Какое-то время назад запилила опрос касательно идеи для рассказа. Вот, собственно, результат, очень переработанный. Прочитавшим - печенька от меня. А еще вопрос к осилившим: писалось, как подарок к НГ. Стоит дарить? Или таки кг\ам?
"Vita somnium breve"
Тонкое стекло противно поскрипывает под влажной салфеткой, усердно полирующей и без того чистые и прозрачные стаканы до блеска - того и гляди, скоро до дыр протрет . Обычно тихий и осторожный кондиционер, затаившийся под панелями навесного потолка, теперь благодушно шуршит и урчит, подобно довольному коту, на всю кофейню, заполняя собой уютную прохладную тишину. За высокими окнами – только сияющая непроглядная пелена, похоже, кто-то там наверху снова основательно обкорнал ножницами целую отару пушистых облаков – такого густого снегопада город не видел уже давно. В пол глаза наблюдаю за рефлекторными отработанными движениями Его изящных рук, пробужденных вредной привычкой все время что-то делать, бесполезное ли, бестолковое, главное – чтобы ладони при этом не оставались пустыми, а пальцы – без работы. Нервы, не иначе. Привычные будни, почти час дня и в этот рабочий полдень – никого, только пристроившаяся за барной стойкой на высоком стуле я, подобравшая под себя ногу и скучающе болтающая другой в воздухе, да Хозяин напротив. До невозможности, как-то нечеловечески безупречен, от собранных в короткий аккуратный хвостик на затылке светлых волос, до идеально выглаженной белой рубашки с высоким наглухо застегнутым воротом и черной жилетки без единой лишней складки. Когда только оказалась здесь, каждый раз, как смотрела в его сторону, начинала мучиться непреодолимым желанием забиться куда-нибудь в темный уголок и больше не показываться на свет божий со своими обломанными ногтями, вечно растрепанным и неровным каре и прорвой других мелких и не очень недостатков, но потом… Привыкла к тому неоспоримому факту, что рядом с мистером Ди. абсолютно любой человек смотрелся жуткой деревенщиной, только что вылезшей из хлева, где спал в стоге сена вместе с кучкой немытых свиней, при этом еще и уродливым внешне. Поистине дьявольская педантичность и перфекционизм всегда были неотъемлемыми чертами его натуры. Впрочем, я со своей стороны не могу даже сейчас похвастаться тем, что хоть что-то знаю об этом скрытном и непростом человеке… Что-то существенное, а не плавающее на поверхности и заметное невооруженным взглядом с первых секунд знакомства.
- Похоже, в ближайшее время посетителей не предвидится?
Вопросительно покосилась здоровым глазом в сторону как всегда задумчивого Хозяина, наконец-то прекратившего свое насильственное по отношению к хрупкой посуде занятие. Мистер Ди., выудив одним ловким движением длинных пальцев сигарету из-за пазухи – фокус-покус, выжидающе обратил свой колючий взор на меня, придвинувшись несколько ближе, с какой-то барской вальяжностью подставляя ее незажженный конец. Щелчок серебряной крышечки, алый язычок пламени и первый пробный клуб дыма, выпущенный с удовлетворенным едва слышным вздохом. Одна из причуд Хозяина – хотя курил из нас двоих только он, бессменным хранителем единственной зажигалки, которой он пользовался, была с самого начала моей работы в этой Кофейне назначена я. Прежде чем отправить «сокровище» обратно в карман юбки, я в который раз ободряюще потерла пальцами уже полу стершийся от времени узор на ней. Маленькая и на удивление тяжелая, прямоугольная, из старинного потемневшего от времени серебра, украшенная многозначительной витиеватой гравировкой с вензелями: «Memento mori». Не знаю, как мистеру Ди, но мне в этой надписи виделся определенный издевательский сарказм с горькой ноткой мазохизма – зажигать ею сигареты, каждая из которых сокращает жизнь и приближает к неминуемому концу, неизменно помня при этом о смерти. Хозяин, довольно щурясь каждой глубокой затяжке, словно выползший на солнышко сытый удав, наконец-то ответил на мой вопрос в своей обычной отвлеченно-ленивой манере:
- Как знать, быть может, именно сегодня, буквально через пару секунд наш порог переступит тот, кому тут самое место…
Морщусь, едва сдерживая себя от того, чтобы выпустить из себя надувшим грудь шариком с гелием недовольный стон. Да, на первый взгляд эта особенность мистера Ди. - загадочно и туманно изъяснять свои мысли, могла показаться весьма очаровательной, да и на второй взгляд – тоже, но когда с тобой разговаривают так изо дня в день, постоянно… Невольно начинаешь задумываться о теплой и светлой комнате где-нибудь в сумасшедшем доме, где можно прыгать, орать и биться головой о мягкие стены, пытаясь вывернутся из смирительной рубашки сколько твоей душе угодно. О, а еще постоянные живительные укольчики галопередолчика, от которых потом так хорошо не думается и слюнопускается… Не жизнь, а сказка.
Впрочем, Хозяин не был так уж не прав в своем предсказании: дверь хлопнула и, отряхнувшись от снега, словно извалявшаяся в сугробе собака – льдистые капли во все стороны, в маленький уютный зал вошел долгожданный Посетитель. С неохотой сверзившись с насиженного места, я, показав довольно хмыкнувшему Ди. – «Что я говорил!», кончик языка, одернув форму, направилась к угловому диванчику где, как-то почти испуганно и зажато притулившись у самого окна, сгорбился молодой парень от силы лет двадцати, весь какой-то унылый и серый – выцветшая некогда черная толстовка, темные джинсы, нездоровый оттенок бледной кожи и растрепанные мышиные волосы.
****
-Ну, так чего заказывать будете?
Влад, вздрогнув от звуков этого низкого и несколько грубоватого голоса, словно от удара, только тихонько замямлил, исподлобья косясь на застывшую в ожидании ответа официантку. Какая-то не аккуратная и растрепанная, с длинной, на один глаз челкой, наглым веснушчатым личиком и парочкой явно лишних килограммов на талии. Ее не скрытый под рыжими волосами правый серый глаз – пренебрежительно прищурен, красноречиво показывая, что она думает о посетителе в этот момент – вот же убогое ничтожество.
- М-м-мне чашу кофе… Простого.
- И все?
Тонкая бровь стремительно поползла вверх, изгибаясь на манер гусеницы-землемерки. У парня от этого скептического выражения на ее лице в паху все как-то болезненно скукожилось и сжалось, он сам словно стал гораздо меньше, чем был на самом деле, появилось ощущение, что еще секунда – и эта «милая леди», не поперхнувшись, сожрет его с потрохами. Только едва кивнул в ответ, отвернувшись, отчаянно борясь с подступившей к горлу тошнотой – именно таких вот наглых и грубых личностей он, мягко говоря, не любил больше всего, что на фоне его общего неприятия человеческого общества и вовсе смотрелось как приговор к немедленному расстрелу. Если бы он только мог, если бы… Но. Ограничения. Даже теперь.
На улице продолжал мягким птичьим пухом валить почти теплый снег, вызывая в его сознании уютную праздничную ассоциацию со стеклянным сувенирным шариком : поболтал его в руке - и вот уже взвившийся пургой поток белых блесток накрывает игрушечные декорации городка тонким слоем сахарной пудры. Подходящая погода, чтобы зимой торчать на холоде, что ему через сколько? Несколько усталый взгляд на старые, с расколотым циферблатом наручные часы. Ага, через десять минут еще предстоит. Вздохнул во всю грудь, словно пытаясь выдавить из себя вместе с кислородом все внутренности – хлюп-хлюп, на застеленный кружевными салфетками столик шлепаются еще бьющиеся сердце в мешке перикарда, бабочка блестящих от покрывающих их слизи коралловых легких, клубок сизых, с шипением раздувающихся на воздухе кишок… А внутри воцаряется живительная пустота.
Белая чашка на блюдечке, накрытая маленькой резной бумажной салфеточкой, тревожно звякнув, плюхнулась прямо перед его носом.
– Кофе с «личным предсказанием» персонально от Хозяина.
Назойливая официантка, особо не церемонясь, уселась напротив парня и, подперев ладонями подбородок, принялась как-то совершенно по-новому, заинтересованно разглядывать посетителя, с нескрываемым любопытством во взгляде сверля чашку в ожидании: «Ну, что там?». Не уж-то нельзя вести себя более вежливо и просто оставить его в покое?
Влад, сбитый с толку всей этой нелепой ситуацией, недовольно пробурчав себе под нос что-то близкое к: «Я этого не заказывал», от души желая поскорее лишиться общества этой раздражающей и напрягающей его одним своим присутствием девушки, смиренно стянул салфеточку, уставившись на рисунок на молочной пенке с видом барана, приметившего новые ворота.
Какого черта? Лицо его буквально за доли секунд пожрал пунцовый румянец гнева, почти задыхаясь от душившей его злости, парень вскочил с места, и, даже не заплатив, на скорости близкой к звуковой вылетел из кофейни, впрочем, остановить его никто и не пытался.
Официантка, невозмутимо придвинув чашку к себе и с готовностью взявшись за ложку – вкуснее будет сначала медленно пенку скушать, а потом смаковать хорошо сваренный к кофе, только саркастически хмыкнула во весь голос на аккуратно выведенную надпись «неудачник», мотнув носом в сторону барной стойки:
- Вы, мистер Ди., в своем репертуаре, да…
Однако-же, когда она вновь перевела взгляд на содержимое сосуда, на нее с молочно-коричневой шапки взбитых сливок с нескрываемой наглостью глядело уже совсем иное правдивое слово: «сучка».
***
Шумный город, кипя и бурля, подобно котлу на сильном огне, суетливо проживает очередной вторник, резво прогоняя по своим артериям-улицам потоки разобщенных в своем самосознании, но единых в рутинности собственного серого существования людей. Не существует двух одинаковых и абсолютно идентичных друг другу снежинок, и вместе с тем – нет действительно особенных, ибо все они неуловимо похожи, и различия на фоне всех остальных качеств, хранящих неизменное постоянство, оказываются предельно мизерными. Гениальность природной дифференциации в рамках одного вида – там, где все особенные, уникальности просто не существует, как таковой. Вот и еще одна представительница элитарной нормальности мотыльком порхает от одного огонька – намеренной случайности, к другому огоньку, согласно привередливому течению ее собственной жизни.
Цок-цок, слегка приглушенное деловое щелканье шпилек по покрытому слоем свежего хрустящего снега тротуару. Надо поспешить, задерживать начало презентации ради одного, пусть даже весьма компетентного и успешного менеджера по продажам привлекательной наружности никто не будет. И ведь как на зло, этот нерадивый водила - Максик сегодня не смог заехать за ней вовремя : «Ну, Кристина Эдуардовна, тут такие пробки…». Бесхребетный и ленивый мямля. Комфортней пристроила маленькую сумочку на шоколадном норковом плече, бросив пару беглых взглядов по сторонам, прежде чем шагнуть на монохромную зебру перехода. Шаг, два – и в кармане, изрыгая из себя потоки какой-то популярной невыразимо отвратительной слащавой песенки, завибрировал новенький брендовый мобильник, известив свою хозяйку о том, что ее опять кто-то назойливо хочет. Секундная заминка по извлечению орущего устройства – и резко вылетевшая из-за угла легковушка пронеслась перед самым носом успешного менеджера, аккурат по тому участку дороги, на которой должна была находиться девушка, если бы ее не остановил внезапный звонок. Что-ж, дурость тоже иногда вознаграждается по-королевски, нежданно-негаданно сохраненной жизнью, например. С прытью резвой кобылки преодолев оставшиеся метры до тротуара, позабыв о входящем вызове, перешедшем уже в виду безответности в статус пропущенных, она, с почти змеиным шипением изрыгая себе под нос потоки совсем уж не приличествующей хрупкой представительнице слабого пола абсцентной лексики, прошествовала мимо окон неприметной кофейни с маленькой аккуратной вывеской «Raison d'être» .
***
Сквозь монотонную какофонию городского шума прорвался явственный серебряный чистый щелчок откидываемой крышечки карманных часов, сопровождаемый мелодичным позвякиванием тонкой цепочки. Сверкнула ярким алмазным лучом гравировка на ее фронтальной стороне – маленькая пичужка с перетянутыми крыльями. Уверенные пальцы повернули резной ремонтуар в виде птичьей головы на несколько оборотов, заставив стрелки на циферблате поползти назад. И это размеренно тихое тиканье-сердцебиение, сопровождаемое механическим шорохом движущихся шестеренок, в какой-то момент оказалось единственным сиротливым звуком, нарушающим разом опустившуюся на улицу тяжелым бархатным занавесом тишину.
Девушка, еще не до конца осознавая, что происходит, замерла на месте, выставив вперед затянутую в темную перчатку тонкую ладонь - падающие на нее крупные хлопья густо сыплющегося сверху снега почти сливались с цветом лаковой кожи. Угольно-серые, словно пепел. Она запрокинула голову, непонимающим взором уставившись на абсолютно черные небеса, посреди которых, нависнув над пустым городом-декорацией, зияло огромной белой дырой неоновое солнце в окружении плазменного ореола, колеблющегося и извивающегося, словно языки пламени.
- Ч-ч-что это такое?
Собственный дрожащий, неуверенный голос, пронизанный истерическими нотками, только еще больше распалил поднимающуюся внутри дикую панику. Страшно до той степени абсолюта, когда кровь отказывается течь по венам, а волосы припорашивает несвоевременная седина.
- Все хорошо, скоро это закончится.
Незнакомый спокойный голос за спиной. Нет сил даже обернуться, непослушное тело, словно заиндевевшее и покрывшееся тонкой корочкой льда, которая трескается при движении, впиваясь в кожу острыми осколками и раня уязвимую плоть, едва слушается приказов разума. Шаги, не по асфальту – по натянутым до предела нервам, треньк-треньк – какая безупречно исполненная скрипичная сюита, дуновение холодящего ветерка по волосам. Скосила глаза, пытаясь разглядеть его, все еще парализованная собственным смертельным страхом. Стальное тускло поблескивающее серое лезвие охотничьего ножа, приставленное к горлу.
- Ш-ш-ш-ш…
Ладонь, накрывшая рот, подавляет даже самый слабый писк отчаяния, рвущийся из груди. Время медленно распрямляется, словно ослабленная пружина, чудовищно замедляется до выцветших кадров диафильма. Между моментом вспышки абсолютной боли, когда метал только-только вгрызается в кожу, и секундой, когда широкое лезвие, перерезав сухожилия и вместе с ними – тонкую ниточку жизни, полностью погружается в хлюпающую алым рану, пролегает целая бездна безмолвной бессильной агонии. Бездыханное тело выскальзывает из его ослабевших от сильного напряжения рук, падая в черный снег. Не будет больше шутливого «Кристина Эдуардовна, ваш экипаж ждет-с», виски с содовой до поросячьего визга по воскресениям в компании вечно несчастной дурочки Неточки из соседнего отдела. Редких вымученных звонков раз в месяц: «Нет, мама, у меня все хорошо. Какие дети, какой муж – у меня карьера!». Не будет ничего, кроме жирной точки в конце предложения и черного-черного снега, липнущего к ресницам. А еще – звенящего щелчка захлопываемой крышки серебряных часов.
***
Машина, резко вылетев из-за угла, на полной скорости врезается в мирно идущую по белым полосам перехода девушку в черной норковой шубке. Глухой, влажно-хлюпающий звук столкновения, тело, неестественно выгнувшись, отлетает на несколько метров вперед, по стремительно краснеющему мокрому снегу катится золотистым клубком голова с копной русых длинных волос. Испуганные крики прохожих, давка растущей вокруг места ДТП толпы.
«Вызовите скорую»… Как будто голову можно приставить обратно. «Да нет, милицию, милицию надо». «Такая молодая с виду». Но никто не сдвинется с места еще ближайшие минут пять, никто никуда не позвонит, поддавшись общему бездеятельному волнению. Галдящее стоглазое стадо, голодно облизывающее любопытным пустым взглядом бесстыдно изувеченное тело.
И только один человек в замызганных отсыревших кроссовках, посильнее натянув капюшон на лицо, устало сгорбившись, спешно проследовал мимо, никем не замеченный. Непослушными ватными пальцами спешно запихнул в карман блестящий гравированный кругляшок на цепочке, успокаивающе погладив другой ладонью рукоятку ножа на поясе, липкую от чужой крови, смешанной с его собственным потом. Вот такая вот работа. Чистильщики – они ведь везде нужны, верно?
***
Вальяжно расползшись на манер турецкого шейха в глубоком бархатном кресле – мое любимое место в этой маленькой холостяцкой квартирке, уютно расположенной прямо над кофейней, вполуха слушаю какую-то джазовую мелодию – Эллингтон , ты ли это? - с характерными пощелкиваниями и мягким шуршанием льющуюся из раструба древнего, как первая виниловая пластинка, граммофона. Господин Плесневелый Старьевщик, как я иногда его называю за глаза, чопорно попивал кофе из фарфоровой чашки – даже мизинец показательно отставил, хоть в рамочку и на стеночку, прямо таки эталон салонного этикета и пыльный образец дворянского высокомерия, в нем словно само время обернулось вспять и отмоталось на столетие назад, совершенно не заботясь о том, что на дворе давно уже царит двадцать первый век. Глаза… Глаз бы мой не глядел.
- Молчание – не всегда золото.
Невозмутимый и непроницаемый взгляд в мою сторону, сопровождаемый задумчивым поджатием губ, отчего их уголки слегка опустились вниз, придавая его бледному лицу благородно скорбное выражение. Очень знакомое мне, ибо эти пятничные посиделки в конце месяца ближе к ночи повторялись уже почти год. Словно ты не знаешь, что я скажу тебе сейчас. Как будто я не знаю, что ты мне ответишь в итоге на все мои притязания… Эдакий маленький секретный ритуал лишь для нас двоих.
- Убейте меня, мистер Ди.
Белый лоб морщит паутинка глубоких складок, пасмурно смотришь сквозь, словно я сделана из прозрачного стекла, и за этим импровизированным окном в неизвестность находятся какие-то известные и видимые лишь тебе смутные образы и картины. Все верно, моя реплика еще не окончена, пьеске просто была необходима драматичная пауза перед вторым выдохом.
- Вы ведь… Обязаны…
Прерываешь мою речь, почти лишенную каких либо интонаций – мне уже смертельно надоело повторять это каждый раз в надежде, что ответ будет иным.
- Я не хочу разрывать эту последнюю нить.
Хозяин достает из кармана серебристую зажигалку и, повертев ее в пальцах, слабо иронично улыбается сам себе, вглядываясь в резную надпись:
- Пусть это будет трусость, если тебе угодно… Да, трусость – вполне подходит по меркам людей.
Хмыкаю и, демонстративно выхватив из его руки теплый кусочек драгоценного металла, пару раз пренебрежительно подкинув его в воздух и поймав, изрекаю, противно коверкая голос и перевирая извечное пристрастие Мистера Ди. к пространным изречениям:
- Время никогда не останавливается, mon ami, оно бежит себе, бежит, и тут бац!. Все проходит, все меняется, а мы ждем у моря погоды, ведь однажды обязательно выдастся солнечный день, йо-хо-хо, по шхунам и вперед!
Уже совсем не по сценарию, вся тщательно отрепетированная драма катится в тартарары с этой импульсивной импровизацией, и… И ведь ни один мускул в его лице так не дрогнул, Господин Плесневелый Старьевщик даже не оскалился или не нахмурился в ответ на все мои издевки, словно меня и вовсе не существовало в этот момент. Или словно я не вызывала в нем вообще никаких чувств, кроме глубокой пустоты. Абсолютный эмоциональный вакуум. Бесит.
Гулять - так гулять. Элегантным движением слона в посудной лавке смахиваю чашку со стола, наслаждаясь звуком дребезжащего, разлетевшегося на куски старинного тонкого фарфора. Укоризненно покачав головой, как седой старикашка, читающий нашкодившему ребенку нотации, деревянным болванчиком поднимаешься с дивана и, наклонившись, степенно и неторопливо собираешь осколки с персидского ковра, не обращая внимания на меня, пышущую гневом и ставшую за последние пару месяцев окончательной истеричкой, пусть даже еще чуть-чуть, и через мои уши точно пойдет пар из-за стремительно выкипающих мозгов.
Злобно сжимаю пальцы на твоих запястьях, пялясь прямо в темные, как всегда почти ничего не выражающие глаза. Посмотри на меня, на меня, а не через, наконец. А ты… Смотришь, и словно полная мрака бездна разверзлась передо мной, я с любопытством заглядываю в нее, и пусть даже падать вниз и умирать в полной тьме, изломано корчась на острых камнях совсем не страшно – все равно внутри холодеет от этого глубокого немигающего взора.
- А может быть, я просто хочу… Побыть с тобой чуточку дольше.
Вы, Мистер Ди., первоклассно умеете приводить людей в катотонический ступор, сказав всего пару слов, правда. Паралич при этом будет настолько сильный, что человек еще пару секунд не сдвинется с места, даже когда вы, высвободив из обмякших влажных пальцев руки и собрав жалкие остатки чашки, невозмутимо покинете комнату. А Дюк, если это был он, уже давно прекратил играть, и пыльную тишину нарушает только ровное шипение вхолостую бегущей граммофонной иглы. А, нет, вот еще кое-что новое: где-то в прихожей запело мужским голосом: «…I could follow you forever, in this room we can’t touch the floor…», остро обозначив тот факт, что меня внезапно кто-то очень захотел услышать. А может, и просто захотел – всякое бывает. Вскочив с ковра, пулей пронеслась прямо к куртке, и, выудив после некоторой возни орущий телефон из кармана, поднесла к уху с тривиальным:
- Кто это?
***
Клак-клак-клак вверх по лестнице. Хотя, конечно, звук шагов был несколько иной, в его мозгу он представлялся именно таким – глухое бряканье сухих костей в прохудившемся мешке из гнилой плоти. Противный заунывный скрип двери, напоминающий визгливый скрежет старых чугунных ворот на кладбище – петли не смазаны. Темнота квартиры пахнула сырым земляным дыханием старого склепа, во всяком случае, таково было его видение ситуации. Влад, захлопнув за собой дверь, на ходу и весьма нетерпеливо стягивая с себя верхнюю одежду, прошел в спальню, где его дожидалась табуретка и заранее заботливо заготовленная петля. Вздохнув, словно перед прыжком с вышки, почти что дрожа от переполнявшего его волнения и почти сладкого предвкушения, вскарабкался на стул, и, особо не церемонясь, затянул веревку на шее. Никаких пафосных предсмертных речей в пустоту и особых размышлений – с лаконичностью настоящего аскета он шагнул вперед в пустоту и, задыхаясь, задергался в предсмертных конвульсиях. Почти предсмертных, да. Побултыхавшись в воздухе рыбкой на крючке какое-то время, парень, недовольно скукожившись, словно избалованное дите, у которого отобрали вкусную конфетку или любимую игрушку, повис в воздухе, мерно, на манер маятника часов, покачиваясь из стороны в сторону. Дикий хохот из-за спины привел и без того недовольного Влада в полнейшее уныние. Мало того, что спокойно умереть не позволили, так еще и этого мерзкого субъекта придется терпеть еще какое-то время…
- Знаешь, не стоит унывать: может, на сотый или тысячный раз у тебя все-таки получится…
Нащупав пятками табуретку и с грацией акробата – не в первой уже, с ее помощью вернув себе равновесие, парень принялся ослаблять неприятно давящую на шею петлю, стараясь из нее выбраться. А каркающий хриплый голос все не унимался, то и дело перемежая свой монолог гаденьким хихиканьем:
- Смерти ты пока не дождешься, хе-хе, ее еще надо заслужить… Не беспокойся, когда дело дойдет до последней чистки – я тебе с радостью сообщу об этом, хех… Лет через двадцать – тридцать.
Высвободившись из орудия неудавшегося самоубийства, Влад, плюхнувшись на постель мешком с картошкой, ненавидяще покосился в сторону сидящего на подоконнике существа, с наслаждением рисуя в своем воображении манящие картины того, как он будет с особой жестокостью расправляться с этим болтливым комком перьев. Помесь какой-то птицы с человеком, покрытая куцыми островками грязно - серого пуха, с одной когтистой рукой в кожистых чешуйках и одним облезлым длинным крылом, довольно клацающая крупным черным изогнутым клювом на исключительно безобразном лице, которое в общей совокупности черт очень напоминало маски средневековых докторов-борцов с Чумой. Оно называло себя Римидалв, а если коротко, для самых близких друзей – просто Далв. Появилась эта тварь в тот самый в высшей степени неприятный день, когда Влад, перерезав себе вены в полной теплой воды ванной (вдоль, а не поперек, как и полагается), надеялся отправиться в мир лучший и Иной, но… В конечном счете только ощутимо добавил себе проблем. Теперь, пока он не отработает свою попытку нарушить ход собственной судьбы местным чистильщиком душ на полставки, упокоя в мире ему не видать. Даже тут, даже в этом, как Владу казалось раньше, свободном изъявлении его собственной воли ему было отказано. Жалкая размалеванная грубо вырезанная марионетка, бессмысленно болтающаяся на ниточках в ожидании, когда кто-то сверху начнет за них дергать.
Вороно-карлик, заметив крайне кислую мину своего подопечного, добавил уже чуточку более спокойней и почти – дружелюбней, чтобы хоть немного подсластить ужасно горькую пилюлю:
- Думай о том, что ты, как-никак, делаешь хорошее дело. Восстанавливаешь порядок мироздания, устраняя мелкие ошибки в общем круговороте жизни. Кто должен жить – живет, кто должен уходить – уходит, благодаря тебе… Невзирая на досадные случайности, не вписанные в ход судьбы – ведь именно ты их исправляешь. Повод гордиться своей важностью, разве нет?
Человек, ужасно усталый от бесконечно ничтожного себя самого и своего существования, ощущаемого непрерывной вечностью, только вяло отмахнулся от таких аргументов, отчетливо ощущая себя ничем иным, как маленькой песчинкой в огромной сухой пустыне несовершенства. Какая тут гордость, если все изначально было за него решено, рамки дозволенного только сузились, окончательно развеяв иллюзию самостоятельности, жалкую, но все равно - ценную альтернативу хоть какого-то выбора. Впрочем…
Пальцы зашелестели маленькой бумажкой в пятнах кофе, на одной стороне которой красовалась надпись: «Когда надумаешь почувствовать себя неудачником – обязательно позвони, поржу и поглумлюсь. Яра. Славна». И номер той беспардонной официантки. Довольно ухмыляясь своей сумасбродной затее, не обращая внимания на вопросительное покаркивание ворона, он, широко улыбаясь – вот-вот мордочка треснет, набрал ее телефон.
***
...Хриплый вздох, подобный в своей какофонии взрывам сотни ядерных боеголовок в этой звенящей, давящей на барабанные перепонки идеальной тишине. Рваный и булькающий - рот наполнен соленой кровью, она смешивается со слюной и розоватыми липкими пузырящимися в уголках губ струйками течет по подбородку вниз. Боль и ощущения при этом таковы, что кажется, будто грудь стянули стальными обручами, переломав все ребра и сдавив нежные легкие, в которые при этом впились осколки костей. Зашелся в приступе удушающего кашля, отхаркивая густые сгустки темной крови, сгибаясь в три погибели от каждого невыносимо болезненного спазма, сжимающего грудную клетку. Дрожащие в лихорадке пальцы, липкие от пота, бессильно загребают пепельно-серый песок. Вокруг - лишь ровное пустынное пространство, лишенное растительности. Он здесь представляет собой лишь жалкий искривленный обломок концентрированного уродства, вносящий своим существованием хаос в совершенный порядок этого мира. Подлежащий уничтожению случайный элемент. Голова немилосердно кружиться от нехватки кислорода, все плывет перед глазами, устремленными вверх, к иссиня-черному, словно покрытому слоем глянцевого лака, небу. Неоновое огромное белое солнце зияет в нем сияющей дырой, притягивая магнитом к себе мутный взгляд… Пульсирующее, дышащее... Словно наглые сокращения сердца во вскрытой грудной клетке – вся подноготная наружу, как не стыдно... Или это только обман зрения? Удушье плотнее смыкает ледяные ладони на шее, опустошая голову, ставшую легкой, словно воздушный шарик, наполненный гелием, вот, еще чуть-чуть, перерезать последнюю ниточку - она улетит в небо. Боль исчезает и плотной волной дурмана накатывает эйфория. Вот, значит, что чувствует человек, умирая от недостатка кислорода? Забавно... Солнце, плавясь и искривляясь, тускнея, тянет к нему свои горячие ладони, и за секунду до того, как вокруг все потемнеет окончательно, он почти может разглядеть лицо...
Мистер Ди. вскакивает, до влажного кашля и тошноты давясь рвущимся из груди наружу криком и остатками кошмара, застрявшего в горле склизкими горькими сгустками темноты. У всего есть свои последствия, особенно у таких решений. Шлеп-шлеп босыми пятками до ванной, успокаивающий шум воды, ровной струей бьющей из крана. Бегло ополоснуть горящее лицо, обреченно поднять глаза и встретиться взглядом со своим скалящимся отражением в зеркале. Там его собственные губы двигаются, произнося совсем не его слова:
- Может, ты прекратишь это фарс, наконец?
Лиахим всегда крайне разговорчив и прямолинеен, в отличие от своего брата-близнеца. Полная противоположность, в конце концов.
- У тебя нет выбора. Нам пора уходить, ты ведь понимаешь? Это ПОСЛЕДНЯЯ жизнь для вас обоих.
Старьевщик продолжает хранить молчание, позволяя этому чудовищу внутри и одновременно – вне себя, рвать и метать, беситься от злобного отчаянья, пытаясь подобрать аргументы по красноречивей, ведь хозяином ситуации все равно оставался он.
-Она всего лишь девчонка, простая… Сс-сука! Ты раз за разом, раз за разом делал все хорошо, так что тебе душа какой-то… И что с того, что она обратится в не мыслящее ничто, став частью энергии Вселенной? Таково решение Изначальных. А кто ты? Кар-р… Кто ты такой, чтобы… Кар-р…
Тварь, облачившись в черные перья и обзаведшись хищно клацающим клювом, явив свою истинную личину, сорвалась на яростное нечленораздельное клеканье, вылетев из зеркала и больно царапнув крылом по его левой щеке. Задумчиво смазав с кожи крупные горячие кровавые капли, Мистер Ди. от слова «Death», всматриваясь в вновь неукоснительно подчиняющееся ему отражение, осторожно проведя пальцами по коже под левым глазом, тихо выдохнул:
- Прости.
Все это и в правду было фарсом, на что он надеялся, опуская руку с пистолетом в тот момент, когда следовало стрелять? Найти иной выход, или быть может, просто посмотреть на результат его отказа выполнять свою работу, предписанную, так сказать, свыше. Что их ждет, несостоявшихся палача и жертву? Существование в этих телах до скончания мира без возможности умереть обычными способами, ибо в их случае колесо Судьбы было остановлено в самый последний момент? Кто знает… Вполне вероятно, эти сверху обязательно придумают очередную пакость, голь на выдумку хитра, особенно когда у них в запасе прорва свободного времени. Но пока что ему действительно просто хотелось побыть здесь подольше, еще немного понаблюдать за ней, ничего не объясняя и не нарушая «нормального» хотя бы внешне течения жизни. Помечтать о том, что было бы, если… Но она уже добровольно поплатилась своим глазом для того, чтобы, смешно сказать – защитить Мистера Ди. Где это видано, чтобы приговоренный спасал своего палача? Однако-же кошмары и приставания этой твари с той стороны тени возобновились уже почти неделю, как, о чем он уже точно не собирался оповещать Яру. Одной нежданной жертвы с него точно хватит.
***
… И с тех пор я вынужден время от времени… Добивать уже мертвых, так сказать.
Влад, окончив свой длинный рассказ, облегченно вздохнул, в ожидании какой-либо реакции напряженно уставившись на с удовольствием лопающую кусок пиццы за куском девушку напротив. Волшебная фраза «бесплатный хавчик» сразу перевело официантку на его сторону, она даже не стала задавать вопросов на его просьбу приехать к нему. Святая простота или глупая безрассудность? Кто знает. Та, словно специально откладывая момент своего ответа, растягивая время, словно мягкую тянучку, неторопливо принялась слизывать с пальцев сыр, абсолютно не меняясь при этом в лице, хранившем все то же благостное довольное выражение налопавшегося свежей рыбки кошака. Наконец, решив, видимо, что пауза была выдержанна до необходимого градуса драматизма, Ярославна, лаконично изрекла, пожав плечами:
- Я тебе верю.
Сполна насладившись зрелищем того, как парень бесшумно, по-рыбьи, то открывает, то закрывает рот в немом удивлении, она любопытствующее поинтересовалась:
- А почему ты хотел покончить с собой, м-м-м?
Тот, только неопределенно пожав плечами – отчасти ему было стыдно теперь вспоминать и говорить об этом, выдавил из себя некое подобие трагического монолога, тщательно подбирая слова:
- Я просто в какой-то момент… Потерял всякий смысл к существованию. Просто осознал свою ничтожность по сравнению с этим огромным миром, и вся эта воспеваемая свобода выбора лишь… Фикция. Ни жить, ни умереть нормально. Я ведь… Даже просто для Земли, я - лишь бесполезный и никчемный таракан, что уж говорить о Вселенной. И чем больше она расширяется, тем мельче становлюсь я в сравнении с ней. Меня никто никогда не замечал, я даже для обычных людей вокруг – пустое место. Дырка от бублика…
-Никто не замечает, говоришь?
Девушка поднялась со стула и без лишних слов опрокинула стакан с еще довольно таки горячим чаем ему прямо на голову, удовлетворенно наблюдая за тем, как вниз по его ошарашенному лицу струятся потоки сладковатой коричневой жидкости.
- Я вот заметила и отреагировала тем, чего ты сейчас больше всего достоин. Нравится?
Влад отрицательно покачал головой, утираясь кухонным полотенцем, отчетливо понимая в этот момент, что даже это все-таки лучше, чем совсем ничего, пусть даже и… Неприятно.
-А покажи мне… Свои часы. Пожалуйста.
***
Да уж, как я и думала. И тут латинская надпись, пусть даже другая… «Жизнь коротка», забавно. Видимо, у всех чистильщиков есть вещицы наподобие этой, принесенные в клюве Гостя-из-тени – так его всегда называл Мистер Ди. Нажал рычажок, повернул колесико, взвел курок… И вот ты уже между сейчас и вчера, в том месте, где нет ни времени, ни пространства кроме краткого мига на границе этой жизни и той. Символ Чистильщика, знак готовящегося перехода к чему-то большему, чем просто человеческая жизнь. Самоубийц много, а вот подобных Старьевщику или вот этому парню, пусть даже он крайне жалок – довольно мало. Так всегда рассказывал Мистер Ди. Чудесные сказочки на сон грядущий… Все из которых выкладывать сейчас точно не следовало. Влад, внимательно наблюдающий за моими манипуляциями с его карманными часами, то сжимал губы в тонкую напряженную ниточку до дрожи в подбородке, то словно бы выговаривал какие-то слова про себя, видимо, от души желая но все еще не решаясь что-то сказать. Такой страдальчески убогий, право слово, но… Почему-то мне сейчас очень хотелось… Помочь ему. Исключительно из-за Хозяина, не иначе, их ведь роднила одна судьба, пусть даже очень… Отдаленно.
- Знаешь, не так уж ты и ничтожен, все мы…
Было трудно подобрать правильные слова, да и когда ты предполагаешь заранее, что твоя речь улетит в пустую, быть красноречивым не очень хорошо получается.
- Мы бесконечно малы и бесконечно необъятны одновременно, даже в рамках вселенной. Мысль порождает движение, и созидая, мы сами делаем ее больше, но не уменьшаясь, а… Вырастая вместе с ней, потому что мы и есть – ее часть. И, возможно, ты станешь даже большим Творцом, чем многие из тех, кто сейчас топчет землю этого мира.
Влад неопределенно хмыкнул, принимая из моей ладони свой символ Чистильщика, видимо не понимая до конца, ни того, что значат мои слова, ни того, что его ждет впереди.
-Я… Подумаю над этим.
Эпилог.
Яра стоит в пол оборота, косясь на него озорным серым глазом и улыбаясь как никогда открыто. Длинная коса отросших рыжих волос болтается почти у самого копчика, являясь единственным внешним признаком того, что время все-таки имеет над ней власть.
- Покинуть это место… Думаешь, там тебе будет лучше?
Девушка кивает, заправляя огненную прядку за ухо, удобней устраивая в руке объемистую сумку с вещами.
- Я думаю, мы уже сполна надоели друг другу. Разве нет? Да и кофейни тоже больше…
Мимолетно хмуриться. Он не скажет ни слова против, не остановит точно также, как и не скажет позорного: «Я тебя…». Они абсолютно разные, из тех самых «несчастных влюбленных» - «star-cros
-Мультфильмы-Добрыня-Никитич-7098816.jpeg "Три богатыря (Мультфильмы),Мультфильмы,Мультсериалы, Cartoons,Добрыня Никитич,Илья Муромец,славяне")
