на нем, покоясь в ножнах. Полуторный меч с гардой, выгнутой в сторону лезвия. Вся рукоять была покрыта странной гравировкой, то ли свет на ней так играл, то ли она и вправду двигалась и переливалась. Но еще более странными выглядели ножны. Выполненные будто бы из цельного куска керамики, по всей их темно-серой поверхности змеились прожилки и узоры, чем то напоминающие древесные. Довершали их четыре «отростка», что намертво фиксировали меч внутри ножен, обвив рукоять. Пока Норван с любопытством рассматривал артефакт, Гаурус спросил, сбитый с толку:
- Так и должно быть? 
- Ага, - отозвался Кайрон. – Меч немного с придурью. Его не просто так зовут Алчущий. Он перерабатывает души, и он всегда жаждет большего. В довершение ко всему, он еще и в определенную степень разумен. Чтоб достать его из ножен всего то и нужно, что сказать: «альрерьла». Ну и всеми силами представить, что они открываются. Только будьте осторожны, если все же вам придутся его достать. Как мне кажется, он сейчас очень голоден.
Рыцарь прошел мимо Норвана и взял клинок в руки:
- Хм, а он легче, чем выглядит. А он точно за эти века не «помер»?
- Насколько я слышал, и сам меч, и эти ножны сделаны из калицера. Так что не должен. Кстати, перчатка, что себе Норван нацепил, тоже из него должна быть сделана. 
Наемник перевел взгляд на обновленную руку. Странно, во внешнем виде не вообще ничего общего. И не скажешь, что материал один и тот же. 
- Ну, если вы не хотите ничего отсюда еще утянуть, - сказал трей. – То идемте наружу. Нужно как можно быстрее отдать меч Ауреантам. 
Обратно к свету. Заброшенные залы провожали незваных гостей безразличием. Вскоре эти коридоры вновь укутаются тьмой и тишиной, ожидая новых гостей. Новых расхитителей. Выйдя за дверь, Кайрон несколько минут тщательно запирал ворота. Ждать древним реликвиям придется долго.
Выходя из шахты, путников встретило море света и ветра. Наконец можно было вздохнуть полной грудью. Проморгавшись, наемник заметил, что они здесь больше не одни. Посреди остатков лагеря стояла одинокая фигура в серых одеяниях. Из под накинутого капюшона виднелось спокойное бородатое лицо. Сначала Норван подумал, что ему показалось. Но присмотревшись получше понял, что нет. Незнакомец и вправду держал в руке полупрозрачный меч. И что-то наемнику от его вида стало как-то не по себе. 
Кайрон что-то пробормотал на непонятном языке. После чего вздохнул и обнажил свою шпагу. Сделав шаг вперед, он бросил через плечо:
- Ладно, молодежь, здесь мы с вами разойдемся. Передавайте привет там всем.
Переводя взгляд с трея на незнакомца и обратно, Гаурус схватился за меч:
- Если это твой враг, то мы поможем тебе.
- Не стоит, - покачал головой маг. – Это не ваша битва, вам сейчас важнее отнести меч в крепость. Да и будем честны, вы мне только мешать будете. Так что кыш отсюда.
Явно борясь с собой, рыцарь все же отпустил меч и сделал шаг в сторону:
- Удачи.
Кайрон лишь кивнул в ответ, не спуская с незнакомца взгляд. Тот же спокойно ждал, с безразличием смотря на представление. Хотя нет. Его безразличие лишь напускное. Может, Норвану это лишь показалось, но под маской безразличия проступало любопытство. Незнакомец внимательно рассматривал Шумейкера и Норвана.
Недолго побуравив взглядом незнакомца, Гаурус все же отошел в сторону от шахты. Наемник поспешил следом. За спиной он услышал, как Кайрон о чем-то заговорил со своим врагом на неизвестном языке. Но от фраз трея так и сквозило насмешливостью и деланным дружелюбием. Ответы незнакомца же были сдержаны и спокойны, будто старый учитель уже в который раз объяснял нерадивому ученику тему, который тот не мог понять. 
Вскоре их голоса затихли. Но вслед за наступившей тишиной раздался грохот взрыва. Череда ярких вспышек озарила вход в шахты. Гаурус как то неожиданно побледнел и пробормотал:
- И вправду только мешали бы. Ладно, уходим.
Отойдя от крепости подальше, рыцарь достал из кармана камень, разрисованный золотыми кругами. Наемник тяжело вздохнул:
- А без этого мы точно не можем обойтись, да?
Шумейкер покачал головой:
- Увы, но мы все же спешим. Хотя-бы здесь мы должны срезать. Так что приготовься, без полноценного опорного круга телепортация пройдет тяжелее.
Взгляд Гауруса.
28 день 6 лунного цикла 943 солнечного оборота. Крепость Ауреантов.
Хорошо знакомый водоворот образов и звуков оставил рыцаря в просторной комнате, на полу которой был расчерчен сложный телепартационной круг. Пошатнувшись, Гаурус остался стоять на ногах. Норван же, судя по грохоту, все же достаточно не подготовился, бедолага. Навевает воспоминания. Повернувшись к распростертому наемнику, Шумейкер сказал, протягивая руку:
- Со временем станет проще.
- Ага, - ответил Норван, хватая воздух ртом. – Со временем. Щас, погодь.
Немного полежав, он все же схватился за предложенную руку и с некоторым трудом встал.
- Так, погоди, - наемник к чему то прислушался. – Что-то не так.
Немного послушав тишину, Гаурус понял, о чем говорит Норван. Едва различимое эхо криков. Отдаленный лязг стали. Немного послушав, Шумейкер сказал:
- Похоже, опоздали. Твою жеж. Ладно. Пойдем в сторону битвы, нужно найти кого-нибудь, кто знает, что да как.
Норван кивнул, обнажив оружие. Гаурус же поправил щит и достал свой так толком и неопробованный в бою меч. После чего решительным шагом направился в глубины крепости. Навстречу битве. Навстречу судьбе. 
Поиски были не долгими. Небольшой отряд стражей крепости оборонял коридор. Противниками им служили какие-то низкорослые создания, закованные с ног до головы в черные кольчуги и вооруженные копьями и щитами. Услышав приближение рыцаря с наемником, несколько нападавших резко развернулись к ним и, прокричав что-то на странном, грубом языке, бросились в атаку на новоприбывших. 
Первого Гаурус поразил сгустком пламени. Второй, перепрыгнув через катающегося по полу товарища, попытался достать рыцаря копьем. Отразив выпад щитом, Шумейкер рубанул нападавшего в шею. Он попытался прикрыться своим щитом, но куда там простому деревянному щиту против зачарованной стали. Клинок снес голову, почти не заметив сопротивления. Сзади раздался щелчок тетивы и третий противник, сложившись пополам, рухнул на пол, забившись в конвульсиях. Вскоре, совместными усилиями со стражей удалось перебить этот небольшой отряд. Стоит отдать им должное, сражались они до самого конца. Это даже как-то пугает. Тот, кто среди стражи был за старшего, сказал, как только отдышался:
- Спешите в главное хранилище. Дальше по коридору будет лестница, вам на самый низ, а дальше вам подскажут. 
Кивнув, рыцарь бегом направился к лестнице. По всей крепости разносился грохот ожесточенной битвы. 
Пол вокруг прохода к маленькой потайной лестнице был усеян трупами как защитников, так и нападавших. Многие были покрыты следами разложения и тлена. С тяжестью на сердце, рыцарь направился вниз.
Древняя каменная лестница вела все глубже и глубже в недра крепости. То тут, то там виднелись остатки магической защиты. С каждым шагом Шумейкер все явственнее чувствовал под ногами сосредоточие силы. Невероятно сложный барьер. «Смотря» на него, Гаурусу становится дурно от того, что же он такого может охранять. И чего будет стоить его убрать. 
Лестница окончилась небольшим коридором, ведущим в просторный зал, высокие своды которого поддерживали шесть колон. Воздух здесь буквально дрожал от сконцентрированной мощи. На противоположной стороне располагалась массивная стальная дверь, исписанная различными рунами. Физическое воплощение барьера, возле которого лежало несколько полугнилых покойников. Перед дверью стоял виновник всего «торжества». Рорик почти не изменился. Все такой же смуглый и рослый, сейчас он был одет в легкий стеганный доспех, а в руках держал странное устройство, шуршащее и щелкающее. Двуручный фламберг из черной стали торчал рядом, вонзенный прямиком в каменный пол. Услышав шаги за спиной, торговец обернулся. Спереди стали видны прорехи в доспехе, окрашенные кровью. Увидев своих друзей, Мейн удивленно вскинул брови:
- А вы тут что забыли?
- Не так важно, - ответил ему Норван. – Куда важнее, что тут забыл ты?
Рорик обернулся, взглянув на дверь. После чего вздохнул:
- Ну, не думаю, что есть смысл юлить. Я пришел забрать камень Акалона, что здесь хранится.
Рорик выглядел изнеможённым. Глаза впали, лицо осунулось. 
- Мы искали тебя, - заговорил рыцарь. – Шли по следу. Волкодавы, Лоурен. Старая церковь. Зачем, Рорик? Зачем ты практикуешь магию душ? 
- Ох. Это вам местные стражи напели?
- Нет. Мы заглянули в память трупов в старой церкви. 
- А-ага, - Мейн прицепил странное устройство к поясу, после чего оперся о меч. – Знаешь, Гаурус, в мире все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Боюсь, без подобных средств я не мог обойтись. 
Пока он говорил, Шумейкер четче смог «рассмотреть» барьер. Судя по всему, устройство продолжало работать. И когда оно закончит, вся сила барьера выйдет наружу. Стараясь побороть дрожь в голосе, рыцарь сказал:
- Отключи отмычку, пока она тут все не разнесла.
- Хм, нет, - торговец покачал головой. – Лучше вы просто уйдите отсюда. Как ты и сам понял, работает вещица грубо, и когда закончит, убьет тут все. Я-то это пережить смогу, в отличии от вас. Пожалуйста, просто уйдите. Вас это никак не касается. 
- Сначала объяснись, зачем тебе все это. - вмешался наемник. 
- Ради свободы. С его помощью, мы наконец сможем покончить с тиранией богов. Наконец обретем свободу.
Несколько секунд Гаурус просто смотрел на Рорика, пытаясь осмыслить услышанное. После чего сказал:
- Ты и вправду обезумел. 
Бросив украдкой взгляд на наемника, рыцарь увидел такое же ошарашенное выражение лица. Бросив на них взгляд, Рорик кивнул самому себе и выдернул меч из пола:
- Поэтому я вам и не хотел все это рассказывать. Вы… эх. Что бы я вам сейчас не сказал, вы попытаетесь меня остановить. Печально.
Безумие. Буд-то в каком-то сюрреалистичном сне, Гаурус убрал свой меч в ножны и взялся за рукоять Алчущего. Норван рядом поднял арбалет, готовый стрелять. Рыцарь не понимал, что именно так сильно изменило его друга. Но он не мог это так оставить. Да и время на переговоры подошло к концу. Сосредоточившись, Шумейкер шепотом произнес: «альре…». Стремительное движение Брахмана. Резкий удар сносит рыцаря с ног, швыряя в стену. Рухнув на пол в облаке штукатурки, Гаурус отчаянно пытался восстановить дыхание.  Кашляя, он увидел, как Норван кое как отбивается от нападок Рорика своей новой рукой. Расколотый арбалет лежал в стороне. Наемник что-то швырнул себе под ноги. Обоих окутало густым черным дымом. Резво выскочив из облака, Норван швырнул в него бомбу. Все облако разом вспыхнуло, громыхнул взрыв. Обгорелого Рорика швырнуло в противоположную сторону. Его тело покрылось зеленоватым сиянием, раны стремительно затягивались. Торговец резво сложил несколько жестов, стремительно выстраивая заклинание. Следуя за искажением в Брахмане, рыцарь своей волей обрушился на формирующийся колебательный контур. «Разар». Заклинание распалось множеством разноцветных искр. Мейн усмехнулся, поднявшись на ноги. Норван швырнул в того новую бомбу, но торговец резво уклонился и рванул к наемнику, на ходу сплетая новое заклинание. Шумейкер вновь попытался ему помешать, ударив по контуру. Тот рассыпался на множество деталей, после чего стремительно перестроился в новую фигуру, приняв в себя искажение, внесенное Гаурусом. Не в силах больше ничего сделать, рыцарь схватился за рукоять Алчущего. 
Вспышка черного света обрушилась на наемника, повалив того на пол. Назад он уже не встал. Что-то пробормотав, Рорик Мейн повернулся к рыцарю, вставая в стойку, направив черный меч острием на Шумейкера. Тот все же совладал со своевольными ножнами, заставит их выпустить клинок на волю. Голод. Жажда. Пустота. Гаурус увидел, как из багрового лезвия меча вышли сонмы призрачных рук. Они цеплялись за рыцаря холодными пальцами, проникая сквозь плоть и кости, касаясь его души. Голод. Жажда. Пустота. Мир стал серым. Цвета сохранили лишь Рорик и лежащий на полу Норван. Кое-как, но в нем все еще теплился огонек жизни. Торговец же пылал. Его душа была переполнена силой. Но было в ней что-то неправильное. Многочисленные искажения. Она была похожа на лоскутное одеяло, на калейдоскоп, на неправильную мазаику. Множество, ставшее одним. Мейн что-то сказал, но его голос казался таким далеким. Таким неважным. Таким тихим. Впрочем, какая разница. Нет, разница есть. Собравшись с силами, Гаурус попытался защититься от хватки клинка. Тот усилил натиск, силясь подавить разум Шумейкера. Нужно спешить. Прикрывшись щитом, рыцарь набросился на торговца. Уклонившись от укола в лицо шагом вправо, Гаурус рубанул снизу, целясь в торс Мейна. Извернувшись, тот выскользнул из под удара. Несколько призрачных рук метнулись к Рорику, вырвав из его души несколько кусков, втянув их в меч. Вскрикнув от удивления и ужаса, торговец отпрянул. Рыцарь не отставал. Один, второй, третий. Удары сыпались на Рорика один за другим. Тот все их заблокировал, но каждый оторвал от него небольшой кусок, заставляя его душу тускнеть. Пустота лишь разрасталась. Ей нужно больше. Голод распалял, гнал вперед. Главное держаться и не перейти черту. Сосредоточиться. Главное. Не. Перейти…
Алчущий содрогался, вибрировал от острия и до навершие. Темный туман рассеивался, выпуская разум рыцаря из хватки клинка. Призрачные руки рассеивались. Все тело ломило от боли, бил озноб. Пол вокруг был залит кровью. Рорик лежал на полу, тяжело дыша. Из его груди торчал Алчущий. Удивительно, что он все еще не умер. От его доспехов остались лишь лохмотья. Сколько раз он переродился? Впрочем, важно ли это? Шумейкер чувствовал себя выжатым. Пустым. Пошатнувшись, он упал на колени перед телом повершенного друга. Торговец постепенно затихал. Последние капли жизни вытекали из него на холодный пол. Он что-то прошептал. Слишком тихо, что Гаурус смог его услышать. Чтоб смог его понять. А что с Норваном? Обернувшись, рыцарь увидел, что тот так и лежит неподвижно. Но в душе Гауруса осталось место лишь безразличию. Рорик окончательно затих. Наконец-то отмучился. Глубоко вздохнув, Шумейкер впал в беспамятство. 
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме в этой комнате темноте пустоте (+1000 постов - в этой комнате темноте пустоте)