Глава пятнадцатая: Наемник
“Осталось лиг десять, и я наконец-то смогу покинуть Костлидрэя”, - мог бы сказать Аггриг. Но вид остова сгоревшей гостиницы жестоко портил его планы. Трупов не было, зато кровь была повсюду.
- Что здесь могло случиться? – обратившись к Костлидрэю, спросил Аггриг.
- Эти земли под защитой лорда Клайда – старого, богобоязненного грифона, - нахмурившись, ответил он. – Не думаю, что это он сжег гостиницу. И о войне не слышно. Разбойники… или волки.
- А трупы где? - осматривая гостиницу, недоумевал Девон. – Тут только горелые деревяшки. Еще кровь.
- Ее слишком много, и нет даже обглоданной косточки – если говорить о волках. Очень голодных и очень свирепых волках. Да и где это видано, чтоб волки огнем дышали, - добавил Дольф.
- Что за разбойники такие? Они могут убить и ограбить, даже искалечить, но чтобы такое зверство… - ужаснулся Алин.
- А что за гостиница-то была? – подала голос Миа, испуганная до дрожи.
- “Кривая Эвет”. Раньше называлась “Прекрасная Эвет”, в честь возлюбленной лорда Эрика, - пояснил Костлидрэй. – Этот Эрик считался лордом здешних земель. Но во времена Века Скорби принял не ту сторону и потерял все земли, доходы и голову. А вот его бастард, один из всей сотни, принял нужную. С тех пор назло своему отцу бастард переименовал все земли и владения, напоминавшие о нем. Давайте лучше выдвигаться: помочь мы никому не сможем, а те, что сожгли гостиницу и убили хозяев, найти нас могут.
Отправились они из “Белой и Черной Утехи” две недели назад - спустя два дня, как Аггриг повстречал Костлидрэя. Эти самые два дня, лучшие после гибели его сестры, ушли на подготовку. Костлидрэй постоянно торчал на третьем этаже: договаривался с хозяйкой, как позже выяснялось, они обсуждали продажу Мии. “Рабство запрещено на всем Западе”, - упрекнул его Аггриг, уже готовый вынуть меч. “Я не в рабство ее продаю. Здесь обучают лучших жриц любви, и я ее везу сыну лорда Эстора Рейна– он купил ее в пользование, через год вернется. “Мой сын подрастает. Ему нужен достойный опыт в одном любовном деле”, - так писал его лорд-отец”. Купец занимался этим да поиском наемников для сопровождения.
Аггригу же выпала (для него) нелегкая доля. В первую ночь в той гостинице к нему заглянула незваная Малютка Лия. Как он ее ни упрашивал, она не собиралась уходить – только улыбалась, смотря прямо в глаза Аггригу. “Вы обо мне не спрашивали”, - в ту ночь возмущенно упрекнула его она, юркнув к нему под меха. И даже в тот момент, когда она возбудила его своим ловким язычком, он все говорил: “Нет. Мне не положено. Прошу тебя, уйди”. “Вы первый, кто просит меня уйти из его постели”, - в ответ рассмеялась Лия и оседлала его. В ней было так жарко и мокро, что Аггриг не продержался и трех секунд. Но Лия не слезла с него, - а осталась в нем, и как только его член вновь поднялся, продолжила страстно двигаться на нем. Он извергся в нее раз шесть, и только тогда она успокоилась. Лежа с ним в постели, она крепко прижалась к нему, зарывшись в его гриву серебра и стали. “Вы какой-нибудь опальный лорд? У вас такая красивая грива”. “Не лорд”, - с трудом проговорил Аггриг, еле сдерживая гнев и грусть. Как он мог нарушить свой обет?! Он, капитан королевской гвардии. Теперь ему действительно положена казнь на Алом озере, месте предателей.
Утром Лия была еще с ним. Лишь в тот момент он разглядел, как она красива: шерстка у нее очень мягкая и белая, как облако, с четырьмя черными полосами на шее, язык длинный даже для грифонов, глаза широкие, но смотрят они с улыбкой, талия тонкая и сама она маленькая и гибкая. Когда Лия спит, она словно обнимает какого-то. “Вы проснулись раньше меня”, - сонно промурлыкала она, увидев Аггрига, пристально разглядывающего ее. Он вообще не спал – какой добрый сон предателю, лишь кошмары, - однако кивнул.
Весь тот день он провел в размышлениях, часто кляня себя. “Ты нарушил обет. Ты предал свою принцессу. Теперь ты больше не можешь ее любить. Ты обесчестил девушку, нарушив с ней свои слова. Ты… Твое место на Алом озере, предатель”. Он так часто клял себя, что Стиодэф уж наверняка оставил на нем свою метку. Ну и что? Предатели недостойны жизни. А он – один из них.
Когда наступила ночь и гости разошлись по комнатам, Лия пришла к нему снова, в черном тонком шелке. Его мужское естество сразу напряглось, и она не преминула на это указать. Во вторую ночь Лия ему роздыху не давала, страстно целуя его губы и ублажая член. В ту ночь она была такой бойкой, что ее следовало прозвать Тигрицей, а не Малюткой. Солнце их застало соединенными вместе. “Вы вернетесь за мной? Нам нельзя покидать этот дом… Но... Брианна поймет, какой вы хороший. Я ей все расскажу. Она не станет нас разделять, когда все поймет”, - шептала она ему настолько тихо, словно боясь быть услышанной. Аггриг не ответил, и Лия повторила: “Обещайте вернуться за мной. Обещайте…” Он остался глухим к ее мольбам, к ее поцелуям, к ее желанию любить. Лия не смогла выдержать этого и заплакала. Видя ее слезы, Аггригу хотелось обнять Лию, поцеловать, сказать, как он ее любит… Но все это ложь. Аггриг любит одну женщину: Селестию.
Тем же утром приготовления были закончены. Повозку нагрузили травами, купленными в том же борделе, съестными припасами и одной жрицей любви, Мией. Глядя на нее у всякого мужчины невольно сжималось бы сердце: голубая, как чистый лед, в тон глазам, с высокой грудью, большими ястребиными крыльями и хищной мордочкой. Она считалась незаконной дочерью Линмирна, короля восточных грифонов, и цена за нее была королевской. Что бы сказал король Линмирн, узнав, что его дочь, пусть и незаконная, ложится под западных грифонов? Что бы сделал? Король западных грифонов уж точно хохочет, сидя на троне с золотыми орлами. И голос его отдается от Заоблачного Пика, уходя на восток.
Аггриг не стал смеяться, услышав эту новость от Костлидрэя, видя, что в сопровождение пойдут всего трое. Дольф – тощий, облезлый грифон в ярком, можно сказать, шутовском камзоле, до того потертом, что невозможно было точно определить, сколько сотен владельцев его носило, с острым мечом на правом боку и кинжалом на левом; молодой земнопони, Девон, с россыпью красных, в контраст его зеленой шерстки, прыщей на мордочке тоже не вызывал одобрительной улыбки. И сам Аггриг: не то предательский капитан гвардии, не то безземельный рыцарь, не то наемник. Все они, как один, не внушают ни доверия, ни защиты. Прям шутовской эскорт для толстого с янтарем в носу торговца. Самое смешное, что заметил это сам торговец. “Наемник, шут, прислужник, молодая дева и толстяк. Напоминает начало чьей-то шутки”, - сказал он и рассмеялся.
Провожать их вышли несколько девиц в черных одеяниях и сама Брианна. Немолодая женщина с пергаментной кожей и таким же оперением, но в ней еще сохранились и грация, и красота. Пока девушки в черных шелках перешучивались с Мией, облаченной в белое, и Брианна обсуждала дела с Костлидрэем, Аггриг на прощание взглянул на знаменитый бордель, каменное сооружение с трехэтажной пристройкой к белой пятиэтажной башне. Его взгляд упал на его комнату с окном. Случайно ли, волей сердца ли, волей богов ли это случилось – знать никому не дано, - однако он до сих пор сожалеет, что посмел посмотреть в ту сторону. Лия, вся в слезах, смотрела прямо ему в глаза, точно так же, когда они занимались любовью. Услышав свое имя, Аггриг отвернулся и ступил вперед, больше не смея обернуться назад.
В двух дневных переходах им встретилось пепелище покрупнее. Четырехугольная башня с обвалившейся деревянной надстройкой какого-то мелкого лорда стояла в сердце пепла, обгорелых камней, грязи и трупов. Целой кучи трупов.“Скиталец, как же их много”, - гневно подумал Аггриг, оглядывая сгоревшую деревушку. Сгоревших было мало, в основном зарубленные, заколотые, с отрубленными конечностями и без, попадались такие, словно их загрыз какой-то дикий, безумный зверь. В башне лорда нашлись солдаты в доспехах, несколько слуг, двое ребятишек, дочка и сам лорд. Ему отрубили каждую конечность, а голову так изгрызли, что она походила на сплошное кровавое месиво.
- Старый трус! – выругался Девон, пнув голову лорда, и она разлетелась на кровавые ошметки. – Заперся в своей каменной башне вместе со всем гарнизоном, а деревню без защиты оставил.
- Теперь не поймешь, был ли он старым, - сказал Дольф. – Звери сделали свое дело. Убили и его народ, который он должен был защищать, и его домочадцев, и его самого, и даже его малых детей. Ты посмотри, что они сделали с его дочуркой, - шут указал на отрубленную верхнюю половину трупа. – Забрали только нужное.
- Но как они сюда пробрались? – недоумевал Аггриг. – Железную решетку топорами не пробьешь, и крыша заперта железным люком.
- Наверное, один из латников решил, что если он сдаст своего лорда, то его пощадят, - рассудил Девон. – Или просто желал ему смерти, судя по его трусости.
- Не трусость тому была причина, - горько сказал Костлидрэй. – Дочь – все, ради чего он жил. Я знал старого Престона: он бы не бросил жителей деревни, будь его дочь в другом хорошо защищенном месте.
- Все равно, - храбрился Девон, - он мог бы попытаться организовать оборону.
- Это когда же? – уставился на него Аггриг. – Разбойники не возвещают о своем приближении. Только лорды со своими огромными армиями трубят в трубы и бьют в барабаны. Да и то, когда о них уже известно. Я с тобой согласен: как лорд, он был обязан защитить свой народ, однако он был еще и отцом – и когда вступал в брак, давал такой же обет “защищать”.
Как бы поступил сам Аггриг? Вышел бы и защитил граждан города, или остался бы со своей принцессой? Глупый вопрос. Принцесса Селестия не оставила бы свой народ никогда, и Аггригу выбирать не придется.
- Он мог бы выйти и сразиться с ними, - упорствовал юноша. – Я насчитал двадцать латников. Этого бы хватило.
- Каких там латников, - засмеялся Дольф. – Мужичье вшивое и лишь на троих кольчуги. Можно одеть соломенные чучела и дать им дубинки – и то больше страху. Я помню, как служил лорду Росту. На нас напала одна шайка. Большущая. Тогда Гнилой Лон предложил наделать сотню чучел, - начал рассказывать он, как юноша со злостью глянул на него.
- Лучше умереть храбрым, чем жить трусом, - выпалил Девон и вышел вон.
- Чего это он? – растерялся Дольф. – Я же верно говорю. Чучела порой ценнее каких-то там вшивых мужиков. Гнилой Лон подтвердил бы, и лорд Рой, и Мелкий Зуб, и Шепелявый, и Тучный Пузан, и Дон, и Ларис, и Брук, и Гэлл, и Вэнс… да много еще кто, будь они живы.
- Он просто еще юн, - со слабой улыбкой сказал Костлидрэй. – Все в его возрасте думают, что лорды побеждают разбойников всегда. И что рыцарь – верх благочестия.
“Рыцарь должен быть зерцалом благочестия и справедливости. Таких немного, но есть”, - хотел возразить Аггриг, защитив понятие “рыцарь”, но никак не мог вспомнить хотя бы одного подобного. Даже он, желавший быть истинным рыцарем, нарушил свой обет после долгих и тяжких лет такого пути, не выстояв против соблазна. Верно говаривал его наставник: “Рыцарь – такой же наемник, только с ленточками”.
Ночлег они устроили лишь на следующую ночь – удалившись на почтительное расстояние от сгоревшего поместья. Дольф возражал: “Зачем? Железная решетка цела. Люк цел. Они-то нас сумеют сберечь, в отличие от темного леса, в котором так любят прятаться разбойники. Подумаешь, мертвецы! По мне так, отличная компанию. Лучше, чем самому стать мертвецом”. Алин и Миа на это дружно воскликнули: “Нет!” Костлидрэй решил дело: “Спать с мертвецами дано лишь мертвецам, и дурная это примета. Я не готов всю ночь глазеть на остатки своего друга и труп его дочери, помня, как часто он мне говорил: “Вот подрастет моя Нэя, и можешь брать ее замуж”. Нет, не стану. К тому же, эти звери могут вернуться сюда – может, добычу какую забыли - и неизвестно, как они сюда пробрались. Я настаивать не стану: можешь спать здесь, и твоя служба мне будет окончена, или можешь делать то, что велю я, и твоя служба будет окончена по месту прибытия с той наградой, которую я обещал. Ну так как?”
Стояла холодная и темная ночь. Однако разжечь костер значило бы дать понять на целую милю, что неподалеку есть жизнь. Путники спали, тесно прижавшись друг к дружке – особенно тесно прижимался Алин к Мие, любивший петь ей песни о девичей красоте и прекрасных принцессах. А к Алину так же тесно прижимался Костлидрэй – и его кинжал неподалеку. Первую стражу нес Девон, угрюмый и молчавший всю дорогу с самого поместья Престона. Аггриг спал бы себе спокойно, если б не та выходка парня и не жестокие слова Костлидрэя о рыцарях. И он так похож на него самого…
- Чьи это были слова? - тихо спросил Аггриг, подойдя к парню, сидящему на повозке. Девон сердито жевал салат, замоченный в отваре, и смотрел вдаль, словно высматривая кого-то.
- Какие? – растеряно произнес он.
- “Лучше умереть храбрым, чем жить трусом”, - процитировал Аггриг.
- А, эти. Моего наставника. Он много чего говорил, но эти мне понравились больше всех.
“Мой тоже много чего говорил”.
- Кто был твоим наставником? Какой-нибудь наемник, как ты?
- Вообще-то я оруженосец, - смущенно возразил парень.
- Оруженосец?! - удивился Аггриг. Кого-кого, но оруженосца в подобной компании он не ожидал встретить. – Как звали твоего сира?
- Сир Бриэм, - сказал он и, немного подумав, обеспокоенно добавил: - Тебе зачем? Он все равно мертв.
- Люблю слушать истории о рыцарях, - прилгал Аггриг.
- Вы же наемник…
- Да… наемник, - скрепя сердце подтвердил Аггриг. – Когда-то хотел стать рыцарь.
- Я тоже, - угрюмо сказал Девон.
- Так что сталось с твоим сиром? Почему он тебя не посвятил в рыцари?
- Не успел. Видите ли, - замялся парень, - я из простых. Отец мой рыбак, мать ягоды продавала. А наша деревушка затерялась в самой что ни на есть глуши. Рыба, ягоды, орехи; медведи, волки и лисы – кратко о моей деревни. Сам понимаешь, что все занимались одним и тем же многие века. Отец хотел, чтобы я стал рыбаком, как он, или, как дед, ходил за пчелами. Да, к счастью, в нашу глушь занесло раненного пони в боевом облачении. Моя мать его выхаживала, а вся деревня кормила, пока он достаточно не окреп, чтобы стать на ноги. Позже выяснилось, что он рыцарь, и зовут его Бриэм. На его земли напал соперник – сжег дома, мельницу, его деревянную башню, убил мужиков и забрал баб. Он ехал к своему лорду, Гриру, и тут засада – лучники попали ему в спину и плечо. Хорошо хоть в ногу не попали, иначе бы он не добрался до нас. Через две недели сир стал крепок, как старый дуб, и собрался в путь к лорду Гриру. Сир имел благодарность к нам за спасение его жизни, и не знал, чем нам отплатить, поскольку все потерял. Тогда он предложил взять к себе одного мальчишку в воспитанники. Устроили состязание: учебный бой на палках. Винс превзошел всех. Здоровый он был, как сейчас помню, больше быка вымахал – куда остальным до него. Каким счастливым он был в тот день: все уши нам заливал, как они с сиром одолеют того злодея, что ранил его и отобрал земли; как они будут разъезжать по всей Эквестрии и вылавливать разбойников; как убьют негодяя Даоариаса и перебьют его шайку; как сама принцесса Селестия пожалует им огромный замок. Назавтра они оставили деревню.
При словах о Даоариасе Аггриг до боли сжал челюсти, скрипнув зубами. Из-за этого подонка его обвинили в предательстве. В предательстве! В том, что он якобы его убил отравленным клином. Такого подонка! Сколько грехов на его шкуре, скольких он убил просто лишь для того, чтобы убить, - а Аггрига обвинили в предательстве, не смотря на то, что он его не убивал. Сейчас он должен быть уже мертв, насколько помнил Аггриг слова сира Дельвина, хотя будь Даоариас еще жив, он бы исправил это дело с удовольствием.
- Разве не тебя сир Бриэм должен был выбрать? – не понял Аггриг.
Девон мотнул головой.
- Жеребенком я хворый был. В состязании не участвовал, отец не пустил, и мать с ним, против обыкновения, была согласна. “Посмотри на себя: желтый весь, глаза бледные, губы дрожат - того гляди с ног свалишься. Какое тебе состязание?” – сказал отец мне, - объяснил он и выплюнул жвачку на землю. – Через три года сир вернулся, застав деревню в запустении. Отец, мать, Вилман, Мил Зеленый, Дил, Бэн, Годри… почти все померли. Некоторые уехали, некоторые остались. Сир хотел сообщить матери Винса, что ее сын погиб от руки Лина – того, который напал на его земли, - однако в их доме он застал несколько мальчишек и девочку – меня, Грэма и Мирту. “Где ваши родители?” - спросил сир, а мы ответили: “Умерли”. Узнав, что нас никто не захотел взять к себе, сир предложил отправиться с ним. Мы, конечно, согласились. Потом умерла Мирт, когда мы достигли Ржаной мельницы – ее лихорадило еще с деревни, вот она и умерла. Сир хотел отдать нас в сиротский приют, но когда умер и Грэм от лихорадки, передумал и решил взять меня в оруженосцы. Пробыл я в них недолго… и все равно вспоминаю, как сир учил меня чистить кольчугу, ухаживать за сталью, держать меч и владеть им правильно. Наставлял он меня, как священник, строго и благочестиво. Сир Бриэм тоже умер от лихорадки, через год после Грэма. Началось с того, что он начал плохо спать, потом побледнел и сделался желтым. Прошло месяцев восемь и его затрясло; лихорадка не давала ему покоя ни днем, ни ночью, и он все бормотал про какие-то долги себе под нос. Незадолго до того, когда мы проезжали по землям лорда Грира, его разум помутился, и, волей Скитальца, нас вывело к лорду Гриру, едущему с охоты. Сир узнал его и напомнил ему, какой он жлоб, трус и негодяй, что прибрал его земли себе вместо того, чтобы вернуть законному владельцу. Лорд тут же приказал его вздернуть, и меня бы тоже… - Девон поник, опустив голову, словно желая спрятаться. – Мне не следовало покидать своего сира. Лучше бы я умер храбрым, чем жить трусом, вспоминая тот проклятый день, - шепотом закончил он.
Что на это сказать? Аггриг не знал. Сам бы он ни за что не покинул своего наставника. Умер бы, но не оставил в трудный час. Зная, что Каль Рега сам не вступил бы в бой, в котором он мог бы проиграть наверняка, Аггриг все же отдал бы за него жизнь.
- Ты был мальчиком, - попытался утешить его Аггриг, видя перед собой этого самого мальчика.
- Верно, - согласился Девон. – Я уже на целый год старше и.. и… и я убью этого лорда Грира. Обязательно! Отомщу за сира Бриэма!
Девон, воспрянув духом, резко вскочил, будто собрался прямо сейчас идти и мстить за сира Бриэма. “До чего мы похожи”, - подумал Аггриг, наблюдая, как парень спрыгнул с обоза и вынул меч.
- Клянусь на своем мече, клянусь Скитальцем и его дочерями: покуда я жив, мой долг не станет уплачен до того момента, пока голова лорда Грира не слетит с его шеи, - прокричал парень слишком громко. – Клянусь! Клянусь! Клянусь!
Кучка путников заворочалась, и из нее поднялся Костлидрэй. Его мордочка не сулила ничего доброго, не скрывая гнев под ложной улыбкой.
- Парень, - мягко начал он, - мне больше пятидесяти. Я успел повидать и западных грифонов с их высоченными горами, и восточных с их красочными городами, побывал на Крайнем Востоке и лицезрел тамошние сказочные рынки, где продается абсолютно все, даже бывал разок в подводных чертогах Водяного короля. Однако я не дожил бы до седой гривы, коль бы так горланил, когда по лесу рыщут звери. Скажи мне, ты меня ненавидишь и желаешь моей смерти, старому Костлидрэю?
- Н-нет. – Девон оторопел и его меч упал. – Простите меня. Я, честно, не хотел. Просто… воспоминания…
- Я слышал, о чем вы с Аггригом говорили. Сира Бриэма я не знал, зато лорда Грира знавал. Старый, вечно подозревающий своих вассалов в измене, порой добрый, порой злой. Нельзя предугадать, что он выкинет. Однако сильно сомневаюсь, что другой лорд поступил бы иначе, когда его называют негодяем при свите. Сир Бриэм сам виноват.
- Он был благороднейшим рыцарем. Теперь таких больше нет. Лорд Грир сам нарушил закон.
- Лорд Грир как дал сиру Бриэму земли, так и забрал их. Его не в чем упрекать.
- Есть в чем, - вступился за парня Аггриг. – Лорд Грир убил рыцаря. В Эквестрии запрещено убивать без согласия обеих принцесс, самое строгое наказание – изгнание, которое положено лорду Гриру. Если об убийстве рассказать принцессе Селестии, она точно накажет лорда за смертоубийство.
- Накажет? – усмехнулся Костлидрэй. – Наша принцесса Селестия добрая и славная, не спорю, но не полная дура, чтобы изгонять лордов, особенно таких могущественных как Грир. Пожурит его, не боле. Тому и примеры есть: лорд Джеральд, один из знаменосцев лорда Аэтия Блада, повесил тридцать мужиков за то, что они его подворовывали. Принцесса Селестия об этом узнала, и знаешь, что она сделала? – при этих словах он задержал взгляд на Аггриге. Его сердце упало. “Я был в тот день с принцессой. Неужто он меня знает?!” – Принцесса велела снять их и сжечь, с лорда – по серебряному биту за каждого убитого. Мечи стоят куда дороже, если не говорить о совсем уж дешевой стали.
- Да… Но… - Девон, видно, не знал, что еще сказать.
- Я не говорил, что твой сир Бриэм злодей, - я говорю, что только дурак станет оскорблять своего господина. Иди лучше спать, пускай Алин несет стражу. Быть может, недосып станет для него уроком, и он, - Костлидрэй показал на певца, который почти забрался на девушку, - перестанет лезть к Мие. Можешь взять из крайней правой бочки одно сонное яблоко, раз тебя беспокоит прошлое. Не больше, они очень ценные, - предложил он и направился к Алину.
Певец ворочался и, как очень осторожный червь, словно взбирался на девушку. Мия сладко спала, отвернувшись от него, и ее будто не тревожили ворочания Алина. Костлидрэй навис над ним, как палач над насильником.
- Не спится? - грозно произнес он. Алин приоткрыл глаза. – Миа – очень ценна. А ты, мне сдается, собираешься ее попортить. Когда мы тебя встретили на Нижнем Перепутье, ты пообещал, что добавишь нашей компании музыку, если мы тебе разрешим присоединиться к нам. Что теперь? Зачем ты к ней липнешь?
- Что вы, что вы. Я просто спал, - сонно пролепетал певец.
- Ты на нее почти забрался, - не поверил Костлидрэй, подозрительно сощурив глаза.
- Плохо сплю. Те ужасы, что мы видели в поместье Престона, тревожат мое воображение.
- Плохо спишь? – раздраженно повторил Костлидрэй. - Ну так ступай, вторая стража твоя.
- Как моя? Ведь должен Аггриг…
- Неважно. Тебя все равно беспокоят кошмары, так зачем понапрасну тревожить Аггрига? Иди, давай.
Алин что-то проворчал, но перечить больше не стал.
- У меня нет меча, - заметил он.
- Он тебе не нужен: просто разбуди нас, если кого-то заметишь.
- Слышал Костлидрэя, возьми сонное яблоко и ложись спать, - обратился Аггриг к Девону. – Неизвестно, сколько нам еще идти и, возможно, звери нам-таки встретятся и завяжется бой. Лучше всего хорошенько выспаться перед смертью.
- Перед смертью?! – Голос Девона дрогнул.
“Если они перебили всю деревню вместе с лордом и его латниками, то такой мелкий отряд им на зубок”, - подумал Аггриг, но страшить парня после тяжелых воспоминаний не желал, зная толк подобным воспоминаниям, и потому сказал:
- Не бойся. Они наверняка понесли потери после всех нападений на округу – мы их обязательно одолеем. – Аггриг помедлил, обдумывая дальнейшие слова. – Если хочешь, я могу научить тебя мастерству меча.
- Ты же наемник, - усомнился Девон.
- Наемник, - в очередной раз подтвердил Аггриг. Если ему еще раз придется подтвердить, что он наемник, вероятно, он больше не сможет солгать. Рыцари вообще не должны лгать. – Разве наемник не может быть таким же искусным мечником, как рыцарь?
- Нет, - без запинки ответил парень.
Нет? Что бы он сказал, увидев, насколько искусен Каль Рега в мече? Однажды он одолел двух минотавров, огромных и злобных, разом, и Аггриг живо это помнил.
- Там увидим, насколько может быть хорош наемник. Ты согласен, или нет?
Следующие четыре дня они брели по лесу, раз в два дня устраиваясь на ночлег. Все были уставшими и изнуренными, но ни один не высказывал и слова против, осознавая таящуюся в округе опасность. Порцию еды урезали каждому до небольшого куска сыра, булки хлеба и горсти сытных орехов с Осенних гор, и тут все понимали, что дорогу необходимо было сменить, и она выросла втрое. Все эти четыре дня лил дождь, дорогу развезло, и порой грязь доходила до щиколотки. Многие стали думать уж не прогневался ли на них Скиталиц, столько проблем на них сыпалось каждый день: то Девон куда залезет и провалиться, то непроходимая тропа, то колесо с оси соскочит, то груз свалиться, то какой внезапный шум заставит сделать крюк. Один раз они издали заметили огонь, и пришлось сделать настолько большой крюк, насколько возможно.
На пятый день они вышли на большую дорогу, с согласием Костлидрэя. В тот день для всех наступило долгожданное облегчение. Костлидрэй позволил взять каждому по второму куску сыра и булки хлеба, Алин, обрадованный больше остальных, спел “Путник на дороге”, “Камень у ручья”, “Старый хмелевод” и довершил “Жизнь моя разбойничая прекрасна”. Костлидрэй, до этого дня хмурый, как туча, позволил себе рассмеяться, Миа тоже заулыбалась, остальные его только обругали. Дольф вдобавок поведал, как они сиром Клином и тремя другими рыцарями сопровождали молодую леди. “Нас четыре рыцаря и сотня латников. Никто и думать не мог, что разбойники могут напасть. Шли себе по дороге, распевали “Молодая женушка” и тут на нас хоп, словно щебенка с горы, обрушился шквал стрел, а за ним сотни разбойников. Мы, конечно, отбили атаку, но полегли четыре рыцаря и больше половины латников, оставшимся пришлось нести черную весть милорду. Так что, певец, не поминай лихо, а то станется еще”.
В ночь того радостного дня Аггриг наконец-то показал Девону, как следует биться. Первый наскочил парень, сделав ложный выпад, и следом ударил справа. Аггриг с легкостью отразил атаку и сразу перешел в наступление. Ударил влево, крутанулся и рубанул еще раз, выбив меч противника из зубов. Девон только глаза раскрыл от удивления, так быстро махал мечом Аггриг.
- Ты верно делаешь. Обычно как раз побеждает тот, кто бьет первым. Однако защита не менее важна, чем нападение. Стоишь ты, как статуя, и двигаешь больно медленно. Противник не станет ждать, пока ты сообразишь и повернешься. Следи за противником внимательно – как он двигается, куда направлена его шея или рука. Если не ты напал первым, то следи вдвойне.
Они сошлись еще раз. Девон внимательно следил за Аггригом, пока тот на него не наскочил, сделав двойной финт и следом выпад. Оруженосец успешно отразил нападение и даже успел ударить раз двадцать. Аггриг лениво отразил атаку и, отскочив влево, быстро провел контратаку, выбив меч уже со второго удара.
Второй бой привлек зрителей. Костлидрэй пристально разглядывал Аггрига, Дольф утешал парня. Алин, сидя у костра, опять пел Мие.
- Хорошо бьешься. Даже слишком для наемника, - с улыбкой подметил Костлидрэй. – Мне любопытно, где раньше служил такой хороший фехтовальщик?
- У Ведьменных топь. Они дальше, возле Локрока. Тамошние лорды часто берут наемников для защиты своих земель от диких псов.
- Я знаю. В каком отряде ты служил?
- В Рубиновых Воронах. – Аггрига никогда не интересовали наемничьи отряды, и это единственный ему известный, кроме… но о нем не стоит вспоминать.
- Знаю такой. Довольно большой отряд, не меньше тысячи на службе, хотя я никогда не слышал, чтобы они дрались на Западе. Обычно их берут на службу либо восточные грифоны, либо на Дальнем Востоке – там полно разбойников, да и грифоны не ладят с жителями востока.
- Они были там, - твердо солгал Аггриг.
- Возможно, - снова улыбнулся торговец. – Откуда мне знать. Я же не слежу за ними.
После того как Аггриг с Девоном провели десятый учебный бой, парень отправился спать, он – нести стражу. Последний разговор с Костлидрэем не давал ему покоя. Почему он так на него посмотрел, когда зашел разговор о Джеральде?; почему он так интересуется его прошлым? И откуда ему знать, где обычно воюют Рубиновые Вороны, если он не следит за ними? Костлидрэй сам очень занимательный вопрос: толстый, но двигается, как настоящий воин, выглядит, как житель Дальнего Востока, но явно родился в Эквестрии, имеет, видимо, много друзей среди знати и знается с черным рынком. Настолько противоречивых и загадочных пони Аггриг еще не встречал. Однако торговец всегда наотрез отказывается рассказывать что-то стоящие о себе и переводит разговор в другое русло, часто, что касается именно тебя.
Аггриг не первый, кто расспрашивал Костлидрэя. Алин так же пытался, поинтересовавшись, чем обычно он торгует и откуда у него этот здоровый янтарь в носу. Торговец тотчас же отшутился и сам начал докучать вопросами певцу: “Куда путь держишь?”, “Где родился и как решил стать певцом?”, “Откуда у тебя серебряная лютня?”, “Зачем ты понадобился лорду Сэму?”, “Тебя попросила его леди-жена? У вас с ней какая-то связь, любовная?”… и еще сотня вопросов кряду. Лучше торговца ни о чем не спрашивать, все равно ничего не ответит, а сам напорешься.
Теперь перед каждым ночлегом Аггриг тренировал Девона, превращая его в настоящего фехтовальщика. Парень обучался медленно, но обучение шло, и иногда он делал вполне достойные успехи. Нападал обычно первым, этого у него не отнять, стал наконец плясать в бою, вернее, изображать неуклюжий танец, чаще увертываться и отражать удары, быстрее контратаковать и делать более успешные выпады и более правдоподобные финты – всего за неделю. Аггриг прямо-таки чувствовал себя настоящим рыцарем, имея такого оруженосца, и все же сознавал, насколько его оруженосец далек от мастерства рыцаря. В настоящем бою все по-другому – навряд ли парень сможет его пережить. Аггриг рад бы научить Девона всему мастерству, но их пути скоро разойдутся. Костлидрэй так и сказал:
- Мы в двух днях пути от Родников. Там закупимся провизией, я поищу новых попутчиков, и узнаем, почему земли западных грифонов в огне. Так же нас покидает Аггриг, мы условились на половине пути. Ну и, разумеется, половине награды.
Торговец улыбнулся.
- Точно кто-нибудь согласиться? – подал голос Алин. - По всем землям, как мы видели, орудуют звери.
- За достойную плату любой пойдет, - вставил Дольф.
- Любой-то любой, только будет ли от них прок, - усомнился Алин. – Мы видели разруху целого поместья, защищенного латниками и лордом – как по мне, так грязный крестьянин с мотыгой не справиться, если не справились латники с мечами.
- Какие там латники, такие же крестьяне, лишь на нескольких были кольчуги, насколько я помню, - возразил Дольф. – Тебе, мне сдается, никакой награды не обещали – так с чего бы тебе не остаться в Родниках?
- Ему Миа приглянулась, - сухо сказал Костлидрэй. – Оставайся в Родниках: все равно она предназначена не тебе.
- Разве грешен певец, если он не в силах сдерживать свой порыв, не воспев красоту девицы?
- Девицы? – легко улыбнулась Миа. – Это не первый сын лорда, которому меня отдают. Я ублажила семерых, и еще ублажу не меньше сотни.
- Ее любовь покупают сразу, как только она освободиться, - пояснил торговец. – Незаконнорожденная дочь короля манит всех до безумия. Ее даже как-то брал один из сыновей самого короля западных грифонов.
- Никогда бы не подумал, что западные грифоны станут любить восточных, - усмехнулся Дольф.
- Меня все любят.
- Вот, о чем я говорю, - гнул свое певец. – Никто не способен устоять перед вашим чарующим взором, моя леди.
- Да? – Миа плавно придвинулась к Алину, так, что их глаза встретились, и она игриво лизнула его губы.
Торговец побагровел и, казалось, был готов убить певца.
- Никаких игр, Миа, - строго сказал он. – Ты же не хочешь, чтобы об этом узнала Брианна?
Их глаза встретились. Миа тут же поникла и как будто съежилась.
- Нет, - выдавила она. – Я буду спокойно до моего лорда.
- Вот и хорошо, - смягчился торговец. – Не обижайся, моя дорогая, ты очень ценна, и я не хочу, чтобы тебя лапал этот наглый певец. Возьми одно сонное яблок и спи спокойно. Ты, певец, больше не смей ложиться рядом с Мией. И покинешь ты нас в Родниках, - с нескрываемым гневом закончил он.
Весь разговор Девона молчал. Когда Аггриг попробовал с ним заговорить, его оруженосец только спросил: “Ты действительно меня покидаешь?” “Меня ждет одно неотложное дело. Мне нужно спешить”, - ответил он. – “Ты можешь найти себе настоящего рыцаря и стать настоящим оруженосцем. Ты очень смышленый, всякий рыцарь желал бы иметь такого оруженосца. Выполнишь задание, отправляйся обратно в Эквестрию. Я уверен, что некоторые рыцари согласятся тебя принять, если ты им расскажешь, что уже служил в оруженосцах”. Девона больше ничего не сказал, лишь нахмурился и отправился спать.
“Я в самом деле оставил бы тебя в оруженосцах, но я изгнанник, а зачастую твоя судьба определяется тем, кто посвятит тебя. Я не желаю портить твою жизнь и делать тебя рыцарем-изгнанником”, - сказал себе Аггриг, размышляя, правильно ли он поступил.
День стоял для осени необычайно теплым, когда они добрались до Родников. Солнце светило ярко, небо лучилось голубизной. Родники же затмевали красоту сего дня: растерзанные и обруганные трупы валялись тут и там, большинство домов сгорело, оставив после себя лишь закоптившийся каменный остов, некоторые еще как-то держались, но и они были готовы рухнуть; две тощие каменные башни возвышались над пепелищем, третья, деревянная, обрушилась. Когда они вошли в погребальный костер, стаи ворон, пронзительно каркая, взмыли в яркое голубое небо.
- Не может такого быть! – воскликнул испуганным голосом Алин. – Разбойники никогда не осмелятся напасть на столь крупное поселение.
Костлидрий, мрачнее тучи, созерцал пепелище, Миа, не в силах выдерживать царящее зверство, не знала, куда деть взгляд. Аггриг с гневом оглядел поле бойни.
Возле бывшего трактира, судя по железной вывеске с рогом эля, вбитой на железных цепях в камень, лежал разорванный на части жрец в грязной окровавленной мантии; неподалеку находились колонны, крыльцо и башня разрушенного храма, там же еще два десятка послушников и два жреца отдали жизнь богам; в самом сердце бойни – растерзанные, искалеченные, сгоревшие - служили кормом для ворон пони, единороги и грифоны – все при оружии и кое-каких доспехах. “Это же те наемники, которые созывали к себе в “Черной и Белой Утехах””, - понял Аггриг, и тут он заметил возле подножия одной из каменных башен уродливый труп. Огромное туловище, чудовищный собачий оскал, сильные руки, сжимающие зазубренный топор. Зверь успел зарубить четырех латников, прежде чем умер сам – из головы одного из мертвецов торчал такой же зазубренный топор.
- Псы, - вслух процедил Аггриг.
- Где? – осведомился Дольф, оглядываясь по сторонам. – Я не вижу.
- Там, - указал в сторону правой каменной башни Аггриг.
- Да, они, - мрачно согласился Костлидрэй. – Лучше убираться отсюда, да поскорее.
- И то верно, - кивнул Дольф. – Все равно мы им уже ничем не поможем.
- И в этот раз, - со злостью подал голос Девон. – Вдруг выжившие остались! Мы не можем их бросить, давайте осмотримся!
“После псов не остается ничего, кроме растерзанных трупов”, - подумал Аггриг, но вслух сказал:
- Давайте хотя бы башни осмотрим. У них решетки опущены – вполне могут быть выжившие.
- Не зачем нам здесь оставаться! – противился Алин, явно испуганный. – Псы еще могут быть здесь. Вы ведь по…
Никто так до конца и не узнал, что хотел сказать Алин. Стрелы ударились о землю и две из них угодили певцу в горло. Он раскрыл испуганные до ужаса глаза, кашлянул, изрыгнув кровь, и повалился на землю. Следом за стрелами на них обрушились вопящие, с раскрытыми в оскале жажды крови псы, размахивая мечами, булавами, топорами и палицами и создавая ужасный шум разрозненными бряцающими доспехами. Некоторые бежали на четвереньках, держа оружие в зубах. “Их тут не меньше дюжины”, - с гневом подумал Аггриг. Рыцарь не должен бояться, только гневаться на своих врагов.
Вот Девон и разгневался, выхватив меч из ножен. “Куда же ты! Ты не сможешь справиться с ними один!” - хотел крикнуть Аггриг, но не успел. Девон налет на однорукого пса, возвышающегося над ним на целых три фута, однако и одной руки было достаточно. Пес взревел и махнул палицей с такой силой, что голова Девона лопнула, как переспевшая дыня. Мозги и кровь брызнули на землю.
Увидев, что погиб его оруженосец, гнев переполнил Аггрига, и он бурей налетел на этого пса. Тот ударил, но Аггриг отскочил, крутанулся и рубанул, отрубив псу ноги. К нему подоспели еще трое. Один одноухий, с бурыми острыми зубами и торчащим изо рта языком – доспехи на нем даже немного подходили друг к другу; двое других были меньше своих сородичей, но не менее свирепы. Щенки попытались зайти с одного боку, одноухий с другого. Аггриг наскочил на двух щенков, смяв их копытами, обернулся и отразил удар одноухого. Сталь зазвенела о сталь. Он танцевал, кружась и увертываясь от топора, наскакивал и отпрыгивал в сторону. Одноухий дрался хорошо и, пожалуй, справился бы с парой рыцарей разом, однако Аггриг не просто изгнанный рыцарь, а бывший капитан королевской гвардии, один из сильнейших фехтовальщиков Эквестрии. Отразив очередной удар, он отскочил, сделал финт и разрубил пса от груди до живота.
Псы, злобно рыча, все подходили: сзади трое, слева один и спереди еще двое. “Их слишком много”, - подумал Аггриг и огляделся. Из развалин валило по меньшей мере пятьдесят псов, как на поле боя осталось с десяток. Итого шестьдесят безумных кровожадных дикарей. Один из них размахивал щербатым мечом перед Дольфом, норовя тому снести голову. Шут на поверку оказался отличным мечником. Когда пес в очередной раз замахнулся на его голову, он отскочил в сторону, отрубил ему руку, повалил на землю и располосовал толстую шею. К нему тоже валом валили враги. Он отразил удар одного, отрубил ногу другому, прикончил третьего, и тут ему мог бы настать конец, столько на него навалилось вопящих псов, но Дольф, сразив самого мелкого, проскочил сквозь них и поскакал прямиком к Аггригу.
- Больно много нынче развезлось одичавших собак, - с улыбкой произнес он, прошмыгнув сквозь кольцо из врагов к Аггригу.
- Нам не выжить, - безнадежно сказал ему Аггриг.
- Я вижу тут только побитых собак, напяливших на себя старые доспехи. С чего нам не выжить? – усмехнулся шут и рванулся в гущу диких псов, громко распевая старую боевую песню.
“Каждый лорд во мгле ночной. В шатре своем пьет эль хмельной”, - запел он, увернувшись от смертельного удара. “Рассвет грядет, и бой не ждет. Каждый лорд песнь поет”. Дольф наскочил на врага, отрубив тому пол руки, и не успел отскочить, когда к нему зашли сзади. Меч рассек ему щеку до кости, кровь заструилась по его мордочке. “Рассвет придет, и в бой пойду. Клинок готов, а я все жду. Кровь кипит, и сталь поет”. Отскочив от следующего удара и отразив дюжину последующих, он подрезал ноги противнику, повалив на колени, и с чавкнувшим звуком погрузил меч в его морду. Не успел Дольф вынуть меч, как чья-то булава ударилась о его голову. Его зашатало, и он шагнул в сторону, чудом увернувшись от нового взмаха меча, и неизвестно откуда взявшийся труп повалил-таки его на землю. “Вечная слава меня ждет”. Один из псов взмахнул мечом и срубил шуту голову, затем поднял ее, лизнул и впился кровавым поцелуем в его морду; остальные буквально разорвали тело Дольфа на части.
“Меня ждет то же самое”, - понял Аггриг. – “Так очищу мир, убив как можно больше этих выродков”. И он врезался в самого большого перед ним пса. Образина как будто ничего не почувствовала, лишь лязгнула зубами у самой его мордочки. Зверь замахнулся чудовищным уродливым молотом, который держал в одной руке, пока Аггриг увертывался от меча другого пса. Молот прошелся порывом ветра в футе от его головы. Следом мелькнул острый клинок прямо перед его глазами. Аггриг отскочил в сторону, случайно напоровшись на противника, не долго думая прочертил смертоносную дугу и двое псов лишились ног, а один и руки, когда попробовал остановить ею меч. Внезапный клинок полоснул по его щеке, пока он убил одного и дрался с другим. Следующий удар он принял на свой меч. Они закружились в коротком смертельном танце, из которого Аггриг вышел живым, убив этого и искалечив двух других. “Пока я дерусь с одним и отбиваюсь от другого, остальные норовят меня подло убить. Мне не выстоять”, - осознал Аггриг, отбив очередной удар меча и в тот же миг боль прошила его бок, и он отлетел на футов десять. Сжав зубы, он поднялся, осознавая, что так же быстро двигаться, махать мечом, увертываться и отскакивать больше не сможет, что если упадет еще раз – не встанет.
Раздался свирепый рык, сотрясший воздух – образина двинулась на него. Перед этим здоровым зверем расступались псы поменьше. Он зло глянул на Аггрига и… Улыбнулся? Зверь что-то прорычал. Ему принесли большой двуручный меч, до того начищенный, что отражал солнце и заставлял задуматься, откуда он такой взялся у дикого пса. Пес направил меч в сторону головы Аггрига и слегка замахнулся.
“Мне уготована милость”, - со смехом подумал Аггриг, однако сдаваться этим зверям не желал и потому плюнул сгустком крови в образину. Плевок угодил ему в ногу. Зверь еще раз взревел, да только этот рык означал, что Аггрига ждет не самая быстрая и легкая смерть.
Неожиданный звук, как стая ворон взмыла в небо, рассек рык. Аггриг взглянул вверх. Черные точки стремительно летели в его сторону. Рассмотреть подробнее не получилось: меч, отражая солнце, слепил глаза. Раздался порыв ветра и… меч упал возле него. Сотня стрел с черным оперением устлала землю, пробив мятые доспехи образины и десятка его сородичей. Несколько стрел вонзились возле Аггрига, и он, смекнув, отковылял подальше в сторону, наблюдая новую разыгравшуюся битву.
Грифоны в черных одеяниях парили над землей и в доспехах передвигались по ней. Как стрелы разили псов с небес, так и мечи рубили их на ней. Впереди всех, видимо, шел рыцарь или знатный лорд. За строгими доспехами, покрытыми черной агатовой эмалью, полоскался на ветру черный, как вороново крыло, плащ, скрепленный серебром, из шлема торчал длинный железный клюв. Его длинный меч – тонкий, прочный и с красивыми переливами - был явно работой древней пегасьей империи. Этот прекрасный клинок легко резал плоть диких псов, отрубая руки, ноги, головы, разрубая от груди до паха и легко прорубая путь сквозь их ряды.
За лордом шло не меньше двух ста грифонов, вооруженных мечами и луками – с знаменами с эмблемой железных когтей в небе, гордо трепещущихся на ветру. Шестьдесят и пара псов не могли победить столь крупный отряд, и вскоре меч лорда зарубил последнего. Как только он это сделал, на его зов подбежал молодой грифон, защищенный лишь камзолом с заклепками, и забрал с собой грязный от крови меч. Лорд в сопровождении шести латников подошел к искалеченному Аггригу, стоящему в стороне от бойни.
- Я рыцарь, - объяснял он, с трудом удерживаясь на ногах, - сопровождал вместе с Дольфом и Девоном торговца, везущего девушка к лорду, милорд. Был у нас еще певец, Алин.
Аггриг огляделся в поисках повозки и, если есть на то воля Скитальца, торговца и девушки. Повозка была перевернута, некоторые ящики сломаны, и сонные яблоки вместе с провизией рассыпались по окровавленной земле. Однако живых или мертвых Костлидрэя и Мии он не видел. “А ящики странно сломаны, как будто их кто-то сломал сам”, - подумал Аггриг, когда лорд железным когтем указал на него и что-то прокаркал. С его словами к Аггригу двинулись четверо латников с мечами наголо.