Обосраный матрас

Адвокат: МВД обосновало «нежелательность» комика Идрака Мирзализаде в России ксенофобским комментарием из соцсетей, постом с Пикабу и неработающей ссылкой на комментарий под видео

Министерство внутренних дел России представило в суде пост с ксенофобским комментарием в качестве обоснования пожизненной «нежелательности» пребывания комика Идрака Мирзализаде в России. Об этом адвокат стендапера Сергей Бадамшин сообщил в своем телеграм-канале.

«Горячо приветствую решение МВД о высылке стендапера азербайджанца с фамилией, оканчивающейся на «заде» <…> Ехай в свою Азербайджанию…»

, — сказано в комментарии пользователя из Пермского края (авторская орфография сохранена — ред.)

«Вот теперь точно все», — прокомментировал Бадамшин.

Кроме данного поста в суде была представлена публикация с портала «Пикабу» и неработающая ссылка на комментарии к видео, добавил он.

Замоскворецкий районный суд Москвы частично удовлетворил иск Мирзализаде и предписал МВД установить «разумный» срок ограничения на пребывание комика в РФ вместо пожизненного.

Ранее суд приостановил решение МВД о нежелательности пребывания в России комика Идрака Мирзализаде до вступления решения суда в законную силу

В конце августа МВД объявило этнического талыша и гражданина Беларуси Мирзализаде пожизненно «нежелательным» в России после его шутки в YouTube-шоу «Разгоны» о матрасе, испачканным русскими на съемной квартире. За эту шутку комик отбыл арест десять суток по статье о возбуждении ненависти либо вражды (ст. 20.3.1 КоАП). Прокурорская проверка нашла «признаки унижения группы лиц, выделенной по национальному признаку, а также пропаганды ее неполноценности» в словах стендап-комика.

Срочная эвакуация

Ватник

Он висел в тесном тамбуре между туалетом и ванной среди различного хлама, который было почему-то жалко выбросить. Самая обычная черная телогрейка, почти новая, с полным набором пуговиц, без дырок.

Ровненько под ней стояли огромные, как мне в детстве казалось, резиновые сапоги. Ни ватник, ни сапоги, полученные на птицефабрике как спецодежда, отец не одевал никогда (он даже мусор выносил в галстуке), тем не менее обе вещи были отцу дороги и важны: в одном из сапог хранилась фляга со спиртом, а рукав телогрейки был зашит так, что вмещал фауст вина.

В остальном старом шмотье тоже периодически что-то появлялось и исчезало, а вот содержимое ватника отец хранил на черный, как сам ватник день. Когда мне исполнилось лет четырнадцать и я пошел в первый класс, я впервые сам оценил ватник и зашил ему второй рукав.

В девятом классе в "моем" рукаве вместа пивка и винчика появилась водка (по 4 руб. 80 коп.). Ватник потяжелел, но твердо оставался висеть на своем гвозде; папа не возражал, ведь пил я тогда только по средам (перед УПК) и перед воскресеньем - в пятницу и субботу. Запасы пива на воскресенье хранились у меня и папы в сарае во дворе, в погребе.

Примерка.

Я стал студентом, и, прежде чем примерить на первых занятиях белый халат, я распорол ватнику оба рукава и уехал на картошку. Он грел меня в поле, служил матрасом на жесткой кровати в сельском клубе. Там же я понял, что и резиновые сапоги вовсе не такие большие, если правильно намотать портянки. Я прорезал ватнику два внутренних кармана и мог приносить из сельпо, не пользуясь авоськой, до шести бутылок Буджака или Колхетти. Ватник надежно прятал свое содержимое от посторонних глаз.

Трансформация.

Будучи студентом я считал, что солдаты ходят в шинелях и стреляют из автомата. Я ошибался. Солдаты ходят в ватниках и копают лопатами. Я похудел за две недели килограм на пятнадцать, а ватник на мне из черного стал грязно-желтым. Хлоркой на нем изнутри был выведен номер военного билета и моя фамилия. Особенно не любил ватник те дни, когда нам приходилось работать на свинарнике. Увесистые брызги гавна пятнали его, и даже когда сухой свинячий кал отваливался по дороге в казарму, ватник продолжал напоминать о себе простым характерным запахом. Если бы я увольнялся осенью, я увольнялся бы не в парадке, а в ватнике.

Промежуток.

Ватник моего детства из армии меня не дождался, его вынесли в сарай , а оттуда спиздили какие-то завистливые люди. Некоторое время я присматривался к дворникам и строителям, пытаясь узнать родной ватник, но без результата... Менялись пиджаки, галстуки, халаты из белых становились то голубыми, то зелеными, но я глубоко в душе знал, что галстук поможет лишь повеситься в трудную минуту, а пиджак согреет разжиревшее от непосильной работы тело только женцким летом на солнышке...

Возвращение ватника.

Холодно зимой в сельской больничке, дрова исчезают со склада без огня, холодные стенки растрескавшихся печек не греют душу. Не хотят раздеваться и показывать дородные телеса больные. Дети плачут от прикосновения обледеневшего стетофонендоскопа. Доктор в таких условиях греется продукцией местного спиртзавода и белки его мозга сгорают в пламени углевода. Поверх моего халата накинут ватник, серый, много раз стираный в больнице вместе с обосраными простынями и пижамами. Он похож на тот, из моего детства, у него тоже прорезаны внутреннии карманы и зашиты рукава, только он сильно постарел. Вместе со мной.

Отсюда

Матрас со встроенными прорезями для рук для тех, кто спит на боку.

Я всегда с собой беру...