Глава 1.
Провожали на войну.

- Степа, бери ведро. - Васька отвесил "леща" маленькому Степану.
Степка, ничуть не озлобившись на "леща", схватил ведро.
- Да не греми ты им! - Васька показал огромный кулак Степке. - Гляди у меня, Викторыча разбудишь, будет нам на орехи.
Они, как заправские партизаны, ползли по-пластунски по колхозному полю за огурцами.
Ведро наполнялось медленно, большие зеленые огурцы были плохо видны в темноте.
Темноту ночи внезапно разрезал свет "летучей мыши» и строгий голос колхозного сторожа Викторыча понесся над головами притихших Степана и Василия:
- Хто там, вашу меть?! Огурки тырите?!
Васька зло-весело взглянул в лицо брату:
- Я его отвлеку, а ты к пристани беги с огурцами. Понял?
Маленький Степка, сжав губы, по-взрослому, серьезно кивнул:
- Лады.
Васька легко вскочил и понесся между грядок. Грохнул вдогонку выстрел солью, затем второй, колхозный сторож, на ходу перезаряжая ружье, побежал за Васькой.
Степа выждал пару минут и степенно пошел в обратном направлении, побоченясь под тяжестью ведра.

Потом ковыряли крупные кристаллы рыбацкой соли из ляжки Васьки, огромной цыганской иглой, при неверном свете костра.
От воды тянуло холодной сыростью и пряным запахом рыбацкого поселка.
Ели огурцы, соревнуясь, закидывали огрызки в воду.
- Жопа-то болит? - Раздался старческий басок над головой братьев.
Проворно повернувшись, Василий и Степан увидели сторожа, стоящего с винтовкой над ними.
Бежать было немыслимо, да и не красиво.
- Побаливает. - Ответил Василий.
- Подвинтесь-ка. - Приказал Викторыч и уселся на бревно между братьями.
В стоячем воздухе южной ночи душисто запахло самосадом, Викторыч закурил.
- В войска, когда покатишь? - спросил Викторыч
- Послезавтра. - Васька вздохнул и посмотрел на гладь реки.
- Нет, бы с девками по кустам жаться, ты братишку воровству учишь. - Дед Викторыч покачал головой.
- Да ну их, девок-то. - Махнул рукой Васька.
- Проводы завтра? - Задал следующий вопрос сторож.
- А то. Придёте, дядя Саша?
Сторож заперхал, давясь старческим смехом.
- Приду, сокол.
Викторыч поднялся в рост и, вдруг, зычно прокричал:
- Эй-ей! - Внимательно послушав эхо, спокойно добавил. - А на жопу-то подорожник приложи, враз пройдет. Все, бувайте, орёлики.

Залихватски посвистывая, наяривал на гармошке, притаптывая ногами дощатый пол, дед Саша, словно скинул пару десятков лет.
Дым махорки на крыльце, разговоры о войне, о правительстве, о жизни вообще.
Тут из открытых окон дома полились женские голоса:
" степь да степь кругом
путь далек лежит
в той степи глухой
замерзал ямщик"
Отец Васьки зло плюнул и шагнул в дом:
- Цыть, дуры-бабы! Нашли что петь!
Женщины испуганно таращились на Ивана, огромного мужика.
- Так ведь проводы. - Пояснила мать Васьки, Валентина.
- Так за упокойника не петь! Запрещаю! - Рявкнул Иван и вышел на крыльцо.
Притихли и мужики на крыльце, лишь дед Макар согласно кивнув белым пухом на шишковатой макушке, сказал:
- Верноть, Ванька! - И набрав в легкие воздуху до отказа, запел. - Тильк сдадут меня в солдаты. То ты девчонка не скучай. Тильк до почты ходи чаще. Эх, мои письмы получай!
Из дома женщины подхватили:
- Ой, сваточки, голубочки, едьте домой. Ой, сваточки, голубочки, едьте домой. Привязали черти к осиновой жерди, не поедем. Привязали черти к осиновой жерди, не поедем. Привязали черти к осиновой жерди, не поедем. Привязали злыдни, да на целых три дня, не поедем.
Васька приобнял Степку:
- Я тебе, братишка, патрон привезу! Настоящий! Ты тока не плачь.
Степка кивал, но крупные слезы продолжали течь упрямо помимо воли.

Ранним утром скорый поезд до Москвы, как обычно, сделал трехминутную остановку на полустанке Володарского. Сонного еще Ваську впихнули в вагон и лишь успели махнуть платками, как поезд, скрылся за лесом.

Глава 2.
Что наша жизнь?

До Москвы поезд не доехал. Не дотянул даже до Сталинграда. Разбрасывая в стороны куски человеческого мяса и доски столыпинских вагонов, авиационные бомбы громили поезд.
Ваську, потерявшего пилотку, босого, без сапог, выкинуло из вагона взрывной волной. Посеченное щепками лицо болело и кровоточило, но обращать на это внимание Васька не собирался, проворно скатившись с насыпи, но побежал в поле, решив, что там будет больше шансов остаться в живых.
Потом, Васька, сидел на холме и издалека смотрел на горящий в ночи состав.
Утром, бродя вокруг состава, Василий не нашел никого и ни чего кроме обугленных останков красноармейцев.
У первого вагона в пожухлой траве что-то блеснуло – обойма от винтовки Мосина. Здраво решив, что в первом вагоне везли снабжение, Василий начал разбирать обгоревшие ящики в поисках обмундирования и оружия.
К тому моменту, как Васька, нашел винтовку, к остаткам сгоревшего поезда подкатила дрезина с офицерами.
Майор, возглавлявший отряд на дрезине, первым спрыгнул на насыпь и легкой, пружинящей, походкой подошел к Василию.
- Здравия желаю. – Прохрипел, пересохшей глоткой Василий, вытянувшись по стойке «Смирно».
- Один остался? – Майор аккуратно вытащил пальцами из ткани гимнастерки Василия щепку.
- Так точно, товарищ майор. – Кивнул Васька и пояснил: - Повезло. Выкинуло из вагона.
Майор кивнул головой и задумчиво оглядел состав.
- Винтовку-то сдай. – Майор снял фуражку и вытер лоб рукавом. – Документы там? – Он ткнул в сторону дымящегося состава и, получив утвердительный кивок, добавил: - Поедешь с нами.
Почтальон не принял патрон в письме.

Глава 3.
Если ты боишься - ты живой

Большой рыжий немец. Придавил щуплого Ваську к земле и, двумя ручищами, давил штык-нож к груди Васьки.
Из ноздрей немца густо росли волосы, капельки пота на крыльях носа и на лбу, набрякшая от напряжения синяя жилка на виске. Все сейчас увидел Васька в мельчайших подробностях. Даже кусочки глины на воротнике мундира немца.
Сопротивляться уже не было сил. Руки занемели от страшного напряжения. Кровь стучала огромным молотом в висках.
- Вот и все. – С тоской подумалось Василию.
Он спокойно смотрел на лезвие огромного ножа, с широким лезвием, что опускалось все ниже и ниже к груди.
Немец вдруг начал лопотать что-то успокаивающее.
- Haben Sie keine Angst. Alles wird bald vorbei sein. Ich schnell. Mach dir keine Sorgen, Kind.
Почувствовав ослабление хватки немца, Васька, взвыв от напряжения. Саданул коленом в бок немцу и, извернувшись с нечеловеческим усилием, ударил кулаком в ненавистное лицо.
Колол, резал обмякшее тело фашиста, топтал ногами.
Успокоившись, сел рядом с телом на камень. Руки, перепачканные в теплой крови врага, дрожали, в горле стояли слезы. Страха больше не было. Не совладав с собой, Васька завыл в голос.
Почтальон не принял патрон в письме.

Глава 4
Человеческая память избирательна

Минометный обстрел длился уже больше получаса. Дрожали стены блиндажа, щедро посыпая головы и плечи солдат землей.
Казалось, еще два удара и крыша блиндажа рухнет. Все сидели с хмурыми лицами, говорить и не хотелось, да и невозможно было из-за грохота взрывов.
Набивали магазины патронами, крутили связки гранат, готовясь к предстоящей атаке немцев.
- Педантичные они. – Посмеиваясь, бывало, говаривал, ныне покойный комбат. – Хоть часы по ним сверяй, полчаса артподготовка, потом атака.
Наконец стихли взрывы. Звенящая тишина. Глубоко в груди щемящее чувство беды.
- Наверх! Пошел! Пошел! – Заорал лейтенант, молодой парень с пистолетом в руке.
Зарокотал пулемет, кося человеческие фигуры перед окопами. Но строй приближался и хлынул в окопы.
С шумом втягивая воздух, покрикивая от напряжения, опускали на голову врага саперные лопатки. Со вкусом, с оттяжкой кололи штыками и резали друг друга ножами солдаты.
Со всех сторон стоны, предсмертные крики, шум возни и драки. Изредка хлопал пистолетный выстрел офицера.
Василий, нагнув голову, смотрел из-под каски на молодого немца, стоящего перед ним.
Безусое лицо, испуганные глаза, нож в руке плясал от дрожи.
Ложный выпад левой рукой и удар, со всей силы, снизу вверх, под ребра, ближе к трепещущему от страха сердцу. Тихо вскрикнув, немец обнял Василия как брата и прижался мягкой щекой к щеке.
- Mama, wie es schmerzt mich…. – Прошептал немец и осел в грязь окопа.
Отстреливаясь и отбиваясь от фашистов, остатки роты ушли в сторону Дона.
Получив пополнение и нового командира, молодой лейтенант остался лежать с проломленным черепом в окопах, рота вновь пошла на фронт.
Почтальон не принял патрон в письме.

Глава 5
Все имеет начало и конец

Глухой удар.
Василий споткнулся и упал на колени, почувствовав сильную боль в груди.
Глухой удар.
Боль вспышкой застлала кровью глаза. Непомерно тяжелой стала каска.
Прижавшись щекой к теплому бетону, остаткам Рейхстага, старшина Василий Порохов умирал с улыбкой, смотря, как громят змеиное гнездо фашизма.

На стол в хате солдат, перемотанный грязными бинтами, без ноги, поставил аккуратно патрон и положил письмо.
- Вот, мать, для брата просил передать. – Солдат виновато заморгал и сглотнул набежавшую слезу.
Его худой, щетинистый кадык дернулся. Неловко постукивая деревяшкой, вместо ноги, солдат потопал к выходу.
Высоко в небе кружил сокол, кудахтали на дворе потревоженные куры, тявкала собака, из тарелки радио на столбе неслась торжествующая речь: Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистких захватчиков, победоносно завершилась! Германия полностью разгромлена!

На столе одиноко стоял патрон…

© БеSпалева