sfw
nsfw

Результаты поиска по запросу "учет физических лиц"

Я всё ещё здесь

Привет реактор, я всё ещё жива, у меня пару дней назад было день рождение и сразу простите что так поздно пишу. Кстати я изначально хотела написать на 30 лет, но мало ли что случиться, так что напишу сейчас на 29.
Документы я пока не поменяла, пришлось отвлечься на поиски новой работы. Мне на старой сказали что типа я их сильно подвожу всем этим, ведь на работу другого человека брали.
На новой начальники (это муж и жена) отнеслись с пониманиям сказали что кроме них об этом нюансе никто знать не будет, все называют меня Элина)
С родственниками отношение просто отличное, не понимаю как мне повезло с этим. Просто я много историй слушала где родственники просто отказывались это принимать и разрывали отношения даже с самыми близкими когда узнавали про смену пола.
Пока в общем так, и я всё таки подумываю уехать как только доки будут готовы но пока не знаю даже куда, если есть предложения с радостью выслушаю.
Да в посте стоит тег политика, просто так уж получилось что это моя любимая тема, я всегда её смотрю и читаю, правда анонимно. Прошу прощения что появляюсь так редко под своим профилем
Всем удачи и берегите себя)
Слева фотка сделанная в мае 2020, я себя очень редко фоткала раньше, почти ничего найти не смогла(

Отличный комментарий!

Хуй его знает, что у тебя в голове происходит, но это твоя жизнь и живи её так, как тебе будет комфортно.
Наверняка найдутся пидорасы, которые будут тебя хейтить, но истинные пидоры реахтура тебя поддрежат.
Ну и это, приёбывай через год, когда станешь магом... Или волшебницей. Хер его знает, как оно работает в твоём случае.

toonme

На просторах интернета, среди художников, появился новый челлендж toonme.
Суть в том, чтобы перерисовать половину своего лица в своем же стиле.

Ну вот и я решила).

vk.com/anelien_arts

Отличный комментарий!

Откуда тут тян ваще?!
Красную таблетку тебе в анус.
В общих чертах суть Религии Реактора: Тян не существует, на Реакторе все левственники, Сплит Хуесос, После 30 лет все станем магами и тогла то блять заживем евать... А теперь по порялку. Ясен блять хуй ссаные тян существует, они блять повсюлу, в моей еьучей стране их блять Больше чем парней, и что

В Таиланде тучных полицейских принудительно отправили в спортивный лагерь


Власти тайского города Пак Чонг открыли курсы по сбросу для веса для особенно корпулентных полицейских. Занятия в специальном лагере длятся две недели, в них участвуют около 200 стражей порядка, сообщает Caracol TV.

Занятия по улучшению спортивной формы представителей власти состоят из диет и тренировок.

Программу тренировок разработали представители Центрального полицейского учебного центра.

Некоторые стражи порядка признались, что постоянные физические упражнения даются им с трудом, но это необходимо для того, чтобы качественно выполнять свою работу.

Полицейские носят на груди карточки, на которых указывается вес, количество проведенных в лагере дней и количество тренировок.
Авторы проекта говорят, что некоторые смогли сбросить за две недели до 20 килограммов.


Отличный комментарий!

Ох, мне бы тоже не помешало
Такое чувство, что ты очень долго ждал пост про качков, чтобы вставить туда свой коммент с простыней текста и готовыми фотками)
Если честно, то да.

Дубликат. Часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240

III
Отклонение

Женю, на этот раз, разбудил горн. Непривычно громкий, прямо над ухом. А только потом уже щебетание соседки.
— Женя, Женечка. Ты слышала? Все очень даже не плохо. Я так переживала, что не могу Максиму ничего толком показать, я ведь на горне никогда не играла. А еще Максима хотят в наш отряд перевести, Женечка, ты же не против?
— Не против я, не против, — «Господи, только помолчи хоть две минуты!»
— А еще, Женечка, вот, это тебе принесли. Ты знаешь, я прямо тебе завидую, мы третий день в лагере, а тебе уже цветы дарят. А мне никто… И никому из девочек еще… Никто…
Женя, справившись с очками, посмотрела на расчесывающую волосы перед зеркалом Мику, а оттуда, повинуясь жесту соседки, на стол.
— А ты уверенна, что это мне? — подчеркнуто сухо спросила Женя.
— Ну, Женечка, я утром встала пораньше, чтобы послушать, как играет Максим. Еще подумала, не забыл ли он горн у меня в кружке? Потому что, если забыл, значит ему придется срочно бежать в кружок, а ключи только у меня, вожатой и Алисы. А ты же знаешь вожатую и Алису, и Максим их знает, значит он прибежит сюда. И я хотела сразу вернуться в домик за ключами, и тут увидела на крыльце… Женечка, я думала это мне, но это тебе. Мне бы ноты положили…
Действительно, на столе рядом лежали букет ромашек и чистый бланк библиотечного формуляра.
— Женечка, я умываться. Тебя подождать?
— Н-нет. Ты иди, я попозже.
А как только Мику ушла, Женя начала рвать этот формуляр. Пополам, потом еще пополам, потом еще, пока хватало сил в пальцах. Хотела выкинуть букет, но остановилась — цветы ни в чем не были виноваты. Поэтому в пустую молочную бутылку была налита вода и цветы заняли место на столе.
«Сейчас приду в библиотеку, а там еще один букет. А после обеда или после ужина — записка, приглашение на свидание. А вечером, вместо свидания, будут всеобщие смех и веселье над одиноко сидящей Женей».
Женя подошла к открытой дверце шкафа и посмотрела на себя в зеркало. «Потому что кто будет звать такую как я на свидание? А если и будет, то с какой целью? А если действительно на свидание? Кому я нужна такая? Сыроежкину? Плохо, если так. Надо признаться самой себе — он мне нравится. Но здесь есть миллион девочек красивее меня. Нет.» «Этот чернявый, из среднего отряда, как его, Витька пошутить решил? Какая разница? Может мальчики, тут и вовсе не причем. Девочки издеваются еще изобретательнее. Проходили, знаем».
То, что все эти «проходили, знаем» были воспоминаниями других людей, прочитанные, обработанные и записанные системой в память заведующего библиотекой микса, ничего, опять же, не меняло. «Ну хорошо, книги у меня никто не отнимет, в жизни моей ничего не поменялось, так что жаловаться не на что. Стоит еще опасаться испачканных дверных ручек, кнопок на стуле, украденной одежды на пляже...»
На линейку идти не хотелось совершенно, но Женя, решив, что слишком много чести будет для окружающих, если она начнет прятаться, пошла, сжав зубы. «Я жду что люди будут относиться ко мне так, как я к ним отношусь. Мне не надо, чтобы лучше. Мне достаточно так же».

Максим, сидя напротив памятника, ждал начала линейки. Из-за новых обязанностей приходилось, уже второе утро, вставать на полчаса раньше и постоянно следить за временем, но зато эти обязанности освободили его от всех отрядных мероприятий и обеспечили пропуск в старший отряд. Максим, правда, не понял еще, последнее, это хорошо или плохо. С одной стороны, никто не контролировал теперь, как он проводит время и не заставлял ходить строем, а с другой — он уже дважды за сутки успел получить втык от вожатой и от Алисы. От первой за то, что бездельничал: «Ты, кажется, горнист?» — Будто не сама же назначила. «Вот и занимайся, а не валяйся в домике. Или можешь со своим отрядом идти и к смотру строя и песни готовиться!» — Вот уж от чего избавь бог, так это от этого смотра. Пришлось взять кассету и отправляться в музыкальный кружок, к Мику. А в кружке, в присутствии Алисы, назвал Ульяну — Ракетой. А что? Ее все так зовут. Оказалось — не все. «Понимаешь, Максим, — объяснила Алиса уже потом, — ты, у себя в отряде, мог называть нас как хочешь, это было смешно, это вот, как маленькие дети пришивают себе на рубашку нарисованные погоны и воображают себя генералами. А вот, когда взрослый выдает себя за генерала, его за это наказывают. Или ему приходится соответствовать. У нас погон нет, но эти прозвища, это как знаки отличия, которые заслужить надо. Помнишь, я тебе про Семена и Сеньку вчера говорила. Так что и тебе надо еще «Макса» заслужить, и право звать Ульяну иначе, чем Ульяной, заработать».
Мику, вот та оказалась гораздо более приветливой девушкой. Правда настояла, чтобы Максим обязательно попробовал сыграть на… На корнете, так кажется. Других духовых инструментов в кружке не оказалось, был еще тромбон, но его столько раз роняли, что однажды он отказался собираться, и так и стоял в углу на тумбочке, в виде двух половин. Оказалось, правда, что подавать сигналы с помощью горна это одно, а играть, чтобы получалась музыка — совсем другое. Разница примерно как между художником и мастером нанесения дорожной разметки.
Со стороны клубов на площадь вышли Катерина и Витька, сосед по домику. Почти рядом, почти держась за руку. Катерина опять мазнула глазами по Максиму и повернулась к Витьке, о чем-то его спрашивая. Витька ответил глупо улыбаясь, а Катя засмеялась, прикрывая рот двумя пальцами и взяла Витьку под руку. Сердце дернулось, когда Максим перехватил взгляд Кати, но тут же и успокоилось, никак не реагируя на ее спутника. А Катя вдруг перестала смеяться и, продолжая растягивать губы в улыбке, смотрела холодными глазами куда-то в сторону столовой. А потом вдруг отвернулась, что-то сказав Витьке такое, что его лицо удивленно вытянулось, высвободила руку, опять мазнула глазами по Максиму и величественно удалилась. Максим повернулся, чтобы посмотреть, из-за чего так дернулась Катя, и улыбнулся. Со стороны столовой к нему быстрым шагом шла Алиса.
«Ну, что расселся? Цигель ай-лю-лю! Труби сбор на линейку!» — Максим бежал к флагштокам, на свое место, и думал, почему он совершенно не обижается на Алису за ее, казалось-бы, грубость, и вчера, и сегодня? Что-то чувствовалось хорошее за показной резкостью помощницы вожатой.

Электроник грустил на своем уже привычном месте: на берегу между пляжем и пристанью, сидя на принесенном сюда водой сосновом бревне, и бросал в воду камушки. Было плохо. Кажется, Женя ему только что дала четко и ясно понять, что его общество ей не интересно. Когда последний камушек из пригоршни, булькнув, оставил после себя только расходящиеся по воде круги, Электроник пошарил вокруг себя, в поисках новой партии боеприпасов, но ничего подходящего поблизости уже не нашел, а вставать не хотелось из-за слабости в ногах. Как до берега то добрел, вместо того, чтобы на ближайшую скамейку не шлепнуться, непонятно.
Начиналось утро даже и романтично: нужно было подняться в пять утра, пройти на концертную площадку и там, за сценой, нарвать ромашек; спрятаться с букетом около домика Жени и, дождавшись когда внутри начнут ходить туда-сюда обитатели, положить букет на крыльцо, приложив к нему украденный бланк библиотечного формуляра, чтобы девочки не гадали — кому букет. Страшно было не то чтобы просто подойти к Жене и заговорить с ней. Страшно было даже идти с букетом к ее домику. Вдруг увидят. Мысли: «Ну увидят, и что?» — даже не возникало. Электроник переждал, спрятавшись в кустах, пробежавшую мимо Сашу, положил, практически кинул, букет на крыльцо и едва успел спрятаться обратно, когда из домика вышла Мику. После этого кибернетик, пятясь задом, отполз подальше, на тропинку, и там, уже не таясь встал и направился к умывальникам. Сердце колотилось как бешеное, а в голове крутилась мысль, что он сделал все что мог.
На линейку Шурик опять не пошел, сославшись на занятость, и Электронику пришлось одному представлять там кружок. Женя только холодно кивнула на его робкое приветствие, занимая своё место в строю, но это кибернетика нисколько не обескуражило. Потом вожатой было объявлено, что сегодня «День чистоты и порядка», что пионерам предстоит навести эти самые чистоту и порядок на территории лагеря, что кибернетики должны будут навести порядок в кружке, подмести дорожки и пройтись с граблями газоны вокруг кружка. Это Электроник слушал краем уха, фронт работ был ясен и так. Жене досталась библиотека и все вокруг нее. «Вот и прекрасный повод. Пойду и помогу», — подумал влюбленный кибернетик.
И вот, когда Электроник, где-то через час после завтрака, в нервной трясучке прибежал к библиотеке и… Да что теперь вспоминать? В общем отлуп, бессмысленный и беспощадный. «За книгами — приходи, раз уж записывался», — сказано было вдогонку, равнодушно, как к стотысячному посетителю за сегодня. Это если без подробностей, которые вспоминать не хотелось.
Надо было чем-то занять себя. Идеальным было бы запереться в кружке и там что-то мастерить, пока не упадешь от усталости, но для этого надо было пересекать территорию лагеря, а в кружке был еще и Шурик, — людей же видеть не хотелось вовсе. На глаза попался отставший от ствола пласт коры. «Тоже занятие». Электроник окончательно оторвал кору, достал из кармана перочинный нож и, примерившись, начал неспешно вырезать из коры кораблик. Прозвучал, где-то далеко, сигнал горна, зовущий в столовую. На самом деле не «где-то», а здесь же, рядом, из рупора на пристани, но так показалось. Прозвучал и был проигнорирован — идти в столовую и встречаться там с Женей не хотелось. Слишком больно. Никогда раньше в прошлых циклах ни Женя так себя не вела, ни Электроник так не переживал. Что-то сместилось в них, когда Рыжие, в автобусе, пересадили полусонного Электроника на освободившееся место рядом с Женей, а те проснулись на плечах друг у друга.
Сергей вздохнул, вспомнив Женю, как она ровным, тихим и спокойным голосом, без обычных ехидных ноток, вообще без всяких интонаций, попросила его уйти и не тратить свое время, и опять взялся за поделку. Саша, однажды, в один из циклов, похвалила его, когда он помогал с какой-то мелочью девочкам в домике: «Сережа, у тебя очень умные руки. Как бы тебя не отвлекали, они все сделают сами, правильно и красиво». Вот и сейчас, из большого куска коры выходил не просто кораблик, какие дети пускают по лужам. Сергей особо не интересовался кораблями, но конечно видел фотографии и бывал в кино, а от чертежей он никогда не отворачивался. Поэтому то, что вышло из под его ножа больше всего походило на «Эспаньолу» из «Острова сокровищ», с намеченными досками обшивки, окнами на корме, с палубой опущенной ниже уровня бортов и трюмным люком. Электроник повертел бывший кусок коры в руках , отложил его в сторону и отправился к ближайшим кустам, чтобы срезать подходящие сучки — заготовки для будущих мачт и бушприта. «Что вот с ней делать, когда будет готова? В кружке оставить, это только позориться — я могу лучше сделать; подарить кому из малышей — нет у меня друзей среди них. Сейчас доделаю и оставлю на пристани. Кто найдет — того и будет». Электроник оглянулся на берег, на его месте сидела девочка и вертела в руках недоделанную «Эспаньолу». «Оксана, кажется. Из младшего отряда. Вчера, когда я был на поле, они с физруком что-то обсуждали. Вот и подарю ей».
— Нравится?
— Да, очень все здорово. Скажи, а ты научишь меня такие делать? Это же парусник?
— А зачем тебе учиться? Этот забирай, только подожди — я его доделаю.
— Нет, я хочу обязательно сама сделать.
Они еще долго сидели рядышком. Сергей выстрагивал мачты и пристраивал их к корпусу, потом: «Ты же девочка, у тебя должны быть с собой иголка и нитки», — натягивал ванты. А девочка сидела рядом и внимательно следила за руками кибернетика.
— Ну вот, осталось паруса натянуть, и все будет готово. По воде его не пустить — опрокинется, но на полку можно поставить. Может все-таки заберешь его себе?
— А можно? Но я все равно хочу сама сделать.
Электроник задумался. Как-то так выходило, что свободного времени, даже с учетом занятий в кружке, получилось с избытком.
— Тогда приходи завтра в кружок. Или нет, там мы Шурику будем мешать. Приходи сюда. И, если не тайна, скажи зачем тебе это?
— Понимаешь. — Девочка испытующе посмотрела на кибернетика, потом, решив, что он заслуживает доверия, кивнула сама-себе. — Есть один мальчик, который бредит парусами. А после этой смены он всё… в общем, мы можем больше не встретиться. Я все думала, что ему подарить, чтобы он… ну, на память. И вот увидела, и придумала. Только надо обязательно, чтобы я сама все сделала, своими руками, а то все пропадет.

Алиса, как всегда в этот день, командовала средним отрядом. Сорок два бестолковых пионера должны были подмести дорожки, пристань и автобусную остановку, подкрасить, гипсовых пионеров у ворот, если нужно, то и сами ворота, ничего не поломать и не перемазаться в краске сами. Как правило, к четырем часам все заканчивали, но приходилось устраивать дополнительный банный день, особенно для мальчиков, возможностей рукомойника явно не хватало. «А ты то почему устала? Не ты же с метлой танцевала? Назначь участки, обозначь фронт работ, и только ходи и контролируй». Вы не пробовали проконтролировать сорок две Ульянки сразу. Нет, не сорок две, конечно, Ульянка, она была уникум, в этом плане, но у нее уже тогда были мозги. А у этих… Вот и приходится носиться по всей территории, пресекать, где надо, и заставлять, тоже где надо. Да иногда за кусты отзывать и физическим воздействием угрожать. Тогда понимают, какое-то время. И это еще они спят и алгоритмами управляются. А что будет, когда они проснутся? А тут еще Катька откровенный саботаж начала и других к тому же подбивала. В общем, Алиса набегалась за сегодня на неделю вперед и сейчас сидела в тренерской у Семена и Ульяны вытянув ноги и опиваясь чаем. У Алисы много чего крутилось на языке с прошлого цикла, но спрашивать и самой рассказывать она пока не была готова. Поэтому спросила о другом, о волейболе. И, когда все с энтузиазмом подхватили идею, а Ульяна умчалась с загоревшимися глазами: «А в самом деле, давно не играли, с прошлого цикла! Алиса, беги переодевайся, я за Леной, Мику и Сашей сбегаю». Только тогда Алиса решилась чуть приоткрыться.
— Сенька, я понимаю, почему ты ничего про Шлюз не рассказываешь. Но знаешь, как мне теперь перед тобой стыдно.
— Алиса, я не…
— Да знаю я, что ты «не». Мне не за то стыдно, что ты мог меня голой увидеть, хоть ты и «не», я тебе доверяю, а за то своё скотское состояние. Ладно, побегу переодеваться. Через полчаса на площадке.

В кружке кибернетики не было никого. Сыроежкин с Оксаной разговаривали на берегу о романтических отношениях между мальчиками и девочками, и женской и мужской психологиях. Поскольку познания у них были исключительно сказочные, то разговор был интересен для обоих, не смотря на почти двукратную разницу в возрасте. А Шурик, обойдя здание клубов, сидел у его задней стены, спрятавшись ото всех между стеной и кустами барбариса, и пытался сосредоточиться и составить план работы кружка кибернетики. Получалось плохо. После того, как они с Сергеем утром протерли пыль со всех приборов и Сергей отпросился в библиотеку, Шурик, оставшись один, достал из ящика стола общую тетрадь, достал остатки второй версии кошкоробота, вытащил на верстак все имеющиеся в наличии радиодетали, болты, гайки и всякий механический хлам, и замер. Нет, конечно, с самого начала было ясно, что из этого барахла ничего хорошего создать не удастся, а тем более вторую Яну. Они и первую, непонятно как создали, выпаивая детали из списанных приборов. Шурик посмотрел на туловище кошкоробота, на отдельно лежащую голову. Тут же, в тетрадке, набросал техзадание. Представил себе алгоритмы поведения робота. Потом взгляд его упал на кучку печатных плат — некондиционную продукцию предприятия-шефа. «Да, чтобы из этого сделать что-то достойное, нужно быть супергением», — подумал. И тут же получил ответ: «Не обязательно. Но из этого, действительно, ничего сложнее ультразвуковой пугалки — мышей гонять, не спаяешь». И опять Шурик, сначала мысленно согласился, а потом уже вздрогнул в испуге. «Надо, надо к доктору», — уже второй раз подумалось. И после этого не думалось ничего.
Шурик сходил на обед, удивился, не встретив там Сыроежкина, и опять вернулся в кружок к прерванному занятию. Ничего не получалось, хоть плачь. С такой ситуацией Шурик еще не сталкивался. Стоило занести ручку над тетрадным листом, как в голове, всплывала эта фраза: «Ничего сложнее пугалки не спаяешь». «Звучит словно проклятие, — подумал Шурик, — может зря я Сергея отпустил? Может с ним вдвоем что-нибудь и придумали бы?» Опять кто-то легкий пробежал по краю крыши, на Шурика сверху посыпался мусор, но Шурик не отреагировал, незаметно для себя он задремал. Сон, на этот раз, был несвязный. Может быть там, во сне, внутренняя логика и присутствовала, но вот запомнился он разрозненными фрагментами.
Вот полигон, где падают с неба горящие мишени и догорают уже на земле.
Вот тот же самый полигон, только по нему бегает маленький, с пятилетнего ребенка, алюминиевый человечек. Все военные недоуменно переглядываются, а Сыроежкин стоит тут же, у раскрытого ящика, и довольный улыбается.
А вот автобусная остановка, на которой стоят удивительно похожие друг на друга женщина, лет тридцати пяти и десяти-одиннадцатилетняя девочка. Женщина, по случаю прохладной погоды в легком свитере, а девочку заставили надеть куртку, чем она крайне недовольна. Они удивительно похожи: легкие как пух волосы, которые шевелит слабый ветерок, у женщины пепельные, а у девочки еще природные — светло-русые; большие голубые глаза; небольшие, чуть вздернутые носики; рты чуть большие, чем нужно по пропорциям; острые подбородки. Они обе стоят и не шевелятся, девочка радостно улыбается Шурику, а женщина пытается спрятать улыбку под строгой маской. Во сне Шурик знает что их зовут Яна и Яна. Во сне Шурик знает, что сами они не заговорят — к ним надо подойти, знает и то, что не надо к ним подходить. Но сдерживаться нет сил и Шурик подходит.
— Здравствуй, Саша. — Женщина смотрит в глаза Шурику и по ее щеке стекает слеза. Только что сдерживала улыбку и вот уже плачет. — Ты опять нарушил своё же обещание.
— Привет, Па! — Кричит девочка. — Как тебя долго не было! А мы сейчас к бабушке едем!
Шурик не отвечает, только молча смотрит на них обеих. Тогда опять говорит женщина.
— Пожалуйста, не приходи больше. И не пытайся нас вызывать. Все, что было в системе ты уже вытащил. А сейчас… Даже то, что мы с тобой говорим, это только твоё воображение.
Из-за угла слышен шум мотора. Как обычно в этом сне. Пора расставаться. И Шурика, независимо от его желания, относит от обеих Ян.
Сквозь сон Шурик слышит горн — сигнал к ужину и тут же Шурика будит пришедший за ним Сыроежкин. Какое-то время сон еще сохраняется в памяти, но через несколько минут уже все забывается.
«Ультразвуковая пугалка? — Азартно подумал Шурик. Оцепенение последних двух дней сняло как рукой. — А если не пугалка?» «Ай!» — Кто-то испуганно воскликнул в его голове.
— Сергей. — Шурик повернулся к Сыроежкину. — А не замахнуться ли нам на тайны мозга? Что ты знаешь об ультразвуке?

— Все готово к дискотеке? — Наклонившись, чтобы, не повышая голоса, пробиться сквозь шум столовой, спросила вожатая.
— Не знаю, Ольга Дмитриевна. — Алиса легкомысленно, соответственно настроению, пожала плечами. — А что к ней может быть не готово?
Вообще, день сегодня оказался не плохим. Даже не смотря на необходимость пасти средний отряд на уборке и намеченный на «когда будет время, но не позже воскресенья» разговор с Леной и Персуновыми, всем четверым проснувшимся обитателям лагеря было что обсудить с прошлого цикла. Главное — исчезла серость и скука, засасывавшая в себя Алису, когда хотелось забыть прошлый цикл и позапрошлый, и поза-позапрошлый… Так и заканчивается активная фаза.
— … Алиса, ты вообще меня слушаешь? — Ольга, оказывается, что-то говорила. — Как тебе наш горнист? Готов он к самостоятельной жизни?
— Ольга Дмитриевна, мы сами себе до субботы сроку дали — присмотреться, а вы уже сегодня меня спрашиваете. Похоже, что готов. — Алиса поймала неприязненный взгляд Кати и еще раз подтвердила. — Да, считаю что готов. — Пусть Катька позлится.
— Тогда я не вмешиваюсь. Все на ваше усмотрение. — Вожатая кивнула, и, по привычке появившейся в этом цикле, взяв компот ушла за соседний столик, чтобы успеть обсудить там еще какую-нибудь вожатскую проблему.
А Алиса, не удержавшись и наплевав на манеры, нацепила на вилку кусок хлеба и принялась вычищать тарелку от остатков соуса. Ужин у поваров сегодня получился превосходным, что, после смерти бабы Глаши, было скорее исключением. «Я с ней и не общалась почти. Но это был последний человек из пришедших снаружи. Они там, снаружи, ничем не лучше нас, я уверена. Но все равно, что-то мы потеряли». Опять перехватила неприязненный взгляд Кати. Что такое? Нет, ревнует, это понятно, но вот конкретно сейчас? А это, оказывается, Максим вопросительно смотрит на Алису из-за своего столика. Понятно, хочет что-то узнать, а спросить не решается. Странно, за сутки с небольшим близкого знакомства он не показался Алисе особо стеснительным.
— Алисочка, можно к тебе подсесть? — Подошла задержавшаяся у себя в кружке Мику и, не дожидаясь разрешения, поставила на столик поднос с ужином.
Присела, огляделась вокруг, разулыбалась и помахала рукой проходящему мимо Максиму. А Алису это почему-то неприятно кольнуло. «Ты что, Рыжая, ревнуешь что ли? Вы еще женскую драку с Катькой устройте. То есть с Мику, а Катька будет драться с победителем. Вот шоу-то будет!»
— Знаешь, Алисочка, я вчера пыталась заниматься с Максимом, думала, раз он умеет на горне играть, то может он и на корнете сумеет. Но оказалось, что музыка у него не получается. За что не возьмется, все время сигналы выходят какие то. — Мику хихикнула. — А вообще, мальчик очень хороший. Он похож на молодую собачку, которая уже выросла из щенков, но все еще хочет поиграть. Алисочка, а правда он будет жить у тебя в домике?
—А! — Алиса даже поперхнулась. — С чего ты взяла?
— Ну все так говорят. Нет, конечно, это неправильно, когда мальчика селят в одном домике с девочкой… Наверное?
Алиса уже собралась сказать, что где Максим будет жить пусть думает Ольга Дмитриевна, а скорее всего Алисе придется перебраться к вожатой в домик, а Максима поселят в ее домике, вместе с опоздавшим пионером, или же Алису оставят на старом месте, а Максим так и будет жить, вместе с Витькой. Но тут увидела еле сдерживаемую улыбку в глазах Мику.
— Точно. Так и будет. — И, вспомнив вчерашнюю реплику Семена, добавила. — Мы только что с вожатой составили список, чему именно из «плохого» я буду его учить.
Вот теперь рассмеялись уже обе.
— Пока, Мику. На площади увидимся. — И улыбающаяся Алиса, закончив с ужином, отправилась по своим делам.

На дискотеку Женя, конечно же, не пошла. Она никогда не ходила на первую дискотеку цикла, всегда оправдываясь тем, что не успела еще навести порядок в библиотеке, а на самом деле стесняясь своей внешности, неуклюжести, неумения танцевать и, главное, чувствуя себя крайне неуютно в такой толпе. «Зря я сюда приехала. Дома, по крайней мере, никто не требует "обязательно участвовать в общелагерных мероприятиях", и можно не чувствовать себя клоуном. Завтра начнут подкладывать кнопки на стул, начнут мазать край стола мелом. И всем будет смешно. Одни будут травить активно, другие следить с интересом за происходящим, третьи просто не будут вмешиваться, предоставляя возможность выпутываться самой. Это одно. А другое, как дать понять нравящемуся самой мальчику, что он зря теряет время? А из лагеря просто так не уедешь, эти две недели надо просто пережить». Женя втянула воздух через сжатые зубы и щелкнула выключателем.
— Ой!
— Кто здесь? — «Лена. Как с ней обходиться?»
— Женя, это я. Я зашла, чтобы взять что-нибудь почитать. Дверь открыта была, а тебя не было и я задремала в кресле.
— Вообще-то библиотека уже закрыта. Но бери, раз уж пришла.
— Спасибо, я уже. Вот. — Лена протянула книгу и покраснела. — А тебя ждала, чтобы ты записала.
Женя, не садясь, записала в формуляр книгу, заперла за Леной дверь и только тогда позволила себе все проверить. Нет, никаких «сюрпризов» в библиотеке после посещения Лены не оказалось, ни подпиленной ножки стула, ни воды налитой в один из ящиков стола, ничего. Женя от Лены гадостей и не ждала, но запустившаяся программа требовала всё проверить. Хотя нет, один сюрприз был. В кресле, в котором дремала Лена осталась после нее серая канцелярская папка-скоросшиватель, родная сестра тех, что были свалены кучкой на нижней полке одного из библиотечных стеллажей. Женя переложила папку к себе на стол, а сама походив между шкафов и выбрав книгу и уселась в то же кресло, закинув ноги на журнальный столик.
С площади доносилось только приглушенное Бум-бум-бум. Верхний свет Женя погасила, остался только тот, что проникал снаружи, от уличных фонарей, и настольная лампа, казалось бы — сиди и читай, тем более, что Женя любила это дело. Она даже про свои горести забыла. Но книжка не шла. Во-первых, все время казалось, что Женя ее уже читала, и не один раз, всегда, с первых же слов, угадывая содержание очередного абзаца. А, во-вторых, вспоминался сегодняшний день, начиная с букета. И как больно было прогонять Сыроежкина. Нет, книжкой не отвлечешься. На глаза попалась Ленина папка. Было бы письмо, Женя бы не полезла, медицинские карточки выглядят совсем не так, надписи «Личное дело» на обложке тоже не было. А была надпись «Костер», красным фломастером. Женя перевернула обложку. Самым верхним был вложен рисунок цветными карандашами: лесная поляна, окруженная кустами; посреди поляны догоревший, но еще дымящийся костер; вокруг костра лежат буквой П три больших бревна; на бревнах и рядом с бревнами всякие мелкие и не очень предметы вроде связки ключей, рогатки, вожатской панамки, двух гитар, книги, еще чего-то… Розовеющее небо давало понять, что время там — ранее утро. Людей на рисунке не было. Только из кустов выглядывала чья-то, намеченная несколькими штрихами голова. Но только намеченная, так что не поймешь, молоденькая девушка это с забавной прической или крупная кошка. Женя перевернула страницу. «Костер, пионерская сказка», — было отпечатано на машинке. Следующая страница — рукописный текст, старательно выведенный явно женской рукой: «Сенечке, которому так и осталось семнадцать и Ульянке, которая доросла до девятнадцати!», — и несколько непонятных загогулин вместо подписи. Следующая — опять рукопись, на этот раз, похоже, рукой физрука… Чем дальше открывались страницы, тем сильнее начинало биться сердце. Но разобраться в кривых почерка физрука Женя не успела, в дверь библиотеки постучали. Женя вздрогнула, закрыла папку и пошла к двери.
— Женя, — Лена быстро взглянула и опять опустила глаза, — я забыла у тебя одну вещь.
— Да, конечно. Забирай.
Очень хотелось спросить: «А что это? Можно почитать?» — Но Женя пока не на столько доверяла окружающим, чтобы вот так вот взять и показать свою слабость.

После ужина Максим решился и, пряча смущение за глупой клоунадой, обратился к помощнице вожатой.
— Тетя Алиса, а правда, что через полчаса дискотека?
— Чего тебе надобно, дитятко?
— Тётя Алиса… Алиса, а если я тебя приглашу на танец, ты меня не прогонишь?
«А ты из молодых, да ранних», — хотела сказать «тётя Алиса», но не сказала. Только посмотрела чуть насмешливо.
— Не прогоню. Приглашай… племянник. Но с условием. Жени и Ленки не будет, скорее всего, но, чтобы Мику и Сашу пригласил обязательно.
И вот сейчас Максим искал Алису, чтобы проводить ее до домика, потому что сам жил в соседнем. Пошел по тропинке на голос и, уже перед аллеей, нечаянно подслушал разговор.
— Завтра уходите?
— Да, в пять утра.
— Смотрите, не пропадайте на неделю, как в прошлый раз. А то спасай вас потом.
— Рыжая! И вовсе не на неделю, а на пять дней! И, вы спасали уже один раз, хватит. ОД очень мудрая женщина и не дала развалиться лагерю без ключевых фигур. Ну и мелкие ей помогли, конечно.
Говорили Алиса и физруки. Кажется физруки собрались куда-то, а Алиса сейчас прощалась с ними.
— Сейчас налегке пойдем, а Рыжик подлечит, если что. Так что, завтра туда, а послезавтра утром — вернемся.
— Да я понимаю, а все равно, беспокоюсь за вас, Сенька. Должна же я хоть о ком-то беспокоиться?
— Глянь лучше, что Лена нарисовала.
Максим вспомнил, что полчаса назад на площадь подошла Лена, отозвала Семена с Ульяной, отдала из картонной папки какой-то листок и еще минут десять они о чем-то говорили. «Значит тоже прощалась, значит правда, что завтра в пять утра они уходят. Тут сестренка Ульянина вчера мелькала, может к ней?»
С танцами, вообще, получилось. Алиса, как обычно чуть насмешливая, Саша, благодарно улыбнувшаяся, танцевавшая на пионерской дистанции и, в конце сказавшая: «У тебя есть способности», Мику: «Максимочка, конечно же можно!» Всех этих девочек как будто знал, и со всеми как будто был в хороших отношениях уже давно-давно, с детского сада. Катя фыркнула и отправилась танцевать с Витькой — соседом по домику. А больше медленных танцев и не было. То есть был один — белый, в конце дискотеки. Катька мазнула глазами и опять пошла танцевать с Витькой, а Максим даже не обратил внимания. Он надеялся, что его пригласит Алиса — не пригласила. И вот это, а вовсе не постоянные насмешки, было обидно. На насмешки Максим отвечал той же монетой, но в нахальные янтарные глаза хотелось посмотреть еще раз.
— Ну, тогда до послезавтра.
— Да, до послезавтра. К полудню будем. И не вздумайте на спасать еще раз!
Силуэты на аллее обнялись. Двое пошли в сторону спортзала, а третий повернул назад, к площади. Максим бегом обогнал Алису по тропинке, вывалился из кустов на площадь, и перехватил проходящую по аллее Двачевскую.
— Тётя Алиса, ты домой? Позволишь проводить?
— Позволяю. — Алиса, хоть все так же насмешничала, но взяла Максима под локоть.
Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2531986
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2544376

XIII
Прилив

– … меня Яна зовут.

Мне нужно время, чтобы придти в себя, поэтому я лежу с закрытыми глазами и считаю в уме до ста. Странно, но никто не пытается меня спасать, делать искусственное дыхание, бегать вокруг в панике и кричать: «Вызовите скорую!». Вместо этого меня окружает тишина летней ночи: шелест листьев, стрекот кузнечиков, звон комара, пиликанье какой-то ночной птицы. И запахи: пахнет травой, слегка пылью, сиренью и чуть-чуть грибной сыростью, как от близкого леса. Я лежу на животе, лицом в ладонях, что-то не тяжелое давит мне на спину, и, судя по ощущениям, моя зимняя куртка куда-то исчезла. Я уже все понимаю, но боюсь, не верю и боюсь. Но счет до ста завершен и нужно приоткрыть один глаз.
Осторожно поворачиваю голову влево и открываю, действительно, сперва один глаз, потом второй. Ночь и искусственный свет, много света. Галогенные прожектора отражаются на полированном корпусе кошкоробота Яны.
– Ты хотел со мной познакомиться, меня Яна зовут.
Воистину, только механические, по происхождению, существа способны столь терпеливо повторять одно и тоже.
Я не нахожу ничего умнее, чем сказать.
– Очень приятно, а я Семен.
– Я знаю, – отвечает Яна. Ты познакомился?
– Ну, э-э-э-э… Да.
Учитывая обстоятельства, это, похоже, единственно возможный ответ.
– До свиданья.
Какой хорошо воспитанный робот.
– Яна, подожди!
Яна замирает в неустойчивой позе сделав на носках пол-оборота от меня в сторону… Бараков? Складов? Не понятно, в общем, какие-то достаточно приземистые и длинные красно-кирпичные строения на границе освещенного пространства. Но равновесие так держать, это дополнительные затраты энергии, поэтому неведома зверушка опять разворачивается ко мне лицом, опускается на всю ступню и терпеливо ждет, а я, за это время, успеваю сесть, подтянуть ноги, отряхнуть лицо и грудь от мусора и обнаружить, что я одет все в ту же пионерскую форму без галстука, только вместо шортов – длинные брюки, как я и ходил половину времени в лагере, как я и сел в автобус. Еще – рюкзак и сумка на плече.
– Где мы?
– В лагере.
Ответ в стиле анекдота, но роботу можно. Этому роботу пока ещё нужны конкретные вопросы, а я пока ещё не готов к ним.
– В нашем лагере?
Хотя, откуда в нашем лагере взяться прожекторам на стадионе?
– Нет.
– Ладно, спасибо за ответы. Тебя можно будет потом еще поспрашивать?
– Да.
И убежала куда-то к … Вспомнил слово, к пакгаузам.
А я, наконец-то, встаю на ноги и оглядываюсь. То, что я на спортплощадке «Совенка» я понял уже давно, я достаточно по ней потоптался, чтобы узнать в любом ракурсе и в любое время суток, даже если ее изуродуют прожекторными вышками и отгородят от леса с севера тремя пакгаузами, а с востока трехэтажным зданием из силикатного кирпича, в котором, даже я, никогда не служивший, безошибочно определяю казарму. А вот с посетителями спортплощадки все гораздо интересней – вся площадь футбольного поля, и беговая дорожка вокруг заняты построившимися в прямоугольные формации пионерами. Человеческие прямоугольники: шесть человек по фронту и десять человек в глубину, где-то больше, где-то меньше, чем десять, но, в среднем, по шестьдесят человек. Собственно, я сам стоял в одной из этих коробочек и выпал со своего места, когда меня разбудила Яна.
Пионеры, спящие стоя пионеры и персонал, построенные по лагерям, ну или по узлам, как хотите. Вспоминаю Олин рассказ про работу здешней системы. Видимо, как раз сейчас и происходит очистка памяти пионеров, а взамен им показывают яркие и красочные сны, о том, как им хорошо дома. По рядам периодически проносятся какие-то движения, пионеры начинают что-то бормотать, шевелить глазами – в общем, ведут себя именно как люди видящие сон. И в этот двенадцатичасовой сон нужно вместить целый год жизни, бедные пионерские мозги. А мне, две недели назад, в это время, показывали кино под вспышки молний, не знаю, может быть система хотела донести до меня какую-то информацию, а может я стал случайным зрителем. Не зря же: «Между сменами циклов, в узлах остаются только мониторы», – вспоминаю. И вспоминаю еще одну вещь – марш зомби-Ульянок. Был такой эпизод в моей пионерской биографии, был еще до пробуждения, но вот запал в память. Не знаю: мой личный это кошмар, к реальности не имеющий отношения, или сбой программы лагеря, но бегал я, однажды, от такой же коробочки по всему «Совенку». А может, увидел вот такое, как сейчас, не осознал, но запомнил и во сне уже интерпретировал как колонну зомби.
Черт, я поддаюсь гневу, но честное слово, то, что вытворял Палач, это невинная детская шалость против вот таких издевательств над людьми! Никогда и никому не расскажу, что я сейчас вижу, хотя сам не забуду. Не знаю, насколько это было оправдано, когда все создавалось, но это зрелище нескольких тысяч отключенных и находящихся под внешним управлением людей отвратительно. И еще, я понимаю тех, кто увидев вот это, увидел только тела, молодые здоровые тела приспособленные к пересадке сознания.
Пытаюсь их будить, мечусь от амазонок к Сашке, от Сашки к футболистам, от футболистов к кибернетикам, от кибернетиков ко Второму. Бужу сперва нежно, осторожно и ласково, потом все жестче и жестче. Максимум, что мне удается, это вывести Ульяну из коробочки, она послушно идет за мной, но едва я отпускаю ее руку – возвращается на свое место. Наконец устаю бегать от пионера к пионеру, иду к трибунам, снимаю рюкзак с плеч и сажусь на скамью, вытянув ноги. Постепенно успокаиваюсь, гнев и паника прячутся назад, туда, где они хранятся, на случай необходимости, а я пытаюсь проанализировать увиденное. Ну, правда, только пытаюсь. И единственный вывод, к которому я прихожу, это то, что до утра больше ничего происходить не будет, а без ответа остаются вопросы: почему я не потерял память, и почему я сейчас бегаю, как ошпаренный, а не сплю в общем строю, как порядочный пионер, ну, или как порядочный физрук, подозрения имеются, а ответа нет.
Кстати, хочется есть, я же ничего не ел, с самого обеда, но, не гоже, правда, бросать своих, вдруг их без меня, скажем, э-э-э, утащат на опыты. Они сами или их образы, хранящиеся в моей памяти, выдернули меня назад из такого-же сна, это, кстати, и есть моя гипотеза, а я, за это, буду их охранять. Нет, действительно, страшно «отойти на минуточку» и вернуться к пустому месту, поэтому стараюсь не обращать внимания на голод, сутки я уж, как-нибудь без еды проживу. Поэтому я сижу на трибуне, стараюсь не думать об еде, пялюсь на своих, боясь отвернуться, хотя и понимаю, что здесь нет никого, кроме сомнамбулированных пионеров. Раза два происходят какие-то перемещения – пары одинаковых пионеров из разных лагерей меняются между собой местами, иногда, на границе освещенного пространства мелькает алюминиевый панцирь Яны, и всё, больше ничего не происходит, только постепенно начинает сереть небо.

Главные ворота поселка, площадка перед воротами, на площадке пятеро: я, Шурик, Толик, Виола и баба Глаша, которая значительно моложе, чем та, которую я знаю. Мы стоим на краю площадки, а по шоссе к нам приближается колонна Икарусов. Вот подходит первый, останавливается напротив нас и открывает двери. Толик достает откуда-то выключатель, направляет на Шурика, потом опускает. Шурик что-то говорит, тогда Толик еще раз поднимает выключатель, набирает код и стреляет. Шурик вздрагивает, отворачивается от нас и делает шаг к автобусу, потом с трудом поворачивается, с трудом делает прощальный взмах рукой, хочет что-то сказать но не может, снова отворачивается от нас и садится в Икарус, двигаясь деревянной, ковыляющей походкой. Баба Глаша терпеливо ждет, потом садится следом. Автобус рычит, разворачивается на площадке и уезжает, а его место занимает следующий, следующий, следующий… Наконец, доходит очередь и до нашего автобуса. Толик вопросительно смотрит на меня, я киваю, тогда он стреляет в меня из выключателя. Последнее, что я успеваю запомнить, это то, что левый глаз Виолы, оказывается, поменял цвет с карего на синий.

Воскресенье, узел номер ноль, он же… Чуть не сказал «пионерлагерь «Совенок», но нет, это называется поселок «Шлюз» или в/ч, номер которой я не стал запоминать, он же, очевидно, мифический райцентр. Пионеры неделю назад уехали по лагерям, а я позорно проспал этот момент и остался здесь.
В прошлое воскресенье, когда проснулся – долго потягивался, долго открывал глаза, я оказывается успел завернуться в свою верную портьеру-парус, улечся между скамьями трибун и мне было тепло и удобно, а проснулся я от голода. И, пока выпутывался из портьеры и соображал, что и как – не сразу понял, что пионеры уехали и стадион опустел. Я подскочил, да. Я побежал к воротам, да. Я еще застал не осевшую пыль, но что толку? Я даже пытался догнать автобусы, бегом, потом трусцой, потом шагом, пока не выдохся. Потом вернулся. Пока возвращался – утешал себя тем, что дождусь следующего цикла. Две недели то я на консервах, грибах и ягодах проживу. Поэтому, сразу от ворот, пошел в столовую, благо, где лежат ключи я знаю, но открывать столовую не пришлось, столовая была открыта и полна пионеров.
Двойники, кажется, что все они, со всех лагерей, были там. Скажу честно – я испугался. Представьте себе шесть десятков одинаковых людей, которые сидят за столами и механически поглощают обед. Перловку, кажется. Ложки синхронно совершали плавные движения от тарелок к ртам, челюсти равномерно и однообразно, и синхронно же двигались, взгляды направленные прямо вперед и ни одного постороннего звука: ни слова, ни вздоха. Я сейчас понимаю, что меня они даже не замечали, в этом своем странном трансе, но зайти в столовую я так и не решился. На кухне тоже, кстати, хозяйничали двойники, я и туда попытался сунуться, но, открыв дверь и увидев эту картину, так и остался на улице. Вернее, зашел, когда обед уже закончился и все мои вторые, третьи, тридцать третьи Я, включая кухонный наряд, разошлись.

Я на борту катера. Вокруг крашенное в зеленый и серый цвета железо с острыми краями, где-то под ногами вибрирует дизель, пахнет соляркой, дизельным выхлопом и рекой: гниющими водорослями и рыбой. Из рубки в кокпит выходя две женщины – две Виолы. Одна постарше, лет тридцати пяти, с синими глазами; другая лет на восемь помладше с глазами карими. Та, что постарше: в деловом костюме, с плащом перекинутым через руку, и с дипломатом в другой руке.
Старшая подходит ко мне, мы обнимаемся, и я замечаю мелькнувшую слезинку. Уходящая Виола что-то говорит, потом подает, в пришвартованную к корме катера лодку, плащ и дипломат, потом я помогаю ей перелезть самой. Принимающий Виолу подмигивает мне и на прощание машет рукой. Я распускаю швартовый конец и лодка отходит от катера на длину буксира. Теперь видно, что там не одна лодка, а целая связка – пять или шесть.
Виола остающаяся уходит в рубку, а в кокпите появляется Толик. Он не спал несколько ночей: глаза красные и опухшие, под глазами мешки, движения несколько замедленные. Толик встает рядом со мной и смотрит на лодки, а там Виолы уже не видно, Виола уже сделала инъекцию себе и компаньону и теперь спит. Солнце и дизельный выхлоп режут глаза, а мы все пытаемся что-то разглядеть в лодках. Наконец Толик машет мне рукой: «Руби!»
Нагибаюсь над водой и ножом полосую по натянутому буксиру. Какое-то время лодки еще висят на не перерезанных прядях, потом буксир лопается окончательно и связка лодок начинает удаляться от нас. Когда связка оказывается напротив оконечности острова Дальний она начинает мерцать, постепенно становится все более прозрачной и, наконец, исчезает. Толик достает из кармана черного комбинезона секундомер, отсчитывает минуту, кивает головой, и уходит назад, в рубку.
И я понимаю, что теперь всё. Возвращаемся.


Так и жил первые дни цикла: ночевал в тренерской на матах, спорткомплекс в здешних палестинах не пользуется популярностью, и, наверное, заполняется только между циклами; по вечерам совершал набеги на столовую и питался тем, что было в холодильнике, так и не приучив себя к посещению столовой вместе со всеми; а днем ходил по лагерю, наблюдая за пионерами и обходя окрестности.

Очень короткий сон. На складской тележке, привязанные, лежат три человека. Я закрепляю веревку на поручне тележки и, разогнав, отправляю тележку в туман. Тут же присутствуют две Виолы: одна постарше, другая помоложе, одна с синими глазами, другая с карими.

Планировка поселка, в общем-то, повторяет привычный «Совенок», даже Генда присутствует, но там, где в лагере стоят двухместные домики, здесь поставлено несколько трехэтажных корпусов. Вот, если бы не пакгаузы с железнодорожными путями, если бы не казарма; не трехэтажный же куб-модуль, то ли административного, то ли лабораторного назначения, я не стал сразу разбираться, он был заперт и окна первого этажа высоко – не допрыгнуть, вместо одноэтажного здания администрации лагеря; не химлаборатория в здании кружков слева и не механические мастерские в здании кружков справа; то я бы решил, что это дом отдыха, какого-то богатого предприятия советских времен, куда работники приезжали, заплатив доступную цену, на выходные или на весь отпуск.

Хозяйственные ворота, у ворот четверо: я, дневальный и еще один человек. И еще Виола. Тут же, багажником к воротам, стоит Волга, с заведенным мотором. Виола возится со страховочным поясом, пытаясь застегнуть его на себе, но он рассчитан на здоровых мужиков, а с ее талии просто сваливается, тогда она бросает пояс на землю, обматывается вокруг пояса веревкой и что-то говорит мне, показывая пять пальцев, я киваю, третий человек тоже кивает и достает из кармана секундомер. Мы с дневальным приоткрываем створки ворот и оказывается, что в десяти метрах от забора начинается туман. Виола пожимает плечами и шагает в стену тумана, а я подбираю конец веревки и начинаю его медленно пропускать через руки, поддерживая в натянутом состоянии. Некоторое время силуэт Виолы еще виден в тумане, а потом перед нами остается только молочная стена с уходящей в нее веревкой. Минута, две, три...Человек с секундомером отмеряет пять минут, встает рядом со мной и подхватывает веревку, вдвоем мы начинаем ее тянуть, медленно и настойчиво, пока на чистом пространстве не показывается Виола. Она отцепляет веревку и мы втроем садимся в Волгу, оставляя дневального закрывать ворота, а сами несемся к главным воротам. Там тоже туман, только не молочный, а розовый. Виола, оставив нас ждать у машины, подходит к самой границе тумана, потом отступает на четыре шага и чего-то ждет. В стене тумана намечается выпуклость, постепенно приобретающая контуры человеческой фигуры. Через несколько минут фигура отделяется от тумана и делает неуверенный шаг по направлению к Виоле, теперь с туманной стеной ее связывает только два жгута выходящие откуда-то из лопаток и исчезающие в тумане-родителе. Теперь уже видно, что это девочка, лет восьми, тело ее полупрозрачно и состоит из того-же тумана, а в теле угадываются чуть менее прозрачные внутренние органы. Девочка пытается сделать еще шаг, но Виола опережает ее, подбегает к ней и они обнимают друг-друга. Некоторое время больше ничего не происходит, потом девочка начинает расти и взрослеть: вот ей уже лет двенадцать, пятнадцать, восемнадцать, двадцать пять, черты лица и фигура становятся все более и более похожими на Виолины. Человек с секундомером не выдерживает, отворачивается и прячется за воротами. Где-то на заднем плане звучит чей-то голос: «Роды часто выглядят пугающе». Я продолжаю смотреть, когда девушка из тумана достигает возраста двадцати семи — тридцати лет, Виола, продолжая обнимать девушку, делает вместе с ней несколько шагов назад, туманные пуповины при этом обрываются, а девушка начинает обретать материальность: она теряет прозрачность, кожа приобретает розоватый оттенок, губы краснеют, наконец, девушка размыкает объятия, открывает глаза и смотрит в мою сторону карими глазами, в которых отсутствует всякая мысль. Ноги у Виолы подкашиваются, я бросаюсь к ней на помощь, но Виоле удается устоять на ногах, она только тяжело опирается о моё плечо. Наконец Виола справляется со слабостью, снимает с себя халат и накидывает его на девушку, от прикосновения Виолы девушка вздрагивает и еще раз оглядывается, только уже совершенно осмысленно. А Виола берет девушку за руку и выдыхает мне в ухо: «В машину!». Я довожу обеих до машины и Волга, под управлением человека с секундомером улетает к медпункту, а я остаюсь и смотрю на туман.
– Ну здравствуй, мама!
Но туман не ответит, он вообще не материален, в обычном смысле, и разума в нем не больше, чем в кирпиче.


Детальный осмотр начал с жилых корпусов: все пыльно, заброшено и со следами поспешного ухода: не собранные постели в спальнях, брошенные вещи, не помытые чашки на столах. Магнитофон в одной из комнат – серебристая «Вега» на полу, рядом с кроватью и полочка с кассетами над прикроватной тумбочкой. Сорок кассет, по двадцать в два ряда, точнее тридцать девять кассет – одной, из середины, не хватает, из-за этого полочка, чем-то напоминает щербатый рот. Долго стоял, решался, потом все-таки включил магнитофон, что удивительно – работает. Повертел в руках кассеты, несколько даже послушал – коллекция поздне-советского рока: все эти «Круизы», «Альфы», «Черный кофе» и прочая, и прочая, и прочая… И репертуар не мой, и чужое брать не хотелось – оставил все, как есть. А вот еще одна чья-то спальня пополнила мою библиотеку еще одной книгой местного издания: «Развитие, внедренных в кору головного мозга высших приматов, устойчивых нейтринных структур» за авторством некоей В. Ц. Коллайдер. Тоже «для служебного пользования», тоже тираж двести экземпляров. Когда-нибудь я ее даже прочитаю, я просто обязан это сделать, как высший примат, с внедренной в кору головного мозга устойчивой нейтринной структурой.

Еще короткий сон. Я несу Толяныча на носилках к медпункту, а он шипит и ругается. Впереди несут еще двое носилок, но люди на них лежат молча. Мы бежим, впереди нас бежит Виола и распахивает перед нами двери медпункта.

На месте музыкального кружка оказалась бильярдная, в смысле, здание то же самое, но вместо рояля – бильярдный стол, на глухой стене – стойка с киями и треугольником, на столе – россыпь шаров. Поскольку меня никто не видел – не удержался от искушения и пару раз ударил. Тут же, у одной из стен три стола с инкрустацией в виде шахматных досок, на одном – неоконченная партия, судя по расположению фигур, белые слишком энергично поперли вперед, зарвались, и сейчас хорошо, если сведут в ничью. По идее, где-то здесь же должны быть и костяшки домино.
Эстрада на месте, библиотека на месте, медпункт на месте. Медпункт, правда, побогаче лагерного: каменное здание, две двухместных палаты, одна одноместная, процедурная, физиотерапия, операционная и еще, отдельно, стоматологический кабинет.
Пляж, как пляж, ничего особенного. На лодочной лодки все вытащены на песок и перевернуты кверху килем, около пристани из воды торчит рубка утонувшего катера. Спустил лодку на воду, сплавал на остров – земляника на месте.
После пристани прогулялся к старому лагерю, он здесь тоже присутствует и в куда более приличном состоянии, чем во всех «Совятах», жилым он, правда, не выглядит, но хоть подниматься по лестницам и ходить по второму этажу можно без риска. Вот, в бомбоубежище попасть не смог, двадцать метров от люка и я уперся в кирпичную кладку.
Наконец, вернулся к трехэтажному зданию, тому, что на месте административного корпуса. Притащил стол и, со стола, разбив окно, смог проникнуть внутрь. Второй этаж, вход на который по центральной лестнице, судя по обстановке кабинетов, весь был отдан местному начальству и канцелярии. Первый и третий этажи заняты рабочими кабинетами и лабораториями, на третьем этаже был когда-то пожар, последствия которого так толком и не ликвидировали: разбитые и заколоченные фанерой окна, закопченный потолок на всем этаже, раскуроченные стойки с электронным оборудованием и раскрытые железные ящики с запасными платами, тут же паяльник, тут же какие-то, провода, протянутые на живую нитку, от стойки к стойке. Похоже, что, уже после пожара, пытались запустить какую-то установку и так все и бросили.
Иногда встречал Яну, она мелькала и пропадала, на контакт механоид сама не шла, а я не звал, только махал рукой издалека и получал такой же взмах в ответ.

Ранее-ранее утро, площадь, на площади собралась небольшая толпа – персонал готовый к эвакуации. Чемоданы, сумки, тюки, какие-то, люди напряжены и волнуются, какая-то женщина всхлипывает, только детям все равно, несколько детей бегают друг за другом вокруг чемоданов, наконец, самый маленький спотыкается, падает, и начинает громко реветь. Тут нервы у родителей не выдерживают и родители начинают отлавливать своих чад и требовать от них поведения, соответствующего моменту. Но меня все это не касается – я остаюсь. Собственно, моего желания никто и не спрашивает, но оно, в данном случае совпадает с направлением мысли начальства. Чтобы не раздражать эвакуируемых, я отошел подальше и развлекаюсь тем, что смотрю на памятник боковым зрением, если удачно подобрать ракурс, то вместо памятника, какое то время видно черный цилиндр, поглощающий свет, потом памятник принимает свой привычный облик неизвестного мне мужика поправляющего очки. Наконец, прямо на площадь, со стороны хозяйственных ворот подъезжает транспорт: автобус и два армейских Урала. Эвакуируемые грузятся, толпа редеет, остаются только провожающие, наконец машины отъезжают, я слышу, как сигналит головной Урал перед воротами, черный цилиндр на месте Генды, на мгновение становится виден всем желающим, по поселку проносится порыв ледяного ветра, двигатели Уралов взревывают в последний раз, и наступает тишина. Я пересекаю площадь и подхожу к памятнику, от Генды распространяется тепло, слабая вибрация и гул, как от трансформаторной будки. Меня кто-то зовет, я оглядываюсь – на крыльце модуля стоит замдиректора и машет мне рукой.

Двойники вели себя тихо и пристойно. Просто какое-то царство не кровожадных зомби: на меня никак не реагируют, между собой не общаются, или общаются так, что я этого не воспринимаю, не торопясь бродят по лагерю, выполняя хозработы. Нашел Второго, попытался его расшевелить – бесполезно. Кстати, живут двойники в той самой трехэтажной казарме, да и вообще, их жизнь напоминает какой-то трудовой лагерь. Идеальные работники: едят перловку, работают двенадцать часов в день, полный орднунг унд дисципляйн, зарплаты не требуют, а то, что несколько заторможенные, так это можно простить. Я даже восхитился создателями всей этой системы: вот есть свободные пионеры, есть куча одежды, которую попортили дети за предыдущий цикл, эти вещи нужно постирать, починить и погладить, есть поселок, который нужно содержать в порядке. Осталось только заставить первых исполнять второе и третье. Правда, все это довольно бестолково получается, ну, я надеюсь, за неделю они управятся.
Дважды приходили вагоны, тогда двойники, кроме кухонного наряда, всё бросали и шли их разгружать. В те самые пакгаузы. Продовольствие и немного одежды, в том числе, двенадцать комплектов футбольной формы, каковая форма меня даже порадовала – не зря команду организовал. Не знаю, как потом продукты попадают в лагеря и как они попали сюда, но одно звено в этой цепочке я увидел.
А еще я скучал: по тренировкам, по девочкам, по волейболу нашему вечернему, по бабуле, по футболистам моим, по Рыжику. Вчера же праздник, этого, как его, Нептуна, вот, как там справились?
В среду посетила меня светлая мысль: можно же не ждать две недели, а приехать в лагерь вместе со Вторым, главное – дождаться автобуса и не потерять Второго из виду.
И сны. Очень реалистичные сны, каждую ночь, правда, как правило, без звука. То есть звуки есть, но нет человеческой речи, даже если я с кем-то разговариваю. Что-то происходит в моих мозгах.
В четверг встретил Пионера. Нет, все прошло без эксцессов, он был в том же сонном состоянии, что и все остальные и точно также занимался хозработами: стирал и гладил пионерскую одежонку, сходил однажды в наряд по кухне, пока мозг его пребывал в грезах, но до четверга я Пионера здесь не встречал. Не встречал и позволил себе расслабиться. Не знаю откуда он появился, видимо, где-то есть место, откуда появляются вот такие – дематериализованные до конца цикла, где воскресают пионеры, получившие серьезные повреждения, где появляются новые персонажи, вроде Александры, или такие, которыми нужно заполнить лагеря, уничтоженные Палачом. Видимо, на это нужно время, поэтому эти люди не успевают к началу цикла. Не знаю, но, когда мне навстречу из-за угла шагнул Пионер, я, совершенно автоматически, отшатнулся назад. А Пионер прошел мимо, неловкой, чуть косолапой походкой здешних зомби, не обращая ни на что внимания, как и все здесь, неся ведро кухонных отбросов. Я даже забыл о Втором, я ходил за Пионером все эти оставшиеся дни. Чтобы убедиться, что это действительно он, я даже частично снял с него рубашку, не знаю, что ему грезилось в этот момент, но он не сопротивлялся, а маленький ромбический шрам на плече я увидел. И еще, я по прежнему не вижу его глаз, у всех прочих двойников я глаза, пусть и не живые, но вижу, а у Пионера – нет. Я, наплевав на страх, нет на ужас, даже побывал несколько раз в казарме и порылся в его вещах, а ведь я испытывал настоящий ужас перед массовым скоплением своих двойников и брезгливость от таких своих действий, от копания в чужих вещах, я имею в виду. Но копался я не зря, смартфон в тумбочке у Пионера я нашел. Точно такой же, как лежит у меня в сумке, рядом с выключателем. Это еще одно отличие Пионера от всех нас прочих – таскающих старые кнопочные модели. Я, кстати, так и не рискнул включить ни тот, ни этот смарт – страшно. Если рассуждать логически, там должно быть что-то, что напоминает Пионеру о том, кем он был там, снаружи, не в своих грезах, в этом поселке «Шлюз», а дальше. Ведь что делает каждый из нас, приехав в «Совенок»? Смотрит на экран телефона, пытаясь дозвониться.

Я опять на площади, сижу на лавочке прислонившись спиной к стене административного модуля. Очень удобно, в этой стене модуля окна глухие и открыть их нельзя и с крыльца меня тоже не видно, а от площади меня отгораживает ряд кустов и, дополнительно, маскирует тень от модуля. Эту лавочку явно вкопали с умыслом – не попадаться на глаза начальству. Меня можно заметить из окон жилого корпуса, в «Совенке» на его месте стоят с первого по четвертый домики, но корпус пустой – позавчера эвакуировались почти все обитатели поселка, остались: дежурный персонал техников, два отделения охраны, чуть-чуть начальства и несколько научных групп, заканчивающих свои программы. Ну и мы – копии. Ко мне подсаживается человек, черт, как его назвать то? Человек-прототип? Крестный отец? Не знаю, в общем, я чуть похож на него лицом и, говорят, что-то должно быть у меня в голове от его знаний и памяти – не знаю, сколько не копался, ничего не находил. Новым начальством контакты между прототипами и копиями, почему-то не поощряются, поэтому мы ограничиваемся кивками и парой фраз. Подошедший достает пачку сигарет, вытягивает губами одну, предлагает мне, я отказываюсь. Он хлопает себя по карманам, потом вопросительно смотрит на меня, я протягиваю подошедшему зажигалку, он закуривает, делает несколько затяжек, потом выбрасывает сигарету в трехлитровую консервную банку из-под томат-пасты, стоящую здесь же, возле лавочки, специально для этой цели и уходит. А там, где он только что сидел, остается лежать кассета. Обычная МК-60 белого цвета, на боку написано печатными буквами: «Выслушай меня». Я куда-то прячу кассету и бегу в столовую.

А вчера, под вечер, я, все-таки, нашел эту недостающую кассету, обычную МК-60, с надписью карандашом на наклеенной бумажке: «Прослушай меня». Нашел под металлическим отливом окна административного модуля. Там, под этим окном, когда-то стояла лавочка и, приспособленная в качестве пепельницы, большая консервная банка из-под томат-пасты, лавочки давно нет, а вот банка осталась. И вот, этой ночью, я, наконец, прослушал запись, с дефектами, с шумами, на пределе громкости, но прослушал.
«Привет Семен, надеюсь, ты слушаешь это, когда я уже уехал, и не побежишь будить меня, в поисках истины.
Сначала о грустном. Во-первых, все проекты остановили из-за недостатка финансирования, а наш институт закрыли и продали в виде «имущественного комплекса». Не спрашивай, что это и как это, здесь у вас коммунизм и светлое будущее, а наверху – смена режима, дикий капитализм, первоначальное накопление капитала и продажа Родины оптом и в розницу. Во-вторых, через два дня, лично собирается прибыть новый хозяин, посмотреть на свое приобретение. В третьих, на руинах института будет функционировать коммерческое предприятие, какое-нибудь ТОО «Новая жизнь». Собственно, новый директор института и назначен для передачи имущества.
Рассказал о грустном, расскажу о плохом. Это ТОО может продавать только одну вещь – разработки института, то есть вас. Вы, конечно, никакие не разработки, вы, вообще, появились не запланировано и неожиданно, но ценность вы представляете огромную. Дело в том, что в ваши тела можно записать любую личность, и запись изменит это тело, в соответствии с тем, кто там будет записан. Представь себе, что тебя, в пассивной фазе, подводят к какому-нибудь старику, или не старику, не важно, подключают вас к аппаратуре, тело донора умирает, а его память и сознание оказываются в твоем молодом и красивом теле, которое, в течение пары месяцев полностью, вплоть до отпечатков пальцев и расположения родинок, превращается в тело того старика, каким был он в семнадцать-девятнадцать лет и этого счастливчика, оказывается, ждет целая еще одна жизнь впереди. Долгая счастливая жизнь.
Золотой телец и инстинкт самосохранения, они заменяют, кому мозг, кому совесть, поэтому процесс, как говорится, пошел. Дело для вас осложняется еще тем, что вас юридически, в составе проданного имущественного комплекса не существует, ни как личностей, ни как, прости меня, имущества. Вы юридически равны персонажам «Вольфенштейна», в который играет Толяныч на директорском компьютере, и прав у вас примерно столько-же.
Технически, вы к приему чужой личности способны в первый цикл после окончания активной фазы, когда ваша накопленная личность уже исчезла, а развившийся мозг активно ищет, чем заполнить пустоту, и в панике хватается за предложенную замену. Вот такой метод лечения и омоложения организма.
Сейчас еще пришло в голову то, что планы на вас появились где-то в восемьдесят седьмом. Не зря же Денисовна пять лет назад, под надуманным предлогом, продавила решение о применении по вам выключателя, может это, конечно и совпадение, но тот предлог, об опасности исходящей от вас, не выдерживает никакой критики, а вот вас в активной фазе мы извели всех, чтобы не было соблазна. Я говорю «мы», это, потому что не отказываюсь от ответственности.
О моих мотивах. Не могу сказать, что я это делаю исключительно из-за вас, я не настолько принципиален в этом вопросе, я бы пожалел вас, но я бы пережил, наверное. Хотя, многие, особенно старшее поколение, искренне относится к вам, как к своим детям. А мне главное, надо было бы почаще напоминать себе, что мне на вас наплевать. Но вот я, к своему удивлению, оказался больным на голову патриотом, который не хочет, чтобы моя страна выпустила в мир эту мерзость – практически ритуальный каннибализм. А еще я, как выяснилось, люблю человечество, и не хочу, чтобы оно этой мерзостью воспользовалось, а оно ведь с радостью воспользуется. Так-что, напрасно мы дали вам появиться на свет, одни расстройства от вас.
Что вам делать – решайте вы сами, ты, кстати, сейчас единственный в активной фазе, так что решать за всех тебе. Поговорить можешь с Виолой и, не удивляйся, с Толянычем. На счет Денисовны, все же, не знаю, все-таки бабка при номенклатурной должности и себе на уме.
И еще, мы саботировали этот процесс сколько могли, но миром, как в песне, правят собаки. Мы не смогли вас защитить, прости меня. Не хочется, но придется действовать неформально, и можете пострадать и вы, но я утешаю себя тем, опять же, что на вас мне наплевать. Главное не забыть бы об этом.
Еще раз прости. Удачи. Надеюсь, предоставленные самим себе, вы выкарабкаетесь.
Да, вы все-таки принимаете наши личности в себя, когда только-только появляетесь и сами, как гусята к мамке, бежите к нам, и если успеваете добежать, в течение первых трех часов, то, теоретически, получается точная копия. Врут, посмотри на нас с тобой.
Вроде все сказал. Прослушивать этот сумбур не буду, а то начну передиктовывать.
Пока! Встретимся на Луне, на параде в честь Дня Победы.»
Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275

Продолжение.

II
Зажигание

Проснулся чуть позже вожатой, дождался, когда она выйдет из домика и поднялся сам. Полотенце, мыло, зубной порошок, зубная щетка. Можно было бы и поваляться еще, тем более, что во второй день мне положена такая поблажка, но смысла не вижу. Выхожу, и на крыльце сталкиваюсь с Ольгой.
– Доброе утро Семен, ты чего вскочил в такую рань? Мог бы и поспать еще. Даже до подъема еще двадцать минут, а ты вчера приехал, я бы до линейки тебя не будила.
Холодно. Лето, оно, конечно, здесь бесконечное, но по утрам, пока солнце не поднялось, холодно. Еще бы чуть-чуть и начал бы дрожать.
– Доброе утро Ольга Дмитриевна. Да выспался, знаете ли.
А действительно, как осознал сам себя, так и начал высыпаться после приезда в лагерь. Когда встаю рано, как сейчас, когда валяюсь до самой линейки, но просыпаюсь всегда вместе с Ольгой.
– Ну, тогда тебя ждет зарядка!
Ой спасибо, родная. Вчера Славя помянула Устав, сейчас соседка по домику – зарядку.
– Я надеюсь, что вы это серьезно?
Я, как-то, выработал стиль общения с Ольгой и этот стиль вполне допускает и юмор, иногда даже на грани фамильярности.
Ольга вздыхает.
– Ну, почти. Вообще-то, в распорядке она есть, но проводить некому, вот все и спят лишние полчаса. А так как сегодня линейка в одиннадцать, то и, минимум, целый час. Лишь бы к завтраку успеть. Но если ты захочешь, то спорткомплекс в твоем распоряжении. Подумай Семен, одному пионеру – целый спорткомплекс. Очень выгодное предложение.
Вроде, Миронова у ней фамилия, а товар расхваливает… и о подводных камнях, в лице девочки-ракеты, умалчивает.
– Ольга Дмитриевна, у вас в роду купцы первой гильдии были? Уж больно товар нахваливаете хорошо.
– Нет, из военных мы, а после революции все больше с приставкой «гео-»: географы, геодезисты, геофизики, геологи. Одна я педагог, да и то – географию преподаю.
Я так понимаю, что если спрошу – где преподает, то получу ответ, что здесь, в соседнем городе. Или еще вопрос, о вчерашнем ночном разговоре – что со мной не так? Спросить, не спросить? Но у Ольги настроение для бесед закончилось.
– Так, ты со мной бежишь, или умываться идешь?
Гм. Вчера я аборигенов удивлял, а сегодня они меня. Ольге в шезлонге, с книжкой в руках, сейчас дремать положено. А она в спортивной форме и вся прям вот-вот с места сорвется. Локальная особенность? Может быть. Некоторое время думаю, а не подружиться ли мне с вожатой, на почве бега? В общем-то, она тетка неплохая, хоть и взбалмошная и даже с приступами самодурства, но все решают за меня. Кусты в конце аллеи раздвигаются, и на дорожке появляется Славя, как и Ольга она в спортивной форме.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, привет Семен! Семен, ты с нами?
А тут, оказывается, компания для бега уже есть. И, похоже, отношения между здешним начальством здесь чуть более дружеские и чуть менее официальные, чем обычно. Ну, в любом случае, я все еще хочу минимизировать общение со Славей, поэтому мой ответ отрицательный.
– Выпишите мне кроссовки со склада. А то от пробежек сандалеты развалятся послезавтра. Так что, кто-куда, а я умываться.
Ольга со Славей, обгоняя меня, уносятся по дорожке вперед и, напротив пятнадцатого домика, сворачивают в сторону площади. Прикидываю их маршрут: через площадь, в сторону домика Рыжих, оттуда – к выходу на старый лагерь и далее, вдоль забора, не важно с какой стороны, до хозяйственных ворот и оттуда к пляжу. По крайней мере я бы побежал именно так. Ладно, если за территорию выбегать не будут, у умывальников пересечемся.
Иду к умывальникам мимо домика Лены и далее по тропинке, а сам пытаюсь вспомнить свой сон, и ничего я не могу вспомнить, кроме того, что снились местные катакомбы, надо было сразу этот сон мысленно пересказать самому себе, тогда бы запомнил, а так: катакомбы и какие-то люди в них. Или не люди? Или не совсем люди? Нет, не помню. У умывальников некоторое время размышляю, насколько радикально я хочу все поменять? В данном случае «радикально» означает, что я сниму рубашку и умоюсь ледяной водой до пояса. Пока рыжие спят, можно каверз, в виде испорченной или пропавшей рубашки не опасаться. Ну, я, хотя бы, попробую. Снимаю рубашку и остаюсь в одних шортах, открываю кран и осторожно подставляю ладонь под струю воды. Б-р-р-р-р… И так холодно, когда снял рубашку стало в два раза холоднее, а сейчас – в три раза. Ну его нафиг, такой радикализм! Сейчас зубы почищу, личину смочу и все будет хорошо.
– Семен, оказывается с тобой еще не все кончено! Из тебя, оказывается можно человека сделать!
Ну, спасибо, что хоть не порядочного пионера. Спортсменки успели добежать до умывальников и сейчас даже прервали бег, ради моей скромной персоны. Была бы мускулатура, я бы сейчас принял красивую позу и поиграл бы ею, а так я дрищ-дрищем: худой, длинный и сутулый. А еще я стесняюсь сейчас этой своей худобы и сутулости, перед ботами стесняюсь. Бот стесняется ботов, да.
– Закаляешься? Не будем тебе мешать. Ну что, Славя, мы отдохнули? Бежим дальше?
Славя, не произнесшая за всю сцену ни одного слова, только улыбается, молча кивает, и администрация «Совенка», полном составе, уносится дальше, в сторону пляжа. И, мне не показалось, бесенята в глазах Ольги так и мелькали. Куда я попал? Или это то, что я вчера заглянул в музыкальный кружок, запустило такие перемены? А мне теперь приходится таки проводить закаливающие водные процедуры – спалился. Поплескав себе на грудь, лицо, шею и спину ледяной воды, почистив зубы и изрядно забрызгав все вокруг, растираюсь полотенцем, натягиваю рубашку и отправляюсь в домик, дремать до завтрака. По дороге к домику, у музыкального клуба, встречаю всю зомби-компанию бредущую к умывальнику: Лена, Мику, Алиса, Ульяна. Я здороваюсь, но они только невнятно бурчат в ответ, им нет до меня сейчас никакого дела, они еще не проснулись, кроме, может быть Ульяны.
– Что новичок, на улице дождь или ветер?
– Да.
Огибаю компанию, и пусть Ульяна дальше сама думает, что значит мое «Да».
Жду завтрака, сначала в домике, через десять минут приходит с пляжа ОД и выгоняет меня, выхожу на улицу и жду завтрака в шезлонге. Совершенно бесцельное времяпрепровождение, лучше бы поспал, тем более, что сегодня можно. А еще, думаю о том, что стоило мне самому, да, мне самому отойти от сценария и собственной маски, как пионеры стали раскрываться с неожиданной стороны. Выходит вожатая и присаживается на крыльцо.
– Я ваше любимое место занял, Ольмитриевна? (Захочет – сама выгонит, но спросить надо).
– Сиди Семен, я, как раз на своем любимом месте сейчас сижу. Жаль только редко получается.
Ну да, больше на пляже, или на кровати с книжкой. Хотя, конечно, в этом и есть талант администратора – все наладить так, чтобы само крутилось, а самому валяться с книжкой на кровати.
– Чему улыбаешься?
– Уютно у вас, я так думаю.
Вспоминаю вчерашнее групповое заступничество передо мной за Ульяну, но спрашивать мне лениво, потом, как-нибудь.
– Придумал уже, чем будешь заниматься?
Да к побегу готовиться. И, в перерывах, за Ульянкой с топором гоняться, так и скажу. А на самом деле буду думать об одной вещи – о своей дальнейшей жизни. Отвечу-ка я правду. Если вожатая запрограммирована, она либо наорет на меня, либо не услышит, а если подумает своей головой, то… Посмотрим, что она скажет.
– Ольмитриевна, чем по вашему можно заняться в течение одной оставшейся недели? Конечно, работать над собой.
Ольга встает, нависает надо мной, и, уперев руки в бока, чтобы казаться побольше, выдает.
– Семен, ты же музыкальным кружком интересовался? Сразу после линейки пойдешь обходной подписывать, и чтобы обязательно куда-нибудь записался! Ты меня понял?!
– Я в медпункт запишусь, Ольмитриевна, или к Двачевской на курсы. – Со смехом отвечаю и бегу спасаться в сторону столовой.
Все верно, задумавшийся пионер, он ведь хуже откровенного лодыря, лодырь понятен и прозрачен, а этот, он до чего угодно может додуматься. Поэтому, пусть будет при деле и, если не хочет делать кошкороботов, то пусть таскает сахар для вожатой. Вряд ли, правда, Ольга такой про меня вывод сделала, она, скорее, решила, что я над ней просто издеваюсь. Ладно, наверняка обойдется без последствий.
В столовой оказываюсь за одним столом с кибернетиками.
– Здравствуйте.
– Доброе утро. Ты новенький, Семен, да? А я Электроник, настоящий.
Далее следует самопрезентация Электроника, которую я вчера сорвал своими выходками, не вписывающимися в сценарий. Шурик в это время кивает мне и жмет руку. Сейчас охмурять начнут.
– Семен, ты не хочешь к нам записаться?
Главный по охмурежу, сейчас и всегда, у нас Шурик. И чего же вам не хватает, скажите мне, пожалуйста?
– Тут такое дело, нам не хватает рук.
О как, ну хорошо хоть рук! Значит негр вам нужен, а я тут причем?
– И где я вам негра найду, ребятушки?
– Нет, ты не обижайся, но нам и правда не хватает рук. У нас проект, который мы никак не успеваем до конца смены. А еще постоянно идут ходоки с просьбами что-то починить: то усилитель дискотечный, то лагерное радио, то еще чего подобное. Лагерь-то на самообслуживании, сам видишь, из персонала тут только вожатая, врач и кухня, вот и занимаемся рутиной. Потому нам и нужен кто-то, на кого можно спихнуть неквалифицированную работу по всем направлениям.
А взамен мне обещаны некоторые послабления режима и более терпимое отношение со стороны вожатой, а так же характеристика и рекомендации для поступления в технический ВУЗ.
На самом деле, я их понимаю. Самого бесило, когда приходилось тратить время на тупую работу, да и приди они ко мне с такими условиями в первой половине моей допобежной жизни, я бы, наверное, подумал. А сегодня…
– Нет ребята. Я здесь всего на неделю, и тратить эту неделю на раскручивание-закручивание винтиков и на продувку плат от пыли я не хочу. Да и просто мне это не интересно.
– Что-то такое и ожидалось. Но спросить мы были обязаны. Bon appétit.
Ну, мы тоже не штиблетом консоме хлебаем, поэтому отвечаю на понятном кибернетикам языке.
– Merci.
На этом мои познания в языке Вольтера и Гюго, в общем-то и заканчиваются, но, кажется, кибернетики тоже выложились по полной программе. А я, наконец-то, приступаю к завтраку, что тут у нас? У нас тут: каша пшенная на молоке, хлеб белый, два куска, кубик сливочного масла на одном из кусков, и маленькая порция яблочного джема в пластиковой ванночке запечатанной фольгой, а на жидкое – какао. Местное какао, оно слишком сладкое, на мой вкус, но придется терпеть. Разделываюсь с кашей, размазываю подтаявшее масло по хлебу, собираюсь проделать тоже самое с джемом и обнаруживаю его отсутствие. Пожимаю плечами, голодные пионеры, они такие, они изо рта кусок вырвут. Попутно вспоминаю, как что-то красное мелькало на периферии поля зрения. Вот не хотел поить ребенка компотом с перцем, но, наверное, придется. Иначе не отвяжется.
В любом случае, завтрак закончен и я пока пускаю события на самотек. До линейки еще час, можно было бы попросить обходной заранее и добежать хоть до доктора, но лень. Поэтому я иду в лесок разделяющий пляж и лодочную станцию и там устраиваюсь так, чтобы не отсвечивать ни с пристани, ни с аллеи, за эти циклы я научился неплохо скрываться, когда мне нужно подумать.
Традиционно задаю сам себе вопрос: «Итак, что мы имеем!» А имеем мы лагерь, в котором я, кажется, запустил нестандартное течение цикла. Запустил двумя ударами: когда пошел знакомиться с Мику и когда, вполне мирно, пообщался с Алисой на сцене, вместо того, чтобы встретить ее на крыльце столовой. В отличие от попыток в предыдущих циклах все получилось достаточно легко, видимо, чем раньше ты вмешиваешься, тем легче расшатать лагерь, и еще, поступки изменяют ситуацию гораздо эффективнее, чем слова. Слова, они вообще никак не изменяют, слова, они просто игнорируются. Интересно, что было бы, если бы я начал импровизировать прямо на остановке? Как? Ну, например, представил себе, как я, прямо на остановке, целую Славю в уста сахарные. Да, у всех губы, а у Слави именно, что уста сахарные. Эх, сарафан бы Славе и кокошник еще, как дополнение к устам. Улыбаюсь. Не стал бы я, по некоторым причинам, ее целовать, так что этот пункт отпадает. Лагерь, правда, сопротивляется, пытается все вернуть к исходному сценарию и история с Ульяной, и попытка меня покормить, со стороны Слави, тому подтверждение. Попробовать дальше по озорничать? Дополнительно к тому, что мне нужно решить – как жить дальше? Ответ даже не обсуждается, иначе можно с тоски умереть, иначе, двенадцать циклов назад, можно было бы и не убегать. То есть, передо мной стоит две задачи: тактическая – разработать план «мелких пакостей» и стратегическая – разработать план собственной жизни. Ох! По второму пункту, конкретно, ох! Может, ну его, второй пункт, да и первый, кстати. Может продолжить импровизировать? Тоже вариант, но то, что, просто так, тупо убегать из лагерей бессмысленно, это, похоже, даже вон тому ёжику, который бегает во внеурочный час – средь бела дня, понятно.
Пора, наверное, и на линейку уже. Хочу встать и слышу, как по мосткам, ведущим на пристань, кто-то идет. Два раза кто-то: один кто-то туда, другой кто-то обратно.
– Привет Лена. Семена не видела?
Славя? Да, она. А Лена, получается, на пристани отсиживалась. Сейчас из кустов выскочу.
– Привет. Нет, не видела.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком.
– Линейка сейчас начнется, а его нету. И в домике нет.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще.
– Хочешь, чтобы мы поискали?
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще, который распахну. Вот это будет мелкая пакость – все лагеря за один раз, циклов на десять сразу, расшевелю. Лезет же бред в голову! Это что, мне подсознание подсунуло в ответ на мою мысль про «уста сахарные»?
– Даже не знаю. Я видела, как он сюда завернул, вот чувствую, что он где-то здесь же, рядом.
Сейчас, только из кустов выползу, по возможности бесшумно. Отползаю метров на десять, встаю на ноги, отряхиваюсь и выхожу на главную аллею напротив входа в столовую. Так и выходим на площадь все четверо: я, Лена, Славя и, как и я, вынырнувшая откуда-то из кустов Ульяна. Ульяна делает вид, что не замечает меня, я делаю вид, что не замечаю ее, хотя так и подмывает спросить о судьбе джема. А еще я думаю, это что, меня теперь так и будут Славя с Ульяной пасти? В стиле: злой и добрый полицейский? У меня штампик «Склонен к побегу» в личном деле появился? Так бесполезно, я все равно сбегу, когда нужно будет, и места я знаю, где спрятаться можно, так что не найдете. Пожимаю плечами и встаю в строй.
– Ты чего?
– Ты о чем, Славя?
– Плечами пожимаешь. Непонятно что-то?
– Нет, это я о своем думаю. Все хорошо.
– Семен, Славя, прекратите шептаться в строю!
Яволь, фрау вожатая! Она, правда, фрейлен, но фрау – солиднее.
Все хорошее, когда-нибудь заканчивается и почти все плохое, кстати, тоже, это я про линейку, да. Мне дают обходной и отправляют навстречу приключениям. А я что? Я иду в музыкальный кружок самой короткой дорогой, по аллее мимо домика кибернетиков и дальше по тропинке. И, кстати, иду с удовольствием.
Мику в этот раз, наверное в виде исключения, сидит не под роялем, а за ним и, по-моему, ждет меня. По крайней мере, обрадовалась очень искренне.
– Ой, Сенечка, как хорошо, что ты пришел.
– Явился, сейчас будешь должок отрабатывать.
А это уже Алиса. Мог бы и догадаться, что так будет, каждый раз, при обходе с бегунком, на нее натыкаюсь.
– Алисочка, не груби, ты же не такая! А то Семен больше не захочет с нами общаться. Сенечка, Алиса говорила, что ты играешь…
Вопрос и просьба одновременно. Тут же Двачевская протягивает гитару: «Давай, отрабатывай!»
– Алис, если это продолжение вчерашнего спора, то ты понимаешь, что с тебя тогда одно желание?
Алиса слегка краснеет, не знаю, что она там обо мне подумала.
– Что еще за желание?
– Я еще не придумал, но обещаю, ничего неприличного не будет, наверное, я подумаю.
Гляжу на краснеющую Алису, гляжу на ее раздувающиеся ноздри – я удовлетворен.
– Алис, не взрывайся. Ничего мне не надо, я так сыграю.
– Сенечка. – Это Мику. А мы тут с Алисой тоже поспорили. Умеешь ты играть, или нет.
– Ну и какая же ставка? И кто на что поставил?
– Не важно, или играй давай, или отказывайся – Алиса привычно грубит.
– На трех аккордах?
Я вопросительно смотрю на Алису.
– Зубы не заговаривай! Хоть на одном сыграй!
Я, наконец, беру гитару в руки, смотрю на девушек и, перед тем как начать говорю.
– Все отдают себе отчет, что вы играете лучше меня? Так что терпите, сами напросились!

На кухне мышка уронила банку.
Черная фишка, белка в колесе.

Когда заканчиваю, девочки, некоторое время переглядываются, потом кивают друг-дружке, видимо экзамен выдержан. Ну, я особо не боялся, сами они меня однажды учили и тогда же и одобрили. Понятно, что практики не было и я сильно сдал, но не настолько же, чтоб совсем разучиться.
– Хиппи что ли? И хаер у тебя подходящий.
Алиса фамильярнейше запускает руку мне в волосы.
– … подходящий, но слишком чистый.
Я только улыбаюсь и отрицательно качаю головой.
– Алисочка, а по-моему Сеня не о том пел.
Мику напевает чистым голосом

С силами собравшись, до зари поднявшись, и
С песней северного ветра по шоссе…

– Жаль только, что на концерте не исполнить. Ольга Дмитриевна не поймет. Сенечка, ты точно не хочешь в кружок записаться?
Мы все-таки репликанты. Потому что для девочки, прожившей шестнадцать лет в Японии, Мику поразительно и подозрительно хорошо говорит по русски и ориентируется в советских реалиях.
– Микуся (пусть будет Микуся в этом цикле, Алиса при этом фыркает), я принципиально никуда не записываюсь, но заходить буду так часто, что еще надоем, это я обещаю.
Ставлю гитару на место, а сам протягиваю обходной Мику. Она чиркает там автограф, а Алиса комментирует.
– Мог бы и сам заполнить, все равно Дмитриевна его смотреть не будет.
А то я не знаю. Но отвечаю другое.
– Так интереснее. Сейчас к нашим техническим гениям пойду, послушаю, как они меня вербовать будут.
– Тогда подожди, я с тобой.
Алиса поднимается, мы прощаемся с Мику, и я замечаю, каюсь – впервые за все циклы замечаю, какая у той замечательная открытая улыбка. За такую улыбку я сразу же прощаю ей всю ее болтливость, и прошлую и будущую. А еще мне теперь думать: где кончается управляющий сценарий и начинается импровизация маски, где кончается импровизация маски и начинается свобода воли? Страшно боюсь разочарований, но всегда ловлю вот такие вспышки человечности, это как знак, что не все еще потеряно для бедных нас – репликантов, включая и меня самого, конечно же.
Выходим из музыкального кружка и по дороге Алиса говорит
– Знаешь, иди к ним сам. Не люблю Сыроежкина, боюсь – не сдержусь и в глаз ему засвечу.
– Тут я тебя понимаю Алиса, я сам его в больших дозах с трудом перевариваю. Вроде и ничего плохого, но, как прилипнет, так хочется или убежать, или силу применить.
На перекрестке у как всегда неработающих душевых расстаемся: я направо – к кибернетикам, а Алиса налево – на площадь.
Против ожидания, кибернетики меня почти не домогались. Или мой отказ за завтраком подействовал, или то, что как раз прозвучал сигнал на обед, но Шурик только спросил.
– Не передумал? Жаль. Ну, давай сюда обходной.
В клубе все стандартно: чертежи, верстаки, приборы, кошкоробот, кибернетики… Нет, не мое это. Когда учился у Электроника слесарным и столярным навыкам – даже нравилось, и Электроника терпел в больших количествах, но, как только выучился до необходимого мне уровня – ушел и не жалею.
Кибернетики остаются запирать клуб, а я, через умывальник, отправляюсь в столовую.
Пока делал крюк к умывальникам, пока умывался, основная масса народу уже пообедала, практически, из знакомых в столовой вижу только Лену. Киваем друг-другу, думаю – не составить ли компанию, но, пока думаю, место рядом с Леной успевает занять Женя. Чтобы не мешать девочкам сажусь за отдельный столик и разбираюсь с обедом. Суп с гречкой, сосиска, пюре, компот, два куска хлеба и пирожок, как выяснилось, с капустой. В общем-то даже не плохо. Пока обедаю столовая пустеет, остаюсь только я и двое дежурных – сегодня это девочки из среднего отряда, они уже начали наводить порядок с противоположного угла, не дожидаясь, пока я уберусь. Я сижу за колонной, на своем любимом месте, чтобы не отсвечивать от входа, поэтому только слышу, а не вижу, как в столовую входит Ульяна, здоровается с дежурными и исчезает на кухне – еще одна жесткая привязка сценария. Сейчас она вернется с куском мяса, а я отправлю ее за булочкой и, пока она ходит, насыплю ей перца в компот. Не буду.
Возвращается Ульяна и идет в мой угол, огибает колонну и сталкивается со мной лицом к лицу. Это настолько неожиданно для нее, что она сбивается с шага, но пересиливает себя и садится со мной за один столик. Все это молча, не говоря ни слова. Перед Ульяной поднос, на подносе стакан чая и тарелка с парой булочек. Ну, молчит и молчит, я дожевываю сосиску и уже нацеливаюсь на компот, когда Ульяна лезет в карман и достает оттуда утреннюю порцию джема, которую, все так же молча, и ставит передо мной. И ведь видно, что Ракете чертовски не хочется этого делать, что она пересиливает себя, но делает. Тоже интересно, что стало причиной этому поступку: сценарий, импровизация, свобода воли или накачка, допустим, Алисы? Но, что бы там не думала вожатая и прочие аборигены, но я не могу обидеть Ульяну, просто не могу. Для меня Ульяна это, прежде всего, та девочка, которая бросалась в шахте защищать меня от Шурика, которая спала на моем плече, которая, которая прибегала ночью к моему домику, чтобы поцеловать, и убегала счастливая, которая, одна из всей компании, махала мне руками, морально поддерживая меня, во время моего первого удачного побега, это – настоящая Ульяна, а не здешняя мелкая пакостница. Да и здесь она оказалась лучше, чем пыталась создать о себе мнение, поэтому я молча беру этот несчастный джем и ставлю его на поднос перед Ульяной. Та какое-то время думает, потом вскрывает упаковку, берет одну булочку, ту что побольше естественно, и мажет ее джемом, а тарелка со второй булочкой, и остатки джема оказываются передо мной. Не капризничаю. Все это, повторяю, происходит при полном молчании обеих высоких сторон, только, когда я вымазываю остатки джема на свою булочку, мы смотрим друг-другу в глаза и коротко киваем. Кажется какое-то перемирие между нами установлено, кажется персональных пакостей можно не опасаться, хотя разговаривать со мной по прежнему не хотят.
Обед закончен, относим с Ульяной грязную посуду на мойку, выходим из столовой и разбегаемся, каждый по своим делам. Ульяна, я так думаю, на промысел жуков и саранчи, а я – выполнять последние два пункта сегодняшнего задания: медпункт и библиотеку, причем последний пункт – обязательный, почтовый ящик на странице Шопенгауэра никто не отменял.
Медпункт. Ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он полностью повторяет все лагерные медпункты виденные мной до того, включая и самый первый, и отличается от самого первого только одним, в нем нет Виолы. В нем нет Виолы, а та докторша, что имеется в наличии, при всем портретном сходстве, совершенно не похожа характером, а очень напоминает замотанного жизнью участкового терапевта из районной поликлиники.
– Здравствуйте, мне бы обходной подписать.
– Давай сюда. Жалобы на здоровье есть?
– Нет.
– До свидания.
И все это, не поднимая головы от журнала.
В библиотеке вообще все без изменений, даже Женя такая же, как везде и, как и в шести предыдущих лагерях, отметины на нужной мне странице: подчеркнутое ногтем слово и углубление от остро заточенной спички в углу страницы. Кто-то еще продолжает двигаться передо мной, в каждом лагере, в котором я побывал, я вижу эти метки. Может и мне продолжить путешествие? Но, как бы там ни было, завтра мне предстоит наведаться в библиотеку еще раз, чтобы оставить свой автограф. Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, покидаю библиотеку – я поставлю закорючку в обходном сам, и в дверях сталкиваюсь с Леной. От неожиданности Лена вздрагивает, роняет «Унесенных», я бросаюсь поднимать, Лена тоже бросается поднимать, мы бьемся лбами. И все это под язвительные комментарии свежепроснувшейся Жени, что-то про то, что сотрясения кое у кого точно не будет, в связи с отсутствием мозгов, и про то, что клеить переплет за нас она не намерена и лучше бы этому переплету вообще уцелеть, потому что у Жени бедная фантазия и казнь для нас будет не самая изощренная. К счастью для нас все заканчивается благополучно, меня даже не выгоняют из библиотеки, пока Женя проверяет целостность издания. Выходим, наконец, из библиотеки и на крыльце облегченно улыбаемся друг-другу. Ну, это я улыбаюсь, а у Лена коротко смотрит на меня, чуть поднимает уголки губ и опять опускает взгляд на свои туфли. Неловкость, неловкость, неловкость…

***
Продолжение в комментариях

Владельцев криптовалюты в России заставят платить налоги и штрафы

Сегодня Госдума России приняла в первом чтении законопроект о налоговом обложении криптовалютных сделок, за который проголосовали 375 депутатов, ещё 13 воздержались. Это документ был внесён в парламент правительством.
Документ вносит изменения в Налоговый кодекс РФ и обязывает физических и юридических лиц отчитываться в налоговые органы о владении криптовалютами, а также платить налоги, если сумма сделок по ним за год превышает 600 тыс. рублей.
Доходы от операций с криптовалютой предлагается обложить налогом на доходы физических лиц (НДФЛ) или налогом на прибыль, при этом налог на добавленную стоимость (НДС) не предусматривается. Нарушителей, которые не будут предоставлять в налоговые органы соответствующие данные, будут штрафовать на 10% от сокрытой суммы.
Наконец в законопроекте предложен штраф в 50 тыс. рублей для физических и юридических лиц, которые не предоставили вовремя информацию о получении права распоряжаться цифровой валютой.
Ранее законопроект о налогообложении криптовалют был одобрен комитетом Госдумы по бюджету и налогам.

Кадыров предложил отправить на войну в Украину половину российских силовиков.

Глава Чечни Рамзан Кадыров заявил, даже исключив резервистов, в России остается «колоссальный штат сотрудников, которые так или иначе имеют хорошую физическую подготовку и навыки владения оружием». Он считает, что 50% этого состава могли бы «снести любую западную армию» и предложил главам российских силовых ведомств начать «оптимизацию рабочего процесса с учетом нововведений».

«Россия огромная страна, и ресурсов в ней столько, что НАТО и Запад устанут считать. А военных ресурсов гораздо больше, чем можно представить. Даже если исключить из уравнения резервистов, то у нас все равно остается колоссальный штат сотрудников, которые так или иначе имеют хорошую физическую подготовку и навыки владения оружием: МЧС, ФСПП, ФСБ, ФСО, СВР, УФСИН, ФТС, прокуратура, СК», — написал Кадыров.

По его подсчетам, вместе с силовыми и военными ведомствами — это примерно 5 млн человек, которые регулярно сдают спортивные нормативы.

«Если оставить 50% сотрудников на служебном посту, то вторая их половина в количестве 2,5 млн человек снесет любую западную армию. И резерв не понадобится. Руководители этих подразделений уже сейчас могли бы приступить к оптимизации рабочего процесса с учетом нововведений», — считает глава Чечни.

Он также назвал «жалким зрелищем» очереди людей в аэропортах, которые хотят избежать мобилизации.

«И поневоле начинаешь понимать, что без этого балласта всем будет лучше и легче. Дармоеды, лентяи, тунеядцы, иждивенцы никакой пользы никогда не принесут. Только вред. Бесполезные люди. Пусть убегают, а в большой России есть и всегда были ресурсы, которые Запад никогда не брал во внимание. Этим мы и сильны», — заявил Кадыров.
,политика,политические новости, шутки и мемы,Россия,страны,чечня,война в Украине 2022,Вторжение в Украину 2022,мобилизация,Кадыров,Рамзан Кадыров, рамзанка дыров

Отличный комментарий!

Не могу не согласиться с уважаемым Рамзаном Ахматовичем.

Минюст впервые включил физических лиц в список иноагентов

МОСКВА, 28 дек — РИА Новости. Министерство юстиции впервые включило физических лиц в список СМИ, выполняющих функции иноагентов.
"Во исполнение требований действующего законодательства Российской Федерации в реестр <...> включены Апахончич Дарья Александровна, Камалягин Денис Николаевич, Маркелов Сергей Евгеньевич, Пономарев Лев Александрович, Савицкая Людмила Алексеевна", — сообщается на сайте Минюста.
В пятницу Совфед одобрил закон о регулировании деятельности физлиц и организаций, признанных в стране иностранными агентами. Теперь он поступит на подпись к президенту.
Физические лица, получающие финансирование на политическую деятельность из-за рубежа, признаются иноагентами. Аналогичный статус могут получить и незарегистрированные политические НКО, которые финансируются из-за границы. Также иноагентом могут признать аккредитованных в России иностранных журналистов, если они будут заниматься деятельностью, связанной с функциями иноагента. СМИ должны маркировать материалы физлиц и организаций, имеющих этот статус.
Члены НКО-иноагентов смогут входить в состав общественных советов в федеральных органах власти — в первоначальной версии проекта такой нормы не было, но по предложению общественников парламентарии включили ее в документ.
Согласно закону, иностранных агентов, не устранивших нарушения после административного взыскания, могут привлечь к уголовной ответственности. Документ предполагает уведомительный порядок учета иноагентов с занесением в соответствующий реестр. Их обяжут ежеквартально информировать Минюст об объеме и целях получаемых из-за рубежа средств и их расходовании.

Пидоры, помогите!

Уважаемые пидоры, приветствую.

Ищу юридических советов, а именно специалистов по кредитам. Суть темы проста: есть кредитная карта и потребительский кредит. Общая задолженность около 250 000 рублей. До всей этой ебучей войны работал, выплачивал, а теперь платят зп намного меньше, следовательно начались просрочки по выплате. Выбор буквально стоит либо мы с котом голодаем и платим кредит, либо жрём и сбербанк игнорируем. Собственно, два месяца мне уже названивают, психологическое давление пытаются оказать и так далее. Меня это не особо беспокоит, а интересует вот что. Работа у меня неофициальная, волонтёрская, заработок выдают на руки, имущества в собственности никакого не имею, и хочу грамотно и законно довести дело до банкротства, ибо слышал о такой возможности, и деньги платить не хочу и неоткуда.

Если есть знающие специалисты, кто поможет мне разобраться с ситуацией, буду премного благодарен!
,пидоры помогите,реактор помоги,адвокаты,кредиты,песочница
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме учет физических лиц (+1000 постов - учет физических лиц)