КРЫМСКИЕ МИФЫ
НАБРОСКИ К КРИТИЧЕСКОМУ АНАЛИЗУ КРЫМНАШИЗМАавтор Аркадий Попов
полный текст http://arkadiy-popov.blogspot.com/2015/06/normal-0-false-false-false_7.html
Миф №8. О бесплатности Крыма
Те, кто радостно поддержал «воссоединение с Крымом», пребывали в полной уверенности, что им за это «ничего не будет». Есть в этой уверенности что-то детское, но во взрослой жизни так не бывает, за все удовольствия надо платить. Многие виды ущерба, причинённого России крымской авантюрой, стали понятны уже сразу после неё, и «Новая газета» сделала соответствующую калькуляцию[1]. Но с тех пор прошёл уже год, и многое стало ещё более понятным: счета по первым выплатам уже поступили, а другие на подходе.
Не будем брать в расчёт те из перечисленных «Новой газетой» потерь, которые — как потери — не всем очевидны. К примеру, о крахе «Евразийского проекта» и идеи «Русского мира» пусть горюют их энтузиасты (тем более что торжество идеи «Русского мира» разные энтузиасты видят по-разному, кто-то считает, что «Крым наш» и война на Донбассе эту идею укрепили). Оставим для рассмотрения только несомненные потери и разложим их в три больших пакета: а) экономический ущерб, б) военные потери, в) варваризация страны.
Экономический ущерб. Точно оценить, во что обойдётся федеральному бюджету его воссоединение с глубоко дотационным крымским бюджетом, конечно, невозможно, но министр экономического развития России довольно быстро прикинул, что на поддержку Крыма (инвестиции в инфраструктуру, выплата пенсий и пособий) будет ежегодно в течение ближайших пяти лет уходить по 150-200 млрд. бюджетных рублей[2]. Т.е за 5-6 лет — около триллиона. Однако известно, что все наши проекты обходятся дороже, чем прогнозируются. Если, конечно, на них вообще находятся деньги, в чём применительно к Крыму совсем не уверен министр финансов России[3].
Пока деньги находятся за счёт пенсионных накоплений россиян[4] и за счёт сокращения финансирования других регионов. Как отмечает Наталья Зубаревич, 125 млрд. рублей, полученных Крымом в 2014 г. из федерального бюджета — «это почти 8% всей федеральной помощи регионам. Для сравнения: Дальний Восток получил 210 млрд. рублей, а все республики Северного Кавказа — 189 млрд. рублей. По уровню дотационности (80%) Крым сопоставим только с Ингушетией и Чечнёй. Настало время платить за "Крымнаш", и приоритетная поддержка Крыма идёт за счёт других регионов России»[5].
В бюджете Крыма на 2015 г. только 25% будут обеспечены за счёт собственных доходов, а 75% — из федерального бюджета. Это 47 млрд. рублей[6]. Ещё 90 млрд. рублей поступят в этом году по линии федеральной программы по развитию Крыма и Севастополя[7]. А всего за 5 лет, до 2020 г., эта программа обойдётся стране в 680 млрд. рублей[8]. Основная статья программы — транспортная инфраструктура, в том числе строительство моста через Керченский пролив, который должен связать Крым с Россией автомобильной и железной дорогами и завершение строительства которого намечено Росавтодором на середину 2019 г.[9].
Но до 2019 года ещё надо дожить, а что сейчас? За счёт чего будет развиваться экономика Крыма в ближайшие 4 года? За счёт туризма? Тут нет поводов для оптимизма. В 2014 г. доходы от туризма в Крыму снизились на треть, со 160 до 107 млрд. руб.[10], и это понятно: основными потребителями крымских рекреационных услуг были жители «материковой» Украины, а теперь их поток прекратился. Россиянам же и прежде никто не мешал ехать в Крым, и непонятно, почему они теперь хлынут туда в возрастающих масштабах; пока открыта граница в Турцию, в Южную Европу, в Египет — вряд ли хлынут. Тем более что с транспортом теперь напряжённо: в 2013 г. 66% всех отдыхающих прибывали в Крым по железной дороге (идущей через Украину)[11], а в январе-апреле 2015 г. — уже только 1%[12]. А возможности крымского авиатранспорта и паромной переправы через Керченский пролив совсем не таковы, чтобы заменить ими железную дорогу, так что ожидать расцвета крымского туризма в обозримом будущем, видимо, не стоит.
С другими отраслями крымской экономики дело обстоит тоже не очень хорошо: за год, прошедший после присоединения Крыма, объём промышленного производства там снизился на 10%, объём строительства — на 55%[13]. Зато на полуострове полным ходом идёт беззаконная приватизация[14],[15]; под предлогом борьбы со старым режимом «отжимается» бизнес: с мая 2014 г. по март 2015 г. «в пятистах фирмах уже сменились хозяева, а на их место пришли люди, будто бы близкие к руководству Крыма. Причём правоохранительные органы не вмешиваются в ситуацию, а порой выступают на стороне захватчиков»[16]. Если добавить, что европейскому и американскому бизнесу полностью запрещено инвестировать в крымскую экономику и экспортировать товары и технологии для крымского телекоммуникационного, энергетического и транспортного секторов; что такие компании, как Apple, Google, Visa, MasterCard, под угрозой санкций свернули свою деятельность в Крыму [17] (а компьютеризацию и «цифровизацию» жизни в Крыму никто не отменял), то сложно представить, как будет дальше развиваться крымская экономика. Если она будет развиваться по контрабандно-мафиозному пути, то это значит, что скоро на российскую казну и на российскую правоохранительную систему ляжет бремя, не поддающееся оценке.
Но западные санкции ударили и по самой России, приведя её и без того застойную сырьевую экономику в бедственное состояние. Это и невиданный со времён кризиса 2008 г. взлёт инфляции: если в 2013 г. её уровень составлял 6,5%, то в 2014 г. — 11,4%, а за 5 месяцев 2015 г. — уже 8,3%[18]. Это и спад ВВП (за пять месяцев 2015 г. — на 3,2%), а с ним и падение реальных доходов населения, впервые за 15 лет[19]. Это и резко возросшая утечка мозгов, причём, по данным вице-премьера РФ, «наиболее квалифицированных, наиболее мобильных, наиболее конкурентных на мировом рынке»[20]. Это и катастрофическое бегство капиталов: в 2014 г. из страны был выведен 151 млрд. долл. (против 61 млрд. долл. в 2013 г.)[21]. Это, наконец, снижение кредитного рейтинга России до «мусорного»[22],[23]. Министр финансов РФ оценил ежегодный ущерб от санкций в 40 млрд. долл. и ещё в 90-100 млрд. долл. — от падения цен на нефть[24]. А во что оценить ущерб от «ответных санкций», изгнавших с прилавков наших магазинов множество доступных и качественных продуктов и обернувшихся взлётом потребительских цен? Крымнашистов это совсем не беспокоит или они считают, что это тот самый случай, когда «мы за ценой не постоим»?
Но «мы» — это же не только они, это все граждане России, весь российский народ. Крымскому народу референдум организовали, а у российского отчего ж не спросили — через общероссийский референдум — согласен ли он воссоединяться с Крымом? Могут возразить, что зачем референдум, когда и так ясно, что согласен — вон как ликует! Да, ликует. Но если референдум пропихивать не за 10 дней, как крымский, а предварить широким общественным обсуждением его последствий, дав специалистам возможность поведать людям, сколько больниц и школ не будут построены в стране во имя радости присоединения к ней замечательного полуострова, сколько дорог в российской глубинке будут оставлены в том же убогом состоянии, в каком они пребывают со времён царя Гороха, скольким старикам не будет повышена их жалкая пенсия и скольким студентам будет заморожена[25] стипендия на нынешнем издевательском уровне полторы-две тысячи рублей[26], то ликования, может, и поубавилось бы?
Разумеется, никакого такого обсуждения нет и не будет, но ликование всё равно понемногу убавляется. По данным Левада-Центра, в мае 2015 г. лишь 16% россиян были готовы мириться с урезанием расходов на образование и здравоохранение ради поддержки Крыма; 67% опрошенных считали, что правительство должно тратить деньги в первую очередь всё-таки на повышение уровня жизни всего населения страны[27]. Это значит, что многие уже догадываются, что из-за крымских побед экономическая ситуация в стране ухудшается, но не многие пока осознают, сколь длительными и серьёзными будут последствия ухудшения.
А они, судя по всему, будут и длительными, и серьёзными. По мнению Григория Явлинского, речь идёт «о фактическом исключении России из мировой финансовой системы, об отсечении её от глобальных рынков капитала, от возможности привлекать и использовать для своего развития мировые финансовые, технологические и предпринимательские ресурсы. Ужесточающиеся ограничения на любые формы долгового финансирования и передачи технологий, по сути, закрывают возможности для любых значимых иностранных инвестиций в России, в том числе с использованием репатриации ранее вывезенного российским бизнесом капитала. По сути — это подрыв возможностей экономического роста страны»[28]. Как заключает Явлинский, «если всё так и будет продолжаться, процесс принудительного перевода России в категорию третьеразрядных отсталых стран станет необратимым».
Но Явлинский для нашего народа не авторитет. А тот, который авторитет, говорит, что всё путём: «Никакого коллапса не произошло. Российская экономика относительно легко преодолела эти искусственные барьеры»[29]. Кто именно ставит барьеры, народу объяснять не надо, он и сам знает, что во всём виноват Запад: вводит санкции, сбивает цену на нефть, обрушивает рубль, угрожает нашей безопасности, короче — вредит. А если поинтересоваться, почему вредит, то последует исчерпывающий ответ: «Потому что русофобский!» Ибо так он устроен, этот Запад, такова его сущность — вредить России. Подобные ответы характерны для мифов: они объясняют всё, сами же не объясняются ничем; что-то вроде той черепахи, на которой держится всё мироздание и под которой ничего уже быть не может.
Чтобы мириться с экономической расплатой, таких объяснений пока достаточно. И будет достаточно до тех пор, покуда в дома поступает электричество и не даёт погаснуть телеэкранам.
Что касается военных потерь, то с этой стороны вроде бы всё как раз бесплатно: в Крыму же никого из «наших» не убили! Но это если не видеть связи Крымской операции с Донбасской. Каковы бы ни были первоначальные замыслы и планы Путина, но факты говорят о том, что война на Донбассе стала логичным развитием аннексии Крыма. Дурные примеры и сами по себе заразительны (Донбасский мятеж поднят ведь тоже в видах «отсоединения с воссоединением» — по модели Крыма), но к тому же и распространялась эта зараза ничуть не стихийно. Как признавался главный герой «русской весны» И. Гиркин, «поначалу никто воевать не хотел… мы постепенно ставили под контроль населённые пункты Донецкой республики, распространяли движение… Если бы наш отряд не перешёл границу, в итоге всё бы кончилось, как в Харькове, как в Одессе… практически маховик войны, которая до сих пор идёт, запустил наш отряд»[30].
Число жертв этого маховика исчисляется уже десятками тысячами смертей, десятками тысяч покалеченных и более чем миллионом беженцев. И воюют на Донбассе на стороне сепаратистов не только местные пассионарии и залётные романтики с большой дороги (среди которых есть даже европейские коммунисты[31]), но и добровольцы из России, поддавшиеся на милитаристскую пропаганду[32], и военнослужащие российских войск, как отставные (но рекрутируемые в организованном порядке[33], в том числе за деньги[34]), так и состоящие на действительной службе.
Последнее Кремлём отрицается, но отрицания тонут в многочисленных подтверждениях, среди которых и история с «заблудившимися десантниками»[35], и сообщение А. Захарченко о «военных отпускниках»[36], и беседы журналистов с раненными российскими военными[37], и попадание спецназовцев ГРУ в украинский плен[38]. Ну и, конечно, поплывший в Россию «груз-200»[39],[40], скрывать который становится всё труднее, почему Путин специальным указом и засекретил потери личного состава Минобороны «в мирное время в период проведения специальных операций»[41]. Много фактов об участии российских военных в войне на Донбассе приведено в изданной в мае 2015 г. работе Б. Немцова с соавторами «Путин. Война»[42].
Возможно, российские воинские подразделения участвуют в боях не на постоянной основе и воюют не совсем так, как «восставшие шахтёры». Корреспондент газеты «Коммерсантъ» на примере боёв под Дебальцево рассказал, как именно: «Логика военных действий в последние месяцы достаточно проста: на выполнение боевых заданий… выезжают те, кто действительно умеет воевать. Они решают поставленную задачу и отходят, а в занятый ими населённый пункт, в комендатуры и на блокпосты встречать журналистов заступают уже местные ополченцы, с готовностью рассказывающие о своем шахтёрском прошлом»[43].
Сколько в этой войне погибло граждан России, включая добровольцев и «добровольцев», неизвестно. Оценки общего числа погибших на апрель 2015 приводятся самые разные, от 6 тысяч человек (данные ООН[44]) до 50 тысяч (данные немецкой разведки, приведённые «Frankfurter Algemeine»[45]). Первая цифра считается сильно заниженной, вторая — завышенной, так что ближе к истине, видимо, средняя — 20-25 тысяч трупов. Какая их часть приходится на мирных жителей, а какая на комбатантов и сколько среди погибших комбатантов, воевавших на стороне «ЛНР-ДНР», граждан России — сказать трудно. Не исключено, что счёт идёт уже на тысячи, и эта цифра, скорее всего, будет расти, поскольку войну её инициаторам прекращать нецелесообразно.
Дело в том, что аннексия Крыма оказалась лучшим способом агитации за евроинтеграцию Украины. Теперь украинские и европейские политики сплочены общей уверенностью (которая раньше многим казалась паранойей), что единственной защитой Украины от Кремля является её вступление в ЕС и в НАТО. Это, разумеется, перспектива достаточно отдалённая, и в любом случае вхождение Украины в Евросоюз не будет безболезненным для украинской экономики. Но оно не было таковым ни для одной из стран Восточной Европы, где это вхождение, однако же, состоялось. Для этого пришлось проводить непопулярные реформы, и главной заботой всех восточноевропейских реформаторов был поиск стимула, способного убедить население согласиться на эти реформы. А вот украинским политикам напрягаться в поисках такого стимула уже не надо — Путин сам преподнёс его на блюдечке с голубой каёмочкой.
Но поскольку смиряться с перспективой «ухода» Украины Кремль, судя по всему, не готов, ему придётся так или иначе поддерживать эту «гибридную войну», дабы удерживать Украину в состоянии, в котором она не сможет проводить реформы и, соответственно, не сможет рассчитывать на вхождение в европейские структуры. Но это палка о двух концах, ибо с каждым днём войны растёт вероятность того, что в ответ на поступающее в зону боёв российское оружие туда же потечёт и современное западное вооружение. А с ним, как поясняет Алексей Арбатов, «прибудут инструктора, советники и т.д., а это уже прямое участие НАТО и США в конфликте, даже при отсутствии войскового контингента НАТО. Таким образом, конфликт будет выведен на новую ступень эскалации, потому как станет уже опосредованной войной между Россией и США. Такого не было со времён Вьетнама и Афганистана»[46].
В Афганистане, если кто забыл, погибли 15 тысяч советских солдат.
Но это лишь две составляющих общей платы за Крым, а есть и третья — варваризация общества. Её не оценить в цифрах, но и сказать, что массовое повреждение умов и душ, производимое антизападной пропагандой, ничего не стоит нашему обществу, было бы опрометчиво. Рунет обошла фотография с первомайской демонстрации, на которой бабушка с суровым лицом, стоящая в колонне «Национально-освободительного движения», держит плакат «США — руки прочь от наших пенсий!»[47]. Для психиатров, конечно, это очень интересно, но как они потом это будут лечить? А не леченое — во что это выльется?
Сейчас уже понятно, во что: российское общество погружается в атмосферу осаждённой крепости. А с ней возвращается почти весь набор худших черт советского сознания: культ силы и презрение к законности, подозрительность к инакомыслию и ненависть к либерализму, то есть к готовности уважать свободу личности и выказывать терпимость к тем, кто не с нами или не похож на нас. Поскольку кругом враги, хотящие нас погубить, то расходы на ВПК в 2015 г. увеличиваются по сравнению с 2014 г. аж на треть[48].
Скорость погружения в пучины оборонного сознания поражает. Писатель и художник Максим Кантор в конце прошлого года фиксировал фазы этого погружения: «Вот уже пишут про певца, спевшего в Киеве, что певец — пособник фашистов; вот уже требуют, чтобы несогласные с политикой убирались из страны; вот уже закрыли вещание западных радиостанций; вот уже говорят "национал-предатель" — и это не считается ужасным. И всякий день ждёшь, что вождь выступит с репликой о "перегибах на местах", мол, "не все нерадивые хозяйственники обязательно троцкисты". Но издают новый запретительный закон и вводят новое ограничение. Журналисты, домохозяйки, политики впали в неистовство: все хотят войны с "Гейропой", как Европу теперь называют в России. Гейропа — рассадник гомосексуализма и разрушитель традиционного общества, а Россия спасёт мир и остановит разврат»[49].
С тех пор прошло полгода, до реальной войны с «Гейропой» дело пока не дошло, но хватает и виртуальной: убийство Немцова показало, что война, зажжённая в Украине, вползает и в Россию. Отныне именно люди войны будут задавать тон в российской политике, и они, если что, подскажут, какой она должна быть. «Крым и Донбасс для этих людей, — пишет политолог Владимир Пастухов, — это история вовсе не о возвращении русских земель, а история об их преобразовании. В "Новороссии" обкатывается социальный проект, содержание которого заставит содрогнуться не только сторонников Бориса Немцова, но также многих тайных и явных друзей Путина. По сути, это проект реакционной ренационализации и создания, выражаясь политкорректно, "корпоративного государства" тоталитарного толка. Недаром в этом проекте крайне правые силы так легко и непринуждённо соединились с крайне левыми. Всем им уже давно тесно в рамках "проекта Новороссия", и они требуют от Кремля, чтобы он начал "проект Великороссия"»[50].
Правда, на пути реализации этого неосоветского милитарно-тоталитарного проекта есть одно препятствие, которое надо как-то преодолеть, но преодоление которого выведет Россию уже на не совсем советские рельсы. Дело в том, что в основе советской милитаристской модели лежала коммунистическая идея, которая на данный момент скорее мертва, чем жива, и ей нужна замена. Чтобы психология войны овладела массами, нужна вдохновляющая цель: за что воюем? Раньше воевали за коммунизм — против Запада, мешавшего строить коммунизм и распространять его по всему свету. А теперь что строим такого, что надо защищать от врага, не щадя живота своего?
Вчера мы этого не знали, а сегодня знаем: мы строим «Русский мир»! Судя по идущим сверху сигналам, это будет новый дивный мир, где не будет содомитов и трансвеститов, иностранных агентов и либералов, где все будут учиться по правильным учебникам и никто не будет задавать неправильных вопросов, где не будет горизонтальных общественных связей, а будут только вертикальные — командные. И где женщины, как уведомил один из строителей «Русского мира» в звании полевого командира, не будут шляться по кафе, а будут под страхом ареста сидеть дома и вышивать крестиком, а в свободное от вышивания время будут праздновать 8 марта и вспоминать о своей русскости и духовности[51],[52] — в соответствии с русским генным кодом.
Спешим поправиться: про русский генный код, отличный от нерусского — это уже не полевой командир сказал. Это президент Путин сказал: «наш генный код… является одним из наших главных конкурентных преимуществ в сегодняшнем мире». Поскольку «русский человек, или, сказать пошире, человек русского мира, он прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало. И поэтому русский человек, человек русского мира, он обращён больше не в себя, любимого… Хотя, конечно, в бытовой жизни мы все думаем о том, как жить богаче, лучше, быть здоровее, помочь семье, но всё-таки не здесь главные ценности, он развёрнут вовне. Вот западные ценности заключаются как раз в том, что человек в себе сам, внутри, и мерило успеха — это личный успех»[53].
Вот оно как: западное общество дошло уже до такой степени разложения, что за главные ценности принимает личный успех, жизненный комфорт, здоровье, заботу о семье. А у нас, у русских — не то. Выше уже упоминалась протонацистская книга немецкого социолога В. Зомбарта «Торгаши и герои»: у них, у англосаксов — торгашеский дух, а у нас, у немцев — дух геройства! Оказывается, не только у немцев и даже вовсе не у немцев: «ведь только у нашего народа, — учит Путин, — могла родиться известная поговорка: "На миру и смерть красна"… Что такое "на миру"? Это значит, смерть за други своя, за свой народ, говоря современным языком, за Отечество. Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма… Конечно, мы менее прагматичны, менее расчётливы, чем представители других народов, но зато мы пошире душой»[54].
Вот такая, стало быть, философия у нашего «Русского мира», философия-дешёвка, в хорошем смысле этого слова. В том смысле, что обработанный этой философией народ будет дёшево обходиться начальству. Ведь если жизненный комфорт для нас не главная ценность, то зачем обустраивать наши жилища, 25% которых до сих пор — в XXI веке — не имеют канализации, а 20% — и водопровода[55]? Если личный успех для нас не важен, то зачем тратиться на систему образования, и так уже доведённую до того, что ни один российский университет не попадает в первую сотню университетов мира[56]? Если семья и здоровье для «Русского мира» не главное, то почему бы, и в самом деле, не сэкономить на роддомах и больницах[57],[58]? Если «генный код» диктует нам такую высшую цель, чтоб «развернуться вовне» и на миру помереть за Отечество — так вот же она, счастливая возможность осуществить эту цель: записывайся в добровольцы, езжай в Ростов — и оттуда на танке в отпавшую от Отечества «Укропию»! Как раз и помрёшь.
Дичь? Варварство? Конечно. Но можно и так сказать, что это мир, отвечающий тем нашим «традиционным ценностям», которые были высмеяны ещё русскими писателями позапрошлого века — ценностям ханжеского казённого патриотизма, холопства и мракобесия. Но коль скоро ценности эти не снизу прут, а спускаются сверху мудрой властью, озаботившейся нашей духовностью, то мы их уже не будем стесняться, а ввиду широты души нашей понесём всем народам, страдающим от прагматизма западной цивилизации, всем братьям по генному коду, способным дышать без респиратора моральным духом «Русского мира». Хотя, с другой стороны, способность — дело наживное: кто не умеет — научим, кто не захочет — заставим. Короче, спасём. Это и будет наша новая историческая миссия, взамен почившей в бозе миссии несения коммунизма.
Тут можно было бы согласиться, что все миссии по принудительному спасению чужих народов стоят друг друга (одни спасают народы от недостатка свободы, другие от её избытка, и все при этом врут и насильничают), кабы не детали. Как ни относись к коммунистическому советскому и к демократическому западному мессианству, нельзя не признать, что и советские, и западные народоспасения, за исключением косовского, касались всего народа спасаемой страны, без выделения в нём близких или дружественных спасателю племён. А кроме того, все «миссии спасения» в современной западной практике и даже в послесталинской советской не предполагали «воссоединения спасаемого со спасающим». Это считалось неприличным.
И вот тут волей-неволей приходится вспомнить, что даже в советские годы существовала такая вещь, как стыд, стремление соблюдать какие-то приличия. Хрущёв и Брежнев посылали танки в Будапешт и Прагу, тасовали тамошних вождей, но открыто присоединять Венгрию и Чехословакию к СССР — зачем? Ясно же, как это будет воспринято в мире, как мы будем выглядеть в глазах «мировой прогрессивной общественности»! Вождь Болгарии Т. Живков дважды просился в СССР[59], но ему неизменно отказывали: что за глупости, на что это будет похоже? Теперь не то, теперь фактор приличия перестал быть тормозом на пути хватательного инстинкта.
И не только хватательного. Советские вожди после Сталина, к примеру, считали неприличным наставлять публику своими изысканиями по части специальных наук. А нынешний наш вождь не стесняется делиться с многомиллионной аудиторией своими познаниями в области антропологии («русский генный код»), этнологии («истоки русской нации»), исторической географии («Новороссия» с включением Харькова). И мы видим, что большинству внимающих ему (в том числе и вполне образованным людям с дипломами историков, этнологов, географов) — не стыдно. А чего стыдиться, перед кем? Перед «Гейропой»?!
Конечно, уничтожение культуры стыда в России началось не с Крыма, а гораздо раньше: это было видно и по равнодушию, с каким большая часть нашей публики мирилась с кражей её голосов на выборах, и по её наплевательству на произвол следователей и судей в политических процессах, и по её безразличному отношению к распилу казённых денег чиновниками. Но там ещё как-то можно прикрыться незнанием деталей (а вдруг всё врут клеветники?) А от оккупации Крыма уже не отвернёшься, коли сам Путин поведал в деталях, как она осуществлялась, как российские войска вторгались в Крым и как он, Путин Владимир Владимирович, всем этим лично руководил[60].
Теперь оккупация Крыма — высочайше признанный факт, и от этого факта куда деться имеющим стыд? Провалиться сквозь землю? Они и провалились, в большом количестве. Массовое бесстыдство — закономерная плата за «Крымнаш». После Крыма стало «всё можно», ибо кругом враги, война, а на войне какой может быть стыд, кроме стыда уклонения от боя? Когда перед тобой враг, о чём ещё можно думать, кроме как о том, чтобы его уничтожить? А те, кто по эту линию фронта мутят воду и мешают врага уничтожать, все эти оппозиционеры-либералы, болтающие о правах человека и международном праве, о чести и совести — они тоже враги, только ещё худшие, внутренние. Когда война — какая может быть оппозиция? Во время войны нет оппозиции, а есть только вражеские агенты, пятая колонна, «национал-предатели»!
Два признака метят варварство: а) сведение своей идентичности к племени; б) сведение смысла жизни к войне. С первым признаком мы уже разобрались, но если кто думает, что второй признак это ещё не про нас, то зря. Вот как рассуждает о ценности войны на Донбассе один из её организаторов, уже не раз цитировавшийся тут бывший «премьер-министр ДНР» А. Бородай: «Эта война дала возможность вздохнуть нашему обществу. Эта война проявила народную энергию. Мысль, которая была до этого загнана в строгие рамки (?), стала развиваться. У людей возникли патриотические настроения, которых раньше не было… Война — это вообще мобилизация человеческого материала. Интеллектуальная, волевая, на патриотическом усилии, на любви к Родине. И когда люди воюют, страна воюет, они начинают очень интенсивно развиваться»[61].
Всё так: война действительно высвобождает народную энергию из строгих рамок морали, и за примерами «очень интенсивно развившихся» на этой почве единиц человеческого материала далеко ходить не надо. Их у нас теперь сколько угодно и на любой вкус, от учёного теоретика «Русского мира» Дугина («Убивать, убивать и убивать! Это я вам как профессор говорю!»[62]) до незамысловатого практика Моторолы («Я 15 пленных расстрелял. Хочу — убиваю, хочу — нет»[63]). На их фоне невесело смотрятся наши прогнувшиеся мастера культуры: они не варвары, но им же надо дуть в свои саксофоны и воспарять в выси своими смычками, руководить театрами и газетами. Вот и строятся в затылок друг другу легионы преданных без лести редакторов и режиссёров, певцов и танцоров, саксофонистов и альтистов.
Кто не хочет строиться и не готов выдерживать травлю в качестве «предателя Родины» — тот уезжает. И это ещё одна плата, идущая отдельной строкой — плата интеллигенцией. Конечно, в стране осталось ещё немало интеллигентов, которые пытаются донести голос разума и совести до людей, выдерживая, говоря словами Андрея Макаревича, «тест на вшивость». Но выдержать этот тест непросто, когда вокруг — море народной ненависти к тем, кого ещё вчера звали «братьями»:
А на площади митинг идёт,
Как положено нынче в стране.
Распалившийся братской любовью народ
Аплодирует братской войне.
В этих четырёх строчках из песни Алексея Кортнева — вся картинка нашей нынешней общественно-политической жизни, будто срисованная из оруэлловской антиутопии. Люди, считающие нормальным такое состояние умов и нравов в своей стране, почему-то величают себя патриотами. Если кто-то из них таким образом находит себе «последнее прибежище», то и Бог с ним. Но тем, кто искренне полагает, что захватом Крыма Россия укрепила свои позиции в мире («будут нас бояться — будут и уважать!»), стоило бы разъяснить, что в современном мире шансов на мировое лидерство не имеет страна, у которой подорвана международная репутация.
По этому поводу просто и ясно высказался один из старейших и честнейших российских политиков Николай Травкин: «То, что мы сделали с Крымом — это безобразие. Это не только мародёрство: мы уничтожили репутацию свою как серьёзного международного партнёра. Подписываем (договоры с Украиной — А.П.), а теперь говорим: а мы считаем, что эта подпись недействительна — вот, захотелось нам»[64]. Конечно, речь тут уже не о Путине, Путин как пришёл, так и уйдёт. Речь о том, что вся Россия с её народом, поддержавшим крымское «мародёрство», ещё долго будет восприниматься цивилизованным миром (не только западным — и восточным тоже) как такая страна, с которой бессмысленно о чём-либо договариваться.
Достаточно посмотреть, кто поддержал Россию в ООН при голосовании по резолюции о непризнании крымского референдума[65]. Список из 10 стран — друзей России — впечатляет: в нём нет не только ни одной европейской страны, но и ни одной страны БРИКС. Из стран СНГ — только сильно зависимые от России Армения и Белоруссия. А ещё: Венесуэла, Боливия, Куба, Никарагуа, Сирия, Судан, Зимбабве и КНДР[66]. Вот такие теперь у России друзья.
Как дипломатично прокомментировал этот результат представитель России при ООН В. Чуркин, «результат для нас вполне хороший». Видимо, это надо понимать так, что могло быть и хуже. Если это триумф, то что тогда такое позор? И кто за этот позор ответственен? Конечно, прежде всего тот, кто, выражаясь словами Юлия Кима, сидит в Москве и «хмурит бледное чело»:
Он совершил, он соизволил.
Историю страны своей
Он замарал и опозорил,
И долго не отмыться ей.
Но ведь замаравшего историю своей страны поддержал почти весь её народ. И неслучайно поэтому главный вопрос о плате за Крым всё большим числом думающих людей формулируется таким образом: заплатит ли страна за «Крымнаш» полным торжеством самодержавия и холопства и окончательным введением единомыслия в России? То есть перейдёт ли Россия от пока ещё авторитарного строя к полновесному тоталитарному?
На первый взгляд, шансы на это неплохие. Гражданского общества нет, сколько-нибудь влиятельной политической оппозиции не видно. Бизнес запуган, подмят под бюрократов-силовиков и превращён в «бюрнес»[67]. Выборы фильтруются[68],[69] и фальсифицируются[70],[71]. Разделение властей, независимость парламента и судов, федерализм — только на бумаге. За попытку заслониться рукой от полицейской дубинки — под суд[72], за попытку постоять возле суда — в автозак[73]. Мракобесы в мундирах внедряют цензуру[74], мракобесы в рясах строчат доносы на культуру[75], циники в пиджаках пугают радиоактивным пеплом[76] и вешают на уши телезрителям тонны невиданной с советских времён лапши. Цензура укрепляется, культура истребляется, лапша потребляется — что ещё нужно, чего не хватает?
Не хватает трёх вещей.
Во-первых, «Духовной скрепы», о которой давно пишут придворные идеологи: «Столетиями и даже тысячелетиями Россия была скрепляема высшими духовными скрепами, называвшимися по-разному в разные времена. Будучи скреплена этими скрепами, она могла относиться к скрепам правовым с большим или меньшим пренебрежением»[77]. Это забавное словосочетание (так и видишь исполинскую канцелярскую скрепку, прижимающую миллионы людей к столь же гигантскому листу бумаги с предписанием чего-нибудь высокодуховного) — всего лишь эвфемизм для обозначения некой не слишком либеральной государственной идеологии. Поскольку такая скрепа, как признал автор вышеприведённой цитаты судья В. Зорькин, позволяет относиться к праву с пренебрежением, то её нельзя открыто объявить общеобязательной, но хочется. Советская скрепа, марксизм-ленинизм, была хороша, но проржавела и плохо скрепляет. «Православие, самодержавие, народность» — уже лучше, но тут проблема с «народностью»: не совсем понятно, как её толковать и к какому месту прикладывать.
И вот сейчас уже ясно, что на роль «Духовной скрепы» давно намечен, но только теперь назначен русский национализм с православно-державным уклоном. Насколько совместимо православие с этническим национализмом — с этим пусть разбираются богословы и иерархи РПЦ. Но с вождистским самодержавием племенной национализм совместим точно, тут никаких проблем.
Идея «вставания с колен» посредством «собирания Русского мира», назло путающимся под ногами чужакам и «русофобам», недвусмысленно адресована русским и только русским и нацелена на пробуждение в них инстинктов агрессивного племенного национализма. Как показывает реакция адресата, сигнал в общем и целом принят с пониманием и даже с энтузиазмом — инстинкты пробудились.
И это несмотря на то, что всем русским известно, что кроме них даже в России (не говоря уж о «ближнем зарубежье») живут люди и других языков, других религий, и заталкивание их в «Русский мир» не может не ущемлять их интересов и прав. О том, что идеология «Русского мира» для нерусских и неправославных граждан России неприемлема, заявляют уже и официальные представители российского ислама: «По Конституции в России не может быть государственной идеологии. Но фактически в правящей элите развивается и прорабатывается прото-идеология, формула которой — воссоздание Русского мира. И в самой этой концепции место и роль Ислама никак не продумывается, а мусульманское население страны не учитывается»[78].
...
