валентин дядька

В Белый День мужчины дарят женщинам подарки в благодарность за подарки на День святого Валентина.

Наталья Варлей на съёмках "Кавказской пленницы". 1966 год.

На роль Нины в кинокомедии Леонида Гайдая претендовали более пяти сотен актрис. В пробах принимали участие Наталья Кустинская, сёстры Вертинские, Валентина Малявина, Наталья Фатеева и другие актрисы. Режиссёр остановил свой выбор на Варлей из-за её невероятного обаяния. Будучи цирковой артисткой, Варлей пожелала все трюки в фильме исполнить самостоятельно, но Гайдай из-за соображений безопасности не позволил ей этого сделать. Каскадёрша в результате оказалась ненастоящей — девушка обманула кинематографистов, представившись профессиональной исполнительницей трюков, чтобы просто попасть на площадку и познакомиться с любимыми артистами. Искать ей замену уже не было времени и Наталья Варлей с радостью приняла участие в съёмках опасных сцен. Сама актриса вспоминает работу на съёмках «Кавказской пленницы» с большим теплом. После премьеры фильма Варлей стала любимицей всех киноманов Советского Союза. Интересен тот факт, что за работу она получила всего 300 рублей.

Как я провел лето

У нас сегодня в фазане, это так мы так в шутку называем нашу школу для рабочей молодежи, учительница по литературе предложила написать сочинение на тему «Как я провел лето». Я долго думал, как лучше написать и решил написать все как есть. Пусть читает.

Лето у меня в этом году выдалось очень интересным. Но началось оно, в общем-то, весной. Один раз я возвращался поздно домой, засидевшись в гостях. В гостях я перебрал лишнего и на автобусной остановке меня сильно тошнило. Чем больше я сидел и ждал автобуса, тем больше меня тошнило, и кончилось тем, что меня стошнило на дорогие лакированные туфли какому-то усатому дядьке. Дядька от этого моего поступка пришел в легкий ужас, а тетка, которая была с дядькой стала громко орать какое я недоразумение, и прохаживалась по адресу моей матушки. В ужасном гневе я дал дядьке по усам, а тетке по трусам. На мою беду мимо проезжали милиционеры и забрали меня в трезвяк.

Утром из трезвяка всех отпустили домой, а меня не отпустили. Сказали «Поскольку я негодяй – то должен сидеть и ждать пока за мной приедут». И я сидел и ждал. Не прошло и трех часов как за мной приехали и отвезли меня в отделение милиции. Там я познакомился со своим следователем Юлей Шишкиной. Она сообщила мне, что усатый дядька написал про меня заявление и меня будут судить по 213 статье, если я не дам дядьке денег. Денег у меня не было, и я решил – «пусть судят». Юля сказала мне «Что лучше бы я во всем чистосердечно признался, поскольку у нее свидетелей – целая остановка», и я согласился. Юля сразу обрадовалась и стала угощать меня чаем. Я пил чай, а она тем временем написала протокол допроса. Потом меня под подписку отпустили домой.

Я еще три раза приходил к Юле по повесткам, но, правда, чаю мне уже не давали. В последний раз мне сказали, что мое дело успешно передано в прокуратуру и чтоб я ждал повестку из суда. Я так и сделал: сидел дома и ждал повестку. А ее все не было, и я решил, что судьи очень занятые люди и им не до меня. А где-то через месяц повестка все-таки пришла, но почему-то не в суд, а опять в милицию.
В милиции меня послали в уголовный розыск. В уголовном розыске, за дверью с табличкой, на которой было написано «Старший оперуполномоченный Валентин Валентинович Кастрюля», сидел такой добренький старичок. Он сказал мне, что я объявлен во всероссийский розыск за неявку в суд, и добавил, чтоб я немного посидел и подождал пока он закончит. Потом он чего-то там закончил, напечатал на машинке какой-то листик, и мы вместе с ним пошли вниз, в Дежурную часть. Там Валентин Валентинович отдал листик дежурному и меня заперли в обезьянник.

Потом за мной приехали милиционеры на УАЗике и мы поехали в КПЗ. По дороге милиционеры поинтересовались, не нужны ли мне сигареты. Я сказал, что «Нужны» и они из отобранных у меня в Дежурной части денюжков купили мне три пачки сигарет марки «Прима-Ностальгия», а остальные пяцот рублей забрали себе, за предоставленную услугу.

В КПЗ мы приехали уже поздно и после тщательного осмотра меня послали спать в камеру. В камере было темно и плохо пахло. На каком-то помосте спало довольно много человек арестованных. На меня никто внимания не обратил и я тоже лег спать. Заснуть правда сразу не получилось. И еще один из арестованных прямо среди ночи пошел срать на парашу. При этом громко пердел и матерился.

А утром, за нами приехал конвой из Централа и мы поехали в СИЗО.

В СИЗО, после тщательного досмотра нас вывели на продол и построили. Народу было много, и шеренга получилась длинная. Каких-то троих пацанов из шеренги сразу куда-то увели. Я спросил у стоящего рядом: «Почему их куда-то увели?». А он ответил мне, что «Насильщиков и маньяков в привратку не садят, а сразу подымают в хату», и я порадовался, что я не насильщик и не маньяк.

В привратке было неинтересно и жарко. Ночью привезли каких-то деревенских из района. Они шумно смеялись и постоянно курили. Я угостил их своей примойностальгией, а они угостили меня пирожками, которыми в огромном количестве их снабдила родня из деревни. Хорошие в общем были люди.

Утром мы все прошли тщательный медицинский осмотр, у меня даже взяли кровь из вены большим стеклянным шприцем. Я спросил «Почему не одноразовым?», а дубак, который ошивался за спиной медсестры и при этом из-за плеча постоянно заглядывал ей в бюст, - показал мне палку и сказал: «Умнай штоль?».

Потом меня и еще одного дядьку подозрительной наружности подняли в хату. Хата называлась «Двавосемьпять». Дубак с продола сказал мне, что «Это Безвопросов людская хата», при этом переспросив, кто я есть пажизни. Я сказал, что пажизни я пацан, и дубак заметно успокоился.

В хате сидело много народу арестованных. Все занимались какими-то своими делами, и на нас с дядькой никто вроде как особого внимания не обратил. Как научили меня в привратке, я громко сказал «Здарова мужики!». Тогда к нам подошел длинный и худой парень и с интересом спросил кто мы есть пажизни. Дядька ответил, что он мужик, и я тож ответил. Мне парень, вроде, поверил, а дядьке почему-то нет. Мы с ним пошли за общак и он познакомил меня со смотрящим по хате которого звали Федя Мешок. Федя Мешок начал спрашивать меня по какой статье я заехал, и вообще как у меня обстоят дела. Я подробно рассказал ему об обстоятельствах моего здесь присутствия. После чего все в хате начали громко смеяться и иронично поглядывать на меня. А я молчал и стыдился. Один усатый дядька, чем-то похожий на моего терпилу настолько развеселился, что смахнул с общака ложку на пол. За что Мешок дал ему крепкого отцовского подзатыльника, хотя был младше дядьки лет на десять и сказал: «Третье весло уже зашкварил, блять, на вас суки не напасешься». После того как все вволю насмеялись и повеселились, Мешок распорядился и мне выдали широкие спортивные штаны, взамен надоевших тесных джинсов. Мне стало комфортно и удобно. Про дядьку, который заехал со мной, кстати, скоро пришла мулька и ему тоже разрешили расположится.

Потом три дня я отдыхал и ничего не делал, событий интересных не было, разве, что дежурная дубачка принесла объебон (Так называют постановление о завершении уголовного дела) и сказала, чтобы я расписался в том, что его прочел, что я и сделал.

Наша хата по централу была ответственной за изготовление коней, и мы по праву держали первое место по их производству. Целый день я учился плести коней и к вечеру овладел этим искусством просто блестяще. Пацанов в хате было мало, в основном мужики и блатные. Блатные целыми днями ничего не делали, а только вели длинные и непонятные разговоры про «засланного казачка», и весело спрашивали у вновь-заехавших «Кто они есть пажизни». В «засланных казачках» подозревали всех, кого часто уводили дежурные по продолу на допросы, свидания и т.п. Меня никто никуда не водил, и я был вне подозрений.

Потом было еще одно интересное событие. Один из вновь заехавших не сказал про себя всю правду Мешку, о чем тот узнал минут через двадцать. С трудно скрываемым ликованием Мешок зачитал содержание полученной мульки. Оказалось, что только, что заехавший, по малолетке был шпарной, про что он тактично умолчал. В торжественной обстановке бедолаго был поставлен на лыжи и выдворен из хаты.

А потом у нас освободилось много пацанов и я стал дорожником. Стоять на дороге мне нравилось. Нравилось живое общение и возможность общаться со всеми арестантами, которые сидели в нашем Централе, потому что с сокамерниками я уже обо всем наобщался и было неинтересно. А это – как сидишь у себя дома и общаешься со всеми по Интернету.

Так я просидел почти три месяца. За время, проведенное в нашей хате «Двавосемьпять» я прочитал много книг, потому, что я раньше книг вообще не читал. И даже прочитал «Майн Кампф» Гитлера. Теперь я всерьез подумываю о том, чтобы тоже стать писателем. Писать книги и получать за них много денег.

А потом у меня был суд, мне дали три года условно и обязали возместить усатому дядьке стоимость испорченных туфель, а про тетку вообще ничего не сказали.

В общем я щитаю, что мой тюремный опыт мне очень пригодился. В нашем фазане ребята сразу стали сильно уважать меня. А если какая-то преподавательница или мастер задает мне вопрос, на который я не могу ответить, я очень серьезно спрашиваю у них: «А с какой целью вы интересуетесь?», или «А кто вы есть пажизни?». И они сразу замолкают, потрясенные моим жизненным опытом.

На этом все.

Конец.

В смысле, это конец рассказу, а не автора зовут Конец