конверсия василиска под Goliath Mega Cannon
Бездна
старые издания клуб аметистов из сегодняшнего улова
Внутренне состояние сердца человеческого, 1890 г. 50 р.
В книжке много душеспасительных картинок.
политика Россия киселёв 2019 Не мое
ВЕСТИ НЕДЕЛИ, 2019 ГОД
Дмитрий Киселев, бодрый и круглый, в студии на фоне задника с надписью «Последний гадюшник».
Киселев: — Ненадолго отвлечемся все же от войны в Нигере, где наши рогаточно-космические силы уничтожили еще сто пятьдесят тысяч штабов запрещенной в России террористической организации «Пигмеи за мир без журавлей». Перенесемся в Россию. Столица продолжает хорошеть. Столица сбрасывает бетонные оковы. В Медведково, на бывшей улице Широкая приступили к сносу последнего гадюшника. С подробностями с места событий – наш специальный корреспондент Олег Гречин.
Горы щебня. Одинокая девятиэтажка, в стены которой бьют бревнами полуголые грязные люди в обрывках оранжевых жилетов. Вьется поземка.
Корр.: — Этот самострой держался дольше прочих. Но и ему, грязному символу проклятых семидесятых, приходит конец. С его сносом Москва будет полностью очищена от тяжелого наследия предыдущих столетий. Столице возвращается подлинный исторический облик. Вот она – наша красавица Москва, в том виде, в котором ее знали наши предки до 1147 года. Вот ее настоящее величие.
За кадром слышен смех оператора. Корр, в сторону: — Блядь, Вася, жрать-то надо, у меня сын. И так уже шишек еловых триста грамм на руки выдают, а ты ржешь. В камеру: — Но послушаем, как к сносу последнего хрущевского самостроя относятся рядовые жители нашего города.
Корр: — Парни, пошевелите их.
Двое ражих омоновцев начинают шестами тыкать в дыры и иные отверстия в земле. Из дыр и иных отверстий выползают заросшие существа в живописных лохмотьях.
Корр: — Что вы думаете о сносе?
Мужчина неопределенного возраста, замотанный в непрозрачный целлофан.
— Я? (Оглядывается на омоновцев). Я думаю это. Ну как его. Давно здесь живу. Так вот. Как сказать-то. Хорошо. Виды открылись.
Корр, пытаясь победить растерянность: — Виды? На что?
Мужчина: — Ну, на другие виды. Вот, виды какие вокруг. Простор. Раньше-то, конечно, теснота была. Как-то воздуха не хватало.
Камера берет панораму – бесконечные поля щебня, дыры в земле, Останкинская башня вдали.
Старушка лет тридцати, без зубов и в татуировках:
— А евфе спасибо, фто магазинов этих не стало! Столько денег на них тфатилось, столько денег! А тепефь коммуналку подняли, и думать не надо, куда их деть, деньги эти пфоклятые! За одну воду дождевую сколько надо заплатить! И за солнефное отопление, и за воздух. Воздуха ведь больфе стало!
Голос за кадром: — Собака, бля буду, живая собака! Вон за кучей!
Москвичи, хватая камни и палки, с воем прыгают по кучам щебня.
Корр в камеру: Ликование жителей по поводу сноса последнего гадюшника перешло в стихийные народные гуляния. (В сторону): Вася, епта, это ж мясо, бросай камеру! Шест возьми у него, Вася!
Киселев в студии: Самострою – смерть, и это – хорошо. А теперь – в так называемое Тамбовское княжество, где наши дубиночно-космические силы осадили пещеры сторонников запрещенной на территории РФ террористической организации «Свидетели картофеля».
