Глава девятаа: Расплата
- Скоро выходить, - молвил с едва заметным гневом его старший брат, Олив. Невысокий ростом, тучный, малосильный, с мелким рогом, будто иголка изо лба выглядывает, да с бельмом на глазу. – Собирай все необходимое да сам переодевайся поживее. - Его брат, и без того скорый на гнев, гневался пуще прежнего – ему не очень пришелся по вкусу приказ принцессы Селестии, провести обряд смерти для одного лиходея.
Самого же его также звали Олив, но на родного брата он даже мало-мальски не походил: стройное тело, на две головы выше, не сказать чтобы красивая мордочка, но довольно приятная, и ко всему этому длинные сильные ноги. Если его брат никому не доверяет, не гнушается оскорблять богов, то сам он – наоборот, ни разу такого не было, чтоб он как-то плохо отозвался о каком-нибудь боге, и чужие слова захватывают его разум быстро, встречая на своем пути всего-то защиту ребенка. Один Олив старше другого на полных восемь лет.
Олив младший горячо любит своего брата и с тем, что мерзавец Даоариас не заслуживает обряда смерти, - согласен - не каждый благородный лорд может себе позволить такое, а убийце и насильнику предоставили за счет государства. Его брат поначалу не хотел браться за подобного, проклятого всеми пони и богами, покойника, однако, когда светлейшая принцесса навестила их лично, у него не осталось другого выбора, кроме как согласиться. Откажись он, всю их семью – Олив старший и младший и старый больной отец – могли бы угодить в темницу, день и ночь работать в шахте в ближайшие десять лет; принцесса Селестия ласковая правительница, любящая своих подданных, но под этой красивой маской может оказаться суровая и жестокая государыня, могущая наказать за отказ своей принцессе – особливо в данный момент. В момент, когда Эквестрия начала сомневаться в ее искренности и доброте. Времена изменились.
Все же, пусть они и нехотя идут на такое, им заплатят сполна, вдвое больше, чем обычно. Им, надо бы, сиять от счастья, что обратились именно к ним, а не к другим жрецам - Бледному Брату, Бра Светочу, Трем Братьям Неба, Олу и другим малоизвестным жрецам. Так что это - словно ниспослание свыше. В золоте и серебре нуждается каждый, каждый жаждет стать богаче, - чем же они хуже?
Открыв ставни, он посмотрел на ночное небо. Луны не видно вовсе, холод, как только ставни открылись, нагло заглянул к нему, еще и тишина вокруг, пугающая, настораживающая. Неудачная ночь для обряда, будто сами боги говорят: “Подонок не заслужил возвышения. Не смейте!” Так оно и есть: не заслужил он его.
А что поделать: воля их принцессы.
Он развязал грязный мешок, взял связку травы “Странник”, открыл широкий шкаф и взял зуб - длиной в полтора фута, белый и острый донельзя - бледного змея-дракона, забрал из потайного местечка под полом высокий сосуд с ярко-желтой жидкостью, пару магических свечей, три разной величины камня с древними знаками, еще несколько трав, листок “Провидца” и мелкие приспособления - все это положил в переносную сумку. <em>Вроде ничего не забыл.</em>
Он сменил облачение быстро насколько мог. Легкая рубашка и свободные бриджи поменялись местами с туникой, поверх которой была белая со светло-голубым мантия, по бокам расшиты образы жизни, и простыми облегающими штанишками. Левое ухо он заколол серьгой из темно-серого сплава металлов, выдающейся каждому жрецу по итогам обучения, убрал гриву, дабы ни одна волосинка не упала во время происходящего. <em>“Глупо”,</em> - сказал он себе, взглянув на свое отражение в зеркале, - <em>“излишне напыщенно”.</em> И зачем только каждый жрец приукрашает обряд такими дурацкими одеяниями. Всем, что ли, обыкновенный наряд показался каким-то заурядным, без всякой напыщенности – черно-белая мантия без украшений, серьга из специального сплава - и все.
Обряд смерти существовал еще до появления Скитальца и других богов, им издревле провожали мертвых в царство забвения, где они блаженствовали в своих мечтах. Но сама церемония требует усилий, редких ингредиентов, огромное количество магии; провести ее, разумеется, были способны лишь единороги, но далеко не каждый отважится совершить нечто подобное – если сил у проводящего не хватит, он погибнет, - обряд будет продолжать требовать энергии и заберет ее у сил жизни. Потому-то и жрецов в каждой эре не превышает и двадцати, потому-то и стоит оно немалых монет.
В этой эпохе каких-то шесть групп жрецов, десять их самих, один глава ордена, в подчинении которого и Белые Сестры. Шесть, однако каждая хочет выделиться: вот предыдущий глава и дал разрешение, не обязательное, на отличительные признаки, но в саму церемонию ничего добавлять нельзя. Из всех жрецов один Ола оставил все как прежде.
Мантия, безусловно, красивая и внушающая важность в глаза наблюдателей, и пусть так, его брат перестарался все равно. Олив младший ни в коем случае не скажет любимому брату такое, не станет расстраивать его сердце. Не чаще раза в год это приходится терпеть – не стоят три часа огорчения дорогого сердцу брата.
Проверив содержимое сумки, Олив вспомнил, что забыл не достающую часть, маленький фолиант, в котором записано все необходимое на любой из возможных случаев. Он прикрепил его тонкой короткой цепью на другой бок, вновь посмотрел на свое отражение и добавил про себя: <em>“Чрезмерная важность. Как глупо”,</em> и захватил с собой сумку.
Одетый в такое же, но серого цвета мантию, Олив старший ожидал среди деревьев, высматривая что-то или кого-то в ночном небе. Заметив своего брата, он нахмурился.<br />
- Долго. У нас мало времени, а ты собираешься, будто какая-то знатная девка. – Старший взглянул на небо еще раз, и его морда исказилась в гневе. – Скажи мне: кому мы служим?<br />
- Одним лишь богам, - гордо ответил Олив младший.<br />
- Нет, - грубо покачал головой старший. – Разве боги допустили бы такое? Мы служим теням былых богов, занявших их место. Те, кого мы призываем забрать тлеющую душу, давно мертвы, их величественные троны заняты, бразды власти перешли к иным, ключ к вратам Грез достался им же. Боги уже не слышат наш зов.<br />
- Брат, будь осторожнее со словами. Они…<br />
- Псы, - договорил за него старший. – Я не стал бы служить в этом ордене, зная истину раньше, однако дал присягу и от слов своих не отступлю. Боги есть боги, пусть эти и не дотягивают до прежних. – Олив старший двинулся в глубь леса. – Пошли. Уже скоро настанет час.
Место совершения обряда было заранее заготовлено в Вечнодикому лесу, не далеко от их дома. Лес, верно, обладающий дурной реноме, - и несправедливо оно. Здесь много опасностей: дикие звери, опасные травы, источающие смертельный яд своими иглами, сам лес затуманивает разум, однако – множество редких ингредиентов, нет лиц мешающих подготовлению к главному, само место пропитано магией, что облегчает ритуал. Множество пони сгинуло здесь лишь по своей глупости, думающее, что опасность их обойдет стороной, что прекрасный цветок не может быть ядовитым, что звери не станут нападать. За долгие тысячелетия Вечнодикий лес сгубил тысячи таких глупцов, пока у них не сформировалось определенное мнение, которым они заразили и головы других.
И лучше так, чем бы они сновали около домов здешних жителей, нарушая их безмятежное одиночество, сновали по лесу, погибая от падений, ядов, клыков, магии, от своей глупости. В Вечнодиком обосновались четверо, на приличном друг от друга расстоянии – и боле не нужно.<br />
- Тебе не кажется, что сегодня неподходящая ночь? – спросил Олив младший, когда они вышли на узкую еле заметную тропу, скрытую от посторонних глаз в густой траве. Ночь продолжала свое безмолвие, брат, как будто муху проглотил – тревога закрадывалась в его голову.<br />
- Подходящая она или нет – не имеет значения. Обряд надлежит исполнить спустя седмицу после смерти и за три часа успеть начать. Помнишь ли ты, что произойдет с проводящим, коли он не соблюдет эти простые правила?<br />
- Помню: в большинстве случаев магическая энергия тратилась мгновенно, и проводящий падал в сон на целые сутки, в редких – до трех суток. – Он остановился. Его дрожащий и в меру спокойный голос его брата нарушали мертвую тишину, не давая ей окончательно установить здесь свои права. – Не лучше ли нам повернуть назад? Принцессе Селестии скажем, что мы отказываемся, вернем деньги и добавим сверху за невыполненное обязательство. Сегодня явно боги не в духе.<br />
- Нет, - издал невеселый смешок старший. – Разве мы можем? У нас и до этого не было выбора, а если мы вдруг откажемся сейчас, то темницы и рудники нам покажутся не столь уж страшными.
Олив старший не останавливался, продолжая идти к намеченной цели, и младшему скрепя сердце пришлось послушаться брата. Остаться одну посреди необузданного леса в молчаливую ночь не хотелось более, чем разгневать богов.
“Теней былых богов”, - как сказал его брат. Боги мертвы и их тени возжелали могущества своих хозяев. Старые были горделивы, грозны, не знали жалости, но были справедливы – никто не страдал, если никто и не совершал тяжкого греха, где лишь одни боги могли разобраться. Но они изгибли, по словам его брата, и неизвестно когда – скорее всего одну или две эпохи назад – значит, что все уже давно живут по законам новых богов. Остается надеяться, что новые милосерднее старых.
Сам-то он не верит в смерть тех, кому служит с юношеских лет, сопровождает лордов на ихний суд, однако слова брата неволей заставляют задуматься. В хрониках немного написано о древних временах – о каждой предыдущей эпохе все меньше, вплоть до пары строчек – и этого достаточно, чтобы понять, что эпохи стали течь совсем по-другому; в легендах больше информации о тех временах, даже о заре времен найдется легенды три, но в достоверность ее приходится сомневаться. И кому же верить: своей душе или любимому брату?
Нет, глупости: боги не могут умереть – они бессмертны. Ни меч, ни стрела, ни яд, ни магия – ни что не может причинить вред истинным богам. Боги вечны, пока в умах горит вера в них.
Они вышли на почти идеально круглую прогалину, в центре которой находился ритуальный каменный помост, с выдолбленными потертыми за долгое время знаками одного из забытых языков, подле него каменная подставка. Поляна окружена кривыми деревьями, злобно смотрящими на нарушителей законов ихних господ; злобнее всех, как никогда прежде, чувствовался глаз луны, скрытый за рвущейся пеленой облаков.<br />
<em>“Боги против,</em> - напомнил себе он, - <em>и нас ждет кара за непослушание. Нас ждет кара, так или иначе – либо принцесса Селестия, либо боги, - да покарают”.</em><br />
- Принцессы еще нет, - заметил старший. – Опаздывает – хорошо, успеем подготовиться. – Он подошел к каменному алтарю, поманил к себе брата. – После завершения, коли пройдет все гладко, мы выполним свой контракт и принцессе ничего не будем должны. Брат, - любяще молвил старший, - ты еще молод, а каждый выполненный заказ отнимает силы… годы жизни. Наш род прервется, и история нашей семьи канет в лету. – Повседневный гнев сошел с его морды, как снег летом. – Я не допущу этого. Пусть наш род не относится к тем, что у лордов, но я не желаю, чтобы наша семья не оставила хоть какой-то след в истории.
- Я… не совсем понимаю, к чему ты клонишь?
С чего любимый брат так огорчен?<br />
- Взгляни на меня. С такой внешностью мне трудно найти себе кобылку, притом я еще до тебя проводил обряды – на мой счету четырнадцать. – Его голос обрел прежнюю силу. – Мы испиваем проклятую воду для уменьшения нагрузки на организм как только пройдем обучение, тем не менее обряд отнимает огромные запасы магии, почти до суха, и с этим дрянным проклятьем. Мы приносим клятву не отрекаться от своей ноши… я сам тебя притащил в орден, - я и виноват. – Голос милого брата стал тише, стыдясь своих слов. – У нас вдоволь монет для твоего отдыха на три-четыре года. Я смогу справиться один, ты же обязан найти себе пару и продолжить род в это время. А там уж и вернешься к своим обязанностям.
Продолжить род! Безусловно, это очень важно, особенно, когда несешь такую службу. Необходимо минимум год для восстановления магии: когда она исчерпана, единороги не могут размножаться; со временем репродуктивность становится невозможной и жрецы погибают, не оставив после себя ничего. А еще вероятна смерть во время самой церемонии. Смериться со смертью – первый урок от их наставника.
“Обряд смерти сопряжен с опасностью, - говорил в первый день их наставник, один из жрецов, долговязый старик, - что-то пойдет не так, что-то вы забудете, не восстановите силы, будете сомневаться, исполняя обряд – мигом станете похожи на высушенных мертвецов. Так же возможны покушения на ваши жизни: не все согласны с этим – их боги требуют своей церемонии, а эту считают самым тяжким грехом. У нас свои боги, безыменные, они же имена богов выдумали, взяли из мифов и легенд. Но в конечном итоге у нас боги одни”.
На втором году обучения количество предметов из трех выросло до пяти – добавились “хроника Жрецов Смерти” и “разновидности и свойства трав”.
“В эпоху Доблести и Скверны начались гонения жрецов Смерти – переломный момент в нашей истории. Разыскивали жрецов по всей земле, кроме дальнего востока и Севера; скрывающим, поддерживающим и использующим услуги наших собратьев выносили смертных приговор… - Их наставник проводил занятия с незаурядным увлечением и школяры не смели и шума произвести, заслушиваясь им . – В итоге жрецов Смерти поубавилось изрядна, покуда не подошел конец этой сомнительной эпохи… Помните: в случае притеснения или нападения на вас, немедленно сообщайте об этом главе нашего ордена или государству. Вы – под защитой принцессы”.
Закончив семилетнее обучение, они принесли долгожданную клятву: “Я – слово богов, я – препроводитель на суд Последнего Часа, я – препроводитель и оберег мертвых к вратам Грез. Я тот - кто несет волю и благословение богов. Я клянусь не сворачивать со своего пути, данного мне свыше. Я – жрец Смерти. Моя служба не окончится, пока боги не даруют мне вечный покой”. “Встаньте и испейте из черного пруда, - провозглашал наставник. – Отныне и до конца ваших дней вы – жрецы Смерти. – Тогда он улыбался от всей души, как сейчас помнил Олив младший. – Не забывайте моих наставлений. Не забывайте, что вы под защитой государства. Показывайте дорогу живым, мертвым – заветное счастье. Да благословят вас боги”.
Олив младший – жрец, и им останется до своей смерти. Смерть его не стращала – они идут по одной дороге, а вот смерти любимого брата он не вынесет. Бросив его одного, на него обрушится испытание в полную силу. У брата огромный запас магии, несмотря на его скомороший рог, больше, чем у магистров магии, больше, чем у младшего; и все же он не сумеет пройти через него: не зря же у него и до этого был напарник, ныне почивший, компенсирующий недостатки. Монета: решка – продолжение рода, орел – брат останется живехоньким.<br />
- Прими я твое предложение…<br />
- Это не предложение, ты сделаешь, как я сказал.
Разговор прервал стук колес, раздающийся по тихому лесу.<br />
- Не близко, но и не далеко, как хотелось бы. Потом поговорим. А в данный момент поспешим с приготовлением.
Спешно пролистав фолиант, он взял небольшое глубокое блюдце, достал травы – “Странник”, “Алию”, “Язык дракона”, “Атачу” и лепестки “Красы Солнца” – наполнил ими блюдце и вылил в него половину сосуда ярко-желтой жидкости. Травы растворились мгновенно, и жидкость стала черной, как вороново крыло. . Поставил по краям каменной подставки две дымные свечи, черные, низенькие и толщиной в два копыта взрослого земнопони, зажег – и поляна наполнилась ярким, запаха переспевших ягод благовонием дыма. Жидкость вскоре настоялось и в нее плюхнулись камни с рунами. Цвет она не изменила, зато запашек пробудил бы и мертвеца. Эта жижа способна растворить что угодно, но блюдцу она не сможет причинить вреда – оно защищено магией.
Скрип колес стал совсем близко – чуток, и придется принять на себя гнев богов. Олив старший возводил барьер на всю прогалину – ни что не должно вырваться отсюда, нельзя допустить, чтобы кто-то пострадал.
Олив младший заглянул в фолиант, проверяя правильность подготовки. <em>“Вторая часть выполнена успешно”,</em> - заключил он, когда они наложили чары на зуб змее-дракона, очищающего от чужих остатков магии.
Крытая повозка, управляемая парой гвардейцев и сопровождаемая четырьмя Белыми сестрами, следовала за принцессой, охраняемой одним гвардейцем. Въехав на поляну, Белые сестры, полностью в белых рясах, без узоров, без пятна от грязи, вытащили огромный силуэт пони, обернутый саваном; медленно, превозмогая тяжесть, положили эту здоровенную тушу на каменный алтарь. Он достаточно большой, чтобы уместить двух взрослых пони, но эта туша не влезла и голова чуть свисла книзу. Саван осторожно убрали. Подонок открылся для вида.
Белые сестры поработали на славу: истощенная морда Даоариаса была спокойна и расслаблена, даже намека на крылья не было, сухое тело покрыто маслянистым веществом, скрывающим от глаз ранения, язвы и прочую гадость, делающим тело мертвого чуточку живее и избавляющим от разложения.<br />
- Свободны, - обратилась принцесса Селестия к гвардейцам. Черное платье с многослойной юбкой и черный жемчуг в гриве не были ей под стать, они выделяли изъяны в ее красоте; в то же время такой наряд отражал суть ее сердца. – Вернетесь наутро.
Гвардейцы и сестры пошли прочь. Олив старший, дождавшись пока те выйдут за пределы поляны, закончил барьер – изнутри он не пробиваем, а снаружи пробить такую защиту не каждый сумеет. Принцессе Селестии сейчас дозволено немногое – смотреть, слушать, оплакивать и молить богов о прощении этого ублюдка.<br />
- Принцесса, - поклонились они.<br />
- Все готово? – спросила она, не удостоив их вниманием. Не дождавшись ответа, она спросила вновь: - Думаете, ему даруют прощение? Он долго страдал и заплатил сполна за все своей болью.<br />
- Не могу знать, ваше высочество, - ответил старший. – Будет суд. На нем и решат чего достоин… сир Даоариас. - Последние слова ему дались с трудом.
Луна тем временем открывала свой глаз, желая узреть, запомнить и наказать в скором будущем грешников.<br />
- Поскольку вы не являетесь ему родственником, от вас ничего не потребуется. Можете наблюдать, если хотите, или уйти домой. Я ослаблю барьер ненадолго, и вы сможете выйти - во время обряда этого не удастся сделать.<br />
- Я останусь.<br />
- Как пожелаете, ваше высочество.
Сладкий дым, успокаивающий разум, никак не желал помогать принцессе – грустные и задумчивые черты так и не смылись с ее мордочки.
“Зачем сдался принцессе этот убийца? – спросил себя младший. – Она мягкая и отзывчивая, она принцесса, а он - сомнительный рыцарь, которого проклинают в двух королевствах. Предательские лжецы, наемники, убийцы и прочие подлецы, конкурирующие между собой, нашли бы в нем дарование – любой отряд наемников отрадно принял бы такую гору мышц. Для принцессы же он не под стать. Никакой лорд, даже мелкий, не горевал бы по нему – а принцессе Эквестрии и глядеть на него необязательно”.От ног до кончика рога пробежал огонь. “Ей следовало бы сделать для него исключение – казнить, и каждый житель Эквестрии и Восточных грифонов в порыве одобрения восклицал бы ее имя. Семьи пострадавших от копыт Даоариаса помнили бы ее имя до своего последнего дня”.
Голова закружилась, яркий свет ударил в глаза, пространство теряло свой обычный облик, дым создавал образы смерти и жизни, богов и смертных, прошлого и будущего, изменял мир по усмотрению Всевышних.
Принцесса Селестия озадачено глядела на опьяненных дурманным дымом жрецов. Олив старший выпустил огромный поток магической энергии на тело мертвого, младший, рассеяв туман в голове, тут же подключил свой и Даоариас как будто издал крик. Силу потока, пусть и подкрепленного различными средствами, контролировать было трудно. Одна непрошеная мысль – и поток разорвет тело на лоскутки поджаренной гниющей плоти, навредив принцессе и иссушив братьев Оливов. Первый этап из четырех.
Во втором, когда тело наполнится магией настолько, что начнет ее источать, будет нужно создать над ним магическую сферу. Она-то и является ключевой частью, которая поглотит и отправит Даоариаса на суд, где Всевышние решат его дальнейшую судьбу. Так все и будет.
Принцесса Селестия должна молиться от всей души и сердца, иначе боги останутся к ней глухи.
На то, чтобы наполнить чудовищно большое тело Даоариаса магией, ушли превеликие силы, и около их убыло на создание сферы. На лбу выступил пот, в глазах бело, ноги дрожат, а желудок готов вывернуться на изнанку – магии на завершение обряда уже едва ли хватит. Отступать нельзя: тогда уж наверняка смерть, а так хоть есть шанс выжить и забрать свою награду. Какой ценой!
Принцесса не сводила взгляда с происходящего, тем самым не скрывая своего удивления; ее губы произносили безмолвную молитву.
Нарастающая мелодия арфы объявила о начале третьего этапа. Жрецы, схватив магией изумительно белую, мерцающую синевой сферу, погрузили ее в тело мертвого, и мелодия преобразилась в оглушительный свист. Не прошло и минуты, как тело мертвого переполнилось энергией и стало эфемерным ярко-белого цвета со сгустками сини. Свет, шедший от него, был подобен проявлению истинной магии, заполнившей весь купол на несколько секунд. Лишь на несколько. Когда свет исчез, каменный алтарь оказался пустым, а над ним парила крохотная частичка настоящей магии. Божественный свет изничтожил и расслабляющий дым, погасив свечи, и проявление любой другой магии, кроме своей.
“Справились!” – радостно воскликнул Олив младший в своих мыслях. Осталось дело за малым: окунуть сферу в священную Кровь.
- Дыхание перехватывает, - пробормотал его брат, поставив блюдце со священной Кровью на каменный алтарь.
- Держись, осталось…
- Чуток, знаю. – Из милого для него носа бежали струйки крови, разбиваясь и впитываясь в оскверненную землю, а жар рога чувствовался даже в этом раскаленном воздухе. Не в диковинку, но лицезреть кровь любимого брата все равно больно; могло быть и вдесятеро хуже, его могло бы вывернуть кровью или он мог бы впасть в долгий сон. Боги как никогда милостивы.
И священная Кровь поглотила сферу, словно удав мышь. Она стала бесцветной и без запаха, приняв душу Даоариаса. Младший полагал: если душа столь черна, то и священная Кровь станет таковой, но мысль оказалась несправедливой ложью.
- И все? – вопросила принцесса, скорее неудовлетворенно, чем удивленно. – Он принят… так легко?
- Его приняли, - согласился Олив старший. – Как примут и других. Его ждет суд, как и всех до и после него. А вот чего достоин сир Даоариас, возьмет сполна лишь он один.
- Он заплатил болью, - приглушенно проговорила она, потупив взгляд. – Столько страдал. – Ее мордочка сморщилась, на глазах блестели слезы. – Он искупил свою вину… хотя бы частично.
- Ваше высочество знает лучше, - произнес старший, устало присев на землю. – Быть может, сира Даоариаса накажут и следом даруют исполнение его мечты.
- Да, ему обязательно отпустят грехи. Рано или поздно.
У любимого брата вид крайне изнуренный, вот-вот рухнет в долгий сон; младший чувствует давящую боль в голове, давление в глазах, затрудненное дыхание, чудовищное биение сердца. Отделался легко только он.
- Можешь встать? – обеспокоенно спросил он.
- Да… вот отдышусь и встану.
- А что с этим? – Принцесса подошла к блюдцу.
- Ее вылить на ритуальный камень - и он впитает все без остатка.
- Стало быть, это заключительная часть…
- Нет, она прошла. Священную Кровь, как называют ее в нашем ордене, можно вылить куда угодно, дело сделано. Просто так сущность сира Даоариаса попадет на суд точно.
Олив младший, попросив принцессу отойти чуть подальше, вылил священную Кровь на каменный алтарь. Он был словно бездной, почти невидимая бесцветная жидкость, попадая на него, исчезала.
- Можно задать нескромный вопрос вашему величеству?
- Да. Задавайте любой.
Младший сглотнул.
- Наше вознаграждение. Когда мы его получим?
- Завтра или через день, мои гвардейцы доставят вам ваше золото. – Она повернулась к старшему. – Барьер, когда вы его снимите?
Любимый брат попытался подняться, но тут же шлепнулся на задницу.
- Боюсь, придется пождать, я сильно вымотан. Одного часа, думаю, хватит. – Он отхаркнул кровью.
- Брат…
- Нет нужды беспокоиться за меня. Если я выжил во время церемонии, то и сейчас не умру.
Нет. Он лжет. Явно. Его мозг может не выдержать, тогда младший горем убьется из-за потери любимого брата. Ему необходима помощь. Срочно.
Подойдя к нему, он его осмотрел.
- У тебя жилы на висках пульсируют, словно по ним течет лава. Глаза полузакрыты и говоришь ты с трудом.
Принцесса Селестия тоже к нему подошла.
- Вам определенно необходима помощь лекаря. – Волновалась она, безусловно, от чистого сердца за своего поданного. Как и подобает настоящей принцессе. – Вы можете снять барьер или хотя бы ослабить? – в надежде спросила она у младшего.
- Нет, ваше высочество, кто его возвел, только тот и сможет с ним совладать.
“Дерьмо”, - читалась в ее глазах и младший с этим полностью согласен.
Рассвет скоро застал троих пони. Один беспрерывно наблюдал за другим, спящим горячечным сном, кобылка сочувствующе глядела на них обоих. Они посреди Вечнодикого леса, в укромном ритуальном местечке, которое обнаружить можно лишь случайно забредя в него. Гвардейцы еще не пришли, непозволительно для них опаздывать.
Сердце разрывалось на сотни тысяч кусочков. Его драгоценный брат одной ногой в могиле, а он ничем не может ему помочь. “Что я за брат, - злился он на себя, - мой брат, считай, мертв – а я не могу ни помочь, ни взять эту боль на себя. Все же шло замечательно, обряд смерти исполнен в точности, без происшествий. Такое произойти не могло никак”. Они поровну разделили силы – потратили также, но, похоже, старший как-то умудрился взять на себя больше.
Даоариас огромен и огромные силы на него потратились. Тут нужен был бы третий жрец, однако такого не найти, у которого была бы хоть на половину схожая магия.
“Треклятый обряд, злосчастная награда. Зачем мне теперь золото? Откажись мы тогда, может, принцесса нас и простила бы. Да и рудники с братом милее, чем оказаться одному”.
Гвардейцы, двое в начищенных до блеска доспехах, наконец-то подошли. И они недоумевали от увиденного.
- Ваше высочество, вы, разве, еще не закончили?
“Дурни! Вы что, слепы? Перед вами трагедия!” - хотел бы выкрикнуть младший завладевшей им злобой, но его взгляд был намертво прикован к страдающему, язык отказывался шевелиться.
- Мы потерялись, заколдованный лес водил нас кругами, - хором доложили они. У одного массивные ножищи и безобразная морда, в другого росту было на фут выше, чем у первого – оба крепкие и внушительные на вид, как, впрочем, все гвардейцы принцессы Селестии. Сам крупным среди всей королевской гвардии является Аггриг, правда, сейчас он куда-то запропал - какое-нибудь важное задание, поди, выполняет.
Они ступили к принцессе, но не смогли подойти и на десять ярдов.
- Защита, - отметил один из них.
- Барьер, - вздохнула Селестия. – Моя магия здесь бессильна, сколько я ни пыталась. Нужен магический камень, пробивающий защиту. Еще настоятельно требуется лекарь. – Принцесса взглянула на Олива старшего. – Бегите к лорду Неримону, скажите ему, что нужно пробить наикрепчайшую магическую защиту, и, следом, загляните в бывший карантин и велите Фэстхиту незамедлительно прибыть сюда, захватив все необходимое от истощения. Немедленно да побыстрее.
- Есть, - отозвались гвардейцы.
Олив старший бредит на травке, младший еле сдерживает слезы. Он хотел восполнить магию своего брата за счет своей, однако это было втуне. Брата будто переполняет магия, но младший знает, что это неправда – ее у него почти нет, тем не менее его разум говорит, что он и так перенасыщен ею. Бред сивой кобылы, такого не бывает!
На этот раз гвардейцы добрались быстро, словно пегасы на играх. С ними лорд Неримон - старый, однако красоте его мог бы позавидовать какой-нибудь принц, с отличительным его дома дарованием, красивой небесной гривой – и хиленький, слабый, старше оного единорог, с большой сумкой на боку.
- Моя принцесса, вы не ранены? - осведомился лорд Неримон.
- Нет, со мной все в порядке, а вот одному несчастному единорогу требуется помощь.
- У меня есть все и боле. Только защиту уберите, - пролепетал Фэстхит.
Лорд Неримон достал из сумки лекаря горящий красный камень, похожий на рубин, и швырнул его прямо в барьер. Звук раздался такой, будто ударил гром. Барьер стал видимым и, куда швырнули камень, образовался проход с тонкой защитой.
- Хм, - изумленно издал лорд Неримон. – Крепкий, однако, эту тонкую стенку можно преодолеть и так, но, вероятно, она скоро затянется. Поторапливайтесь, моя принцесса.
Двое гвардейцев шмыгнули в проход и вытащили из ловушки Олива старшего, следом выбрались принцесса и младший. Лекарь, осмотрев больного, важно заявил:
- Его надо бы отнести в карантин, там я окажу ему полноценное лечение, а в данный момент продлю жизнь.
- Сир Мерит, сир Берт, слышали, что сказал достопочтенный Фэстхит, выполните это и выполняете все его требования.
Фэстхит провел зеленой мазью от кончика рога до лба, влил половину бежевого пузырька в горло больному, огорченно что-то буркнул и радостно выдохнул.
- Не ведаю, что с ним: для меня секреты вашего ордена скрыты. Сегодня наведаетесь ко мне и расскажите, что же произошло. Этим днем ваш брат еще поживет и следующим тоже, но, если я не придумаю, как его поставить на ноги, то вы сами знаете ответ.
Принцесса переговаривалась с лордом Неримоном, Олив старший продолжал бредить, младший отрешенно стоял возле дуплистого дерева под сенью листвы, лекарь, не дождавшись ответа, велел гвардейцам отнести больного в карантин.
- Обязательно, - наконец-то выговорил младший уходящему Фэстхиту.
“Вот и наказание богов”, - подумал про себя он.
- Золота вы получите больше на треть… надеюсь, ваш брат выживет. Спасибо, что все-таки провели церемонию – остальные отказали, сославшись на чрезмерную сложность.
- Да, ваше высочество.
Они удалились, оставив его одного в глубокой печали. “За что, о боги милостивые!” - прокричал он, ударив что есть мочи по каменному алтарю. “Он не заслужил такого! Возьмите лучше меня, а он пускай живет, наслаждаясь жизнью. Мой брат предан вам как никто другой… Оставьте его живым”. Кричал он богам, но ответил лишь ветер, поиграв с листвой деревьев.
Дорогой ему пони, вероятно всего, скончается, оставив его одного и еще отца, который, наверняка, тоже умрет в этом году. Из всего семейства останется скорбно жить Олив, уже не младший, просто Олив. Со временем и его не станет, не станет всего семейства. Кто же виноват в случившемся: настойчивая принцесса Селестия, младший, не сумевший помочь брату, или сам старший, не отказавшийся от явно непосильного задания? Кто бы ни был виноват, уже не имеет значения, трагедия случилась и ее уже не предотвратить, зато есть шанс исправить. Трудно - да, но Фэстхит что-нибудь да придумает, не зря же он является лучшим в своем деле.
Пересилив свою отрешенность, Олив наведался к нему. В полумрачном помещении, довольно небольшом и без окон, царило зловоние, на столе слабо горела единственная свеча; Фэстхит что-то записывал, весь погрузившись в работу, один из тех гвардейцев скучал рядом с ним. Старший, горячо вздыхая, неподвижно лежал на широкой деревянной доске с ножкой опоры. Крохотный рог был чем-то вымазан и блестел, глаза по-прежнему закрыты. Лекарь, выслушав рассказ Олива, сообщил неутешительную новость:
- Я вас, оказывается, приободрил: ваш брат может и сегодня уйти. Любопытно: его мозг считает, что он переполнен магией, а на деле все наоборот. Загадка. Такой случай произошел впервые, по крайней мере для меня, и как поставить на ноги вашего брата пока что тоже загадка. Я поддерживаю его жизнь лечебной мазью, останавливающей выброс магии, - во время ваших плясок что-то повредило отдел его мозга, отвечающий за контроль магии. И теперь оный выбрасывают наружу якобы лишнюю магию.
- И что же это могло быть? - задался он вопрос. Фэстхит продолжил:
- Мне нужно придумать останавливающую выброс мазь или лекарство, которое восстановит поврежденный отдел мозга. Было бы много времени – легко, но столько ваш брат не протянет. Я даю слово, что постараюсь управиться. Лекарство сделаю в любом случае, вдруг кто-то попадет в такую же ситуацию. Остается вопрос: успею ли я?
Олив недовольно напомнил лекарю о его престиже, на что Фэстхит ответил:
- Лучше меня вам не никого не найти, возможно, даже во всем мире я лучший в своем деле. Можете, если хотите, попытаться кого-нибудь сыскать, потратив на это годы – ваш брат навряд ли столько протянет. Эликсиры подавляющий аппетит и устраняющий усталость, десяток других и не меньше восьми лечебных мазей сделал именно я, - я также имею членство в международной коллегии “Искусства Жизни” и занимаю там руководящую должность. Я приложу весь свой опыт, вы же помолитесь богам, чтобы это случилось как можно скорее.
Извинившись перед ним, Олив снял комнату в гостинце “Прелестная Джейн”. Уснуть ему не удалось, и он всю ночь провел в терновых раздумьях, где мысли отравляли его душу, говоря о смерти близкого родича. Ранним утром, в дурном настроении, он зашел повидать своего брата. Фэстхит сообщил, что у него есть наработки лекарства восстановляющего поврежденный отдел. Мозг брата, сообщил он, противится мази, и через полдня она перестанет действовать. Просидел Олив до поздней ночи.
Вторая ночь также прошла без сна, вторые сутки без еды. На этот раз лекарь его утешил: лекарство чуть и готово. Однако состояние брата заметно ухудшилось: потеряв едва не всю магию, его рог дал трещины, а он перестал бредить, погрузившись в мертвый сон, из которого может не выйти.
Тихим взволнованным голосом рассказав о всех своих прегрешениях брату, Олив удалился в снятую им комнату. Третья ночь тоже не даровала ему покоя, мысли вернулись к вопросу, кто виноват в этой трагедии, однако, утром он пребывал в хорошем настроении. Вознеся молитву безыменным богам, он отправился в бывший карантин. Солнце сегодня было необычайно ярким, горожане в дорогих изысканных одеяниях ходили в широких солнцезащитных шляпах, некоторые прогуливались в паланкинах, скрываясь за драпировками. Коренастый юноша, сидящий между двух привлекательных особ, предложил молодой кобылке прокатиться вместе с ними, и она, робко хихикнув, согласилась.
“Кантерлот прекрасный город”, - заметил он. Мощеные гранитом дороги, мраморные колонны, изваяния богов и признанных героев, фонтаны, бьющие до самого неба, водопады, спадающие с гор Дружбы, высокие дома и заведения самых известных архитекторов, королевский дворец, увенчивающий значимость этого города; бедняки проживают в трех маленьких, соединенных между собой, кварталах, у самых стен города, изолированные от господ. Один из самых распрекрасных городов. Многие прибывают в Эквестрию поглядеть на здешние достопримечательности – Кантерлот из их числа.
Бывший карантин, который скоро должны снести, теснился на краю квартала Черных Дождей, где проживают бедняки. Проверив взял ли он кошель, в качестве благодарности, постучал в дверь. Открыл ему Фэстхит, одетый в легкую рубашку, сбоку свисала толстая сумка.
- Заходите. У меня все готово.
В помещении все тот же полумрак – на этот раз горело две свечи. На столе открытая книга, куча разбросанных пергаментов, два пузырька с красным и коричневым содержимым, пол истоптан грязью вперемешку с различными травами, лужа пролитого вина довершала обстановку. Дорогой ему брат находился в том же состоянии, что и вчера.
- Закончил я недавно. – Он вытащил из сумки пузырек с болотного цвета содержимым. – Ходил на рынок и, с великой удачей, обнаружил нужный мне порошок смеси измельченной ядовитой травы и грибов из Вечнодикого леса. Успел проверить на согласившемся смельчаке за один золотой бит. Повредив нужный отдел мозга, дал ему лечебное снадобье – и сработало. За какой-то час он успешно излечился.
- Слава богам.
Фэстхит, насмешливо искривив губы в ухмылке, запрокинул голову его брата и влил ему в горло весь пузырек. Он забился в судорогах. Прошла минута… десять… час… уже вечер, но любимый брат так и не открыл глаза.
- Простите, видимо, я опоздал.
Бросив увесистый кошель в неумелого лекаря, Олив вылетел наружу. В пяти лигах от стен города, в ближайшей деревушке, собралась толпа, внимающая словам высокого земнопони на наспех сколоченном помосте. Он приблизился, интересуясь, о чем тот вещает.
- Все вы знаете, что дорогая нам принцесса Луна пропала без следа. А знаете ли вы, что ее сестра решила забрать всю власть себе, обдурив добрый народ.
- Принцесса же любила свою сестру, - вышел вперед земнопони в каких-то лохмотьях. – Лично я не раз видал, как они дружно прогуливались возле нашей деревушки. Хихикали и все дела.
Подстрекатель хмуро на него посмотрел.
- Она делала это для вида, чтобы, когда возьмет полностью власть себе, все верили, что она тут не причем. Раньше она правила одна – и ей было дозволено все, а с дорогой нашему сердцу принцессой Луной она не может делать все, что ей вздумается, без ее согласия. Вот от нее и избавилась. – Он оглядел толпу. – Принцесса Луна любила нас, каждую ночь стояла на страже наших снов! Однако принцесса Селестия не желала ограничивать свою власть! – Он повысил голос. – Некоторые из вас знавали сира Аггрига – он как-то раз помог вам, когда в Эквестрии был неурожай и многие ели через день. А его нет уже месяц! Загляните к нему домой в квартал Серых Дождей, спросите у его сослуживцев. Сира Аггрига нигде нет, и никто его не видел целый месяц!
Больше половины закивали в знак одобрения. Значит, не все из этой деревни - прохожие, любопытствуя, решили послушать, о чем идет молва.
- Почему мы должны тебе верить? – выкрикнул кто-то из толпы.
- Вы ничего мне не должны, - ответил ядовитый трибун. – Я хочу лишь вас предупредить, что, если ваша принцесса будет держать власть одна, изменится многое и это многое вам вряд ли понравится. Повышение налогов, думаю, больно ударило по вашей обыденной жизни – а понравится ли вам, когда государство поднимет их еще выше и некоторые из вас, не имея средств, будут вынуждены продать дом и поселиться в общем доме. И то, коли найдутся деньги за оплату маленькой комнатушки, в момент чудовищных налогов.
- Верно, - сказал кто-то. – Как быть тем, кто снимает землю. Без нее ничего не вырастишь и не продаж на рынке.
- На что мне кормить детей, - плачущим голосом пролепетала кобылка, стоящая рядом с ним.
По скопищу простонародья пробежал ропот. Аренда земли стоит дорого, да вдобавок необходимо заплатить налог за использование земли, а коль он поднимется, то численность всех деревень снизится на одну десятую за один лишь месяц.
- Нескольких сослали на рудники, других заключили в темницу, держа их там в голоде. Возомнившая Селестия пытается скрыть правду. – Голос ядовитого трибуна сровнялся с громом, только он в отличие от него, закрадывался в умы простонародья, словно паразит, откладывающий яйца в живом. – Она не проведет честный и добрый народ, мы положим конец ее узурпированию трона. Мирно – или Силой!
Треть одобрительно взревела, потом присоединилась еще одна треть, остальные, кроме четверых сбоку и еще около десятерых в толпе, взглянули на ревущих в упоении пони и присоединились к ним. Когда толпа затихла, ядовитый трибун продолжил:
- Приходите в Длань, что на севере нашего королевства, и помогайте честным пони добиваться справедливости.
Он сошел с помоста, к нему подошло несколько пони. Олив, любопытствуя, решил их послушать.
- А с домом как быть? - спросил один из них.
- С детьми? – присовокупил другой.
- Детей тоже берите, мы дадим им кров и пищу. А дом заприте и оставьте, вернетесь еще, мы же не будем применять силу сразу – если она согласиться вернуть дорогую нам принцессу Луну, мы отступимся. Важно вернуть справедливость быстрее, прежде чем у вас отберут все.
Пообещав завтра же отправиться в Длань, они вернулись домой, и Олив поравнялся с ним. Поверх добротного камзола на подстрекателе был дорожный плащ, сопровождение ему оказывал мрачный пегас.
- Вы говорите о справедливости, но в ваших словах лишь ложь. Вы дадите этим глупцам войну – я знаю, что Селестия к этому не причастна.
- Вы уверены? – с каменной мордой усомнился он. Белокурая грива ниспадала до груди, впадины вместо глаз, нос широкий, морда короткая. – Зайдите к сиру Аггригу домой и убедитесь, что я не лгал.
- Да, - подтвердил его спутник.
- Я говорил о Селестии, а не о сире Аггриге. Принцесса Луна скучала во дворце, как сказал верховный жрец, и, судя по всему, улизнула из-под взора своей сестры. А он исчез – да, но почему я не знаю. Поверю вам на слово.
Тот пригласил Олива отойти в сторону, приказав лишним ушам пождать в сторонке.
- Интересно, зачем вы тогда подошли ко мне?
- Селестия в этом, может, и не виновна, но она повинна в смерти моего брата. И я хочу ей отплатить. – После этих слов по нему пробежала дрожь, свидетельствуя о том, что он не в привычном для себя гневе.
- Хорошо, - кивнул подстрекатель в знак одобрения. – И какую же помощь вы можете предоставить?
- Мой орден, жрецов Смерти, влиятельней всего в Эквестрии, и мы живем в нем, как родные братья, одно целое. И вы получите нашу посильную поддержку, даю слово.
Подстрекатель расплылся в улыбке. Олив вспомнил своего брата, все моменты родственной с ним жизни и даже последние мучительное для него событие. Гнев больно сжал его сердце.
- Я присоединюсь. При одном условии: Селестия, эта сука, должна страдать.