sfw
nsfw

Результаты поиска по запросу "Рим античность греция"

Души и лица древних римлян

,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Взгляните. Это - великий фараон Хафра, строитель второй по величине пирамиды Египта. Его лицо - воплощение молодости, божественной безмятежности и спокойствия. Жизненные невзгоды никак не отражаются на лице сына бога Гора. Он не смотрит на вас, он, со снисходительной улыбкой, устремляет свой возор в вечность, куда-то вдаль. Оно и понятно. Так должно быть. Таков должен быть образ Великого Царя Верхнего и Нижнего Египта. 

,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
А вот Перикл - великий стратег Афин V в.до н.э. Черты его лица безупречно симметричны. Лицо молодо, точнее, без возраста, веки слегка приопущены, выражая, таким образом, и усталость, и задумчивость. Но попробуйте "прочитать" биографию этого человека на его лице. Ее нет. Жизнь Перикла - сложная, бурная - никак не отпечаталась на этом мраморном лице. Это тоже понятно. Как верили древние греки, в красивом теле - красивый дух, тело является  отражением души. Физические недостатки - это отражение душевных изъянов. У стратега Афин таковых быть не может или не должно быть. Поэтому на нас смотрит лицо без времени и без биографии, что роднит образ Перикла с образом Хафры, жившего почти за 20 столетий до него.

Александр Великий.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Покоритель Персии, завоеватель половины мира. Его образ навсегда остался образом юноши. Со всех его изображений на нас смотрит молодой полубог, сын Зевса. Мы не увидим в этом лице буйный, необузданный нрав царя Македонии. Это тоже лицо из вечности.

А это кто? Булочник? Пенсионер? Кулачный боец? Цепкий бизнесмен, который своего не упустит? Мафиози?
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Нет. Это Божественный Тит Флавий Веспасиан, римский император I в.н.э., автор бессмертного афоризма "деньги не пахнут". Контраст с предыдущими бесстрастными ликами поразителен. Сжатые губы, складки у переносицы, мощный подбородок, полнота. Этого человека я мог бы встретить где-то на улице. Где его божественность? Где разговор с Вечностью и Богами?

Эта особенность древнеримской портретной скульптуры неизменно поражает меня. Римляне, кажется, единственные из народов древнего мира, относились к изображению земных людей с предельным реализмом и психологизмом. Римский скульптор безжалостен по отношению к своему заказчику, и неважно, император это или простой человек. Скульптор не просто перенесет на камень лицо человека с фотографической точностью, он еще постарается передать характер этого человека. Такое ощущение, что римляне где-то до II в.н.э. вообще не могли как следует идеализировать человека. Вот, например, попытались того же Веспасиана изобразить в образе Юпитера. Получилось черти что. Небожественный лик небожественно непропорционально водружен на тело, словно украденное из греческого храма.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Впрочем, подобная карикатурность в данном случае подходит Веспасиану, который, будучи смертельно больным, пошутил: "Кажется, я становлюсь богом" (императоров в Риме обожествляли).

Взгляните в эти лица - это же фактически фотографии. Живые лица не полубогов, не властелинов мира с тщательно отретушированными лицами и заглаженными морщинами - а простых людей, которые по каким-то причинам дорвались до власти. Никакого ботокса. Никакого фотошопа - биография и характер отражен на лицах.

,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Этот одутловатый человек со слегка глуповатым и совершенно невоинственным выражением лица - Помпей Великий, главный противник Юлия Цезаря. У меня есть неуловимое ощущение, что где-то я этого человека видел - в наше время. Нельзя было придать этому простоватому образу что-нибудь героическое? Ну, там, суровое непреклонное выражение лица, например?
Нельзя.

А это сам Юлий Цезарь.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Правда, морщины ему слегка уже подгладили (отчасти потому, что в бронзе складки лица передать труднее), но... Он тоже далек отполубога.

Нерон, император.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Необузданный правитель с явно истерическими чертами характера и демонстративным поведением, читавший гомеровские строки "будет некогда день, и погибнет священная Троя, с нею погибнет Приам, и народ копьеносца Приама!", гляда на зарево чудовищного пожара, пожиравшего Рим.

Каракалла, император.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
Убил брата-соправителя, уничтожил множество сенаторов, которых заподозрил в симпатиях к своему брату, убил свою жену Плавтиллу, дочь самого Марка Аврелия. Убит 8 апреля 217 года.

Максимин Фракиец, император.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

"Максимин хотел, чтобы везде царила железная дисциплина; сообразуясь с ней, он желал исправлять также и гражданские порядки, а это не к лицу императору... Он был убежден в том, что власть нельзя удержать иначе, как жестокостью. Вместе с тем он опасался, как бы вследствие его низкого, варваского происхождения его не стала презирать знать... Для того, чтобы скрыть свою незнатность, он приказал уничтожить всех, что знал об этом" (древнеримский историк  Юлий Капитолин).
Убит в 238 году вместе с сыном-соправителем.

Это не Харрисон Форд, хотя сходство - просто потрясающее.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Филипп Араб. Один из многочисленных императоров середины III в.н.э., когда шла яростная борьба за власть, чуть не уничтожившая империю. Взял власть в 244 году, и правил в непрерывной борьбе и в нерпрерывном страхе за свою жизнь - от ножа убийцы, на поле сражения. Убит в 249 году вместе с сыном-соправителем, в сражении под Вероной собственным же полководцем.

Пертинакс, император.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

Взял власть после убийства Коммода, сына Марка Аврелия, в 193 году. Обуздал преторианцев - императорскую гвардию - запретив им заниматься грабежом и разбоем. Был убит преторианцами в том же 193 году.

Впрочем, что только про императоров... Взгляните в другие, не императорские, лица. 
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция


Слева(первый) - не Рамзан Кадыров, а какой-то аристократ II в.н.э.. А справа(третий) - ростовщик, живший во времена Веспасиана. Мой любимый портрет.
     
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция
 
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция


К сожалению, к середине III в.н.э гражданские войны, сотрясавшие Римскую империю, привели к упадку культуры. Скульптора уже меньше интересует внутренний мир своего героя. Да и техника исполнения начинает сильно страдать. Лица становятся все схематичнее и условнее, жизнь и эмоции покидают лица древних римлян, запечатленные в камне. Взгляните на эти два портрета ниже, оба - императорские. Тот, что слева, еще хранит следы технического мастерства, но психологизма  почти нет. Это вторая половина III в.н.э. Справа - IV  в.н.э. Мастерство умерло. На нас смотрит маска, но не лицо. Душа Рима погибла.
,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция

,История,античность,скульптура,Древний Рим,Древний Египет,древняя греция


Реконструкция Legio X Fretensis экипировки легионера и центуриона Древнего Рима 2 века н.э.


*СМЕШОК*
КОНЕЧНО,
КОНЕЧНО.
ггвиия-
ОНИЧАН, КОГАА я ВЫРАСТУ, Я СОВИРА-
АННВКСИ
РОВАТЬ.
СОВ£РШ£ННО
серьёзно.
готовь свои горячие врата.
Ечто?/
ты
СЕРЬЕЗ-
НО?
ГРЕЦИЯ-^ ОНИЧАН,
я теперь
ВЗРОСЛЫЙ. Я СОБИРАЮСЬ ТЕБЯ АННЕКСИ-РОБАТЬ.т],Смешные комиксы,веб-комиксы с юмором и их переводы

Отличный комментарий!

Не делай этого! Она заразит тебя своей культурой.

Представители античных цивилизаций от Aaron Newman

Ясон, дисциплинированный гвардеец
Ксандер, талантливый скульптор 
Аркадий, мудрый философ
Еврипид, потрясенный студент
Нектарий, храбрый воин
Гиппархия, театральный поэт

Курош, истинный король
Тамине, изящная королева
Ормазд, ветеран Бессмертных
Рамин, веселый конюх (с королевским скакуном Джавадом)
Ашкан, стойкий страж
Бабак, такой же стойкий страж
 
Тит, смиренный легионер
Сципион, командир-претор
Феликс, гордый знаменосец
Клодий, ленивый император
Адриан, порабощенный ретиарий
Максимус, непобедимый мурмиллон

9 эротических фресок из Помпей

Огромные фаллосы, секс во время пикника, эротические сцены на стенах борделя. Как украшали свои дома жители древнего города, уничтоженного Везувием? Рассказывает Александр Бутягин, автор нового курса лекций о легендарных Помпеях и их трагической гибели 
Традиция украшать стены дома росписями — как внутри, так и снаружи — была почерпнута римлянами от греков. Использовались различные техники: писали по сухой штукатурке и по сырой. Последний тип росписи назывался al fresco (буквально «по свежему») — отсюда название «фреска». Впрочем, сейчас принято именовать фреской любую настенную живопись, и мы впол­не можем называть так изображения на стенах помпейских построек. 
Начи­ная с I века до нашей эры помимо орнаментов и архитектурных деталей фрески включали в себя фрагменты сложных живописных композиций, обычно ограниченные прямоугольной рамкой. Вероятно, они имитировали повешенную на стену картину на дереве (греки назвали ее «пинака», то есть «доска») и часто копировали произведения известных художников. Для этого использовались специальные альбомы образцов, среди которых заказчик мог выбрать понравившееся произведение искус­ства.
Обычно для украшения дома использовались картины с мифологи­ческими, в том числе эротическими, сценами. Качество работы зависело от художника — одни фрески написаны на высочайшем уровне, другие сделаны весьма посредственно. Эротическими сценами украшали либо публичные дома (хотя они встречаются и в одной из помпейских бань), либо приватные комнаты дома, где бывали только хозяева. 
Порнографические изображения из общественных зданий сделаны на низком уровне, часто очень бегло, тогда как фрески, найденные в частных домах, отличает куда более высокое качество. Ниже мы познакомимся с самыми разными произ­ве­дениями эротического искусства Помпей. 
1. Полифем и Галатея. Дом старой охоты. 50–79 годы нашей эры 
Античные живописцы часто маскировали эротическую картину, дополняя ее мифологическим сюжетом. Однако в данном случае мы, скорее всего, имеем дело с копией картины какого-то греческого художника, воспроизведенной римским мастером настенной живописи. 
Здесь изображена страстная встреча одноглазого великана Полифема и прекрасной морской нимфы Галатеи. Циклоп был груб и неуклюж, а нимфа считалась олицетворением блеска спо­кой­ного моря. 
По преданию, она отвергла Полифема и полюбила красавца Алкида, впоследствии убитого циклопом. Впрочем, эта картина показывает тот момент, когда отношения любовников еще не были ничем омрачены.
Оставив стадо и пастушеский посох, на котором висит флейта сиринга, великан жарко обнимает тело нимфы. Фреска была обнаружена в Доме старой охоты (или кабана) в центральной части Помпей. Это была большая эдикула — открытое в сад помещение для пиршеств или приема гостей, — которую расписали заново незадолго до извержения Везувия. 
Здесь были и другие фрески на мифологические темы, но эта сохранилась так хорошо, что ее вырезали и отправили в музей. 
2. Пан и Гермафродит. Дом Диоскуров. 1–50 годы нашей эры 
В сюжетах помпейских фресок на любовную тему иногда встречается сюжет, когда женский персонаж отвергает мужского (видимо, обратное считалось почти невозможным). Тем удивительнее кажется сюжет этой картины, где козлоногий бог Пан, олицетворявший природные (в том числе сексуальные) силы, в ужасе отмахивается рукой и убегает от пытающейся его удержать белокожей красотки. 
На самом деле это вовсе не дама, а Гермафродит — сын бога торговли Гермеса и богини любви Афродиты, одновременно обладавший женскими и мужскими половыми признаками. 
По одному из преданий, он таким родился, по другому, нимфа Самокида, чью любовь Гермафродит отверг, упросила богов слить их в единое существо. Удивление и отвращение Пана, ожидавшего любви с женщиной, передано древним художни­ком весьма выразительно.Юмор ситуации подчеркивает статуя бога Приапа с огромным фаллосом в правой части фрески, украшавшей стену дома Диоску­ров (или Кастора и Поллукса). 
Она находилась на стене алы — одной из ниш, обращен­ных в сторону атриума, крытого двора, бывшего центром рим­ского дома. Новая роспись была нанесена на стены перед самым извержением Везувия и сохранилась очень хорошо. 
3. Сатир, обнимающий менаду. Дом Луция Цецилия Юкунда. 1–50 годы нашей эры
Самыми любимыми эротическими персонажами античного искусства были сатиры и менады. Сатиры, божества леса, изображались как с хвостами и копы­тами, так и в виде обыкновенных юношей, одетых в козлиные шкуры. 
Они отличались безудержным пьянством и сексуальной активностью. Компа­нию им составляли менады — такие же неистовые женщины, справлявшие празд­нества в честь бога вина Диониса. Многочисленные сатиры и менады составля­ли свиту этого бога, постоянно предаваясь питью вина и эротическим удоволь­ст­виям. 
Наверное, в большинстве античных сцен на сексуальные темы участ­вуют сатиры с менадами. На этой фреске голова, шея и руки менады украшены золотом, а сатир увенчан праздничным венком.Фреска была найдена во дворе — перистиле, расположенном в задней части дома ростовщика Луция Цецилия Юкунда. 
Любопытно, что фрески, украшав­шие хозяйские покои, отличались большим эротизмом — на стенах открытого для посетителей атриума изображения были приличнее. На одной из колонн перистиля даже была найдена процарапанная надпись, сообщавшая об удо­воль­ствиях любви. 
 4. Нильская сцена с пирующими пигмеями. Дом врача. 50–79 годы нашей эры 
На древнегреческом «пигмей» буквально значило «человек величиной с кулак». Считалось, что этот мифический народ жил где-то далеко, скорее всего на юге. 
Греческие мастера часто изображали пигмеев сражающимися с журавлями, а римские художники полюбили делать этих карликов героями самых разных сюжетов, которые сразу же приобретали юмористический характер. 
На этой фреске мы видим реку Нил и пирующих на берегу под по­логом из ткани пигмеев. Участники этого пикника лежат на ложах, перед которыми стоит столик и амфора с вином. Слух пирующих услаждает флей­тист, а сами они с интересом наблюдают за парой, занимающейся любовью у них на глазах. 
Судя по тому, что любовники повернулись к зрителям лицами, это своего рода представление. Впрочем, возможно, это просто гетера  развле­кает одного из участников пира. 
Вытянутая в ширину фреска когда-то украшала небольшую стенку между колоннами перистильного двора в доме врача (или суда Соломона), располо­женном недалеко от центра Помпей. Любопытно, что остальные стенки также были украшены сценами с пигмеями, причем на одной из фресок они пред­ставлены участниками знаменитой библейской притчи о суде царя Соломона. Еще один пример античного юмора.  
5. Сатир, обнимающий нимфу. Дом эпиграмм. 1–50 годы нашей эры 
Сатиры часто становились героями эротических сюжетов. Их неуемная сек­суальная энергия обращалась на нимф, женских мифологических персонажей, также обитавших в лесах и олицетворявших источники, рощи, скалы, даже отдельные крупные деревья. 
На картине сатир неожиданно обнял нимфу, которая обнажилась перед купанием в источнике. Рядом лежит волчок, с которым она только что играла. Мастерство художника превращает распро­страненный сюжет в настоящее произведение искусства, отличающееся прекрасной передачей характеров персонажей, выразитель­ностью поз и игрой светотени. 
Судя по всему, фреска написана опытным мастером и может считаться выдающимся образцом эротического искусства Римской империи.
 Она была обнаружена на стене перистильного двора в доме эпиграмм среди других росписей на мифологические темы. Название здания объясняется тем, что в небольшой комнате, выходящей в перистиль, были найдены надписи на греческом языке.
6. Эротическая сцена. Лупанар. I век нашей эры 
На этой фреске изображена сцена любви на ложе. Кровать покрыта тканью, на полу лежат сандалии, а у изголовья стоит светильник или курильница. Мужчина полностью обнажен, а грудь женщины закрыта цветной лентой — прообразом современного бюстгальтера. 
Нет никакого сомнения, что действие происходит в борделе, или лупанарии, как называли их римляне. Сама фреска была написана на стене помпейского публичного дома в небольшом коридорчике прямо над входом в маленькую комнату, в которой жрица любви принимала клиента. Этим объясняется довольно грубый характер фрески — она носила даже не рекламный, а чисто технический характер. 
Видимо, посетитель мог выбрать конкретную позу, представленную на картинках. Реальность на этой картине несколько приукрашена. Комнаты публичного дома были очень тесными, заниматься сексом можно было только полулежа, для того чтобы вытянуться в полный рост, места бы не хватило. В бордели ходили только самые низшие слои населения: граждане побогаче могли пригласить даму домой. 
7. Эротическая сцена. I век нашей эры
Сексуальная сцена на ложе напоминает изображения на стенах помпейских борделей. Здесь нет ничего лишнего — только ложе и герои. Женщина сидит на мужчине верхом: эта позиция часто встречается на фресках в публичных домах — судя по всему, такая поза пользовалась популярностью. Хорошо видна высокая спинка, на которую опирается полулежащий мужчина. На груди у дамы красная лента и ожерелье, на предплечьях браслеты; у мужчины на голове венок. 
Эта фреска, судя по всему, как раз украшала стену частного дома. В некоторых домах Помпей, обычно в дальней от входа части, располагались частные покои владельцев с комнатами, которые назывались венериумами — в честь богини любви. Стены этих не очень больших закрытых помещений были расписаны эротическими сюжетами. 
Считается, что венериумы были предназначены для занятий любовью и как раз сюда приглашались куртизанки и проститутки. 
8. Итифаллический Меркурий с весами. Дом Веттиев. 50–79 годы нашей эры 
,Искусство,фреска,Реактор познавательный,реактор образовательный,Всё самое интересное,интересное, познавательное,,фэндомы,NSFW,античность,Помпеи
Персонаж, изображенный на фреске, взвешивает на весах гипертрофированный фаллос: так обычно изображали Приапа — одного из богов плодородия и сына Афродиты и Диониса. 
Однако ученые склоняются к тому, что герой фрески не сам Приап, а один из его потенциальных отцов — бог торговли Гермес. Об этом говорит жезл в его левой руке и мешочек с деньгами на одной из чаш весов. Эта написанная незадолго до гибели Помпей картина располагалась прямо возле дверей в дом братьев Веттиев. 
Успешные бизнесмены, они пере­строили дом и украсили его фресками весьма высокого качества. Возможно, это изображение, помимо прочего, должно было сберечь богатство хозяев от сглаза или хотя бы отвлечь посетителей от завистливых мыслей. 
 9. Меркурий с эрегированным фаллосом. I век нашей эры 
Трудно поверить, но эта фреска в древности не воспринималась как эроти­ческая. Она находилась над дверью мастерской и служила как ее эмблемой, так и способом привлечения покупателей. 
Что здесь выпускалось, неизвестно, но сама эмблема не имела к этому особого отношения. На ней изображен бог торговли и путешествий Меркурий — об этом свидетельствуют крылатые сандалии, позволяющие ему быстро двигаться, а также жезл — кадуцей, обвитый двумя змеями. 
Мы привыкли к тому, что на античных памятниках искусства он обычно предстает в образе прекрасного юноши, но так было далеко не всегда. Первоначально Гермес-Меркурий изображался взрослым бородатым мужчиной, как и подобает божеству. Бог, символизирующий мир и безопасность, с которыми приходит торговля, держит в руке мешочек с день­гами. 
С древнейших времен символом Меркурия был фаллос, намекавший на внутреннюю энергию, плодородие и процветание. На этой фреске художник изобразил его гипертрофированно большим и возбужденным — вероятно, чтобы обеспечить успех бизнесу заказчика.
Источники 
Grant M., Mulas A. Eros in Pompeii: The Secret Rooms of the National Museum of Naples. Random House Value Publishing, 1982. 
Pesando F., Guidobaldi M. P. Pompei. Oplontis. Ercolano. Stabiae. Guida Archeologiche Laterza. Editore Laterza, 2018. 
Varone A. Eroticism in Pompeii. Oxford University Press, 2001. 
The Secret Cabinet in the National Archaeological Museum of Naples: Quick Guide. Soprintendenza archeologica di Napoli e Caserta. Naples, 2000.
Статья взята с сайта: https://arzamas.academy/mag/852-eros

Паровая пушка Архимеда.

Античные источники сообщают, что Архимед сконструировал первое артиллерийское орудие задолго до изобретения пороха. Во время осады Сиракуз в 212 г. до н.э. римские корабли якобы были обстреляны из каких-то необычных орудий. Этот вопрос изучал ещё Леонардо да Винчи, который предположил, что Архимед построил деревянные пушки, выстреливавшие ядра до 40 кг весом с помощью энергии пара. Снаряды летели на 6 стадий, т. е. примерно на 1 км. В бумагах Леонардо Да Винчи сохранились эскизы таких пушек.
В конце прошлого века проверить гипотезу великого итальянца решил греческий инженер Сакас. Он построил действующую модель такого орудия. Во время испытаний его деревянная пушка выстреливала теннисный мяч, наполненный цементом, на расстояние 40 м. Длина орудия составляла 30 см. К задней части был приделан пустой котёл, нагретый до 400°. Когда через клапан в него подавалась вода, жидкость мгновенно испарялась, а пар направлялся в ствол. 
Сакас уверен, что именно такие паровые пушки и создавал Архимед. Скорострельность их могла составлять одно ядро в минуту. По первоначальным расчётам инженера, они, правда, должны были стрелять не на 6, а только на 4 стадии. Но всё равно такие орудия были гораздо эффективнее, чем традиционные катапульты римлян. Исследователь продолжал свои исследования, совершенствуя конструкцию, и в результате недавно провел испытания очередного опытного образца, добившись наконец дальности выстрела в 2 километра. Это дальше того, что могла "архимедова пушка" почти в два раза.

Самые важные факты о Византии



7 вещей, которые необходимо понимать об истории Византии современному человеку: почему страны Византия не существовало, что византийцы думали о себе, на каком языке писали, за что их невзлюбили на Западе и на чем их история все-таки закончилась.

1. Страны под названием Византия никогда не существовало
Если бы византийцы VI, X или XIV века услышали от нас, что они — византийцы, а их страна называется Византия, подавляющее большинство из них нас бы просто не поняли. А те, кто все же понял, решили бы, что мы хотим к ним подольститься, называя их жителями столицы, да еще и на устаревшем языке, который используют только ученые, старающиеся сделать свою речь как можно более изысканной.

Страны, которую ее жители называли бы Византия, никогда не было; слово «византийцы» никогда не было самоназванием жителей какого бы то ни было государства. Слово «византийцы» иногда использовалось для обозначения жителей Константинополя — по названию древнего города Византий (Βυζάντιον), который в 330 году был заново основан императором Константином под именем Константинополь. Назывались они так только в текстах, написанных на условном литературном языке, стилизованном под древнегреческий, на котором уже давно никто не говорил. Других византийцев никто не знал, да и эти существовали лишь в текстах, доступных узкому кругу образованной элиты, писавшей на этом архаизированном греческом языке и понимавшей его.

Самоназванием Восточной Римской империи начиная с III–IV веков (и после захвата Константинополя турками в 1453 году) было несколько устойчивых и всем понятных оборотов и слов: государство ромеев, или римлян, (βασιλεία τῶν Ρωμαίων [basileia ton romaion]), Романи́я (Ρωμανία), Ромаи́да (Ρωμαΐς [Romais]).

Сами жители называли себя ромеями — римлянами (Ρωμαίοι [romaioi]), ими правил римский император — василевс (Βασιλεύς τῶν Ρωμαίων [basileus ton romaion]), а их столицей был Новый Рим (Νέα Ρώμη [Nea Rome]) — именно так обычно назывался основанный Константином город.

Откуда же взялось слово «Византия» и вместе с ним представление о Визан­тийской империи как о государстве, возникшем после падения Римской империи на территории ее восточных провинций? Дело в том, что в XV веке вместе с государственностью Восточно-Римская империя (так Византию часто называют в современных исторических сочинениях, и это гораздо ближе к самосознанию самих византийцев), по сути, лишилась и голоса, слышимого за ее пределами: восточноримская традиция самоописания оказалась изолированной в пределах грекоязычных земель, принадлежавших Османской империи; важным теперь было только то, что о Византии думали и писали западноевропейские ученые.

В западноевропейской традиции госу­дарство Византия было фактически создано Иеро­нимом Вольфом, немецким гуманистом и историком, в 1577 году издавшим «Корпус византийской истории» — небольшую антологию сочинений историков Восточной империи с латинским переводом. Именно с «Корпуса» понятие «византийский» вошло в западноевропейский научный оборот.

Сочинение Вольфа легло в основу другого собрания византийских историков, тоже называвшегося «Корпусом византийской истории», но гораздо более масштабного — он был издан в 37 томах при содействии короля Франции Людовика XIV. Наконец, венецианское переиздание второго «Корпуса» использовал английский историк XVIII века Эдуард Гиббон, когда писал свою «Историю падения и упадка Римской империи» — пожалуй, ни одна книга не оказала такого огромного и одновременно разрушительного влияния на создание и популяризацию современного образа Византии.

Ромеи с их исторической и культурной традицией были, таким образом, лишены не только своего голоса, но и права на самоназвание и самосознание.

2. Византийцы не знали, что они не римляне
Для византийцев, которые сами называли себя ромеями-римлянами, история великой империи никогда не кончалась. Сама эта мысль показалась бы им абсурдной. Ромул и Рем, Нума, Август Октавиан, Константин I, Юстиниан, Фока, Михаил Великий Комнин — все они одинаковым образом с незапамятных времен стояли во главе римского народа.

До падения Константинополя (и даже после него) византийцы считали себя жителями Римской империи. Социальные институты, законы, государственность — все это сохранялось в Византии со времен первых римских императоров. Принятие христианства почти не повлияло на юридическое, экономическое и административное устройство Римской империи. Если истоки христианской церкви византийцы видели в Ветхом Завете, то начало собственной политической истории относили, как и древние римляне, к троянцу Энею — герою основополагающей для римской идентичности поэмы Вергилия.

Общественный порядок Римской империи и чувство принадлежности к великой римской patria сочетались в византийском мире с греческой наукой и письменной культурой: византийцы считали классическую древнегреческую литературу своей. Например, в XI веке монах и ученый Михаил Пселл всерьез рассуждает в одном трактате о том, кто пишет стихи лучше — афинский трагик Еврипид или византийский поэт VII века Георгий Писида, автор панегирика об аваро-славянской осаде Константинополя в 626 году и богословской поэмы «Шестоднев» о божественном сотворении мира. В этой поэме, переведенной впоследствии на славянский язык, Георгий парафразирует античных авторов Платона, Плутарха, Овидия и Плиния Старшего.

В то же время на уровне идеологии византийская культура часто противопоставляла себя классической античности. Христианские апологеты заметили, что вся греческая древность — поэзия, театр, спорт, скульптура — пронизана религиозными культами языческих божеств. Эллинские ценности (материальная и физическая красота, стремление к удовольствию, челове­ческие слава и почести, военные и атлетические победы, эротизм, рацио­нальное философское мышление) осуждались как недостойные христиан. Василий Великий в знаменитой беседе «К юношам о том, как пользоваться языческими сочинениями» видит главную опасность для христианской молодежи в привлекательном образе жизни, который предлагается читателю в эллинских сочинениях. Он советует отбирать в них для себя только истории, полезные в нравственном отношении. Парадокс в том, что Василий, как и многие другие Отцы Церкви, сам получил прекрасное эллинское образование и писал свои сочинения классическим литературным стилем, пользуясь приемами античного риторического искусства и языком, который к его времени уже вышел из употребления и звучал как архаичный.

На практике идеологическая несовместимость с эллинством не мешала византийцам бережно относиться к античному культурному наследию. Древние тексты не уничтожались, а копировались, при этом переписчики старались соблюдать точность, разве что могли в редких случаях выкинуть слишком откровенный эротический пассаж. Эллинская литература продолжала быть основой школьной программы в Византии. Образованный человек должен был читать и знать эпос Гомера, трагедии Еврипида, речи Демос­фена и использовать эллинский культурный код в собственных сочинениях, например называть арабов персами, а Русь — Гипербореей. Многие элементы античной культуры в Византии сохранились, правда изменившись до неузнаваемости и обретя новое религиозное содержание: например, риторика стала гомилетикой (наукой о церковной проповеди), философия — богословием, а античный любовный роман повлиял на агиографические жанры.

3. Византия родилась, когда Античность приняла христианство
Когда начинается Византия? Наверное, тогда, когда кончается история Римской империи — так мы привыкли думать. По большей части эта мысль кажется нам естественной благодаря огромному влиянию монументальной «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона.

Написанная в XVIII веке, эта книга до сих пор подсказывает как историкам, так и неспециалистам взгляд на период с III по VII век (который теперь все чаще называется поздней Античностью) как на время упадка былого величия Римской империи под воздействием двух основных факторов — нашествий германских племен и постоянно растущей социальной роли христианства, которое в IV веке стало доминирующей религией. Византия, существующая в массовом сознании прежде всего как христианская империя, рисуется в этой перспективе как естественный наследник того культурного упадка, который произошел в поздней Античности из-за массовой христианизации: средо­точием религиозного фанатизма и мракобесия, растянувшимся на целое тысячелетие застоем.

Таким образом, если смотреть на историю глазами Гиббона, поздняя Античность оборачивается трагическим и необратимым концом Античности. Но была ли она лишь временем разрушения прекрасной древности? Историческая наука уже более полувека уверена, что это не так.В особенности упрощенным оказывается представление о якобы роковой роли христианизации в разрушении культуры Римской империи. Культура поздней Античности в реальности вряд ли была построена на противопоставлении «языческого» (римского) и «христианского» (византийского). То, как была устроена позднеантичная культура для ее создателей и пользователей, отличалось куда большей сложностью: христианам той эпохи показался бы странным сам вопрос о конфликте римского и религиозного. В IV веке римские христиане запросто могли поместить изображения языческих божеств, выполненных в античном стиле, на предметы обихода: например, на одном ларце, подаренном новобрачным, обнаженная Венера соседствует с благочестивым призывом «Секунд и Проекта, живите во Христе».

На территории будущей Византии происходило столь же беспроблемное для современников сплавление языческого и христианского в художественных приемах: в VI веке образы Христа и святых выполнялись в технике тради­ционного египетского погребального портрета, наиболее известный тип которого — так называемый фаюмский портрет. Христианская визуальность в поздней Античности вовсе не обязательно стремилась противопоставить себя языческой, римской традиции: очень часто она нарочито (а может быть, наоборот, естественно и непринужденно) придерживалась ее. Такой же сплав языческого и христианского виден и в литературе поздней Античности. Поэт Аратор в VI веке декламирует в римском соборе гекзаметрическую поэму о деяниях апостолов, написанную в стилистических традициях Вергилия. В христианизированном Египте середины V века (к этому времени здесь около полутора веков существуют разные формы монашества) поэт Нонн из города Панополь (современный Акмим) пишет переложение (парафразу) Евангелия от Иоанна языком Гомера, сохраняя не только метр и стиль, но и сознательно заимствуя целые словесные формулы и образные пласты из его эпоса.

Динамичные изменения, происходившие в разных пластах культуры Римской империи в поздней Античности, трудно напрямую связать с христианизацией, раз уж христиане того времени сами были такими охотниками до классических форм и в изобразительных искусствах, и в литературе (как и во многих других сферах жизни). Будущая Византия рождалась в эпоху, в которой взаимосвязи между религией, художественным языком, его аудиторией, а также социоло­гией исторических сдвигов были сложными и непрямыми. Они несли в себе потенциал той сложности и многоплановости, которая развертывалась позднее на протяжении веков византийской истории.

4. В Византии говорили на одном языке, а писали на другом
Языковая картина Византии парадоксальна. Империя, не просто претендо­вавшая на правопреемство по отношению к Римской и унаследовавшая ее институты, но и с точки зрения своей политической идеологии бывшая Римской империей, никогда не говорила на латыни. На ней разговаривали в западных провинциях и на Балканах, до VI века она оставалась официальным языком юриспруденции (последним законодательным сводом на латыни стал Кодекс Юстиниана, обнародованный в 529 году, — после него законы издавали уже на греческом), она обогатила греческий множеством заимствований (прежде всего в военной и административной сферах), ранневизантийский Константинополь привлекал карьерными возможностями латинских грамматиков. Но все же латынь не была настоящим языком даже ранней Византии. Пускай латиноязычные поэты Корипп и Присциан жили в Констан­тинополе, мы не встретим этих имен на страницах учебника истории визан­тийской литературы.

Мы не можем сказать, в какой именно момент римский император становится византийским: провести четкую границу не позволяет формальное тождество институтов. В поисках ответа на этот вопрос необходимо обращаться к нефор­мализуемым культурным различиям. Римская империя отличается от Визан­тийской тем, что в последней оказываются слиты римские институты, гре­ческая культура и христианство и осуществляется этот синтез на основе греческого языка. Поэтому одним из критериев, на которые мы могли бы опереться, становится язык: византийскому императору, в отличие от его римского коллеги, проще изъясняться на греческом, чем на латыни.

Но что такое этот греческий? Альтернатива, которую предлагают нам полки книжных магазинов и программы филологических факультетов, обманчива: мы можем найти в них либо древне-, либо новогреческий язык. Иной точки отсчета не предусмотрено. Из-за этого мы вынуждены исходить из того, что греческий язык Византии — это либо искаженный древнегреческий (почти диалоги Платона, но уже не совсем), либо протоновогреческий (почти перего­воры Ципраса с МВФ, но еще не вполне). История 24 столетий непрерывного развития языка спрямляется и упрощается: это либо неизбежный закат и деградация древнегреческого (так думали западноевропейские филологи-классики до утверждения византинистики как самостоятельной научной дисциплины), либо неминуемое прорастание новогреческого (так считали греческие ученые времен формирования греческой нации в XIX веке).

Действительно, византийский греческий трудноуловим. Его развитие нельзя рассматривать как череду поступательных, последовательных изменений, поскольку на каждый шаг вперед в языковом развитии приходился и шаг назад. Виной тому — отношение к языку самих византийцев. Социально престижной была языковая норма Гомера и классиков аттической прозы. Писать хорошо значило писать историю неотличимо от Ксенофонта или Фукидида (последний историк, решившийся ввести в свой текст староаттические элементы, казав­шиеся архаичными уже в классическую эпоху, — это свидетель падения Константинополя Лаоник Халкокондил), а эпос — неотличимо от Гомера. От образованных византийцев на протяжении всей истории империи требо­валось в буквальном смысле говорить на одном (изменившемся), а писать на другом (застывшем в классической неизменности) языке. Раздвоенность языкового сознания — важнейшая черта византийской культуры.

Усугубляло ситуацию и то, что еще со времен классической древности за определенными жанрами были закреплены определенные диалектные особенности: эпические поэмы писали на языке Гомера, а медицинские трактаты составляли на ионийском диалекте в подражание Гиппократу. Сходную картину мы видим и в Византии. В древнегреческом языке гласные делились на долгие и краткие, и их упорядоченное чередование составляло основу древнегреческих стихотворных метров. В эллинистическую эпоху противопоставление гласных по долготе ушло из греческого языка, но тем не менее и через тысячу лет героические поэмы и эпитафии писались так, как будто фонетическая система осталась неизменной со времен Гомера. Различия пронизывали и другие языковые уровни: нужно было строить фразу, как Гомер, подбирать слова, как у Гомера, и склонять и спрягать их в соответствии с парадигмой, отмершей в живой речи тысячелетия назад.

Однако писать с античной живостью и простотой удавалось не всем; нередко в попытке достичь аттического идеала византийские авторы теряли чувство меры, стремясь писать правильнее своих кумиров. Так, мы знаем, что датель­ный падеж, существовавший в древнегреческом, в новогреческом почти полностью исчез. Логично было бы предположить, что с каждым веком в литературе он будет встречаться все реже и реже, пока постепенно не исчезнет вовсе. Однако недавние исследования показали, что в византий­ской высокой словесности дательный падеж используется куда чаще, чем в литературе классической древности. Но именно это увеличение частоты и говорит о расшатывании нормы! Навязчивость в использовании той или иной формы скажет о вашем неумении ее правильно применять не меньше, чем ее полное отсутствие в вашей речи.

В то же время живая языковая стихия брала свое. О том, как менялся разговорный язык, мы узнаем благодаря ошибкам переписчиков рукописей, нелитературным надписям и так называемой народноязычной литературе. Термин «народноязычный» неслучаен: он гораздо лучше описывает интересующее нас явление, чем более привычный «народный», поскольку нередко элементы простой городской разговорной речи использовались в памятниках, созданных в кругах константинопольской элиты. Настоящей литературной модой это стало в XII веке, когда одни и те же авторы могли работать в нескольких регистрах, сегодня предлагая читателю изысканную прозу, почти неотличимую от аттической, а завтра — едва ли не площадные стишки.

Диглоссия, или двуязычие, породила и еще один типично византийский феномен — метафразирование, то есть переложение, пересказ пополам с переводом, изложение содержания источника новыми словами с понижением или повышением стилистического регистра. Причем сдвиг мог идти как по линии усложнения (вычурный синтаксис, изысканные фигуры речи, античные аллюзии и цитаты), так и по линии упрощения языка. Ни одно произведение не считалось неприкосновенным, даже язык священных текстов в Византии не имел статуса сакрального: Евангелие можно было переписать в ином стилистическом ключе (как, например, сделал уже упоминавшийся Нонн Панополитанский) — и это не обрушивало анафемы на голову автора. Нужно было дождаться 1901 года, когда перевод Евангелий на разговорный новогреческий (по сути, та же метафраза) вывел противников и защитников языкового обновления на улицы и привел к десяткам жертв. В этом смысле возмущенные толпы, защищавшие «язык предков» и требовавшие расправы над переводчиком Александросом Паллисом, были куда дальше от визан­тийской культуры не только чем им бы хотелось, но и чем сам Паллис.

Продолжение в комментариях:
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме Рим античность греция (+1000 постов - Рим античность греция)