Мне 13 лет. Я еду на отдых в какой-то пансион. Мне честно говоря все равно – я еду лишь бы не выделятся и что бы не волновать лишний раз мать. Наша группа состоит примерно из 20 человек, мальчики и девочки возрастом от 12 до 15 лет. Мы едем в разбитом грязном Икарусе, ехать нам долго поэтому я слушаю музыку. Музыку я слушаю практически всегда. Мои музыкальные предпочтения включают в себя Вивальди (как Антонио так Паоло), Моцарта, Баха так и Би2, Сплин, Машину Времени, Сhris Rea, LP, популярный сейчас рэп. В последнее время я все же больше склоняюсь к классике, особенно в современной обработке. Тогда у меня был просто отличный плеер компании Toshiba, это была здоровенная махина – много кнопок для перемотки, радио и выходы на разные силовые установки(!) и наушники. За такую игрушку в то время большинство детей продали бы душу.

Лагерь мне сразу не понравился. На проспекте была нарисованная приветливая женщина на фоне залитой солнцем поляны на которой расположились маленькие домики. На деле нас привезли к какому-то трехэтажному зданию, находящемуся как я позже узнал в 9 километрах от трассы. Тем не менее, комнаты были чистые, вид из окна просто прекрасный, а самым главным плюсом было то что при пансионе было небольшое ранчо, лошади всегда были моими любимыми животными, в последствии я привязался к ним еще больше. Жили мы по 4 человека в комнате, как тогда казалось мне – ближайшие две недели пройдут очень интересно. Если бы я знал насколько я прав, и насколько все же я ошибаюсь.

Проблемы начались на третий день. Одна из девочек заболела и ее положили в местную больницу. Больница – небольшое одноэтажное здание (фельдшерский пункт) был расположен на территории заведения. Сначала никто на это не обратил внимания, но ближе к вечеру один парень живший со мной в комнате сказал, чтобы сегодня пораньше отправлялись спать. Когда человек говорит что-то серьезно – это сразу видно по нему – другая мимика, голос, жесты. Тогда я еще ничего не понимал. Отбой был в 23:00, в 21:00 +\- вся наша компания была в сборе. Женя – по-моему его звали так, начал разговор издалека. Ему было 15, и голова у него варила что надо. Так попало что в нашей комнате не было детей – все были серьезными ребятами, с которыми можно поговорить, в этом возрасте – это большая редкость. Не буду долго расписывать как происходил наш разговор, по итогу Женя заявил, что Ира (заболевшая девочка) вовсе не больна. Мы все еще не могли понять, о чем речь. Тогда он предложил ночью спустится по трубе вниз (жили мы на 2 этаже) и пойти посмотреть в медпункт как она там.

Все же мы были детьми, и тогда нам и в голову не могли прийти подобные мысли.

В полночь, когда вахтер закончил обход мы по водосточной трубе, спустились во двор. Пансион был пуст – охраны не было никакой. Они ничего не боялись, они думали, что они в полной безопасности посреди этого леса, вдали от цивилизации.

Мы уже были возле медпункта, когда услышали чьи-то шаги. Спрятаться для подростка в возрасте 13-15 лет ночью, в парковой зоне – раз плюнуть. Мы залегли кто где. Возле нас прошел кто-то, хлопнули двери медпункта. Мы полежали еще несколько минут, потом Женя поднял руку, и мы быстро забежали за угол здания. Мы попали как раз в удачное место – позади нас была живая изгородь – мы были практически не различимы в тени. Окно, выходившее на нашу сторону слабо, светилось – оно было плотно зашторено, но край шторы все же не плотно подходил к стене. Женя заглянул первым. Смотрел он минут 5, потом повернул голову ко мне, и я увидел его лицо – никогда ни до ни после я не видел таких глаз. В них как будто собрался весь ужас, который ты читатель, можешь себе представить. Я оттолкнул его и начал смотреть.

Она лежала на кровати, процесс как раз был в разгаре – существо которое насиловало ее громко храпело. Больше я не могу ничего рассказать тебе читатель. Да оно и не нужно.

Один из тех, кто был с нами не сдержался и закричал – он орал так, что казалось его режут. Он тупо стоял возле окна и кричал. Мы побежали, Женя был умен – он сразу бросился к выходу из пансиона. Что с двумя остальными мальчиками – я не зал. Мы бежали очень быстро, как нам тогда казалось. Около ворот я заметил, что нам на перерез кто-то бежит. Тогда я понял, что, Женя не успеет открыть дверь и выбежать в поле, что, если человек, который сейчас бежит нам на перехват поймает его – я не смогу уже выйти – он заблокирует двери, к тому же я слышал маты и топот сзади. Все это очень долго писать читатель – но именно тогда я первый раз в жизни принял тяжелое решение. Я побежал не к воротам, а на перерез тому человеку. Он этого не ожидал, я чувствовал его растерянность и злость, а вместе с ним удивление и страх. То, что он боится – предало мне сил. Я прыгнул ему под ноги, от моего удара в солнечное сплетение он рухнул. Я вложил в этот удар всё что у меня было, всё что я умел, но я был все лишь ребенок, уже лежа на земле он сумел схватить меня за ногу. В следующее мгновение тот, кто бежал за нами добежал. Он ударил со всей силы, как он не сломал мне хребет – я не знаю до сих пор. Боль была страшной, но я еще чувствовал, хотя и лежал на земле. Когда я отрубался у меня была только одна мысль – успел ли добежать Женя.

Я в хлеве, дышать очень тяжело, осознание того что я лежу на соломе – возвращает меня к реальности. Сверху через небольшое окошко светит солнце – значит уже день. Вокруг моей шеи обмотана цепь, другой конец прикован к решетке на замок. Я пытаюсь встать, и у меня это получается. Правда я не могу стоять ровно, очень болит живот. Но я стою, держась за стену. Через примерно час приходит он. Он просто смотрит на меня. Я смотрю на него. Он рывком заходит в стойло и пытается ударить меня в лицо. Сил защищаться у меня еще хватает. Но следующий удар приходится на сустав, перед глазами все плывет, я падаю. Он ставит меня на ноги, я не могу поднять руки, я просто стою, прислонившись к стене, и смотрю на него.

- Что ты видел?
Я не могу ответить, у меня нет сил на это.
- Если ты не будешь говорить я убью тебя, мразь. – Его полное, пышущее жизнью лицо трясется от злобы и ненависти.
- Отвечай. – Он снова бьет меня, но не сильно. Я могу стоять на ногах.
- Я видел все. – Мне кажется это не мой голос, я не узнаю свой голос.

Оно хохочет. Он обещает убить меня, но перед этим он преподаст мне урок. Я молчу. Он бьет меня так, что со стены, к которой я прислонился сыпется штукатурка. Он в ярости. На некоторое время он уходит, и я могу просто лежать. Единственное, о чем я думаю – это удалось ли Жене убежать.

Вечером он приходит опять. Он пьян в ноль, его шатает. Он пробует ударить меня ногой, но он слишком слаб – я успеваю увернутся. Насколько позволяет цепь. Он что-то бормочет, обещает убить меня, но перед этим хочет преподать мне урок. Он уходит, и через несколько минут возвращается – в руках у него арапник. То, что происходило тогда в том стойле я и сейчас не хочу вспоминать, но это было – и это навсегда со мной. Он устает далеко за полночь, меня спасает только то что он пьян и узкие стены стойла не дают размахнутся ему в полную силу.

Я лежу и смотрю в потолок, я думаю о том, когда все это закончится. Утром его нет, я успеваю поспать. Очень хочется пить – по периметру хлева проведен водопровод, по которому для скота подают воду, хотя в стойле нет никого кроме меня, вода все же есть – я пью оттуда, стараюсь немного умыться. Я сплю, зарывшись в солому, и чувствую, что в спину что-то упирается – это кусок шифера. Он длинный, с острым краем. В моей голове возникает сумасшедшая идея. Весь оставшийся день я аккуратно, чтобы раскрошить свое оружие стараюсь заострить его, получается у меня не очень, т.к. я делаю это об прутья решетки, но кое-что мне все же удается. У меня страшно болит левая рука, но я работаю именно ней – правой нужно отдохнуть, я чувствую, что от этого зависит моя жизнь.

Вечером он приходит, к тому времени у меня есть план. Я лежу немного на боку, лицом к стене в правой руке у меня кусок шифера, я притрусил ее сеном. Я слышу, что он заходит в стойло.

Читатель, ты не представляешь, как обостряются чувства человека в такой ситуации. Все ресурсы организма работают на полную катушку, восприятие и реакция обостряется невероятно. Во мне нет страха, я максимально собран. Что будет если мне не удастся задуманное – я стараюсь не думать.
Я слышу, что он пьян, он что-то бормочет и говорит, чтобы я поднялся. Я не реагирую на его слова. Он подходит ко мне и несильно пинает – я лежу, как и лежал. Я чувствую, что он растерян. Он наклоняется и поднимает меня, в тот момент, когда он разворачивает меня – я наношу удар. Шифер входит прямо в кадык и выходит где-то в глубине его гортани, он ломается у меня в руках. Я смотрю в его глаза – на какое-то мгновение время останавливается потом из его рта мне в лицо потоком начинает бить кровь, он отпускает меня, и я стою, прислонившись к стене и смотрю как он катается по полу. Кровь по всюду – из него льет как из свиньи. Он умирает очень быстро – буквально за пол минуты. Я не чувствую ничего, сил нет. Я просто ложусь и засыпаю, утром я слышу голоса – в хлев входят люди. Женя все-таки не бросил меня.


Что было потом? Потом был суд, было расследование. Отец Жени был серьезный бизнесмен и имел связи, но в нашей стране нет закона – маленькому мальчику никто не поверил, или просто не захотели верить, ведь игнорировать реальность – это то, что так хорошо получается у большинства людей. Копы и медики, нашедшие меня, снимавшие побои и обследовавшие остальных детей – вдруг начали путать показания, они начали забывать разные подробности и моменты. Пансион принадлежал какой-то шишке – закрывать прибыльный бизнес никто не стал, только обновили штат, а пострадавшим всучили компенсацию. На суде я даже не проходил как пострадавший – я был просто свидетель. Те, кто был там не мог смотреть мне в глаза – они знали все, знали, что там произошло – но решили не влезать. Что я чувствовал тогда? Страх, обиду, унижение? Нет. Единственное что я чувствовал – это ярость, с тех пор она навсегда со мной, она – часть меня. Я хорошо усвоил урок которой он преподал мне в том хлеву.