Эх а ведь интереснее и атмосфернее игру про ктулху еще не смогли сделать, а главное она еще и пугающая.
Да, отличная игруха. Начинается как какой то мрачный квест, а в итоге превращается в шутан с элементами хорора.
Все помнят какая там сочная атмосфера, какой там крутой шоггот, но все забывают кривейший стелс и отвартительную стрельбу.
В том то и фишка, в этой атмосфере косячность стрельбы и баги не замечались.
Мне запомнился один момент связанный с самоубийством, когда гг от страха хотел снести себе голову из ружжа, но к тому моменту у меня кончились патроны он два раза подносил ствол к подбородку и два раза был щелчок. После этого его отпустило и можно было играть дальше. Охуенная механика!
Приколюха, у меня такое редко бывало. Обычно когда вылезала очевидная ебанина, рожой в стену смотришь и бочком крадёшся.
От сцены в отеле и с шогготом я не то что впал в ужас, я был в панике (будьте прокляты эти петли на дверях).
Сцена в отеле одна из самых сильных, также как и в книге.
Мне эта сцена в детстве во снах снилась после попыток ее пройти... Я прям помню как снится что я на месте гг и в этом чертовом отеле пытаюсь убегать и закрывать за собой двери дрожащими руками передвигая мебель за двери и потом просыпаюсь от страха и не сразу даже понимаю что все закончилось и что это вообще был сон.
Мммм лавкрафтовские трипы
Перед ним простирался незнакомый пейзаж. Планета меньше, чем Земля, настолько меньше, что кривизна горизонта была заметна невооружённым взглядом. Он понял, что смотрит на множество горизонтов одновременно. Это не его органы чувств.
Но даже на таком небольшом мире он все равно не должен был бы видеть горизонт. Но сейчас его чувства были гораздо острее, или атмосфера -- прозрачней. Почему-то все предметы были видны хуже, расплывались по краям, но это не мешало его способности видеть, проблемы были только со сбором цельной картинки. Как киноплёнка с вырезанными испорченными кадрами, но только кадры не были последовательными. В них ощущалась глубина -- во многих смыслах.
Он сосредоточился на ландшафте и заметил, насколько он неровный. Там, где друг на друга находили огромные пласты горных пород, в земле появлялись впечатляющие провалы и трещины. Сжатая почва, щебень и скальные породы формировали зигзагообразные уступы и глубокие пропасти.
Он мог сосредоточиться на роще кристаллических фигур. Они больше походили на стекловидные сталагмиты, чем на людей, и планета трижды обернулась вокруг оси, пока они сдвинулись на едва различимое расстояние. Но при этом они общались, вибрировали, издавая инфразвуковой гул, передавали друг другу сложные идеи.
Он попытался расшифровать их гул, но столкнулся с распадом, с искажением изображений, которые "склеивались" вместе, за неимением лучшего слова. Его видение перенеслось к следующей сцене. Две кристаллических фигуры, которые плавно двигались друг к другу.
Он понимал, чем они отличались от остальных. Они были крупнее, и перемещались по земле там, где не было скопления "мёртвых" кристаллов, которые оставляли за собой другие подобные сущности, подобно проползшей улитке, оставляющей за собой слизь. И они не были ограничены экватором, где было жарче всего.
Они приблизились друг к другу, соприкоснулись...
Перед ним простирался незнакомый пейзаж. Планета меньше, чем Земля, настолько меньше, что кривизна горизонта была заметна невооружённым взглядом. Он понял, что смотрит на множество горизонтов одновременно. Это не его органы чувств.
Но даже на таком небольшом мире он все равно не должен был бы видеть горизонт. Но сейчас его чувства были гораздо острее, или атмосфера -- прозрачней. Почему-то все предметы были видны хуже, расплывались по краям, но это не мешало его способности видеть, проблемы были только со сбором цельной картинки. Как киноплёнка с вырезанными испорченными кадрами, но только кадры не были последовательными. В них ощущалась глубина -- во многих смыслах.
Он сосредоточился на ландшафте и заметил, насколько он неровный. Там, где друг на друга находили огромные пласты горных пород, в земле появлялись впечатляющие провалы и трещины. Сжатая почва, щебень и скальные породы формировали зигзагообразные уступы и глубокие пропасти.
Он мог сосредоточиться на роще кристаллических фигур. Они больше походили на стекловидные сталагмиты, чем на людей, и планета трижды обернулась вокруг оси, пока они сдвинулись на едва различимое расстояние. Но при этом они общались, вибрировали, издавая инфразвуковой гул, передавали друг другу сложные идеи.
Он попытался расшифровать их гул, но столкнулся с распадом, с искажением изображений, которые "склеивались" вместе, за неимением лучшего слова. Его видение перенеслось к следующей сцене. Две кристаллических фигуры, которые плавно двигались друг к другу.
Он понимал, чем они отличались от остальных. Они были крупнее, и перемещались по земле там, где не было скопления "мёртвых" кристаллов, которые оставляли за собой другие подобные сущности, подобно проползшей улитке, оставляющей за собой слизь. И они не были ограничены экватором, где было жарче всего.
Они приблизились друг к другу, соприкоснулись...
Она увидела нечто громадное.
Оно было большим не в том смысле, в каком бывают большими деревья или горы. Его размеры были больше, чем она была способна увидеть и почувствовать. Она словно видела нечто, что было больше, чем целая планета, оно вообще было непредставимо огромно, оно простиралось вдаль. Хана не могла лучше описать то, что она воспринимала. Нечто было окружено множеством собственных зеркальных отражений, но каждое отражение существовало в одном и том же месте. Некоторые из них двигались по-другому, и иногда, очень редко, одно из отражений вступало в контакт с чем-то, с чем не вступали другие. Каждое из отражений было таким же реальным и ощутимым, как и остальные. И это всё делало это нечто таким громадным, что она не смогла бы его описать, даже будь она учёным, который сотню лет провёл в лучших библиотеках мира.
И оно было живым. Нечто живое.
Она знала -- ей даже не пришлось раздумывать над этим -- что каждое из этих отражений или расширений целого было такой же его неотъемлемой частью, как её рука или нос были частью её самой. Каждая часть была под контролем этой сущности, и двигалась с определённым намерением и целью. Как будто эта сущность существовала во всех своих возможных отражениях одновременно.
"Оно умирает", -- подумалось ей. Самые дальние отражения существа отпадали и рассыпались на части, пока оно плыло в пустом безвоздушном пространстве, не двигаясь, а хитроумно проталкивая себя через бытие, содержащее её отражения, сжимаясь в одном месте, и разбухая в другом, перемещаясь со скоростью выше, чем скорость света. При её движении отдельные частички и фрагменты отлетали от целого, как отлетают на ветру семена от непостижимо огромного карахиндибы, одуванчика. Семена более многочисленные, чем пылинки на всей Земле.
Один из этих осколков, казалось, начал расти, становился всё больше, заполняя её сознание, пока полностью не поглотил все её чувства. Как будто Луна падала на Землю. Падала прямо Ханне на голову.
Оно было большим не в том смысле, в каком бывают большими деревья или горы. Его размеры были больше, чем она была способна увидеть и почувствовать. Она словно видела нечто, что было больше, чем целая планета, оно вообще было непредставимо огромно, оно простиралось вдаль. Хана не могла лучше описать то, что она воспринимала. Нечто было окружено множеством собственных зеркальных отражений, но каждое отражение существовало в одном и том же месте. Некоторые из них двигались по-другому, и иногда, очень редко, одно из отражений вступало в контакт с чем-то, с чем не вступали другие. Каждое из отражений было таким же реальным и ощутимым, как и остальные. И это всё делало это нечто таким громадным, что она не смогла бы его описать, даже будь она учёным, который сотню лет провёл в лучших библиотеках мира.
И оно было живым. Нечто живое.
Она знала -- ей даже не пришлось раздумывать над этим -- что каждое из этих отражений или расширений целого было такой же его неотъемлемой частью, как её рука или нос были частью её самой. Каждая часть была под контролем этой сущности, и двигалась с определённым намерением и целью. Как будто эта сущность существовала во всех своих возможных отражениях одновременно.
"Оно умирает", -- подумалось ей. Самые дальние отражения существа отпадали и рассыпались на части, пока оно плыло в пустом безвоздушном пространстве, не двигаясь, а хитроумно проталкивая себя через бытие, содержащее её отражения, сжимаясь в одном месте, и разбухая в другом, перемещаясь со скоростью выше, чем скорость света. При её движении отдельные частички и фрагменты отлетали от целого, как отлетают на ветру семена от непостижимо огромного карахиндибы, одуванчика. Семена более многочисленные, чем пылинки на всей Земле.
Один из этих осколков, казалось, начал расти, становился всё больше, заполняя её сознание, пока полностью не поглотил все её чувства. Как будто Луна падала на Землю. Падала прямо Ханне на голову.
Взято отсюда, кстати: https://vk.com/overheard_in_innsmouth
Там будет ещё много годноты, так что заходите, друзья.
Там будет ещё много годноты, так что заходите, друзья.
Чтобы написать коммент, необходимо залогиниться