Грудь в кружевом белье

Как и обещал доказательство о договорённости обеих сторон. Пруф, как видно, снимала не она, может будет меньше дурацких догадок.

Белое солнце пустыни

ссылка на гифку

Абдулла все смотрел на спящую с ним рядом любимую жену, вспоминая о том, что случилось с самой первой их встречи…

Поскольку по долгу службы Абдулла постоянно находился при Алимхане, все дела хозяина не были для него тайной. Так, однажды правитель Бухары и Самарканда, решив перестроить один из своих дворцов на родине, пригласил в свою петербургскую резиденцию русских специалистов — реставратора и хранителя музея, немолодых мужчин, рекомендованных правителю известным ученым-востоковедом… Реставратор, бывший церковный служитель, выслушав Алимхана, отказался сразу, оправдываясь незнанием восточной специфики, и тут же был с миром отпущен. Хранитель же, ученый, ранее преподававший в университете, фамилия которого была Лебедев, напротив, заинтересовался предложением.

— Скажите, профессор… — начал Алимхан.

Лебедев тут же перебил его:

— Простите, но я пока не профессор.

— Э-э… пустое, — махнул рукой Алимхан. — Мне рекомендовали вас как редкого знатока Востока… Так вот, какая, по-вашему, главная разница между Востоком и Западом? — Он бросил свой вопрос как пробный шар, явно желая испытать Лебедева.

— Полагаю — Восток духовнее, — коротко ответил Лебедев.

— Вы имеете в виду некоторую часть нашего государства?

— Я имею в виду всю Российскую империю.

— Хорошо… Но у меня сложилось впечатление, что вы не благоволите Западу? — улыбнулся Алимхан, раскуривая папироску.

— Запад дает знание, а Восток понимание, что гораздо выше.

— О-о!.. — восхитился Алимхан. — Какая прекрасная мысль.

— Это не моя мысль, — заметил Лебедев. — Она принадлежит великому знатоку человеческой сущности Гурджиеву.

— С удовольствием разделяю эту точку зрения… Но… — Алимхан задумался, подбирая выражение.

— Понимаю, ваше высочество. Вы вынуждены считаться с Западом, ибо такова традиция света, тех людей, среди которых вы вращаетесь. Не так ли?

— Именно… А теперь перейдем к делу, профессор… Я реставрирую свою резиденцию в Педженте. Там трудятся лучшие мастера Востока. Вас я хотел бы попросить заняться экспозицией дворца, интерьером. В частности, собрать экспонаты, вернее, выбрать из множества имеющихся там, чтобы создать, так сказать, достойный музейный ансамбль… Дворец мне дорог, ибо это мой курортный дом… Как для государя — Ливадия, — Алимхан улыбнулся своей шутке.

Лебедев молча кивнул. Приняв его молчание за нерешительность и сомнения, Алимхан поспешил подбодрить хранителя.

— В средствах не будет никаких ограничений… Назовите сумму вашего вознаграждения. — Он взял со стола золотое перо, раскрыл чековую книжку, собираясь вывести цифру. — Прошу.

— Я работаю не ради денег, — с достоинством ответил хранитель.

Алимхан улыбнулся и встал.

— Тогда сумму я назначу сам, — проговорил он.

Лебедев тоже поднялся с кресла. Абдулла открыл хранителю дверь.

— Этот сделает все, как надо, — сказал Алимхан, когда Лебедев вышел. — У русских есть много достоинств.

Зазвонил телефон, Алимхан снял трубку, позолоченную с инкрустациями; трубку поднес к уху, микрофон — ко рту. На лице у него появилась легкая улыбка.

— Здравствуй, князь, — сказал он в микрофон. — Что?.. Ну, конечно! С удовольствием!.. — Положив трубку, взглянул на Абдуллу. — Князь приглашает нас на мальчишник.

Абдулла, улыбнувшись, наклонил голову.

— А сейчас возьми мотор и поезжай за… — Алимхан, в свою очередь, улыбнувшись, сделал паузу. — За одной прекрасной барышней. Ты ее еще не видел — я сам знаком с ней всего две недели… Поезжай, шофер знает адрес.

Абдулла снова склонил голову, но теперь без улыбки, и, четко повернувшись, пошел к дверям.


Мотор, обгоняя конные экипажи, быстро двигался по улицам Петербурга. От громких звуков его клаксона шарахались в сторону лошади. Абдулла и в автомобиле сидел, как на коне во время парадного выезда: прямая спина, гордо поднятая неподвижная голова. Правда, внутренне он сейчас слегка морщился: ему не очень нравились поручения, связанные с женщинами хозяина. Суровый, самолюбивый воин, он считал эти поручения унижающими его достоинство. Но что поделаешь: его блестяще начатая и до сих пор также продолжающаяся карьера целиком зависела от Алимхана.

Шофер остановил мотор у подъезда красивого дома на Невском. Дверь квартиры на втором этаже Абдулле открыла хорошенькая горничная, вся в кружевах, рюшках и оборочках. Пропуская «красивого офицера», она «случайно» прикоснулась к нему мягкой грудью и, улыбнувшись, побежала доложить хозяйке.

Абдулла спокойно стоял в прихожей, ждал. Через минуту, не больше, из внутренних покоев появилась стройная и, казалось, совсем еще юная женщина — таким нежным и чистым было ее лицо.

Взглянув на нее, Абдулла замер: перед ним стояла та самая женщина, которую он когда-то увидел на станции Бологое и чей образ до сих пор носил в своем сердце. Нет, это, конечно же, была другая женщина, но у нее был тот же овал лица, те же огромные фиалковые глаза, та же ласковая, чуть дразнящая улыбка.

Она протянула ему красивую, с узкой ладонью руку и неожиданно низким, чуть хриплым, но мелодичным голосом произнесла:

— Здравствуйте!.. Я Александра Дмитриевна. Для друзей — Сашенька.

Она кокетливо пришепетывала, и «Сашенька» в ее устах прозвучало как «Сафенька».

Абдулла двумя пальцами чуть сжал ее ладонь — в его лапище ее рука утонула бы почти до локтя — и глухо пробормотал свое имя.

На улице Абдулла, опустив глаза, распахнул перед Сашенькой дверцу и помог ей взобраться на высокую ступеньку авто.

Как потом выяснилось, он тоже понравился Сашеньке с первой встречи. Ей льстило, как этот суровый, гордый мужчина с мягкими движениями могучего тела смущался от одной только ее улыбки и краска проступала на его красивом смуглом лице.

…Обгоняя конные экипажи, они катили по главной улице города. Абдулла сидел впереди, рядом с шофером, все еще напряженный и поэтому молчаливый. Сашенька склонилась к нему, почти коснувшись губами его уха. Абдулла вдохнул тонкий аромат ее духов, но, выросший в пустыне и привыкший различать множество запахов, он почувствовал также и нежный, волнующий аромат ее кожи.

— Скажите, Абдулла, у вас женщины ходят в чадрах? — улыбнувшись, спросила она.

— В чадрах, — вздохнул Абдулла, множество раз отвечавший на этот вопрос.

— Это ужасно! — воскликнула Сашенька. — Идти по улице и не видеть лиц женщин… Зачем же тогда на улицу выходить!

— Что поделаешь — таков закон нашей религии.

— Но ведь можно ужасно ошибиться!..

Абдулла понял, что Сашенька кокетничает с ним, и от этого улеглась его напряженность. Осталось только приятное волнение. Он слегка повернулся к ней, чуть не коснувшись усами ее пухлых губ, и, улыбнувшись, сказал:

— Нет, ошибиться невозможно. Красавица и под чадрой красавица. Это сразу понятно.

— Не понимаю… — Сашенька широко открыла свои и без того огромные глаза. — Ведь не видно ни глаз, ни губ, ни улыбки… — перечислила она самое лучшее в своем лице.

Абдулла взглянул в ее бездонные фиалковые глаза и, не удержавшись, пылко ответил:

— А если вы, госпожа Сашенька, наденете чадру разве можно ошибиться?!

— О-о-о!.. — проворковала польщенная женщина. — Лучшего комплимента я давно не слыхивала! Вы опасный человек, Абдулла!

— Я — опасный?! — подыгрывая ей, «удивился» Абдулла. — Помилуйте — я всего-навсего слуга вашего господина!

Сашенька, перестав улыбаться, замолчала, в задумчивости тихо произнесла:

— Да, да… господин… мой господин… — Погодя поинтересовалась. — Ну и что сейчас поделывает Алик?

— Алик? — переспросил Абдулла, не поняв, о ком она говорит, но потом сообразил, что так она называет Алимхана, правителя Бухары и всей территории до самого Каспия.

— Ждет вас, — коротко ответил он, больше не оборачиваясь и глядя прямо перед собой.


Проводив Сашеньку до кабинета Алимхана, Абдулла прикрыл за ней дверь, а сам сел напротив, не спуская с двери глаз, — минуты тянулись бесконечно долго. Он ругал себя за то, что сидит здесь, но все же не уходил — острые коготки ревности потихоньку впивались в сердце.

Наконец дверь распахнулась, вышла смеющаяся Сашенька, следом появился Алимхан, тоже веселый. Абдулла вскочил со стула, опустил глаза, но краем глаза следил за ними.

— А Абдулла будет не против? — весело спросила Сашенька у Алимхана.

— Думаю, он будет только рад, — ответил тот, целуя женщине на прощание руку.

…Абдулла вез Сашеньку обратно той же улицей. Она была все такой же многолюдной, полной пролеток и фланирующих людей; витрины магазинов ярко светились.

— Знаете, Абдулла, я, наверное, соглашусь на предложение Алимхана… — улыбнулась Сашенька, когда

Абдулла, подавая ей руку, помогал выбраться из мотора.

— Какое? — невольно вырвалось у Абдуллы; ни с кем другим он бы не позволил себе такого любопытства.

Сашенька улыбкой отметила его порыв и, помолчав, весело сказала:

— Посетить ваши края.

Она упорхнула к своему подъезду и скрылась в легком тумане, ореолом светящемся вокруг фонарей.

У Абдуллы забилось сердце — он действительно обрадовался.


Вскоре они покинули Петербург и выехали в Бухару. В дороге Алимхан придумал Сашеньке еще одно имя и стал называть ее по-восточному — Ханум.

— Почему Ханум? — спросила Сашенька.

— Ханум по-нашему — госпожа, — ответил Алимхан. — Ты будешь моей госпожой… Ты хочешь быть моей госпожой?

Сашенька с грустной улыбкой ответила:

— Какая рабыня не мечтает стать госпожой.

— Нет, нет! — с излишним пафосом закричал Алимхан. — Ты не рабыня, ты — моя госпожа!

…Лебедев, которого поместили в соседнем вагоне, всю дорогу читал, делал выписки; пейзажем за окном не интересовался.

Начались степи — милая глазу картина. Всадники-сорбазы встретили поезд и поскакали вдоль железнодорожного полотна, приветствуя своего господина и повелителя.

Алимхан, Абдулла, а с ними и Лебедев сошли с поезда на границе песков, где только еще прокладывалась новая колея, и в коляске покатили в Педжент вдоль штабелей новых деревянных шпал, вкусно пахнувших мазутом.

Сашенька осталась в поезде под присмотром многочисленной прислуги и охранников.


В Педженте в ту пору было лишь несколько глинобитных домов; отдельно от остальных располагалась таможня — небольшой двухэтажный дом белого цвета, окруженный глухим, белым же глиняным забором, — там поселился новый таможенник по фамилии Верещагин…

«Кавалер, храбрец, большой физической силы человек», как сообщил о нем Алимхан и рассказал о первом же деле, благодаря которому тот прославился и запомнился всем надолго: контрабандисты, набрав беспошлинного товару, стали уходить морем на баркасе. Верещагин выбежал из таможни с пулеметом и после нескольких предупредительных окриков в упор расстрелял баркас, изрешетил его. Баркас стал тонуть. Тех, кто доплывал до берега, Верещагин самолично брал в плен, оглушая ударами своего здоровенного кулака. Затем связал всех одной веревкой и так, гуськом, пешим ходом, доставил их в красноводскую тюрьму, тогда именуемую острогом…


Дворец, резиденция Алимхана, был почти завершен — высокое, отделанное цветными изразцами, с резными арками и балконами здание красиво выделялось на фоне окружающего пейзажа и предназначалось для отдыха и приема гостей.

Поселок вокруг быстро разросся — дворцу требовались рабочие руки, обслуга. Здесь, на побережье, остро пахло морем, было прохладно, особенно вечерами, и само море синим лоскутом далеко просматривалось меж глинобитными домами, особенно синее на фоне желтого песка.

Алимхан, Лебедев и Абдулла прошлись по комнатам, поднялись на второй этаж; Лебедев уже был в тюбетейке; он сделал несколько толковых замечаний по поводу конструкции здания, и мастера, следовавшие за ними, согласились с русским специалистом.

Потом все трое спустились в подвалы, где были сложены картины, утварь и прочие ценности, предназначенные для украшения покоев дворца; там они провели несколько часов, советуясь друг с другом, иногда споря, причем Алимхан часто уступал, поняв, что ему действительно попался редкий знаток Востока…

— А если вам будет скучно, можете посетить в таможне вашего соотечественника Верещагина, — сказал на прощание Алимхан Лебедеву. Затем он повернулся к Абдулле. — Ты встречался с ним?

— Приходилось, — усмехнулся Абдулла.

— Ну и как кончались ваши встречи?

— Пока вничью… как в шахматах.

— Неплохо. Верещагин крупный шахматист в своем деле!

…Они вышли из дворца, уселись в коляску и покатили на станцию, оставляя за собой шлейф песчаной пыли. Железнодорожная станция располагалась на границе песков, в трех часах езды от Педжента.

Алимхан обронил фразу, запомнившуюся Абдулле:

— Этот Лебедев умный человек. Смотри, чтобы он не сбежал в свою Россию. У русских это называется ностальгией.

— Я понимаю, друг Алимхан, — с легким оттенком иронии ответил Абдулла.

Алимхан, повернувшись, пристально посмотрел на него, и они оба рассмеялись.


В Бухаре цвел урюк, пахло свежей листвой, ароматным дымом от жаровен с горками желтого плова.

Здесь Алимхан был постоянно занят своими многочисленными делами. Абдулла же почти все свое свободное от поручений хозяина время проводил с Сашенькой.

Они гуляли по саду, окружающему роскошную резиденцию правителя, беседовали, играли в нарды — этой восточной игре обучил Сашеньку Абдулла, и она, сражаясь с ним, проявляла великий азарт.

Абдулла все больше привязывался к русской женщине, боясь этого и одновременно стремясь к ней. Он проклинал себя за возникшее чувство, стыдясь и терзаясь, ибо по-прежнему был очень предан Алимхану, но все равно стремился к Сашеньке, злясь на себя и на Алимхана, однако вел себя очень сдержанно.

— Абдулла, ты такой робкий, — смеялась Сашенька, заставляя трепетать его сердце.

Как-то, гуляя по саду, Абдулла рассказал Сашеньке о той молодой женщине, которую он когда-то увидел на станции, на российской земле — всю в белом, с белым зонтом, в белых по локоть перчатках, — рассказал о ее лице, о глазах, глядя при этом на Сашеньку. Это было почти прямое признание, но Сашенька «наивно» спросила:

— Абдулла, а ты, часом, стихов не пишешь? — и улыбнулась.

Абдулла обиделся. Он считал это занятие недостойным настоящего воина. Поняв это, Сашенька тотчас попросила у него прощения, ласково прикоснувшись к его плечу.

— Значит, тебе нравятся русские барышни? — спросила она погодя, когда он успокоился.

— Очень нравятся, — признался Абдулла. — Они красивые и светлые, как… — он поискал сравнение. — Как пустыня… — закончил он.

Сашенька сдержала смех, подумав, что Абдулла опять обидится.

— Наверное, еще никто не сравнивал женщин с пустыней, — заметила она как можно деликатнее.

— Для нас пустыня — это жизнь.

— Значит, женщина и жизнь одинаковые понятия? Да, Абдулла?

— Да.

— Все женщины?

— Почему — все?.. Я же говорил об одной… — Он страстно взглянул на Сашеньку, но та перевела разговор на другое:

— Абдулла, у тебя есть гарем?..

— Есть, небольшой… — ответил он.

— Скажи, какую из женщин твоего гарема любишь больше всех?

— Никакую, — отвернувшись, коротко бросил Абдулла.

— Но это же глупо!.. Если бы я была мужчиной и имела гарем, я бы любила в нем каждую женщину. Это же так прекрасно!.. Каждая женщина по-своему очень интересна.

Абдулла улыбнулся и пожал плечами, поняв, что она снова кокетничает.

…Однажды Сашенька вроде бы в шутку предложила Абдулле убежать в горы, которые белели вдали снежными вершинами, ослепительно сверкающими на солнце.

— Я соскучилась по снегу, понимаешь? — говорила она и все чаще вспоминала Петербург.

Вспомнила, как в затуманенном свете газовых фонарей стоял под ее окном приехавший за ней Абдулла, как он волновался, ожидая ее, как одергивал полы черкески, как проводил рукой по газырям и как темнели его глаза, когда он видел ее выходящей из подъезда.

Алимхан заметил их взаимную приязнь, но, считая себя человеком светским, относился к этому вполне интеллигентно. Все же, позвав Абдуллу к себе на ужин, как бы невзначай поинтересовался его личными делами: как у него дома, как поживают жены?

Абдулла, поклонившись, поблагодарил хозяина за заботу, а тот, улыбаясь, продолжал:

— Мой друг Абдулла, кызыл-паша, короче говоря, старший евнух сейчас обновляет состав моего гарема. У него на примете много подрастающих красавиц… Я решил тебе, как другу, подарить двух совершенно очаровательных девиц, и притом, заметь, очень сообразительных и игривых. Скоро они появятся в твоем доме.

Абдулла снова молча поклонился, и от Алимхана не укрылось, как пылали щеки его начальника охраны. Удовлетворенный, правитель понял, что Абдулла полностью уловил суть разговора.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся он. — Как поживает твой отец?

— Спасибо, светлейший, хорошо.

— Передай уважаемому Исфандияру мой поклон, — закончил аудиенцию Алимхан.

Абдулла покинул кабинет, решив впредь избегать встреч с Сашенькой. Он оценил деликатность Алимхана, но разозлился на него за то, что тот не прибегнул к прямому мужскому разговору.

Целую неделю он самозабвенно занимался делами или делал вид, но с Сашенькой не встречался.

— Абдулла, — капризно сказала она, как-то остановив его в одной из увитых цветами галерей дворца, — если ты будешь избегать меня, я обижусь всерьез!.. В чем дело?..

— Поверь, госпожа, я очень занят, — ответил Абдулла, пряча глаза.


Вскоре до Бухары дошли слухи о перевороте в России. Потом там началась Гражданская война. Русские уничтожали русских. Алимхан жаловался Абдулле, что перестал понимать все происходящее в России: зачем нужно русским истреблять людей, которые являлись цветом нации и составляли гордость, славу и мощь империи; почему не щадят они ни уникальную и единственную на всей земле русскую интеллигенцию, ни даже священников, ниспровергая тем самым самого Господа Бога?..

На окраинах империи появились неизвестные до того русские люди. Они призывали дехкан к свободе и к мировой революции. Что это значило, толком не понимал никто — понимали лишь одно: нужно разорять тех, кто богаче тебя, и уничтожать их… В Средней Азии началась война между красноармейцами и «басмачами» — так назывались люди, подобные Абдулле. Эта война обещала быть очень длительной, как все войны России на Кавказе и в Средней Азии.

В Бухаре пока было спокойно, но встревоженный всем происходящим вокруг Алимхан решил спрятать свои ценности, закопав их в потайных местах пустыни. Руководить этой операцией было поручено Абдулле, и тот четко выполнил приказание правителя: закопал клады в разных местах, а всех, кто помогал ему в этом, собственноручно расстрелял.

Пришло время, и начались волнения в самой Бухаре. По приказу Алимхана Абдулла жестоко расправился с зачинщиками, призывающими дехкан выходить на улицы с требованиями все той же свободы: поотрубал им головы на площади.

Сашенька была шокирована этими «азиатскими» действиями Алимхана, даже перестала разговаривать с ним, уединилась, ни с кем не желала видеться.

Злой от всего происходящего, высокомерный Алимхан возмутился поведением своей русской наложницы и, начисто позабыв про свою «светскость», велел наказать ее несколькими ударами плети, что и было исполнено евнухом в ее же покоях.

Абдулла по приезде в резиденцию узнал об экзекуции, очень опечалился и в душе рассердился на Алимхана. Несколько часов он провел у покоев Сашеньки в надежде, что увидит ее, но безрезультатно. И лишь когда Абдулла громким кашлем решился дать знать о своем присутствии, Сашенька отворила дверь и кивком пригласила его зайти.

— Ненавижу вас всех! — гневно сказала она, притворив за ним дверь.

А когда он попытался объяснить, что по восточным законам нельзя перечить мужу, даже если он неправ, погнала его прочь.

— Ты такой же, как он!

Абдулла взял ее за руки, попытался успокоить, но она вырвалась и вытолкала его за дверь.

…Через сутки Сашенька сама вышла из своих покоев, была подчеркнуто весела и мила, но что-то в ней изменилось, словно оборвалось, — такая она стала Абдулле еще желанней.

ссылка на гифку

В Бухаре зрел большой бунт. Алимхан собрался в одночасье и покинул родину, переправившись через границу в Афганистан.

Абдулле, сопровождавшему его до кордона, он наказал вскоре приехать к нему, предварительно вырыв два из шести кладов.

Вернувшись в Бухару, Абдулла нашел резиденцию правителя разграбленной; кабинет Алимхана сгорел, а с ним и ценные бумаги.

Переодевшись дехканином, Абдулла приступил к поиску Сашеньки по всему городу — слухи о ней были самые разноречивые: одни говорили, что эта женщина прячется где-то здесь, другие — что она отправилась на север с попутным караваном.

Абдулла собрал отряд из верных людей и после безрезультатных поисков в городе, где установилась новая власть, двинулся на север, прихватив с собой своих жен и кое-какие ценности; его не покидала мысль о Сашеньке. Он предположил, что она также двинулась на север, направляясь в родные края, в Россию. Она в последнее время действительно очень скучала по родине, по прохладе, осени, снегу…


Надо сказать, что Алимхан еще задолго до своего отъезда за границу прислал в гарем Абдуллы двух подаренных ему жен. Звали их Гюльчатай и Зарина. Обе были совсем юные, прехорошенькие, быстроглазые, но, когда Абдулла решил приласкать Гюльчатай, она от страха забилась в угол, закрываясь чадрой и стараясь не дышать. А когда он обнял ее, решив, что в его объятиях девушка растает, гибкое тело Гюльчатай стало деревянным. Абдулла, который давно уже привык к изысканным ласкам своих наложниц, вздохнув, отпустил новенькую жену и поручил Джамиле заняться ее образованием.


Алимхан в Афганистане ждал Абдуллу, который должен был доставить ему золото, и очень тревожился по поводу его долгого отсутствия — ведь только Абдулла один знал, где спрятаны сокровища. Наконец бывший правитель снарядил тайного гонца, и тот, отыскав Абдуллу, передал ему приказ Алимхана: немедленно прибыть в Афганистан с драгоценностями.

Абдула, выслушав присланного Алимханом человека, вздохнул.

— Ты сделал большую ошибку, что нашел меня, — сказал он и застрелил гонца.

Нет, он, конечно, не хотел ограбить Алимхана, не хотел воспользоваться даже малой толикой его сокровищ. Просто он потерял голову и не хотел, не мог заниматься ничем другим, пока не отыщет Сашеньку. Поиски же эти теперь осложнились и тем, что ему на хвост сел красноармейский отряд Рахимова, — приходилось скрываться, заметать следы, менять маршрут, а попробуй тут свободно маневрировать, когда у тебя на шее висит твой собственный гарем, все девять жен, которых он еще не успел спрятать в надежном месте.

Все же Абдулла отыскал Сашеньку, догнал ее в придорожном духане, расположенном невдалеке от Черной крепости. Она со слезами кинулась к нему — в простеньком платьице, похудевшая, но все такая же желанная и еще более красивая.

— Ну, госпожа, ну же… — успокаивал ее Абдулла, унимая стук сердца. — Все уже позади… Я нашел тебя!..

… В эту же ночь она отдалась ему, шепча горячие слова и покрывая его лицо и грудь поцелуями… Но прежде, когда они только опустились на ложе, она, обняв его и с ласковой страстью глядя в его глаза, сказала нежно и доверчиво:

— Аллах акбар.

— Да, да, — ответил Абдулла и, улыбнувшись, поцеловал ее.

Но Сашенька продолжила:

— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его.

Абдулла изумленно вскинулся, сполз с кровати на пол и встал на колени.

Дело в том, что произнесенная Сашенькой формула тут же сделала ее мусульманкой. На земле есть множество религий, и для посвящения себя одной из них существуют более сложные или менее сложные обряды, но только одна из религий — мусульманская, — чтобы стать приверженцем ее, требует громко и внятно произнести всего одну фразу: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет есть пророк его». Конечно же, чтобы произнести эту формулу, человек должен сознательно, может быть, всей своей жизнью подготовиться к ней, но тем не менее произнесший эту сакраментальную фразу становится мусульманином навсегда. Поэтому так поразило Абдуллу сказанное Сашенькой священное для мусульманина заклинание.

— Ты понимаешь, что ты сказала? — спросил он.

— Да, милый, — простодушно улыбнулась Сашенька. — Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких препятствий… Разве любовь не превыше всего?

Абдулла, прижав к губам край ее одежды, подумал, что, наверное, это все-таки кощунственно — поставить любовь выше Бога, и спросил:

— Но ты понимаешь, что теперь даже смерть не освободит тебя от того, что ты сказала?

— Конечно, милый, — ответила Сашенька и, снова улыбнувшись, протянула к нему руки. — Иди ко мне.

Абдулла ничего больше не мог противопоставить этой очаровательной наивности и понял, что единственным богом Сашеньки на этом свете была любовь.

Впервые в жизни он ощутил полное счастье от обладания женщиной. Когда же их страсть немного поутихла, он как преданный воин вдруг ощутил в глубине души жгучее чувство стыда за предательство по отношению к своему хозяину. Кляня себя, он за это еще более возненавидел его и, сурово посмотрев на Сашеньку, предложил:

— Хочешь, я поеду и убью Алимхана?

— Что ты!.. Нет, нет!.. Зачем еще осложнять жизнь? — запротестовала она. — Мы должны думать только друг о друге… Хочешь, я буду в твоем гареме, но на правах любимой жены?..

«О русские женщины!» — думал удивленный и покоренный навсегда Абдулла. Но одно в эту ночь он понял твердо: эта женщина, в сущности порочная, отныне действительно будет для него госпожой до конца его дней.

Немного о себе)

Период полового созревания у меня протекал сложно. Лет с 13-ти ночные эротические фантазии не давали спокойно уснуть. Необычность их состояла в том, что в своих мечтах я был девушкой служанкой, которую насилует хозяйка. Болезненное желание нарядиться во все женское вызывало сильнейшую эрекцию члена. Ситуация способствовала реализации моих желаний: старшая сестра год назад вышла замуж и уехала к мужу оставив часть своих нарядов и белья, мать занятая собственной карьерой приходила домой поздно и я был предоставлен сам себе. 

В один из дней я, не выдержав, залез в шкаф и принялся копаться в женском белье, отбирая понравившиеся вещи. Дрожа от нетерпения, разделся догола, и надел кружевные женские трусики, зажав член между ног. Волна сладкой дрожи прокатилась по телу, и я больше не раздумывая, нацепил кружевной поясок с подвязками для чулок и присев на край дивана натянул на ноги телесного цвета чулки, пристегнув их к поясу. Набросил на плечи бретельки бюстгальтера, выгнувшись, застегнул на спине застежку. В чашечки лифчика, натолкал ваты и марли, сформировав полновесную женскую грудь. Поверх надел еще один лифчик: кружевная ткань сгладила шероховатости и неровности, придав груди приятную округлость. Довольный результатом надел белую, с кружевами на груди и на подоле комбинацию, плотно облегающую тело. Достал из шкафа тайный предмет желаний: школьную форму сестры с белым праздничным фартучком. Натянул через голову платье, расправляя подол короткой юбки, кружевной воротничок, застегнул пуговицы на груди. Надел белый фартучек, завязав бантом на спине. 

Обулся в женские туфли на шпильках, надел на голову женский парик. Присел перед зеркалом, стараясь держать ножки, как женщина вместе и набок, старательно накрасил губки яркой помадой. Возбуждение было настолько сильным, что я едва успел вскочить и, засунув руку под подол платья достать из трусиков член. Прикрыв глаза, я выгнулся всем телом и кончил, выплескивая густые тягучие струи спермы на пол... 

После того памятного дня я стал ежедневно переодеваться в женщину. Проявляя редкую настойчивость и изобретательность, обшарил кладовки и антресоли, подбирая для себя наряды. Наполнив водой, воздушные шарики до размера женской груди, вкладывал их в чашечки лифчика, испытывая непередаваемое наслаждение от ощущения упругой тяжести. 

Выполняя домашние уроки, постоянно надевал девичью школьную форму с белым, обшитым кружевами фартучком. Добросовестные занятия не прошли даром и к удивлению учительниц, успеваемость в школе резко повысилась. Они удивились бы еще больше, если бы знали, что под школьной формой у меня надеты женские кружевные трусики с колготками, девичий бюстгальтер и белая с кружевами комбинация. 

Играя роль девушки служанки, с удовольствием стал браться за женскую, домашнюю работу: уборку, стирку, готовку. Для этого переодевался в яркие цветастые юбки в оборках, приталенную блузку, обтягивающую грудь и белый кухонный передник. Повязывал голову белым платком по девичьи: концами назад. 

Часами крутился перед зеркалом, любуясь собой и прислушиваясь к шороху юбок. Изучив советы в женских журналах, старательно накладывал макияж, красил губки помадой. 

Новое увлечение заменило мне все обычные, мальчишечьи заботы. Через несколько месяцев я уверенно стоял на тонких шпильках, непринужденно носил женские наряды, пользовался косметикой. От ежедневных уборок квартира сияла чистотой. Стирка и готовка, мытье посуды доставляли удовольствие. Фантазии о сексуальном насилии не оставляли меня и я сам придумывал себе наказания: сворачивая влажную кухонную тряпку в тугой комок заталкивал кляп до самой глотки, кухонным полотенцем завязывал себе рот от носа до подбородка, туго стягивая узел на затылке. Испытывая после этого, сильнейшую эрекцию члена онанировал, доводя себя до полного изнеможения. 

Идиллия закончилась совершенно неожиданно: необдуманно выскочив на балкон развесить выстиранное белье, я почувствовал пристальный взгляд и, посмотрев вниз, похолодел от страха. Внизу стояла Нинка из параллельного класса и удивленно рассматривала меня. Еще бы не удивиться, увидев меня одетого в женское цветастое платье с коротким рукавом, в белом фартучке, облегающем полную женскую грудь, повязанным платочком и с ярким макияжем на лице. Мне стоило немалого труда сохранить спокойствие и под ее взглядом продолжать развешивать белье. 

На следующий день ко мне подошла одноклассница Наташа, наша классная красавица, и спросила: могла Нинка видеть меня вчера в платье и фартучке, развешивающим белье на балконе? Я возмущенно стал рассказывать о приезде в гости старшей сестры, которая решила заняться стиркой и уборкой. Наташа совершенно спокойно выслушала меня и сразила, наповал сказав, что сестра Нинки, Леся училась с моей сестрой в одном классе и перезвонила узнать проезжала та в гости или нет? Я стоял, не зная, что возразить, чувствуя, как горит от стыда лицо. Наташа все поняла без слов. Насмешливо рассматривая меня, предложила завтра поучаствовать в школьном празднике наряженным в девочку-школьницу, белье и одежду принесет ее мама. 

Я наряжался в пустом классе. Пустом, если не считать Наташкиной матери. Светлана, поставив на парту сумку с бельем и повесив плечики с девичьей школьной формой, отвернувшись, стояла у окна. Стараясь не смотреть на округлый женский зад туго обтянутый черной юбкой, я быстро разделся догола. Поспешно втиснулся в узкие, полупрозрачные, в кружевах, женские трусики, привычно зажимая член между ног. Надел телесного цвета чулки и белый поясок. Изумленно взял в руки белый в кружевах бюстгальтер, с накладной женской грудью из натурального силикона с торчащими сосками. Надел лифчик и под тяжестью накладной женской груди бретельки врезались в плечи, член стал стремительно твердеть. Сжимая ножки, натянул коротенькую комбинацию на тонких бретельках, стыдливо одергивая подол. Поспешно надел школьное платье, набросил на плечи шлейки белого накрахмаленного фартучка и, стянув потуже, завязал пышным бантом. Наклонившись, обулся в черные туфельки на шпильке. 

Женщина, повернувшись ко мне, внимательно осмотрела с ног до головы и насмешливо спросила: так же умело я управлюсь с косметикой, как с девичьим нарядом. Я с ужасом понял, что допустил ошибку. Привычно нарядившись в девичий наряд, я невольно подтвердил Нинкины сплетни. Забавляясь моим смущением, Светлана открыла косметичку, накрасила меня, надела на голову женский парик с приколотыми шпильками белыми бантами, причесала. Протянула тюбик губной помады, предлагая самому накрасить губки. Отпираться не было смысла и я, уверенно, не глядя в зеркальце, накрасил губки. 

Вместе со Светланой мы шли по пустому коридору, и цокот наших каблучков звонко отражался от стен. 

В актовом зале я замешкался, не зная куда идти: к одноклассникам было как-то неловко, к одноклассницам непривычно. Наташа, увидев меня, потащила к группе одноклассниц одетых, как и я в коричневые школьные платьица и белые фартучки. Мое появление девчонки встретили радостным визгом. Лишь необходимость подняться на сцену для поздравления учительниц прервала поток их комментариев. Покачиваясь на каблучках, на ходу поправляя соскользнувшую шлейку фартучка, я подошел к классной руководительнице, Галине Федоровне, и изобразив улыбку протянул ей букет цветов. Учительница с интересом окинула меня взглядом с головы до ног и, наклонившись, шепнула, что в платье и белом фартучке я выгляжу очень соблазнительно. Покраснев от смущения, я отстранился, и хотел уйти. Увы, мне пришлось надолго задержаться на сцене. Пришлось сфотографироваться с одноклассницами стоя на сцене. Потом с Галиной Федоровной и с Наташей. 

Я спускался со сцены, по крутой лестнице ощущая прикованные ко мне взгляды зрителей и смущенно придерживая руками подол короткого платья. Светлана махнула мне рукой, и я сел, возле нее аккуратно расправляя подол платья и пытаясь прикрыть коленки туго обтянутые прозрачным нейлоном. Не в силах больше находиться в зале я попросил Светлану провести меня в класс, я переоденусь и верну ей одежду. 

Двери оказались запертыми, и я растерянно стоял, не зная, что делать. Светлана предложила поехать к ней, а Наташа потом подвезет мои вещи. Возвращаться в зал не хотелось, и я согласился. 

Едва войдя в квартиру, Светлана захлопнула дверь, и притянула меня к себе. Впилась губами мне в рот. Горячий язычок раздвинул мне губки и проник в рот. Одной рукой женщина прижимала меня к себе, другая рука забралась мне под платье и жадно поглаживала обтянутую кружевными трусиками попку. Не ожидавший подобного натиска я слабо противился ее ласкам. Светлана, не выпуская меня из объятий, затащила в спальню и бросила меня на кровать. Навалилась сверху продолжая целовать, рука ее скользнула мне между ног и, нырнув в трусики вытащила полу затвердевший член. Я испуганно дернулся, пытаясь освободиться. Удерживая меня на спине, Светлана быстро поддернула свою юбку и, помогая себе рукой, направила член между полных ляжек. 

Подмяла меня под себя, прижалась широкими бедрами и, торчащий колом член мягко вошел в горячее влажное влагалище. Застонав от наслаждения, я больше не сопротивлялся и женщина, ритмично двигая бедрами, овладела мной. Выгнувшись в оргазме, я кончил, толчками выплескивая сперму. Оторвавшись от меня, Светлана, быстро поднявшись, пересела мне на грудь, зажав мне голову между ляжек и прижимаясь к губам, заросшим рыжеватым волосом влагалищем. Подчиняясь ее приказам, я стал лизать мокрое влагалище, судорожно сглатывая вытекающие струйки спермы. Приподняв мне голову, женщина терлась об мой рот промежностью, заставляя сосать бугорок клитора и подразнивать его язычком. Движения ее бедер становились все быстрее, и вскоре Светлана кончила, стиснув мне голову ножками, и я ощутил кончиком язычка судорожные сокращения мышц влагалища. 

У меня снова стоял и Светлана, оседлав меня сверху в позе «наездницы», сбросила с себя блузку и лифчик, оголив тяжелую грудь с крупными коричневыми сосками, окруженными розовым ореолом. С наслаждением трахая меня ласкала себе груди, теребила соски. Теперь я долго не кончал и смог доставить большее наслаждение женщине. Кончили мы вместе, и я с удовольствием вылизывал Светлане промежность, пытаясь ввести кончик язычка как можно глубже в горячие глубины влагалища. 

Женщина повернулась ко мне задом, присела, разведя руками полные ягодицы, и предложила полизать ее в зад. Я не мог поверить услышанному, но нависший надо мной широкий женский зад не оставлял времени для раздумий. Пересиливая себя, я осторожно поцеловал темно-коричневый кружок ануса. Светлана села мне на рот, и я стал лизать ее в анус. Подчиняясь ей, высунул кончик языка и женщина, поднимаясь и приседая, принялась насаживаться задом на мой язычок. Тяжело поднявшись, Светлана вновь оседлала меня. Подрочив мне член, натянула презерватив и приседая рукой направила торчащий колом член себе в зад. Головка члена мягко вошла в задний проход женщине, и Светлана застонав от наслаждения, полностью села на член. 

Достав из-за спины вибратор, ввела себе во влагалище и задвигала бедрами трахая себя с двух сторон. Сквозь тонкую перегородку между влагалищем и задним проходом я чувствовал, как трется о мой член твердый вибратор. Острое возбуждение охватило меня, и я задвигал бедрами пытаясь ввести напряженный член поглубже в женский задок. Бурно кончая Светлана кричала и стонала от наслаждения глубоко вгоняя вибратор во влагалище и с размаху насаживаясь на член… 

Светлана сидела на мне сверху, судорожно двигая бедрами, подставляя под мой язычок то мокрое влагалище, то полураскрытый кружок ануса. Сдерживая подступающую тошноту, лизал женский зад, судорожно сглатывая густую слизь и ощущая во рту привкус фекалий. 

Не прекращая трахать меня в рот, Светлана привязала мне руки к изголовью кровати чулками, туго затягивая узлы. Поднявшись, принесла с кухни какие-то тряпки и кусок бельевой веревки. Свернув кухонные тряпки в тугой кляп, насильно разжала мне рот и затолкала влажные, вонючие тряпки мне в самую глотку. Я замычал, пытаясь выплюнуть кляп, и Светлана для надежности завязала мне рот кухонным полотенцем. Набросив на щиколотки петли веревки, притянула мои ноги к изголовью кровати, крепко привязав. Я оказался сложенным почти пополам. 

Светлана достала из шкафа двухсторонний искусственный член, половину ввела себе во влагалище, и с помощью кожаных ремешков закрепила его между ног. Присев ввела себе в задний проход вибратор. Надела резиновые медицинские перчатки и, взяв тюбик с кремом, стала смазывать мне тугую дырочку ануса. С испугом поглядывая на покачивающийся между женских ножек толстый резиновый член я догадался, что меня ожидает и замычал сквозь кляп, жалея что позволил привязать себя к кровати. Обильно смазанные кремом женские пальчики, легко преодолевая сопротивление мышц заднего прохода, входили мне в анус. Вначале один, потом два сразу, растягивая анус. 

Я беспомощно лежал, сжимая зубами разбухший от слюны кляп. Светлана осторожно ввела мне в зад сложенные вместе три пальца и я застонал больше от испуга, чем от боли. Густо смазав задний проход кремом, Светлана пристроилась возле моего беззащитного зада и направляя рукой резиновый член уперлась скользкой головкой в анус. Подчиняясь ее приказам, я максимально расслабил мышцы заднего прохода, и головка резинового члена вошла мне в зад. Медленными, осторожными толчками женщина впихнула резиновый член вверх по прямой кишке до упора, прижавшись ко мне бедрами. Мне показалось что в зад вставили батон вареной колбасы, и пронзив меня насквозь он вытолкнет кляп изо рта. Удобней ухватившись за мои бедра, Светлана медленно задвигала задом. 

Член скользил в моей заднице, касаясь предстательной железы и вызывая чувство острого наслаждения. Вскоре сам того не замечая стал подмахивать задом навстречу члену корчась и постанывая. Светлана вынула член и поднявшись развязала меня. Предложила вынуть кляп, но я отрицательно покачал головой. Послушно стал раком, выгибаясь в пояснице и подставляя зад. Светлана задрала мне платье на спину, приспустила трусики до коленок и разведя мне ягодицы ввела член в зад. Я охнул и издал стон наслаждения. Придерживая меня за бедра, Светлана ритмично трахала меня в задницу, изредка поддрачивая член. Я как раз корчился под Светланой, когда вернулась Наташа. Посмотрев, как азартно ее мамаша трахает одноклассника девушка разделась, оставшись в коротенькой комбинации и кружевном лифчике. Забравшись на кровать, села на подушку широко разведя в стороны согнутые в коленках ножки и развязав мне рот выдернула изо рта кляп. Я пригнулся пониже и стал лизать подбритое влагалище, сосать клитор, вылизывать тесную дырочку заднего прохода. 

В самых смелых своих фантазиях я не мог представить, что одетый в нижнее женское белье, с накладной женской грудью, в школьном девичьем платье и белом фартучке, буду стоять раком на кровати и сосать влагалище однокласснице пока ее мама трахает меня в задницу резиновым членом. Я представлял себя девушкой служанкой, которую насилует хозяйка, но не думал, что женщина будет трахать меня в зад резиновым членом. Хотя возможно я и желал, чтобы меня хорошенько трахнули именно как женщину. От этих мыслей я испытал сильнейшее возбуждение и насадив задок на член кончил, выплескивая густые, тягучие струи спермы на кровать, платье и чулки…