Inuyasha Anime фэндомы Dragonball Z Fullmetal Alchemist Bleach Naruto One Piece Regular Show Anime Unsorted
Результаты поиска по запросу «
Молодые девочки ну писи
»
Визуальные новеллы фэндомы Лена(БЛ) Ульяна(БЛ) Семен(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Алиса(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN
Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
XI
Мое поколение
Пятница, через час обед, я прислушиваюсь к своему настроению и оглядываюсь вокруг: и то, и то соответствуют друг-другу – мерзость. Насколько хороши были вчерашний вечер и сегодняшнее утро, настолько же сейчас – мерзость. А вся причина в том, что передо мной сидит Пионер и что-то мне говорит и говорит. А я даже коснуться его не могу, не то что избить за Сашку, остается только игнорировать – это его бесит. Если просто встану и уйду это будет слишком демонстративно, это будет как знак внимания. Поэтому я сижу за своим столом и читаю инструкцию к выключателю, параллельно вспоминая хорошее, благо Пионер говорит достаточно тихо.
Октябрята мои играли прекрасно, захватило даже меня, да что там меня, даже доктор пришла по болеть. Я бы тоже посидел на трибуне, но приходилось бегать по полю со свистком в зубах, поэтому половины впечатлений я лишился. И все-таки, совершенно другое отношение к игре, когда лично знаешь каждого, отлично знаешь, на что это «каждый» способен и как удивляешься, когда этот «каждый» прилично так перепрыгивает свой потолок. «Золотые», во главе с Серегой проиграли, но я болел не за команды, я тайно болел за двоих: за Гришку, который, кажется, присутствовал во всех местах поля одновременно, как клещ вцепившись в мяч, даром что самый маленький, и за Артема, ворота которого никто так ни разу и не смог пробить.
На трибунах было отдельное представление: Ульянка, комментирующая матч, пару раз даже на поле выскакивающая с радиомикрофоном, эмоции обеих русалок, болеющих, каждая за своих, доктор, персонально болеющая за Гришку и Алиса – за Гришку же и обоих зайцев. Я же говорю, жаль, что мне было не до того – все мое внимание было на поле и если уж мелкие выкладывались по полной, то и мне пришлось так же.
Артем вот еще меня тронул после матча. Когда я возвращал ему монетку, ту – на шнурке, он сказал.
– Возьми себе, пожалуйста. На память.
А ведь это, явно, единственная, по настоящему, личная вещь у парня. Не одежда в которой он приезжает сюда, не пионерская форма, а вот эта двадцатикопеечная монета, которую он таскает на шее на черном капроновом шнурке. Что-то с ней связано у Артема, пусть даже здешний Артем и не помнит ничего. У Алисы – тетрадь с ее песнями, из которых она так и не показала мне ни одной, у Ульяны – медведь, у Лены… А мне и подарить, в ответ, Артему нечего: телефон давно сгинул, будильник, украденный у вожатой, это не то, все не то. А как вообще вещи становятся личными? Связанными с чем-то или с кем-то, подумал я. Подумал и сам себе ответил – наверное так и становятся, и потащил с шеи свисток. Все теперь и свисток перешел в категорию личных вещей, пусть теперь система ему замену ищет.
– Держи! А это тебе.
– ...свойственно болеть, стареть и умирать, в том числе и очень… Уважаемым, что ли. Что делать, человеческое тело несовершенно. – Это Пионер вклинился в мои вспоминашки.
Он еще здесь – хорошо, то есть, конечно, плохо. Ну так я пока повспоминаю дальше.
Утром меня опять разбудила привычная пикировка Сашки и Ульяны. Судя по напору Сашка явно оправилась от стресса, чем меня очень порадовала.
– Девочки, я вам бесконечно благодарен хотя бы за то, что вы не опускаетесь до уровня трамвайного хамства. – Пристыдил.
Пристыдил – замолчали. А потом обе на меня накинулись и чуть не съели. И что никто никому не хамил, и что незачем лезть в чужие дела, и что вообще они, вроде как подруги, поэтому и могут себе позволить друг-другу сказать резкое слово. Ну да, ну да. Я мудрый, как удав, я не отвечал. А потом девушки обнаружили, что в унисон выступают и замолчали, чтобы через полминуты рассмеяться вдвоем. А потом я подумал, что неизвестно – удастся ли мне завтра искупаться и, сделав пару кругов по стадиону, чуть повисел на перекладине и убег на пляж. И сам убег и девиц увел, благо девушки уже знают, чем все обычно заканчивается и купальники одели заранее. Перед душевой вспомнили вчерашний конфуз и засмеялись уже все впятером. А я погрозил пальцем и привычно остался стоять на крыльце.
Линейка. Внешне – ничего особенного, правда, в кои то веки, вожатая говорила на линейке коротко и по делу. Или устала за смену? Про меня только и сказала, что в половину одиннадцатого отчетная игра футбольной секции и приглашаются болельщики. А еще, это последняя линейка за смену и завтра отъезд, ну это все и так знали. Казалось бы, все, но я, вдруг, осознав, что сегодня, действительно, последняя линейка, почувствовал лагерь, весь, как единый организм. Всех и всё: от Гришки и до Глафиры Денисовны, от малышового отряда и до персонала, от Генды и до лодочной пристани. И у этого организма были кости, были различные органы, были отдельные клетки и каждая клетка, при этом оставалась, не смотря на всю свою искалеченную душу, самостоятельной единицей. Как там Сашка воскликнула: «Я хожу, я дышу, я сплю, я мечтаю. Я думаю и чувствую, наконец!». А где-то за горизонтом имелись и другие такие-же организмы, и все они были частью здешнего, все-таки бесконечного мира. Вожатая проводила линейку, а я стоял и уже не подглядывал за отдельными томящимися пионерами, как раньше, а видел весь лагерь целиком: я знал, что надо-бы подкрасить хозяйственные ворота, знал, что завтрак будет готов через семнадцать минут, знал, что Васька прогулялся молотком себе по пальцу и к вечеру у него начнет чернеть ноготь, что у Второго, против Леночки, таки, никаких шансов, но уже не в этом цикле. И занозы, как их назвала Лена: у некоторых уже воспалились, у некоторых вот-вот нарыв лопнет, у кого-то сидит маленькая и жить не мешает. И что-то еще, и многое, что сейчас ушло из доступной мне части памяти. И стали, вдруг понятны и мои приступы интуиции, и сновидения, и общая память с двойниками – система приглашает, она готова принять меня в себя и, кстати, отпустить по первому моему желанию, вот только я, наверное, не готов стать частью системы. Этот приступ всеведения продолжался до конца линейки и закончился с командой вожатой «Разойтись!». Клетки организма, под названием «пионерский лагерь Совенок» или, иначе, «Узел №1», побежали в столовую, а я остался стоять, пытаясь если не сохранить в себе, то хотя-бы запомнить эти ощущения и полученную информацию, но все расплывалось и забывалось, как последний просмотренный сон. И, прощальным подарком, пришло знание, что Икарус завтра опоздает на час, а маршрутного ЛиАЗа вообще не будет. Поняла меня, как ни странно, Ольга, или не Ольга? Я совсем запутался: я знаю Ольгу, я знаю Олю – две ипостаси одного и того-же, все-таки, человека, что бы она о себе не думала, а тут на меня, глазами вожатой, смотрел кто-то третий, смотрел сочувственно и чуть снисходительно.
– Ну что, получил свою порцию откровения?
– Ольга, что это было?
– Я говорю – к игре у тебя все готово?
Вот теперь передо мной точно была Ольга.
Завтрак…
– ...здесь их колоссальный резерв, причем самовозобновляющийся, плюс отсутствие моральных и правовых проблем, плюс есть технология перезаписи, сырая технология конечно, но это же вопрос времени – ее довести.
Опять Пионер пробился. Перелистываю страницу в инструкции, прокручиваю ленту памяти еще чуть назад.
Костер, ну, костер можно считать моей неудачей, так не все же мне всех удивлять. Большинство красоты места просто не заметило, большинство подходило к обрыву просто, чтобы плюнуть, а не будь здесь администрации, то и не только плюнуть, я мальчиков имею в виду, если что. Хотя… пока не село солнце и было достаточно светло, кое-кто из тех, на кого я рассчитывал, плюс Ольга с докторицей, ее, кстати, тоже Виола зовут, отметились на краю обрыва – подойдут посмотреть, и зависают на несколько минут. Да, пейзаж, действительно, того стоит. А так: есть площадка для костра и даже удобная, ветерок с реки гнус отгоняет – спасибо администрации лагеря за это. Попекли картошку, попили чай из котла, поиграли в города (Ольга! Чтоб ее!), традиционных бардовских песен попели и расползлись на узкие компании – все, как всегда. Ну и мы, расползлись: втроем с Алисой и примкнувшей к нам Ульяной отошли подальше и попели. Только интересно, кто и когда принес в этот, практически, мир Полудня «Все идет по плану»? «Свободу» Алиса, оказывается, не знала – я горжусь, этот мир узнал, благодаря мне, еще одну песню, дальше были Цой, еще кто-то. Но афганские песни откуда здесь? «По дорогам крутым, сквозь огонь и туман»? Кто-то из охраны притащил? Ну а закончили все мы опять дуэтом с Алисой про долгую счастливую жизнь. И пока мы так сидели втроем и драли глотки я еще раз подумал, что как бы я не старался ровно относиться к девочкам, эти две мои амазонки – самые близкие мне люди. Так что, не смотря на неудачу с лагерным костром, вечер, лично для меня, прошел замечательно.
И тут замечаю, как изменилась речь Пионера. Вместо яда, вместо презрения к окружающим, вместо заговорщицких интонаций, причем все это приправленное безразличием, там появилось что-то еще, для начала – какая-то страсть. Это настолько удивляет, что я начинаю вслушиваться в слова.
– Юбилей, … твою мать! Год послезавтра, по нормальному счету исполняется! А по вашему – пятнадцать лет. Если бы я убил кого, то меня послезавтра выпустили бы уже. А я год хожу к девяти на службу, там меня колют наркотой, и я просыпаюсь в Имитаторе, в теле этого чмыря, чтобы прожить за него неделю, сесть на автобус и проснуться уже здесь, семнадцатилетним молокососом. Я за день старею на две недели, ты понимаешь это? Потом пишу очередной рапорт, начальство меня имеет очередной раз и всегда без вазелина и домой до завтра. Ладно бы был я профессионалом, те люди привычные, а я, когда-то романтики захотел. А завтра – такой же день, и все без выходных и отпусков: «Зачем тебе выходные, все равно на службе спишь.» А я ночью уснуть не могу, потому что днем выспался, а без сна не отдыхается. Я из-за вас всех в таком же цикле, как и все вы. А каждый переход я боюсь – вдруг сам себя потеряю!
Пионер перегибается через стол и нависает надо мной. Кажется, если бы мог – схватил бы меня за грудки и начал трясти.
– Да я, иногда, не помню своего настоящего имени! «Семен!» Как мне это погоняло надоело! К черту этих психологов: «Разговаривайте отстранено, давая понять, что только вы с объектом принадлежите к касте избранных.» Не работает! Вернее работает только вот с такими…
На мгновение мне кажется, что за спиной пионера возникает ряд полупрозрачных двойников. Возникает и опять исчезает.
– … два года перед эвакуацией выжигали у этого придурка Персунова мозги, каждый цикл. Довели до состояния овоща. Специально, чтобы подсадить сотрудника, чтобы мы знали – что тут происходит, могли им управлять и могли открыть дверь отсюда, когда нужно. И вот я попадаю сюда, но вместо нужного узла – куда-то в середину сети, а все потому, что повариха с медсестрой заняли ближайшие к шлюзу узлы и запустили систему защиты. И я ничего не могу сделать, а те, кого мне присылают на помощь: либо теряют личность, как вот эти, – и опять мелькает полупрозрачный ряд двойников, либо не могут вернуться между циклами назад, в настоящий мир и, без контакта с ним, сходят с ума буйно, и начинают все крушить, либо сходят с ума по тихому – влюбляются в здешних обитателей, или, как ты, начинают думать не по теме и, в итоге, все оказываются в Имитаторе, который внешним миром и считают. А там, снаружи, за готовые к подсадке личности тушки весь мир на коленях готов ползать и кошельки протягивать! От дряхлости ни один сильный мира сего не застрахован! А тут – второй шанс. И что? Повариха меня просто послала, сказала, что норму гадостей в своей жизни она выполнила, а все, кто ей дорог или умерли, или здесь, а медсестра заявила, что неуверенна, что миллиардер или генеральный секретарь стоят дороже пионера. Специально выращенного для этой цели пионера!… И ведь не достать мне их из моего узла никак.
Я, на секунду, опять отключаюсь и вспоминаю окончание своей вчерашней беседы с Глафирой Денисовной.
– Баба Глаша, а ты ведь мудрая женщина, ты же знала мой ответ.
– Семен, мудрость – это интеллект отравленный совестью, это не ко мне, но предложить тебе выбор я посчитала себя обязанной.
Бабуля грустно вздыхает и продолжает разговор.
– Но я еще спрошу, если ты не против. Ты сказал, что остаешься. Можно узнать почему?
– Вот знал бы я, когда убегал, в первый раз, на своей лодке, сразу бы в этот твой шлюз занырнул и не задумывался бы ни разу. А сейчас вдруг оказалось, что я тут дома, ты тут в эмиграции, а я дома, прости за грубость, не хочу тебя обижать. Потому что все мое здесь, все что мне дорого и все кто мне дорог, и кому я дорог, я надеюсь, тоже здесь. И если я что-то и сделал, то это здесь, и если и смогу еще сделать в следующий раз, то только здесь. Может там меня что-то и ждет, но для меня нынешнего существует только здесь и сейчас. Но почему то я думаю, что ты и на этот вопрос ответ знаешь.
Однако слушаю Пионера дальше.
– …почти добрался до этого гения, создавшего Имитатор, но он старательно, каждый первый день цикла, сбрасывает сам себя на нуль и две недели потом, пуская слюни, мастерит роботов – четырехглазка херов, а я не могу этому помешать – я появляюсь на неделю позже.
Пионер делает паузу, чтобы передохнуть, а я беру из ящика стола шарик для пинг-понга и начинаю вертеть его в руках.
– Если ты думаешь, что я пришел сюда, чтобы опять уговаривать тебя, или просто поорать, то ты ошибаешься. – Пионер успокоился и продолжает уже обычным ровным тоном. Можешь считать это ультиматумом, пусть я заработаю еще одно взыскание, но мне плевать. Я уже вижу, что все у меня получится – с физруком повариха навредила сама себе. В общем так: или ты помогаешь мне напрямую, тогда мы с тобой завтра сделаем все, что нужно, или ты помогаешь мне руками этого гения, тогда ты, в ночь с субботы на воскресение пойдешь к нему в кружок и кое-что сделаешь, по моему списку, и можешь, с началом следующего цикла, уходить в пассивное состояние, с очкариком я справлюсь сам, а тебя смогу реактивировать и вернуть наружу – что ты выберешь, мне все равно. И поверь, Родина умеет быть благодарной и ей наплевать – патриот ты, романтик, прагматик или хочешь славы – все у тебя будет и еще чуть-чуть сверху. А хочешь покоя – сможешь остаться здесь, со всем своим гаремом. Ну а в случае отказа – welcome to club.
И в третий раз появляется полупрозрачный ряд двойников, а Пионер мотает головой в его сторону.
– Я попробовал позавчера управлять твоими – у меня получилось, и с тобой получится, а помешать уже некому будет – твоя нынешняя личность будет спать, а твои активированные креатуры мне не помеха. А когда у меня будет физрук, появляющийся в первый день цикла, очкарик будет мой с потрохами. Потеряю еще пару циклов, получу еще пару взысканий, но дело я сделаю. Ну и поверь, когда все закончится, я сделаю все, чтобы эта твоя тушка и тушки твоих баб первыми в очереди на подсадку стояли, а ты – настоящий, чтобы смотрел на все это. До завтра, физрук.
Визави ощутимо расслабляется и собирается исчезнуть. Щелк! Шарик для пинг-понга звонко отскакивает от лба Пионера. Я не вижу глаз, но чувствую, как Пионер моргает.
– Спасибо, что не чернильницей. На прощание – один момент, ты, только что, уменьшил свои шансы на хороший для тебя исход, сильно уменьшил.
Легкое движение воздуха и никого, кроме меня, в тренерской уже нет.
Значит, можно было чернильницей, – думаю я, направляясь в столовую. Вот идиот! На кровать он мою садится, предметы в руки берет, мы только лично коснуться друг-друга не можем. Приложил его пару раз кирпичом по голове, и, до конца цикла, свободен. Почему я раньше не догадался?
– Сем. Ты чего скучный такой? – меня встречает Ульяна. То есть, не скучный, а напряженный.
– Да так, – говорю, незваных гостей выпроваживал.
Ульянка внимательно смотрит на меня – откуда тут гости? Но не переспрашивает, и я тоже не уточняю. Но мысль о знакомстве головы Пионера с кирпичом не дает мне покоя. Поднимаю глаза от тарелки и смотрю на Ульяну с Алисой.
– Девочки, у меня серьезный вопрос, и, пожалуйста, не обижайтесь на меня. Вы бы смогли сознательно выстрелить в человека?
Пионер, это, прежде всего, моя проблема, но, может статься, что решать ее придется уже не мне.
– Нет! – резко и решительно говорит Алиса. После того случая – нет.
Ульяна думает, какое-то время, что-то прикидывает и пожимает плечами.
– Наверное нет.
– А есть за что? И смотря что за человек.
Я даже вздрогнул. Лена с подносом в руках подошла ко мне из-за спины, намереваясь сесть на свободное место, и с ходу включилась в разговор. Угу, но уж Лену я точно впутывать сюда не намерен. Не намерен, но придется – Лена тоже под ударом. Придется, но позже, в автобусе.
Девочки ждут моих слов, а я пока не готов, из-за Лены, поэтому комкаю ответ.
– А я вот тоже, наверное нет. Может быть, если он будет непосредственно угрожать кому-то из близких. И то…
Стоим на крыльце столовой, Ульянке скучно, она убегает куда-то махнув, на прощание, рукой, Лена и Алиса облокотились о перила справа и слева от меня и мы бездумно смотрим куда-то в сторону Алисиного домика. День жаркий и солнечный, впрочем, как и всегда здесь, и марево поднимающееся от раскаленного на солнце асфальта совершенно не дает что-либо разглядеть дальше ста метров.
– Алиса, Семен. А что за тот случай? – Вдруг спрашивает Лена.
Мы с Алисой только переглядываемся, Лена не разболтает, но девочки так и живут с чувством вины, и теребить его еще раз мне совершенно не хочется. Наконец Алиса пожимает плечами и покраснев отворачивается.
– Понимаешь Лена, мое с девочками знакомство, началось со стрельбы. А девочки теперь переживают, что стреляли в такого красивого парня.
– Ну ведь не попали же! Вот же ты, здесь!
– Вот и я о том же. Я уже забыл, а девочки каждую невинную фразу, как намек воспринимают.
– Попали мы! Я попала! – Алиса резко хлопает ладонью по перилам и поворачивается к нам. И, Семен, я врала тебе и Ульяне, я специально в тебя целилась и выстрелила на секунду раньше, чем меня Ульяна толкнула! Я считала, что поступаю правильно! А Уля мне помешать хотела, а теперь себя считает виноватой. И мы каждый вечер об этом думаем, лежим у себя в домике, молчим и думаем. – И, переходя на шепот. Семен, прости меня, пожалуйста.
А я, что я могу сделать? Только обнять эту рыжую долговязую бестолковушку, наплевав на зрителей. Но удивляет Лена, Лена, обойдя меня, подходит к Алисе и обнимает ее с другой стороны, а Алиса стоит уткнувшись, куда-то в промежуток между нами, и всхлипывая, пока наше единение грубо не прерывается вожатой.
– Какая идиллия! «Физрук утешающий пионерку не сдавшую нормативы ГТО», – картина маслом. Семен, если бы в лагере вас: тебя и девочек не знали, как облупленных, если бы на моем месте был кто-то другой, то ты бы уже собирал чемодан, Алиса сидела бы под домашним арестом, а докладные, в районо и райком, об аморалке уже летели бы почтовыми голубями.
Сразу-же пищит и собирается убежать Лена, но я успеваю поймать ее за руку и развернуть нашу скульптурную композицию так, чтобы оказаться между девочками и Ольгой, а Ольга, на мгновение показав улыбку из под маски гнева, подходит вплотную и спрашивает одними губами.
– Все в порядке?
– Теперь уже да. Одну проблему решили.
– Да, – подтверждает Алиса.
И опять Ольга и снова громко.
– А ну марш отсюда, все трое. И в разные стороны!
Ладно, на волейболе еще встретимся, а я с бабушкой прощаться иду – завтра-то некогда будет. По дороге ко мне пристраивается Ульяна. И надо бы как-то дать ей понять, что нет у ней вины передо мной, но как? Надо подумать, время до завтра есть.
– Уля, ты во вчерашней книжке точно прочитала, что можно пешком из лагеря в лагерь попасть?
– Да! И я хочу путешествовать! А на лодке я так не выгребу, как ты.
Хорошо, Рыжик, значит, тоже не пропадет.
– Только, знаешь что, Ульяныч, ходи куда хочешь, но обязательно возвращайся. А то, вот я уже считаю этот лагерь своим домом, но тот, мой первый, из которого я сбежал. В общем, он висит на моей совести теперь, как брошенный старый пес.
И опять кольнуло – какая жалость, что я не увижу как Ульяна уходит пешком в соседний лагерь и как довольная возвращается оттуда. Я бы гордился ею, а еще лучше – составил бы ей компанию.
И вдруг – чужое воспоминание, не знаю чье: того Семена, который проник сюда первым, того, до которого пытается достучаться Пионер, того, что зашит в Имитаторе – я ведь и знаю о нем только несколько недель его биографии, чье то еще…
Бабье лето, конец сентября, гнус уже убит ночными заморозками, и, по утрам, на лужах уже корочка льда, но днем прогревает градусов до двадцати и, если утром влез в куртку и прикрыл прическу кепкой, то часам к десяти утра уже очень хочется раздеться. Общая цветовая гамма: желто-серо-зеленая на уровне земли, желто-бурая выше человеческого роста и светло-голубое прозрачное небо, с легкими перистыми облаками над головой. Вспугнутая из дренажной канавы пара уток уходит вдоль просеки не поднимаясь выше деревьев. Вокруг осинник с примесью березы и подлеском из калины, рябины и кустов акации. По дороге попадаются заболоченные поляны – места бывших деревень и поселков лесорубов на которых, кое где еще видны остатки каких-то сараев, но, в большинстве случаев, на месте жилищ остались одни ямы. Почему-то, в здешней сырой местности, брошенные дома умирают именно так – проваливаясь внутрь себя. Это южная окраина самого большого в мире болота и я иду по насыпи старой железки, которая уже порядком заросла травой, шиповником и дикой смородиной и приходится смотреть, куда поставить ногу, чтобы не наступить на торчащий острием вверх костыль. Последний житель ушел отсюда пятнадцать лет назад, потом железнодорожники централизованно вывезли рельсы, потом добытчики металла вывезли все, что не было вывезено централизованно. Лес вокруг обрывается и я выхожу на очередную поляну – бывшая станция Медведь, строго посередине этой бывшей ветки. Надо же, сохранились семафоры. Крыло входного семафора в горизонтальном положении – «Закрыто», а на крыло выходного какой-то не ленивый юморист еще и привязал крест-накрест две палки – «Закрыто навсегда». И полный сюр – в полусотне метров от насыпи вижу, посреди пустоши, оранжевое полуяйцо телефонной будки вполне современного вида, между прочим, и с аппаратом внутри, и очень хочется подойти и позвонить куда-нибудь – вдруг он еще и работает, но для этого надо перебираться через полную воды дренажную канаву, а я уже успел сегодня промочить ноги и запасных сухих носков у меня нет. И тут, на чужую память я плавно накладываю свою личную фантазию: выросшая Ульяна из моего сна обгоняет меня, а я кричу в ее спину, обтянутую голубой ветровкой: «Рыжик, поворот в лагерь скоро, не отрывайся далеко!», «Да помню я, зануда», – и оглянувшаяся Рыжик показывает мне язык. А я скидываю со спины рюкзак с почтой, снимаю и прячу в рюкзак куртку, снимаю с плеча и убираю в чехол «Смерть председателя». Скоро будет цивилизация и надо соответствовать и не надо пугать народ.
– Сём, ты чего?
А мы, оказывается, стоим на крыльце у бабы Глаши, я занес руку, чтобы постучаться и замер в таком положении.
– Нет, ничего, задумался просто.
Секунду улыбаемся с Рыжиком друг-другу, а потом я спрашиваю.
– Со мной?
– Не, она ругается, сказала – в следующую смену, значит так и будет. Пока!
И Ульяна убегает, а я, наконец-то, стучусь в дверь и вхожу.
– Баба Глаша, ты так весь кофе на меня изведешь.
– А на кого еще изводить-то? Хочешь, в завещание тебя впишу, по части кофе? Стой, не трогай чашку.
Баба Глаша лезет в тумбочку, достает оттуда две микроскопические рюмочки, достает химическую склянку коричневого стекла и капает ее содержимое в рюмочки...
– А вот это не проси, это – Виоле. Завтра не до тебя будет, мне еще отчет писать. Так только, кивну на прощание. Ну, удачи тебе. Здесь, конечно, стареют медленнее, но я могу и не дожить.
Так и выпиваем: баба Глаша за мою удачу, а я – за то, чтобы еще встретится.
– Все хочу спросить, а кому эти отчеты сдались? Что ты, что Ольга, что доктор все пишете и пишете. А Ольга еще и Планом мероприятий меня достает. Кому это надо вообще?
– Ты кушать хочешь в следующий цикл? Вот я и ввожу информацию в систему: чего и сколько съедено и количество едоков. У Ольги своё, у доктора своё, и ты не отлынивай. Пишешь и сдаешь Ольге, и свои потребности там указываешь. Еще вопросы?
Ну как же, главный вопрос, с самого начала меня мучает.
– А кто такой Генда? Просветите напоследок.
Баба Глаша усмехается.
– Да Ленин там должен был стоять, Ленин! Но, ты вот СССР, почти не помнишь, а там, во-первых, Ленина изобразить не всякий скульптор имел право, а, во-вторых, это же такой выгодный заказ, что весь Союз Художников перегрызся между собой. Вот они грызутся, а нам бронзовая болванка нужна, не меньше двадцати тонн массой, для создания реперной точки узла. Можно было бы там просто слиток бронзы кинуть, но памятник на этом месте уже утвержден, и проще там памятник волку из «Ну погоди» поставить, чем что-то еще, бюрократия – это не искоренимо. Вот мы и заказали этого орла одному молодому скульптору, с тем расчетом, что когда корифеи, наконец, Ильича сваяют, мы истуканов, одних на других, поменяем. Ну а потом не до того стало.
Еще час беседуем о всякой ерунде, а под конец бабушка обнимает меня, а я неловко тычусь ей в щеку.
– Ну вот и все, и не подходи ко мне завтра, а то разревусь еще, а я же строгая. – У бабули и сейчас глаза на мокром месте. И, Семен, возвращайся пораньше, а то не застанешь меня.
– Я Ульяну за себя оставляю. Будете друг-другу рассказывать – какой я хороший.
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
XI
Мое поколение
Пятница, через час обед, я прислушиваюсь к своему настроению и оглядываюсь вокруг: и то, и то соответствуют друг-другу – мерзость. Насколько хороши были вчерашний вечер и сегодняшнее утро, настолько же сейчас – мерзость. А вся причина в том, что передо мной сидит Пионер и что-то мне говорит и говорит. А я даже коснуться его не могу, не то что избить за Сашку, остается только игнорировать – это его бесит. Если просто встану и уйду это будет слишком демонстративно, это будет как знак внимания. Поэтому я сижу за своим столом и читаю инструкцию к выключателю, параллельно вспоминая хорошее, благо Пионер говорит достаточно тихо.
Октябрята мои играли прекрасно, захватило даже меня, да что там меня, даже доктор пришла по болеть. Я бы тоже посидел на трибуне, но приходилось бегать по полю со свистком в зубах, поэтому половины впечатлений я лишился. И все-таки, совершенно другое отношение к игре, когда лично знаешь каждого, отлично знаешь, на что это «каждый» способен и как удивляешься, когда этот «каждый» прилично так перепрыгивает свой потолок. «Золотые», во главе с Серегой проиграли, но я болел не за команды, я тайно болел за двоих: за Гришку, который, кажется, присутствовал во всех местах поля одновременно, как клещ вцепившись в мяч, даром что самый маленький, и за Артема, ворота которого никто так ни разу и не смог пробить.
На трибунах было отдельное представление: Ульянка, комментирующая матч, пару раз даже на поле выскакивающая с радиомикрофоном, эмоции обеих русалок, болеющих, каждая за своих, доктор, персонально болеющая за Гришку и Алиса – за Гришку же и обоих зайцев. Я же говорю, жаль, что мне было не до того – все мое внимание было на поле и если уж мелкие выкладывались по полной, то и мне пришлось так же.
Артем вот еще меня тронул после матча. Когда я возвращал ему монетку, ту – на шнурке, он сказал.
– Возьми себе, пожалуйста. На память.
А ведь это, явно, единственная, по настоящему, личная вещь у парня. Не одежда в которой он приезжает сюда, не пионерская форма, а вот эта двадцатикопеечная монета, которую он таскает на шее на черном капроновом шнурке. Что-то с ней связано у Артема, пусть даже здешний Артем и не помнит ничего. У Алисы – тетрадь с ее песнями, из которых она так и не показала мне ни одной, у Ульяны – медведь, у Лены… А мне и подарить, в ответ, Артему нечего: телефон давно сгинул, будильник, украденный у вожатой, это не то, все не то. А как вообще вещи становятся личными? Связанными с чем-то или с кем-то, подумал я. Подумал и сам себе ответил – наверное так и становятся, и потащил с шеи свисток. Все теперь и свисток перешел в категорию личных вещей, пусть теперь система ему замену ищет.
– Держи! А это тебе.
– ...свойственно болеть, стареть и умирать, в том числе и очень… Уважаемым, что ли. Что делать, человеческое тело несовершенно. – Это Пионер вклинился в мои вспоминашки.
Он еще здесь – хорошо, то есть, конечно, плохо. Ну так я пока повспоминаю дальше.
Утром меня опять разбудила привычная пикировка Сашки и Ульяны. Судя по напору Сашка явно оправилась от стресса, чем меня очень порадовала.
– Девочки, я вам бесконечно благодарен хотя бы за то, что вы не опускаетесь до уровня трамвайного хамства. – Пристыдил.
Пристыдил – замолчали. А потом обе на меня накинулись и чуть не съели. И что никто никому не хамил, и что незачем лезть в чужие дела, и что вообще они, вроде как подруги, поэтому и могут себе позволить друг-другу сказать резкое слово. Ну да, ну да. Я мудрый, как удав, я не отвечал. А потом девушки обнаружили, что в унисон выступают и замолчали, чтобы через полминуты рассмеяться вдвоем. А потом я подумал, что неизвестно – удастся ли мне завтра искупаться и, сделав пару кругов по стадиону, чуть повисел на перекладине и убег на пляж. И сам убег и девиц увел, благо девушки уже знают, чем все обычно заканчивается и купальники одели заранее. Перед душевой вспомнили вчерашний конфуз и засмеялись уже все впятером. А я погрозил пальцем и привычно остался стоять на крыльце.
Линейка. Внешне – ничего особенного, правда, в кои то веки, вожатая говорила на линейке коротко и по делу. Или устала за смену? Про меня только и сказала, что в половину одиннадцатого отчетная игра футбольной секции и приглашаются болельщики. А еще, это последняя линейка за смену и завтра отъезд, ну это все и так знали. Казалось бы, все, но я, вдруг, осознав, что сегодня, действительно, последняя линейка, почувствовал лагерь, весь, как единый организм. Всех и всё: от Гришки и до Глафиры Денисовны, от малышового отряда и до персонала, от Генды и до лодочной пристани. И у этого организма были кости, были различные органы, были отдельные клетки и каждая клетка, при этом оставалась, не смотря на всю свою искалеченную душу, самостоятельной единицей. Как там Сашка воскликнула: «Я хожу, я дышу, я сплю, я мечтаю. Я думаю и чувствую, наконец!». А где-то за горизонтом имелись и другие такие-же организмы, и все они были частью здешнего, все-таки бесконечного мира. Вожатая проводила линейку, а я стоял и уже не подглядывал за отдельными томящимися пионерами, как раньше, а видел весь лагерь целиком: я знал, что надо-бы подкрасить хозяйственные ворота, знал, что завтрак будет готов через семнадцать минут, знал, что Васька прогулялся молотком себе по пальцу и к вечеру у него начнет чернеть ноготь, что у Второго, против Леночки, таки, никаких шансов, но уже не в этом цикле. И занозы, как их назвала Лена: у некоторых уже воспалились, у некоторых вот-вот нарыв лопнет, у кого-то сидит маленькая и жить не мешает. И что-то еще, и многое, что сейчас ушло из доступной мне части памяти. И стали, вдруг понятны и мои приступы интуиции, и сновидения, и общая память с двойниками – система приглашает, она готова принять меня в себя и, кстати, отпустить по первому моему желанию, вот только я, наверное, не готов стать частью системы. Этот приступ всеведения продолжался до конца линейки и закончился с командой вожатой «Разойтись!». Клетки организма, под названием «пионерский лагерь Совенок» или, иначе, «Узел №1», побежали в столовую, а я остался стоять, пытаясь если не сохранить в себе, то хотя-бы запомнить эти ощущения и полученную информацию, но все расплывалось и забывалось, как последний просмотренный сон. И, прощальным подарком, пришло знание, что Икарус завтра опоздает на час, а маршрутного ЛиАЗа вообще не будет. Поняла меня, как ни странно, Ольга, или не Ольга? Я совсем запутался: я знаю Ольгу, я знаю Олю – две ипостаси одного и того-же, все-таки, человека, что бы она о себе не думала, а тут на меня, глазами вожатой, смотрел кто-то третий, смотрел сочувственно и чуть снисходительно.
– Ну что, получил свою порцию откровения?
– Ольга, что это было?
– Я говорю – к игре у тебя все готово?
Вот теперь передо мной точно была Ольга.
Завтрак…
– ...здесь их колоссальный резерв, причем самовозобновляющийся, плюс отсутствие моральных и правовых проблем, плюс есть технология перезаписи, сырая технология конечно, но это же вопрос времени – ее довести.
Опять Пионер пробился. Перелистываю страницу в инструкции, прокручиваю ленту памяти еще чуть назад.
Костер, ну, костер можно считать моей неудачей, так не все же мне всех удивлять. Большинство красоты места просто не заметило, большинство подходило к обрыву просто, чтобы плюнуть, а не будь здесь администрации, то и не только плюнуть, я мальчиков имею в виду, если что. Хотя… пока не село солнце и было достаточно светло, кое-кто из тех, на кого я рассчитывал, плюс Ольга с докторицей, ее, кстати, тоже Виола зовут, отметились на краю обрыва – подойдут посмотреть, и зависают на несколько минут. Да, пейзаж, действительно, того стоит. А так: есть площадка для костра и даже удобная, ветерок с реки гнус отгоняет – спасибо администрации лагеря за это. Попекли картошку, попили чай из котла, поиграли в города (Ольга! Чтоб ее!), традиционных бардовских песен попели и расползлись на узкие компании – все, как всегда. Ну и мы, расползлись: втроем с Алисой и примкнувшей к нам Ульяной отошли подальше и попели. Только интересно, кто и когда принес в этот, практически, мир Полудня «Все идет по плану»? «Свободу» Алиса, оказывается, не знала – я горжусь, этот мир узнал, благодаря мне, еще одну песню, дальше были Цой, еще кто-то. Но афганские песни откуда здесь? «По дорогам крутым, сквозь огонь и туман»? Кто-то из охраны притащил? Ну а закончили все мы опять дуэтом с Алисой про долгую счастливую жизнь. И пока мы так сидели втроем и драли глотки я еще раз подумал, что как бы я не старался ровно относиться к девочкам, эти две мои амазонки – самые близкие мне люди. Так что, не смотря на неудачу с лагерным костром, вечер, лично для меня, прошел замечательно.
И тут замечаю, как изменилась речь Пионера. Вместо яда, вместо презрения к окружающим, вместо заговорщицких интонаций, причем все это приправленное безразличием, там появилось что-то еще, для начала – какая-то страсть. Это настолько удивляет, что я начинаю вслушиваться в слова.
– Юбилей, … твою мать! Год послезавтра, по нормальному счету исполняется! А по вашему – пятнадцать лет. Если бы я убил кого, то меня послезавтра выпустили бы уже. А я год хожу к девяти на службу, там меня колют наркотой, и я просыпаюсь в Имитаторе, в теле этого чмыря, чтобы прожить за него неделю, сесть на автобус и проснуться уже здесь, семнадцатилетним молокососом. Я за день старею на две недели, ты понимаешь это? Потом пишу очередной рапорт, начальство меня имеет очередной раз и всегда без вазелина и домой до завтра. Ладно бы был я профессионалом, те люди привычные, а я, когда-то романтики захотел. А завтра – такой же день, и все без выходных и отпусков: «Зачем тебе выходные, все равно на службе спишь.» А я ночью уснуть не могу, потому что днем выспался, а без сна не отдыхается. Я из-за вас всех в таком же цикле, как и все вы. А каждый переход я боюсь – вдруг сам себя потеряю!
Пионер перегибается через стол и нависает надо мной. Кажется, если бы мог – схватил бы меня за грудки и начал трясти.
– Да я, иногда, не помню своего настоящего имени! «Семен!» Как мне это погоняло надоело! К черту этих психологов: «Разговаривайте отстранено, давая понять, что только вы с объектом принадлежите к касте избранных.» Не работает! Вернее работает только вот с такими…
На мгновение мне кажется, что за спиной пионера возникает ряд полупрозрачных двойников. Возникает и опять исчезает.
– … два года перед эвакуацией выжигали у этого придурка Персунова мозги, каждый цикл. Довели до состояния овоща. Специально, чтобы подсадить сотрудника, чтобы мы знали – что тут происходит, могли им управлять и могли открыть дверь отсюда, когда нужно. И вот я попадаю сюда, но вместо нужного узла – куда-то в середину сети, а все потому, что повариха с медсестрой заняли ближайшие к шлюзу узлы и запустили систему защиты. И я ничего не могу сделать, а те, кого мне присылают на помощь: либо теряют личность, как вот эти, – и опять мелькает полупрозрачный ряд двойников, либо не могут вернуться между циклами назад, в настоящий мир и, без контакта с ним, сходят с ума буйно, и начинают все крушить, либо сходят с ума по тихому – влюбляются в здешних обитателей, или, как ты, начинают думать не по теме и, в итоге, все оказываются в Имитаторе, который внешним миром и считают. А там, снаружи, за готовые к подсадке личности тушки весь мир на коленях готов ползать и кошельки протягивать! От дряхлости ни один сильный мира сего не застрахован! А тут – второй шанс. И что? Повариха меня просто послала, сказала, что норму гадостей в своей жизни она выполнила, а все, кто ей дорог или умерли, или здесь, а медсестра заявила, что неуверенна, что миллиардер или генеральный секретарь стоят дороже пионера. Специально выращенного для этой цели пионера!… И ведь не достать мне их из моего узла никак.
Я, на секунду, опять отключаюсь и вспоминаю окончание своей вчерашней беседы с Глафирой Денисовной.
– Баба Глаша, а ты ведь мудрая женщина, ты же знала мой ответ.
– Семен, мудрость – это интеллект отравленный совестью, это не ко мне, но предложить тебе выбор я посчитала себя обязанной.
Бабуля грустно вздыхает и продолжает разговор.
– Но я еще спрошу, если ты не против. Ты сказал, что остаешься. Можно узнать почему?
– Вот знал бы я, когда убегал, в первый раз, на своей лодке, сразу бы в этот твой шлюз занырнул и не задумывался бы ни разу. А сейчас вдруг оказалось, что я тут дома, ты тут в эмиграции, а я дома, прости за грубость, не хочу тебя обижать. Потому что все мое здесь, все что мне дорого и все кто мне дорог, и кому я дорог, я надеюсь, тоже здесь. И если я что-то и сделал, то это здесь, и если и смогу еще сделать в следующий раз, то только здесь. Может там меня что-то и ждет, но для меня нынешнего существует только здесь и сейчас. Но почему то я думаю, что ты и на этот вопрос ответ знаешь.
Однако слушаю Пионера дальше.
– …почти добрался до этого гения, создавшего Имитатор, но он старательно, каждый первый день цикла, сбрасывает сам себя на нуль и две недели потом, пуская слюни, мастерит роботов – четырехглазка херов, а я не могу этому помешать – я появляюсь на неделю позже.
Пионер делает паузу, чтобы передохнуть, а я беру из ящика стола шарик для пинг-понга и начинаю вертеть его в руках.
– Если ты думаешь, что я пришел сюда, чтобы опять уговаривать тебя, или просто поорать, то ты ошибаешься. – Пионер успокоился и продолжает уже обычным ровным тоном. Можешь считать это ультиматумом, пусть я заработаю еще одно взыскание, но мне плевать. Я уже вижу, что все у меня получится – с физруком повариха навредила сама себе. В общем так: или ты помогаешь мне напрямую, тогда мы с тобой завтра сделаем все, что нужно, или ты помогаешь мне руками этого гения, тогда ты, в ночь с субботы на воскресение пойдешь к нему в кружок и кое-что сделаешь, по моему списку, и можешь, с началом следующего цикла, уходить в пассивное состояние, с очкариком я справлюсь сам, а тебя смогу реактивировать и вернуть наружу – что ты выберешь, мне все равно. И поверь, Родина умеет быть благодарной и ей наплевать – патриот ты, романтик, прагматик или хочешь славы – все у тебя будет и еще чуть-чуть сверху. А хочешь покоя – сможешь остаться здесь, со всем своим гаремом. Ну а в случае отказа – welcome to club.
И в третий раз появляется полупрозрачный ряд двойников, а Пионер мотает головой в его сторону.
– Я попробовал позавчера управлять твоими – у меня получилось, и с тобой получится, а помешать уже некому будет – твоя нынешняя личность будет спать, а твои активированные креатуры мне не помеха. А когда у меня будет физрук, появляющийся в первый день цикла, очкарик будет мой с потрохами. Потеряю еще пару циклов, получу еще пару взысканий, но дело я сделаю. Ну и поверь, когда все закончится, я сделаю все, чтобы эта твоя тушка и тушки твоих баб первыми в очереди на подсадку стояли, а ты – настоящий, чтобы смотрел на все это. До завтра, физрук.
Визави ощутимо расслабляется и собирается исчезнуть. Щелк! Шарик для пинг-понга звонко отскакивает от лба Пионера. Я не вижу глаз, но чувствую, как Пионер моргает.
– Спасибо, что не чернильницей. На прощание – один момент, ты, только что, уменьшил свои шансы на хороший для тебя исход, сильно уменьшил.
Легкое движение воздуха и никого, кроме меня, в тренерской уже нет.
Значит, можно было чернильницей, – думаю я, направляясь в столовую. Вот идиот! На кровать он мою садится, предметы в руки берет, мы только лично коснуться друг-друга не можем. Приложил его пару раз кирпичом по голове, и, до конца цикла, свободен. Почему я раньше не догадался?
– Сем. Ты чего скучный такой? – меня встречает Ульяна. То есть, не скучный, а напряженный.
– Да так, – говорю, незваных гостей выпроваживал.
Ульянка внимательно смотрит на меня – откуда тут гости? Но не переспрашивает, и я тоже не уточняю. Но мысль о знакомстве головы Пионера с кирпичом не дает мне покоя. Поднимаю глаза от тарелки и смотрю на Ульяну с Алисой.
– Девочки, у меня серьезный вопрос, и, пожалуйста, не обижайтесь на меня. Вы бы смогли сознательно выстрелить в человека?
Пионер, это, прежде всего, моя проблема, но, может статься, что решать ее придется уже не мне.
– Нет! – резко и решительно говорит Алиса. После того случая – нет.
Ульяна думает, какое-то время, что-то прикидывает и пожимает плечами.
– Наверное нет.
– А есть за что? И смотря что за человек.
Я даже вздрогнул. Лена с подносом в руках подошла ко мне из-за спины, намереваясь сесть на свободное место, и с ходу включилась в разговор. Угу, но уж Лену я точно впутывать сюда не намерен. Не намерен, но придется – Лена тоже под ударом. Придется, но позже, в автобусе.
Девочки ждут моих слов, а я пока не готов, из-за Лены, поэтому комкаю ответ.
– А я вот тоже, наверное нет. Может быть, если он будет непосредственно угрожать кому-то из близких. И то…
Стоим на крыльце столовой, Ульянке скучно, она убегает куда-то махнув, на прощание, рукой, Лена и Алиса облокотились о перила справа и слева от меня и мы бездумно смотрим куда-то в сторону Алисиного домика. День жаркий и солнечный, впрочем, как и всегда здесь, и марево поднимающееся от раскаленного на солнце асфальта совершенно не дает что-либо разглядеть дальше ста метров.
– Алиса, Семен. А что за тот случай? – Вдруг спрашивает Лена.
Мы с Алисой только переглядываемся, Лена не разболтает, но девочки так и живут с чувством вины, и теребить его еще раз мне совершенно не хочется. Наконец Алиса пожимает плечами и покраснев отворачивается.
– Понимаешь Лена, мое с девочками знакомство, началось со стрельбы. А девочки теперь переживают, что стреляли в такого красивого парня.
– Ну ведь не попали же! Вот же ты, здесь!
– Вот и я о том же. Я уже забыл, а девочки каждую невинную фразу, как намек воспринимают.
– Попали мы! Я попала! – Алиса резко хлопает ладонью по перилам и поворачивается к нам. И, Семен, я врала тебе и Ульяне, я специально в тебя целилась и выстрелила на секунду раньше, чем меня Ульяна толкнула! Я считала, что поступаю правильно! А Уля мне помешать хотела, а теперь себя считает виноватой. И мы каждый вечер об этом думаем, лежим у себя в домике, молчим и думаем. – И, переходя на шепот. Семен, прости меня, пожалуйста.
А я, что я могу сделать? Только обнять эту рыжую долговязую бестолковушку, наплевав на зрителей. Но удивляет Лена, Лена, обойдя меня, подходит к Алисе и обнимает ее с другой стороны, а Алиса стоит уткнувшись, куда-то в промежуток между нами, и всхлипывая, пока наше единение грубо не прерывается вожатой.
– Какая идиллия! «Физрук утешающий пионерку не сдавшую нормативы ГТО», – картина маслом. Семен, если бы в лагере вас: тебя и девочек не знали, как облупленных, если бы на моем месте был кто-то другой, то ты бы уже собирал чемодан, Алиса сидела бы под домашним арестом, а докладные, в районо и райком, об аморалке уже летели бы почтовыми голубями.
Сразу-же пищит и собирается убежать Лена, но я успеваю поймать ее за руку и развернуть нашу скульптурную композицию так, чтобы оказаться между девочками и Ольгой, а Ольга, на мгновение показав улыбку из под маски гнева, подходит вплотную и спрашивает одними губами.
– Все в порядке?
– Теперь уже да. Одну проблему решили.
– Да, – подтверждает Алиса.
И опять Ольга и снова громко.
– А ну марш отсюда, все трое. И в разные стороны!
Ладно, на волейболе еще встретимся, а я с бабушкой прощаться иду – завтра-то некогда будет. По дороге ко мне пристраивается Ульяна. И надо бы как-то дать ей понять, что нет у ней вины передо мной, но как? Надо подумать, время до завтра есть.
– Уля, ты во вчерашней книжке точно прочитала, что можно пешком из лагеря в лагерь попасть?
– Да! И я хочу путешествовать! А на лодке я так не выгребу, как ты.
Хорошо, Рыжик, значит, тоже не пропадет.
– Только, знаешь что, Ульяныч, ходи куда хочешь, но обязательно возвращайся. А то, вот я уже считаю этот лагерь своим домом, но тот, мой первый, из которого я сбежал. В общем, он висит на моей совести теперь, как брошенный старый пес.
И опять кольнуло – какая жалость, что я не увижу как Ульяна уходит пешком в соседний лагерь и как довольная возвращается оттуда. Я бы гордился ею, а еще лучше – составил бы ей компанию.
И вдруг – чужое воспоминание, не знаю чье: того Семена, который проник сюда первым, того, до которого пытается достучаться Пионер, того, что зашит в Имитаторе – я ведь и знаю о нем только несколько недель его биографии, чье то еще…
Бабье лето, конец сентября, гнус уже убит ночными заморозками, и, по утрам, на лужах уже корочка льда, но днем прогревает градусов до двадцати и, если утром влез в куртку и прикрыл прическу кепкой, то часам к десяти утра уже очень хочется раздеться. Общая цветовая гамма: желто-серо-зеленая на уровне земли, желто-бурая выше человеческого роста и светло-голубое прозрачное небо, с легкими перистыми облаками над головой. Вспугнутая из дренажной канавы пара уток уходит вдоль просеки не поднимаясь выше деревьев. Вокруг осинник с примесью березы и подлеском из калины, рябины и кустов акации. По дороге попадаются заболоченные поляны – места бывших деревень и поселков лесорубов на которых, кое где еще видны остатки каких-то сараев, но, в большинстве случаев, на месте жилищ остались одни ямы. Почему-то, в здешней сырой местности, брошенные дома умирают именно так – проваливаясь внутрь себя. Это южная окраина самого большого в мире болота и я иду по насыпи старой железки, которая уже порядком заросла травой, шиповником и дикой смородиной и приходится смотреть, куда поставить ногу, чтобы не наступить на торчащий острием вверх костыль. Последний житель ушел отсюда пятнадцать лет назад, потом железнодорожники централизованно вывезли рельсы, потом добытчики металла вывезли все, что не было вывезено централизованно. Лес вокруг обрывается и я выхожу на очередную поляну – бывшая станция Медведь, строго посередине этой бывшей ветки. Надо же, сохранились семафоры. Крыло входного семафора в горизонтальном положении – «Закрыто», а на крыло выходного какой-то не ленивый юморист еще и привязал крест-накрест две палки – «Закрыто навсегда». И полный сюр – в полусотне метров от насыпи вижу, посреди пустоши, оранжевое полуяйцо телефонной будки вполне современного вида, между прочим, и с аппаратом внутри, и очень хочется подойти и позвонить куда-нибудь – вдруг он еще и работает, но для этого надо перебираться через полную воды дренажную канаву, а я уже успел сегодня промочить ноги и запасных сухих носков у меня нет. И тут, на чужую память я плавно накладываю свою личную фантазию: выросшая Ульяна из моего сна обгоняет меня, а я кричу в ее спину, обтянутую голубой ветровкой: «Рыжик, поворот в лагерь скоро, не отрывайся далеко!», «Да помню я, зануда», – и оглянувшаяся Рыжик показывает мне язык. А я скидываю со спины рюкзак с почтой, снимаю и прячу в рюкзак куртку, снимаю с плеча и убираю в чехол «Смерть председателя». Скоро будет цивилизация и надо соответствовать и не надо пугать народ.
– Сём, ты чего?
А мы, оказывается, стоим на крыльце у бабы Глаши, я занес руку, чтобы постучаться и замер в таком положении.
– Нет, ничего, задумался просто.
Секунду улыбаемся с Рыжиком друг-другу, а потом я спрашиваю.
– Со мной?
– Не, она ругается, сказала – в следующую смену, значит так и будет. Пока!
И Ульяна убегает, а я, наконец-то, стучусь в дверь и вхожу.
– Баба Глаша, ты так весь кофе на меня изведешь.
– А на кого еще изводить-то? Хочешь, в завещание тебя впишу, по части кофе? Стой, не трогай чашку.
Баба Глаша лезет в тумбочку, достает оттуда две микроскопические рюмочки, достает химическую склянку коричневого стекла и капает ее содержимое в рюмочки...
– А вот это не проси, это – Виоле. Завтра не до тебя будет, мне еще отчет писать. Так только, кивну на прощание. Ну, удачи тебе. Здесь, конечно, стареют медленнее, но я могу и не дожить.
Так и выпиваем: баба Глаша за мою удачу, а я – за то, чтобы еще встретится.
– Все хочу спросить, а кому эти отчеты сдались? Что ты, что Ольга, что доктор все пишете и пишете. А Ольга еще и Планом мероприятий меня достает. Кому это надо вообще?
– Ты кушать хочешь в следующий цикл? Вот я и ввожу информацию в систему: чего и сколько съедено и количество едоков. У Ольги своё, у доктора своё, и ты не отлынивай. Пишешь и сдаешь Ольге, и свои потребности там указываешь. Еще вопросы?
Ну как же, главный вопрос, с самого начала меня мучает.
– А кто такой Генда? Просветите напоследок.
Баба Глаша усмехается.
– Да Ленин там должен был стоять, Ленин! Но, ты вот СССР, почти не помнишь, а там, во-первых, Ленина изобразить не всякий скульптор имел право, а, во-вторых, это же такой выгодный заказ, что весь Союз Художников перегрызся между собой. Вот они грызутся, а нам бронзовая болванка нужна, не меньше двадцати тонн массой, для создания реперной точки узла. Можно было бы там просто слиток бронзы кинуть, но памятник на этом месте уже утвержден, и проще там памятник волку из «Ну погоди» поставить, чем что-то еще, бюрократия – это не искоренимо. Вот мы и заказали этого орла одному молодому скульптору, с тем расчетом, что когда корифеи, наконец, Ильича сваяют, мы истуканов, одних на других, поменяем. Ну а потом не до того стало.
Еще час беседуем о всякой ерунде, а под конец бабушка обнимает меня, а я неловко тычусь ей в щеку.
– Ну вот и все, и не подходи ко мне завтра, а то разревусь еще, а я же строгая. – У бабули и сейчас глаза на мокром месте. И, Семен, возвращайся пораньше, а то не застанешь меня.
– Я Ульяну за себя оставляю. Будете друг-другу рассказывать – какой я хороший.
Darth Vader SW Персонажи Guts (Berserk) Leonardo Shingeki no Kyojin Link Miki Sayaka Sasuke Uchiha Gundam Anime Unsorted TMNT Teenage Mutant Ninja Turtles The Legend of Zelda Nanatsu no Taizai Mahou Shoujo Madoka Magica One Piece Gintama Anime OldSchool Rurouni Kenshin Final Fantasy VII Final Fantasy Игры berserk (anime) фэндомы OnePunchMan Звездные Войны Dragon Ball Naruto Bleach Fullmetal Alchemist Anime momotarou (character) arus (dragon quest) abel (dragon quest) kiteretsu daihyakka dai (dragon quest) ninja hattori-kun sengoku manjimaru knight gundam slime knight rex (dq5) kanda yuu hattori kanzou valkyrie (vnd) tengai makyou cecil harvey shadow moon tapion crono lee (dragon garou) kuwabara kazuma ishikawa goemon xiii momotarou densetsu Korosuke roto shidou hikaru Asakura you hyakkimaru (dororo) haoumaru valkyrie no densetsu miyamoto musashi magic knight rayearth sd gundam yuu yuu hakusho Atomic Samurai amidamaru king bradley Vagabond Yamcha Zaraki Kenpachi Meliodas Kamen Rider Himura Kenshin Trunks Chrono Trigger D.Gray-man Sephiroth Lupin III Inuyasha samurai spirits Roronoa Zoro Levi Ackerman Shaman King Dragon Quest Sakata Gintoki
Бесконечное лето Soviet Games Ru VN Игры личное Семен(БЛ) Лена(БЛ) графомания
Письмо первое, Семен. 19.11.1987.
Лена, родная, здравствуй. Пишу тебе с поезда, и, конечно, я опять хочу перед тобой извиниться. В общем, меня везут в армию, куда то под Челябинск. Отдам письмо проводнице, она обещала сбросить на станции. Помнишь, я тебе говорил, что общагу мне на заводе давали, только если я устроюсь к ним на постоянную работу. А на постоянную работу меня брали, если я предъявлю документ об образовании, и как я бегал всё это устраивал. Ну вот, а два дня назад меня вызвали во второй отдел и вручили повестку из военкомата. Сказали, что, раз аттестат зрелости получил, то нужно в военкомате в личное дело изменения внести. Я и пошел, как наивная мышка за сыром. А из военкомата уже не вышел. Сейчас еду гол как сокол, со мной только то, что на мне, и все. Хорошо, что другие ребята относятся ко мне с сочувствием и делятся, чем могут, вот и это письмо пишу чужой ручкой, на чужой бумаге, и отправлю в чужом конверте. Даже не знаю, что там, в общаге, с моим барахлом и документами. Хотя, кажется, в ближайшие два года, меня это волновать не должно. Прости меня. Опять тебе из-за меня реветь. Лучше бы я в ЖЭК дворником устроился. Я тебя очень люблю, С. PS Я обязательно вернусь.
*** Вот такое коротенькое письмо, ну, длиннее бы его и не написал. Едет неизвестно куда, стресс, алкоголь, ему сейчас не до описания пейзажей за окном. Приедет в часть - напишет подробнее. А Лена через неделю получит письмо без обратного адреса, хоть какая то зацепка будет.***
Диалог составленый из писем Семена и Лены 05.12.1987... 26.03.1988
Лена, здравствуй, чудо. Есть свободные полчаса, пишу тебе письмо. Во-первых, сразу, мой адрес: Челябинская обл., пос. Чебаркуль-12, в/ч 11396, мне....
Семушка, любимый, наконец то ты нашелся! Когда ты исчез, я сначала подумала, что ты вернулся к себе, и уже (вымарано) отчаялась. Потом побежала к тебе в общагу дошла до комендата, и она мне уже сказала, что ты в армии. А, когда я узнала, что тебя в армию забрали, я сразу успокоилась. Я боялась, что навсегда тебя потеряла, а два года мы переживем.
Лена, здравствуй, чудо моё.
На присяге сделали фотографию — шлю тебе. Ты тоже, пожалуйста, пришли мне свое фото, маленькое, чтобы можно было положить в карман. Без него плохо.
Семушка, фотография, пока вот эта, здесь я на паспорт снималась, но я здесь некрасивая, я тебе потом другую пошлю. Вещи и документы твои все у меня, какие были, я забрала все у коменданта из вашей общаги, ты же знаешь, я могу быть убедительной.Очень тебя жду Лена.
...Недавно был полевой выход, 100 км прошли за 2,5 суток, две ночи ночевали в лесу, мороз под 40, а на третью ночь ротный сказал, выбирайте или спите третью ночь в лесу или бежим до роты и спим в роте. Мы побежали, кто упал, тот, значит, раненый, несли их вещи и их самих, в общем пришли ночью, наша рота на 4 этаже, мы поднимаемся, и падаем, после пары ступенек, такая боль в ногах, в общем кое как заползли на 4 этаж. Сдали оружие, и тут же, возле оружейки, нам разрешили в одежде на полу спать. Говорят, десятерых курсантов, кто откосил по здоровью от полевого выхода, построили перед нами, и сказали смотрите на своих товарищей, как они спят, этого я уже не помню, отключился мгновенно. Я не ожидал от себя, что смогу такое вынести, ведь еще полгода назад, задача перенести мешок сахара на 500 метров отправляла меня в нокдаун.Ладно, ты лучше про себя расскажи. Как ты, как дома, как школа, последний год ведь учишься, поступать куда собралась?
Про школу, про домашние дела не спрашивай, не до них мне, всё хорошо. Хожу как робот, а думаю о тебе.Тут твоя ненаглядная Алисочка приезжала, она как из лагеря вернулась, так сразу и уехала поступать, никто ее больше и не видел. А она в медучилище сейчас, на фельдшера учится. В мединститут не смогла поступить, пошла в училище. Про тебя спрашивала, до сих пор ты ей нравишься. Уже не злюсь на вас за это, но неприятно.Твоя Лена.
Лена, чудо, спасибо за посылку. Ты сама догадалась конфеты прислать? Если сама, то ты 2 раза сокровище. При здешнем меню это очень даже нужная вещь. А меню здесь простое и незамысловатое, в здоровенных бетонных чанах квасится капуста. Мы берем такие огромные носилки, грузим капусту на них вилами и бегом тащим в столовую, а здесь все делается бегом. Собственно все меню, это вариации на тему 200 блюд из капусты, при условии, что у вас есть только вода и капуста. На первое, капуста с водой, на второе — капуста без воды, на третье — вода без капусты... А, забыл еще два ингредиента: томатная паста и вареное свиное сало с кусочками кожи. … Похудели все, ни одной жиринки, и голодный блеск в глазах. Так что твои конфеты очень к месту пришлись.И забудь ты про Алису, выкинь ее из головы. Не можешь подружиться, а у вас есть шанс — вы в чем то похожи, так выкинь.
Семушка, любимый, мне страшно все это про тебя читать. Вы мне представляетесь похожими на стаю уличных псов, такие же поджарые, вечно голодные, смышленые и безжалостные. Лучше напиши про хорошее.Очень жду, Лена.
Ты знаешь, из нас и лепят стаю псов. Ребята этого, по молодости не замечают, а я вижу. Только не уличных, уличные те трусоваты, а натасканных. Ну, кто хочет, и у кого сил хватает, умудряется оставаться человеком. Это уже через месяц стало видно.
...
Ну вот Ленка моя, полгода в учебке закончились. Завтра я узнаю, где нужнее всего наводчики-операторы. С вероятностью 70% отправят в Германию. Хотелось бы, или не хотелось, я не знаю. Хочется к тебе поближе.Пока могу только подвести итог, как не стал я хорошим пионером, так не получается из меня хороший солдат, или, как здесь говорят, боец. Слишком много я думаю. Ротный мне так и сказал: «Тебе бы, с такими вопросами, генералом быть, а рядовым — судьба тебе из нарядов не вылезать» И отправил, в очередной раз, на кухню, ну про капусту я тебе писал.Ты тут о хорошем спрашивала, так вот, люди попадались хорошие, а все остальное можно не хвалить. С теми же сержантами нам повезло. Сержанты в последние две-три ночи куда то из казармы исчезли, боятся, чтобы им темную не устроили, и есть за что. А наши остались. Два человека из двенадцати.Ладно, Ленка моя, заканчиваю писать, как попаду на новое место, сразу же тебе напишу.
Бесконечное лето Soviet Games Ru VN Игры Семен(БЛ) графомания Лена(БЛ) сделал сам
Предисловие, чтобы было.
Неприятно зацепила меня тема попаданчества в ВОВ. Я бываю на местах брошенных деревень, и, в общем, последнее, что остается на месте деревни, это кладбище и мемориал погибшим. Других святынь у народа нет. Поскольку пользуюсь правилом "критикуешь - предложи своё", пришлось писать, если уж так необходимо увидеть Семена в погонах.За основу взята "Все как у людей", но разработчики забыли об одном моменте. Это был 1987 год, империя отчаянно нуждалась в пушечном мясе, даже студентов из аудиторий выдернули посередине учебы. А уж за бедного Семена заступиться вообще было некому. Ну и, конечно, протупил он, в своей манере.Войны не будет, по крайней мере я постараюсь избежать.. Будет переписка двух людей, которым предстоит еще прожить вместе 20 лет.
Использованы материалы сайтов nazadvgsvg.ru artofwar.ru militera.lib.ru и личные воспоминания, как автора, так и его близких )))
Часть первая "учебка", предлагаю к прочтению. Пока, как то так.
Картинка, как спойлер.
***
Письмо первое, Семен. 19.11.1987.
Лена, родная, здравствуй. Пишу тебе с поезда, и, конечно, я опять хочу перед тобой извиниться. В общем, меня везут в армию, куда то под Челябинск. Отдам письмо проводнице, она обещала сбросить на станции. Помнишь, я тебе говорил, что общагу мне на заводе давали, только если я устроюсь к ним на постоянную работу. А на постоянную работу меня брали, если я предъявлю документ об образовании, и как я бегал всё это устраивал. Ну вот, а два дня назад меня вызвали во второй отдел и вручили повестку из военкомата. Сказали, что, раз аттестат зрелости получил, то нужно в военкомате в личное дело изменения внести. Я и пошел, как наивная мышка за сыром. А из военкомата уже не вышел. Сейчас еду гол как сокол, со мной только то, что на мне, и все. Хорошо, что другие ребята относятся ко мне с сочувствием и делятся, чем могут, вот и это письмо пишу чужой ручкой, на чужой бумаге, и отправлю в чужом конверте. Даже не знаю, что там, в общаге, с моим барахлом и документами. Хотя, кажется, в ближайшие два года, меня это волновать не должно. Прости меня. Опять тебе из-за меня реветь. Лучше бы я в ЖЭК дворником устроился. Я тебя очень люблю, С. PS Я обязательно вернусь.
*** Вот такое коротенькое письмо, ну, длиннее бы его и не написал. Едет неизвестно куда, стресс, алкоголь, ему сейчас не до описания пейзажей за окном. Приедет в часть - напишет подробнее. А Лена через неделю получит письмо без обратного адреса, хоть какая то зацепка будет.***
Диалог составленый из писем Семена и Лены 05.12.1987... 26.03.1988
Лена, здравствуй, чудо. Есть свободные полчаса, пишу тебе письмо. Во-первых, сразу, мой адрес: Челябинская обл., пос. Чебаркуль-12, в/ч 11396, мне....
Семушка, любимый, наконец то ты нашелся! Когда ты исчез, я сначала подумала, что ты вернулся к себе, и уже (вымарано) отчаялась. Потом побежала к тебе в общагу дошла до комендата, и она мне уже сказала, что ты в армии. А, когда я узнала, что тебя в армию забрали, я сразу успокоилась. Я боялась, что навсегда тебя потеряла, а два года мы переживем.
Лена, здравствуй, чудо моё.
На присяге сделали фотографию — шлю тебе. Ты тоже, пожалуйста, пришли мне свое фото, маленькое, чтобы можно было положить в карман. Без него плохо.
Семушка, фотография, пока вот эта, здесь я на паспорт снималась, но я здесь некрасивая, я тебе потом другую пошлю. Вещи и документы твои все у меня, какие были, я забрала все у коменданта из вашей общаги, ты же знаешь, я могу быть убедительной.Очень тебя жду Лена.
...Недавно был полевой выход, 100 км прошли за 2,5 суток, две ночи ночевали в лесу, мороз под 40, а на третью ночь ротный сказал, выбирайте или спите третью ночь в лесу или бежим до роты и спим в роте. Мы побежали, кто упал, тот, значит, раненый, несли их вещи и их самих, в общем пришли ночью, наша рота на 4 этаже, мы поднимаемся, и падаем, после пары ступенек, такая боль в ногах, в общем кое как заползли на 4 этаж. Сдали оружие, и тут же, возле оружейки, нам разрешили в одежде на полу спать. Говорят, десятерых курсантов, кто откосил по здоровью от полевого выхода, построили перед нами, и сказали смотрите на своих товарищей, как они спят, этого я уже не помню, отключился мгновенно. Я не ожидал от себя, что смогу такое вынести, ведь еще полгода назад, задача перенести мешок сахара на 500 метров отправляла меня в нокдаун.Ладно, ты лучше про себя расскажи. Как ты, как дома, как школа, последний год ведь учишься, поступать куда собралась?
Про школу, про домашние дела не спрашивай, не до них мне, всё хорошо. Хожу как робот, а думаю о тебе.Тут твоя ненаглядная Алисочка приезжала, она как из лагеря вернулась, так сразу и уехала поступать, никто ее больше и не видел. А она в медучилище сейчас, на фельдшера учится. В мединститут не смогла поступить, пошла в училище. Про тебя спрашивала, до сих пор ты ей нравишься. Уже не злюсь на вас за это, но неприятно.Твоя Лена.
Лена, чудо, спасибо за посылку. Ты сама догадалась конфеты прислать? Если сама, то ты 2 раза сокровище. При здешнем меню это очень даже нужная вещь. А меню здесь простое и незамысловатое, в здоровенных бетонных чанах квасится капуста. Мы берем такие огромные носилки, грузим капусту на них вилами и бегом тащим в столовую, а здесь все делается бегом. Собственно все меню, это вариации на тему 200 блюд из капусты, при условии, что у вас есть только вода и капуста. На первое, капуста с водой, на второе — капуста без воды, на третье — вода без капусты... А, забыл еще два ингредиента: томатная паста и вареное свиное сало с кусочками кожи. … Похудели все, ни одной жиринки, и голодный блеск в глазах. Так что твои конфеты очень к месту пришлись.И забудь ты про Алису, выкинь ее из головы. Не можешь подружиться, а у вас есть шанс — вы в чем то похожи, так выкинь.
Семушка, любимый, мне страшно все это про тебя читать. Вы мне представляетесь похожими на стаю уличных псов, такие же поджарые, вечно голодные, смышленые и безжалостные. Лучше напиши про хорошее.Очень жду, Лена.
Ты знаешь, из нас и лепят стаю псов. Ребята этого, по молодости не замечают, а я вижу. Только не уличных, уличные те трусоваты, а натасканных. Ну, кто хочет, и у кого сил хватает, умудряется оставаться человеком. Это уже через месяц стало видно.
...
Ну вот Ленка моя, полгода в учебке закончились. Завтра я узнаю, где нужнее всего наводчики-операторы. С вероятностью 70% отправят в Германию. Хотелось бы, или не хотелось, я не знаю. Хочется к тебе поближе.Пока могу только подвести итог, как не стал я хорошим пионером, так не получается из меня хороший солдат, или, как здесь говорят, боец. Слишком много я думаю. Ротный мне так и сказал: «Тебе бы, с такими вопросами, генералом быть, а рядовым — судьба тебе из нарядов не вылезать» И отправил, в очередной раз, на кухню, ну про капусту я тебе писал.Ты тут о хорошем спрашивала, так вот, люди попадались хорошие, а все остальное можно не хвалить. С теми же сержантами нам повезло. Сержанты в последние две-три ночи куда то из казармы исчезли, боятся, чтобы им темную не устроили, и есть за что. А наши остались. Два человека из двенадцати.Ладно, Ленка моя, заканчиваю писать, как попаду на новое место, сразу же тебе напишу.
охуительная история История преступление и наказание
На что может пойти женщина ради любви? История безумной страсти Джойс МакКинни, которая охотилась за своим возлюбленным долгие годы, доказывает, что на многое
С чего все начиналось
Джойс МакКинни родилась в небольшом городке в штате Северная Каролина. Она была одной из тех правильных девочек, которые встречаются только с успешными мужчинами, выходят за них замуж, живут в уютном доме за белым забором и вполне довольны своей жизнью. Джойс поздно начала ходить на свидания, участвовала в программе для детей с высоким интеллектом. Кстати ее IQ составлял 168.
Родители Джойс МакКинни работали в школе: отец был директором, а мать преподавала английский язык. В 22 года девушка стала победительницей конкурса красоты в штате Вайоминг.
Умница и красавица МакКинни получила сразу два диплома: сначала окончила университет Северной Каролины, а затем университет Брайгема в штате Юта, куда ее семья перебралась на постоянное место жительства. Это был самый центр мормонской общины. Роковым не только для нее, но и для Керка Андерсона стал 1975 год – начало безумной, преступной и всепоглощающей любви. Джойс страстно возжелала молодого и застенчивого прихожанина из секты мормонов.
Пламя любвиКерк Андесон не производил впечатления эталона мужской красоты. Это был довольно полный, выше среднего роста, застенчивый и угловатый сын уборщика. Несмотря на это Джойс МакКинни овладела безумная страсть. Она уже строила планы на будущее, придумывала имена совместным детям и не мыслила вариантов дальнейшей жизни без предмета своей страсти. В итоге 19-летний парень не смог отказать 25-летней красавице-блондинке.
Они были влюблены друг в друга, вместе лишились невинности, но юного мормона терзали муки совести из-за добрачной связи. Его родители осуждали отношения с женщиной, которая старше их сына на 6 лет. К тому же законы секты мормонов категорически запрещали добрачные половые связи. Это стало сокрушающим ударом по пламенной страсти женщины к мужчине.
В погоне за счастьемКогда Керк покаялся перед своим духовником, члены мормонской секты решили, что молодого человека нужно срочно спасать и увести подальше от этой «греховной» связи. По заданию старейшин юноша уехал в Калифорнию, чтобы там в качестве миссионера нести прихожанам Слово Божие.
На этот раз девушке очень трудно было выяснить, куда исчез ее возлюбленный. Пришлось нанимать частных детективов. Но, несмотря на их старания, обнаружить юношу не удавалось. Деньги заканчивались, а попытки разыскать Керка заканчивались ничем. Джойс отправилась в Голливуд с надеждой сделать там карьеру, стать звездой и заработать необходимые средства.
Увы, но Голливуд отверг влюбленную блондинку. Тогда настойчивая красавица решила подзаработать денег, участвуя в сомнительных фотосессиях для неприличных журналов. Позже эти фотографии опубликуют практически все СМИ Старого и Нового Света.
В своем стремлении обладать любимым человеком Джойс МакКинни не останавливалась ни перед чем. Она даже стала работать девушкой по вызову, чтобы раздобыть деньги на детективов и найти своего возлюбленного, но принципиально занималась с клиентами исключительно оральным сексом. Если же они хотели классического контакта, на помощь Джойс приходила русская студентка Лола.
«Я просто хотела спасти Керка»В первую очередь пылкая и влюбленная женщина пыталась освободить Керка из-под влияния идеологии мормонов. Она хотела сделать своего возлюбленного «счастливым» в собственно понимании этого слова. Поиски Андерсона все-таки увенчались успехом, но для достижения цели Джойс нужен был помощник.
Она нашла его по объявлению в газете в лице 22-летнего архитектора Кита Мэя, которому девушка рассказала свою драматическую историю любви. Этот парень стал одержим Джойс, также, как и она была Кирком. Мэй проникся пониманием и состраданием. Его даже не смутил бутафорский пистолет в чемодане с вещами. Мужчина понял, что одними уговорами вопрос не решится и согласился участвовать в авантюре.
Похищение любимогоЭто произошло 14 сентября 1977 года. По версии Джойс, Керк, увидев ее, был неимоверно рад и сразу же сел в машину, чтобы последовать за своей любимой. Однако сам мормон рассказывал совершенно другую историю: к нему подошел человек и, угрожая пистолетом, приказал следовать за ним. Когда он сел в машину, его усыпили хлороформом, и очнулся он уже в каком-то доме.
А в уютном любовном гнездышке уже все было готово для приема желанного гостя. Любимые блюда, напитки, роскошная постель. А чтобы гость не вздумал скоропостижно покинуть этот «рай», его приковали наручниками с длиной цепью. Джойс МакКинни предупредила своего избранника, что он будет находиться здесь один, два или три месяца, пока не забеременеет. После трех суток любовных утех, обессиленный Керк поклялся жениться на Джойс. Женщина поверила и освободила узника.
Но вероломный любовник тут же сбежал и отправился за помощью в полицию. Спустя три дня парочка похитителей была арестована.
Британские СМИ сделали из секс-скандала сенсациюДжойс заняла первые строчки газет, стала главной героиней британских новостей. Журналисты, веселясь, выдвигали десятки версий, пытаясь понять, как среднего роста девушка весом 50 кг смогла изнасиловать мужчину под два метра ростом и весом 107 кг? В камеру Джойс приносили целые мешки писем от восторженных мужчин с призывами: «Похить меня!» — с указанием адреса и приложенной подробным описанием, как проехать.
Таблоиды Соединенного Королевства очень долго смаковали эту историю. О ней писали все издания: эффектная блондинка, одержимая страстью к мормонскому миссионеру, стала центром внимания Британии на протяжении целого года. К огромному сожалению девушки таблоид «Daily Mirror» нашел и опубликовал ее фотосъемки в бондаже и рассказал не только о ее модельном прошлом, но и о том, как она торговала телом.
Суд и побегПо британским законам Джойс МакКинни и Кит Мэй могли понести наказание за похищение и незаконное лишение свободы с применением муляжа огнестрельного оружия. Обвинение в фактическом изнасиловании отклонили – такого вида преступления, как изнасилование женщиной мужчины в Уголовном кодексе этой страны не существовало.
Преступников выпустили под незначительный по размерам залог, но на заседание суда, которое должно было состояться 2 мая 1977 года, они не явились. Позже выяснилось, что парочка по поддельным паспортам в составе актерской труппы глухонемых выехала в Ирландию, а затем через Канаду в США. Незадачливую любовницу вскоре арестовали, но британские власти в память о необычной истории и трагической развязке не стали требовать ее экстрадиции.
Еще одна встреча с любимымНеожиданная и финальная встреча безумно влюбленной Джойс и фанатично преданного мормонам Керка состоялась в 1984 году на одной из проповедей Андерсона в Солт-Лейк-Сити. Он сразу же узнал свою «мучительницу» в толпе прихожан и сообщил в полицию. При задержании в машине у МакКинни обнаружили цепь и наручники.
Полиция предположила, что сладострастная леди вновь замышляет похищение «для любви». Ее предупредили, что новая попытка может закончиться крупным штрафом или, даже, тюремным заключением.
девушка платье министерство образования политика Кристина Тишкун
Помощница замминистра образования произвела фурор в узких околообразовательных кругах
публика оценила наряд Кристины Тишкун на встрече замминистра с мэром Львова
Но платье уже стало локальным мемом:
love is... Комиксы длиннопост любовь отношения
История появления комиксов "Love is..." и жизненный путь их создателей
Комиксы Love Is… созданы новозеландской художницей-мультипликатором Ким Касали и обрели широкую популярность по всему миру. Но мало кто знает что содержание красочных этикеток и было содержанием жизни юной девушки. Все трогательные слова и картинки были посвящены мужу Ким.
Комиксы Love Is… созданы новозеландской художницей-мультипликатором Ким Касали. Когда Ким было 19 лет, она отправилась путешествовать по миру, а спустя шесть лет поселилась в Калифорнии, где познакомилась с итальянцем Роберто Касали.
Она рисовала ему на салфетках короткие сценки с участием пузатой обнаженной девочки и такого же мальчика. «Я делала маленькие зарисовки, чтобы выразить, что я чувствую… Это было все равно что вести дневник моих эмоций, где описано, как развивались мои чувства. Сначала я нарисовала капельку, которая стала девочкой, это должна была быть я. Она испытывала все эти фантастические чувства. Потом я нарисовала другую капельку — мальчика, который был причиной этих чувств».
Ким и Роберто поженились в той же церкви в Новой Зеландии, в которой женились родители Ким. На девушке были корона из маргариток и вуаль — такую же потом она нарисовала своей пузатой героине. Она вспоминала: «Мой отец умер, когда я была молодой, так что когда Роберто попросил меня выйти за него замуж, я согласилась, но сказала: „Что бы ты ни делал, не умри на мне“. Он засмеялся и пообещал, что попытается».
Роберто решил продюсировать выход комиксов, и так «Love is» увидели свет 5 января 1970 года. В комиксе 1974 года мальчик называет девочку Ким, а раньше, в комиксе 1971 года, девочка чертит на песке букву R — первую букву имени Роберто.
Ким никогда не считала себя настоящей художницей. В одном из интервью 1981 года Ким говорила: «Если бы у меня был выбор, то я стала бы автором романтичных песен. Песни о любви глубоко меня трогают… Но я не умею красиво писать, поэтому мне пришлось выбрать другой способ выразить свои чувства».
Комиксы быстро набирали популярность: их теперь печатали не только в журнале. Они появлялись на футболках, календарях, плакатах, кружках и многом другом.
Персонажи саги «Love is…» проходят разные стадии отношений — от знакомства до супружеской пары и смерти одного из героев.
У героев комиксов, как и у настоящих Роберто и Ким, были дети. Правда, нарисованные дети были мальчик и девочка, а в жизни в 1971 году Ким родила сыновей Стефано и Дарио, когда семья перебралась в Англию. Популярность картинок «Love is…» продолжала расти, и Роберто стал управляющим делами Ким. Для этого была создана корпорацию Minikim.
Животные в комиксах тоже есть! Иногда на рисунках появляется собака по имени Самсон, а в другой раз мы видим могилку с именем Фидо на ней — судя по всему, это почивший пес пары. В комиксах 2005 года у пары есть два кота, а в 2009 году девочка плачет над погибшим котиком.
К сожалению, счастье длилось недолго. В 1975 году Роберто диагностировали неизлечимую стадию рака яичек, очень агрессивного. Ким перестала работать над комиксами, чтобы проводить больше времени с любимым. Но совсем бросать комиксы Ким не планировала: она попросила английского аниматора Билла Эспри рисовать комиксы за нее, подписывая ее никнеймом.
Именно из-под кисти Билла стали выходить первые цветные комиксы с одетыми персонажами «Love is…», которые переняли художники России, Турции и Украины.
«Следующий год я провела в поисках лекарства, стараясь держать его подальше от плохих новостей», — вспоминает Ким.
Роберто прооперировали в 1975 году. «Мы говорили о подарках на Рождество, и я сказала Роберто, что не хочу кольцо с бриллиантом, я хочу еще ребенка». Тогда супруги решили сохранить сперму Роберто на тот случай, если Ким не удастся забеременеть до его смерти.
Роберто Касали умер в возрасте 31 года, в 1976 году, и в комиксах остались только девочка Ким и надгробный камень.
Через 16 месяцев после смерти Роберто Ким родила ребенка от него, используя замороженную сперму супруга. Хотя вдова получила множество писем поддержки, в религиозной прессе подчеркивали, что она пошла против «религиозной морали».
«Роберто и я очень хотели подарить нашим двум сыновьям братика или сестричку. Теперь, благодаря заботе и терпению врачей, это стало возможно: я получила еще одно напоминание о моем чудесном муже». Британские газеты нарекли ребенка «чудесным младенцем». На открытке Love is… девочка толкает коляску, а подпись гласит: «Рады представить Мило Роберто. Родители: Ким и Роберто (посмертно, посредством искусственного оплодотворения)».
В ответ на критику Ким писала: «Мило здесь благодаря любви его матери и отца. Если кто-то осуждает подобное, это значит, мир потерял чувство пропорции. Мы пытались завести ребенка посредством искусственного оплодотворения до смерти Роберто. Если бы мой муж был жив, Мило был бы зачат в браке. Что меняет смерть Роберто?»
К сожалению, Ким тоже было отведено немного времени. Она умерла в возрасте 55 лет от рака костей и печени у себя дома в Суррее, в Англии. Её старший сын Стефано продолжил семейный бизнес. И теперь Билл рисует истории «Love is…» под подписью Ким (по условию договора), несмотря на то что Ким уже нет в живых.
Именно из-под кисти Билла стали выходить первые цветные комиксы с одетыми персонажами «Love is…», которые переняли художники России, Турции и Украины.
«Следующий год я провела в поисках лекарства, стараясь держать его подальше от плохих новостей», — вспоминает Ким.
Роберто прооперировали в 1975 году. «Мы говорили о подарках на Рождество, и я сказала Роберто, что не хочу кольцо с бриллиантом, я хочу еще ребенка». Тогда супруги решили сохранить сперму Роберто на тот случай, если Ким не удастся забеременеть до его смерти.
Роберто Касали умер в возрасте 31 года, в 1976 году, и в комиксах остались только девочка Ким и надгробный камень.
Через 16 месяцев после смерти Роберто Ким родила ребенка от него, используя замороженную сперму супруга. Хотя вдова получила множество писем поддержки, в религиозной прессе подчеркивали, что она пошла против «религиозной морали».
«Роберто и я очень хотели подарить нашим двум сыновьям братика или сестричку. Теперь, благодаря заботе и терпению врачей, это стало возможно: я получила еще одно напоминание о моем чудесном муже». Британские газеты нарекли ребенка «чудесным младенцем». На открытке Love is… девочка толкает коляску, а подпись гласит: «Рады представить Мило Роберто. Родители: Ким и Роберто (посмертно, посредством искусственного оплодотворения)».
В ответ на критику Ким писала: «Мило здесь благодаря любви его матери и отца. Если кто-то осуждает подобное, это значит, мир потерял чувство пропорции. Мы пытались завести ребенка посредством искусственного оплодотворения до смерти Роберто. Если бы мой муж был жив, Мило был бы зачат в браке. Что меняет смерть Роберто?»
К сожалению, Ким тоже было отведено немного времени. Она умерла в возрасте 55 лет от рака костей и печени у себя дома в Суррее, в Англии. Её старший сын Стефано продолжил семейный бизнес. И теперь Билл рисует истории «Love is…» под подписью Ким (по условию договора), несмотря на то что Ким уже нет в живых.
все плохо Казахстан насильник убийца кастрация пожизненно
Соседа-насильника второклассницы из Каратау осудили на кастрацию и пожизненное.
В шокирующей истории с убийством 9-летней девочки в Жамбылской области поставлена точка. Насильник и убийца второклассницы будет кастрирован и останется в заключении до конца жизни, сообщает tengrinews.kz
Суд решил, что преступник проведет за решеткой всю оставшуюся жизнь. Кроме того, его подвергнут химической кастрации. К столь суровому приговору привели подробности, раскрывшиеся во время процесса. Выяснилось, что в отношении ребенка были совершены действия сексуального характера, а тело после убийства сожжено. В апреле 9-летняя Аруай не пришла домой после танцев. Ее искали больше суток, а нашли лишь обугленные останки. По камерам наблюдения удалось установить того, кто увёз ребёнка на велосипеде . С ним девочка, вероятно, поехала сама, так как они были знакомы: мужчина часто посещал парикмахерскую в доме, где жила девочка. Первые пять лет осужденный проведет в учреждении чрезвычайной безопасности, затем будет доживать остаток жизни в учреждении максимальной безопасности. Его подвергнут химической кастрации и, несмотря на заключение, запретят работать с детьми. Шесть лет назад осужденный пытался изнасиловать 12-летнюю девочку, однако передумал и отпустил свою жертву. Его за это оправдали. А вот шокирующая история со второклассницей из Каратау привела к самому суровому приговору.
"Суд в обязательном порядке должен назначить дополнительное наказание. Суд в этой связи, поскольку работа с несовершеннолетними, педагогическая деятельность непосредственно связана по статье 120-й и 121-й и преступление совершено в отношении несовершеннолетней, то суд, так сказать, на всю жизнь ему… чтобы не имел возможности общения с несовершеннолетними", - сказал судья Айдарбек Замбаев.
И ещё говорят, что аниме врёт.
>Они были влюблены друг в друга, вместе лишились невинности, но юного мормона терзали муки совести из-за добрачной связи. Его родители осуждали отношения с женщиной, которая старше их сына на 6 лет.
Если всё написанное верно, то это печально.