Молитва русских. Как Россия стала империей

Триста один год назад, 2 ноября (22 октября по старому стилю) 1721 года, правительствующий сенат просил царя Петра Алексеевича принять титулы Императора Всероссийского и Отца Отечества. С этого момента Россия стала империей, а царствующий монарх — императором Петром I.
Почти через сто лет, в 1816 году, был впервые высочайше утверждён императором Александром I гимн империи — три строфы из стихотворения Василия Жуковского «Молитва русских».
Александр, однако, утвердил лишь оригинальные слова, повелев исполнять их на музыку британского гимна.
Со временем, в 1833 году, следующий император, Николай I, учёл тот факт, что при торжественных встречах за рубежом гимн не поют, а лишь исполняют его музыку, и справедливо решил, что негоже, чтобы императора всероссийского встречали гимном британского королевского дома.
По его приказу Алексей Львов написал к словам гимна оригинальную музыку, правда, для удобства запоминания и воспроизведения сам гимн сократили до одной строфы (шесть строк).
Это были те же строки из «Молитвы русских», но, будучи существенно урезанным, новый текст искажал суть гимна. Николаевский гимн просил Бога хранить сильного державного православного царя, который, в свою очередь, должен был царствовать «на славу нам, на страх врагам».
Таким образом, Николай I, пытаясь сделать гимн более русским, уйдя от английской музыки, на деле превратил российский гимн в сухопутную версию британской патриотической песни «Правь, Британия!», куда более точно, чем британский гимн, отражающей суть Британской империи.
Но дело в том, что основанная Петром и развитая его потомками империя коренным образом отличалась от Британской, Французской, Испанской, Португальской, Бельгийской, Голландской колониальных империй и от геноцидной империи США, созданной на территориях, которые европейцы, захватив, обезлюдили.
Александр явно лучше младшего брата чувствовал суть своей державы. Утверждённый при нём гимн определял хранимого Богом царя как «гордых смирителя, слабых хранителя, всех утешителя». Призывал обеспечить православной Руси «царство стройное, в силе спокойное», а русскому народу ниспослать «благословение, к благу стремление, в счастье смирение, в скорби терпение».
Хоть сам Николай мыслил себя не завоевателем, а рыцарем, железной рукой ограждающим свои владения от опасностей и несущим защиту и справедливость слабым соседям, его гимн гремит боевым барабаном, призывая к войне и славе.
Александровский гимн делает акцент на счастье, смирении, стремлении к благу, но акцентирует внимание, что всё это может обеспечить лишь сильное и спокойное государство, готовое «смирять гордых», как смирила александровская Россия Бонапарта.
Дело в том, что уже Пётр, которого некоторые не любят за западничество, на деле строил имперскую альтернативу западным империям. Петровская Россия не переставала быть Третьим Римом. Просто в новых условиях для обеспечения единства и управляемости страны уже не хватало помещика и священника, обеспечивавших до Петра единство административной и духовной власти.
Понадобился классический бюрократический аппарат. Пётр начал, а его преемники продолжили создавать бюрократическую империю по образцу Римской, Византийской и Китайской империй.
Это значительно более устойчивые образования, чем западные милитаристские модели, основанные на союзе обуржуазившихся феодалов и офеодалившейся буржуазии.
В Британии до сих пор существует палата лордов, а люди, не принадлежащие к потомственной аристократии, могут попасть в большую политику только через удачный брак, протекцию аристократа или военные заслуги, за которые в Британии жалуют титулы, дающие право на личное и даже наследственное пэрство.
В насквозь республиканской Франции, где формально титулы не имеют значения, тем не менее до сих пор знают, что Монморанси — родовитее многих королей, а разного рода отставные монархи и их свиты чувствуют себя на родине якобинства как рыба в воде.
В США, где дворян вроде бы нет, чтут собственную аристократию, из тех, кто прибыл на «Мэйфлауэре» и сразу вслед за ними. В Италии помнят, что Орсини и Бобони происходят непосредственно от Юлиев-Клавдиев.
Все государства Европы, пошедшие по пути формирования колониальных империй, создали во внутренней политике раньше явный, а сейчас не бросающийся в глаза политический союз титулованного дворянства и финансового капитала, который и стал, по сути, руководящей силой западной буржуазии, придавшей ей тот самый хищнический характер, произведший столь неизгладимое впечатление на Карла Маркса.
Главная идея подобной империи заключается в грабеже слабых. На короткое время это обеспечивает в империи видимость общества всеобщего благоденствия. Но затем либо заканчиваются объекты для грабежа, либо сопротивление ограбляемых усиливается настолько, что грабёж становится нерентабельным (затраты оказываются больше доходов), и империя, лишённая экономической базы, рушится.
Так было со всеми — от испанцев до британцев и португальцев. То же самое сейчас переживают США.
Однако классическая бюрократическая империя, к числу которых принадлежала и Российская, базируется на прочном понимании порядка как справедливого закона для всех, применение которого должна обеспечить государственная бюрократия.
Отсюда требование российской имперской юридической традиции, чтобы самодержавный монарх, имеющий право законы изменять по своему произволу, подчинялся им, пока конкретный закон не будет изменен или отменен.
Основой классической западной империи является завоевание и грабёж. Основой Российской империи является обеспечение мирного бесконфликтного существования всем имперским подданным на основе их равенства перед законом и за счёт этого обеспечение условий для мирного заработка — более высокого и менее рискованного, чем того, который обеспечивает романтический грабёж Западом всех, кто под руку подвернётся.
По мысли Запада, не важно каким образом полученное благосостояние делает тебя справедливым и угодным Богу. По российской мысли, твоя справедливость и следование Божьим заветам единственно может обеспечить тебе и твоей семье устойчивое благосостояние.
Как я уже сказал, империи, аналогичные Российской, более устойчивы. Римская простояла тысячу лет. За ней ещё тысячу лет прожила её наследница Византия. Только стечение неблагоприятных обстоятельств смогли обрушить эти империи, но и после их краха Россия заявила себя хранительницей классической западной имперской традиции, каковым на Востоке является Китай.
Петровская Табель о рангах, гарантировавшая выдвижение на высшие должности талантливых представителей низов и исправно работавшая социальным лифтом до 1917 года, решает ту же проблему, что решала китайская система экзаменов на занятие государственных должностей.
Доказав наличие необходимых знаний, любой простолюдин мог претендовать на чиновничью должность, занятие которой обеспечивало ранг знатности. Но без экзаменов на должность не мог претендовать никто.
Поэтому в Российской империи, как и в Китае, при наличии небольшого количества титулованных и нетитулованных фамилий, чья знатность признана исторически, общая масса управленческого аппарата вербовалась из низших сословий, выслуживавших себе дворянство по чину или по ордену, или выходцев из семей такого же служилого дворянства.
Фактически империя строилась не по сословному принципу, как на Западе, а по бюрократическому — служба давала знатность.
Колониальные империи Запада рухнули и никогда не возродятся — нет базы для их возрождения. Между тем Китай пережил массу катастроф (революций, завоеваний), но в конечном итоге система перемалывала новых варваров, и если бы сейчас к власти вернулась династия Тан, она бы вполне узнала китайское общество, пришлось бы только к новинкам техники и моды привыкнуть.
Аналогичным образом, несмотря на насильственную ликвидацию Российской империи в 1917 году, имперское общество продолжило жить. Оно потеряло многих интеллектуалов, советский бюрократический аппарат оказался вопиюще неэффективен по сравнению с имперским аппаратом, но это была та же имперская бюрократия, только худшие её образцы по причине уничтожения лучших в огне революции и Гражданской войны.
В конечном итоге к концу существования СССР центральная бюрократия вполне осознала свой имперский характер и даже объявила необходимые реформы. Но, в силу низкой квалификации конкретных государственных деятелей, не смогла провести их в нормальном формате, второй раз за сто лет допустив распад страны.
Тем не менее сохранившаяся в России центральная имперская бюрократия — наиболее опытная и квалифицированная из всех наличных в СССР — смогла удержать становой хребет империи от окончательного развала, стабилизировала Россию и начала вновь наращивать на ней имперское мясо.
Эта бюрократия всё так же воплощает в жизнь идею Третьего Рима об обеспечении всеимперской справедливости, о концентрации сил на направлении обеспечения внутреннего благоденствия, а не внешних захватов.
Поскольку Россия не грабит присоединённые земли, а обеспечивает им общеимперский уровень жизни, вопрос присоединения всегда упирается в проблему наличия необходимых ресурсов.
Как правило, в прежней имперской России вопрос присоединения территории решался положительно только в том случае, если речь шла об обеспечении военной безопасности коренных имперских владений. Эта осторожность классической имперской бюрократии вступает в противоречие с позицией неоимперцев, пытающихся на основе идеологии буржуазного национализма, спрятанного под возвращение к истокам, построить в России колониальную империю западного образца, коренным образом изменив суть Российской империи.
Но имперская бюрократия уже дважды попадала под удар западнических идей. В 1917 и в 1991 годах адепты нового мышления говорили, что надо сделать как учит Запад в лице своих самых передовых мыслителей, и наступит эра всеобщего благоденствия. Оба раза наступала эра всеобщего разрушения и обнищания.
Оба раза сильнейший удар наносился по позициям имперской бюрократии. Третьего эксперимента она не хочет. Поэтому её лозунгом стало: «Третий раз Россия не переживёт». Россия-то, может быть, и переживёт (хоть и не гарантированно), но потери всех слоёв общества вновь будут грандиозны.
Поэтому имперская бюрократия сдерживает ретивых и мешает непродуктивно расходовать накопленный ресурсный запас нетерпеливым строителям светлого будущего. Задача имперской бюрократии не только в том, чтобы армия всегда была сильной, но и в том, чтобы амбары всегда были полны, налоги не были чрезмерны, управление было бы справедливым, а войн желательно избегать.
В этом плане мы, пройдя кризисы и возрождения, так и остались петровской империей. Вместо Императора Всероссийского и Отца Отечества у нас избранный президент, но аппарат работает по тем же принципам и решает те же задачи. Поэтому и внешне мы всё время возвращаемся в классические имперские формы.
Начали постепенно принимать их ещё до Петра, при Иване III, продолжали шлифовать имперский блеск до 1917 года, но и СССР в конечном итоге вернулся к имперским мундирам, погонам, к восстановлению классической организации имперской бюрократии, которую он и передал современной России.
Бюрократия, управленческий аппарат, начало которому в его нынешней форме положил Пётр (почему он и считается по праву основателем империи) — стержень нашей имперской государственности. И она придала России такую форму, что даже при тотальном уничтожении действующей бюрократии для управления страной придётся немедленно аврально создавать аналогичную структуру.
Ничто иное Россией управлять не способно, только разрушать.
Величайшая заслуга Путина как воссоздателя Российской империи заключается в том, что он понял (или интуитивно почувствовал) роль бюрократии и её главную задачу — соблюдение баланса интересов между различными социальными и общественными группами внутри империи, гарантирующими ей стабильность, развитие и процветание.
Он не торопится менять, не принимает резких решений. Он ждёт. Иногда проблема решается сама собой, в иных случаях решение становится очевидным и не допускает двойных толкований. Осторожность и умеренность снижает опасность ошибки, которая в нынешних условиях может стоить слишком дорого.
Мы живём в условиях высокого уровня взаимного доверия между правителем, народом и аппаратом. Это уникальное единство даёт России возможность развиваться опережающими темпами. Чем дольше такое доверие и основанное на нём взаимодействие продержатся, тем нам лучше.
Поэтому доверие и взаимодействие всегда находятся под ударом врага. Поэтому именно их мы должны в первую очередь беречь, если хотим сохранить и упрочить империю, завещанную нам предками.