крошечное объятие

Теперь гримдарк поставляется с плашкой 6+

Последний пост о спойлерах Смерти и Конца.

Темные ангелы, Титул и Сайфер:

Он видит вдалеке ручей, бегущий по самому дну глубокого перевала. Это всего лишь струйка, как свежий поток талой воды весной. Он вьется под тенями скал, в темноте и из нее, но там, где он ловит ясный дневной свет, он сверкает, как падающие драгоценности, синим и зеленым. Невозможно легко определить масштаб, но Корсвейн видит, что это не люди. Масса крошечных, блестящих форм. Движущийся, продвигающийся ковер из…
Жуков. Мух.
Река из них течет вверх по перевалу. Сколько их должно быть? Сколько миллиардов нужно, чтобы образовалась блестящая черная струя на дне перевала?
Далеко внизу по дорожке стелется дымка тумана.Рассеявшися, он открыл фигуру, смотрящую на Корсвейна на далеком утесе. Поток насекомых остановился, словно запрудой, у пяток фигуры.
Это Тифон. Это Калас Тифон, гордый сын Барбаруса, Первый Капитан XIV Легиона. Он выглядит точно так же, как в тот день, когда Корсвейн впервые встретил его, много лет назад, до того, как начался ад. Его бронеплита блестит в холодном свете. Он поднимает руку в почти братском приветствии.
«Вы сломлены, — говорит он. Всего лишь шепот, но Корсвейн слышит его так же ясно, как если бы они оказались лицом к лицу. — Ты сломлен, Корсвейн, внутри и снаружи. К этому сводится наша долгая военная игра, и в отношении вас мы предлагаем шанс подчиниться. Подчинитесь нам. Не пытайтесь вступить в последний бой.
— Ты не можешь предложить мне ничего, кроме смерти, — кричит в ответ Корсвейн. Ему приходится повышать голос, чтобы он донесся до перевала на тысячу метров. Мягкий ответ Тифона легко доносится до его уха.
'Конечно. Ничего, кроме смерти. Но это не обязано быть лезвием или насилием. Подчинитесь, и это будет безболезненно. Мягкое затухание в тишине. Мы предлагаем это в честь вашей ценности как соперника. Никаких взаимных обвинений. Примите, что вы сломлены, и примите этот дар от нас. Избавьте себя от боли сопротивления неизбежному».

Корсвейн сражается. С ним на уступе ущелья Траган из Девятого Ордена, Форлуа, Бруктас… и другие, достаточно близко, чтобы соприкоснуться на расстоянии вытянутой руки, но обезличены разносимой мухами тьмой. Механизмы их болтеров заклинило, забило грязью насекомых и раздавленными телами мух, поэтому они сражаются клинками, украшенными длинными мечами и полуторными реликвиями, испачканными черным едким гноем. Корсвейн разрывает темную броню и выплевывает больные внутренности. Он сбрасывает убитых и умирающих врагов с крепостного вала, отбрасывая их назад в лица тех, кто цепляется за них. Он раскалывает шлемы и ломает клинки. Каждый удар разбрызгивает кровь, что усиливает хлюпкость, перекрытую краем крепостного вала. Воины скользят в крови, пробираясь в ней по голени. Она моросит воздух, брызги крови летят по их снаряжению и капают с локтей и наплечников.
И во всем этом он знает одно.
Они проиграют.

Он видит, как Траган падает, унесенный в жиже крови несколькими нападавшими. Он бросается к нему, сбивая нападавших с брата, отшвыривая тела и уничтожая их яростными ударами. Траган лежит на спине, изо всех сил пытаясь вырваться и встать на ноги.
Булава бьет Корсвейна сзади. Он шатается, а затем, как и Траган, попадает в толпу Гвардейцев Смерти. Руки хватают его и прижимают, угрожая оторвать конечности от тела. Он пытается бороться. Живой кошмар из Гвардии Смерти, личинки которого высыпаются изо рта подобно рису, поднимает булаву, чтобы размозжить его голову.
И вдруг Живой кошмар загорается.
Его тело, объятое плазменным огнем, рушится, расплавленный металл сливается с пузырчатым мясом. Булава падает в грязь.
Из бушующих облаков насекомых вырываются новые лучи, поглощая иных. Головы тают, как горячий воск. Корсвейн спотыкается, освобождается, его броня забрызгана расплавленными доспехами Гвардейца Смерти.
Его поддерживает фигура.
«Стойте твердо, ваша светлость, — говорит она.
Облепленный грязью, кровью и коркой раздавленных насекомых, Корсвейн поднимает голову и видит надежду в самой неожиданной форме. Знак. Серебряная маска.
— Держитесь, великий сенешаль, — говорит лорд Сайфер.

Корсвейн смотрит на серебряную маску.
— Не спрашивайте, — говорит Сайфер. — Не сомневайтесь, ваша милость. Я был с вами все это время. Я стою с вами сейчас. Это все, что вам нужно знать.
Его слова эхом отдавались в эфире, переносимые и усиливаемые мощной псионической силой. Удушливые тучи мух отпрянули.
— Сыны Первого, ваш долг перед вашим сенешалем, пожалуйста, — объявляет Сайфер, его голос проникает в каждый разум на склоне холма и утесах. — Он отдал вам приказ. Убейте их.
Тотчас же он оказывается на краю черной скалы, по которой все еще тянутся толпы Гвардии Смерти. Он начинает отмерять смерть всем неразумным, что пересекли край скалы. Его меч разрывает черную броню, словно волдыри. Его плазменное ружье поджигает людей целиком, отправляя их расплавленные тела огненными полосами мчаться вниз по скале.
Темные Ангелы бросаются к нему, как львы, пробуждающиеся ото сна. Дух, которого не хватало, возвращается. Вера находит свою сталь.

Седьмая серия восьмого сезона

Наконец-то дождались серию про большую белую! Надеюсь вы в предвкушении!

Время трансляции: с 18:30 по МСК.

Список онлайн-трансляций:
Brony State
World of Equestria
BronyTV
HasbroMLP
Otaku Ascended
Brony Network
CMC Clubhouse
Cutie Mark Crusaders 
Mahlibalazs

Otaku Alt

Текста кусок:

Главное — хвост ч1.

         Не всякое приключение начинается утром или вечером, со стакана сидра в баре или таинственного письма под дверью. Иногда это может быть просто визит таинственной незнакомки под покровом сумерек. В это загадочное время солнечные лучи любят забавляться с цветами и перекрашивать мир во что-то дивно-загадочное. Именно в такое время Минуэтт шла по Понивилю, любуясь аутентичными постройками городка, так ярко контрастирующими с её родным Кантерлотом. Эта единорожка возвращалась после спонтанного визита к своей старой школьной подруге Лире Хартстрингс. Наобщавшись вдоволь, она коротала время до поезда за прогулкой по живописным улочкам, крошечным аллеям и изумительным садикам.

         — Минуэтт, какая встреча! — знакомый голос заставил единорожку обернуться. Подняв небольшое облачко пыли на землю приземлилась лавандовый аликорн. Минуэтт ахнула от неожиданности, картинно плюхнувшись на круп и приложив копыта к щекам. На мордочке её уже сияла ослепительная улыбка. Ей казалось день не может стать ещё лучше, но она была счастлива ошибиться.

         — Принцесса Твайлайт Спаркл собственной персоной! — восхищенно ахнула кобылка, заключая давнюю подругу в крепкие объятья. — Вот уж и не надеялась тебя увидеть. Ты же теперь Принцесса как никак! — на этих словах Минуэтт копытами изобразила махающие движения. — После того случая с Мунденсер ты к нам почти не заглядываешь. Работа, работа, работа, ох, как я тебя понимаю. Но… до чего же здорово тебя снова встретить!

         — Да… — Твайлайт попыталась вставить хоть слово, но новая порция крепкий объятий захватила её врасплох. — Уф. Понимаю, почему вы с Пинки так хорошо подружились. У вас много общего. И откуда только такая силища? Ты меня задушишь!

         — Нет не задушу, — как ни в чем не бывало улыбнулась Минуэтт, продолжая нещадно тискать подругу. — Только очень очень крепко обниму, за все те дни что мы не виделись. Потерпи, ещё за полгодика осталось… Вот!

         Выбравшись из захвата, Твайлайт попыталась отдышаться, по-детски высунув язык наружу, под умилённым взглядом синей единорожки. Когда же кислородный баланс был восстановлен, она приняла решение о тотальном приведении себя в порядок: втянуть язык внутрь, поправить взъерошенную гриву и стряхнуть с шёрстки пыль. В целом ей удалось придать себе более принцессопристойный вид, только несколько непослушных прядок выбивались из причёски, придавая её образу несколько безумный оттенок. Но аликорн этого совершенно не замечала, целиком сосредоточившись на поддержании дружелюбного выражения на лице.

         — Я случайно узнала, что ты будешь в городе и решила поздороваться, пока ты не уехала. Ты же возвращаешься в Кантерлот сегодня, верно? — Твайлайт широко улыбнулась, что могло говорить как о её хорошем настроении, так и о желании таковое показать.

         — Да, я уже повидалась с Лирой и прямо сейчас иду на станцию, — Минуэтт закатила глаза, вспоминая сколько всего уже успела обсудить с мятной единорожкой. — Кстати, а ты знала что наша Хартстрингс со своей подругой Бон Бон на самом деле…

         — Замечательно! — преувеличенно жизнерадостно перебила её аликорн. — Скажи, а не могла бы ты по старой дружбе оказать мне одну маленькую услугу? Совсем крошечную, мелочь совсем.

         — Для самой Принцессы Твайлайт Спаркл? Помощь? Да что угодно проси, подруга! — Минуэтт вновь полезла обниматься, не в силах сдержать обуревающие её эмоции и спеша поделиться охватившим её счастьем. К счастью, лавандовой кобылке удалось увернуться от очередного удушающего обнимательного захвата. Но единорожка не сильно расстроилась и, неопределенно изогнув шею, поинтересовалась: — Так с чем помочь, Твай?

         — О, совершенно не стоит переживать, это сущий пустяк, — нервно рассмеялась принцесса дружбы, отмахиваясь и озираясь по сторонам. — Надо всего лишь доставить отвар… то есть пакет… сверток! В общем, вот!

         Твайлайт достала из-под крыла что-то небольшое, плотно завернутое в несколько слоев ткани. Минуэтт с благоговением взяла это нечто в копыта и уже собралась лезть внутрь, как аликорн её остановила:

         — Если ты возьмешься за это задание, пообещай мне ни в коем случае не разворачивать сверток, не смотреть что там внутри и, чтобы ни произошло, никому не говорить о нём, — принцесса дружбы была серьезна как никогда. — Пообещай мне, что ты доставишь это в Кантерлот.

         — Не вопрос, подруга! — единорожка словно пропустила мимо ушей всю серьезность возложенной на неё миссии и самозабвенно вертела в копытах сверток. — Хм, а что это он булькает?

         — Слушай меня, — Твайлайт притянула голову Минуэтт к своему лицу, заглядывая ей прямо в глаза. — Никто не должен знать, что это дала тебе я. Никому не говори, что ты это везешь. На вокзале Кантерлота ты должна встретиться с получателем. Ты точно её узнаешь, не сомневайся. Её всегда узнают. Ты поняла?

         — Я поняла, — еле смогла выдавить единорожка сквозь сплющенные копытами щёки. Её шея была вывернута под неудобным углом, что доставляло её некоторый дискомфорт, зато действовало весьма отрезвляюще. — Но если это так важно, почему ты доверяешь это мне, а не кому-то другому?

         — Мы ведь подруги, — мило улыбнулась Твайлайт, отпуская голову Минуэтт. — Кому мне доверять как не тебе?

         — Нет, я к тому, что это можно было бы отправить почтой, — разминая шею предложила синяя кобылка. — Или переслать магией, например. Драконом на худой конец.

         — Это очень ценная вещь. Её нельзя доверять ни неуклюжим почтальонам, ни магически нестабильным драконам, — улыбка принцессы постепенно становилась всё более и более нервной. — Но ты же моя подруга, тебе можно доверить такую ценность. Ведь так?

         — Знаешь… — протянула Минуэтт, пристально вглядываясь в нервно потеющую мордочку Твайлайт. Внезапно единорожка озарилась улыбкой: — Конечно можешь! Мы же друзья! А теперь мне надо бежать, а то я опоздаю на поезд. Тебе определенно стоит выбраться к нам в гости, закатим вечеринку как в былые времена. А то выглядишь ты что-то уставшей. Ну я поскакала. Пока-пока, Твайлайт!

         И Минуэтт скрылась в облачке пыли, убежав в закат, оттуда как раз прозвучал гудок поезда. Принцесса перевела дыхание, утерев пот со лба. 

         — Это оказалось проще, чем я думала, — пробормотала она. — Надеюсь, ей хватит терпения не пытаться вскрыть посылку…

Бе'лакор и Леди Олиндер

Тёмный Владыка приблизился к кованым железным воротам, за которыми скрывалось место упокоения костей Мортарха, и принялся нашёптывать заклятие изгнания. Знания об этих чарах было дорогой ценой получено самыми хитрыми агентами Тёмного Владыки: теневые демоны из Ульгу прорвались в чертоги Силонтума и проведали о ритуалах двора Олиндер. Врата святилища искривились и застонали под тяжестью магического потока.

В тот же миг поле боя окутало леденящее зеленое сияние. Вперед выступили Мортарх Скорби и ее Хор Траурного Плача, а за ними показались призраки Изумрудного Воинства. Королева обитателей ночи метнулась в сторону Бе'лакора, сметая все на своем пути. Демон-принц исторг из своей пасти слова заклятия расщепления, и перед Мортархом предстало сразу четыре теневых отражения его самого, каждое ринулось на Олиндер, раскрыв свои когти. Одно за другим, все они были рассеяны Леди-под-Вуалью, но Бе'лакор все же успел выиграть время, в котором так нуждался.

Единожды взмахнув своими крыльями, Тёмный Владыка взлетел по мраморной лестнице святилища и оказался на самой вершине, прямо у саркофага, громоздившегося на ложе из чёрного хрусталя и лакированной кости. Он был окружён пышными кустами чёрных роз. Стоило Демон-принцу приблизиться, и их лозы потянулись к нему в попытке окутать рискнувшего вторгнуться в это скорбное место своими смертоносными объятиями. Один взмах Клинка Теней, и растения были срезаны под корень, еще один – и саркофаг оказался разрушен. Внутри лежали останки леди Олиндер, высохшие и страшные; её бледная как воск кожа всё еще не сгнила, благодаря стараниям мастеров-бальзамировщиков Силонтума. Значит вот это место, где воцарилась роковая слабость Мортарха и где почило самое средоточие её измученного существа – её единственная связь с прошлым, с той смертной регентшей, которой она когда-то была. Одним ударом Бе'лакор мог навсегда освободить Владения Смертных от ее проклятия. Меч Тёмного Владыки взметнулся над головой, и Мортарх издала такой горький вопль, что все ночные призраки Силонтума взвыли от отчаяния.

Клинок Теней опустился, а его лезвие уперлось в корону, венчавшую труп Мортарха.

– Всего одним ударом я могу покончить с тобой, дух, – прошипел Первый Принц. Клинок Теней пульсировал в его руке, руны, вырезанные на лезвии, сочились чистейшей тьмой. – Интересно, будет ли это милосердием?

Что-то под вуалью Мортарха едва заметно скорчилось и задрожало, а затем ткань вновь пристала к пустым глазницам. Вскинув руку, она приказала служанкам остановиться. Их оскорбленные визги вмиг затихли.

– Смерть неизбежна, – прошептала леди, и голос ее стеклом проскрежетал о камень. – Пускай рок постигнет меня, но проклятие, лежащее на тебе, не развеется. Поступай как знаешь, отродье. И молись, что успеешь нанести свой удар прежде, чем я сотру тебя в пепел и упрячу в могилу.

Она двинулась в сторону врага. С каждым шагом земля перед ней покрывалась инеем.

Бе'лакор улыбнулся, и его белые клыки сверкнули холодом в сумраке палаты.

– Ты глубоко заблуждаешься, Королева Печали. Я пришел сюда не за тем, чтобы погубить тебя. Услышь мои слова, и большего я не потребую. Во владениях грядут перемены. Мир смертных рушится. Чернота захлестнула самое сердце Хиша, благодаря трудам твоего повелителя. По моему приказу последний выживший в ходе восстания Морати был освобожден, и прямо сейчас несет весть о предательстве ко двору этого щенка Зигмара. А мечты о процветающей цивилизации поддерживает на плаву лишь гаснущий уголек глупой надежды. С твоей помощью я потушу это жалкое пламя.

Леди Олиндер обошла демона стороной. Упоминание надежды вызвало в ней отвращение: то было противоположностью скорби, чувством, которое всем своим проклятым существом она презирала.

– Ты жаждешь союза, – проговорила она. Если бы Мортарх была не лишена иронии, то эту мысль она бы нашла до смешного нелепой. – Но нашей вражде еще не положен конец, тварь. Я все еще помню прикосновение твоего меча. А ты наверняка чувствуешь проклятие, что легло на тебя.

– Ты и я – мы вечны, – сказал Бе'лакор. – Что значит время для таких существ, как мы? Наша ссора может и подождать до тех пор, пока не будет решена участь смертных. Кроме того, у меня есть кое-что еще на уме: присоединяйся, и чемпионы Зигмара более никогда не выскользнут из лап твоего хозяина. Совсем скоро они лишатся того, что делает их «вечными», ибо даже мои армии способны осадить врата меж владениями. Когда дело будет сделано, их связь с Азиром разорвется, а их души предстанут перед твоим судом.

Тишина воцарилась в Святилище Боли, и за долгие минуты ни один звук не потревожил его. Затем Мортарх вскинула руки и стала рисовать символ в воздухе. Вскоре тот принял очертания призрачных песочных часов, которые повисли над головой Темного Владыки.

– Когда песок пересыпется, твое время подойдет к концу, - произнесла Олиндер, и на первых же ее словах крошечные эфирные песчинки просочились в нижний сосуд. – До этого часа Легион Скорби будет на твоей стороне, чтобы сокрушить души всех смертных. А уж потом мы получим свою расплату, существо из тени.

Глаза Бе'лакора даже не взглянули на призрачные часы, которые вскоре растворились в воздухе. Вместо этого, Демон-принц торжественно поклонился и отвел лезвие от останков Олиндер. Обернувшись своими кожистыми крыльями, он призвал кружащийся вихрь теневой магии, разверзшийся прямо внутри Святилища Боли.

– Тогда до встречи, королева духов. – Затем он шагнул во тьму и исчез.

Приветствую реакторчане!

Заранее скажу, что этот пост точно так же как и предшественник имеет лишь условные права на нахождение в столь благородных тегах, а потому, что бы не вызывать народные волнения; все дальнейшие посты из данной рубрики будут публиковаться под не менее благородным "реактор литературный" и под собственным тегом "хищные огни" (рабочее название, изначально были "бледные огни" но Набоков меня опередил)

Для начала хотелось бы поблагодарить каждого, кто прокомментировал предыдущий пост (кстати вот ссылка). Да, реакция была не та, на которую я рассчитывал, но как и отвечал одному из комментаторов – каждое мнение важно и улучшает качество продукта. Без шуток – огромное спасибо. И прошу прощения. Ранее я выказал не достаточное уважение художникам реактора. Говоря откровенно я и вовсе был подвержен точке зрения описанной Solid T, а именно идиотскому предрассудку на вроде: "Ты же любишь рисовать, ну нарисуй мне по братски и за бесплатно пж" за это и извиняюсь. Хотя (я не пытаюсь себя оправдать) в то же время, если бы я хоть немного умел рисовать, то занимался бы этим каждый день. И рас уж речь пошла о рисунках:

Я сумел отыскать электронную копию "забав с карандашом" и совсем чуть-чуть освоится. Электронной доски у меня нет, но представленные на бумаге иллюстрации будут прикреплены уже со следующего поста (я на это надеюсь). Что в свою очередь аннулирует заявление про теги. Как быть? Лично я вижу вариант, писать отдельно в литературный тег и рисовать отдельно в каляки-маляки. Хотелось бы конечно сохранить целостность картины, хотя если и там и там использовать один тег, то вряд ли кто-нибудь запутается. Иллюстрации будут с описанием (ибо хрен поймешь что там нарисовано) точно так же как и главы будут публиковаться с небольшим предисловием и по две штуки за раз (но это не точно).

Первые две главы, которые чуть ниже, НЕ являются первой и второй главой соответственно. Скажем так, первая глава мне самому пока что не нравится за что и будет казнена/переписана, а вот вторую просто нужно чуть подправить. Со следующего поста они пойдут как надо т.е. первый пост 1,2 главы, второй 3,4, ну вы поняли.

Стоит так же сказать, что главы опубликованные сейчас несильно испортят общее впечатление, так как одна из них открывает для читателя трех новых персонажей, что значит – для персонажей эта глава первая, а вторая в свою очередь является второй же для Корнева (дорогой Ahiru  я про вас не забыл, футболка уже в печати), да, немножко спойлерненько, однако я и не планировал нагнетать интригу дольше чем пару глав. Еще отмечу, что главы написанные от лица Корнева будут отличатся от остального повествования, ибо,это как бы он их пишет. Задачка конечно не из легких и я сам вижу что пока невидно особой разницы, но опять же, по ходу дела Корнев будет ехать крыше, а это мне только на руку. Была даже аляповатая идея написать его последние главы на другом (выдуманном) языке с соответствующим шрифтом, эдакие записки зодиака, однако сама идея очень средненькая, да и бесплатный софт для осуществления я так и не нашел.

И опять к нелинейному повествованию. Я планирую сделать его номинально не линейным. Т.е событие Б будет показано чуть ранее чем событие А. Так к примеру (и это ну очень конкретный пример) в главе Б, нам покажут сотворение такого персонажа как "Чудовище" (краткое описание в предыдущем посте), но в главе А, которая чуть позже, будет рассказываться о том, как именно он был убит, причем повествование будет идти от лица убийцы. Ближе к середине все линии персонажей должны будут сойтись в одну, а хронология устаканиться.

Собственно, и вот мы снова с вами. Отдаю две главы С и Y вам. Прошу, будьте строги(но не так что бы я ушел в запой), особо попрошу придраться к Корневу, и его многолетнему заточению. После комментария от grixa я поправил кое что в устройстве бункера и тем самым дополнил лор. Так же предлагайте свои идеи, я поддерживаю мысль Core-XIV о том что в коллективе намного лучше пишется, пускай и изначальная задумка может видоизменяться.   

П.С. (в последний раз, вот прям честно) Чисто технический вопрос. Когда копируешь/вставляешь большие блоки текста в реакторовский редактор постов, то слова постоянно прилипают друг к другу примерновоттак и лично для меня еще в прошлый раз было гемороем подчищать это дело. Данный же пост по объему (так как в нем 2 полноценные главы) как минимум в три раза больше предыдущего, и вот я к чему. Я конечно постараюсь все исправить, однако если где-нибудь в тексте вы найдете сиамские слова – дайте знать. Вдобавок редактор так же съедает абзацы, их можно проставить вручную, но я жить хочу. И да, все вышесказанное ни в коем случае не относится к запятым, у меня с ними, то там, то тут бывают косяки. Всю (недолгую) творческую жизнь я то и дело пописывал тексты для всяких школьных спектаклей средней руки, в которых порой и играл, из-за чего, наверное, и смог закончить школу… короче говоря, я к тому что в подобного рода деятельности ты очень тесно работаешь не столько с текстом, сколько с голосом. Поэтому всякие: Аааа, так вот оно что! Написанные впопыхах и не проверенные, могут выглядеть как: а вот оно что. В общем, надеюсь, донес мысль. 

Благодарю за терпение.

                                                                                              Потерянные Дети 

- Прошу тебя, давай повернем обратно! – Ника дрожала, не ясно больше от страха или от холода. – Его нет уже! Сгинул, деревом стал, тьфу на него!

- Помолчи.

Идя прямо за братом, Ника все равно чувствовала на себе его холодный взгляд 

- Дурак ты! Они дети деревьев, дети леса! Они должны в лес уходить, нечего этой пакости с нами жить.

- Помолчи, пожалуйста, –голос парня чуть смягчился. – Ты можешь верить во всё, что хочешь, и говорить все, что взбредет в голову; можешь проклинать его и молится до посинения, но не делай этого сейчас, пожалуйста, не делай этого при мне.

Девушка не проронила ни слова в ответ. Дальше они шли молча.

Лес любил играть с людьми. Сейчас он был спокоен, даже листва под ногами почти не шелестела. Лес порой окутывает людей тишиной, заманивая свои объятья. Он может звать людей. Порой манит тихим шелестом и переливами света, а порой звать громко, навзрыд,раздирая душу своими воплями. Его голос сперва звучит в голове, но вскоре эхом отталкивается по всему телу. После этого человек уходит и не возвращается. Лес редко так делает. Те, кто молятся усерднее, вовсе не слышат демонического шепота. Старики, все как один, уходят, дети же… с детьми сложнее. Рожденные в дни, когда люди спокойно ходили по земле, обыкновенные дети, коих так мало –взрослеют и стариками уходят в чащу. Но те, которые родились после, те, которые не смеются - связаны с лесом. Бледные дети. Порой они говорят с деревьями,часами стоят в темноте, не спят ночами и смотрят на луну. Не все из них умирают в лесу. Бывает: пойдет в лес утром, а к вечеру вернется, пара царапин только на коленках. Разведчики говорят, что и старики, и дети, в конце концов, становятся деревьями. Один разведчик клялся, что однажды видел такое дерево. Мол, старик Павел ясенем стал. Наткнулся он на него и заговорил, как ни в чем не бывало.Ноги в землю вросли, части головы уже нет, рука веткой стала, вторая пока шевелится. Все закурить просил. Так, по крайне мере, рассказывали. Это все, что Виктор знал о лесе; не больше остальных.

Братишка Лоуф – один из бледных, – ушел накануне. И ладно, если бы днем, так ночью ушел. В такие ночи ни один ребенок еще не выживал. Виктор не хотел потерять брата, но позволить сестре пойти с ним было большой ошибкой. Как яростно она уговаривала взять её с собой, так же яростно она требовала теперь повернуть обратно. Они оставили лишь короткую записку, в которой уместилось только два слова: "Мы вернемся".

- Ну хватит тебе упрямиться. Подумай о матери, об отце ты подумай, Виктор! – не утихала девушка.

Какое-то время он молчал.Да, парень не был быстрее или сильнее всех, но умел постоять за себя и родных, умел молчать и слушать. Ответственный, рассудительный и спокойный, совсем как отец. Во всяком случае, таким он был до того, как младший брат ушел в лес.

Серый с седыми волосами,глазами цвета пепла Лоуф был человеком, но, как и все ему подобные, лишь отчасти.Новая церковь не даёт им имен, но нарекает их отродьями, бесами, чудовищами и тому подобным, силясь разглядеть в каждом из них человека...

- Мы прошли так далеко не для того, что бы повернуть назад, – произнёс Виктор. И в этот момент его настигло осознание. Он боится куда сильнее, чем сестра. – Ты права. Отец погорюет, но не долго, он справится. Мать не будет горевать вслух, уж это точно. Но в душе она будет проклинать тот день, когда не смогла уберечь своих детей от напасти.

 Помолчав секунду, вслушиваясь в треск под ногами, он продолжил:

– Но знаешь, останься мы дома, она бы все так же горевала. Не по нам, но также горько, так же молча, не выдавая себя, она бы угасала у нас на глазах. По-моему, разница не большая.

Он остановился, оглядывая участок земли, освещаемый тусклым светом факела.

- Это глупо. Ты говоришь глупости!

- Наверное, – он вздохнул, не отводя глаз от точки на севере. Там было нечто, так и манившее пойти в ту сторону.

– Ты можешь идти домой,если боишься. Поворачивай назад, скажи, что это я тебя за собой потянул, соври как-нибудь. – сказал он не оборачиваясь.

Сестра захлопала ресницами, словно, не понимая смысла слов. 

- А ты?

- Я найду братика, мы вернёмся, и всё вернётся на свои места. Он вырастет, и вся эта дрянь уйдет… Всё будет, как раньше, как в детстве, и… – он лихорадочно перебирал в памяти слова.Он не верил в их действительность, но очень хотел, чтобы что-то светлое разогнало густую лесную тьму.

- Ты дурак. И я дура. Ненужно было нам сюда идти! Дурак, – затихла. Она не хотела оставаться одна.

Девушка повернула на месте. Шагая вперёд, удаляясь от брата, она иногда оборачивалась на свет где-то вдалеке. И с каждым шагом он был все меньше, и все слабее светило её собственное, маленькое солнце. Лес живой. Он делится своей жизнью со многими тварями, обитающими в темноте. Но не они убивают заплутавших детей. В самые темные и самые тихие ночи, когда дикие твари забиваются в глубокие норы, все живое поглощает тьма. Густая, липкая, живая тьма, пожирающая все вокруг; она пожирает огонь, человека, их души. И в какой-то момент уже не остается ничего в темноте, ибо даже луна не способна пробиться через могучий потолок древесных крон. В такие ночи тьма оживает.

Холод становился все сильнее. Факел, который раньше хоть и немного, но грел, сейчас и сам жался поближе к ветви, на которую был посажен. Он умирал. Вместе с ним, думала Ника,умру и я. Она стала молиться про себя. Лес не любил молитвы, но огонь от них светил сильнее. Она видела это своими глазами: от томных песнопений тучных священников со свечами в руках, последние светили все ярче и ярче, пока не сгорали, оставляя на руках ожоги.

Но молитвы, спасающие в шумные ночи, были бессильны теперь. Деревня, родная "Осенняя", была далеко,а огонь уже совсем погас. Какое-то мгновение, огарок еще тлел в девичьих, не боящихся ожогов, руках. Но вскоре мир исчез. Пропали кроткие очертания земли под ногами и древесных стволов вдалеке. Осталась лишь тьма. Ноги подкосились.

- Во мне есть свет… и светом мы опаляем... – девушка лепетала слова новых молитв, путая смысл и строки, забывая, кто она, и зачем пришла сюда. – в огне сгорая… покой обретя…

Она уже лежала ниц,прижимаясь щекой к траве, которая шевелилась, то ли по велению лесного бога, то ли от бреда, поселившегося в мозгу. Тьма поглощала, давила своим весом, не оставляя и следа от бывшего человека. Мир исчез окончательно. Не осталось ни чувств, ни воздуха в легких, ни мыслей в голове. Все от макушки до пят заполнилось липкой тьмой, скорлупу, бывшую когда-то человеком, окутала трава.Скоро она станет частью леса.

- Мы плая… и угасаем мыво тьфе… - слышалась чья-та молитва.

Кто это, думалось ей. Неужели,кроме неё, здесь еще кто-то есть? Частица тьмы, частица леса, которая была кем-то другим, до сих пор, не знала ответа. Тьма была едина. Она была везде. От вершин могучих гор, пробивающихся через кроны, до спокойной глади черного озера, где в подобные ночи прячутся русалки. Тьма не ощущала боли прежних жизней, она была едина… Но во тьме все еще кто-то был. Чей-то голос никуда оставался там, подле укутанного в траву кокона. Голос креп в сознании, становился всё громче, возвращал к жизни что-то, забытое миллионы лет назад. Хриплый, он разгонял тьму в самом сердце…

Красное пламя пульсировало над головой. Два красных огонька, живых, но диких. Её трясло.Кто-то подхватил тело и мчался во весь опор. Совсем близко слышались стоны и хрипы. Зрение возвращалось. Вокруг, насколько хватало света от крошечных огней, не было ничего, кроме знакомых тел. Также,как и Ника, они лежали рядом, в охапке огромных волосатых рук и длинных черных с оранжевым прядей. Кто-то нес эту девушку в руках.

- Погаснув однажды, мы разгораемся вновь… - твердил откуда-то голос. Мерное покачивание убаюкивало,встречные ветер наливал легкие жизнью, тихий шепот, погружал Нику в сон. 

                                                                                         Забытый Ученый

12 августа. 1961 года. Антон Корнев. 74 запись. О новом открытии.  

Я не поэт. Те из нас, кто по глупости своей считают себя мастерами в той или иной области, лишь лицемеры, прозябающие на задворках истории. Нет, я не поэт. И, увы, также, как и на литературном поприще, в области своей избранной профессии я потерпел крах. Ученые - пророки завтрашнего дня,храбрые воины на поле, вселенской битвы. В мудрости своей они должны выслеживать и вгрызаться изголодавшимися зубами в теплое нутро истины. Вчера я потерял право именоваться одним из них. Итак, пред очами читателя (надеюсь, что эти записки будут найдены) я лишь ничтожный обыватель, запертый умом в темнице собственных предрассудков, точно так же, как и телом, в казематах бункера. Но,говоря откровенно, не все еще потеряно. Да, моя, пускай и роковая, ошибка, всё же может быть исправлена. Как школяр, нагло переделывающий неудовлетворительную оценку, я намерен обратить на благо своё невежество.

Но сперва, дабы поддержать мнимую иллюзию литературного произведения, я намерен поведать дорогому читателю данных манускриптов, каким же образом разворачивались вчерашние события. Будучи профаном в области практической инженерии, после недавнего инцидента с последним из рабочих генераторов, я не удосужился проверить, в чем заключалась суть поломки.Роковая, как мне показалось, ошибка, в итоговом счете привела меня сюда. Из потемок ослепительного света, в блаженное лоно покойной тьмы. Но вновь, возвращаясь к теме данной записи…

Ровно три дня прошло с момента поломки, как новое горе настигло меня. Лежа на старой армейской двухъярусной кровати, я силился уснуть,ибо мое бедственное положение вынуждало меня держать неустанные очи фонарей всегда открытыми. Но сам я, так как не отношусь к породе забвенно спящих при свете дня, не мог уснуть под гнётом светил. Так как человеку не дано отмерить это время, я уснул через неопределенный промежуток времени. Из снов о мягкой постели и пище, чуть более лучшей, чем навоз (так как лишь отвратные сухпайки оказались припасены в закромах бункера), из этих сладких мечтаний я был вырван,словно сорняк, в гнетущую реальность. Фонарь над головой, ровно, как и лампа,стоящая на тумбе вблизи кровати, мерцали, словно бы подмигивали, предвещая мою кончину. Медлить было нельзя. Я знал, что в любой момент свет может погаснуть,а потому, наученный горьким опытом, я решил не медлить. Выскочив из постели нагой,в одном исподнем, я направился к генератору. Благо, общая спальня, была лучшим пристанищем, чем упомянутый в предыдущей записи кабинет, так как находилась вблизи технических помещений.

По мере моего продвижения через стальные коридоры,фонари то и дело сбоили, оставляя дурака наедине с темнотой и собственными страхами. Тогда, помнится, я рассудил, что не иначе как по воле некой мифической силы, мой темный попутчик не пришел по мою душу. Воистину – блаженны не сведущие. Поравнявшись с генератором (светила в тот миг так же выровняли свою работу), я обнаружил, что никакой поломки нет. В тот же самый миг ко мне пришло осознание. Недавний мой удар, вызвал неминуемое протекание в громадном баке генератора. И все это время жидкий эквивалент света вытекал на пол, капля за каплей. Наскоро забив пробоину лежащим рядом куском холщовой ткани, я направился вниз, к топливным бакам.

Чудовищных размеров звери вновь предстали пред уставшими глазами. Величественные, они уходили вдаль на километры. Резервуары Шухова, поддерживающие жизнь в фонарях, на протяжении стольких лет, казались мне в первые дни заточения источником неисчерпаемым. Как же я был слеп. Проходя все дальше, мимо опустевших баков, сжимая канистру в руках, я то и дело задумывался, каким образом столь чудовищное подземное сооружение может существовать, не вызывая при этом обвала породы. Ответ пришёл ко мне лишь день спустя - сегодня. Одна из записей Пелиховой, мир её праху, разъясняет сполна данную аномалию. Запись эту, переписанную из толстой подшитой сводки, я прикреплю далее к своему рассказу;

"ligno giantis" Приложение А; Выдержка из серии докладов "О таящихся в темноте" А. М. Пелихова;

Со временем, корни этих деревьев, образую плотную, сравнимую лишь с самими деревьями структуру. Это не поддается описанию. Система, подобной которой нет ни в одном животном царстве. Как указано выше; рост зараженных деревьев отличается от подобного у здоровых, повышенной скоростью развития и выработки меристем. Очевидно, что именно последнее в ответе за столь чудовищные размеры. В то же время, произрастание корней, непомерно отличается от оного у обычных представителей лесной флоры. Обычные растения, в обычной среде, стремятся обходить препятствия на своем пути. Наткнувшись на преграду, корень посылает сигнал в ростовой центр и меняет траекторию роста. Корни giantis работают совершенно по-иному. Столкнувшись с крупным препятствием (мы говорим о размерах, соотносимых с giantis) корень стремится отделиться от центра и образовать свой собственный. Со временем новообразование "оплетает" препятствие множеством мелких корней, заворачивая крупные объекты в некое подобие древесного кокона. Как только мелкие корешки окрепнут и процесс "оплетения" будет завершен, кокон переходит в третью фазу – выращивание новой особи. Что удивительно - новые особи, точно так же, как и сами Ligno giantis не нуждаются в пропитании и не лишают землю питательных веществ. Напротив, новообразования обогащают почву, создавая вокруг кокона питательную среду.

Таким образом, мы можем контролировать рост зараженных особей. И даже применять корни giantis в архитектуре и сельском хозяйстве. (прим.– запрос на проведение полевых испытаний подтвержден)

Конец приложения А "ligno giantis";

Конечно, я не могу ничего утверждать. Но мне всё же кажется, что указанное "полевое испытание" было успешным. Иначе я не могу объяснить, каким образом данная конструкция не обвалилась в процессе постройки.

Продолжим.

С каждой пройденной опустевшей цистерной, я воскрешал глубоко погребенные в себе страхи. Но, пересчитав всё дважды, и подойдя к концу помещения, я с благоговеньем взглянул на последнюю цистерну. Последняя из бесконечной гряды близнецов. Примерно через шесть с половиной месяцев, она так же не будет иметь значения, опустошенная потребностью старого глупца в свете и пропитании.

Заверив показатели и наполнив канистру, я побрел обратно к генератору. "Расход всегда разный. Как долго я продержусь? Что будет потом? Может бежать? Но куда? "Осенняя"? "Сливово"? Один грузовик еще на ходу" Я продолжал терзать себя мыслями, покуда мой мир не исчез. Железная канистра упала на пол. Свет красных аварийных фонарей, тускло отбивавшийся от бортов гигантский цистерн, предвещал меня о прибытии кошмара.Ибо там - далеко, у самого дверного проема уже стояла сгорбленная, безликая фигура, замеченная мной не сразу.  

Существо медленно следовало по направлению ко мне. Как выяснилось позже, оно не способно к быстрому передвижению. Неотвратимая, неминуемая,долговязая, черная, покрытая короткой шерстью, безликая смерть.

Признаюсь честно, мне казалось, что в конце все будет не так. Описания, выуженные из книг, красочные рассказы, готовили меня к покою. Умереть, уснуть, и видеть сны.Так я представлял свой последний миг – покойный, блаженный сон. Но, увы. Непринятие, не блаженная улыбка отражалась в тот миг на моем лице, но маска ужаса, да красный свет фонарей. Я не принимал смерть, я отчаянно перебирал варианты. Все человеческое во мне твердило, что чудище огромно, но костляво,возможность если и есть надежда, то в борьбе! Податься вперед, накинуться на чудище, сразить его ударами! Но тот, кто видел порождения леса в деле, знает -спасенья нет. Горящие кости, духи, раздирающие тело изнутри, лисы, заманивающие обученных и экипированных бойцов в болота. Я читал отчеты. Страницы, испещрённые черной краской, повествующие о кошмарах, невообразимых, не людских, немыслимых. Спасенья нет.

Смерть подошла ко мне вплотную. Из-за темноты я не мог различить все детали, однако никогда еще я не видел эту фигуру так близко. Ноги высотой с половину меня (метр минимум). Коротенькое тельце. Руки от самых плеч до пола, крючковатые когтистые пальцы и лицо. На удивление, Смерть не была безлика – множество крошечных, свиных глазок украшали её.

Я не хотел умирать. Я не мог спастись. Я это знал, но отказывался принять судьбу. В тот самый момент, когда сердечный приступ мог бы положить конец моей истории, вселенная решила преподнести мне подарок.

Весь страх, ужас и безумие улетучились – покинули мое тело. Немыслимое, не людское разочарование нахлынуло на меня, утопив в океане собственной глупости. Существо всё так же стояло, глядя свысока на меня, рука его пошевелилась, однако она не причинила вреда. Через мгновение, существо все так же неизменно стояло, сжимая в костлявой лапе канистру, уроненную мной ранее.Тогда мой мир озарился. Стоя посреди огромного помещения, залитого переменчивым красным светом, я взирал на свое прошлое. Долгие годы страха и беготни, долгие бессонные ночи, залитые светом.  Страх не позволял мне видеть дальше очевидного. Факт, выстроенный в первые же дни изоляции, когда я узрел существо оказался ложью. Столько лет во мне крепла моя собственная ложь.

Существо, запертое со мной наедине – не опасно. Я засмеялся. Упав на колени, я уже не мог сдерживать ни смеха, ни слез. Мой товарищ по несчастью наблюдал за картиной подлинного счастья недвижимо,предоставляя мне карт-бланш на истерику.  

Покончив со срывом, я встал. Ксенофобия, толика которой таится в каждом из нас, не позволила мне прикоснуться к нему, однако я без затруднений обошел существо с боку. Но через доли секунды красные лампы умолкли, прохладный бетон, вновь принял мои объятья  

Дальнейшие события, увы, вспоминаются мне смутно.Однозначно можно сказать, что горючее было доставлено, однако не использовано.Я очнулся, лежа на втором ярусе вышеупомянутой кровати, глядя (не без толики страха) в глаза своего попутчика. Существо, которое отныне мы будем считать разумным, смотрело на меня без интереса, однако никакой агрессии в крошечных глазах я не смог обнаружить и по сей день. Помню, был миг, когда я боялся пошевелиться,дабы не задеть его, однако вскоре попутчик сам отошел, дав мне тем самым спуститься вниз (ибо стоял он вплотную, прижавшись грудью к кровати). Глаза мои после сна были привыкши, но осознание того факта, что я стою посреди кромешной тьмы пришло ко мне чуть позже.  

Я обнаружил канистру и даже не одну, стоящую подле генератора в окружении своих сестер. Все найденные мною ранее сосуды для горючего были наполнены и расставлены в три ряда (ровно двадцать семь штук). Как вы можете догадаться, я был изумлен. Конечно, возможно и то, что я в полусне или бреду, самолично наполнил и перенес их. Но уверяю вас мой возраст не позволил бы поднять и половины без грубой боли в мышцах, которую я по пробуждении не ощущал. Из чего может следовать лишь один, пускай и невероятный вывод. Мой товарищ сам совершил это деяние. Сейчас, данный поступок кажется мне больше не подарком, но жестом доброй воли, оливковой ветвью, так сказать.

С тех пор мы неразлучны.

 Скажу прямо,делать записи при свете свечи не доставляет мне особого удовольствия. Но никогда еще мое пребывание в застенках этой станции не было так приятно. Даже в дни её расцвета, когда настырные студенты сновали здесь под аккомпанемент моих бывших коллег и неизменно угрюмых солдат, я не был та счастлив. Ибо сейчас я как никогда близок к истине. Доселе человеку еще не удавалось установить союз с представителями разумной лесной фауны. Определенные прецеденты, конечно, были,однако все исследования социальной культуры таких существ как"Русалки" или "Лисы" лишь за редким исключением не опираются на крупицы знаний, полученных из докладов Пелиховой. Я, в свою очередь, уже пронаблюдал как минимум одно выражение социальной адаптивности одного из ранее незамеченных видов. Стоит сказать, что обширный труд, под вычурным названием "О таящихся в темноте" содержится в моей библиотеке лишь частично, и нельзя с полной уверенностью утверждать, что существа схожие с моим товарищем не были внесены в каталог ранее. Но в то же время, если бы мы смогли достичь столь значительного прорыва во взаимодействии с существами, ранее называемыми не иначе как противники, то я бы об этом знал. Из чего следует, что я стою на пороге великого открытия.

На сей ноте, вынужден прерваться. Ранее мне приходилось делать записи, не жалея себя, ибо каждый день мог стать последним.Но сейчас, когда угроза миновала, я со спокойной душой, могу потчевать себя минутой-другой покоя и отдыха.

Конец записи.

Корнев оставил клавиши компьютера. Потянувшись в кресле, он опрокинул голову. Столкнувшись взглядом с существом, он невольно улыбнулся и запустил пальцы в редеющую плешь. Существо не двигалось.

Посидев так несколько минут, он встал и приготовил софу ко сну. С каждым шагом он все сильнее ощущал на себе взгляд крошечных глаз. Убедившись, что попутчик все так же стоит на месте, старый профессор снял сорочку, брюки и очки. Укрывшись простынею, он продолжал краем глаза осматривать чудовище, но довольно быстро бросил это занятие, погрузившись в сон. 

Человек крепко уснул. Стоя над кроватью существо не мигая изучало старого знакомого. При свете маленьких солнц он не видим и не слышим вечно следовал за человеком. Точно также прозрачный, он наблюдал, как из раза в раз несчастный старик мечется в постели, борясь то ли с назойливым светом, то ли с кошмарами. Сегодня его лицо было блаженно. Никогда еще дитя леса не видело людей такими. С самого того дня, когда он, невидимый, забрел в суетливые коридоры, он видел лишь вечную спешку – проклятие людского рода. Он видел эвакуацию. Весь день и часть ночи, когда мощные прожекторы вокруг базы освещали территорию, он наблюдал за тем, как кричащие и напуганные, кто с оружием, кто без, люди хватали все что можно и запрыгивали в уносящиеся куда-то самоходные конструкции. Все, кроме этого человека. В тот день старик вернулся, чтобы забрать пергамент с картинками. С того самого дня, они были неразлучны. Когда военные забрали мощные прожектора, человек мог быть в безопасности лишь в застенках подземного строения. 

Огромная рука оторвалась от пола и неестественно обернулась вокруг своей оси, так, что громадная ладонь оказалась над огнем свечи. В тот самый миг, когда отверстие посреди огромной лапы стало размером с небольшую монету, крючковатые пальцы сомкнулись над огнем, не успев исчезнуть. 

Это был конец главы вот прям - все. Но у меня все еще есть что сказать; во первых благодарю тех кто дочитал до сюда, а во вторых; псссс! Ahiru, я это... не шучу. 

Возрождение и одержимость

В темном зале повисла тишина ожидания, не нарушаемая ни единым вздохом. Плененная миропевица Ларайин лежала на операционном столе в середине помещения, ничем не связанная, но как будто приколотая к поверхности немигающими лучами дюжины ярких светильников. Диадема из холодного металла сжимала ее лоб, и шелковистые провода тянулись от нее к зловещим контейнерам с оборудованием, стоящим рядом. Над ними склонилась похожая на тощее пугало фигура Беллатониса, а его белые руки с длинными пальцами порхали по полированным консолям управления, как испуганные птицы. Над всем этим нависали два одинаковых саркофага с хрустальными крышками, будто лица древних богов, явившихся на судилище.

— Вот так, — сказал Ларайин мастер-гемункул, — теперь мы почти готовы начинать. Прости меня за отсутствие физических уз — как я уже упомянул, чувство полной беспомощности порой может сыграть роль.

Он осторожно приподнял одну ее тонкую руку, стиснув запястье двумя пальцами, и позволил ей вяло упасть обратно на стол.

— Ты когда-нибудь слышала об оружии под названием террорфекс, моя дорогая? Полагаю, было бы удивительно, если бы ты знала, ведь это устройство — большая редкость даже здесь, в вечном городе. Видишь ли, террорфекс изготавливается из призрачной кости, а ее сложно найти, так как в Комморре ее производить невозможно. Призрачную кость приходится… добывать у различных разновидностей эльдаров, таких, как жители искусственных миров и твой собственный народ. Мы используем этот ресурс на многие нужды, и поэтому в наши дни террорфексы изготавливаются нечасто. Печально, что такое изящное устройство выходит из употребления… но я отклоняюсь от темы. Террорфекс работает так: психически внушает столь кошмарные видения, что жертва становится совершенно беспомощна. Для этого призрачную кость насыщают негативной энергией, и она служит своего рода катализатором. На деле ее задача — просто, так сказать, распахнуть врата и позволить твоим собственным страхам безраздельно править разумом. Ты оказываешься в персональном аду собственного изготовления, — гемункул сделал паузу, повернулся и улыбнулся ей. — Настоящий деликатес.

Он шагнул в сторону, чтобы лучше рассмотреть лицо Ларайин. Девушка провела уже много часов в его присутствии, и гемункул ни разу не сделал ничего, что напрямую бы повредило ей. Все это время он был, скорее, приторно-ласковым. Миропевица не могла пошевелиться, но сама ее душа инстинктивно чувствовала его скрытую злобу и корчилась, пытаясь вжаться в какое-то безопасное внутреннее укрытие. Беллатонис усмехнулся.

— Я уже давно изучаю, — продолжал он, — принципы работы благородного, но, к несчастью, позабытого террорфекса. Я считаю, что смогу применить их для своих целей более аккуратным и точным способом. Первоначальные тесты оказались многообещающими, и в твоем случае я, судя по всему, нашел идеальный способ достичь полного контроля. Видишь ли, физическая боль имеет свои ограничения. Тело просто чудесно экипировано для того, чтоб защитить себя от нее, а разум наделен способностью впадать в состояние тупого безразличия — что некоторые считают трансцендентным состоянием — причем с весьма неприятной скоростью. Ментальные страдания, с другой стороны, всегда свежи и непосредственны, и укрыться от них совершенно невозможно.

— Твое создание вообще будет хоть на что-то способно в ближайшее время? — лениво поинтересовалась Кселиан.

Иллитиан слегка заерзал рядом с Кселиан. Оба стояли в тенях, наблюдая за работой гемункула.

— Подготовительные мероприятия должны проводиться в правильном порядке и в своем темпе, — ответил Иллитиан, подавляя собственное раздражение, вызванное длинными лекциями гемункула. — Нельзя торопить столь великое начинание просто потому, что нам скучно или неудобно, как бы прискорбно это не было.

Кселиан это не удовлетворило.

— Знаешь, Эль’Уриак вряд ли сильно впечатлится, воскреснув в такой сырой норе, как эта. Ты бы мог, по крайней мере, предоставить что-нибудь, чтоб освежиться и поразвлечься.

Иллитиан и впрямь начинал сожалеть, что выбрал для этого дела то, что фактически было глубоким и мокрым полуподвалом. Он уже приказал переделать окружающие камеры в склады и арсеналы, но фантазиям о том, чтоб превратить подземелье в тайную базу операций, не суждено было развеять стойкое зловоние разложения.

— То, что мы начнем здесь — процесс медленный и долгий, — терпеливо объяснил он, хотя в действительности терпение у него уже заканчивалось. — Могут понадобиться месяцы или даже годы, и только потом Эль’Уриак сможет окончательно покинуть саркофаг. Прежде чем этот день настанет, я перемещу его в более подходящие условия. А пока что, благородная леди, секретность важнее, чем внешний вид и удобство.

— Действительно? И какие меры ты принял, чтобы заткнуть болтливые языки, Ниос? Аэз’ашье, конечно, можно верить, но Морр служит Вечному Царствию, и я вижу одного из чахлых прислужников гемункула прямо здесь, в этой комнате. Где второй? А отступник? Если учитывать, что шальное слово любого из них может обрушить на нас всю ярость тирана, то, по моему мнению, твои требования к секретности не так уж высоки.

— За наемником Харбиром следят, и очень скоро с ним может произойти прискорбный несчастный случай. Однако Беллатонис питает некую непонятную привязанность к этому отребью, поэтому я пока что не тронул его. Юный отступник, Синдиэль, занят изучением всех удовольствий, которые может подарить невоздержанность, и его верность легко купить. Все под контролем, Кселиан, расслабься и попробуй насладиться моментом.

Беллатонис бросил на них несколько резкий взгляд, потом с угрюмым видом подошел к пыточным устройствам и замер, ожидая сигнала к началу. Увидев, что этот самый момент настал, Иллитиан высокомерно поднял подбородок и произнес:

— Начинай.

Беллатонис совсем немного отрегулировал свою машину, и Ларайин тут же захлестнул обжигающий душу ужас. Она заново пережила то ощущение, когда впервые пробудилась в лаборатории Беллатониса, мгновение в мгновение, вплоть до каждой крошечной капельки пота на коже. Чувство беспомощности и тошнотворного страха вспыхнуло в ее разуме с такой силой, что она начала хватать ртом воздух. Этот миг повторился, сфокусировался, стабилизировался, а затем растянулся на долгое, долгое время.

— Идеально, — сказал голос где-то вдалеке. Он совсем потерялся среди сокрушительных волн кошмара. Внезапно воспоминание исчезло, как вспышка молнии. На лоб Ларайин опустилась тяжелая, холодная металлическая диадема, и ей показалось, что она чувствует ее внутри черепа, как будто какой-то незваный гость вторгся в ее память и начал рыться в воспоминаниях. Стыд, отвращение и унижение корчились внутри нее, и она уже не могла сказать, пришли они извне или были порождены ее собственным разумом.

— Так, у нас есть базовые данные. Можно продолжать, — продолжал голос, педантичный, но теперь еще и взволнованный, почти восторженный. Вокруг нее вырос Мировой Храм, сырая пыточная комната откатилась назад, как декорация, сменившись стенами из живого камня и нежно звенящими водопадами. Она заново пережила ощущение осквернения и ужаса, когда Дети Кхейна прокрались в святилище. Вновь ее парализовал собственный ужас, и она приросла к месту, не в силах отвести взор и глядя, как вошли убийцы и сразили стражников, которые отдали жизни, чтобы защитить ее. Это была ее вина, ее позор, ее наказание.

Изгибающаяся нить психической энергии, текущей перед саркофагом Крайллаха, превратилась в реку эфирной амброзии, которая ласкала его ободранное тело и насыщала иссохшую душу. Дыхание настоящей жизни проходило сквозь него, принося удовольствие, которого он не знал уже тысячу лет. Новая кожа, свежая и розовая, как у новорожденного, уже разрасталась на его красных костяных руках. Он застонал от наслаждения, купаясь в страданиях чистого сердца.

И вдруг Крайллах почувствовал нечто неправильное. Совершенно неправильное. Некое… присутствие, растущее неподалеку, едва уловимый духовный след, который сначала показался ему несущественным. Архонт чувствовал, что оно усиливается, образует что-то вроде трещины в реальности, которая неумолимо становится все шире. Широкая река оживляющей энергии утекала в нее, как в водоворот, уходила от Крайллаха, чтобы напитать растущую сущность. Он беспомощно заскулил, лишившись энергии, которой так отчаянно желал, но все попытки привлечь внимание прислужников, которые расплывчатыми пятнами бродили внизу, снова были проигнорированы. И что еще хуже, он ощутил, что таинственная сущность начала приходить в полное сознание, как будто медленно разворачивался внушающий ужас цветок.

Нет.

Разум Ларайин сконцентрировался на этом единственном слоге и схватился за него, как за скалу посреди бушующего потопа. Нет. Держась за крошечный обрывок своей личности, она с трудом вытягивала свою душу из трясины. Нет. Не она повинна в смертях и страданиях, ведь их убили Дети Кхейна, а не она.

Беллатонис тихо выругался, заметив, что темная энергия, вытекающая из девы, замедлилась и истончилась до десятой части прежнего потока. Он начал настраивать машину, искать в ее сознании новые уязвимые места. Возможно, это что-то из самых ранних детских воспоминаний, из того времени, где рассудку сложнее возводить преграды. На девственных мирах обитало великое множество примитивных и прожорливых членистоногих, с которыми могла встретиться юная экзодитка…

Несколько секунд тонких подгонок, и страх снова нахлынул на Ларайин с полной силой, когда она увидела волну кровососущих клещей, каждый из которых был больше ее маленькой ладони.

Снова взвилась психическая буря, и Крайллах отшатнулся. На несколько драгоценных мгновений, когда поток почти угас, отвратительное присутствие напротив него ослабело. Но теперь оно вернулось и было еще более голодным, чем раньше. Водоворот в реальности снова открылся, и чудовищный разум, скрывавшийся за ним, полностью ожил.

Взгляд его новых глаз пронзил Крайллаха со всех сторон одновременно, изнутри, снаружи, и с углов, которым не было имени. Оно изучило каждую его часть, каждый миг долгой жизни, от рождения до смерти, безжалостно вывернуло его наизнанку, производя ужасную духовную вивисекцию. Наконец оно заключило решение. Септические энергии сконцентрировались и хлынули в содрогающееся тело Крайллаха потоком психического гноя из раковых опухолей на теле реальности, переполняя его пустую душу. Жизненные матрицы переделывались и менялись, демонический ткацкий станок судьбы, завывая, лихорадочно выплетал новые пути. Запертый внутри хрустальной гробницы, Крайллах корчился в восьми измерениях и возрождался.

Многомерный разум внедрил свое семя и теперь принялся за окончательное сотворение собственного тела. Черпая силу из потока темной энергии, оно облачило себя в маскирующий наряд, превращая сырую материю варпа в подлинное вещество. Вырастали кости и прикрывали себя хрящами, сухожилия и связки резко, как хлысты, падали на свои места, мышечная ткань обволакивала собой новорожденные конечности и туловище и затвердевала, как воск. В считанные секунды кожа расползлась по трупу, похожему на манекен, и растянулась, чтобы вместить толстые мышцы и широкую грудь. Пальцы зашевелились, наполнившись новой жизнью, и стиснулись в кулаки.

Иллитиан чувствовал струю психической энергии, исходящей из миропевицы, несмотря на то, что большая ее часть была направлена к саркофагам наверху. Призрачные пальцы пощекотали его разум, отчего он невольно улыбнулся. Кселиан тихо застонала от удовольствия, когда поток усилился, и фантомная щекотка превратилась в чарующие ласки. На каждом открытом куске металла заискрилось статическое электричество, сверкающие колдовские огоньки поползли по свисающим с потолка саркофагам. Он почувствовал какую-то тревогу, но ощущение переросло в пульсирующее наслаждение.

Каждое мгновение, каждая деталь была приятна — развалины, по-клоунски мечущиеся туда-сюда в прорезиненных костюмах, блеск светильников, белолицый гемункул, сконцентрировавшийся на своей машине, бледная невеста боли на каменной плите и голодные недомертвецы, беснующиеся в своих подвесных гробах. Казалось, что для него разыгрывает представление целый театр, и комичные манекены сбегаются на крошечную сцену ради его удовольствия.

Чувство тревоги вернулось, показавшись из-под волны наслаждения, как темный камень во время отлива. Слишком быстро. Он сфокусировался на этой мысли и вцепился в нее. Слишком быстро. Он думал, что процесс будет долгим и утомительным, что он только начнется сегодня, а завершится в какой-то неопределенной точке в будущем. Но сила, вырвавшаяся на свободу, говорила ему, что он был не прав. Иллитиан не был мастером Хаотики, его исследования пелены ограничивались лишь тем, что он мог использовать для своих целей. И все же он чувствовал, как в лаборатории напряженно растягивается реальность. Нельзя допустить, чтоб энергия продолжала течь таким мощным потоком, иначе произойдет катастрофа.

Он открыл рот, чтобы приказать Беллатонису прервать процедуру. Но прежде чем слова сорвались с губ, хрустальный фасад одного саркофага взорвался, разметав повсюду осколки, и все светильники в помещении отключились. Развалины закричали от страха, но их быстро заткнул рык Беллатониса.

— Свет, быстро! — скомандовал Иллитиан. Кто-то зажег ручной фонарь, повсюду затанцевали гротескные тени. В тусклом освещении стала видна незнакомая фигура, стоящая у плиты в центре помещения. Широкоплечий, золотоволосый мужчина, мокрый от амниотических жидкостей саркофага и покрытый легкими порезами от кусков разбитого хрусталя. Он присел рядом с миропевицей и поглаживал ее лицо с расширенными от ужаса глазами. Когда он поднял взгляд, все в помещении на миг застыли на месте, почувствовав, что незнакомец глядит прямо сквозь них, читает их личности и понимает о них больше, чем они сами.

— Она ранена, — сказал он глубоким медоточивым голосом. — Помогите ей.

Осколки хрусталя пронзили бледную плоть миропевицы, которая теперь лежала в растущей багряной луже. Развалины немедленно повиновались и с неподобающей торопливостью бросились к ней с бинтами и шприцами. Новоприбывший поднялся и уверенно зашагал к Кселиан и Иллитиану — как заметил последний, совершенно не обращая внимания на острые куски стекла под ногами.

Иллитиан попытался придумать, как ему снова взять ситуацию под контроль. Это даже в самом отдаленном смысле не подходило под план. Мужчина источал величие, уверенность и благородство, которое внушало благоговение и требовало незамедлительного подчинения. Подчинения, с горечью подумал Иллитиан, порожденного не страхом, но желанием доставить ему удовольствие и заработать его похвалу долгим и прилежным трудом. Даже сейчас, облаченный лишь в размазанный ихор и собственную кровь, он казался выше всех, кто был в комнате, как будто носил невидимую корону. Иллитиан понял, что сразу возненавидел его.

— Добро пожа… — начал архонт Белого Пламени, но пришелец перебил его:

— Пожалуйста, позвольте мне для начала возблагодарить вас обоих за мое возвращение. Без вашей помощи я бы до сих пор был заперт в Шаа-доме. Сколько времени прошло?

— Три тысячи лет, — ответила Кселиан с понимающей улыбкой.

— Неудивительно, что я чувствую себя столь иссушенным! И Вект все еще у власти, я прав?

— Почему ты так считаешь? — спросил Иллитиан резче, чем ему хотелось. Эль’Уриак запрокинул голову и рассмеялся. Это был открытый хохот над дружеской шуткой.

— Зачем еще я мог тебе понадобиться? — ответил он. — Только враги Векта желают моего возвращения, и это значит, что Вект должен быть жив. А если он жив, он должен быть у власти.

— Истинная правда, — желчно сказал Иллитиан. — Тогда я скажу прямо — присоединишься ли ты к нам и поможешь ли свергнуть тирана? Готов ли ты посвятить себя этому деянию?

К изумлению Иллитиана, высокий эльдар обнял его. Движение было таким быстрым, а объятия столь крепкими, что на миг он испугался за свою жизнь. Эль’Уриак пристально посмотрел ему в глаза и проговорил:

— Я перекую твои войска в машины разрушения, которые сокрушат всех твоих врагов до последнего, я поселю смятение среди твоих недругов и расплачусь по счетам с твоими друзьями, так что они никогда больше не подвергнут сомнению верность к тебе. Я помогу тебе подняться к самому зениту могущества, и вместе мы уничтожим тирана, как я должен был сделать много лет назад. Я бы пообещал тебе все это просто в благодарность за то, что ты для меня сделал, но я поклянусь в этом жизнями тех, кто жил в моих владениях, кого убил Вект. На этот раз я ударю первым. На этот раз Вект почувствует мой клинок.

Эль’Уриак отпустил его, и Иллитиан сделал маленький шажок назад, чувствуя головокружение. Беллатонис стоял поблизости и с растущим волнением пытался привлечь внимание Иллитиана. Похоже, новости у него были не самые лучшие. Архонт воспользовался этой возможностью, чтобы вырваться из эмоционального водоворота Эль’Уриака.

— Что такое, Беллатонис? — резко спросил Иллитиан. Его раздражение теперь сконцентрировалось на источнике, которым был мастер-гемункул. Развалины опустили саркофаг Крайллаха, сняли его с цепей и теперь освобождали свежее розовое тело от трубок, перевязок и густых амниотических жидкостей. Архонт Вечного Царствия выглядел, как новорожденный с плотно зажмуренными глазами.

— Мне надо обсудить с вами некоторые… аномалии, которые могли произойти, мой архонт, — сказал Беллатонис, поминутно кланяясь. Мастера-гемункула, видно, что-то глубоко тревожило, иначе он не стал бы так бездумно напрашиваться на гнев архонта.

— В чем дело, гемункул? — холодно ответил Иллитиан. — У нас впереди много работы, и у меня нет времени медлить. Что с Крайллахом? Он нормально возродился?

Он заметил, что Беллатонис упорно старается не смотреть прямо на Эль’Уриака.

— Да, мой архонт, но в этом-то и дело. Аномалия. Все слишком быстро. Оба ожили невероятно скоро. По моим расчетам…

— Достаточно! — взревел Эль’Уриак.

Беллатонис внезапно отлетел в сторону, как будто в него врезался невидимый кулак. Длинное тело гемункула с хрустом ломающихся костей врезалось в стену на расстоянии пяти метров, сползло по ней и замерло неподвижной скомканной кучей на полу. Зал наполнился треском психической энергии, глаза Эль’Уриака сверкали внутренним огнем. Все присутствующие замерли, шокированные столь грубым использованием такой огромной мощи. Иллитиан охнул, увидев, как один из развалин Беллатониса, тот, кого звали Ксагор, бросился на возрожденного архонта с одним только ножом. Его рука рванулась к собственному оружию, чтобы сразить обезумевшего глупца до того, как он успеет ранить Эль’Уриака. Но Иллитиан не успел ничего сделать. Один взгляд Эль’Уриака превратил нож развалины в массу жидкого металла. Прислужник закричал и повалился на пол с сожженной до запястья рукой. Поток психической энергии усилился так, что она, казалось, начала сочиться из воздуха, густая, как патока

— Ты прав, — с ледяным спокойствием сказал Эль’Уриак, — у нас впереди много работы, друзья мои, слишком много, чтобы нас отвлекали тривиальности. Я уже достаточно долго ждал. Возьмемся за дело без промедления.

Иллитиан обнаружил, что согласно кивает, и все мысли о судьбе гемункула на время исчезли из его головы, вытесненные чарующей харизмой Эль’Уриака. Архонт снова почувствовал подъем духа. Все шло просто идеально.

Пятнадцатая серия девятого сезона

И вновь суббота радует нас очередной серией любимого сериала. Конечно, есть и другие сериалы, но пока мы тут этот — самый любимый. Хотя мне вот любопытно, сколько людей вообще смотрят сериал прямо на стриме. Не поленитесь кликнуть опрос, пожалуйста. Я знаю что все вы тут ленивые крупы, но эй, я тут самый ленивый круп, а всё же раз в неделю что-то да делаю =Р

Время трансляции: с 18:30 по МСК.

Список онлайн-трансляций:

А ещё я тексты вам пишу, вот такой я не ленивый!

                  11: Аэро-ди-что-то-там

         Воскресное утро в Кантерлоте как и все предыдущие знаменуется восходом солнца. Ночная прохлада отступает, оставляя за собой влажную свежесть в виде крошечных капелек росы, осевших на кончиках травинок, лепестках цветов и листьях деревьев. Таинственная тишина ночи постепенно сменяется мелодичной утренней распевкой пташек, пробующих свой голос перед днём полным трелей и песнопений. Пони от мала до велика нежатся в своих кроватках, наслаждаясь выходным днём и возможностью поспать подольше. Но всё это совершенно не касалось малютки Твайлайт.

         Эта совсем юная единорожка вприпрыжку скакала по зеленой травке кантерлотского парка. Шерстка её местами промокла от росы, а грива растрепалась, но это ничуть не мешало ей заливисто смеяться и пританцовывать от нетерпения. Она то и дело оглядывалась, махала комы-то копытом и вновь бежала вперёд, подставляя мордочку свежему утреннему ветерку. Следом за ней едва поспевал белый единорог, едва видневшийся под парой огромных цветастых воздушных змеев.

         — Давай же, Шайнинг! — поторапливала его малютка. — Поспеши!

         — Придержи коней, Твайли, — отшутился старший брат. — Ветер только набирает силу. Совсем скоро воздух начнёт нагреваться, образуются восходящие воздушные потоки и настанет идеальная погода для запуска змеев.

         — Не могу дождаться! А пока расскажи ещё про эти восходящие “душные” потоки.

         Но конечно ей пришлось дождаться, хотя при этом и пострадала трава, ровным кружком вытоптанная вокруг белого единорога. Тот тем временем проверял воздушных змеев, насколько хорошо держится веревка и нет ли где прорех. К счастью, всё было в идеальном состоянии и когда ветер чуть усилился, Шайнинг наконец кивнул. Пора.

         — Так, держи змея параллельно земле, дай ветру его подхватить. За счёт разницы давления над крылом и под крылом он летит. Прямо как у пегасов, — наставлял он сестрёнку. Змей постепенно поднимался всё выше и выше. — Крепко держи моток верёвки и постепенно разматывай, давая змею подняться. Верёвка должна быть натянута, но не слишком. Если переборщишь, она оборвется…

         — А если она обвиснет? — перебила его Твайлайт, пытаясь совладать копытцами с вермишелью размотавшейся бечевы. Змей как раз нырнул под воздушный поток, опустившись чуть ниже, и новая порция провисшей верёвки свалилась на голову кобылке. — Что надо дел…

         Договорить она не успела. Коварный ветер вновь подхватил змея и тот стремительно рванул ввысь. Веревка, спутавшаяся на голове и копытах Твайлайт, резко натянулась, крепко связывая её моську и копыта. Единорожка клацнула зубами от неожиданности, чудом не прикусив язык и повалилась на траву, утягиваемая прочь. Не в состоянии открыть рот и позвать на помощь она лишь беспомощно сучила задними копытами и сверкала магией, не способная достаточно сконцентрироваться, чтобы распутать себя при помощи телекинеза. 

         К счастью на выручку пришёл Шайнинг и в считанные секунды извлёк сестру из плена коварного змея. К его удивлению она не стала плакать, как он опасался, а напротив, стоило ему снять веревку опутывающую её рот, Твайлайт разразилась заразительным хохотом.

         — Ты видел как она меня? — смеялась единорожка, валяясь по траве. — А я так зубами “клац”, и поехала…

         Шайнинг не мог мог сдержать улыбки, видя как его любимая сестренка искренне радуется даже такой мелочи. Они научились вместе распутывать узлы и продолжили запускать змеев, теперь уже гораздо более осмотрительно и аккуратно. Бегая по парку друг за дружкой, соревнуясь чей змей взлетит выше и пробуя совершать различные трюки, они никак не могли даже заподозрить, не то что заметить, что за ними кто-то наблюдает.

         Телескоп, расположенный прямо у самого окна на втором этаже домика неподалеку, сверкнул стеклянным глазом линзы. Его облюбовала одна юная кобылка одного возраста с Твайлайт. Прижавшись к окуляру, она немигающим взором следила за тем как развлекается и резвится со своим братом лавандовая единорожка. Её навострённые ушки чуть подрагивали, стараясь ловить их каждое слово. Заливистый смех и весёлые крики были хорошо слышны даже в этой комнате, из-за чего разобрать заумные слова было очень и очень сложно.

         — Какое безобразие! — хмыкнула Мунденсер, зло скрипнув зубами. — Ничего не слышно из-за криков этой зазнайки! А я так хотела узнать про аэро-ди-намику...

         Натянув на нос непомерно большие для неё очки, она вновь нырнула под одеяло. Единорожку злило даже не то, что её разбудили спозаранку, не угрюмый полумрак заваленной различными книгами комнаты и даже не вредная пружинка в матрасе, неприятно торчащая прямо ей в бок. Она сама себе не хотела признаваться, какое именно чувство гложет её изнутри. Зависть, лютая зависть, от которой бессильно стискиваешь зубы, крепко жмуришься и негодующе бьешь копытцем по подушке, поднимая тучу пыли.

         — Почему ей достаются лучшие оценки, лучшие учителя, лучшие книги и лучшие друзья? — обиженно бубнила Мунденсер, снимая очки чтобы утереть выступившие на глазах слёзы. — Даже брат у неё лучший, вон как развлекаются и при этом еще и учат всякие интересности. Я тоже хочу!

         Словно в подтверждение её слов в окно как раз донеслись крики “Смотри, Шайни, как у меня получается! Как ты и сказал, всё дело в балансе давления!” В бессильной злобе единорожка нырнула с головой под одеяло, прижимая копытами уши. Не то чтобы это сильно помогало, но слышимость определенно стала хуже. Равно как и “дышимость”. Главным минусом сидения под одеялом, особенно для единорожки, способной подсветить себе книжку при помощи рога, является острая нехватка воздуха. Так что через какое-то Мунденсер пришлось высунуть нос из-под одеяла и старательно засопеть, наслаждаясь свежим утренним воздухом. насколько он может быть свежим в заполненной старыми пыльными книгами комнате, больше подходящей для берлоги какого-нибудь библиофила, чем для ученицы школы, пусть и для одаренных единорогов.

         Как бы то ни было, кроме “свежего” воздуха, нос кобылки учуял нечто, заставившее появиться из под одеяла всю моську, включая сползшие набок очки, затем одно ушко, а за ним и другое. Немного погодя вся кобылка уже высвободилась из своего одеяльного кокона и направилась в сторону кухни, куда манил её сладкий аромат чего-то сладкого, чего-то поджаристого и очень аппетитного.

         — Доброе утро, солнышко, — поприветствовала сестрёнку Морнинг Роуст, хлопоча на кухне. — Я тут хотела небольшой сюрприз сделать, но, похоже, моя попытка с треском провалилась.

         С этими словами она вылила черпак теста на сковороду и оно весело зашипело и затрещало на масле. Рядышком на столе высилось две аккуратных стопки пышных свежеприготовленных блинчиков.

         — Садись, кушай, пока они ещё горячие, — кобылка улыбнулась Мунденсер, поправляя слегка растрепавшийся пучок волос на затылке, куда собрала гриву на время готовки. — Наверное, тебе стоит взять к ним мёду, судя по твоей расстроенной мордашке. Расскажешь, что тебя так огорчила с утра пораньше?

         — Да ничего… — грустно вздохнула Мунденсер, усаживаясь за стол. — Просто увидела знакомую в окно, как она гуляет в парке…

         — М-м-м, — протянула Морнинг Роуст, придвигая сестре тарелку с блинчиками. Мёдом она нарисовала на верхнем улыбающуюся мордочку. — И что же она?

         — Да ничего особенного, просто веселится с братом, запускает змеев, — задумчиво Мунденсер отковырнула кусок блинчика и отправила в рот. Настроение постепенно улучшалось. — И при этом учат про аэро-ди-что-то-там на практике. Я подумала, как же ей повезло, я тоже так хочу…

         — Ты хочешь пойти позапускать змея? — участливо поинтересовалась её сестра, переворачивая блинчик на сковородке.

         — Я не особо люблю змеев, — призналась Мунденсер, вновь вгрызыясь в блинчик. Он оказался горячее чем она думала и она стала хватать ртом воздух, пока наконец не смогла проглотить коварный кусок. — Просто… я тоже хочу так весело учиться.

         — Ну, не знаю как на счёт твоей подруги, — стала рассуждать Морнинг Роуст, сняв последний блинчик со сковороды и выключив плиту. Пройдясь по кухне она как бы невзначай зашла за спину к сестре, пока та задумчиво тыкала вилкой в следующий блин. — Но лично я знаю, что для веселья тебе не нужны никакие другие братья или змеи.

         С этими словами единорожка коварно набросилась на малютку со спины и принялась нещадно ещё щекотать. Не ожидавшая подобного, Мунденсер никак не могла сопротивляться рвущемуся из неё хохоту, чем ещё больше раззадоривала сестру. Впрочем, Морнинг Роуст быстро прекратила, щадя животик юной кобылки. Но вот из объятий не выпустила, так и оставшись стоять за её спиной, положив подбородок на макушку.

         — Я ничегошеньки не знаю про змеев и почему они летают, — протянула она, нежно поглаживая Мунденсер. — Но могу научить тебя печь блинчики. Спорим, она не умеет так вкусно готовить? Тогда ты сможешь угостить ими Твайлайт, а она расскажет тебе всякое интересное. А лично я не отказалась бы от кусочка твоего блинчика прямо сейчас.

         — Звучит заманчиво, — усмехнулась единорожка, аккуратно левитируя один “кусь” от блинчика где-то приблизительно себе за макушку. Послышалось четкое “ам!” и её голова завибрировала от того как Морнинг Роуст жуёт. — Мы… могли бы сегодня сходить в магазин за продуктами для выпечки, если ты не против. И ещё в книжный по пути заглянуть.

         — Только когда съешь ещё пару блинчиков, — кобылка разомкнула, наконец объятия и поставила греться чайник. — И мы выпьем пару кружечек чая.

         — Только сегодня чур с бергамотом! — заявила Мунденсер, перекладывая себе на тарелку ещё один блин. — Нам потребуется много сил, если мы хотим успеть обойти все книжные магазины.

За работу над текстом спасибо огромное спасибо Klemm'у. Без него ничего этого тут не было бы.

Китай объявил о рекордной добыче сланцевого газа