«Большое лунное надувательство»
(англ.The Great Moon Hoax), или лунная «утка» — серия из шести очерков, опубликованных в нью-йоркской газете «Sun», первый из которых вышел из печати 25 августа1835 года, об открытии жизни и цивилизации на Луне. Это открытие было ложно приписано Джону Гершелю, возможно, одному из самых знаменитых астрономов своего времени. Автором «утки» обычно называется журналист «Sun» Ричард Адамс Локк, никогда, впрочем, публично не признавшийся в этом. На авторстве Локка настаивал его близкий друг и биограф Уильям Григгс, опубликовавший в 1852 г. биографию мистификатора, однако вопрос до сих пор окончательно не решён.
Заголовок каждой из шести статей, последовательно выходивших в номерах «Sun» c 25 по 31 августа (с перерывом на два выходных дня, когда газета не выходила), гласил:
| ВЕЛИЧАЙШИЕ АСТРОНОМИЧЕСКИЕ ОТКРЫТИЯ,ПРОИЗВЕДЕННЫЕ В САМОЕ НЕДАВНЕЕ ВРЕМЯСЭРОМ ДЖОНОМ ГЕРШЕЛЕМ, ДОКТОРОМ ПРАВА, ЧЛЕНОМКОРОЛЕВСКОГО АСТРОНОМИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА И Т. Д.,ПРЕБЫВАЮЩИМ НАМЫСЕ ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ[На основании материалов, изложенныхЭдинбургским Джорнел оф Сайенс] |
Первая статья самым серьёзным тоном сообщала о постройке Гершелем-младшим невиданного по своей величине телескопа-рефлектора, созданного по совершенно новому принципу. Принцип этот заключался в том, что к окуляру телескопа Гершель якобы присоединил микроскоп, позволяющий разглядеть очень мелкие детали изображения, выводя полученное изображение на укреплённый на стене экран.
Подобным невероятным образом Гершелю якобы удалось добиться 42-тысячного увеличения, что позволило ему «утвердить новую кометнуютеорию; также, разрешив или во многом уточнив решения почти всех наиважнейших проблем, стоящих перед математической астрономией», разглядеть лунную поверхность на видимом расстоянии около 100 английских ярдов и, наконец, сделать ошеломляющее открытие о населённости нашего спутника человекоподобной расой существ.
Вес гигантского зеркального объектива составлял около семи тонн; телескоп-рефлектор нового образца, принципиально лишённый трубы, был способен поворачиваться с помощью системы рычагов. Английское правительство, выделившее деньги на постройку столь невероятного прибора, позаботилось обязать всех посвящённых к сохранению полной тайны, якобы для того, чтобы избежать позора при неудачных результатах, или наоборот, чтобы получить возможность «предъявить их во всём блеске к вящей славе нации и короны». Возможность же первой опубликовать сведения о сделанных открытиях «Sun» получила благодаря дружбе одного из своих журналистов с доктором Эндрю Грантом, учеником Уильяма Гершеля и «бессменным секретарем» его сына. Как позднее выяснилось, никакого доктора Гранта на самом деле никогда не существовало[1].
Выехав на мыс Доброй Надежды с целью точного измерения дугимеридиана, для чего следовало изучить прохождение Меркурия по солнечному диску, Гершель и его помощники в короткое время сумели выстроить небольшое деревянное здание обсерватории, сердцем которой и стал телескоп-гигант[2].
И наконец, наведя свой инструмент на Луну, д-ру Гершелю, а точнее, журналисту, писавшему статью, «удалось» разглядеть на её поверхности моря, океаны, реки, многочисленные вулканы, как действующие, так и потухшие, еловые и лиственные леса,пальмы, и, наконец, фрукты и цветы. Воображению Ричарда Локка, бывшего подлинным автором лунной «утки», являлись удивительно красивые картины, как-то острова из горного хрусталя с пляжами, засыпанными осколками этого же камня, отливавшего на солнце всеми цветами радуги, горные пики из цельных сапфиров, прозрачныекварцевые гребни, пересекавшие наискосок лунные озера[3].
В поле зрения телескопа наблюдались также многочисленные звери и птицы. Так, на Луне обнаружились подобия земных бизонов и овец, забавные звери, напоминавшие коз синего цвета, но с единственным рогом, росшим посередине лба, — так что долину, где их заметили впервые, решено было назвать «Долиной Единорога». Здесь же обнаружились рогатый медведь, несколько разновидностей оленей и множество пернатых, в частности, серый пеликан, аист и дикие голуби.
Неподалеку от того же места доктору Гершелю якобы удалось обнаружить первые следы разумных существ, населявших Луну. Ими оказались двуногие бобры, жившие в хижинах и умевшие пользоваться огнем, о чём свидетельствовали струйки дыма, курившиеся над крышами. Эти бобры, обыкновенно носившие своих малышей в передних конечностях, несколько раз настойчиво являлись перед телескопом и, наконец, их изображение сменилось видом более сходных с человеком существ[4].
Это были похожие на летучих мышей крылатые гуманоиды («Vespertilio-homo»), лицом напоминавшие орангутанга, заросшие тёмной шерстью и занимавшиеся исключительно поеданием фруктов, купанием в лунных реках, перелётами с места на место и, наконец, такими развлечениями, какие «с большим трудом можно было согласовать с нашим земным понятием о приличиях»[5].
Дальнейшие наблюдения показали, что на Луне существует не одна, а несколько рас крылатых «мышелюдей», причем, чем светлее был оттенок их кожи, тем к более высокоразвитой общности они принадлежали, оставаясь притом такими же наивными и неиспорченными природными созданиями. Последняя из этих разновидностей, описание которой было изложено в номере за 31 августа, своим видом уже «немногим уступалаангелам»[6].
Кроме того, оказалось, что лунные «мышелюди», или, по крайней мере, часть из них, оказались способны к исполнению сложных строительных задач, созданию предметов быта и произведений искусства. Венцом наблюдения оказался лунный храм со стенами из полированного сапфира и медной крышей[7].
| …Это был храм, имеющий форму равностороннего треугольника, стены его были сложены из полированного сапфира, или иного столь же великолепного синего камня, который сходно с сапфиром переливался миллиардами золотистых искр, поблескивавших и игравших в свете солнечных лучей (…) Крыша сделана была из некоего желтого металла и состояла из трёх частей, которые представляли собой отнюдь не треугольники, сходящиеся к центру, но дополнительно дробились, искривлялись и разделялись между собой, представляя таким образом картину бушующего пламени, начавшегося с единого очага возгорания и яростно пляшущими языками распространившегося во все стороны. Это архитектурное решение столь красноречиво говорило само за себя и было выполнено столь безукоризненно, чтобы его ни на минуту нельзя было принять за творение природы. Сквозь щели между этими металлическими языками пламени мы смогли рассмотреть шар из более тёмного и матового металла, по цвету схожего с медью, который внешние части закрывали собой и плясали вокруг, словно бы пытаясь поглотить и сжечь без остатка. (…) Что построившие его вдохновенные мастера хотели передать, изображая шар, окруженный языками пламени? Желали ли они подобным образом рассказать о катастрофе, постигшей в давние времена их мир, или предсказать катастрофу, ожидающую в будущем наш?
|
Храм был пуст, внутри него, между сапфировых колонн, не видно было ниалтарей, ни жертвенников, ни молящихся, что позволило предположить, что он, быть может, посвящался не религии, а науке, или же был памятником, выстроенным давно ушедшими поколениями.
В конце концов авторы объявили, что наблюдения были прекращены из-за повреждений, вызванных Солнцем, лучи которого были сфокусированы оптикой телескопа, наподобие зажигательного стекла, и вызвали пожар в обсерватории[8]. Впрочем, починив свой прибор, Джон Гершель якобы направил его в сторону Сатурна, так как за время, пока длился ремонт, Луна перестала быть видимой, и мимоходом определил, что кольца, окружающие Сатурн, слагаются из обломков двух планет, разнесённых в клочья космическим взрывом, причём на их поверхности ещё заметны следы «морей и гор». Последняя статья заканчивалась обещанием, что в скором времени следующий официальный отчет Джона Гершеля иКоролевского астрономического общества добавит к опубликованному ещё множество поразительных подробностей[7].
Автор лунной «утки» не пытался придать своему опусу полную правдоподобность, громоздя нелепости одна на другую, что давало теоретическую возможность образованному и критически настроенному читателю вполне самостоятельно понять, что перед ним не более, чем вымысел. Так, к примеру, в первой же статье совершенно серьёзным тоном объявлялось о создании объектива для телескопа-рефлектора, в котором линзы принципиально не используются, а отражателями служат зеркала[15]. Также совершенно справедливо указав, что при большой степени увеличения слабо освещенные объекты кажутся ещё более расплывчатыми и нечеткими, Локк в следующем же абзаце, противореча себе, уверенно заявлял, что рефлектор-гигант, наоборот, улучшал видимость тусклых туманностей, и так далее, откровенно издеваясь над невысокой образованностью «среднего читателя» и его более чем слабым знакомством с теорией и практикой астрономии[1].
Водородно-кислородный микроскоп, отнюдь не являвшийся выдумкой Локка, был инструментом для тогдашних американцев новым и почти неизвестным, так, в Нью-Йорке он существовал в единственном экземпляре, и (как было прекрасно известно Локку) неиссякаемый поток любопытствующих ожидал возможности заглянуть в окуляр этого единственного микроскопа, демонстрировавшегося в качестве диковинки вБродвейском музее[9].
Действительно, людей, имевших достаточную теоретическую и опытную базу для того, чтобы понять, сколь мало стоит «лунная утка», было возможно в то время пересчитать по пальцам, их же голоса терялись в общем одобрительном шуме.
Более того, специально выдержанный «ученый» язык и постоянные ссылки на математические выкладки, реально, впрочем, никогда не приводимые, создавали впечатление, будто статью писал европеец — в глазах тогдашнего американского читателя более образованный и просвещённый. Авторитет Джона Гершеля также был непререкаем, как полагают биографы, слава этого учёного в XIX веке могла сравниться лишь со славой Эйнштейна в следующем XX[9].
Кроме того, за отсутствием телефона и телеграфа, новости из Европыдоставлялись исключительно пароходной почтой, запаздывая порой на несколько недель, так что оперативная проверка правдивости газеты не представлялась возможной; до получения реальных вестей из Великобритании и уж тем более из Южной Африки у Локка была «фора» как минимум в несколько недель, которой тот с успехом воспользовался[9].
Также не стоит забывать, что начало XIX века было эпохой небывалого научного подъема, когда жизнь менялась буквально на глазах — на свет как раз в это время появились пароходы, железные дороги, начиналась эра воздухоплавания. Вера во всемогущество науки была непререкаема, и уже потому средний читатель готов был поверить в возможность появления любого, даже самого невероятного изобретения
Жопа. Бормотуха. Эпидерсия.