Я очень испугался, побежал, сел и уехал в своей машине

Чернобыль ч.4.2 Авария

-Тут уровень бешеный, что вы делаете? - Работаю я здесь.

 Работники АЭС сначала не поняли, что же именно произошло. Было понятно лишь, что произошло нечто страшное, нечто сверх максимальной проектной аварии. А потому необходимо было предотвратить развитие последствий. А для этого необходимо было, во-первых, предпринять первоочередные меры, а во-вторых, разведать ситуацию.

 По словам Дятлова, в тот момент посчитали главным обеспечить полностью нарушенное охлаждение тепловыделяющих элементов (ТВЭлов) даже несмотря на то, что они скорее всего уже расплавились. Дело в том, что, не зная характера разрушений, Дятлов тогда ещё думал, что реактор цел и заглушен, а повреждён главный контур теплоносителя, вследствие чего вода вместо охлаждения реактора может оказаться в непредназначенных помещениях. На самом деле это было не совсем так. Но это выяснится позже, а пока…

 У пульта реактора глаза мои полезли на лоб. Стержни СУЗ где-то в промежуточных положениях, вниз не идут при обесточенных муфтах сервоприводов, реактиметр показывает положительную реактивность. Операторы стоят растерянные, полагаю, и у меня был такой же вид. Немедленно послал А.Кудрявцева и В.Проскурякова в центральный зал вместе с операторами опускать стержни вручную. Ребята побежали. Я сразу же понял абсурдность своего распоряжения - раз стержни не идут в зону при обесточенных муфтах, то не пойдут и при вращении вручную. И что показания реактиметра - вовсе не показания. Выскочил в коридор, но ребята уже скрылись.
Анатолий Дятлов

 Выполнять команду по ручному включению (накануне, напомню, её вывели из работы по требованию программы испытаний) системы аварийного охлаждения реактора отправили Юрия Трегуба и Сергея Газина.

 К арматуре панелей безопасности - она обесточена. Акимов дает мне команду открыть ручную арматуру системы охлаждения реактора… Кричу Газину - он единственный, кто свободен, все на вахте заняты: "Бежим, поможем". Выскочили в коридор, там есть такая пристройка. По лестнице побежали. Там какой-то синий угар… мы на это просто не обращали внимания, потому что понимали, насколько все серьезно… свое задыхание я ни во что не ставил… По лестнице на 27-ю отметку выскочили, язык уже не глотает, нас потом расспрашивали, мы начали потом понимать, что к чему… Примчались. Я был впереди, я эти помещения знал как дважды два. Дверь там деревянная. Только я выхватил дверь - она была, видимо, набухшая - как меня сразу ошпарило паром. Я туда сунулся, чтобы внутрь войти, но но выдержал дальше - там находиться невозможно было.
Юрий Трегуб

 Параллельно с первичными действиями началась и разведка. Первичная картина поистине впечатляла. Лучше тех, кто видел ЭТО своими глазами, не расскажет никто.

 В коридоре пыль, дым. Я вернулся на БЩУ и приказал включить вентиляторы дымоудаления. А сам через другой выход пошел в машинный зал.
Там картина, достойная пера великого Данте! Часть кровли зала обрушилась. Сколько? Не знаю, метров триста - четыреста квадратных. Плиты обрушились и повредили масляные и питательные трубопроводы. Завалы.
 С двенадцатой отметки взглянул вниз в проем, там на пятой отметке находились питательные насосы. Из поврежденных труб в разные стороны бьют струи горячей воды, попадают на электрооборудование. Кругом пар. И раздаются резкие, как выстрел, щелчки коротких замыканий в электрических цепях.
 В районе седьмого ТГ загорелось масло, вытекшее из поврежденных труб, туда бежали операторы с огнетушителями и разматывали пожарные шланги.
На кровле через образовавшиеся проемы видны сполохи пожара.
<…>
 Ушел с БЩУ с намерением посмотреть обстановку в реакторном зале, куда выходит верх реактора. Не дошел. Встретил операторов газового контура И.Симоненко и В.Семикопова и операторов центрального зала О. Генриха и А.Кургуза. Толя Кургуз был страшно обожжён, кожа лица и рук свисает клочьями. Что под одеждой - не видно. Сказал им быстро идти в медпункт, куда уже должна прийти машина скорой помощи. Игорь Симоненко сказал, что здание реакторного цеха разрушено. Быстро прошел еще несколько метров по коридору на десятой отметке, выглянул из окна и увидел... точнее не увидел, ее не было — стены здания. По всей высоте от семидесятой до двенадцатой отметки стена обрушилась. Что еще - в темноте не видно. Дальше по коридору, вниз по лестнице и из здания наружу. Медленно иду вокруг здания реакторов четвертого, затем третьего блоков. Смотрю вверх. Есть на что посмотреть, но, как говорится, глаза бы мои не глядели... на такое зрелище. Несмотря на ночь и плохое освещение, видно достаточно. Кровли и двух стен цеха как не бывало. В помещениях через проемы отсутствующих стен видны местами потоки воды, вспышки коротких замыканий на электрооборудовании, несколько очагов огня. Помещение газобаллонной разрушено, баллоны стоят наперекосяк. Ни о каком доступе к задвижкам речи быть не может, прав В. Перевозченко.  На кровле третьего блока и химцеха несколько очагов, пока еще небольших. Видимо, возгорание происходило от крупных фрагментов топлива, выброшенных взрывом из активной зоны. Может и от графита, хотя при мощности 200 МВт графит имел температуру не больше 350° С и, пролетев по воздуху, должен был охладиться. Но диспергированное (иначе говоря, гранулированное или порошкообразное – прим. А.С.) топливо могло внедриться в графит и тогда он разогревался после вылета из зоны. Правда, это сомнительно. Я не видел на земле светящихся кусков графита. И несветящихся не видел, хотя еще раз позднее обходил по улице оба блока. Но вниз я не смотрел, крупных кусков под ноги не попалось, так что не споткнулся ни разу.
Анатолий Дятлов

 Я вернулся, доложил, что помещение запарено. Здесь появился начальник смены Перевозченко. Схватил меня и говорит: "Пошли на улицу, увидишь, гидробаллоны развалились". Я выскочил на улицу, реально помню, что рядом были Юрченко и Перевозченко. Вижу: эти гидробаллоны огромные - как спички, валяются внизу…
 Как только я это доложил, СИУБ кричит, что отказала арматура на технологических конденсаторах. Ну, опять я - я ведь свободен. Надо было в машзал… Нашел старшего оператора… но тут, конечно, что я увидел… В машзал нельзя было проскочить через дверь. Я открываю дверь - здесь обломки, похоже, мне придется быть альпинистом, крупные обломки валяются, крыши нет… Кровля машзала упала - наверно, на нее что-то обрушилось… вижу в этих дырах небо и звезды, вижу, что под ногами куски крыши и черный битум, такой… пылевой. Думаю - ничего себе… откуда эта чернота? Такая мысль. Это что - на солнце так высох битум, покрытие? Или изоляция так высохла, что в пыль превратилась? Потом я понял. Это был графит. <…>
 Встречаю Проскурякова в коридоре. Он говорит: "Ты помнишь свечение, что было на улице?" - "Помню". - "А почему ж ничего не делается? Наверно, расплавилась зона…" Я говорю: "Я тоже так думаю. Если в барабан-сепараторе нет воды, то это, наверно, схема "Е" накалилась, и от нее такой свет зловещий". <…>
 Я подошел к Дятлову и еще раз на этот момент ему указал. Он говорит: "Пошли".
И мы пошли по коридору дальше. Вышли на улицу и пошли мимо четвертого блока… определить. Под ногами - черная какая-то копоть, скользкая. Кто-то еще был с нами. Впереди Дятлов, я за ним, а третий увязался за нами - по-моему, кто-то из испытателей, из посторонних людей, любопытных. Я его чуть матом не отсылал, чтобы он не лез. Мне уже стало ясно, что здесь… Но он шел за нами… Если человек хочет…
 Прошли возле завала… я показал на это сияние… показал под ноги. Сказал Дятлову: "Это Хиросима". Он долго молчал… шли мы дальше… Потом он сказал: "Такое мне даже в страшном сне не снилось". Он, видимо, был… ну что там говорить… Авария огромных размеров".
Юрий Трегуб

 "Дозик" снова возвращается. Меряет. По роже видно, что хочется поскорей отсюда "свалить" Называет цифры. Ого! Прибор в зашкале! Фонит явно с коридора. За бетонными колоннами БЩУ дозы меньше. А "дозик" удрал тем временем. Шакал!
 Выглянул в коридор. На улице ясное солнечное утро. Навстречу Орлов. Машет рукой. Из коридора заходим в небольшую комнату. В комнате щиты, пульты. Стекла на окнах разбиты. Не высовываясь из окна, осторожно смотрим вниз.
 Видим торец 4-го блока… Везде груды обломков, сорванные плиты, стенные панели, на проводах висят искореженные кондиционеры… Из разорванных пожарных магистралей хлещет вода… Заметно сразу - везде мрачная темно-серая пыль. Под нашими окнами тоже полно обломков. Заметно выделяются обломки правильного квадратного сечения. Орлов именно потому меня и позвал, чтобы я посмотрел на эти обломки. Это же реакторный графит!
Дальше уже некуда.
 Еще не успели оценить все последствия, возвращаемся на БЩУ-4. Увиденное так страшно, что боимся сказать вслух. Зовем посмотреть заместителя главного инженера станции по науке Лютова. Лютов смотрит туда, куда мы показываем. Молчит. Орлов говорит:
- Это же реакторный графит!
- Да ну, мужики, какой это графит, это "сборка-одиннадцать".
 По форме она тоже квадрат. Весит около 80 кг! Даже если это "сборка-одиннадцать", хрен редьки не слаще. Она не святым духом слетела с "пятака" реактора и оказалась на улице. Но это, к сожалению, не сборка, уважаемый Михаил Алексеевич! Как заместителю по науке, вам это надо знать не хуже нас. Но Лютов не хочет верить своим глазам, Орлов спрашивает стоящего рядом Смагина:
- Может, у вас до этого здесь графит лежал? (Цепляемся и мы за соломинку.)
- Да нет, все субботники уже прошли. Здесь была чистота и порядок, ни одного графитного блока до сегодняшней ночи здесь не было.
Все стало на свои места.
Приплыли.
 А над этими развалинами, над этой страшной, невидимой опасностью сияет щедрое весеннее солнце. Разум отказывается верить, что случилось самое страшное, что могло произойти. Но это уже реальность, факт.
 Взрыв реактора. 190 тонн топлива, полностью или частично, с продуктами деления, с реакторным графитом, реакторными материалами выбросило из шахты реактора, и где сейчас эта гадость, где она осела, где оседает - никто пока не знает!
Аркадий Усков, старший инженер по эксплуатации первого энергоблока, цитируется по документальной повести Ю. Щербака «Чернобыль». Это запись из его дневника, в которой описывается работа на станции уже утром.

 Собственно говоря, работа сотрудников, тушивших вытекавшее из турбогенераторов масло, была одним из самых важных действий первых минут, так как в случае расширения пожар охватил бы весь машзал, последствия были бы непредсказуемыми. А всё, описанное в рассказах Трегуба и Дятлова, произошло в первые полчаса.

 Вскоре на БЩУ-4 доставили человека, получившего тяжелейшие травмы. Хотя повреждения, полученные Владимиром Шашенком, инженером наладочного предприятия, находившимся неподалёку от реактора, трудно назвать даже травмами. На него упала тяжёлая балка, смявшая позвоночник и переломавшая рёбра, кроме того, его обварило горячей водой и паром. Шашенок, тем не менее, смог подать сигнал, благодаря которому его нашли и вытащили. Он умрёт утром в реанимации, не приходя в сознание.

 Кроме того, велись поиски ещё одного человека, оператора ГЦН Валерия Ходемчука. Он работал рядом с реактором, так что ему не повезло – вход в помещение был завален бетоном перекрытия и рухнувшим краном. Однако какой-то доступ к помещению операторов оставался, правда путь был опасен – сверху лилась вода. Туда полез Валерий Перевозченко, однако Ходемчука не нашёл. Он оказался погребён под бетоном и металлом. Тщетная попытка обернулась тяжёлыми радиационными ожогами от воды, стоившими жизни спасателю. Так, во всяком случае рассказывает Дятлов.

 Вообще в первичных действиях по ликвидации аварии роль зама старшего инженера станции огромна. Это не удивительно, так как он был старшим по должности среди находившихся в ту ночь на блоке. По его словам, присутствовал ещё начальник смены станции Борис Рогожкин, однако участия он практически никакого не принимал. Он оставался на БЩУ-3.

 Дальше необходимо было обесточить как можно больше электроцепей, которые, будучи повреждёнными, постоянно создавали короткие замыкания, провоцируя пожары. Эта задача выпала на плечи работников БЩУ-4 во главе с Акимовым. Параллельно сливали в аварийные цистерны турбинное масло и замещали взрывоопасный водород азотом в электрогенераторах работники турбинного и электрического цехов во главе с Р.Давлетбаевым и А.Лелеченко. Также было принято решение о глушении третьего блока в условиях пожара на крыше (напомню, она была общей с уже не существовавшей крышей четвёртого). Да и остальные блоки необходимо было глушить.

 К этому моменту прибыли на станцию поднятые по тревоге другие работники станции, в том числе и с других блоков, а часть из них была на станции уже с двух часов ночи. Вообще, помощь сотрудников соседних блоков была достаточно активной, особенно со стороны первого блока. Одним из них был Аркадий Усков, составивший дневник, описывающий происходившее с ним от самой аварии и до выписывания из больницы. В ту ночь на четвёртом блоке работала также его жена Марина. Основная их работа пришлась уже на утро, когда после прибытия главный инженер станции Н.Фомин приказал обеспечить подачу воды в реактор. К тому моменту многих работников ночной смены четвёртого блока на станции уже не было, их увозили в медсанчасть по мере проявления симптомов острой лучевой болезни. Правда, некоторые задерживались дольше, чем следовало. Например, СИУР Леонид Топтунов и начальник смены блока Акимов. Это стоило им жизней.

 Как организовывалась подача воды? Напомню, ночью Трегуб и Газин с этой задачей не справились, так как не смогли получить доступ к ручным задвижкам САОР. Позже, судя по всему, доступ появился, туда направились другие люди – Топтунов, Акимов, Нехаев (старший инженер-механик реакторного цеха первого блока), Смагин (начальник смены блока, сменщик Акимова, присоединился позже), Орлов (зам начальника реакторного цеха по эксплуатации), Усков (старший инженер по эксплуатации реакторного цеха первого блока). В первый раз они пошли крутить вентили в 7:15. Тогда они смогли начать подачу воды, однако из-за разрушенных коммуникаций вода попала и то помещение, где они работали. Вторая попытка была предпринята Орловым и Усковым под руководством Смагина, однако на сей раз она была безуспешной.

 Дятлов считает подачу воды в реактор ошибочной и потому стоившей многим зря потраченных жизней и здоровья.

Что операция вредная - это выяснилось через несколько часов подачи воды. Вода из-за разрушения трубных коммуникаций до реактора (да и не было его - реактора) не доходила и начала растекаться по помещениям четвертого и других блоков, разнося радиоактивную грязь. Конечно, прекратили.

 Но операция эта нескольким человекам стоила тяжких телесных повреждений, а Л.Топтунову, А.Акимову и А.Ситникову стоила жизни. А.Ситников после осмотра блока, где он, конечно, получил большую дозу, но отнюдь не смертельную, конечно, понял, что реактор разрушен. О чем и доложил. На крыше он не был и на реактор сверху не глядел. Была у них попытка выйти на крышу, но металлическая дверь оказалась на замке. Не смогли. А то бы и А.Коваленко с В.Чугуновым постигла та же горькая участь.

 Отдельно нужно сказать о работе начальства и гражданской обороны ЧАЭС в ту ночь. Все описывавшие происходившее тогда в бункере гражданской обороны говорили прямо – все, в том числе и директор ЧАЭС Виктор Брюханов, были подавлены, никто поначалу не понимал, что реактор взорвался, а те же, кто понимали (Ситников и Дятлов), отказывались в это верить, ведь согласно уверениям высшего научного начальства, такого быть не могло. Поэтому нередко большая часть информации, в том числе данные о высочайших полях радиационного заражения за пределами станции (в те часы регистрировали 200 Р/ч, что – внимание – В ДЕСЯТОК МИЛЛИОНОВ РАЗ выше естественного, природного уровня радиации) фильтровалась как неправдоподобная или задерживалась у Брюханова. Слово Сергею Парашину, тогда секретарю парткома ЧАЭС (цитируется по документальной повести Ю. Щербака «Чернобыль»):

 Когда мы попали в кабинет, Брюханов тут же сказал, что переходим на управление в бункер. Он, видимо, понял, что произошел взрыв, и потому дал такую команду. Так положено по инструкции гражданской обороны. Брюханов был в подавленном состоянии. Я спросил его: "Что произошло?" - "Не знаю". Он вообще был немногословным и в обычное время, а в ту ночь… Я думаю, он был в состоянии шока, заторможен. Я сам был в состоянии шока почти полгода после аварии. И еще год - в полном упадке.
 Мы перешли в бункер, находящийся здесь же, под зданием АБК-1. Это низкое помещение, заставленное канцелярскими столами со стульями. Один стол с телефонными аппаратами и небольшой пульт. За этот стол сел Брюханов. Стол неудачно поставлен - рядом с входной дверью. И Брюханов был как бы изолирован от нас. Все время мимо него люди ходили, хлопала входная дверь. Да еще шум вентилятора. Начали стекаться все начальники цехов и смен, их заместители. Пришли Чугунов, Ситников.
 Из разговора с Брюхановым я понял, что он звонил в обком. Сказал: есть обрушение, но пока непонятно, что произошло. Там разбирается Дятлов… Через три часа пришел Дятлов, поговорил с Брюхановым, потом я его посадил за стол и начал спрашивать. "Не знаю, ничего не понимаю".
 Я боюсь, что директору так никто и не доложил о том, что реактор взорван. Формулировку "реактор взорван" не дал ни один заместитель главного инженера. И не дал ее главный инженер Фомин. Брюханов сам ездил в район четвертого блока - и тоже не понял этого. Вот парадокс. Люди не верили в возможность взрыва реактора, они вырабатывали свои собственные версии и подчинялись им...
<…>
 А до этого была такая неприятная штука. Мне сейчас ее трудно объяснить. Начальник гражданской обороны Воробьев, с которым мы приехали, через пару часов подошел ко мне и доложил: он объехал станцию и обнаружил возле четвертого блока очень большие поля радиации, порядка 200 рентген Почему я ему не поверил? Воробьев по натуре своей очень эмоциональный человек, и, когда он это говорил, на него было страшно смотреть… И я не поверил. Я сказал ему: "Иди, доказывай директору". А потом я спросил Брюханова: "Как?" - "Плохо". К сожалению, я не довел разговор с директором до конца, не потребовал от него детального ответа.

А это уже замначальника ядерно-физической лаборатории Николай Карпан (цитируется по документальной повести Ю.Щербака «Чернобыль»):

 Первое, с чем я столкнулся в бункере и что мне показалось очень странным, - нам ничего о случившемся, о подробностях аварии, никто ничего не рассказал. Да, произошел какой-то взрыв. А о людях и их действиях, совершенных в ту ночь, мы не имели ни малейшего представления. Хотя работы по локализации аварии шли с самого момента взрыва. Потом, позднее, в то же утро я сам попытался восстановить картину. Стал расспрашивать людей.
Но тогда, в бункере, нам ничего не было сказано о том, что творится в центральном зале, в машзале, кто из людей там был, сколько человек эвакуировано в медсанчасть, какие там, хотя бы предположительно, дозы…
 Все присутствующие в бункере разделились на две части. Люди, пребывавшие в ступоре, - явно в шоке были директор, главный инженер. И те, кто пытался как-то повлиять на обстановку, активно на нее воздействовать. Изменить ее в лучшую сторону. Таких было меньше.

 Возможно, что именно замкнутость Брюханова стала одним из тех факторов, что сыграли роль в задержке эвакуации Припяти и близлежащих регионов.

 Теперь вернёмся назад, примерно в полвторого ночи, когда на станцию прибыла первая пожарная команда – караул военно-пожарной части №2 – 17 человек во главе с начальником караула Владимиром Правиком. Они получили сигнал сразу же после аварии – в 1:23-24 – и выехали на место аварии. Тут же вызвали начальника ВПЧ-2 Леонида Телятникова, а также дали сигнал о высочайшей сложности и опасности пожара всем частям Киевской области, что означало, что срочно должны прибыть на АЭС части с близлежащих населённых пунктов.

 Пока пожарные из отдалённых посёлков и городков спешили на АЭС, караулы Правика и Виктора Кибенка (начальника караула припятской пожарной части) уже приступили к тушению. Правик начал свою работу с машзала, где его караул тушил разгоравшееся масло. Затем, когда пожар был ликвидирован, караул остался возле машзала, так как риск повторного возгорания оставался, а сам Правик пошёл на крышу. Туда уже пошла городская часть Припяти. Никто тогда не знал, какой радиационный фон на станции, а уж тем более на крыше. Но потушить крышу, на которой в нескольких местах горел битум, было необходимо. Если бы она обрушилась на третий реактор, то последствия были бы непредсказуемы. Кроме того, нужно было проверить, насколько высока опасность пожара внутри разрушенного блока – что там с кабелями, как себя чувствует БЩУ-4 и так далее. Занимался этим Леонид Телятников, а консультировали его сотрудники АЭС.

 Из нашего караула погиб только Правик. Остальные пять человек, что погибли, - это были ребята из шестой городской части. Так получилось, что они первыми начали тушить на реакторе. Там было наиболее опасно. С точки зрения радиоактивной опасности, конечно. С точки зрения пожарной - на машинном зале, поэтому там наш караул и действовал в начальный момент аварии.
Леонид Телятников, цитируется по документальной повести Ю. Щербака «Чернобыль»

 Телятников проживёт до 2004 года, при этом сможет попасть на приём к Маргарет Тетчер. Поподробнее — здесь.

 А я мимо АБК-1 на ту сторону переехал, машину поставили возле машзала, а сами вместе с Володей Прищепой на крышу [машзала] поднялись по наружной лестнице. Увидели очаги пожара. Как раз разгорелось. Ну, мы давай тушить.<...>
 Старались сбивать пламя брезентовыми рукавами. На крыше противопожарное водоснабжение, и там рукава лежали в ящиках, вот этими рукавами мы и сбивали… В крыше были дырки, если бы мы воду начали лить, могло бы и "коротнуть" и… Рукавами сбивали пламя и ногами затаптывали. Очаги не сильные были, но было много загораний. <…>
 Температура большая была, дышать тяжело, мы порасхристаны, каски сняли, положили. <…>
Ну, мы посмеялись и давай снова прохаживаться по крыше - она снова начала загораться, а мы снова сбивали. Водой так и не пользовались. Ходить было трудно, битум на крыше расплавился. Жарища такая… Чуть малейшее что, битум сразу же загорался от температуры. Это еще повезло, что быстро сработали, что нас туда направили… если бы разгорелась крыша - это бы ужас был. Представить невозможно. Вся станция полетела бы. Наступишь - ногу нельзя переставить, сапоги вырывает. Ну, словом, расплавленная масса. Дыры были на крыше - она была пробита полностью, плиты падали, летели с семьдесят второй отметки. И вся крыша усеяна какими-то кусками, светящимися, серебристыми. Ну, их отшвыривали в сторону. Вроде лежит, и вдруг раз - воспламенился.
Леонид Шаврей, старший пожарного караула ВПЧ-2 в ту ночь, цитируется по документальной повести Ю. Щербака «Чернобыль»

 По словам Л.Шаврея, пожарных работать в условиях сильного радиационного заражения не учили. Они даже не умели толком обращаться с респиратором. Многие пожарные в ту страшную ночь получили огромные дозы облучения, а шестеро из них умерли в течение трёх недель, но только один из них принадлежал станционной части. Двое – Правик и Кибенок – получили посмертно Героев Советского Союза.

 А вместе с пожарными на станцию прибыли и врачи припятской медсанчасти №126, в том числе и Валентин Белоконь. На станцию, за неимением информации, он отправился без спецодежды – в одном халате да чепчике. Когда он прибыл, уже отправили в город Владимира Шашенка, а бойцы пожарной части №6 уже получили большие дозы облучения, что выражалось в тошноте.

 Еще я сказал Печерице (своему прямому начальнику – прим. А.С.), что пока пораженных нет, но пожарные говорят, что подташнивает. Начал вспоминать военную гигиену, вспоминать институт. Всплыли какие-то знания, хотя казалось, что все забыл. Ведь как у нас считали? Кому она нужна - радиационная гигиена? Хиросима, Нагасаки - все это так далеко от нас.
Печерица сказал: "Оставайся пока на месте, минут через пятнадцать - двадцать перезвонишь, мы скажем тебе, что делать. Не волнуйся, мы на город дадим своего врача, вызовем". И буквально тут же ко мне подошли трое, по-моему командированные, привели парня лет восемнадцати. Парень жаловался на тошноту, резкие головные боли, рвота у него началась. Они работали на третьем блоке и, кажется, зашли на четвертый… Я спрашиваю - что ел, когда, как вечер провел, мало ли от чего может тошнить? Замерил давление, там сто сорок или сто пятьдесят на девяносто, немного повышенное, подскочило, и парень немного не в себе, какой-то такой… Завел его в салон "скорой". В вестибюле нет ничего, там даже посадить не на что, только два автомата с газированной водой, а здравпункт закрыт. А он "заплывает" у меня на глазах, хотя и возбужден, и в то же время такие симптомы - спутанная психика, не может говорить, начал как-то заплетаться, вроде принял хорошую дозу спиртного, но ни запаха, ничего… Бледный. А те, что выбежали из блока, только восклицали: "Ужас, ужас". Психика у них была уже нарушена. Потом ребята сказали, что приборы зашкаливают. Но это позже было.

 В условиях непонимания ситуации, врачи в первую очередь в ту ночь лечили симтоматику – противорвотные, успокоительные, обезболивающие от ожогов. Только несколько позже стало понятно, что нужен калий-йод (хотя уже в процессе облучения он бесполезен), да и вообще другие методы лечения

 Такая ситуация сложилась на ЧАЭС на утро 26 апреля 1986 года. Впереди было ещё несколько страшных недель, когда остатки реактора не затухли, однако той ночью были сделаны основные шаги по недопущению распространения аварии на остальные блоки. Работали на износ, не жалея себя, в условиях высочайшего, а часто просто смертельного радиационного фона. Работали, понимая, что от их действий зависит очень многое, если не всё. Несомненно, персонал станции, пожарные, врачи – все они заслуживают того, чтобы называться первыми ликвидаторами.

 З.ы. К сожалению, удалось найти фотографии далеко не всех людей, упомянутых в этой статье. Скорее всего, в будущем будет также. По ощущениям, не все даже упомянуты в Книге памяти участников ликвидации и жертв аварии на сайте ЧАЭС (к таким относится, например, Усков). Многие фото сотрудников взяты оттуда же, и если они где-то и есть в интернете, то найти их мне не удалось. Большая просьба - если сможете найти — скиньте ссылки в комментарии. То же касается неточностей и ошибок.

Предыдущая часть

Отрывок из книги «Чернобыльская молитва. Хроника будущего» автора Светланы Алексиевич

Харьков, оккупация-лайт, самокаты, волонтеры и работа за еду

Опишу жизнь в Харькове за последние 50+ дней, чтобы у людей было представление о жизни в разных городах, а не только в стираемых с лица земли артиллерией. Картинки рандомные, из моего телефона, может еще с интернета. Чукача не фоткатель, чука писатель. 

В Харькове у меня мама, бабушка с дедушкой, и коты, бросать их не хочу. 

Живу в коммуналке. 24 февраля вместе с соседями проснулись от взрывов. Сначала все поржали над шуткой, что это, наверное, война началась, но вскоре стало не смешно. Двое людей сразу в первый день уехали из Харьков, остальные пятеро решили остаться. Я сначала думал, что война продлится дня три, ну максимум пять, что стороны посчитают танчики и самолёты друг у друга и обо всём договорятся...

С 24-го появились комендантский час и блок-посты, на которых после проверки документов тебя могли развернуть и отправить обратно, потому что не надо удаляться от своего дома. Проезжать такие посты было очень неприятно. Через две недели посты стали заметно либеральнее, и просто на автомате проверяли документы, иногда просматривали телефон. Один раз за мной гналась машина с автоматчиками, которые оказались просто милицией, и "проверяли" меня очень профессионально и вежливо, хотя я успел обделаться еще в тот момент, когда меня окружали. На прощание рекомендовали стереть из телефона любые фотографии разрушений или скоплений людей. Вообще, за 60+ досмотров на блок-постах, или когда я случайно заезжал в зарытую военную зону два раза, бойцы и сотрудники органов обращались со мной культурно и приветливо. Докопались только один раз - зарядка для самоката= подозрительно, у тебя планшет = подозрительно, откуда, куда, зачем, полный досмотр итд. Я чувствовал, что боец хочет ко мне докапаться, но прибежал его напарник и сказал что-то вроде "заебал, пропускай его уже". 

Не встретил никаких претензий к своему русскому языку. (Харьков говорит на русском, если кто не знал).

Сначала в магазинах были очереди по три часа, цены взлетели процентов на 20-30. И люди гребли, как не в себя. Через две недели очереди почти пропали, и цены упали почти до прежнего уровня, но не везде. Водка подорожала в 3-4 раза, и продавалась только "своим". Самогон аналогично.

Обстрелы периодически случались, сначала было очень страшно, но через неделю люди привыкли и даже очередь в аптеку не нарушали, если бахает не прямо рядом. Это не касается самолетных бомб, самолётные бомбы - это разрывающий душу кошмар. От самолета каждый раз надо теряться подальше от окон, и очень резко, даже если спишь, потому что страшно. Сначала слышишь звук самолета, потом у тебя есть секунд 5-12 чтобы залечь и спрятаться, потом слышишь взрыв такой силы, что от него хочется просто бежать куда угодно, это абсолютно жуткий звук. Я "словил" 4 самолетных бомбы, две штуки за 700 м от меня, и две штуки 400 метров от меня. Идти и смотреть, что именно там разбомбили, вообще не хотелось, хотя во втором случае я мог пойти и кому-то помочь, комендантского часа не было. Наверное, я не очень смелый. 

Авиаудар, который за 700 метров, сбросил с подоконника подушки и картонные коробки, которыми были "укреплены" окна. Окна остались целы. После него мы с соседями часа два просидели в коридоре. 

Авиаудар за 400 м я встретил на входе в убежище, и сполна прочувствовал, что такое массовая паника (нельзяговоритьскольких) человек, самая страшная штука в моей жизни. Когда выходил из убежища, минут через 15, казалось, что Харькова вообще нету сверху, так сильно нагнетает массовая истерия. Оказалось, просто разбомбили спортивный комплекс Унифехт (всего лишь). Как я узнал позже, в подвале этого комплекса прятались люди, и все они выжили, по словам работника этого самого Унифехта. 

Первые два дня войны я сидел дома, втыкал в новости, выходил только снять деньги с карточки и в магазин. На третий пошел на станцию метро общаться, потому что услышал у блогеров, что там не хватает тёплых вещей. Так я начал собирать тёплые вещи, и носить их в убежище на станцию. Скоро стало ясно, что носить долго, и я начал возить мешки на своем электросамокате, который не вынес бы на снег и дождь, если бы не война. Мои куртки, подушки и одеяла быстро закончились, я начал собирать все это по соседям или знакомым. Вещами меня одаривали только лично знакомые мне люди, по интернету искать, или просто пристать, чтобы тебе дали каких-то ненужных одеял, не получалось. Также искал кошачью еду, ведра, перчатки итд. 

Тут случился первый обстрел нашего района, (может 3-го марта, может 5-го, не помню) мы с соседями сначала прятались в коридоре, подальше от окон, но стало совсем как-то страшно. Поэтому мы побежали в подвал, где можно было только стоять. Бабушку в соседнем доме придавило насовсем ракетным двигателем, который пробил крышу и упал на кровать. Мы под обстрелом "героически" побежали спасать бабушку, прибежало человек 15, но спасать было уже некого. Часа через три нам надоело стоять в подвале, и мы вернулись по квартирам, обстрел закончился и больше наш район сильно не обстреливали, так я отделался только двумя воронками во дворе и пробитой крышей соседней пятиэтажки.  

Подруга из Дании прислала 4000 грн, 3000 мы с активистами из метро потратили на прокладки, памперсы и резиновые перчатки. Я начал разбираться в средствах гигиены, может когда-то пригодится...  На 1000 грн я купил врачам в больницу кофе, сахара чая и сигарет, и за это на меня сильно обиделись. В больнице я брал вещи для детей, их там было слишком много, а ещё привозил лекарства из аптеки, за них брал деньги по чеку. Оказывается, я отдал кофечай не в тот отдел. А отделов там много, и отделы друг с другом не делятся, и сильно конкурируют за любую гуманитарку. А приемщики, которые сидят на входе, вообще много раз говорили мне, что у них всё есть и ничего не нужно. Так, в больнице мне стало очень не приятно находиться, но уже снабжение уже наладили более серьёзные люди, чем я, так что моя помощь перестала быть нужной. 

А еще город наладил поставки почти всех нужных людям продуктов и товаров в магазины, люди втянулись и привыкли к постоянным хлопкам. Почти пропали очереди в аптеки и магазины. Война перестала казаться чем-то экзотическим, а попадание в зону обстрела перестало считаться геройством. 

В метро тоже стали подвозить теплые вещи фурами, и таким образом я после трех недель ежедневной работы остался не у дел. Дома во время войны как-то не сидится, когда знаешь, что соотечественники погибают на фронте, поэтому я начал искать волонтерскую организацию, куда бы приткнуться, и окунулся в дурнопахнущее волонтерство с головой, так сказать, но об этом позже. 

Потеплело, и меня очень сильно залили соседи, которые оставили открытым окно и тем самым взорвали свою батарею. Ну и сразу же похолодало. Спать приходилось на мокром диване, закиданном сухими вещами, в трех куртках и трех штанах. В убежище меня приглашали, но уходить от своих котов я почему-то не захотел.

25 марта почти попал под арт-обстрел, когда ехал к другу в гости, слышал хлопки во время езды, но думал, что это "улёт", то есть наши стреляют. Но взрывная волна начала бить, как будто по груди ладошкой, а впереди идущая машина резко остановилась. Это был "прилёт". Обстреливали рынок Барабашова, и я, стоя на пригорке, видел, как через одну трамвайную остановку от меня поднимаются черные облачка и начинают гореть здания. Все машины, и я тоже, постояли минут 7 и скорее погнали через зону обстрела, мимо кусков ракет, накатывая колею в свежеразбросанной по дороге земле. Ехать надо было резко, потому что могло накрыть второй волной. По уму, надо было разворачиваться и тикать, но, видимо, всем уже плевать на артиллерию. После этого случая я решил не ослаблять бдительность, даже когда взрывы слабые. 

Картинку нашел в инете, максимально похожую на то, что я тогда видел. 

Всё это время не получалось нормально спать, почти еженочьно что-то взрывается или летел самолет, от которого надо резко подрываться и бежать в коридор. Иногда просто не можешь час заснуть, потому что тебе тупо страшно, хотя ничего рядом не взрывается. 

Зато я очень подружился с соседями, мы стали друг другу как родные. Первую неделю я даже есть почти не готовил, меня кормили соседи и разные люди бесплатно, когда я развозил вещи. Я познакомился со многими волонтерами, которые оказались хорошими и бескорыстными людьми, и готовы были жертвовать своим временем или безопасностью ради других. Мнение о человечестве в целом, у меня сильно выросло за время войны. 

Итак, я начал искать организацию, куда бы примкнуть. Во-первых, единого волонтёрского центра нет. Сразу наткнулся на кучу фейков с просьбой перевести деньги на карту, на море полуфейков, где просят заполнить гугл-формы или онлайн-анкеты на получение помощи. Некоторые организации отвечали, но вторичный менеджер не отвечал. Было несколько анкет в соцсетях с фотками красивых девочек, доставляющих людям прямо все на велосипеде, но написать им нельзя, и только номер карты гордо прикручен на видное место. 

То есть, каждая организация делает, что хочет, организуется, как может, их никто не проверяет, и общий учет не ведёт. В секторе гуманитарной помощи царит разброд и шатание, люди пытаются впихнуть несколько буханок хлеба прохожим на улице, или выносят ящики с намазками, раздавая по 3 штуки в одни руки. Деньги перечисляются значительные, проконтролировать, куда они пошли, почти невозможно. В магазинах были замечены гуманитарные продукты из Европы, также были замечены гуманитарные продукты, торгующиеся просто с земли. Вот что надо понимать о волонтёрах. 

Впрочем, хитрых любителей получить гуманитарочку нахаляву, за себя и за Сашку, и за трех соседей, тоже хватает. Некоторые люди звонят, и пытаются сделать "заказ", что им принести. Некоторые оформляются на адресную доставку, и выезжают из Харькова. А у некоторых есть деньги, просто они боятся сходить в магазин. В общем, люди - они как всегда... 

Через неделю безделья я нашел организацию, по наводке подруги, и договорился о встрече. Адрес они мне не сказали, но попросили ждать в указанном месте, где меня подберут. Заинтриговали. Было немного страшно ехать на встречу, но не страшнее, сидеть под обстрелами, так что я поехал. Так 28 марта я получил должность "водителя доставки". Доставлял в основном лекарства бабушкам. (с тех пор там и "работаю"). Когда не было лекарств в моих секторах, возил пакеты с едой на неделю, по три-четыре штуки за выезд. Мне очень повезло, я почти всё время катался в безопасных районах, и получилось, что на работе мне находиться безопаснее, чем дома. 

А ещё я получил 6500 грн от государства, чему был очень рад, ведь я даже не знал, что работаю официально. А еще с апреля над Харьковом перестали летать самолёты, видимо, по причине "нерентабельности" или "повышенной падучести". Арта и ракеты всё еще прилетают, но они на психику действуют намного слабее. Если параметр "удача" вкачан, и "интеллект" хотя бы на 4, скорее всего в тебя ничего не прилетит. С апреля же на дорогах началось жиденькое движение транспорта, даже некоторые светофоры повключали. Потеплело, люди начли просто гулять и ходить в парки. В них (в парки) иногда прилетает, но это никого не останавливает. Я тоже любитель покататься через парк по пути с работы, но к сожалению, ничего сам не сфоткал. Но было как-то так...

Что касается российской армии, надо отметить, что они не бомбят инфраструктуру Харькова, хотя на спортивные комплексы и военные училища/общежития авиабомб у них хватает. Не знаю, с чем это связано, может, конвенции запрещают, может, Харьков не хотят кошмарить, может его и завоёвывать не хотят, а может еще что-то. В любом случае, Харькову очень повезло, и мне лично тоже очень повезло, потому что все эти дни у меня есть вода, интернет и электричество.

18 апреля из Харькова уехали последние мои знакомые, у которых были маленькие дети, и я перестал волноваться за других людей. 

Моя организация, "просто люди", название тупое, как по мне, но там действительно собрались обычные люди. Сначала совладелец лизинга нескольких машин такси с главным логистом, подтянули за собой знакомых водителей, мелких предпринимателей, и потом всех, кто приткнулся, или сам нашелся, как я. Объявлений никуда не давали и никого не набирали. "Обслуживаем" весь Харьков, и даже окрестности. 

Помогаем только людям, у которых нет денег, или которые не могут дойти до магазина, 200+ недельных пакетов в день, плюс оптовые заказы, которые я оценить не могу и особо не пытаюсь. Плюс лекарства. Заносим прямо в дом или на этаж, если человек плохо ходит. 

Платят едой, то есть можно раз в неделю взять себе тот самый недельный пакет. Я ем раза в полтора-два больше, потому что с детства люблю поесть. Но бабушкам и голодающим должно хватать. Еще у нас есть свой повар, который готовит вроде простую еду, но очень вкусно. Через неделю я начал планировать доставку так, чтобы всегда попадать на обед. Да, я коварен, когда дело касается еды, но почему бы и нет, в принципе? 

Через неделю начал работать логистом и заполнять таблицы, потому что логисты нужнее. Доставкой занимаюсь, когда время есть. Так, рабочий день у меня стал минимум 5 часов, без выходных, и жить стало веселее. 

Так я и живу, днем работаю, потихоньку проедаю и трачу на запчасти государственные 6500, очень надеюсь, что ничего у меня серьёзно не поломается в самокате или компе, потому что деньги не поступают вообще. По вечерам читаю, или смотрю аниме, или играю в игры, или спорю в интернете, ради великой истины. 

Будущее туманно, деньги есть только на еду и ремонт, что делать, когда кончатся, я не знаю. Все заказы по специальности, где можно заработать(я альпинист) дальше обсуждения не двигаются. Люди не хотят строиться, если завтра в дом может прилететь снаряд. Хорошо, что у меня есть вся необходимая одежда на все сезоны.

Всем добра, конец! 

-----------------

Зы / на правах рекламы.

телеграм

фейсбук недавно сделали

Нужен человек на телефон, смотри телеграмм, можно удаленно. 

Если кто-то знает наизусть почти все улицы Харькова, и где они находятся, то этот человек мог бы помочь нам проставлять районы. 

Не спешите слать личные деньги, они не сильно решают в организациях такого масштаба. А вот если кто-то может помочь организовать доставку нескольких палет/фур продовольствия, это было бы очень хорошо. 

Трое в "Волге", нищета и котятки

Ещё недавно я даже подумать не мог, что буду таранить чужие машины, угрожать балонным ключом, сражаться за канистру бензина, объединять беженцев в автомобильные банды и неделю жить в машине с тремя котами. Нет, я не участвовал в съёмках новой части Безумного Макса. Я пытался прорваться в Грузию через Верхний Ларс.

Сразу предупреждаю - пост получился очень большим, поэтому если у вас нет пары дней свободного времени, под кат лучше не ходить.

Я и до этого не поддерживал политику партии, а 24го февраля окончательно понял, что мне с государством не по пути. В начале марта мы с друзьями смогли урвать билеты в Армению и бросив привычный быт, отправились в незапланированное путешествие. Полгода мы держали руку на пульсе происходящего. Мне нужно было выгадать возможность вернуться ненадолго в РФ, чтобы забрать котов, новый загран, дораспродать остаток имущества и уехать уже насовсем. Сакральная дата 11 сентября, на которую многие прочили дурные вести, прошла тихо, и поэтому 13го числа мы решили ненадолго вернуться в Мордор.

Как вы уже сами догадались, это входило в топ-10 самых тупых решений в моей жизни.

Я не сомневался в неотвратимости мобилизации, но, как и многие, не ожидал её настолько… внезапно. Однако потрясающие успехи лучшей в мире армии вынудили властьимущих раскрутить маховики бюрократии так, что полетели винтики да шестерёнки. За час до утренней воодушевляющей речи луноликого знакомым знакомых уже пришли на работу свеженькие повестки. Поросёнок Пётр понял, что планы снова изменились: пора доставать из гаража и заводит сраный трактор.

До этого мои суточные пробеги за рулём самобеглых повозок ограничивались 400ми километрами, а тут предстояло преодолеть более полутора тысяч. Но ничто так не мотивирует, как перспектива сгинуть ни за что в несправедливой войне под руководством бездарных преступников,  поэтому сомнения были отринуты прочь.

На подъездах к Владикавказу наш космолёт системы Волга впервые начал привлекать внимание постов ДПС. На первом КПП дружелюбные люди с автоматами вежливо поинтересовались, куда мы направляемся, в курсе ли мы сложной ситуации в стране? Проверили все документы, включая военник и паспорта на котов - последние, я думаю, они вообще впервые в жизни видели, и им было просто интересно. Осмотрели вещи. Внезапно пожелали удачи и отпустили, хотя и честно предупредили, что дальше нас развернут. Философски заметив “Развернут - развернусь”, я поехал дальше.

Снова автоматы, требование занести паспорта всех в машине, включая котов, в какую-то будку, наспех сложенную из бетонных блоков. Склоняюсь над узеньким окошком, чувствуя себя персонажем Papers, please. Пожилой мужчина по ту сторону берёт бумаги и начинает читать лекцию, плотно приседая на уши. Суть её сводится к тому, что он презирает бегущих как крыс русских (почему-то не отдавая себе отчёта, откуда обычно бегут крысы), что единственный настоящий патриот это Путин. Включаю дурачка и начинаю так неистово ему поддакивать, что старый Ингуш впадает в прострацию и решает прекратить дискуссию. Едем дальше. 

Стоим, ждём. Дождь усиливается, как и чувство безысходности. Проехать тысячу миль и получить от ворот поворот на одном из финальных этапов - тупо и обидно. Я никогда не умел общаться с людьми в погонах и тем более с ними договариваться, но выбора нет. Формируем делегацию переговорщиков в составе меня самого и отправляем “решать вопросики”.

Полтора часа расшаркивания и предварительных ласк в духе “Т-щ майор, ну очень надо, может мы вас как-то сможем убедить пойти навстречу? - Ой я не такая, я жду трамвая. Вот вы меня сейчас смотивируете, а потом на диктофон запишите, проблемы будут… - Т-щ генерал, да что вы такое говорите, я и диктофоном-то пользоваться не умею, а ехать так надо, что аж переночевать негде - Ну, не знаю, как-то это вот всё… - Т-щ архигенералиссимус, создатель пятого плана преисподней, повелитель мироздания, ну давайте как-то уже решать это вот…”

Хвала Валарам, суровость российских законов компенсируется необязательностью их выполнения. В конечном счёте мне жестами дают понять кому и сколько нужно дать, мы въезжаем в город.

Основной состав экспедиции воодушевлён - мы на финишной прямой! Осталось лишь отстоять пару десятков часов в пробке перед границей, и эта тяжёлая поездка позади! Тогда мы ещё не знали, что она даже ещё не началась…

В 16.00 наша Волга встала в пробку. По разным оценкам мы планировали простоять там часов 20, максимум два дня. Кто бы сказал нам тогда, что это растянется на 6 суток…

Дождь немилосердно поливал ущелье, дворники едва справлялись с потоком воды. Но нам было грех жаловаться, потому что снаружи мы наблюдали бесконечный поток бредущих под ливнем людей. Замёрзшие, промокшие, обмотанные пакетами, плёнкой и скотчем, они тащили за собой свой нехитрый скарб - чемоданы, баулы, сумки. Кто-то шёл пешком, кто-то ехал на велосипедах всех форм и размеров, от монструозных фэт-байков до детских трёхколёсников. Немало было и на самокатах, встречались также люди на скейтбордах и моноколёсах. Всё происходящее напоминало настоящий сюр, какую-то извращённую форму фестиваля Burning man.

Это был настоящий исход. Что-то подобное можно было видеть в фильмах-катастрофах. Я вживую наблюдал весеннюю миграцию соотечественников, но тогда она носила избирательный характер - улетали и уезжали только самые мобильные люди, те, кто мог себе это позволить. Сейчас же бегут все. В одной очереди друг за другом стояли и гнилые Жигули, и Мазератти, и Тесла. Однако эта разношестность имела самые пагубные последствия.

Я не сторонник классового разделения общества, но из песни слова не выкинешь. Февральско-мартовская волна, в массе своей, объединила в себе людей прогрессивных, думающих, с выраженной эмпатией. Тогда уезжали в первую очередь те, кто не хотел иметь дело с людоедским режимом, имел какой-то морально-этический компас. Я не понаслышке знаю, насколько была развита взаимовыручка у весенних мигрантов. Сейчас же побежали в первую очередь те, кто опасался за свою шкуру. Нет, среди них тоже было очень много хороших людей, но на каждого такого приходилось минимум двое, которые ставили своё выживание во главу угла и с высокой колокольни плевали на всех остальных. С такой концентрацией подонков и просто конченных мразей я не сталкивался давно. Они не чурались сбивать девушек, которые не давали им влезть в ряд с обочины и “двигать” мешавшихся под колёсами пешеходов.

Дорога на Верхний Ларс - это узенькая, петляющая между гор однополосная асфальтовая змейка с каменистой обочиной, часто упирающейся в скалистые склоны, мосты или бетонные ограждения. Она предназначена исключительно для движения одной машины в каждую сторону, поэтому необходимо было выстроиться в длинную узенькую вереницу машин и покорно ждать своей очереди. В этом случае было бы медленное, но равномерное движение, и за несколько часов эти несчастные 15 километров до КПП были бы преодолены.

Однако многие сограждане, памятуя Оруэлла, решили, что все животные равны, но некоторые, то бишь они - ровнее. И поэтому встали вторым, третьим рядом, параллельно ещё и пытаясь обогнать пробку по обочине. Удивительно, но вместо того, чтобы обмануть систему и оказаться на кпп раньше всех, эти идиоты внезапно утыкались в какое-то из описанных препятствий, и начинали с не меньшей наглостью и напором стараться вклиниться в законный ряд. Вероятность спровоцировать этим конфликт увеличивалась в геометрической прогрессии с каждым метром: согласитесь, простоять три дня в пробке и пропустить вперёд такого хитреца было бы крайне досадно.

Нервяк усугублялся ещё и тем, что двигалась пробка не только супер-медленно ( в худшие дни мы продвигались на несколько сотен метров), но и совершенно непрогнозируемо: следующий сдвиг на метр мог быть как через 3 минуты, так и через 6 часов. Расслабляться нельзя было ни на мгновение, так как стоило моргнуть чуть дольше обычного, и перед тобой тут же пыталась влезть десять обочечников и двадцать три встречника. Таким образом, водители приходилось не смыкая глаз сидеть, вцепившись в руль и рычаг КПП, чтобы при малейшем намёке на движение врубить передачу и прыгнуть вперёд, чтобы не потерять своё место. В итоге уже на вторые сутки я был похож на персонажа с обложки Кармагедонн, но только словившего бэд трип после убойной дозы ЛСД и мета.

Кот следит за тем, чтобы никто не встроился со встречки.

В один момент передо мной захотели встроиться одновременно и встречник, и обочечник. Пока дегенерат слева пытался задавить мою девушку, буквально грудью вставшую на защиту Волги, справа выскочил его молочный брат на кредитопомойке. Однако он немного просчитался, ожидая, что ему достаточно перекрыть мне дорогу, и полоса будет его. В иных обстоятельствах я бы пожалел тачку, но терпение у меня кончилось несколькими днями ранее, поэтому вместо тормоза я нажал на газ.

Визги несостоявшегося гонщика наскар - ему поцарапали его новую машинку за которую он ещё не расплатился* - эхом отражались от ущелья и ублажали слух всех, кто стоял поблизости. Глотая слёзы, обочечник грозился вызвать гайцов (“ведь это ТЫ, ТЫ В МЕНЯ ВЪЕХАЛ”), но я бы с интересом посмотрел на это. Оскорблённый до глубины души несправедливостью происходящего, он был оставлен на обочине жизни и Верхнего Ларса, а боевой таран системы Волга медленно пополз дальше к цели.

*(впереди его ждал сюрприз - людей с непогашеными долгами и кредитами разворачивали).

Особо рьяных, приходилось стопорить длинным балонным ключом - металлической каркалыгой, достойно заменявшей монтировку. Многие из них психовали и пытались объехать обочину по самому краю - некоторые так там и оставались. Одна недалёкая особа требовала её пропустить ведь она “отбашляла ментам”. Ей так подробно объяснили, куда ей стоит поехать с такими предъявами и что там сделать, что несчастная не выдержала и закатила истерику с рыданиями, заламываниями рук, размазывнием соплей. Однако толпу это не тронуло, и она получила по заслугам. Нет, не то, о чём вы подумали - поверьте, на 4ый день пробки об этом даже гусары прекращают думать. Её ведро вместе с хозяйкой просто столкнули в кювет.

Кошочка крайне раздосадована поведением двуногих (и пустой миской).

Эпохальная пробка на Ларсе сочилась человеческой гнилью и мелочным, тупым эгоизмом. Однако поведение гражданских было лишь одним компонентом рецепта, необходимым, но не основным. Главный секрет коллапса - это слаженная работа продавцов полосатых палочек.

Стоит отдать должное - судя по количеству депосов, сюда согнали немалую долю всех имеющихся в распоряжении нарядов. Оценив назревающую катастрофу, доблестные защитники дорожного правопорядка прикинули свои силы, быстро выработали план - и увеличили её масштабы во сто крат.

Вместо того, чтобы ловить любителей прохватить по обочине и держать под контролем стихийно возникающие дополнительные ряды, господа в фуражках решили поднять небольшой бизнес. За 20, 30, 50, 70к вечнодеревянных (сумма росла в зависимости от дня и расстояния) брали под крыло несколько машин и устраивали им “зелёный коридор”, сопровождая по встречке с мигалками. Охрененный план - надежный, блин, как швейцарские часы. Особенно если бы при включении мигалок вся колонна получала свойство “бестелесный”. Однако доколе гайцы не преуспели в волшебстве, каждый такой прогон заканчивался тем, что вереница машин упиралась в едущую по встречке фуру или, например, машину скорой помощи - и пробка вставала колом на несколько часов. Игра в тетрис в замкнутом пространстве без крана или грузового вертолёта была крайне неэффективной, в результате чего вместо того, чтобы разгружать и разруливать, ДПС лишь усугубила происходящее, за что им отдельное и горячее спасибо. Из-за подобных заторов и блокировки встречки каждый день складывалась ситуация, когда до КПП не мог добраться даже пересменок таможенников! 

Эта реанимация стояла напротив нас не менее часа благодаря встречникам.

К слову, про местных. Предприимчивые осетины пользовались любой возможностью нажиться на живущих в пробке людях. Кроме описанных выше услуг по экспресс-доставке вникуда, они с радостью организовали бизнес по продаже велосипедов и самокатов. До момента, пока пограничники не стали пускать пешеходов, стоимость детского велика варьировалась в пределах 20-30к. После границы их обычно бросали - договорившись со стражами, можно было собирать богатый урожай и продавать их снова и снова. Или, хотя бы, снять всё самое ценное.

С горючкой вообще были большие проблемы. Даже экономичные тачки без дозаправки начинали обсыхать на 4-5 день пробки, хотя речь шла о смешных для автомобиля расстояниях. Но когда двигатель молотит часами, пусть и вхолостую, иссякают самые объёмные баки. 

Но зачем же держать мотор заведённым, если пробка почти не движется? Многие так и думали, двигаясь первые дни в режиме старт-стоп: завели, проехали метр, заглушили. Однако тут подкрадывалась другая, для неискушенных автолюбителей неочевидная проблема.

Стартер машины - это немаленький такой электромотор, который за несколько секунд пуска сжирает весомую толику заряда аккумулятора. Генератору требуется от 10 до 30 минут работы на холостом ходу, чтобы компенсировать потраченную на запуск энергию. Таким образом, каждый старт-стоп неотвратимо приближал аккумулятор к полному разряду.

Всё это свелось к странному сурвайвлу, где необходимо было балансировать между расходом топлива и зарядом аккумулятора (который на большинстве машин вообще нужно ловить “по ощущениям”). Я выработал следующую стратегию поведения: после того, как пробка сдвигается, жду 15 минут. Если движение продолжается, то таймер обнуляется, а я сэкономил один запуск. Если движения нет, то глушу двигатель и остаюсь как минимум при том, что потратил. В зависимости от общего баланса “бонусного времени”, я иногда глушил машину раньше срока. Таким образом мне удалось дотянуть до финала, не прибегая к припасённой чудо-коробочке джамп-стартера (этакий экстренный павербанк для авто). Хотя последним я не раз и не два помогал страждущим, аки Иисус оживляя их вёдра буквально одним прикосновением. Впечатлительный народ был уже готов основать религию, но мне не нравилась перспектива закончить на кресте, поэтому я просто рассказал тёмным душам, что это за девайс.

Так… там впереди ещё один завестись не может. Тащи джамп-стартер!

Даже несмотря на мою экономию и припасенную канистру с бензином, ночью 4го дня у меня уже было менее половины бака - и никакого понимания, сколько ещё времени придётся ползти до границы. Посадив за руль девушку-навигатора и дав наказ таранить без зазрения совести всё, что попытается влезть в наш ряд, я отправился добывать горючку. На расстоянии примерно в сутках пути от нас (около километра) стоял мой друг, выдвинувшийся чуть позже нас. По моему настоятельному совету он взял с собой аж две объёмистые канистры, и одну из них я как раз планировал одолжить.

Пробка тем временем встала совершенно: на границе разрешили проходить пешком, и если раньше людям приходилось искать велосипеды или за огромные деньги подсаживаться к кому-то в машину, то теперь вся скопившаяся на границе толпа пешеходов хлынула на нейтральную полосу, полностью её заблокировав.

Обуреваемый этими размышлениями, я дошёл до машины товарища. Он ехал с семьёй: жена и двое маленьких детей. Я с содроганием представлял себе, какие неописуемые ужасы пережил мой товарищ, и был готов встретить его, уже повредившегося рассудком. Но вопреки моих худшим прогнозам, товарищ был хоть и не очень бодр, но более-менее разумен. С другой стороны, отдал бы мне человек в здравом уме канистру драгоценного бензака?

Заполучив вожделенный сосуд, я, слегка косплея классического Безумного Макса, понёс сокровище обратно к машине. По пути у металлической канистры отвалилась ручка, и мне пришлось нести её в обнимку. Мне неоднократно предлагали её продать, а один раз даже пытались сделать предложение, от которого было невозможно отказаться. Но на пятые сутки пути я был готов убить любого, кто встанет на нашем с канистрой пути, и конфликт был исчерпан, даже не начавшись.

Примерно так я себя ощущал в тот момент.

Если вы думаете, что с едой дела обстояли лучше, вы глубоко заблуждаетесь. Всё съестное в нескольких окрестных магазинах было сметено ещё в первые часы пробки, а поставки по понятным причинам слегка задерживались. На недельное стояние не рассчитывали даже самые отчаянные пессимисты, поэтому личные запасы или иссякли, или испортились. Ах да, я не упомянул, что после первого дня днём стояла испепеляющая жара, а ночью становилось ощутимо холодно.

И если источник питьевой воды на третьи сутки мы обнаружить смогли, то с едой назревала подстава. Лично нас очень выручило случайное совпадение. Я уже был готов завещать проект принцессочек подруге на Кипре, но та настолько не хотела брать на себя ответственность, что подняла все возможные контакты и нашла знакомого подруги, который аккурат в это же время должен был приземлиться во Владикавказе и пронзить пробку на самокате.

К слову, о котах. Я переживал, как эти пушистые жопки перенесут дорогу в несколько дней. То, что нам с ними придётся в общей сложности торчать в машине 8 чертовых дней, из которых 6 суток безвылазно, я бы, наверное, даже не рискнул их с собой брать.

Однако пушистики показали просто стоическую невозмутимость. Всю дорогу они исправно ходили только в лоток, который мы установили им на полу сзади, не докучали и вели себя как крошечные ангелочки, хотя и им было очень тяжело, особенно по жаре. Лишь один раз младший кот подкинул проблем, дав дёру из открытой двери и чуть не попав под колёса. Эта ошибка стоила мне разбитого об асфальт колена, но испуганный котейкин был вернут обратно в Волгу и посажен на поводок. Впрочем, посмотрев, что творится снаружи, он больше и не предпринимал попыток покинуть машину.

Кот на ПОДЛО-КОТнике

А куда же, простите, ходили в туалет двуногие? Это был куда более сложный и деликатный вопрос. Местность вокруг не баловала ни ватерклозетами, ни кустами. А тысячи людей просто физически не могли потерпеть недельку-другую. В результате чего всё за пределами асфальта было буквально засрано и зассано так, что сошедший с дороги человек имел ненулевые шансы утонуть в экскрементах.

На пятые сутки пути мы приблизились гостиничному комплексу, где помимо всего прочего был ещё и платный туалет. Я обрадовался ему в первую очередь как возможности произвести хотя бы минимальные гигиенические процедуры и смену белья, так как от меня уже начали шарахаться даже помойные крысы. Однако зайдя в платную кабинку, я невольно, но дословно повторил знаменитую гифку.

ссылка на гифку

Чем ближе мы становились к КПП, тем медленнее двигалась очередь. Если в первые дни мы запросто проезжали за сутки по 3-5 километров, то потом нас обгоняли даже тихоходки. Не нужно было иметь докторскую по математике, чтобы понять: такими темпами тепловая смерть вселенной настанет чуть раньше, чем мы увидим границу. Повернуть назад мы бы не могли, даже если захотели. Отчаяние и ярость постепенно трансформировались в исступление, поэтому мы твёрдо решили, что или доедем до границы, или умрём, пытаясь.

Говорят, что в этой пробке кто-то успел родиться. Не могу подтвердить или опровергнуть эту информацию, но в то, что кто-то отъехал (физически или кукухой) - охотно поверю. Где-то впереди у очередного беглеца сдали нервы и он на полном газу (понятия не имею, где он нашёл место, чтобы разогнаться) пошёл на таран. Когда пожарные расчеты добрались до места происшествия, вангую, тушить там было уже нечего.

Попутно мы звонили, писали и посылали голубей с жалобами в службу спасения. Это ли сыграло свою роль, или какие-то иные обстоятельства, но на пятые сутки появилась гуманитарная помощь - людям начали раздавать еду, воду, теплые вещи.

Были организованы микро-кпп и заграждения на протяжении всей пробки, на которых держали под контролем количество рядов. Тех, кто совался на обочину, били ногами по голове. Ладно, насчёт последнего я немного дофантазировал, но обочина действительно стала свободна.

Это был первый лучик надежды за всю неделю. Понимаете, все прошлые дни тысячи людей находились в состоянии жесточайшего стресса. Не только из-за неконтролируемого движения и наглецов, отсутствия минимальных удобств и даже ресурсов: на каждого человека в пробке давило осознание того, что можно не успеть. Связь в ущелье была отвратительной, что порождало огромное количество тревожных слухов. В первые же дни прошла информация, что мужчин выпускать не будут. Потом обещали выдавать повестки прямо на границе… мобильный военкомат перед КПП и чёрт знает что ещё. Часть из этих россказней подтвердилась, хотя большинство были не более чем плодом паники и отчаяния. Уверенности не добавляли и некоторые бредущие назад люди, которых действительно не пустили на границе (обычно причиной тому были долги), и проезжающие мимо нас БТР с вооруженными людьми на броне.

За следующие, шестые сутки мы словно пушечное ядро преодолели оставшиеся два километра до российской границы. Были готовы к допросам, лекциям, угрозам, прессингу, досмотрам… в итоге, российское КПП мы прошли за 10 минут. Показали загранники, котов (документы на них никто не смотрел, открыли багажник - и всё. Даже военник никто не смотрел! А разговоров-то было…

Нейтральная полоса тоже встретила нас пробкой, но не такой суровой, как предыдущая. При этом живописность местности повысилась ещё сильнее: узенькая горная дорога петляла меж скал и горных рек, иногда ныряя в длинные туннели. Нам потребовалось около 4х часов, чтобы преодолеть эти 3 километра, но по сравнению с недавней пробой было ощущение, что мы просто летим.

В сухом остатке:

-8 дней в пути, 6,5 суток в пробке

-Проехали 15 километров пробки до кпп и 3 км по нейтралке

-Во время великого стояния сожгли где-то 60 литров бензина

-В меня дважды въехали машины с заснувшими за рулём водителями

-Все три кошака пережили путешествие

-Наконец-то можно продолжить разработку “Принцессок”!

Пост получился таким же длинным, как и сама пробка, но не написать я его не мог. Сейчас границу проходят за несколько часов, но мне хотелось бы, чтобы люди знали, как это было. Спасибо всем тем немногим, кому хватило терпения хотя бы пролистать его до конца, не говоря уже дочитать.

ХУЙ ВОЙНЕ.

Водители спасли мужчину из заблокированной горящей машины в Миннесоте.

Житель Новосибирской области застрелил двух человек, напавших на его семью Один из убитых (дважды судимый) воевал в Украине. Он отмечал с друзьями свое возвращение с фронта

Сурс

В конце апреля 2023 года в селе Толмачево Новосибирской области местный житель Вячеслав Мокин застрелил из охотничьего ружья двух человек и ранил еще двоих. Один из убитых — участник войны России с Украиной, который отмечал с друзьями свое возвращение с фронта. Они ворвались во двор дома Мокина и напали на его жену.

Вечером 29 апреля житель Толмачево Евгений Хотьков, участвовавший в войне, выпивал в компании знакомых, которые приехали отметить его возвращение из Украины. По данным телеграм-канала Astra, Хотьков был судим по статьям о краже и о приобретении и хранении наркотиков.

Как сообщает НГС, Хотьков с друзьями пришли в местный магазин, где продается пиво, и стали оскорблять покупателей. Среди покупателей были и Мокин с сыном Владимиром.

«Славка молчал во время всего этого конфликта в магазине. Когда началось вот это: „Я на войне был, а вы тут сидите и пиво попиваете“, Володя сказал, мол, позовут нас, и мы пойдем. И стал потихонечку Славку уводить», — рассказала хозяйка магазина.

Продавщица магазина рассказала НГС, что один из друзей Хотькова ударил Мокина.

Тогда Слава с Володей развернулись, мол, ну их на хрен, и ушли из магазина. Даже пива не дождались. А эта компания садится в машину, и кто-то кричит Женьке: «Давай быстро в машину, посмотрим, где они живут, им пиздец».

Хотьков с друзьями поехал домой, где они взяли биты и палки, а потом направились к дому Мокина. Тесть Мокина Владимир рассказал, что, когда его зять с сыном вернулись, вслед за ними на территорию дома забежали «какие-то парни», после чего началась драка. Когда из дома вышла жена Мокина Олеся, на нее тоже напали.

«В ограде было человек пять, а еще сколько-то было за оградой <…> Олеся выходила. На нее нападали. У нее потом сняли повреждения: синяк под глазом, сотрясение, шея ободрана. У сына челюсть сломана, а у зятя мелкие повреждения», — рассказал журналистам тесть Мокина.

По словам хозяйки магазина, Мокин рассказывал ей, что один из нападавших душил его жену и угрожал ее изнасиловать. «Я ж им сказал: „Пацаны, уходите“, а они меня даже не слышали <…> Я им: „Уходите, я буду стрелять!“ Но они словно меня не слышали, в азарт вошли», — пересказала хозяйка магазина слова Мокина.

По ее словам, Мокин «сначала выстрелил куда-то в сторону». Потом он открыл огонь из ружья по нападавшим. Одна из жительниц села Толмачево рассказала НГС, что слышала пять выстрелов.

Astra сообщает, что Мокин во время следствия дал признательные показания. По данным канала, были убиты Хотьков и житель поселка Коченево Петр Власов. Дмитрий Фисюра из Новосибирска и Борис Власов из поселка Коченево получили ранения.

Жители Толмачево собираются начать сбор подписей для обращения к председателю Следственного комитета России Александру Бастрыкину и президенту РФ Владимиру Путину. Как пишет НГС, они «опасаются, что виновным в этой истории могут выставить Вячеслава, который, по их мнению, застрелил нападавших, защищая семью».