Пролетая над гнездом Лошадки
1.
По вечерам Евгений Житомиров ходил к Косолапому на хату смотреть на ядерные пустоши. Они усаживались перед окном и, подключаясь к исследовательским дронам, изучали голые пески за городской стеной. Те, что скрывали его Белую.
— Принес? — спросил Косолапый, откладывая паяльник.
— Как обещал. Красные. — Евгений плюхнулся на кожаный диван напротив окна, в котором отражалась неоновая реклама грязного города, и кинул другу нейроинтерфейсы, собранные с утра на свалке с военного джета. — На пару часов хватит?
— Этих? — Косолапый засмолил папиросой и снова надвинул на глаза оптовизор, дабы осмотреть «презент». — Да. Если, кхах, — он усмехнулся в усы, — мозги не изжарим. Ладно, поворачивайся.
Убрав волосы, Евгений подставил другу затылок, и тот приладил ему свежий, трехсотканальный интерфейс с еще не истраченными талонами на Вход. Было больно, но Евгений постарался отвлечься от неприятного ощущения мыслями о Белой.
Только она могла спасти их всех.
— Черт! — глаза Косолапого подернулись белой дымкой, на зрачках стали мелькать каике-то картинки.
— Что случилось?
— А ты как думаешь, идиот?! — косолапый вновь нахлобучил оптовизор, переключил режим и вновь уставился на принесенный «подарочек». — Твою… Ты же их не у военников брал?
— Я…
— Внимание! Это Комитет Общественной Безопасности. Сохраняйте спокойствие, — раздалось по внутренней связи жилого комплекса. — В доме обнаружена незаконная деятельность. Триста второй этаж считается зоной боевых действий…
— Мать!!! — Косолапый кинулся к горе хлама у дальней стены хаты и стал яростно что-то там искать.
— …все находящиеся на нем подлежат аресту. Без паники. Если вы ни в чем не виноваты, вам нечего боятся. Сдавайтесь, и никто не пострадает.
— Я…
— Вот он, родимый! — воскликнул косолапый, выудив из хлама огромный плазменный пулемет еще военных времен. — А ты чего встал? Вали отсюда!
— Но куда я?..
— ТУДА, куда ж? Уничтожь танк! Найди Белую! А я пока поддам дымку…
После чего он выкинул Евгения в окно, и сквозь новый интерфейс тот упал в Туман.
2.
«Вид, открывающийся из окна, — девять восемьдесят одна», — крутилось в голове у Евгения, пока он в Тумане пытался нащупать подходящего дроида и к нему подключиться. Девять восемьдесят одна — ускорение свободного падения. В каковом и пребывало сейчас бренное тело хакера. Сознание же через новый интерфейс уже успело подсоединиться к какому-то странному дроиду. Четыре манипулятора, острые шипы по всей поверхности. Пыхтит так, словно на пару работает.
Странно, камеры дроида тоже показывали туман. Или это переход в вирт еще не завершился? Евгений попробовал подвигать камерами дроида — все работало. Из правого бока с небольшими интервалами вырывалось облачко — чуть более белое и густое, чем мутная взвесь вокруг. Паровой дроид, серьезно? Ладно, разберемся. Сейчас найти карту, определить, в какую часть пустоши нас занесло.
(Триста два этажа… ну, это, положим, метров семьсот пятьдесят… сколько там времени у меня? Тэ равно… Тэ равно корень из…)
Ох и ё! Вот это занесло. Карту в пять раз пришлось уменьшить, чтобы на внутреннем экране появилась наконец совсем маленькая точка города. Так далеко они с Медведем еще не забирались.
(Конечно, еще нужно умножить на коэффициент виртуального преломления. Здесь время в десять раз быстрее течет. Но даже если… а потом-то что?)
Увлекшись представлением собственного финала — зеленоватая лепешка, кишки, стекающие с военного бронетранспортера, фотодроиды, «хакер выбросился с триста второго этажа», — Евгений не сразу понял, что показывают камеры дроида.
Тонкие, утопающие в тумане ноги. Длинная шея, подрагивающие ноздри. Глубокие темные глаза. Белая!
Евгений всем своим сознанием дернул дроида вперед. И тут оказалось, что этот чертов двигатель внутреннего сгорания подчиняться не желает. Камерами вращайте, сколько хотите, а манипуляторы не трогайте. Упрямая коптилка пронеслась мимо Белой, и Евгений только и мог, что повернутыми до упора назад камерами смотреть, как безнадежно растворяется в тумане его единственная надежда.
— Лоша-а-а-адка-а-а-а-а-а!
3.
На следующем шаге дроид споткнулся и, переворачиваясь, покатился по песчаному склону.
Бултых!
Камера уставилась в зенит, на проплывающие темно-сизые тучи.
— Я ёжик, — печально сказал Евгений. — Я упал в реку.
«Интересно, — подумал он, — как же там Косолапый?
Сколько он продержится?
Сумеет ли отбиться?»
***
— Ничего вы у меня не выпытаете! — хмуро сказал Косолапый, прикрученный ремнями к стулу.
Двое типов в одинаковых серо-сизых пиджаках ехидно переглянулись.
— Даже и пытаться не будем, — усмехнулся один (у которого пиджак был скорее все-таки серый). — Сам все расскажешь… — серый поднял шприц к свету и постучал пальцем, выгоняя пузырек.
— Как лучшим дружбанам, — подтвердил второй (у этого, кажется, пиджак отливал более сизым).
Отпихнув ногами какой-то хлам, все еще дымящийся после штурма, Сизый достал нож и сноровисто вспорол Потапычу рукав.
— И прикиньте, парни, — пьяно улыбался Косолапый, — я ему такой: «Женька, дурень, расслабься, это же вирт!» А он мне такой: «Я дроид. Я должен искать Лошадку!»
— Вот с этого момента поподробнее, — заинтересовался Серый. — Что за лошадка?
— А-а-а! — хитро покрутил носом Потапыч. — Это секре-ет! Но вам, парни, по секрету скажу…
Косолапый заговорщицки наклонился поближе и громким шепотом продекламировал:
«Подводная лодка
В степях Украины
Погибла в неравном воздушном бою!»
Сказав эту вису, Потапыч разразился гомерическим хохотом.
Серый и Сизый мрачно переглянулись.
— Э-э, чо вы как неродные! — обиделся Косолапый. — Это ж главная сталкерская легенда номер пять! Про Белую Летающую Субмарину!
— Слушай, — краешком рта спросил Сизый, — ты там дозировку не попутал?
— Сам ты дозировка! — рассердился Потапыч. — Да эту телегу каждый ребенок знает. Реальная телега! Чума! Янки ее перед самым Крахом построили. Последний писк буржуинской технологии! Прикинь — летаюшая трехтысячетонная дура, внутри ядерный реактор; запас хода вообще бесконечный! Оружия там всякого, радары, компьютеры… ну, полный фарш. А главное — аэродром ей не нужен, она ж подлодка.
4.
— Сидит себе под водой, пока у нас тут наверху содом, геморрой и ядерная война. А потом, как все кончится, — она медленно так кайфно всплывает, поднимается в воздух… Летит, значит, забамбливает врага ваще уже в каменный век, а потом поворачивает — и домой, восстанавливать хозяйство.
«Make America Great Again!»
У ней же там внутри реактор — целый город запитать можно; куча компьютеров, полевой госпиталь — наука, медицина, фуё-моё…
Янки, чо возьмешь… Они перед Крахом много чего такого понаделали. Чем дороже и безумнее, тем, значит, лучше…
Ну, а как начался Крах, все, конечно, и гавкнулось…
Эта дура тогда напрямик, через самое пекло поперла, Москву выносить. Но ПВО-то, как оказалось, еще работало… Малость не долетела, короче, опаньки! — Косолапый ухмылялся до ушей, но в глазах у него горел какой-то нехороший огонек. — Экипаж, конечно, вдребезги весь; а вот компы, считай, целые… Янки их для космоса еще пилили, там запас прочности ого-го… Вот ИскИн-то, понимаешь, и выжил. Ходит теперь, мыкается по вирту… ищет новых хозяев.
— Кто ищет? — поморщился Серый. — Вотерскин?
— ИскИн, чудила! — рассвирепел Косолапый. — Искусственный интеллект! Я тебе про что тут час рассказывал, чудобище?
— Рассказывал сказки про летающую субмарину, — Серый сердито наставил на него палец. — А тебя спрашивали про «лошадку»!
— Да она и есть Лошадка, блин! — заорал Потапыч. — Проект «SEAL Horse», он же «Белый Всадник Апокалипсиса», он же, в народе, «Crazy Horse»… Что характерно, ИскИн после смерти хозяев и правда звезданулся по полной. Бегает теперь по вирту, воображает себя белой единорожкой, которая ищет друзей…
Косолапый вздохнул, устало откинулся на ремнях и, пробормотав: «кстати, друзья…» — обмяк и закатил глаза.
— И чо? — мрачно спросил Сизый. — Хочешь всю эту ахинею доложить Бате?
Серый пожал плечами.
— Во, — сказал Сизый. — И я чот не готов…
Серый снова пожал плечами:
— Хочешь попробовать не доложить?
— М-да… Засада.
— Ну и какие остались варианты? — поинтересовался Серый, хмуро изучая разложенное на столах вирт-оборудование…
5.
В голове Ежика проносились односложные команды умирающего в воде парового дроида. Тот молотил своими щупами по водной глади, пытаюсь выбраться, но тщетно — очаг уже залило.
Ежик окончательно потерял контроль над ситуацией.
Мозги закоротило…
А река несла, несла, несла…
Сквозь невод и росток, сквозь запад и восток, за пределы, за уют, где их вовсе не найдут…
Туман. Вокруг один сплошной туман, и Еж не мог понять, где заканчивается он и начинается дроид. Он бьет по волне рукой — или же это конвульсии ржавеющей техники.
Лошадка.
— Привет, лошадка…
Большие ноздри обдали его теплым, обволакивающим туманом. А глаза такие… мудрые. Последние в мире…
— Как ты там, лошадка?
Но Белая не ответила Ежу. Не захотела. Или не успела.
Ибо его несло, несло.
Где-то на задворках памяти дроида… или все же он помнил про такое далекое окно, девять восемь одна…
Но он плыл вниз, вниз, вниз…
Вперед, в неизвестность.
Наугад. В темноту.
Над ним снова наклонилась Лошадка. Большая, белая, одинокая. Тонущая в Тумане.
«Слишком высокий фрейрейт у этих нейрофейсов, — подумал Ежик. — Поэтому Лошадка почти не может меня увидеть».
А потому Ежик уснул, плывя по реке сознания, погрузился с головой в густой Туман, отдался себе, для себя, от себя…
Евгений очнулся в реальности. Там, где он больше не был Ежиком, плывущим по волнам виртуальности, а падал вниз с высоты трехсот второго этажа, будучи смертным Евгением.
Или не падал…
Оглядевшись, он понял, что лежит на каркасе одной из неоновых реклам энергетического напитка, которая располагалась на торце жилого корпуса.
«Но если меня еще не нашли, — подумал Евгений, — значит, меня не видно за стеной рекламного огня, так? А, значит, я в безопасности?»
А Белая была так близко… Он нашел ее…
Уйдя в себя, Евгений вновь погрузился в Туман.
— Привет, Лошадка! — прокричал он в белую мглу, когда по логам добрался до старого места в пустыне.
— Привет… Ежик… — раздался оттуда тяжелый механический бас, и на свет вышел противохакерский вирттанк «Спаниель».
6.
— Пришли на именины, — пробормотал Ежик.
Танк направил на Евгения бесформенный обрубок носа-локатора и сразу же начал разворачивать «уши» — генератор запросов и анализатор откликов. Ежик оцепенел. Ничто внутри вирта не могло сопротивляться Спаниелю. Он вычленял логику даже из рандомизаторов.
— Прости, Ежик, — ухнул танк, — нет времени. Умираешь ты.
Ежик попытался убежать в туман, но лишь увяз в грязи. Коротко щелкнул контакт, сервомотор одной из конечностей окончательно отказал. Дроид завалился колючей задницей в лужу.
— Как... умираю? — прошептал Ежик. — А как же Лошадка?
— Ее-то мне и надобно.
Левое ухо Спаниеля засияло невыносимо ярким светом. Правое — почернело и превратилось в бездну.
«Не думать, — сказал себе Ежик. — Не думать. Не думать».
«Я — Ежик».
И сноп света тут же расколотило на мириады вариантов. «Ежик? Почему Ежик? Потому что Евгений Житомиров? Потому что Лошадка? Потому что Медвежонок? Потому что дроид? Потому что мама-сказки-Лошадка-мультик-Лошадка-игрушка-Лошадка-Лошадка?..»
«Я — просто Ежик, — думал Евгений. — (Не думать о лошадке). С дырочкой в правом боку».
... в левом боку у тебя дырочка, «простоежик», и не дырочка, а, с вероятностью девяносто восемь процентов, здоровенная рваная дыра, вот тебе картинка с дрона, вот тебе рекламный щит с потеками крови, твоей крови, весело блистающей в неоновых огнях, вот тебе спецназ, уже на полпути к тебе по выдвижным лестницам, ничего ты не знаешь, Ежик, даже про Лошадку не знаешь...
Нет, я... да, не знаю. Не знаю. Ничего не знаю. Интересно, как там Медвежонок.
...трезубец правды вогнали Медвежонку и бросили связанным среди его же хлама, ты же знаешь, почему он трезубец, после него три варианта — жизнь, смерть или дурка — в равных вероятностях, но в любом случае ему кранты, и ради чего, ради какой-то Лошадки, Лошадки...
Нет, не какой-то. Она же...
...какая?!
Она же...
...что?!
Она же...
...где?!
Здесь! Она здесь!
7.
«Странно, — подумал Ежик, глядя на огромный белый силуэт, проступающий из тумана, — разве она действительно такая огромная?»
Спаниель уже сворачивал уши, сохранял полученные данные, в прыжке разворачиваясь к новому врагу. Но не успел. Не потому даже, что был слишком медленным или Лошадка — слишком быстрой. Просто Лошадка будто пропускала кадры. Кадр — голова проступает из тумана. Кадр — вот она уже вся целиком. Кадр — передняя нога поднимается высоко в воздух. Кадр...
Обсидианово-черное копыто обрушилось на танк, размалывая в труху.
— Садитесь ко мне на спину, — сказала Лошадка. — Я отвезу вас.
***
Сизый дернулся, прижал палец к уху. Затем сказал:
— Он вступил в контакт с Лошадкой.
— А псина?
— Уничтожена.
— Как?! — изумился Серый.
— Каком кверху! — разозлился Сизый. — Видимо, там действительно ИскИн. Только он мог грохнуть Спаниеля. Не наврала эта медвежатина! А я-то думал, Батя совсем с дуба рухнул, поверить в это все... Эй! Ты что надумал?!
Серый выхватил пистолет, подскочил к окну и начал выцеливать фигуру, безвольно свисающую с рекламного кронштейна.
— Подожди! — заорал Сизый. — Очумел?!
— Если это правда, его нельзя пускать в подлодку!
— Нам надо ее найти сначала!
Серый заколебался.
— Если хотя бы десятая часть того, что говорил толстяк, правда, — сказал он, — нам настанет полный конец обеда, как только он доберется до управления.
Сизый силой втащил напарника в комнату.
— Подожди! — сказал он с нажимом. — Пристрелить всегда успеем. Никуда он от нас не денется. А Лошадку найти надо. Мы теперь не имеем права уйти ни с чем.
Серый хмуро посмотрел в окно и сунул пистолет в кобуру.
— Можем и не успеть, — тихо буркнул он.
8.
Наступил вечер, поэтому Ёжик и Лошадка приготовили себе чаю с вареньем и сели смотреть на звезды.
— А почему сегодня звезды не мигают? — спросил Ёжик.
— А я их сама нарисовала, — рассеянно отвечала Лошадка… глядя на поляну, где стоят два больших серых волка.
— Не оказывайте сопротивления, — скалит зубы один.
— Мы ваши друзья! — лает второй (пожалуй, даже не серый, а сизый).
— Друзья… — задумчиво говорит Лошадка. — А почему у вас такие большие зубы?
— Это… чтобы луш-ше… — серый давится, потому что Лошадка подцепляет его зубы копытом и как-то по-докторски («скажите “а-а-а”») заглядывает в пасть.
Пасть распахивается, и там внутри виден Медвежонок с трезубцем в голове, а за ним — висящий в прицеле Женя.
— Видишь, — грустно говорит Лошадка, — какие это друзья…
Серый злится и пытается укусить, но между зубов у него копыто.
Сизый с ревом бросается перегрызть Лошадке ногу, но там у нее почему-то тоже — одно сплошное копыто. Сизый обламывает все зубы, хватает себя лапами за голову и воет:
— …елая! Так нефефно!
— Да? — возмущается Ёжик. — А моих друзей трезубцем тыкать — честно?!
Лошадка обнимает Серого копытами и притягивает к себе, заглядывая ему прямо в глаза…
— Левее… немного… — пыхтит Серый.
Он держит тело Евгения за ноги и пытается сдвинуть; но его собственные ноги, обвязанные силовым кабелем, никак не пускают дальше.
Наверху кабель намертво примотан к батарее, и дотянуться не получается, ну никак.
Сизый, высунувшись из окна, всем своим весом налегает на кабель, пытается сдвинуть еще левее…
...батарея с хрустом отламывается от стены,
подцепив Сизого, с грохотом вываливается из окна,
и все трое падают вниз.
— Ну и хорошо, — пожав плечами, сказал Ёжик. И, подумав, добавил: — Хорошо, что пополам!
— Фто …о-о-ам? — не врубился Сизый.
— Жэ-тэ-квадрат пополам, — объяснил Ёжик.
— Я посчитал, у нас еще целый вечер впереди. Давайте пить чай с вареньем!
9.
Сизый с Серым еще задавали какие-то вопросы, когда Олег (он же Косолапый) понял, какой из трёх зубцов выпал на его долю. Полминуты, максимум минута — и… Созерцать их противные рожи целых тридцать секунд? Нет уж, увольте.
— Кстати, друзья, — пробормотал Косолапый и нырнул в вирт через все ещё прикрепленный к затылку интерфейс. По военному пропуску, но сейчас это уже не имело значения.
***
— А-ой тщай, ты жду-ел? От же она — Лошафь! Подлодка! Полетели!
Ёжик меланхолично смотрел на звёзды.
— Полетели куда?
— Ты сам сдурел, — вмешался Серый. — Она ж давно летать не умеет. Сбили её.
— Я умею летать, — внезапно возразила Белая. — Вот чай допьём, и полечу.
— Так полетели сейчас, ёлки! — Серый, забыв про копыта, подскочил к Лошадке. — Нас ещё можно подхватить в воздухе! Полетели, субмарина ты еловая!
Лошадка легко оторвалась от земли. Вцепившийся в неё Серый не удержался и неловко шлёпнулся вниз. Лошадка описала в воздухе грациозный круг и приземлилась рядом с волком.
— Ничего, ничего, — сказала она, глядя Серому в глаза. — Это ничего…
Тот вдруг завыл и уткнулся Лошадке в бок. Завыл и Сизый.
Так они и сидели — два волка, прижавшиеся к Белой, и Ёжик, размешивающий в чае малиновое варенье.
— Уф, насилу нашёл вас. Я вам веточек можжевеловых принёс, — из темноты вышел Медвежонок, — будет, чем самовар топить.
— О, Косолапый, и ты здесь? — несильно удивился Ёжик.
— Да вот… кончаюсь, да. Дай, думаю, к Ёжику загляну. Может, и Белую повезёт увидеть, — Медвежонок уважительно покосился на Лошадку.
Та благосклонно прядала ушами.
— А я и с дфумя дефчонками зараз это… и с тремя дафе… И море видел… А «кадиллаков» этих у моей маман завались… И чего теперь? — сокрушался Сизый.
Ёжик подливал ему чаю.
— А ты можешь… — заглядывал в глаза Лошадке Серый. — Можешь моей Ленке сказать, что я её это… ну… и детей тоже… что я всегда…
Махал лапой, отворачивался.
Лошадка кивала.
Самовар закипал, пахло можжевеловым дымом.
10.
— А я ей говорю: «Легче ко всему надо относиться. Проще. А ты заморачиваешься, как…» — рассказывал Медвежонок.
— У меня бабушка такие пирожки с малиной делала… На Новый Год всегда, помню, — невпопад подтверждал Ёжик.
— А она: «Ну давай я на тебя буду плевать, буду звонки твои сбрасывать, пропадать постоянно, а ты будешь легко к этому относиться?»
— Лушше фшего ф дерефню было летом. Ф дерефню, и на фелике…
— Я ей: «Ну давай». А она развернулась, и всё…
— Мы секретики ещё делали. Девчонки свои, а мы свои. И искали потом. Мы раз нашли их секретик и разбросали, а одна так ревела потом…
— ...и не звонила больше.
— Так, значит, ты не можешь никого спасти? — тихо спросил Ёжик.
— Почему? Я всех спасу. Смотри.
На небе за звёздами замелькали тени — лица, города, тексты, много, много всего... Ёжик успел разглядеть Фибоначчи, Бродский вроде мелькнул, да что-то вроде из Вивальди послышалось.
Помолчали.
— А нас? Нас ты спасти можешь?
Тёмные глаза, последние глаза… пропасть и приговор… ответь же, не молчи, я уже ко всему готов…
— Ты хорошо знаешь формулу падения, Ёжик, — наконец сказала Белая. — А что насчёт формулы взлёта?
— Нет, это не ответ. Что это за ответ? В мой последний вечер разве я не заслуживаю честности?
Лошадка опустила голову. Сказала:
— Я могу спасти Ёжика и Медвежонка. И даже Серого и Сизого. Но я не могу спасти Женю, Олега, Васю и Николая. Это достаточно честно?
Ёжик вздохнул:
— Не знаю.
Первым умер Олег. Медвежонок как-то дёрнулся и завис. Потом виновато улыбнулся, отпил чаю.
А потом Женя вдруг почувствовал, что его вырывает из этой ночи, прочь от поляны, от чая, от Лошадки — и выбрасывет на крыше военного бронетранспортёра. Сверху на Женю приземляется Серый. Сизый с батареей упали на асфальт рядом.
Но умер Женя не сразу. Он успел услышать рёв, увидеть красный шар взлетающей подлодки. Ах, только лошади летают вдохновенно!
На спине у Лошадки сидел счастливый Олег-Медвежонок и махал Жене.
— Ну что, Женя-Ёжик. Сможешь? Формула взлёта — вторая космическая, одиннадцать и две — ПОЕХАЛИ!!!
