В крепостном хозяйстве были свои крепостные управляющие, крепостные конторщики, крепостные землемеры и архитекторы. Об этом пишет в своем инстаграме историк Юрий Ермолаев. Была даже крепостная артиллерия. Не было только крепостных адвокатов и инженеров. Были и крепостные гаремы. Обитательниц таковых называли "канарейками". В начале ХХ века один из орловских помещиков (назовём его А.А.С.) записал свои детские воспоминания:
"Я хорошо помню почтенного старичка Карпа Иванова, во фраке, с брыжжами на манишке и в высоких сапогах с кисточками. Покойный зять мой Пётр Дубовицкий, будучи несколько старше меня, рассказывал, что ребёнком он помнил, как Карп прислуживал за столом у барина (деда Петра Дубовицкого), подавал гостям блюда. При этом он был с «рогаткою» на шее. Рогатка – ошейник с четырьмя торчащими штырями, мешавшими даже повернуть голову, не только сесть или лечь. Вероятно, в зависимости от степени вины провинившегося, рогатки могли одевать на крепостного на продолжительное время (известны случаи, что по году и дольше - Ю.Е.). И никто из гостей не только не возмущался, но даже не находил странным этот шейный убор. После обеда рогатку сняли, и Карп играл гостям на скрипке.
И это делалось у доброго и честного помещика (понимавшего музыку Бетховена), сын которого завёл ещё в 1820-х годах больницы и школы для крестьян. Что ж должны были чувствовать при рогатках и розгах другие крепостные дворовые, крепостные актёры и живописцы? От этой жизненной драмы – у нас, потомков этих рабовладельцев, от стыда и ужаса становятся дыбом волосы".
Так писал русский дворянин. А русский крепостной мужик в старину говорил о том же самом короче, но ёмче: «Спина – барская, голова – царская, душа – Божия». Мол, ничто твоё тебе не принадлежит. И никто про это не помнит. У потомков холопов память короткая.
"Я хорошо помню почтенного старичка Карпа Иванова, во фраке, с брыжжами на манишке и в высоких сапогах с кисточками. Покойный зять мой Пётр Дубовицкий, будучи несколько старше меня, рассказывал, что ребёнком он помнил, как Карп прислуживал за столом у барина (деда Петра Дубовицкого), подавал гостям блюда. При этом он был с «рогаткою» на шее. Рогатка – ошейник с четырьмя торчащими штырями, мешавшими даже повернуть голову, не только сесть или лечь. Вероятно, в зависимости от степени вины провинившегося, рогатки могли одевать на крепостного на продолжительное время (известны случаи, что по году и дольше - Ю.Е.). И никто из гостей не только не возмущался, но даже не находил странным этот шейный убор. После обеда рогатку сняли, и Карп играл гостям на скрипке.
И это делалось у доброго и честного помещика (понимавшего музыку Бетховена), сын которого завёл ещё в 1820-х годах больницы и школы для крестьян. Что ж должны были чувствовать при рогатках и розгах другие крепостные дворовые, крепостные актёры и живописцы? От этой жизненной драмы – у нас, потомков этих рабовладельцев, от стыда и ужаса становятся дыбом волосы".
Так писал русский дворянин. А русский крепостной мужик в старину говорил о том же самом короче, но ёмче: «Спина – барская, голова – царская, душа – Божия». Мол, ничто твоё тебе не принадлежит. И никто про это не помнит. У потомков холопов память короткая.
