Мировая политика: от закона к террору
Человечество впервые в своей истории имеет в лице США державу, способную уничтожить цивилизацию и делающую ставку на террор, как на механизм силового запугивания
Террор бывает индивидуальным и коллективным, государственным и антисистемным, революционным и контрреволюционным. В терроризме любят обвинять друг друга любые две враждующие силы. Можно ли в этом многообразии взаимных обвинений найти более-менее чёткое, корректное и всеобъемлющее определение террора?
Думаю, что да.
Сущность современного террора
Если очистить термин от пропагандистских наслоений, то террором является любая деятельность, выходящая за пределы действующих законов, опирающаяся на насилие и имеющая целью запугивание политических оппонентов. В рамках этого определения не имеет значения устраиваете ли вы анонимные взрывы, официально убиваете заложников, похищаете самолёты с целью освобождения из тюрьмы своих подельников или отправляете в концлагеря своих политических противников. Не имеет значения и ваша политическая ориентация, равно как не имеет значения «красный» или «белый» террор начался первым, а также каких именно «красных» и «белых» вы имеете в виду (французских XVIII века, русских ХХ века или каких либо ещё).
Именно универсализм определения, возможность его корректного приложения к любым политическим движениям и силам, любого столетия человеческой истории, свидетельствует о его корректности. Этот же универсализм позволяет нам применить данный термин к актуальной политике. И ужаснуться.
Ибо, если мы осознаем внеидеологическую, внеклассовую и трансграничную сущность террора, нам придётся признать, что терроризмом, за редким исключением, беремен современный мир. Традиционно человечество двигалось от индивидуального террора к коллективному, от группового к государственному. Конечная точка этого пути упиралась в отрицание террора как такового, в замену его государственным порядком.
Человечество двигалось от индивидуального террора к коллективному, от группового к государственному.
Террор основан на чувстве мести. Более того, это месть слабого сильному. Если я не могу победить тебя в прямом противостоянии, я попытаюсь убить тебя исподтишка. Государство же принцип индивидуальной или групповой мести отрицает. Право отмщения (или наказания) оно монополизирует. Как только вы начинаете отрицать монополию государства на насилие, вы сразу становитесь латентным террористом. Если же вы пытаетесь реально оспорить эту монополию, присваивая право творить суд и расправу, вы становитесь террористом реальным. О государственном терроризме мы говорим в том случае, когда государство, вопреки нормам международного права, применяет силовые (но не военные) методы для запугивания хоть иных государств, хоть собственной оппозиции, находящейся за пределами национальной территории.
То есть вести речь о государственном терроризме можно там и тогда, где и когда конкретное государство выносит своё монопольное право на насилие за пределы своей территории, пытаясь реализовывать его за пределами своей юрисдикции или в принципе вне пределов чьей-либо установленной и международно-признанной юрисдикции. С этой точки зрения захват чужих граждан в третьих странах ничем не лучше пиратства в открытом море или внесудебных расправ с оппозицией при помощи эскадронов смерти.
Мы привыкли говорить о терроризме применительно к отдельным личностям, группам, в крайнем случае к отдельным государствам. Однако сейчас мы сталкиваемся с ситуацией, когда терроризм постепенно становится глобальным явлением, подменяя собой не только регулярную государственность, но и международные отношения.
Более того, во многих случаях терроризм становится главным механизмом внутренней политики, с равным удовольствием используемым как формально легитимной властью, так и оппозицией. Де-факто мы живём в мире побеждающего террора, в котором островки стабильности и законности являются скорее исключением, чем правилом. При этом весь окружающий мир пытается эти островки законности ликвидировать, не столько даже уничтожив их при помощи тотального террора, сколько навязав им террористическую повестку в качестве основы внутренней и внешней политики.
Вирус внутреннего терроризма
Когда мы говорим о глобальном царстве террора, мы имеем в виду не Афганистан, не Сомали, не Украину (хоть и их, конечно, тоже), даже не ИГИЛ и другие запрещённые в России организации. В первую очередь перестраивание международных отношений из формата правил в формат насилия является виной и инициативой коллективного Запада в целом и США, как его лидера, в частности.
Среди прочего оружия США поставляли моджахедам переносные зенитно-ракетные комплексы «Стингер».
Хаотизация неподконтрольных регионов, цветные путчи и прочие методы силового воздействия на недостаточно охотно подчиняющихся соседей были поставлены Западом во главу угла своей международной политики не сегодня. Незаконные поставки оружия моджахедам, воевавшим против дружественного СССР режима и против советских войск в Афганистане, являлись примером государственного терроризма. Такими же примерами являются нападения США на Панаму (ради свержения генерала Норьеги) и на Гренаду, неселективные обстрелы и бомбардировки Израилем палестинских городов, находящихся под контролем Хезболлы, и экстерриториальное применение американцами собственного законодательства.
Можно сказать, что мир сползал от закона и порядка в царство террора у нас на глазах. В одних случаях страны, практикующие государственный терроризм, действовали по принципу «он первый начал» (как Израиль по отношению к палестинцам), в других вовсе не трудились как-то мотивировать свои действия (как США), работая по принципу «мы достаточно сильны, чтобы ничего никому не объяснять и ни перед кем не оправдываться».
Так можно было бы жить и дальше (в конце концов всегда существовали нарушители международного права, как всегда существовали, существуют и будут существовать преступники в любом государстве), но постепенно страны, делавшие ставку на террор, перестали различать работу по правилам и нарушение правил. Они стали воспринимать террор в качестве правила, а строгое следование нормам международного права как этого права нарушение.
Международная политика стала непрогнозируемой, поскольку любой игрок (даже самый слабый) постоянно норовил смести с доски фигуры и решить судьбу шахматной партии в боксёрском поединке (и даже в боях без правил). Это привело к чувству роста военной опасности. В свою очередь, ощущение военной опасности потребовало от самых разных стран усилить меры по защите от неё. Эти меры были истолкованы реализаторами политики государственного терроризма как приверженность агрессивному внешнеполитическому курсу, определены в качестве опасности, провокаторы назвали их провокацией и запустили очередной виток напряжённости. В результате мир начал быстро приближаться к войне, которой «никто не хотел», но в силу объективных причин она становилась всё более и более неизбежной.
Можно верить в Бога, можно верить в карму, можно не верить ни во что, но фактор бумеранга в политике является общепризнанным явлением. Более того, бумеранг возвращается не только в пространстве международной политики, где действия, предпринятые тобой против кого-то, очень быстро превращаются в действия, предпринятые кем-то против тебя. Этот бумеранг имеет обыкновение спокойно перемещаться с внешнеполитического поля на внутриполитическое. И вот мы уже видим вчерашнего мирового гегемона (США) - государство, чья гарантированная стабильность по умолчанию принималась в качестве базового фактора в любых глобальных и региональных политических расчётах, поражённым вирусом внутреннего терроризма. Этот вирус настолько силён, что даже американские эксперты и политики (доселе всегда демонстрировавшие абсолютную уверенность в непоколебимости США) заговорили о гражданской войне, непреодолимом кризисе, по сравнению с которым Великая депрессия - детская возня на лужайке.
Является ли происходящее в США «расовым бунтом» или «кризисом толерантности»?
Наивные люди спорят о том, является ли происходящее в США «расовым бунтом» или «кризисом толерантности», а также в каком качестве и сколь полно эти события перекинутся (не перекинутся) на Западную Европу. На самом же деле в США происходит замена конституционной внутренней политики политикой террора. Это та самая политика, которую США пытались навязать всему остальному миру, оставшись инициаторами и контролёрами террора, но никак не будучи ему подвержены.
Бумеранг вернулся значительно раньше, чем ждали в Вашингтоне. Американские элиты, привыкнув решать при помощи открытого или скрытого террора международные вопросы, полностью утратили способность применения иных механизмов во внутриполитической борьбе. Пока коренные противоречия между американскими элитными группировками отсутствовали, США представлялись всему миру консенсусной демократией, в которой власть и оппозиция различаются по имени, а не по сути, а политическая борьба является скорее зрелищем в придачу к бесплатному «хлебу», чем реальным противостоянием. Но как только интересы разных элитных групп реально и серьёзно разошлись, выяснилось, что они не владеют иными инструментами внутриполитической борьбы, кроме террористических.
Когда Трамп обвиняет демократов, разжигающих бунты в подконтрольных им городах и штатах, в мятеже, он, безусловно, прав. Но правы и демократы, когда обвиняют Трампа в превышении полномочий при введении федеральных силовиков в мятежные города. Дело в том, что Трамп не ввёл в действие чрезвычайные законы. Посему его действия, направленные на подавление мятежа, можно назвать контрреволюционным террором, противостоящим революционному террору. Федеральная власть ответила попранием закона на попрание закона местными властями, резко приблизив Америку к перетеканию уже не холодной (скорее тёплой) гражданской войны в горячую.
Национальная гвардия выведена против протестующих на улицах американских городов.
Мировой гегемон как источник мирового хаоса
Это тоже не характерная для традиционной политики, реализовывавшейся на протяжении известного нам исторического периода, черта. Обычно мировой (или хотя бы региональный) гегемон до последнего момента пытался поддерживать внутреннюю стабильность за счёт трансляции хаоса в периферийные державы. Теперь же мировой гегемон (пусть даже бывший) сам становится источником хаоса, делая выбор в пользу террора и отказываясь от закона даже в решении своих внутриполитических проблем.
Тем самым перманентный террор становится фактором глобальной политики. Мы можем не применять его сами, но мы должны понимать, что он обязательно будет применён против нас (на индивидуальном, групповом, государственном, а если получится, то и на глобальном уровнях).
США могут и потеряют статус державы, «печатающей мировые деньги». США уже потеряли статус «мастерской мира». Потрясающая США депрессия действительно значительно (минимум на порядок) превосходит свою «великую» предшественницу. Но США остаются великой военной державой. Что это значит мы можем понять обратившись к опыту России, которая после распада СССР также была наполовину уничтожена в финансовом, экономическом и административном смыслах, но оставалась единственной (кроме США) державой, способной за полчаса стереть с лица Земли гегемона, а с ним и всю цивилизацию.
Россия использовала свой военный потенциал для стабилизации ситуации и запуска экономического роста. Но Россия никогда не делала ставку на террор ни во внутренней, ни во внешней политике. Сегодня же человечество впервые в своей истории имеет в лице США державу, способную уничтожить цивилизацию и делающую ставку на террор, как на механизм силового запугивания.
Хотим мы того или нет, но США уже сделали террор доминирующим фактором мировой политики. Но чтобы этот фактор прекратил играть существенную роль, необходимо маргинализировать сами США. При помощи внешнего воздействия это сделать невозможно. США могут привести себя в маргинальное состояние только собственными усилиями.
И тут мы встречаемся с очередным парадоксом, ибо маргинализация США будет тем более эффективна, чем более существенным фактором внутренней, а значит и внешней политики будет террор. То есть, как обычно, единственным средством борьбы против террора оказывается террор.
Существенное отличие нынешней ситуации от стандартной заключается в том, что обычно ответом на террор, минимизирующим его эффективность, является контртеррор (на революционный контрреволюционный, на палестинский израильский и т. д.). В нашем же случае, американский (шире - западный террор, как механизм внутренней и международной политики) контртеррором будет только подпитываться. Уничтожить же его может только он сам. Террор, пожираемый террором, - потрясающе увлекательная, но и смертельно опасная для всего человечества картина. Ситуация не просто в любой момент может выйти из-под контроля, она изначально неконтролируема. Мы можем ответить, но не можем предотвратить. Они не желают столкновения, им выгоден шантаж, но не контролируют сами себя и в любой момент могут выяснить, что события развиваются вне их контроля, по собственной логике.
Террор - это насилие. Насилие же всегда страшно не само по себе, а тем, что безостановочно порождает всё большее насилие. До сих пор порочный круг возрастающего насилия разрывался только внешней силой, принципиально оппонировавшей практике террора. Эта внешняя сила всегда была значительно сильнее сил террора. Сегодня мы впервые сталкиваемся с ситуацией, когда силы террора и антитеррора на глобальной арене примерно равны. Террор может только пожрать сам себя. Но захочет ли он это делать и сможет ли, если захочет?
